После обеда его окликнул Фёдор.

— Мороз, ты куда сейчас?

— А что? — обернулся к нему Эркин.

— Пошли в город. А то что ж, в столице были, а видеть ничего и не видели.

Эркина так и подмывало обернуться к Жене, спросить, но хитрое поблёскивание глаз Фёдора остановило его. И он, помедлив, кивнул.

— Ладно, — и всё-таки повернулся. — Я в город, к ужину вернусь,

— Да-да, — улыбаясь, кивнула Женя. — Только будь осторожен.

— Буду, — улыбнулся Эркин.

Фёдор, тоже с улыбкой, приподнял над головой шапку, прощаясь с Женей.

Уже у ворот они столкнулись с Грегом.

— Далеко?

— В город, — весело ответил Фёдор. — Ты раньше-то бывал здесь?

— Не приходилось, — Грег внимательно оглядел Фёдора. — Не против?

— Да ни в жисть, — искренне обрадовался Фёдор.

Втроём они, показав на проходной пропуска, вышли в город.

Хотя выход был свободным, да и проломов в заборе, как он уже слышал, хватало, Эркин ещё ни разу, ни пропуском, ни проломом не воспользовался. И недосуг, и особо не хотелось. Если бы не Фёдор, ему бы это и в голову не пришло, нашёл бы чем заняться. А в хорошей компании… да и город посмотреть тоже… интересною. Всё-таки — столица Империи. Когда проезжали через город в лагерь, он по сторонам не смотрел.

За воротами была самая обычная улица, застроенная домами в два-три этажа. Дома в заплатах недавнего ремонта, кое-где явно разрушенные и явно наспех, только чтоб от ветра и дождя укрыться, починенные.

— Здесь… были бои? — спросил Эркин у Грега.

Грег пожал плечами.

— Может, бои, может, бомбёжки, а то и всё сразу. Но поломали здесь много.

Фёдор кивнул.

Они шли в ряд, занимая почти весь тротуар. Редкие встречные прохожие уступали им дорогу. Видимо, в окрестностях лагеря тёмно-синие куртки угнанных и тускло-чёрные рабские были хорошо известны.

— Однако… — пробормотал Фёдор.

— Держимся вместе, — кивнул Грег.

У витрины углового магазинчика со всякой всячиной они остановились.

— Сигарет, что ли купить? — предложил Фёдор.

— У тебя что, деньги лишние завелись? — усмехнулся Грег. — Это новость!

Улыбнулся и Эркин. Известие о предстоящем обмене кредиток на рубли заставило даже самых рьяных курильщиков ограничиться пайком, а детвору лишило печенья и конфет из киоска. Все теперь берегли деньги, считая каждую кредитку. В куреве себе Эркин отказал легко, но вот отказать Алисе… правда, здесь всё решила Женя, и Алиса подчинилась её категорическому требованию не канючить и не клянчить.

— Ладно, — решил Фёдор. — Пошли дальше.

— В центр пойдём? — спросил Грег.

— Там видно будет, — несколько уклончиво ответил Фёдор.

— А что там смотреть? — спросил Эркин.

— Хм, — Фёдор озадаченно почесал в затылке. — Ну-у…

— В центре, — спокойно сказал Эркин, переходя на английский, — я вас подставить могу. Не положено цветному по Мейн-стрит ходить. А вы белые, вам…

— Ты эту хренотень брось! — налился кровью Фёдор. — Мы что, расой считаться будем?!

— Мы нет, — голос Эркина по-прежнему спокоен и ровен. — Но я не хочу сейчас по пустяку залететь. Я уже смолчать не смогу. Понимаете?

— Понятно, — кивнул Грег. — Резон, конечно, серьёзный. В самом деле, Фёдор, мы ж, когда ехали, видели. Раздолбано вдрызг. Ты развалин, что ли, не видел?

— Ну, видел, — Фёдор зло сплюнул и достал сигареты. — Но столица всё-таки. Здесь разные места есть. Найдём где гульнуть.

— Без денег не гулянье, — возразил Эркин и вдруг сообразил: — У тебя что, дело какое есть в городе? Ну, в центре?

— Дела у прокурора, — Фёдор вторично сплюнул. — А у меня… Дело не дело, но думал я кой на кого посмотреть.

— Стервец ты, Федька, — спокойно сказал Грег. — А мы, значит, прикрытием тебе, так? О таком заранее говорить надо.

— Надо идти, — перебил его Эркин и пояснил: — Жаба на подходе, мы уже долго здесь стоим.

Жабами за цвет формы звали полицию.

— Куда идти? — угрюмо спросил Фёдор.

— Это тебе надо, ты и знаешь, куда, — пожал плечами Эркин.

— Так вы что…?

— То-то, — не дал ему договорить Грег. — Пленных не берём, своих не бросаем. Пошли, ну…

— Пошли, — кивнул Фёдор.

Дальше они пошли молча, так и не заметив продавца, наблюдавшего за ними через витрину из-за прилавка. Когда они отошли, тот подошёл к витрине, бросил им вслед короткий взгляд и ушёл за прилавок, где в углу был совершенно незаметный от двери телефон. Быстро, привычно загораживая собой аппарат, продавец набрал номер. Ждать не пришлось. Трубку там сняли сразу. Короткая ёмкая фраза, трубку на рычаг и поворот к вошедшему в магазин полицейскому.

— Привет, Джеб, сигареты?

— Как всегда. Эти, из лагеря, не буянили?

Продавец бросил на прилавок пачку и пожал плечами.

— Ко мне никто из лагеря не заходил.

— Тем лучше, — кивнул полицейский, забирая пачку.

Меньше всего Фредди ожидал встретить в Атланте Найфа. Что в Атланте год уже бардак, он знал, что до сих пор не опеределилась пирамида — тоже, но что на передел явится Найф… Нет, Найф — сильный киллер, кто спорит, мало кто после Уорринга столько бы продержался, но доля в Атланте Найфу не положена. Заказы… не так дорогие, как опасные по последствиям. Найф — дурак. И со странностями. Крыша набекрень, как почти у всех уорринговцев. Чего его принесло в Атланту?

Подойдя к стойке, Фредди кивнул Рукастому, и тот сразу поставил перед ним стакан с чистым крепким. Другого здесь и не подают, а разноцветная витрина за спиной Рукастого для случайно забредшего простака. Прислонившись спиной к стойке, Фредди скучающе оглядел полупустой бар. Шестёрки да тройка валетов. Гуляют по маленькой, тянут время. А Найф? Когда их взгляды встретились, Найф радостно заулыбался и даже рукой помахал. Ну, что ж, пока кольты молчат, можно и выпить. И поговорить. Фредди подошёл к столу Найфа и сел.

— Привет, Фредди, — Найф расплылся в сердечной улыбке. — На заработки приехал?

— А что? — Фредди лёгким намёком отсалютовал собеседнику стаканом и отпил. — Есть шансы?

— Ты что?! — изумление Найфа было искренним. Он нагнулся к Фредди и доверительно зашептал: — Передел же идёт. Заказов навалом, только поспевай. Тут не то что нам двоим, десятку не управиться.

Фредди неопределённо пожал плечами. Что ж… Как говорит Джонни — резонно.

— Заказы, говоришь… Это ж мелочёвка, Джим. И плата соответственно.

— Э, Фредди, сто центов — уже доллар, — Найф довольно засмеялся собственной шутке.

— Неплохо, — улыбнулся Фредди.

— Да, — Найф ещё больше понизил голос, — говорят, ты вывалился.

— Говорят, — кивнул Фредди, и Найф решил сменить тему.

— О Крысе слышал?

— Ты б ещё начало войны вспомнил, — хмыкнул Фредди.

— Э, не скажи. Такие новости не стареют. Я когда его дохлым с петлёй увидел, — Найф мечтательно вздохнул и многозначительно посмотрел на Фредди, — чуть в бога не поверил.

— И где? — с интересом спросил Фредди.

— Чего? — не понял Найф.

— Где Крысу увидел?

— А-а, — Найф вздохнул. — На фотке, конечно. Я в Джексонвилле был, у Туши.

— А, Бобби, — кивнул Фредди, — ну…

— Ну, ему фотку принесли. Эх, Фредди, я её откупить хотел, носил бы при себе талисманом, да упёрся Туша. Заказная, видишь ли. Ну, не обидно?!

— Обидно, — согласился Фредди.

— Ну, да Туше тоже, — Найф снова повеселел и захихикал, — солоно сейчас. Спёкся Туша, слышал? — Фредди кивнул, и Найф продолжал: — На Хэллоуин как раз, дурак, с последышами связался, ну, и спёкся. Я-то как увидел, что заваривается… вроде зимней заварухи, так сразу дёру дал. Еле-еле из кольца выскочил, а Туша спёкся. Сидит теперь у русских, — Найф с удовольствием заржал, — беседует.

— Мг, — кивнул Фредди, — а чему радуешься, Джимми? Он много знает. И о многих.

Найф так внезапно перестал хохотать, что у него лязгнули зубы.

— Думаешь… — лицо его стало серьёзным, глаза холодно блеснули, но тут же Найф мотнул головой. — Нет, Фред, о Системе он болтать не посмеет, побоится. Да и не будут его русские о Системе спрашивать. Он ведь, ты, верно, не знаешь, с Белой Смертью связался, дурак, вот о ней его и будут мотать, помяни моё слово. Нет, Фред, мы можем спать спокойно.

— Мне бы твою уверенность, — усмехнулся Фредди.

— Да, — Найф отхлебнул из своего стакана, облизал губы, — только сейчас вспомнил, Фред, в Джексонвилле вроде твои парни были, Пит болтал. Ты что, — Найф удивлённо поглядел на Фредди, — решил свою стаю сбить? Зачем? Одному же надёжнее.

— Верно, — кивнул Фредди, — тут ты прав. Пит тоже у русских?

— Спёкся на мародёрстве. Но он ещё и на повороте этом хреновом замарался. Если на месте не шлёпнули, то вышка по приговору. Туша его утопит.

— Туда обоим и дорога, — Фредди отпил из своего стакана, покачал, глядя на колышущуюся прозрачно-жёлтую жидкость.

Когда Найф говорит, он сам верит в свои слова. И понять, где и в чём он соврал, бывает очень трудно. Работает Найф всегда один, мотается из штата в штат, дважды в одном месте не ночует, опасается. Ни свидетелей, ни помощников, взять Найфа не на чем. Но и за Найфом никто не стоит, некому его подпереть. Вот и остался Найф в Системе сам по себе, не вошёл в структуру.

Найф уткнулся в свой стакан, искоса поглядывая на Фредди. Что ж, Пит и в самом деле иногда не врал. Фредди сразу от разговора о парнях ушёл. Злится, что проиграл. Ладно, Фредди, ты ещё не знаешь, что тебе заготовлено. Самое главное — это поймать врасплох. Растерянность врага — половина победы.

Найф с наслаждением отхлебнул и пустился в воспоминания о выпивках. Чего и сколько довелось ему выпить. Фредди поддерживал разговор без особого интереса, но это от него и не требовалось.

От стойки к их столику направился высокий светловолосый красавец в несколько тесном для его плеч хорошем кожаном пиджак. Фредди его не знал, видно, из новых, да и вообще… не шестёрка, но до валета не дотягивает.

— Привет, — парень обворожительно им улыбнулся. — Не помешаю?

— Привет, Кен, — кивнул Найф. — Есть проблемы?

Кен подсел к их столику.

— Пугануть надо.

Фредди презрительно присвистнул, и Найф тут же кивнул.

— Не мараемся.

— Да минутное же дело, — зашептал Кен. — Только пугнуть. Без мокроты.

— Задаром, знаешь, что бывает? — ухмыльнулся Найф.

— Так не задаром же! — возмутился Кен.

— Ну, — поощрительно кивнул Найф.

— Чмырь один. Крутился рядом. Играл.

Фредди лёгким намёком изобразил заинтересованность.

— Он, — Кен усмехнулся, — из русских. Высоко залететь не мог, но работал крепко. Вот и хотят его пугануть. Чтоб убрался подальше и не возникал. Он в Россию собрался и за долгами пошёл. А свалит — и долги спишутся.

— Понятно, — кивнул Фредди.

— Пятьдесят от суммы, — деловито сказал Найф и, посмотрев на Фредди, добавил: — Каждому.

— Об чём речь, — кивнул Кен.

— Точно пошёл? — приступил к делу Найф.

— Точно. При нём два лба. Оттуда же, из Сейлемских казарм.

— Не проблема, — решил Найф.

Фредди не возражал. Пугнуть без мокроты — это пустяки. Полиция такую мелочь в упор не замечает. Когда это внутри Системы. Но если заденут кого случайного, то спускают всех собак. Но русский… Здесь надо сработать очень чисто.

— Если нам по пятьдесят, — задумчиво сказал Найф, когда Кен вернулся к стойке, — то сколько он себе куртажных взял?

— Лучше подумай о комендатуре, Джим, — ответил Фредди.

— Эт-то… — Джим посмотрел на него совершенно трезвыми глазами, — это ты здорово. Чёрт, они же русские все, могут сюда и не зайти. Ладно, Фредди, сейчас мы… мы вон его на разведку пошлём.

Повинуясь его жесту, один из маявшихся по бару подлипал, которому и до шестёрки ещё расти и расти, пьяной шаткой рысцой подбежал к их столику.

— Понюхай, — бросил ему Найф.

Тот угодливо закивал и поспешил к выходу. Фредди, нахмурившись, смотрел ему вслед: где-то он уже эту пьянь видел. Действовать наугад, без подготовки даже по пустяку рискованно, но… отказываться не стоит. Ладно, если патрулей рядом нет, то можно… можно и так.

— На чём их заведём, Джим?

— Это чтоб нам обороняться? — с ходу понял Найф. — Дело. Эту пьянь и натравим.

Теперь они шли по боковым улицам центральных кварталов.

— Бар этот известный, — Фёдор говорил негромко и непривычно серьёзно. — Если кого из тех, ну, Системой называются, найти надо, то там либо сам сидит, либо от него. И пулю схлопотать там… прощё простого.

— Весёлая перспектива, — хмыкнул Грег.

— Мы туда только заглянем, — Фёдор на ходу закурил. — Денег своих, понятное дело, мне не взять, на вещи я уж плюнул. А вот… Мне только на этого гада посмотреть. Понимаете? Пусть он подавится моими деньгами. Зайдём, посмотрим на него…

— Получим по пуле, — закончил за него Грег.

Засмеялись все трое.

Эркин шёл, засунув руки в карманы. За это время в лагере он совсем разучился ходить по-рабски, да и сознание того, что сумел пересилить себя, перешагнуть… Он шёл, разговаривал, смеялся, глазел по сторонам, но всё так, а сам снова и снова переживал свой… подвиг — не подвиг, но всё-таки…

…— Заходи, садись. Где карта? Отлично. Грамотный?

— Нет.

— Ничего страшного. Садись сюда. Закрой левый глаз. Где разрез? Правильно. А здесь? Здесь? Хорошо. Теперь закрой правый глаз… Правильно… Пересядь сюда. Смотри сюда, не жмурься…

Тонкий сильный луч бьёт прямо в глаз, но не больно, а как-то щекотно. И не страшно.

— Всё. Зрение — единица. Норма. Держи карту.

— Спасибо, до свиданья.

— Пожалуйста, до свидания, приглашай следующего…

…И так кабинет за кабинетом. Раздеваться пришлось только в трёх и то до пояса. Под конец он вовсе расхрабрился, и эту… флюорографию — во слово придумали! — прошёл уже шутя. А сегодня с утра к психологу пошёл с полной картой. И тоже обошлось. Даже интересно. Картинки, таблицы… Найди лишнее или подбери нехватку. Смешно. Зачем это нужно, непонятно, но мало ли непонятного в жизни. Обо всё думать — голова лопнет. А завтра опять к психологу, уже к другому. Ладно, это всё пустяки. Главное сделано!

— Мороз, о чём думаешь?

— Ни о чём, — честно ответил Эркин. — По сторонам смотрю. Гриша, так ты здесь раньше не бывал?

— Нет, — благодарно улыбнулся Грег.

Он старался не показывать виду, но когда его называли Гришей, а не Грегом, всякий раз расплывался в улыбке.

— А ты, Фёдор?

— Откуда?! Угнанных и близко к столице не подпускали.

— А тогда откуда ты знаешь?

— Чего?

— Ну, что этот гад там сидит, раз. И где этот бар, два.

— Молодец, — кивнул Грег.

— Рассказывали мне, — не слишком охотно сказал Фёдор. — Описали, расписали… не заблудимся. Мастер ты вопросы задавать…

Он не договорил. Потому что Эркин остановился. Резко, будто ударившись с размаху о невидимую преграду. Остановились и Фёдор с Грегом.

— Ты… ты чего? — растерянно спросил Фёдор.

Таким он Эркина ещё не видел. Окаменевшее, застывшее от ненависти лицо, напрягшееся перед ударом тело… Что там? Куда он смотрит?

Остановился и обтрёпанный, какой-то весь мятый явно давно и непрерывно пьяный субъект, шедший им навстречу. Он смотрел на Эркина и… и по лицу его разливался ужас. Вдруг он повернулся и, спотыкаясь, пошатываясь, побежал от них, то и дело боязливо оглядываясь через плечо.

— Выжил… сука…! — прохрипел по-английски Эркин, устремляясь за ним.

Фёдор схватил его за плечо, но Эркин, не оборачиваясь, стряхнул его руку. Грег рванул растерянно затоптавшегося Фёдора.

— Брось, не остановишь. Давай следом. Ах ты, чёрт, как нескладно получается!

Если убегавший от них пьянчужка спешил изо всех сил, то Эркин шагал. Широко, не тратя лишних усилий, но так быстро, что Фёдор и Грег еле поспевали за ним.

Закончив разговор о выпивке, Найф по-философски задумчиво оглядел свой опустевший стакан и начал новую тему.

— Вывалиться, оно, конечно, здорово, да деньги нужны.

— Не заработал ещё? — усмехнулся Фредди.

— Заработать не проблема, — Найф махнул рукой, и перед ним мгновенно поставили новый полный стакан. — Да они, стервы, тратиться любят. Два удачных, хороших дела — и я выкуплюсь. Не проблема, Фредди. А вот дальше на что жить?

— Да, — кивнул Фредди. — Это уже проблема.

Распахнулась дверь, и ввалился посланный Найфом на разведку. Обвёл зал не так пьяными, как безумными глазами, и в этот момент Фредди узнал его и вспомнил. Вечер и ночь в Бифпите, и два надзиратели из рассказов Эркина. Этот, как его, да, Пол, Полди. Гнусняк, мразь надзирательская.

Полди от порога кинулся к ним.

— Спасите, он… он гонится за мной… он узнал меня… спасите…!

— Тебя зачем посылали? — ласково спросил Найф.

Полди сглотнул и понимающе закивал.

— Никого нет, ни патрулей, ни полиции.

— Дурак, — Найф улыбнулся и подмигнул Фреддми. — Полиции здесь никогда нет.

— Да-да, — кивал Полди. — Джимми, убей его!

— Ух ты! — заржал Найф. — Да ты знаешь, шваль, сколько это стоит? На, допей и отвали.

Полди жадно схватил стакан Найфа и в два глотка осушил его. Замотал головой так, что затряслись отёкшие небритые щёки. Умоляюще посмотрел на Фредди. Фредди насмешливо улыбнулся и покачал головой.

— Ладно уж, — смилостивился Найф, — посиди здесь. А потом ты нам…

Кен, стоявший у стойки напротив окна, обернулся к ним и кивнул. Фредди и Найф ответили кивками. И почти сразу открылась дверь, и на пороге встали трое. Один в тёмно-синих куртке и шапке "мобилизованного на имперские работы", другой в армейской шинели со следами споротых петлиц и нашивок и в фуражке без кокарды, и третий в тускло-чёрной рабской куртке и такой же шапке. И двое белых, а третий… индеец! Найф на мгновение удивлённо приоткрыл рот и тут же радостно замер, искоса следя за Фредди.

— Он, это он, — пискнул Полди, неожиданно ловко втискиваясь между Найфом и Фредди.

— Который? — деловито уточнил Найф, продолжая следить за Фредди.

— Индеец. Ск-котина, — Полди смелел с каждым словом и заговорил в полный голос. — Спальник, погань рабская!

Прикусив изнутри губу, Фредди лихорадочно быстро соображал. Значит, как и подумал. Эркин. Узнал Полди и рванул следом. И кто-то из двоих, что с ним, именно тот, кого надо пугануть. Чёрт, как всё совпало. Сейчас Эркин его узнает. А рядом этот гнусняк. И Найф ещё… с ним тоже… непросто, и ухо надо востро держать.

— Смотри-ка, куда надо пришли, — сказал по-английски Фёдор, ткнув Эркина в бок.

— Да, — тихо ответил Эркин. — Куда надо.

— Не туда смотришь. Вон в углу гад, бархатный пиджак. Мороз, ты чего?

— Отваливаем, — голос Грега подчёркнуто спокоен. — Федька, Мороз, назад.

Эркин словно не слышал его, неотрывно глядя на Полди, сидящего рядом с Фредди. Вот он, гнусняк, сволочь белая. С кем же ты пьёшь, Фредди? Значит что, так и осталось, что все белые заодно? Значит, правда. Ну…

И одновременно щелчок выстрела и крик Полди:

— Убей его!

Фредди целил впритирку между тремя головами. Чтобы все трое услышали и свист и поняли. Но…

Прыгнув вперёд, Грег оттолкнул Эркина и упал сам.

Выстрел здесь — обычное дело. И как себя вести при стрельбе знали все. Все застыли наготове… падать на пол, отстреливаться… это уж как придётся.

Эркин и Фёдор помогли Грегу встать. Пуля чиркнула его по голове, содрав полоску кожи. Фёдор, обняв Грега, повернулся к двери, а Эркин, поглядев на свою окровавленную ладонь, перевёл взгляд на Полди, Фредди и Найфа. И столько откровенного брезгливого презрения было на его лице, что Фредди похолодел. Эркин не понял! Подумал, что стрелял в него, что он защищал Полди… и не крикнуть, не шевельнуться… Эркин молча повернулся и вышел.

Хлопнула дверь. И сразу по залу загудели ровные обычные разговоры. Найф махнул, чтобы им подали ещё по порции и посмотрел на Полди. Тот на этот раз понял и отвалил. Подошёл Кен, молча положил перед ними по пачке кредиток и вернулся к стойке. Фредди машинально взял свою и, не считая, сунул в карман. Найф, не скрывая радости, проделал это ещё быстрее.

Расторопный официант уже — на всякий случай — протёр ступеньки у входа, выглянул на улицу и успокоительно кивнул бармену. Дескать, всё тихо и спокойно.

— Если б не этот дурак… — Найф отхлебнул из стакана. — И чего он под пулю полез? В нашей работе дурак — самая большая помеха, как считаешь, Фредди?

— Да, — спокойно кивнул Фредди. — Все неприятности от дураков.

Завернув за угол, они остановились, и Фёдор осмотрел голову Грега.

— Мороз, носовой платок есть?

Эркин молча кивнул и вытащил из кармана куртки платок. Фёдор сложил его полоской и зажал им кровоточащую полоску на голове Грега.

— Ну вот, перевязать бы ещё…

— Обойдусь, — Грег надел фуражку, прижав ею платок, и, поплевав на ладонь, стёр со щеки засохшую кровь. — Спасибо парни.

— Тебе спасибо, — тихо сказал Эркин. — Если бы не ты…

— Чепуха. Пошли.

Эркин оглянулся и кивнул.

— Ладно, пошли. Я вас провожу…

— Не дури, — перебил его Грег, — дважды не везёт. Пошли.

Теперь они шли медленно. Грег посередине, а Эркин и Фёдор с боков, чтобы, если понадобится, подхватить, поддержать. Но Грег шёл твёрдо, хотя и заметно побледнел.

Так в молчании они миновали несколько кварталов. Рядом с очередным разрушенным домом, Грег разжал губы.

— Зайдём, посидим.

— Гриша, ты чего…? — встревожился Фёдор.

— Ништяк. Посижу, отдышусь.

Когда они через пролом пролезли в остаток комнаты, Грег сразу сел на какой-то обломок у стены и натужно улыбнулся.

— По старому пришлось. Контузия у меня была, вот и… Ничего, посижу немного, и пойдём.

Он откинулся спиной и затылком на стену, закрыл глаза. Фёдор сел рядом с ним, вздохнул.

— Всё нормально, — сказал, не открывая глаз, Грег.

Ветра здесь не чувствовалось, было очень тихо. Фёдор закурил было, но после трёх затяжек сплюнул и раздавил окурок. Эркин, засунув руки в карманы куртки, стоял у бывшего окна спиной к ним и угрюмо молчал.

— Ребята, — не выдержал Фёдор, — ну, по морде мне смажьте, ну, побейте, только не молчите.

— Отстань, — попросил Грег.

А Эркин, не оборачиваясь, спросил:

— Тебе-то за что? — Фёдор застыл с открытым ртом, А Эркин продолжал: — Завёл вас туда я, стреляли в меня, так что… не бери на себя чужого, Фёдор, не жадничай.

— Ты… ты соображаешь, что несёшь? Ты же…

— Что я же? — не дал ему договорить Эркин. — Ты слышал, кто я, — и по-английски, — На весь бар беляк орал. Спальник я, погань рабская, — и опять по-русски: — И гада не кончил, и вас подставил.

— Странно, — задумчиво сказал Грег, — по башке я получил, контузия тоже у меня была, а ахинею бредовую ты несёшь.

— Да не бери в голову, Мороз, — поддержал его Фёдор. — Если на каждую брехню…

— Это не брехня, — снова перебил его Эркин и по-английски: — Это правда. Я — спальник. И с вами мне ходить — это вас подставлять.

Эркин оттолкнулся от стены и пошёл к пролому, через который они сюда пролезли.

— Стой! — крикнул, вскакивая на ноги, Грег. — Фёдор, держи его!

Фёдор кинулся к Эркину и… натолкнулся на стену. Непонятным образом Эркин уклонился от его рук и выскочил наружу.

— Иди за ним, Фёдор, — быстро решил Грег. — Он сейчас чёрт-те что наворотить может.

Фёдор нерешительно шагнул к пролому, но тут же оглянулся на Грега.

— Дойду я, дойду, — махнул рукой Грег. — Давай быстрей, пока он далеко не ушёл. Марш!

Фёдор выскочил на улицу, огляделся. Вроде… вроде вон там мелькнула рабская куртка, и Фёдор бегом припустился за ней. Вот чёрт, и как же теперь всё перекрутить?

Беседы в баре шли своим чередом. К столику Найфа и Фредди подсаживались желающие засвидетельствовать уважение, вели неспешные необязательные разговоры. Всё это — шелопунь, шелуха, но встать и уйти нельзя. Фредди это понимал. И ещё ему не понравился внимательный, слишком внимательный взгляд Найфа. Найф явно следил за ним и за Эркином. Чёрт, как же забыл?! Найф же был в Джексонвилле, знает о парнях, парней видел Пит, Пит натрепал Бобби, Найф пасся у Бобби… Найф может знать многое, слишком многое. Если вся троица ушла в лагерь… дать знать Эркину, чтоб больше не выходил — это первое, ещё… как парень вообще оказался вместе с игроком? Пошёл в стремники? Дурак, зачем? Насколько вообще Эркин в этом увяз? Где это началось? В тюрьме? Или ещё раньше? Чёрт, и расспрашивать нельзя — дашь наводку, уж слишком у Найфа глаз… внимательный. А с ним по любому связываться себе дороже. Чёрт, что же делать? И ещё гнусняк этот маячит.

Фредди посмотрел на Полди, и, перехватив его взгляд, бармен дал сигнал вышибалам. К тому же в бар зашло несколько персон достаточно высокого ранга, и шестёрки посообразительнее сами стали выметаться. Фредди допил свой стакан и кивком разрешил поставить перед собой новый. Теперь всё из головы выкинуть и слушать. Сейчас уже будут серьёзные разговоры и могут начаться серьёзные дела.

Нагнав Эркина, Фёдор, уже не пытаясь его остановить, просто пошёл рядом. Эркин покосился на него и промолчал. Шли быстро, но за десяток шагов до бара Эркин замедлил шаг и пошёл не спеша, глядя себе под ноги. Так неспешно миновали бар, потом Эркин опять пошёл быстро и, свернув за угол и оглядевшись, нырнул в развалины. И только там посмотрел на Фёдора и улыбнулся.

— Там он, сволочуга.

— Будешь ждать, — догадался Фёдор.

Он не спрашивал, но Эркин ответил:

— Буду.

И стал неожиданно ловко пробираться по развалинам так, чтобы можно было следить за дверью бара. Мысленно проклиная себя, что вообще затеял этот поход, Фёдор последовал за ним.

Потянулось ожидание.

— А если до полуночи там просидит?

— До полуночи и подожду, — тихо ответил Эркин. — Иди, Фёдор, на ужин опоздаешь.

— С тобой пойду, — сердито буркнул Фёдор, нашаривая сигареты.

— Не кури, — спокойно, но очень строго сказал Эркин и пояснил: — вспышку заметят или дым учуют.

В развалинах темнело быстрее, чем на улице, и им было всё отлично видно. Дверь бара, освещённая изнутри витрина-окно, жалюзи опущены, но щелястые, да и силуэты просвечивают. Эркин сидел на корточках, укрываясь за остатками шкафа, совершенно неподвижно. Фёдор понимал, что он и в самом деле будет ждать. Час, два, всю ночь, но дождётся.

Эркин чувствовал нетерпение Фёдора, но больше не предлагал тому уйти. Решил быть с ним до конца — так пусть. Он всё равно сделает, что задумал. Не только потому, что Полди — сволочь из сволочей, что муки рабов были этой сволочи в радость, что все пять лет в имении он задыхался от ненависти к Полди, нет, сволочей он повидал и похлеще, и немало… всех убивать… ни рук, ни времени не хватит, дело в другом. Когда Полди в баре заорал на него, он испугался, опустил глаза, на секунду, на долю секунды, но вернулся туда, где Полди мог делать с ним, что хотел, а он не мог не то что словом, даже взглядом ответить, нет, не убив Полди здесь и сейчас, он свободным не станет. И… и раз Фредди, защищая Полди, стрелял в него, ранив Грега, раз Фредди — такой же беляк, и прав тот чёртов майор-охранюга, раз Фредди предал его… Эркин уже не понимал толком, кого он ненавидит и кому мстит, убивая пьяную шваль, шакала. Он знал одно: надо сделать это чисто. Мгновенно и точно. Чтобы сволочь и пикнуть не успела. Чтобы не забрызгаться кровью. Чтобы не оставить следов. А долго эта сволочь сидеть там не будет, шакалов быстро выкидывают. Ага, есть!

Полди встал, неловко отряхнулся. Могли бы и сказать, он бы понял, ладно, до завтра, а сейчас… сейчас он пойдёт… А куда же он идёт…? А не всё ли равно, куда… Сыт, пьян, нос в табаке… А переспать… Нет, сюда он не пойдёт, здесь "жабы", с "жабами" мы…

Полди покачнулся, едва не упав, выругался, захихикал и побрёл дальше. Уже темнело. Сумеречный час, когда солнце скрылось, а фонари ещё не зажгли. А кое-где фонари предусмотрительно разбиты. Мёртвые кварталы. Без особой нужды сюда не заходили, а уж по тёмному времени тем более. Но Полди не боялся. Да пусть только кто сунется, он его так отделает, так… Полди взмахнул кулаком и, на этот раз не удержав равновесия, упал. Немного побарахтавшись, он встал и продолжил путь. Не обратив внимания на появившиеся за его спиной шаги.

Эркин увидел, как выкинули Полди из бара. Переждал вышедшую следом большую компанию. Но те — вот удача! — повалили в другую сторону. И побежал за Полди. Фёдор молча присоединился к погоне.

Когда Полди углубился в мёртвый квартал разрушенных домов, Эркин, полуобернувшись, камерным шёпотом бросил Фёдору:

— Дальше не иди. Он мой.

И ускорил шаг. Фёдор отстал, но продолжал идти, нащупывая в кармане куртки нож. Его отделяло теперь от Эркина шагов десять. И он видел, как Эркин обогнал пьяно пошатывающуюся фигуру, прошёл вперёд и остановился, поджидая. И сам остановился.

Полди брёл, ничего не замечая вокруг и невнятно бормоча себе под нос.

— …Да пусть только сунется… погань… пог-гань рабская… Жалко Фредди промахнулся, а болтали… классный стрелок, киллер… Да на хрен такой киллер, что краснорожему в лоб не смог влепить… Да ему не пулю, а плеть, драть его, поганца, ск-котину бесчувственную, пока не почувствует… Ничего, ещё всё вернётся… Я эту ск-котину…

Обнаружив впереди неожиданное препятствие, Полди остановился и заморгал, пытаясь понять, кто это. Было уже темно, и он сначала только и разобрал, что это цветной в рабской куртке.

— С д-дороги, ск-котина! Хозяин идёт!

И услышал издевательски вежливый вопрос:

— Вы уверены, сэр?

Он уже замахивался, когда узнал своего страшного противника, но остановиться не смог. И растерянно заморгал, когда от его слабого неловкого удара индеец упал навзничь. И шагнул вперёд, ближе, чтобы ударить ещё раз, пнуть скотину. Раз уж так получилось, он сейчас его… эту погань… Может, он и успел увидеть летящие ему в лицо подошвы рабских сапог.

Упав от удара, вернее, толчка на спину, Эркин видел, что и так достанет, но эта сволочь надзирательская рванулась добивать. Получи же! Гибко изогнувшись, Эркин вскинул ноги, опираясь о мостовую лопатками, и, как это делал когда-то в камере, зацепив носком левой ноги шею стоящего над ним, правой пяткой ударил в лоб. Если только ударом вырубаешь надолго, а только зацепом валишь и если удачно, то калечишь, то вот так, двумя ногами — это уже конец. Кранты! Любой хребет ломается. Как и нужно: без крика и крови.

Тело Полди ещё падало, оседало на землю, а Эркин уже вскочил на ноги.

Фёдор, увидев, что Эркин упал, выхватил нож и бросился к ним. Но Эркин уже шёл к нему навстречу, и его злая улыбка мгновенно блеснула в быстро сгущающейся темноте. Фёдор остановился, пряча нож обратно в карман.

— Всё, мотаем отсюда, — сказал Эркин и в ответ на немой вопрос Фёдора: — Всё, всё, он холодный.

Они быстро перебежали в соседний квартал, и Эркин посмотрел на часы.

— На ужин всё равно опоздаем. А если побежим, то до восьми уложимся.

Фёдор кивнул, но возразил:

— Пойдём. Бегущий приметен.

— Верно, — согласился Эркин. — Пошли. Я дорогу помню.

Они шли, прислушиваясь, но сзади было тихо. Полицейский патруль ещё не проехал по кварталу и не нашёл застывшего на тёмной улице трупа.

Когда все важные разговоры были закончены, в бар стали снова сползаться шестёрки. А персоны разошлись. После их ухода встали и Фредди с Найфом.

— Смотри-ка, — Найф обвёл взглядом, словно пересчитывая копошащуюся в баре мелочь, — а этого нет. Ну, который краснорожего испугался.

— Он тебе нужен? — равнодушно поинтересовался Фредди.

— Он — нет, а вот если краснорожий его дождался и кончил, то вот он — да, — очень серьёзно ответил Найф. — Такого прикормить, да подтравить ещё… оч-чень полезно. Да что я тебе говорю? Ты же сам двоих прикармливал. А чего бросил? Хотя… у тебя ж тоже краснорожий был. Они, конечно, характерные, с краснорожим непросто. Но и верны они, говорят… до беспамятства. Но и обиделся на что, так смолчит, год ждать будет, дождётся и прирежет, — Найф хихикнул: любая мысль о том, что кто-то, кроме него, может орудовать ножом, веселила его. — Так что ты, может, и прав, что не стал с краснорожим завязываться. И не всюду его за собой потащишь. Их и осталось-то… русские как вывезли, так каждый оставшийся приметен стал. Белый, конечно, удобнее. Но и мороки больше. Белого просто так не прикормишь. Чтоб с ладони ел, в рот тебе глядел, а остальных и не слышал. Тут… подумать надо, хорошенько подумать.

Найф говорил очень серьёзно и вдруг оглушительно заржал. Пьяно взмахнув рукой, он свернул в какой-то проулок.

Фредди продолжал идти, не меняя шага и будто ничего не заметив. Найф наболтал много. Но если Эркин успел уйти в лагерь, то Найф ему уже не опасен. Мало опасен. Свистков и сирен не слышно. Значит, если Эркин и кончил Полди, то сделал это чисто. Вряд ли даже ножом. Он тогда Эндрю удары ногами показывал. Надёжная штука, конечно. И ни крови, ни отпечатков. Так. Значит, теперь куда? В лагерь. Вызвать Эркина и поговорить. Насколько парень завяз в Системе, раз. Чтобы носа больше из лагеря не высовывал, два. Деньги… Да, дать ему денег. Чтобы смог рассчитаться с этим чёртовым игроком самодельным. Стрёмников обычно долгом держат. Вряд ли там слишком большая сумма. Может, парню что и на дорогу останется.

Он шёл быстро, планируя и прикидывая этот разговор, не думая о главном: захочет ли Эркин вообще с ним разговаривать. Об этом Фредди старался не думать. Ведь если б не этот чёртов фронтовик с его, видите ли, бла-ародством, то вообще бы без крови обошлось. Так нет, полез дурак под пулю. И объясни теперь Эркину, что целили не в них, впритирку. Для Эркина-то однозначно: стреляли в него и другой взял пулю на себя, прикрыл собой. За жизнь платят жизнью. Если этот, в шинели, и есть игрок, то Эркин уже от него не уйдёт ни при каких раскладах. А значит, останется в Системе. Когда держит не долг, а благодарность… благодарность за жизнь… хреново выходит.

Что посторонним, то есть не имеющим пропуска, вход в лагерь закрыт, Фредди знал. Но знал и Сейлемские казармы, и главный пролом в стене, проделанный солдатами для самоволок в незапамятные времена, чуть ли не во время строительства. Сделан был пролом, вернее, пролаз с умом и надёжно замаскирован. Военная полиция его не нашла. И Фредди был уверен, что пролом цел и им пользуются. Не бывает забора без дырок и без желающих войти-выйти не через ворота. Ему самому на территорию лагеря лезть слишком рискованно, да и незачем. Вход и выход в лагере с восьми до восьми. Сейчас — Фредди посмотрел на часы — десятый, как раз можно перехватить кого-нибудь и послать за Эркином. Под каким именем парень живёт, он не знает, значит… А прав ведь Найф: мало их осталось. Значит, индеец со шрамом на щеке. Вполне достаточно.

Фредди углубился в лабиринт улочек, проходов и пролазов возле дальней глухой стены казарм, встал так, чтобы видеть нужный проход и стал ждать.

Чтобы поспеть в срок, им всё-таки пришлось бежать. Но за квартал до ворот они остановились, перевели дыхание, оглядели друг друга. И, убедившись, что всё в порядке, пошли уже быстрым, но спокойным деловитым шагом.

Без пяти восемь они предъявили в проходной пропуска.

— Нагулялись? — спросил сержант, отпирая вертушку.

— А то! — хмыкнул Фёдор, пропуская Эркина вперёд.

И когда за ними захлопнулась дверь, облегчённо выдохнул:

— Фу-у, успели!

Эркин кивнул. Он уже увидел Грега, ждавшего их, и сразу пошёл к нему.

— Ну? — Грег внимательно смотрел на него. Губы улыбаются, а глаза тревожные. — Управился?

— Без проблем, — улыбнулся Эркин. — Ты как?

— Нормально. Заклеили.

Из-под фуражки у Грега виднелся край белой повязки.

— Спрашивали? — подошёл к ним Фёдор.

— А как же. Сказал, что упал, — улыбнулся Грег.

— Ну и…

— Ну и посоветовали, чтоб в другой раз под ноги лучше смотрел. У вас всё нормально? — требовательно спросил Грег.

— Всё, всё, — закивал Фёдор. — О, Мороз, это тебя!

Через лагерную площадь — Грег, а за ним и остальные называли её плацем — к ним шла Женя. Эркин невольно расплылся в улыбке и, попрощавшись кивком с Грегом и Фёдором, пошёл навстречу ей.

— Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, — вполголоса пропел ему вслед Фёдор.

— Ничего, Федя, — Грег вытащил сигареты и закурил, — ты от него дождёшься. Посмотрю я тогда… что от тебя останется.

— Ла-адно, — ответил по-английски Фёдор и, ухмыльнувшись, перешёл на русский: — Обошлось и слава богу.

— Ну да, ну да, — Грег глубоко затянулся. — Трёпку мы тебе устроим ещё, не боись. Если ты дурак, то мы при чём?

— Ага, — Фёдор был на редкость покладист. — Я подожду. Когда надумаете, скажете.

Улыбаясь, Грег смотрел, как Эркин подошёл к Жене, та порывисто быстро обняла его и тут же отпустила. Да, всё обошлось и слава Богу.

— Всё в порядке, Эркин?

— Да, — Эркин улыбнулся ей и, дождавшись ответной улыбки, продолжил: — Всё в полном порядке.

— Ну, и как тебе город? — Женя взяла его под руку, и они вдвоём пошли к бараку. — Ты не ужинал, пойдём, хоть печенья поешь.

— Я сыт, Женя, правда. Мы там в городе поели, — с ходу выдумал Эркин.

Он и вправду чего-то совсем не хотел есть. Но Женя ему не поверила, хотя и не стала спорить.

— Ну ладно. Так какой город?

— Город как город, — пожал плечами Эркин. — Развалин много.

— А в центре?

— Мы в центр не пошли. Погуляли тут немного, и всё.

За разговором они дошли до своей казармы. И когда вошли в свой закуток, пока Эркин снимал куртку, Женя выложила на тумбочку печенье и коробочку сока.

— Вот, поешь.

Эркин вздохнул и почтительно ответил по-английски:

— Слушаюсь, мэм.

Начал, только куснул, и так сразу есть захотелось — всю бы пачку разом заглотал. Но, сдерживая себя, ел не спеша. Кусочек печенья, глоток сока. Чтобы и того, и другого подольше хватило.

— Ты когда теперь в город пойдёшь? — спросила Женя, когда он вытряс себе в рот последние капли сока и решительно завернул оставшееся печенье.

— Не знаю. Если нужно — пойду.

Эркин смотрел на неё, ожидая её слов. Женя улыбнулась, покачала головой.

— Да нет, я просто подумала… Понимаешь, я столько читала о столице, тут музеи, памятники… Я думала, если всё спокойно, выйти с Алисой, показать ей…

— Нет, — перебил её Эркин и подался вперёд, схватил Женю за руки. — Нет, Женя, я не смогу прикрыть вас, это… — у него стали перемешиваться русские и английские слова, — это белый город, Женя, у нас нет там защиты, нет, не надо, Женя…

— Хорошо-хорошо, — Женя, переплетая свои пальцы с пальцами Эркина, гладила его руки. — Хорошо, конечно, ты прав, не стоит…

Эркин перевёл дыхание и опустил голову, потёрся лбом о пальцы Жени. И замер так. Потом медленно выпрямился, глядя на Женю влажными глазами. Женя улыбнулась ему.

— Вот переедем, устроимся, там и будем гулять. Так, Эркин?

— Так, — кивнул он и наконец улыбнулся. — Там всё будет, Женя. А… а Алиса где?

— Бегает, — Женя посмотрела на свои часики. — Пойду загонять её. Ты ложись тогда сейчас.

Из-за Нюси Эркин ложился последним. И ломать устоявшийся порядок ему не хотелось, не из-за чего вроде. Но… но Нюси нет, так что пока Женя ходит за Алисой, он успеет даже потянуться немного.

— Хорошо, Женя.

Эркин взял полотенце и пошёл в уборную. Когда он вернулся, Жени ещё не было. Эркин быстро разделся до трусов и, насколько позволяло узкое пространство между двумя койками, стал тянуться. Ну, хоть просто волну по телу погонять — и то в удовольствие. Ну вот. Хоть что-то. Он легко подтянулся и лёг, накрылся одеялом.

Прежде чем войти, Нюся осторожно даже не постучала, а поскреблась о стойку и уже тогда откинула занавеску. Тётя Женя, встретив её по дороге к бараку, сказала, что он уже спит, но Нюся боялась застать его бодрствующим. Но, слава богу, он на своей койке и лежит, отвернувшись к стене. Нюся быстро сняла и повесила на место своё пальтишко, разулась и залезла на свою койку. Снова посмотрела на него. Нет, похоже, что спит. И всё же… всё же… она залезла под одеяло и уже там кое-как стащила с себя платье. Эркин слышал её возню и лежал неподвижно. А то ему только её визга не хватает. Чёрт, как говорит Фёдор? Конец — делу венец. Значит, раз хорошо закончилось, то и всё хорошо? Что ж, правильно, конечно, так оно и есть. Он сумел рассчитаться. За прошлое, за всё и за всех. И думать об этом больше нечего.

Фредди ждал. Несколько раз уже мимо него пробегали задержавшиеся в городе обитатели лагеря, но он их пропускал, не обнаруживая себя. Не то. Этих придётся сильно заинтересовывать. Им сейчас одно нужно: незаметно проскочить за ограду и залечь на боковую. Если сегодня не получится, то… то выход один. Официальным путём, через проходную. Светиться, конечно, неохота, и парня засвечивать тоже, но… стоп, а вот это уже, похоже, то, что надо. Мальчишки, искатели приключений на свои задницы.

Фредди дал им вылезти, оглядеться, пересечь полуосвещённый проход, тянущийся вдоль стены, и, когда они углубились в тёмный лабиринт, прыгнул на них, схватил обоих за воротники и вдёрнул в закуток, где стоял. Мальчишки попробовали вырваться, и он стукнул их друг о друга головами. Совсем легонько, только для вразумления. Мальчишки сопротивлялись молча и довольно умело. Но тут вышла луна, круглая и очень яркая, лунный свет залил лицо Фредди. И увидев его, мальчишки перестали трепыхаться.

— Дяденька, пусти, — сказал один из них тонким шёпотом.

— Мы за сигаретами только, дяденька, — поддержал его другой.

— Будут вам сигареты, — пообещал им Фредди, заталкивая их в угол так, чтобы высвободить одну руку и достать пистолет. — Индейца со шрамом на щеке знаете?

Лица мальчишек сразу приняли угрюмо-отчуждённое выражение.

— Знаете, — кивнул Фредди. Взглядом нашёл того, что пощуплее. — Ты пойдёшь и приведёшь его сюда. Одного. Подлянку вздумаешь устроить, первая пуля ему, — Фредди стволом показал на второго. — Приведёшь, дам сигареты и отпущу. Понял? Мотай.

Мальчишки продолжали стоять, прижавшись к стене и друг к другу. Фредди повёл стволом, разделяя их, и раздельно повторил:

— Мо-тай!

Щуплый рыжеватый мальчишка, усыпанный чёрными на побледневшем лице веснушками, робко сделал шаг в сторону.

— Дядь, мы вместе… мы быстро…

Фредди молча показал стволом на стоящего у стены второго. И, всхлипнув, мальчишка побежал к пролому, тихо крикнув что-то по-русски.

Когда посланец исчез, Фредди убрал пистолет так, чтобы он был заметно под рукой, и миролюбивым тоном спросил:

— Что он тебе сказал?

Ответом было угрюмое молчание. Фредди усмехнулся и достал сигареты. Закурил. У мальчишки дрогнули ноздри, но не попросил, отвернулся.

Всхлипывая, Сашка бежал по лагерю. Индейцев и десятка нет, держатся они всегда вместе и отдельно от всех. Но шрам на щеке у одного Мороза, а он с ними компании не водит, и где его искать? Если только… Ну да, Фёдор, Грег и Роман, они ещё с первого лагеря заодно и Мороз с ними. Может, и сейчас? Тогда в мужскую курилку у пожарки. И Сашка, уже не глядя по сторонам, рванул туда.

Фёдор закончил очередную историю, закурил и со скромной улыбкой слушал общий хохот, когда его дёрнули за рукав. Обернувшись, он увидел Сашку, такого перепуганного, что даже не сразу узнал его.

— Тебе чего, пацан?

— Мороз где? — Сашка тяжело, как бывает после бега и плача, шумно дышал. — Индей со шрамом, ну?

— А на что он тебе? — Фёдор взял его за плечо.

— Нужен, — отрезал Сашка. — Где?

— Это какие-такие дела у тебя с Морозом? — хитро подмигнул собеседникам Фёдор.

— Там Шурку убивают, а тебе хаханьки! — Сашка вырвался из руки Фёдора и убежал.

Фёдор и Грег быстро переглянулись и стали выбираться из взволнованно загудевшей толпы.

— Думаешь?

— Ну да, — Фёдор оглянулся, проверяя, достаточно ли далеко они отошли от остальных, и зашептал: — Те двое — киллеры. Если они сюда за нами пришли…

— Стоп, — Грег пристально смотрел на Фёдора. — Так в кого стреляли? Теперь что, Мороз за тебя на пулю пойдёт? Ну, Федька…

— Айда, перехватим его. Наверняка он дрыхнет уже.

Они пошли к семейному бараку.

Отыскать человека в семейном бараке непросто. Три казармы, в каждой три-четыре прохода, а отсеков немерено, да ещё и умывалки с уборными… Сашка и наслушался про себя всего, и по шее и затылку несколько раз получил, пока не сунулся наконец в нужный отсек.

Там уже все спали. Отодвинув занавеску, Сашка шёпотом позвал:

— Мороз! Ты здесь?

Скрипнула койка, и сверху на него глянули чёрные, блестящие на тёмном лице глаза.

— Чего тебе?

Сашка вошёл и, подтянувшись, шептал прямо в ухо. И по мере того, как Эркин слушал, лицо его темнело и твердело, принимая новое, невиданное ещё Сашкой выражение.

— Так, понял, — кивнул Эркин. — Сейчас.

И с удивившей Сашку ловкостью бесшумно спрыгнул и оделся. Приподнялась на локте Женя, придерживая на груди одеяло.

— Кто здесь? Эркин, что случилось?

— Ничего, Женя. Всё в порядке. Я сейчас вернусь.

Эркин вытолкал Сашку из отсека и вышел за ним, на ходу натягивая куртку.

— Пошли.

— Ага, — всхлипнул Сашка.

Выйдя из барака, они натолкнулись на Фёдора и Грега.

— Не дури, Мороз, — строго сказал Грег. — Один ты туда не пойдёшь.

— Он тогда Шурку кончит, — возразил Сашка.

— Слышали? — Эркин усмехнулся. — Я ему нужен.

— Не дури, — повторил Грег.

А Фёдор требовательно дёрнул за шиворот Сашку.

— А ну, выкладывай по порядку.

— Пусти! — дёрнулся Сашка. — Там Шурка…

Но из него тут же выжали повторение рассказа.

— Так, — решил Фёдор. — Это киллер, слышал я про него. Деньги он получил, значит, их отрабатывать надо.

Эркин задумчиво кивнул.

— Что ж, если так… У него свой интерес, а у меня свой. Пошли, — он выдернул Сашку из рук Фёдора и широко зашагал в темноту.

А когда Фёдор и Грег нагнали их, Эркин зло бросил через плечо:

— Я заварил, мне и хлебать. Отвалите.

— Мы потихоньку…

— Я его тоже знаю, и тебе, Фёдор, его не обмануть. Шурку он кончить успеет, а мне тогда уже никто не поможет. Отвалите.

Они уже подходили к забору. Эркин остановился, обвёл их взглядом.

— Идём я и Сашка. Хотите ждать, ждите здесь. Всё, — и Сашке: — Веди.

Фёдор рванулся следом, но Грег придержал его.

— Ему ты уже не поможешь, а… А чёрт, куда они прутся все?! Беги, рассей, охрана заметит, все без виз останемся.

— О визе думаешь? — вырвалось у Фёдора.

— После сегодняшнего тебе здесь не жить, — усмехнулся Грег. — Не так, что ли?

Фёдор хмуро кивнул и пошёл навстречу надвигающейся тёмной толпе.

Луна и фонари по ту сторону забора давали достаточно света. Фредди спокойно курил, с насмешливой доброжелательностью разглядывая своего пленника. А ничего парнишка. Трусит, но держится. Кремешок. Мимо них к пролому пробежало два-три человека, но Фредди предупреждающе шевельнул пистолетом, и мальчишка понятливо промолчал. И не шевельнулся ни разу. Даже не смотрел на Фредди.

Шурка старался держаться. Сашка должен найти Мороза. И найдёт, конечно. А вот придёт ли Мороз? Придёт, наверняка придёт. Но если не один, то… то этот гад ведь выстрелит. Курит, сволочь, дразнит. Сдохну, а не попрошу. А если Мороз не вернулся из города? На ужине его не было, он приметный, а мы его не видели, ещё смеялись, что он с Фёдором загулял. Если Мороза нет… Этот гад же их обоих убьёт, с такого станется.

Фредди стоял так, чтобы видеть и мальчишку, и пролом в заборе. И появление второго мальчишки, а за ним и высокого мужчины в рабской куртке и шапке не застало его врасплох. По естественной грации движений Фредди узнал Эркина.

Эркин остановился в пяти шагах, а Сашка сразу подбежал к Шурке. Медленно, словно неимоверную тяжесть, Эркин вытащил руки из карманов и разжал кулаки.

— Я пришёл. Один и без оружия, — Эркин говорил медленно, разделяя слова паузами, будто выталкивал их. — Отпусти мальчишек.

Фредди кивнул, убрал пистолет, вынул из кармана две пачки сигарет и протянул их Сашке и Шурке.

— Держите, — и улыбнулся. — Вы ж за сигаретами шли.

Они не ответили на его улыбку, глядя на неподвижное лицо Эркина. Наконец Шурка заговорил:

— За кровь друга платы не берут.

— Западло, — тихонько пискнул Сашка.

Фредди на секунду стиснул зубы.

— Как хотите.

— Идите, ребята, — сказал по-русски Эркин.

Бочком по стенке мальчишки обогнули его и побежали к пролому. Оглянулись и нырнули туда. И сразу из-за забора донёсся сплошной гул голосов.

— И много там тебя страхует? — усмехнулся Фредди, пряча сигареты.

— Я один, — Эркин говорил, не повышая голоса, спокойно, даже равнодушно.

Фредди прикусил изнутри губу. Парень в самом деле ничего не понял, и разговора не будет. Смотрит как на врага. Неужели успел так привязаться к тому игроку.

— Ты был с двумя, кто из них играет? У кого ты стремником?

Эркин молча смотрел куда-то в пространство рядом с головой Фредди.

— Не хочешь говорить, — Фредди досадливо дёрнул углом рта. — Ну, как знаешь. Передай своему… дружку, чтоб больше из лагеря носа не высовывал, раз он такой дурак и сам не понимает, что выигрыш либо сразу берут, либо сразу теряют. И сам не суйся. Теперь… Ты знаешь, что Эндрю погиб? Мы с Джонни опоздали, приехали, когда уже всё кончилось. Ты знаешь, кто его убил?

— Да, знаю, — теперь Эркин смотрел на него в упор.

— Кто? — жёстко спросил Фредди.

И столь же жёстко прозвучал ответ, от которого Фредди обдало холодной волной. Не страха, нет, а… отчаяния, ощущения конца.

— Вы. Белые.

Фредди, как после удара, перевёл дыхание. И уже понимая, что проиграл, что ничего он этому упрямцу не объяснит и не докажет, всё-таки сказал, доставая из внутреннего кармана пачку купюр.

— Ты уезжаешь, в дороге, на новом месте деньги нужны. И… и сколько ты этому игроку должен? Ну, чтоб откупиться…

— Нет, — Эркин резко перебил его. — Нет, мне не нужны деньги, — и безжалостно добавил, добил. — Мы в расчёте, сэр.

И, уже не дожидаясь ответа Фредди, повернулся и пошёл к пролому. Фредди молча смотрел ему вслед. Обернётся? Нет, не обернулся. Смерти Эндрю и крови это фронтовика Эркин ему не простит. А упрямства… он — индеец, индейцы решений не меняют. Он всё-таки индеец. За забором всплеснулся гул. Встречают — понял Фредди. Заставил себя улыбнуться. Всё, ему надо уходить. Пока эти дураки не доорались до охраны и пуска патрулей.

Эркин думал, что его встретят Фёдор с Грегом, ну, мальчишки ещё, и никак не ожидал попасть в такое плотное кольцо.

— Да живой я, живой, — отбивался он от обнимающих, хлопающих его по спине и плечам рук.

— Что живой, видим. Целый?

— Целый. Да что он мне сделает?

— Продырявил бы он тебя на хрен.

— Нужен я ему…!

— Зачем-то же был нужен.

— Был, — кивнул Эркин, доставая сигарету и закуривая. — А чего вы все сюда сбежались? Комендатуру ждёте?

— Тоже верно.

— Обошлось и слава богу.

— Да-а, были б дела…

— А из-за чего заварилось-то?

— Чего ему от мальчишек надо-то было?

— Пойди да спроси.

— Кого?

— Да киллера этого грёбаного.

— Точно, спроси!

— Он тебе пулей и ответит.

— По тебе уж точно не промажет.

— Ага, вон какой мордатый!

— А Мороз храбёр, в одиночку попёр.

— Да какого хрена в одиночку! А мы-то…

— Да шлёпнули бы его в момент, где бы мы были…

Эркин стоял и курил, пока рассасывалась, распадалась толпа. Пока рядом с ним остались только Фёдор и Грег, а в двух шагах Сашка с Шуркой. Эркин сплюнул и растоптал окурок.

— Как ты, Фёдор, говоришь? Цирк кончен. Понятно?

Фёдор кивнул.

— Чего ему было нужно от тебя? — спросил Грег.

— Велел передать, — Эркин достал ещё сигарету, повертел и засунул обратно, спрятал пачку, — чтоб носа из лагеря не высовывали.

— Понятно, — кивнул Фёдор. — И ради этого такой шухер устроил?! Это ж любому дураку и так ясно было. Чего ещё-то…? — и осёкся, не закончив фразы: таким тяжёлым взглядом посмотрел на него Эркин.

Убедившись, что Фёдор всё несказанное понял, Эркин посмотрел на Сашку с Шуркой, снова вытащил пачку.

— Сигареты были нужны? Держите, куряки.

Сунул пачку онемевшему Шурке и тяжело пошёл к семейному бараку. Фёдор рванулся было следом, но Грег удержал его.

— Ты видел, что он с чересчур языкатыми делает? Всё, пошли спать. К утру он остынет, тогда и поговорим, — посмотрел на Сашку с Шуркой. — Живо, мальцы. И чтоб рядом здесь вас больше не видели, сам всё вам поотрываю. Поняли?

Сашка и Шурка закивали, соглашаясь.

— Брысь, мальцы, — закончил свою речь Грег. Поморщившись, тронул повязку на виске. — Пошли, Фёдор.

Сашка и Шурка задержались, пересчитывая и деля сигареты. Эркин, вскрыв пачку, выкурил одну, и делёжка затруднялась нечётным количеством.

Тяжело переступая, Эркин шёл к семейному бараку. Он хотел одного: лечь и ни о чём больше не думать. Он даже как-то не сознавал, что на крыльце стоит Женя в накинутом на плечи пальто, и, только подойдя к ней и когда она его обняла, тупо спросил:

— Женя, ты?

— Я, я, — всхлипнула Женя. — Господи, Эркин, что это было?

— Ничего, — он обнял её, вдохнул запах её волос, ткнулся в них лицом и повторил: — Ничего.

Женя прерывисто вздохнула, прижалась к нему и тут же мягко отстранилась.

— Ну всё, пошли, Эркин, пошли домой. Господи, неужели обошлось? Пошли, поздно уже.

Эркин молча кивал, идя за Женей. Подождал в проходе, пока Женя разденется и ляжет: двоим взрослым в отсеке не повернуться.

— Эркин, — тихо позвала Женя. Он вошёл, разделся и необычно тяжело залез на свою койку, вытянулся. Женины руки расправили одеяло на его плечах, подоткнули свисающий угол. Он беззвучно шевельнул губами, не открывая глаз: сил уже ни на что не было.

— Спи, милый, — по его виску скользнули губы Жени.

Еле слышно скрипнула нижняя койка: Женя легла. Сонно дышит Алиса, еле слышно всхлипывает во сне Нюся, уже совсем спокойно дышит Женя… все спят, его никто не видит, он один… и тупая боль в груди, боль во всём теле, будто заболели все ушибы, все синяки, всё… пинки и тумаки надзирателей, шипы пузырчатки, удары током, уколы обработки, горячка… он с беззвучным стоном перекатил по подушке голову. Что это с ним, почему, за что…? Он не может больше, не хочет… откуда эта боль?

Эркин с усилием открыл глаза. Синий потолок, синий полумрак. Повернувшись набок, он видит лицо Жени, усталое, измученное. Ей его сегодняшние похождения… тоже солоно пришлись. И он ничего не может ей рассказать. Ни сейчас, ни потом. Но не от этого боль. Он хочет спать, а закроешь глаза — наваливается тяжёлая чёрная темнота и давит. Что это с ним?

…Ухмыляющаяся рожа Полди.

— Ну, краснорожий, на колени! Отмылся, значит, навозник?!

И пинок в спину, от которого он падает лицом в навоз, в только что собранную им кучу. И торжествующий злорадный хохот над головой…

…Нет, этого больше не будет, нет. Он сделал это. Пьяная шваль, шакал, пятилетний кошмар, его больше нет, и не будет, никогда… он рассчитался за себя, за Зибо, за Пупсика и Уголька, за Шоколада, это Полди заставил парня зимой под дождём да ещё на ветру работать, а Шоколад уже кашлял, и на Пустырь Шоколада Полди отправил, за того индейца, отработочного, что и прозвища не успел получить, это Полди довёл парня насмешками и издевательствами до того, что индеец кинулся на него с вилами, и парня забили, запороли насмерть, остальным в назидание, все казни, все пытки Полди устраивал и вот… получил, что заслужил. Андрей тогда на выпасе спросил, что, дескать, будешь делать, когда встретишь кого из надзирателей, так правду тогда ответил, что не знает, когда встретит, тогда и решит. Андрей дразнил его, заводил, а заводился и психовал Фредди… нет, не хочу о нём, он — такой же беляк, как все. Полди крикнул: "Убей его!" — и Фредди выстрелил, ранил Грега, Грег ведь кинулся вперёд, собой прикрыл, а Фредди… Чёрт, не хочу о нём, ведь три месяца, и всякое было, и дрались, и ссорились, а два месяца бок о бок, и сам Фредди ведь всего хлебнул, а… а сказал ему другой белый стрелять в цветного, в раба, спальника, и выстрелил Фредди, а потом… потом пришёл, деньги совал, ведь, ведь за кровь Грега деньги получены, Фредди — киллер, ему каждый выстрел оплачивают. Шурка, малец совсем, а знает, что за кровь друга денег не берут, а Фредди что, не знает? Знает ведь, а взял, пуля-то мне шла. Если б не Грег, моя кровь там бы была, а Фредди мне эти деньги совал, что на меня кровь Грега перешла. Фредди, за что ты меня так? Я же так верил тебе, ты же первый белый, кому я так… Женя и Андрей не в счёт. Андрей пришёл к нам, сам, стал мне братом, никто его за белого не считал, а Женя… ну, Женя — это совсем другое. Фредди, ты… ты ведь весь из себя вылез, переломал себя, чтоб я тебя за беляка не держал, а заплатили тебе, и… и всё.

Эркин повернулся на спину, сдвинул одеяло и потёр грудь, пытаясь хоть так умерить тупо саднящую там боль. И не понять, что болит, и ни ушиба, ни чего ещё нет, а больно, внутри она, и как избавиться от неё — непонятно. Фредди, как же ты мог? Сидеть за одним столом с этой сволочью, пить с ним, стрелять по его слову, и… и кто-то же дал тебе деньги за твой выстрел, не этот шакал, кто-то другой, но ты взял же их, Фредди, ты же не раб, чтобы по приказу хозяина мордовать другого такого же раба, Фредди, а когда пришёл, ты по-другому никак не мог меня позвать? Мальчишку под дуло поставил. За что? Фредди?!

Боль стала невыносимой, и, чтобы не закричать в голос, Эркин повернулся на живот, обхватил руками подушку и, закусив её угол, как когда-то в имении рукав рабской куртки, заплакал. Плакал долго, вздрагивая всем телом, и чувствовал, как боль становится горячей и текучей, выходит из него со слезами.

Выплакавшись, Эркин осторожно приподнялся на локтях, посмотрел вниз, вбок. Нет, вроде никого не разбудил. Он вытер мокрое лицо о подушку, перевернул её и лёг уже удобнее, натянул на плечи одеяло, угол подсунул под щёку, вздохом перевёл дыхание. Выговоришься — станет легче. Рассказать об этом он никому никогда не сможет, но хоть вот так, в подушку. Ладно, надо спать, отрезано, всё в прошлом. Но и засыпая, он помнил и знал, что будет помнить, каким беззащитным стало лицо Фредди при его словах о расчёте, лицо человека, получившего неожиданный удар… Эркин снова вздохнул. Уже во сне.

Нюся осторожно приподнялась на локте, посмотрела на него и снова легла. Хорошо, что всё обошлось. Когда он ушёл, тётя Женя так перепугалась, и они решили, что она присмотрит за Алисой, а тётя Женя будет его ждать и вообще… господи, как хорошо, что всё обошлось. Жалко, если бы с ним что-то случилось. Он такой большой и сильный, просто рядом быть и уже ничего не страшно. Если бы не он… она же одна, ни защитника, ни просто близкого. Нет, она понимает, что слишком большая в дочки проситься к тёте Жене, а сама она ему вовсе не нужна, он и не посмотрел на неё ни разу. Вот уедут они, и она опять останется одна. Нюся тихонько всхлипнула, засыпая.

Сдавленные рыдания Эркина разбудили Женю, но, понимая, что он сейчас всё равно ей ничего не скажет, она не шевельнулась. И лежала неподвижно, пока не услышала, как он лёг по-другому, повздыхал, поёрзал, укладываясь, и наконец задышал уже спокойно. Вроде ни Алиска, ни Нюся не проснулись. Ну, Алиса всё проспала, и слава богу. Ещё бы заревела, переполошила бы всех. Господи, что же там было в городе? Нюся сказала, что Грег ходил с ними и вернулся отдельно и раненый. Эркин из города пришёл сам не свой, а после этого вызова… нет, спрашивать Эркина бессмысленно, если бы он хотел ей сказать, то сразу бы сказал. Может, потом, когда-нибудь… господи, да она и не хочет знать, лишь бы он был жив и здоров. Ладно, раз обошлось, то всё хорошо. Завтра… завтра ему наверное лучше к психологу не ходить, ещё сорвётся ненароком. Пусть… ну, хоть поспит. А то он и так из-за врачей извёлся. Женя вздохнула, ещё раз посмотрела на безмятежно спавшую Алису и закрыла глаза, разрешая себе заснуть.

Тим боялся, что этот переполох испугает Дима. Он уже уложил малыша и собирался ложиться сам, когда зарёванный Сашка заметался по казарме, отыскивая Мороза, и сразу понял: то, из-за чего Грег пришёл раненым, а Фёдор и Мороз еле поспели к закрытию, продолжается. Он велел Диму лежать и носа из-под одеяла не высовывать, быстро оделся и пошёл к выходу. Дело оборачивалось очень серьёзно, а он, можно считать, без оружия, только складной нож в кармане и кастет, и всё. Но… обошлось и ладно.

Когда Тим вернулся, Дим смирно лежал в постели, но не спал.

— Чего не спишь? — улыбнулся Тим, снимая куртку. — Спи.

— Ага, — глаза Дима хитро поблёскивали в синем сумраке. — Пап, а чего там случилось?

— Тише, Дим. Перебудишь всех.

— Ну, пап! — шёпотом попросил Дим. — Ну…

Тим укоризненно вздохнул, но присел на край койки Дима.

— Испугался?

— Да не-е. Пап, а ты мамку совсем не помнишь?

Тим покачал головой. Как отвечать на подобные вопросы Дима, он сообразить не мог и обычно соглашался с предложенным Димом вариантом. Говоря о прошлом, Дим, как догадывался Тим, не столько вспоминал его, сколько выдумывал заново.

— Это хорошо, что не помнишь, — задумчиво сказал Дим. — Значит, это не помеха.

— Помеха? — переспросил Тим новое русское слово.

Как и большинство в лагере, он говорил теперь на смеси русских и английских слов, радостно ощущая, что русских становится всё больше.

— Ну не помешает, — объяснил Дим.

— Чему?

— Мы с Катькой одну штуку придумали. Здоровскую! Вот увидишь.

— Спи, придумщик, — засмеялся Тим и встал.

— Ладно, — не стал спорить Дим и повторил: — Вот увидишь, — повернулся набок, сворачиваясь клубком под одеялом и мгновенно засыпая.

Тим поправил ему одеяло, быстро разделся и забрался на свою койку. Ну вот, ещё день кончен. Ладно. Что бы там Дим ни придумал, это будет… безобиднее того, что устроили Сашка с Шуркой. Полезли дураки, и едва кровью всё не кончилось. Странная, конечно, история. Киллер, а промахивается. А если стрелял впритирку, почему Грега ранил? Устроил такой шухер, заложника брал и только для того, чтобы Мороза на разговор позвать. Глупо как-то. Ну, о чём с ним Мороз говорил, это их дело, конечно. Но какие дела у спальника с киллером? А везучий парень Мороз: первый раз в город вышел и сразу в такое дерьмо вляпался. Ну, а его и Дима это не касается, пусть спальник сам разбирается. А у него — Тим невольно вздохнул — свои проблемы. Дим стал часто мать вспоминать. Говорит и смотрит, будто ждёт: подтвердит отец или опровергнет. Кого проверяет Дим, себя или его? Ему нечего сказать Диму, он даже выдумать ничего не может. Семьи у раба нет. Если только тебе кого-то в дети дадут, или тебя кому-то. А взяли в телохранители — и этого лишили. У телохранителя никого и ничего нет. Только хозяин. И то… Нет, не хочется об этом. Хорошо, что Дим ничего о рабстве не знает, не понимает, бегает с другими детьми, играет, болтает только по-русски, всюду успевает сунуть нос, а потом выдаёт:

— Пап, а почему где чёрт не справится, туда бабу пошлёт?

И не сразу поймёшь, а поняв, всё равно не знаешь, что ответить.

Тим улыбнулся, не открывая глаз. Спасибо Старому Сержу, Сергею Са-вель-и-чу, да, так правильно, за подсказку и помощь. Конечно, останься они там, ни ему, ни Диму жизни бы не было. Даже не в цвете дело. А хуже. Он летом выехал проверять отрегулированную машину и увидел на улице того… который командовал расстрелом лагерников и посылал его в ров, проверить и добить… А теперь в штатском, сидит, пиво пьёт, сытый, довольный… Нет, тогда и понял, что надо бежать. А то ещё на Старого Хозяина нарвёшься, а это конец. И ему, и Диму. Тим на секунду, на долю секунды представил: он идёт по улице с Димом и встречает Старого Хозяина… и покрылся холодным потом. Он слишком хорошо знает, что бы за этим последовало. Холодный взгляд светлых бесцветных глаз, холодный ровный голос, слова… и приказ. Приказ убить Дима.

Тим рывком сел на койке, едва не свалившись вниз. Весь мокрый, впору полотенце брать. Сидел, слушал ночной шум казармы и обсыхал. Засаднило в горле, покурить бы сейчас или попить. Но что за одним, что за другим надо идти в уборную. Уговорились в семейном бараке ночью курить только в уборной. А спускаться — беспокоить Дима, и уйдёт он, а Дим проснётся… Сейчас уже реже, но хоть раз за ночь, но Дим просыпается и сразу: "Пап, ты здесь?". Услышит тишину и испугается. Не уж, нужно перетерпеть. Хуже приходилось.

Высыхая, пот стягивал кожу. Тим растёр ладонью грудь и лёг. Ладно. Врачей он прошёл, психолога тоже. Теперь… да, теперь ему в справочную. Психолог посоветовал не спешить, а как следует разузнать об областях — в России не штаты, а области и края. Шофёры везде нужны, так что надо выбирать климат и другие условия. Хороший совет можно и приказом посчитать. Дим здоров — уже легче. Конечно, далеко на север забираться не стоит, слишком холодно. А Дим хоть и без ограничений, но всё-таки слабенький, да и расходы на зимнюю одежду большие будут. Но это всё надо ещё как следует обдумать. Лучше не спешить.

* * *

Проснувшись, Андрей ещё полежал неподвижно, закрыв глаза и напряжённо прислушиваясь. Пока не выяснишь, кто и что вокруг, показывать, что проснулся, нельзя.

Лёгкие быстрые шаги, стук костяшками по дереву и молодой женский голос:

— Вставай и выходи. Он уехал.

И опять шаги. Уже удаляющиеся. Вдалеке стукнула дверь. Да, ушла на кухню.

Андрей открыл глаза, потянулся под одеялом и откинул его. Сквозь плотные белые шторы комнату заливает белый свет. Значит, даже не утро, а день. Однако дал он храпака. В изножье кровати тёмно-красный, почти бордовый халат, а раньше его не было. Значит, пока спал, заходили, а он и не почувствовал. Возьмём на заметку. Так, и шлёпанцы стоят. Отлично.

Андрей встал, всунул ступни в шлёпанцы, надел халат и, завязывая на ходу пояс, вышел в гостиную.

— Элли!

— Я на кухне, — откликнулась она.

Андрей вошёл в маленькую, очень светлую и уютную кухню, шумно понюхал воздух.

— Запахи…! Обалдеть!

Элии обернулась к нему от плиты, невольно улыбнулась.

— Иди, приведи себя в порядок и будем есть.

— Завтракать? — уточнил Андрей.

— Нет, — засмеялась Элли. — Уже ленч.

Андрей провёл тыльной стороной ладони по своей щеке.

— Однако… Я мигом, Элли.

Она кивнула.

— Хорошо. У меня будет вот-вот готово, — и уже ему в спину крикнула: — Всё, что нужно, в ванной.

В ванной Андрей, кроме уже привычных мыла и полотенец, обнаружил на полочке у зеркала бритвенный прибор и на табуретке одежду. Трусы, рубашка, брюки, носки, под табуреткой стояли лёгкие полуботинки. Так-так, и что сие означает? Изменение условий содержания…

…Он сидит на кровати, а Элли рядом на стуле, сцепив руки на коленях.

— Элли, мне так и ходить нагишом?

— Ох, он же в любой момент может появиться, увидит…

Глаза Элли наполняются слезами.

— Ну, Элли, не надо. Всё так, ты права, но что-то же надо делать.

— Не знаю, — всхлипывает Элли. — Понимаешь, он, когда приезжает, то заходит и смотрит на тебя, и вообще… он всё сразу видит.

Он кивает, напряжённо думая…

…В конце концов решили так: он будет оставаться в своей спальне, а Элли, как и раньше, будет приносить ему всё необходимое и тут же уносить, но есть и бриться он будет, конечно, сам. А Джимми она скажет, что он начал приходить в себя, но ненадолго, говорит отдельные слова, но бессвязно и сам не понимает, что говорит.

Что ж… Андрей оглядел себя в зеркале, ощупал щёки. Что ж, похоже, это сработало, посмотрим, что дальше будет. Джимми… интересно всё-таки, кто это такой. По рассказу Элли — сволочь первостатейная. Скорее всего, уголовник. Ну, таких мы всяких повидали, посмотрим и на этого.

Он быстро оделся, оглядел ванную: нет, всё в порядке. И пошёл на кухню.

Элли уже накрыла на стол. Два прибора. Салат, отбивная с жареной картошкой, стакан томатного сока, на плите ждёт своего часа кофейник.

— Красота! — искренне восхитился Андрей, садясь к столу.

Элли улыбнулась, устраиваясь напротив.

— Тебе нравится?

— М-м! — говорить Андрей не мог: рот уже набит, и он мимикой изобразил неземное блаженство.

Элли засмеялась.

— Ну, на здоровье.

Когда он доел, она легко встала из-за стола, убрала тарелки и поставила кофейный сервиз.

— Тебе кофе с молоком или чёрный?

— Давай с молоком, — кивнул Андрей.

Элли поставила перед ним чашку с нежно-коричневой ароматной жидкостью и, помедлив, вытащила из кармана фартука листок, положила его рядом с чашкой. Андрей скользнул взглядом по аккуратному списку и поднял глаза на Элли.

— Что это?

— Это? Это список, — она вздохнула, — чему я должна тебя научить.

— Так, — задумчиво кивнул Андрей. — Ну и чему? Прочитай, Элли.

— Ты… ты не умеешь читать? — удивилась Элли.

Андрей, не отвечая, улыбнулся ей, она опять села и стала читать. Андрей слушал, и по его лицу как тень скользила злая улыбка. Прослушав список, кивнул.

— Ясно. Этому научиться можно. Он знает, что ты написала список? — Элли кивнула. — Тогда ладно. Что ещё, Элли?

Она молчала, потупившись.

— Ну же, Элли.

— Он… он велел мне рассказать тебе, как ты здесь очутился. Когда ты спросишь об этом.

— Понятно. Душевная, должно быть, история, да, Элли?

Она вдруг всхлипнула и заплакала, закрыв лицо ладонями. Андрей быстро переставил стул и сел рядом с ней, обнял, положив её голову себе на плечо.

— Ничего, Элли, всё будет в порядке, поверь мне.

Она, всхлипывая, тёрлась лицом о его рубашку.

— Это он привёз одежду?

— Да, — ответила она сквозь всхлипывания. — Только для дома, я же должна приучить тебя к… к цивилизации. А твоё он всё сжёг. Я говорила тебе.

— Всё? — спросил Андрей и почувствовал, как под его рукой взрогнули её плечи.

Он осторожно взял двумя руками её голову, приподнял и поцеловал в мокрые испуганные глаза.

— Спасибо, Элли.

— Ты… ты…

— Тш-ш-ш, Элли, — он мягко поцеловал её в губы, вернее, на мгновение закрыл своими губами её рот. — Не надо об этом говорить. Ни что это, ни где хранится. О чём не сказано, Элли, того не знаешь. Чего не знаешь, о том не проболтаешься.

Элли невольно улыбнулась: таким ласково-лукавым был его голос.

— А как же ты тогда это найдёшь? — так же лукаво спросила она.

— А я не буду искать, — Андрей снова коснулся губами её губ и встал, подошёл к окну. Стоя сбоку, у косяка, оглядел всё ещё зелёный газон и блестящую от дождя плитку заднего дворика, обернулся к Элли. — Когда я смогу уйти, ты мне сама это отдашь.

— Ты можешь уйти даже сейчас. У меня есть тёплая куртка, она на молнии, понимаешь, не видно, что женская, — заторопилась Элли. — И с обувью что-нибудь придумаем.

— Ты меня гонишь? — с комичным испугом спросил Андрей и тут же стал серьёзным. — Он приедет, а меня нет. Что с тобой будет, Элли?

— Я тоже уеду.

— Куда? Он легко найдёт тебя. Нет, — Андрей говорил спокойно, но Элли чувствовала, что решение принято и менять его он не будет. — Я не могу так рисковать. Пока я не уверен в твоей безопасности, я буду здесь.

— Он… Джимми опасный человек.

— Да. Тем более. Он ведёт игру, Элли. Пока я не поведу её сам, я буду подыгрывать.

— Ты рискуешь проиграть себя, свою жизнь.

— На кону твоя жизнь, Элли, мне это главное.

Андрей оттолкнулся от окна и вернулся к столу.

— Ой-ёй! Кофе остыл, а такой кофе! — он залпом допил свою чашку и восхищённо причмокнул. — Вкуснота! Ну, Элли, давай, учи меня цивилизации. Что надо делать?

Элли засмеялась и встала.

— Я со всем сама справлюсь. Иди отдохни.

— Нет уж, нет уж. Хочу учиться!

И Элли сдалась. Показала ему посудомоечную машину, сушилку, холодильник, шкафы для посуды… Восторги Андрея трогательно смешили её. Убрав кухню, вышли в гостиную.

— А это холл. Гостиная. После обеда разожгу камин, посидим у огня. А хочешь, можно и сейчас.

— Зачем же порядок ломать? Нет уж, давай как обычно.

Андрей оглядывался по сторонам с детским интересом.

— Тебе нравится здесь?

— Красиво.

— Ну, я рада. Здесь я уже всё убрала. Урок на сегодня закончен. Так что сядь, посиди пока.

Андрей кивнул и сел на диван, потрепал гриву лежащего рядом большого льва.

— Какой зверь роскошный!

— Да, — засмеялась Элли. — Я хотела собаку или кошку. И Джимми привёз мне его. Чтобы мне было не так одиноко. Его зовут Лео.

— Подходит, — одобрил Андрей.

— Ещё бы, — улыбалась Элли. — Лео — это же и есть лев. Только на другом языке.

— Да-а?! — удивился Андрей. — Здорово. Запомню, — и лукаво подмигнул ей. — Постараюсь запомнить.

Элли подошла к дивану и села так, что их разделял Лео, а их руки, лежащие на его гриве, встречались.

— Да, а как тебя зовут? — он с улыбкой смотрел на неё, и Элли продолжила: — В твоей справке, Джимми её сжёг, там было написано Эндрю Мэроуз, это ведь твоя справка? Да? Ты Эндрю?

— А как меня Джимми называет? — после недолгой паузы спросил Андрей.

— Джек-Дурак, — вздохнула Элли.

— Джек-Фулл, — задумчиво кивнул Андрей. — Что ж, Фулл — это для него и нам не обязательно, а Джек имя хорошее. Я не против.

— Но… но на самом деле ты…

— Джим знает, что ты прочитала справку? — перебил её Андрей. Она пожала плечами. — Ну вот. Не надо, Элли. Будем соблюдать правила игры. Буду Джеком. И ты не запутаешься, не назовёшь меня при нём по-другому.

Помедлив, Элли кивнула.

— Хорошо. Джек… и в самом деле неплохое имя, — и повторила, словно пробуя на вкус: — Джек…

— Что, Элли? — готовно откликнулся Андрей.

— Тебе надо полежать, отдохнуть, — решительно сказала Элли. — Ты после такой болезни…

— Слушаюсь, мэм.

Андрей вскинул ладони жестом капитуляции, и Элли рассмеялась.

— Я пойду, уберу у тебя, а ты, если хочешь, полежи здесь.

— Как скажешь, — медленно кивнул Андрей.

Он сильно побледнел, даже губы посветлели. Элли вскочила, столкнула льва на пол, быстро сняла с Андрея ботинки — он даже шевельнуться не успел — и помогла ему лечь, подложив под голову вышитую подушку.

— Ну вот, полежи, сейчас плед принесу, ноги укрою.

Он виновато улыбнулся ей, и Элли погладила его по щеке.

— Ничего-ничего, лежи спокойно. Ты просто устал.

— Да, — тихо ответил Андрей, — устал.

Когда Элли принесла плед, он лежал, закрыв глаза, но дыхание выровнялось, и губы опять порозовели. Элли накрыла его пледом, и, когда она поправляла неловко легший ему на грудь угол, он поймал её руку и на мгновение прижал к своим губам.

— Ну… — Элли сглотнула, — ну, ничего страшного, полежи. Лео побудет с тобой, — попыталась она пошутить, и он улыбнулся её шутке.

Андрей лежал в лёгкой приятной полудрёме, слушал, как Элли ходит, что-то делает, иногда разговаривая сама с собой. Элли хорошая, и на лицо симпатичная, и вообще… какая же ты сволочь, Джимми, ведь она любит тебя, по-настоящему, без любви такого никто не стерпит. Ну, ладно, с Джимми мне за многое, похоже, придётся считаться, ладно, рассчитаемся. Элли надо прикрыть надёжно, с гарантией. Джимми из-под земли её, если что, достанет. Значит… значит что? Значит, ей нельзя ни уходить отсюда, ни сволочиться с Джимом. Вот Джима не будет, тогда и освободится. Ладно. Сложно, но возможно. "Смерть — не чудо, а закономерный результат совершаемых самим же убитым действий". Любил подлец порассуждать. Убив очередного, кто у него на дороге стоял. Или мог встать…

…— Ты, Малец, зря к полам липнешь.

— Почему?

— Невыгодно. Пайков у них нет, во-первых, на работы гоняют, во-вторых, и на финиш идут первыми, в-третьих, — и щелчок по носу. — Понял?

— Да.

Главное — не заплакать, не показать боли.

— Тогда благодари за науку…

…И благодарил. Хотел жить, выжить. Дожить до Победы. Вот почему и ходил к полам, политическим. Они надеялись. На Победу, на приход русских, на освобождение… А кримы надеялись на одно, нет, не надеялись, а рассчитывали и жили по расчёту: "Умри ты сегодня, а я завтра". А у полов… "Выживем вместе". Вот и ответ. Но враг… ну, с врагом разговор короткий. Главное — не спешить. Поспешишь… "Поспешишь — наследишь", "Ножом махать и обезьяна умеет, а человек думать должен". Ничего, времени навалом. Обдумаем всё, обсчитаем. И сделаем. Комар носа не подточит.

Элли убрала в его спальне, но покрывало не положила. Всё-таки он ещё слишком слаб, и кровать лучше держать наготове. Бедный парень. Она уже привыкла называть его Эндрю, а он не согласился. Почему он отказывается от своего имени? Или… или это была не его справка? Жил под чужим именем? Ну, всё равно. Джек… Так Джек. И Мэроуз совсем ему не подходит. Но он просил не думать об этом. И пусть пока полежит в холле. От кровати устаёшь, какой бы мягкой она ни была. Человеку нужно разнообразие. Ну вот, очень хорошо. Как он там?

Она вернулась в гостиную. Он спал, лёжа на диване, и свесившаяся рука утонула в гриве Лео. Элли улыбнулась мелькнувшей шутке. Ничего, пока нельзя, но когда-нибудь она ему расскажет, и они посмеются этому вместе. Беззвучно ступая, Элли подошла к столу, взяла корзинку с рукоделием и огляделась. Обычно она вышивала или вязала, сидя на диване рядом с Лео, или в кресле у камина. Но у камина ещё рано, а на диване спит… Джек. Ну и ничего, она… она сядет к окну. Ей тогда будет видно и его, и дорогу. Обычно Джимми так быстро не возвращается, но кто его знает, что ему в голову взбредёт.

Было тихо, моросил мелкий зимний дождь. И только ровное дыхание спящего человека. Элли достала пяльцы с вышивкой. За месяц и четверти не сделала. Ну, ей не к спеху, не в магазин на продажу сдавать. Джимми к её рукоделию равнодушен. Ему это не нужно и потому… Элли вздохнула. Джимми любит только себя и ни о ком больше думать просто не в состоянии.

Андрей шевельнулся на диване, открыл глаза. И когда его взгляд встретил со взглядом Элли, улыбнулся ей.