Отпевали пожилого нувориша. Молодая вдова со своей подругой прямо в храме, со свечами размером с бильярдный кий в руках, довольно громко с «чувством глубокого удовлетворения» обсуждают, какие прекрасные у них похороны: гроб, какой красавец – самый лучший, инкрустированный. А кружева? А обивка? А позолоченная чеканка? Бронзовые ручки? Перламутровое распятие на крышке? А Иисус– золотой вообще! Да-а, не стыдно на тот Свет провожать. А костюмчик-то? Да-а… и ботиночки. Да-а… Одним словом, точно не стыдно ни перед Богом, ни перед людьми… достойно, что и говорить… Остальная публика с ними солидарна, все кивают: истинно так, похороны хай-класс.
Отпели усопшего. Безутешная вдова интересуется у служки, куда, мол, свечи девать. Ей говорят, поставьте на канун, пусть догорают. Она с сомнением смотрит, куда ей указали, видит, что там свечки горят уж больно жидковатые, свои решает туда не ставить. Как-то несолидно. Идёт с вопросом к свечнице. Та ей ничтоже сумняшеся отвечает тоже про канун. Ответ снова не удовлетворяет. Гроб закрывают крышкой и несут на кладбище. После похорон вдова с подругой и со своими свечами вернулись в храм и затребовали священника. Тот явился на зов. Спрашивают его: «Святой отец, или как вас там, куда наши свечи с отпевания девать?» Он уже слышал, что они дважды про это спрашивали. Посмотрел на них, покачал головой и сказал с сердцем: «Что делать, что делать?.. Солью посыпьте и съешьте, вот, что делать»… С этими словами безнадежно махнул рукой и ушёл.
Прошло два дня. Мадамы явились снова в храм и очень возмущались. Они, оказывается, так и поступили… как священник сказал. Последствия для кишечника были самые плачевные. Ну, хоть по этому поводу погоревали, если уж не из-за самого покойника. Поминали его, сердечного, как минимум ещё два дня. Пока стул не наладился…
* * *
Бабуля принесла закутанного в одеяльце младенца, подошла к исповеди и говорит батюшке:
– Вот я подумала, что сама-то причащаюсь, а малыша своего дорогого не причащаю. Вот и принесла Тишу к причастию. Благословите, батюшка.
Открывает одеяльце, а там кот. Священник в недоумении чешет бороду. Бабулька масляно смотрит на своего «малыша». Объяснить ей что-то не представляется возможным. Ясно, что при прямом и резком отказе, горю ее не будет краев.
– Тиша… гм… Тимофей, значит? – спрашивает священник, и сам тянет время, надеясь на ходу что-то придумать.
– Да, батюшка. Тимофей.
– Гм… гм… Сколько годков-то ему?
– Восьмой уж пошёл.
– Отрок, значит? – с явным облегчением констатирует батюшка.
– Да, выходит, что отрок.
– Ну-у, тогда поисповедовать бы надо твоего отрока.
– Дак как же… как же поисповедовать батюшка? Он же, Тиша-то мой, он же не умеет говорить…
– Ну, матушка, так и не обессудь, – развёл руками священник, – раз не может исповедоваться, то и причастить не могу.
* * *
Бабулька с внуком у иконы Георгия Победоносца. Тщательно целует всех, кого видит на иконе и внучку, подталкивая его к аналою, говорит:
– Иди, иди, родной, поцелуй боженьку в хвостик…
* * *
Весьма благообразная старушка в церкви покупает и ставит три свечки перед иконой Георгия Победоносца: самому Георгию, коню и… змею.
На шутливое замечание молодого весёлого дьякона, мол, змею-то зачем, отвечает:
– Ой, сынок, сынок, ты-то молодой, а мне помирать ведь скоро… на том свете любая помощь пригодится… авось…
* * *
– Матушка, а как батюшку зовут? Ну, того, что молебен сейчас правил? Большо-о-ой такой. С голосом!
– Игумен Филарет.
– Ой, правда что ли? Это его же мощи в Христа Спасителя лежат?
– ??? Нет, милая, эти мощи еще пока бегают.
* * *
Девочка девяти лет несет записку в алтарь:
О здравии
Мамы Лёли
Папы Владика
Бабушки Шуры
бабы Гали № 1 (из деревни),
бабушки Гали № 2 (из храма)
братика Сени
кота Шерхана
шиншиллы Чапы
и будущих рыбок (мама обещала купить).
* * *
Записка. О здравии
Степаныча из соседнего подъезда (который прошлым летом спер у меня велосипед)
* * *
– Матушка, а за себя молиться можно?
– А как же? Даже нужно! Это наша, можно сказать, первейшая обязанность – свою душу спасти.
– Ну-у, я не зна-а-аю, – с сомнением говорит женщина, и недоверчиво качает головой. – Это как-то нескромно…
* * *
Шикарно одетая дама нервно барабанит по крышке конторки холеными пальцами в кольцах и с безупречным ярким маникюром.
– Женщина! – требовательно обращается она к свечнице. – От меня муж ушел. Что мне заказать, чтобы вернулся?!
– … Может, сорокоуст… но на все воля Божья…
– Что? Какая еще воля? Чтобы вернулся, говорю!.. Так. Ладно. Хорошо! Пишите этот ваш сорокоуст… А когда наступит эффект?!
* * *
– Добрый день.
– Добрый.
– Скажите, пожалуйста, а у вас тут в храме чудотворные иконы есть?
– Есть. Вон там, напротив, по ступенечкам.
– Вот спасибо!
– Пожалуйста.
Через несколько минут возвращается в замешательстве.
– Извините, а вы не подскажете, чего у нее обычно просят?..
* * *
– Женщина, а у вас тут поблизости еще храмы есть?
– Есть. Прямо по улице еще два будут.
– Отлично! А то мне астролог сказала в семи храмах по семь свечек поставить, а ваш только четвертый. Так что надо еще до трех добежать.
* * *
– Сорокоуст сколько стоит?
– Двести рублей.
– Так ма-а-ало? – разочаровывается мужчина. – А что-нибудь подороже? Так, чтобы, знаете, наверняка пробрало!
* * *
– Матушка, вот вы знаете, извелась я вся. Бабушку кремировали, уже 9 дней прошло, а прах еще не захоронили, с местом никак не определимся. И получается, что за упокой души не молимся, раз не похоронили. Говорят, что нельзя еще.
– Почему же нельзя? Кто вам такое сказал? Вы ведь сами говорите – «за упокой души». Не за прах молимся, а за душу усопшую. К захоронению это не имеет отношения.
Женщина светлеет лицом.
– Слава Богу, что я сюда зашла! Вот прямо чувствовала, что что-то не так, а сама как-то не додумалась… Спасибо вам!
* * *
Девушка подала записки в алтарь и, получив в руки прозрачный пакетик с просфорами, в недоумении смотрит на них. Потом честно спрашивает:
– А это что такое? Поминальный пряник?
* * *
– Скажите, матушка, а вот правда ли, что у Бога нельзя просить терпения? Говорят, что тогда он посылает еще больше испытаний?
– Это у вас откуда такие сведения?
– Одна бабушка сказала… в храме… в Ташкенте…
– Бабушка сказала… Нет, Христос сказал иначе: «… просите, и будет дано вам; ищите и найдете; стучите и отворят вам…» И еще: «Разве есть среди вас такой отец, который, если сын попросит хлеба, подаст ему камень, а вместо рыбы подаст ему змею?» Не спрашивайте бабушек. Ищите ответа в Евангелии.
* * *
Пришли креститься всей семьей, отец, мать и взрослый сын. Священник говорит, что взрослому человеку креститься с полным погружением можно в водоеме – реке, озере, пруде. Женщина слушает его внимательно и начинает нервничать. Священник замечает ее беспокойство и спрашивает:
– Что случилось?
– Батюшка, а вот это… благодать-то по реке не уплывет?
* * *
– Скажите, у вас сорокоуст с выниманием частицы? – строго спрашивает женщина, по виду суперправославная.
– Да.
– Точно? С выниманием? – спрашивает еще строже.
– Да.
– Я вас последний раз спрашиваю! У вас частицу вынимают или нет?!
– Да.
– Безобразие! Даже ответить нормально не могут! Понасажали вас тут! Я сама, между прочим, в церковной лавке работаю. Если бы я так разговаривала с покупателями, меня бы уже уволили давно!
Поворачивается и разгневанная уходит. Прихожанка, свидетельница диалога, тихо говорит ей вслед:
– Может, и к лучшему бы было… для всех…
* * *
– Матушка, собачка у нас умерла, Чарлик наш… такой хороший был, такой лапочка… Муж себе места не находит прямо… спать не может, все о нем думает. Мы его похоронили хорошо, и даже памятник маленький поставили, но вот… как бы это сказать… Нельзя ли и в церкви как-то за него помолиться?… Мы заплатим, конечно… Может, попросите батюшку? А? Все же нам с мужем спокойнее будет знать, что и там у него все хорошо, на Суде.
Женщина заплакала.
– Не плачьте, пожалуйста. За вашего Чарлика не надо молиться.
– Почему? Он такой был замечательный, вы просто не знаете… ласковый, добрый… а встречал нас как? Только дверь откроешь, а он кинется облизывать, целовать по-своему, радуется, скачет, лает от восторга…
– Понимаете, Церковь молится о людях, то есть о грешниках, ибо нет человека, который бы жил и не согрешил. А у животных нет греха. И суда над ними никакого нет. Они не творят умышленного зла, поэтому и молиться за них нет нужды. Ваша собачка и так в раю.
– Правда?! Вы серьезно?
– Абсолютно.
– Господи! Радость-то какая! Слава Тебе, Господи! Спасибо вам! Спасибо, дорогая! Побегу, мужу скажу, пусть успокоится.
* * *
– Здравствуйте, я маму похоронил.
– Царствие ей Небесное.
– Да, спасибо, надеюсь. Я вот все, что надо в церкви заказал, но вот, что хотел бы уточнить. Агент сказал, что завтра первый завтрак можно нести. А я как-то растерялся, забыл спросить, что приносить? Скажите, как правильно, пожалуйста. Мамочка очень верующая была.
– Простите… а кому завтрак?
– Так маме же?
– Гм… как бы вам объяснить… Пищу телесную потребляет тело, а оно умерло. Душа же вашей мамы в телесной пище не нуждается. Поэтому никакой завтрак нести на кладбище не нужно.
– … Вы уверены?…
– Да.
– … А можно я все-таки у священника спрошу?.. Вы не обижайтесь, я вам немножко верю, но… я не хочу, чтобы мама голодала…
* * *
– Матушка, помогите, пожалуйста.
– Слушаю вас.
– А какому тут богу молиться? У вас столько икон повсюду, что и не понять. Хожу вот, хожу… запуталась совсем…
– … Молитесь Христу, не ошибетесь.
* * *
– Извините, у вас на всех записках сверху написано «Р. ста». А что это значит? Я не поняла.
– Как это что? Родительская суббота, конечно. Чего же тут непонятного! – возмущается мужчина.
– Да? Я бы сама не догадалась. Впервые вижу такое сокращение.
– Догадливее надо быть. Все понимают, что такое «Р. ста», а она не понимает. Быстрее соображать надо, раз в церкви работаете! Тоже мне…
* * *
– А записки у вас платные?
– Да, за записки есть пожертвование.
– Ничего себе обнаглели!
* * *
– Матушка, подскажите, пожалуйста, мне бы вот с работой помощь нужна. Это какую записку писать, о зравии или об упокоении?
– … Гм… О здравии. Те, кого Господь упокоил, работу уже имеют, скорее всего…
* * *
– Матушка, вы знаете… как сказать… тут такая ситуация… Я вот ехал в метро, и так вдруг страшно стало… все эти взрывы, аварии… Захотел помолиться. Сказал про себя «Господи, помилуй» и потом усомнился… это ведь глубоко под землей… даже мобильник не ловит… а Бог там слышит? Вы вот как думаете?
– Конечно, Он слышит. Вы же там есть. И можете при этом и думать, и слышать, и молиться.
– Ну да, в общем-то… А вот мобильник не ловит…
* * *
Вечерняя служба. Шестопсалмие. Свечи загасили. Свет выключили. Одни лампадки теплятся у икон. В храме тишина и молчание. Так положено. Это символ мира, погруженного во тьму в ожидании Рождества Спасителя.
Очередь у свечного ящика ропщет:
– Чего это? Зачем? Почему не работаете? Продайте свечей.
Самый активный мужчина пробирается вперед. Он включил на телефоне фонарик и теперь требует:
– Пиши-ка, тетя, мне сорокоуст о здравии. Я посвечу, раз вы тут электричество экономите.
* * *
– Здравствуйте, дорогая матушка божественница.
– …Здравствуйте… так меня еще не называли. Сподобилась…