Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие.
Ин. 6, 55
Все упражнения и труды — лишь пути и средства достижения истинной готовности придти к Богу, дабы он руководил нами. Тот же дар, что мы «едим плоть Сына Человеческого и пьем Его кровь», — цель и награда, ибо в нем он Сам Себя непосредственно отдает людям, соединяясь с ними просто и совершенно.
«Плоть Моя истинно есть пища и Кровь Моя истинно есть питие»: те, кто воспринимает это внешне, чувствами, как телесную пищу, как хлеб и вино, вкушая их, ничего не знает об истинном смысле Вечери и о блаженстве соединения, сокрытом в ней.
Пища, которую принимает внешний человек, сама по себе мертва и служит лишь для бренной жизни человека. Но Пища, которую внутренний человек получает от Христа, — живая, и кто се вкушает, «жить будет вечно» (Ин. 6, 58).
Услышав эти слова, отошли многие, кто шел за Христом, ибо не поняли Его слов (Ин. 6, 66). Они восприняли буквально то, что имело духовный смысл. Ибо Пища эта превосходит все, постигаемое умом. Здесь Пища и вкушающий едины.
Однако трудно объяснить словами то, что выходит за пределы понимания. Только внутренний человек, живущий исключительно внутренним, в состоянии вкушать эту Пищу и понимать ее смысл, даже если не выразить того словами человеческими.
Кто хочет узнать, что означает вкушать Кровь и Плоть Христову, пусть, от всего отрешившись, пребывает внутренне в покое и одиночестве.
Дабы достичь этого, нужно привыкнуть следить за своим внутренним человеком и во всем, что делаешь, заглядывать в себя, и всегда, занимаясь чем-либо или общаясь с другими людьми, оставаться обращенным вовнутрь большей частью своего существа, особенно — в часы досуга и одиночества; только тогда ты будешь истинно собран внутри со всеми своими чувствами и силами и погружен в глубину души. Ибо здесь то место, где Пища живая, «Плоть и Кровь», т. е. суть и дух Христовы, соединяются с внутренним человеком, всецело его в Себя вовлекая и в Себя преображая.
Это соединение превосходит все превращения, которые человек в силах осмыслить. Ибо здесь дух возвышен над всякой тварностью, очищен и просветлен и так совершенно вознесен над самим собой и своим образом и пронизан Богом, что теряет всякое сходство и подобие с Богом, становясь с Ним единым и растворяясь в морс божественного света.
Происходит это подобно тому, как огонь действует на дрова: сначала он вытягивает из них влагу, потом делает их теплее, горячее, а затем — подобными себе. Чем более дрова приближаются к подобию, тем более исчезает неподобие, пока, наконец, огонь не растворит материю дров, и существо дров не сделается единым с огнем, само становясь пламенем. Так, в единении, исчезает подобие.
Точно так же и божественная Пища увлекает дух из неподобия в подобие, а из него — в единство.
Если божественный жар любви устранит из духа всякое неподобие, всякую несоразмерность Богу, то при вкушении существа Христова он совершенно растворится в божественности, как сказал о том Христос Августину: «Расти и принимай Меня в себя, тогда ты не Меня превратишь в себя, но сам всецело преобразишься в Меня».
Прежде чем случится такое, все тварное должно в нас умереть. Но сколь же плодотворна и блаженна жизнь, рождающаяся в этой смерти!
Когда вкушаем мы пищу телесную, все, что мы едим, само должно умереть и исчезнуть, прежде чем попадет в наше естество и станет с ним полностью единым.
Попадая в наше чрево, пища становится столь не похожа на саму себя, что се прежнюю форму уже не узнать, особенно же, когда ее сила всосется в наше тело и станет частью нас самих.
Но гораздо глубже заходит смерть и исчезновение, когда наш дух растворяется в божественном единстве и теряется в нем, так что нельзя больше обнаружить его тварное бытие.
О таком единении да будет всякое наше помышление и ни о чем, более мелком. Мы созданы, призваны и снаряжены для неизмеримо больших вещей, и Бог хочет, чтобы мы не довольствовались меньшим и не утешались мелкими вещами, но осознавали, что он хочет отдать нам Себя во всей Своей сути. Поэтому, с чем бы мы ни встретились, будем внутренне бдительны и открыты и всеми чувствами и силами устремлены к наивысшему, к Самому Богу, дабы все более приближаться к божественной глубине и тем самым все более возвышаться.
Как жаль тех, кто божественную Истину и Реальность воспринимает только рассудком, понимая все буквально и грубо материально: они толкутся позади и ничего у них не получается...
...Если телесная пища, попав в чрево, остановится и не будет двигаться дальше, то телу от этого лишь неприятности, — то же самое и с теми, кто принимает Пищу божественную лишь чувствами, а не духом; они не приемлют высшего блага, которое Бог хочет дать им с этой Пищей, а именно — Себя Самого. Они не понимают смысла Таинства и не становятся причастниками преображения, в котором Бог отдает Себя столь существенно и совершенно, что вкушающий и Пища становятся едины.
Этот божественный дар можно принимать во все дни, как только мы того возжаждем. Для тех, кто хочет прийти к совершенству, нет более короткого и падежного пути, чем тот, что ведет вовнутрь.
Ничто столь хорошо не готовит материю к тому, чтобы сделаться светом, как приближение к огню, когда вбирает она в себя все больше и больше тепла: оставаясь вблизи от огня, она может быть еще сырой, твердой и окаменевшей, но затем жар его воздействует на нее, делая подобной себе и полностью втягивая в себя.
Так и человек, еще сильно пропитанный своими грехами, ошибками и недостатками, ожесточенный сердцем или окаменевший, в благоговении и самоотдаче приближается к божественному огню, постоянно обращаясь вовнутрь, насколько в его силах, и пребывает в этом, пока огонь не прогреет его столь неравномерное существо, делая мягче и светлее, и пока, наконец, не вспыхнет он, становясь огненным и божественным.
Нет иного достойного средства совершенного обожения нашего существа, кроме Самого Бога. Разве могли бы мы лучше и совершеннее подготовить себя для Него, нежели через Него Самого! Нельзя быстрее привести к обновлению и возрождению свое несовершенство, своего «ветхого человека» (Ср. Еф. 4, 22), своего неполноценного внешнего человека, все свое существо, нежели вкушая Плоть и Кровь Христовы, т. е. принимая в себя все Его существо, наполняясь Его Духом, воспламеняясь Его любящим сердцем и причащаясь Его божественности.
Всецело же Его воспримет тот, кто при этом отрешится от себя самого, совершенно предастся Ему и соединится с Его волей: «Моя воля, чтобы жил Я в человеке, как в Моем сердце и Моей душе».
Это подразумевал святой Фома, говоря: «Все милости, которые, став человеком, принес Христос в мир, приносит он каждому человеку Своей святой любовью и сущностью и сегодня, и во все времена», — всем, кто принимает Его в себя и соединяется с Ним.
Всякое созерцание и все погружения, совершаемые человеком по своей воле, — ничто в сравнении с этим даром; ибо если они только направлены к Богу, то здесь присутствует Сам Бог. Здесь просветленный человек совершенно обоживается, как сказал Бог Августину; «Не Я в тебе, но ты всецело во Мне».
Все преграды, которые мешают такому восприятию божественной Пищи и единению, заключены в самом человеке.
Это — вещи и удовольствия, которые разрушают его сердце, изгоняют его благоговение, делают невозможной его преданность, и Бог становится ему далек и чужд. Это — склонность с большей любовью и удовольствием привязываться к тварному, чем к Богу, так что тварное, преходящие наслаждения и блага переполняют и занимают его настолько, что для Бога не остается больше ни места, ни времени.
Склонность все больше получать и стяжать, обладать и удерживать глубоко укоренена в человеческой сущности, неважно, стяжает ли человек материальные ценности или знания, или же копит вокруг себя и в себе тысячи вещей, которые обещают ему удовольствие, тешат его Я и этим укрепляют его в его деланьи. Каждый ищет дружбы, развлечений, единомышленников, которые, со своей стороны, поддерживают его в таком занятии и все больше уводят от самого себя и от Бога.
И поскольку не хочет он оставить ни одну из этих вещей и не воспринимает Бога и дары Его, держась за тварное и внешние вещи, жизнь его уходит в песок, как ручей в пустыне.
Человек же не желает ни видеть этого, ни знать, что с ним будет потом. он находит множество
прикрытий своей тяге прочь от Духа и от Бога, успокаивая свою совесть: <<У меня еще все впереди» и «Ничего страшного». Это — мощная преграда, которую человек воздвигает между собой и Богом. Что пользы ему тогда, если принимает он божественные дары, но остается невосприимчив к их сути, к тому, чтобы влиться в преображающий божественный свет и огонь? Невосприимчив же он, покуда во всем, к чему стремится, даже с самыми благими намерениями, думает о своем Я и ищет его, а не Бога.
Но те, кто держится Бога, не предпочитая украдкой себя, кто больше обращен вовнутрь, чем вовне, кто, проверяя свои устремления и глубину своей души, находит их чистыми и светлыми и всеми чувствами и помыслами обращен к Богу, никогда не отступая и равно доверяясь Ему в радости и печали, те воспримут его дары, благодарно принимая их от Бога и Ему возвращая.
В них действует, просветляя, «Плоть и Кровь Христова», они рождаются в Боге и Бог в них. Ибо в их мыслях нет ничего, кроме воли Божьей, они всецело поднялись над самими собой, вошли в Бога и в глубине соединились с Ним.
Какое чудо сотворим мы с Богом, если повседневно будем о себе вспоминать, в себе самих покоиться и чтить в себе божественные дары! Мы найдем Царствие Божие внутри себя и преодолеем все вещное! Но, увы, мы этого не делаем, только взираем; вместо того, чтобы уходить в себя, мы уходим от
себя и спешим к вещам, которые манят нас, то к одним, то к другим — и нет конца гонке и суете.
Сподоби нас, Боже, вернуться вовнутрь и там пребывать, дабы обратиться к себе и найти себя, принимая в отрешенности и безмолвии души божественные дары, вбирая существо Христово и обретая единение!