В ту ночь спала я плохо. Сон шел короткими, расплывчатыми урывками, смысл которых я даже не поняла. В них то и дело мелькали лица ребят в желтой форме, которые проносились мимо меня, поднимаясь и исчезая в бурлящей реке, которая крутила их, словно щепки. Тэйлор, его девушка, раскосая Лин, прихрамывающий на одну ногу парень с печальными глазами. Их рты были открыты, они вопили о помощи. Но стоило мне протянуть им руку, они опускали глаза и исчезали в засасывающем их водовороте. Проснувшись от собственного крика, я прислонилась к изголовью кровати и попыталась утихомирить участившееся сердцебиение.

За окном забрезжили первые проблески рассвета. Серые лучи озарили комнату. Сначала выступили из тьмы потухший за ночь камин и диванчик, затем подножие кровати и шкаф. Вопреки моим недавним надеждам, которые теперь казались такими глупыми и наивными, разложенные вещи так и останутся лежать в нем еще долго. Намного дольше, чем я рассчитывала. Моя мечта вернуться в прежнюю безоблачную жизнь рассеялась как дым — настало время раз и навсегда выкинуть ее из головы. Наконец холодный свет добрался и до стола и высветил лежащий на нем ноутбук, заново напоминая мне об увиденном ролике. Несмотря на тепло постели, меня передернуло.

Я умылась ледяной водой и даже встала под холодный душ, чтобы избавиться от мерзкого ощущения, не покидавшего меня со вчерашнего вечера. Но это не помогло. В итоге в школу я пришла невыспавшаяся и в мрачном настроении.

Во время построения со стороны красных доносились громкие обсуждения, и к этому времени гнев по поводу увиденного в чате только усилился. Некоторые из них пересматривали ролик на телефоне, гогоча словно ненормальные. Меня поразило, что даже их девушки находили видео забавным и теперь вовсю заигрывали с Диланом и Эриком, которые после вчерашнего видео стали неоспоримыми героями недели. Довольные этим вниманием, оба, однако, не отходили ни на шаг от Камиллы, которая с королевским видом поправляла приподнятые вверх локоны и то и дело поглаживала их по плечу, обозначая свою территорию. Загорелые и расфуфыренные близняшки довольно ворковали рядом. К ним пыталась притереться и подлиза Николь, но они не обращали на нее никакого внимания, и она обиженно надула губы в стороне.

Я отвела от них взгляд и оглядела поникшие желтые ряды. Напротив с опущенной головой стоял Тэйлор. Несмотря на сыпавшиеся градом насмешки со стороны красных, он крепко держал свою девушку за руку. Его рыжие волосы растрепались на ветру, а на бледной тонкой шее все еще проступали красные следы от удерживающих его веревок — обе гориллы не пожалели силы, когда привязывали его к дереву. Рядом съежилась миниатюрная фигурка. Потупив голову, девушка Тэйлора лишь изредка смахивала слезинки, и он крепче сжал ей руку в знак поддержки. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что даже ей завидую.

— Я надеюсь, что новый день принес вам множество свежих знаний, — донесся до меня откуда-то издалека голос мисс Белл.

Как она может быть такой хладнокровной? Вчера утром она изо всех сил изображала сострадание, а теперь ведет себя, как будто ничего не произошло. Наверняка учителя вполне в курсе, что здесь происходит. Хуже! Никто из них и не думал наказать тех, кто этого вполне заслуживал. Кучка гнусных лицемеров.

— Помните, что успех каждого из вас важен для всех. Вы — подрастающая надежда этой школы…

Что это? Она словно говорила устами отсутствующей на построении миссис Джеймс.

Терпеть дальше было невыносимо.

— Простите, мисс Белл, я бы хотела кое-что сказать, — я протиснулась вперед, чтобы меня было видно.

На лицах учителей отразилось изумление. Я могла поспорить, что за всю историю существования этой странной школы никто из моих одноклассников ни разу не осмелился нарушить утреннее построение.

Мисс Белл выглядела слегка потрясенной, но тут же пришла в себя.

— Боюсь, Алекс, что это невозможно. Если у тебя есть какие-то вопросы, ты можешь обратиться ко мне, когда я закончу, — ответила она, стремясь как можно скорее продолжить свою речь.

— Увы, это не может подождать, — громко сказала я, снова прерывая ее. — Потому что я хочу, чтобы меня услышали не только вы.

Напротив меня ученики в желтой форме удивленно подняли головы. Обычный страх в их глазах сменился растерянностью. Только Лин, девушка, которую Эрик столкнул с лестницы, смотрела на меня с надеждой. И это сразу прибавило мне уверенности.

Кто-то потянул меня сзади за юбку, должно быть, Джин, но я вырвалась и упорно продолжала.

— Издеваться или притеснять слабого — удел тех, кто силен телом, но слаб духом, — когда-то сказанные мне слова Роберта вырвались у меня сами собой. — Так вот, я считаю, что вы что-то перепутали, когда назвали этих, — я указала в сторону красных, — лучшим наследием вашей школы. Потому как ни одна школа в мире не гордилась бы тем, что воспитывает трусов и моральных уродов.

Кто-то в толпе громко охнул. Я с удовольствием отметила, как потемнело лицо Джейка и налились кровью физиономии Эрика и Дилана.

Мисс Белл не знала, что сказать. Все вокруг оцепенели.

Пока толпа пребывала в шоке, откуда-то слева вынырнул мистер Броуди и подхватил меня за руку.

— Никак не угомонитесь, мисс Леран, — процедил он мне на ухо, пока волок за собой в центр двора. — Видимо, вам все же не хватает внимания, раз вы решили снова почувствовать себя звездой.

— Завидуете? — как можно язвительнее поинтересовалась я. — Вам-то, небось, часто приходилось подлизываться к кому-нибудь, чтобы почувствовать свою значимость.

Мистер Броуди остановился и сжал мою больную руку так, что я вскрикнула.

— Сейчас мы увидим, мисс Леран, сколько еще вы сможете продержаться. — прошипел он, срывая с меня куртку. Мерзкая ухмылка на его лице сменилась жестокостью.

Кто-то из учителей подал ему длинный толстый кнут.

— Плевать на вас, — громко сказала я, смотря ему прямо в глаза. — Я вас всех презираю.

Учитель скривился, а кнут в его костлявой руке со свистом поднялся в воздух. Сострадания от него можно не ожидать. Наоборот, злость в его глазах говорила о том, что он будет хлестать меня, пока я еще смогу дышать. Я инстинктивно сжалась, ожидая удара.

— Мистер Броуди, — услышала я хмурый голос Джейка, прежде чем кнут успел опуститься на мое тело, — она оскорбила нас, поэтому было бы справедливо, если бы наказание предложили именно мы.

Красные вокруг него недовольно загудели. Они уже предвкушали картину расправы, но губы Джейка сложились в жесткую линию. Он был готов настаивать на своем. Что бы это не было, я поняла, что он задумал что-то нехорошее.

— Поддерживаю, — раздался еще один голос откуда-то сбоку. Стоявший недалеко от него Майк смотрел на Джейка, его голова склонилась в знак согласия.

Я одарила его полным презрения взглядом. Значит, я все-таки ошиблась на его счет и то страдание на его лице мне почудилось. На самом деле он ничем не отличается от своих бесчувственных одноклассников.

— Ну что ж, — мистер Броуди нехотя опустил руку, — прошу вас.

Переплетённая рукоятка была направлена в сторону Джейка. Я с ужасом ожидала, что он протянет руку, но он лишь упрямо покачал головой и надменно заметил:

— Нет, это было бы слишком просто.

Его потемневшие глаза метали молнии; похоже, что мои слова сильно задели его драгоценное самолюбие. Что ж, так ему и надо. Что бы он не придумал, они все равно не добьются желаемого — я не заплачу и ни за что не покажу, как мне больно.

— Тогда что вы предлагаете? — нетерпеливо поинтересовался мистер Броуди.

Красные вокруг зашушукались. Большинству из них пришлось по вкусу, что Джейк задумал что-то особенное.

Он вышел слегка вперед, чтобы всем было хорошо его видно. Ветер трепал его темные волосы, и выглядел он так внушительно, что, если бы не красная форма, его вполне можно было бы принять за директора. На фоне молча взирающих на него сзади красных золотой лев на его кофте вдруг показался мне еще более грозным. Перешептывания вокруг сразу поутихли. Все учителя замолчали и терпеливо ожидали, что он скажет. У меня не возникло сомнения, что подобной чести удостаивался только сам мистер Шелдон.

Джейк поднял голову и посмотрел сначала на меня, а затем в сторону ребят в желтой форме. Его глаза сузились, а в голосе зазвенели металлические нотки:

— Она вступилась за них, — громко сказал он, кивнув в сторону желтых. — Но наказать ее было бы слишком просто. Вместо этого я предлагаю напомнить всем, кто носит синюю форму, — он замолчал и обвел глазами стоявшую за мной толпу, — о том, какие последствия постигнут тех, кому они, пренебрегая школьными правилами и презирая сложившиеся веками традиции, пытались помочь. Чтобы впредь никто больше не решил последовать ее примеру.

Окружающие его красные ловили каждое отпущенное им слово. Многие из учеников в желтой форме испуганно съежились.

— Я хочу, чтобы эти двое, — указал он пальцем на Тэйлора и его девушку, — заплатили за ее проступок.

Я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног.

— Нет, — закричала я, повисая на руке мистера Броуди. — Нет, они тут не при чем. Накажите меня!

Но рот мистера Броуди уже скривился в ядовитой ухмылке — идея Джейка пришлась ему по душе. Он оттолкнул меня на снег и указал на прижавшихся друг к другу парня и девушку.

— Сюда, — скомандовал он, указывая свёрнутым в руке кнутом на снег перед собой. — Вместе, — добавил он, когда Тэйлор отпустил руку своей девушки и сделал шаг вперед.

— Нет, — услышала я свой вопль. Я кинулась к мистеру Броуди, но чьи-то сильные руки подхватили меня. — Нет, оставьте их, они ни в чем не виноваты.

Я продолжала брыкаться и отбиваться, но кто-то в красной форме крепко держал меня, не давая вырваться.

Стефани Аттвуд показала на их желтые куртки, и они послушно сбросили их на сумки и повернулись спиной к учителю. Дрожа от страха и холода, оба с обреченным видом смотрели перед собой.

Никто из присутствующих не сказал и слова в их защиту. Я с мольбой посмотрела на мисс Белл, но лицо молодой женщины застыло и превратилось в железную в маску. Казалось, она напрочь перестала воспринимать, что здесь происходит.

— Итак, — торжественно произнес мистер Броуди. Его левый глаз неестественно дернулся; черные зрачки расширились и в них появился нехороший блеск. — Какая чудесная возможность напомнить о существующих в школе правилах, о которых некоторые уже, похоже, начали забывать. Вам и вам, — обратился он к ученикам в синей и желтой форме, — будет полезно напомнить, какую дорогую цену вы заплатите, вступаясь друг за друга.

Толстый кнут со свистом опустился на спину Тэйлора, и он со стоном рухнул на колени.

— Нет, пожалуйста, прекратите, — закричала я, отбиваясь. — Прекратите.

Но мистер Броуди не обращал на меня никакого внимания.

— Разделение в школе существует для того, чтобы каждый из вас знал свое место.

Второй удар опустился на спину плачущей девушки. Она упала рядом с Тэйлором, и он притянула ее к себе, пытаясь как можно больше закрыть ее своим телом.

— Нет, не надо, я умоляю. Я умоляю, — по моим щекам побежали слезы, и я повисла на крепко удерживающих меня руках.

Мистер Броуди поднял на меня глаза. В бездонных черных зрачках светился нескрываемый экстаз.

— Сейчас вы все стали свидетелями тому, к каким последствиям приводит малодушие и безответственность, — хрипло загремел он, поднимая руку. Новый удар со свистом опустился на прижавшиеся друг к другу тела, и они содрогнулись от боли.

Я продолжала кричать, пока не сорвала горло, и мои сдавленные рыдания утонули в их громких пронзительных вскриках. Каждый новый удар, сыпавшийся на их спины, отдавался свежим шрамом в моем сердце.

— Отвернись, ты ничем не сможешь им помочь, — услышала я над собой ледяной голос Джейка. Несмотря на мои слабые протесты, он силой развернул мое содрогающееся от рыданий тело, чтобы я не могла видеть происходившее в центре.

— Пусти. Ненавижу тебя, — рыдала я, из последних сил колотя его в грудь. Но силы уже покинули меня. Я лишь слабо трепыхалась, словно загнанный в ловушке зверек.

Наконец все смолкло. Только с желтых рядов продолжали раздаваться сдавленные всхлипывания.

Мистер Броуди громко дышал. Подняв руку, он вытер со лба капельки пота и пригладил назад соскользнувшую на лоб во время порки сальную прядь.

— Ну что ж, на сегодня хватит, — горящие злым, почти садистским блеском глаза уперлись в посеревшие от ужаса желтые ряды. — Но прежде, чем мы все разойдемся, позвольте мне выразить благодарность за этот урок мисс Леран. Именно ее эгоистичная привычка ставить себя выше других привела ваших однокурсников к такому печальному и, — он издал злобный, противный смешок, — несомненно, болезненному исходу.

Он кинул окровавленный кнут рядом со скрючившимися телами и с отвращением вытер руки о поданный ему кем-то из красных платок.

Учителя как по команде заспешили в сторону здания школы. Звонок уже давно прозвенел, и они поторапливали и подталкивали зазевавшихся учеников, которые таращились то на меня, то на середину школьного двора. Лишь двое учителей не двинулись с места. Прищурившись и заложив руки за спину, мистер Честертон смотрел в нашу сторону. Недалеко от него Карл фон Рихтер поднял мою куртку.

Я поняла, что меня еще держат, и призвав на помощь всю свою силу, оттолкнулась. На этот раз Джейк разжал руки.

Вытирая заплаканное лицо, я посмотрела в сторону лежащих на снегу фигурок. Свитера на их спине были изорваны, и снег под ними медленно менял цвет.

— Доволен? — мой охрипший голос был еле слышен.

— Вполне, — сухо ответил Джейк.

Я обернулась и со всей силы толкнула его в грудь, но он даже не шелохнулся.

— Ты чудовище! Ты хуже их всех вместе взятых!

Те приятели Николь во дворе были правы. Он действительно подходит на роль директора этой ужасной школы. Он не просто назначил наказание, он сделал это с той же жестокостью, как если бы передо мной стоял сам мистер Шелдон.

Кто-то сзади отстранил меня.

— Пойдемте, Алекс, — Карл фон Рихтер набросил мне на плечи куртку, — вам пора на урок.

— Оставьте меня, — прошептала я, смотря, как взявшиеся откуда-то медсестры забирают Тэйлора и его девушку в сторону школы.

— Если вы не хотите, чтобы сегодня пострадал кто-нибудь еще, то вам лучше последовать моему совету, — не обращая внимания, на мои слабые протесты, он подтолкнул меня, оставив Джейка и мистера Честертона позади.

Двигаясь словно в тумане, я зашла в школу с поникшей головой. Красные тыкали мне в лицо телефоны, стремясь запечатлеть на камеру мое покрасневшее от слез лицо. Со всех сторон то и дело раздавались звуки сделанных снимков.

— Эй ты, — прорычал у меня над ухом Дилан. — Не носи ты синюю форму, я бы прямо сейчас свернул тебе шею.

В подтверждение своим словам он сделал недвусмысленный знак обеими руками.

— Я бы предпочла, чтобы на их месте была она, — стоявшая рядом с ним Камилла кивнула в мою сторону. Ее скривившееся в недовольной гримасе личико говорило о том, что она не разделяла мнения Джейка о наказании. Близняшки за ее спиной поспешили ее поддержать, но она не разделила их энтузиазма, и они мгновенно умолкли.

— Все еще впереди, — ухмыльнулся ей Эрик. — Эта выскочка снова взялась за старое. Но на этот раз она перешла все границы и ответит за это, — он свирепо оскалился в мою сторону, но, увидев поднимающегося позади меня Карла фон Рихтера, отошел в сторону.

Текущая в сторону классов сине-желтая толпа обтекала меня с обоих сторон. При моем приближении она с опаской расползалась в сторону, образуя передо мной живой коридор к классу. Прежде чем свернуть в свою часть здания, я заметила Хлое. В ее заплаканных глазах сквозил немой упрек. В ту же секунду меня обожгла мысль, что на месте Тэйлора и его девушки могла оказаться маленькая сестренка Джин. Как бы я могла потом смотреть ей в глаза? Как я теперь вообще смогу смотреть кому-то из них в глаза?

В классе мистер Броуди уже чертил что-то на доске. Видеть его здесь после того, что случилось всего несколько минут назад, было еще тяжелее. Весь урок он посматривал на меня и мерзко лыбился, старательно напоминая о произошедшем при каждом удобном случае.

— О, какое незабываемое удовольствие доставили мне ваши слезы, мисс Леран, — прохрипел он, склонившись над моим ухом и обдавая меня своим зловонным дыханием. — Прекратите, умоляю! — громко передразнил он меня перед хранившим тишину классом. — Как мило! Я бы прослезился, если бы мог, — ядовито закончил он и захихикал от собственной шутки.

Мне было плевать, что он смеется надо мной. Все, о чем я могла думать, были Тэйлор и его девушка. Оказали ли им помощь? Ненавидят ли они меня за то, что с ними случилось? Скорей всего. И правильно. Я сама себя ненавидела. Сидевшие рядом Джин и Уилл не сказали мне ни слова, но это было и не нужно. Я и так чувствовала себя хуже некуда.

На предпоследнем уроке истории меня потребовали в кабинет к учителю биологии.

— Снова ты, — сказала долговязая Ким, когда мы вышли за дверь. — Ты прибавляешь мне работы, и, поверь, мне это совсем не нравится.

Возмущенно надув свои силиконовые губы, она показала следовать за ней.

Сосредоточенно сдвинув брови, мистер Честертон уже ждал меня, откинувшись на спинку своего кожаного кресла. Его ловкие и грациозные пальцы постукивали по лежащей перед ним папке. Точно такую же я видела в кабинете директора в свой первый день. Неужели после утренних событий меня наконец-то решили исключить? Однако теперь эта мысль не вызвала у меня никаких эмоций.

— Садись, — указал он на стул, когда секретарша захлопнула за нами дверь.

Я вспомнила, с каким каменным лицом наблюдал мистер Честертон за тем, что происходило утром на школьном дворе.

— Я постою.

— Разговор будет долгим, поэтому, пожалуйста, присядь, — мягко попросил он, но я не сдвинулась с места.

Учитель вздохнул.

— Ладно. Но помни, что мое предложение остается в силе.

Он встал и подошел к окну. Небо снаружи заволокло серыми, тяжелыми тучами, и мягкий снег тяжелыми, пушистыми хлопьями опускался на промерзлую землю. Я любила зиму и каждый год с нетерпением ждала ее начала, но сейчас восторга не почувствовала.

— То, что я собираюсь тебе рассказать, Алекс, существенно отличается от того, что ты знала и видела в своей прошлой жизни, — наконец произнес он, наблюдая за неторопливо танцующим в воздухе снегом. — И поверь, что сделать это будет нелегко.

Я молчала. Раньше я несомненно вылила бы на него ушат едких колкостей, приправленных упреками и обвинениями, но своенравный огонь, полыхавший внутри меня сколько я себя помнила, был безжалостно и жестоко раздавлен сегодня утром. Внутри я ощущала только бездонную пустоту.

Он слегка ослабил свой темно-синий галстук и обернулся.

— Ты помнишь наш первый разговор в этой комнате?

Я лишь плотнее сжала губы и не ответила. Мистер Честертон присел на краешек своего стола и внимательно посмотрел на меня.

— Когда я спросил тебя в тот день, что ты запомнила со своего первого построения, ты не обратила внимания на самое важное, Алекс, — мягким тоном произнес он. — Способности. Способности, о которых говорила миссис Джеймс и которые совершенно не заинтересовали тебя в то день.

Я отвела глаза. В памяти смутно всплыло мое первое построение. Тогда слова сухой карги миссис Джеймс показались мне напыщенным, лишенным всякого смысла бредом, и все, на что я обратила внимание, было таинственное соревнование в конце года.

— Видишь ли, — продолжил он, не обращая внимание на отсутствие какой-либо реакции с моей стороны, — обучение в этой школе основывается на строгом разделении по способностям, которыми обладает тот или иной ученик. И имеют они… как бы сказать… не совсем привычную и естественную для тебя природу.

Разве он не должен был коротко сообщить мне об исключении? Зачем он снова завел весь этот нелепый, лишенный смысла разговор? В недоумении я подняла на него, пытаясь определить, к чему это все. Прищуренные глаза учителя блестели в предвкушении, словно он уже давно готовился к этому моменту и теперь собирался насладиться каждой секундой этого более чем странного разговора.

— Самые способные ученики, которых утром ты назвала…

— Моральными уродами, — со злостью закончила я, пытаясь сообразить, куда он клонит.

— Получают красную форму, — невозмутимо подхватил он, — и, как ты уже успела заметить, учатся на третьем этаже. Твои одноклассники, — он указал на мою форму, — тоже обладают кое-какими… кхм… талантами, но, увы, их сила куда слабее. А что насчет учеников в желтой форме, то несмотря на их… особое происхождение, они напоминают обычных людей, с которыми раньше тебе приходилось встречаться на улице или в школе. Три формы, три цвета, три поколения рожденных для разной жизни людей. И только одни из них избраны, чтобы безгранично властвовать над остальными. Великая сила, которая течет в нашей крови, не имеет ничего общего с тем, что ты, Алекс, знала до сих пор. Благодаря ей мы управляем целым миром, который ничего не подозревает о нашем существовании. Тем самым миром, в которым ты прожила пятнадцать лет.

Я с ужасом уставилась на него. Что он несет? «Учиться рядом с теми, кто скоро возьмет на себя бразды правления — величайшая честь, когда-либо оказанная им», — вдруг вспомнились мне слова миссис Джеймс на моем первом построении. Легкие вдруг сдавило невидимой рукой. Мне стало тяжело дышать.

— Я не понимаю… Избраны? — переспросила я, с трудом набирая воздух в грудь. — Но кем?

Голубые глаза учителя зажглись.

— Происхождением, — он будто ждал этого вопроса. — Эта необыкновенная, чудесная сила течет в крови избранных с самого зарождения человечества… Как если бы сама природа выделила нас из остальных.

Я вдруг почувствовала ужасную слабость. Угадав мое состояние, мистер Честертон приглашающим жестом подвинул стоящий рядом с ним стул, и на этот раз я не стала возражать.

— Хочешь воды? — деликатно осведомился он, обращая внимание на то, как я побледнела.

— Да, спасибо.

Учитель встал и вернулся с прозрачным стаканом, доверху наполненным прозрачной жидкостью. Сделав несколько судорожных глотков, я вытерла губы и снова подняла на него глаза.

— Лучше?

Удовольствовавшись моим слабым кивком, он обогнул стол и вытянулся в своем кресле, скрестив в лодыжках длинные ноги.

— Тогда вернемся к делу. А точнее, к тем самым способностям, которые я только что упомянул, — он сделал паузу, чтобы убедиться, что я его слушаю. Я слушала. — Так вот, Алекс, я хочу сказать, что существует сила, о которой до сегодняшнего дня ты ничего не подозревала, но которая течет у тебя в крови с самого рождения. Эта сила, эти почти сверхъестественные в твоем понимании способности передаются из поколения в поколение исключительно в семьях избранных. И чтобы этот чудесный дар не был утерян, мы создали эту школу, где все обладающие этой силой бережно лелеют и тренируют свои способности, чтобы в свою очередь передать их следующим поколениям.

Я почувствовала, как голова у меня идет кругом. Но учитель продолжал, и каждое его слово отзывалось внутри странной дрожью.

— Эти способности, этот чудесный подарок природы дает нам возможность контролировать и управлять любым живым существом на земле, Алекс. Сила, равной которой больше не существует в целом мире. Возможность подчинять и подавлять, — его голос зазвучал громче и в нем прорезались жесткие, незнакомые мне прежде нотки, — полностью владеть чужим разумом, волей и желаниями.

Второй раз за этот день земля у меня под ногами пошатнулась. Несмотря на только что осушенный стакан воды, во рту резко пересохло.

— Что вы имеете ввиду? — смысл его слов с трудом доходил до меня. — Вы хотите сказать, что… что можете управлять людьми?!

— Людьми, животными, всем, что способно двигаться и соображать, — учитель едва заметно улыбнулся и продолжил: — Чем разумнее существо, тем легче его контролировать. Слишком мелкие животные, вроде грызунов и насекомых, действуют исходя из инстинктов, поэтому завладеть их разумом невозможно, ибо таковой напрочь отсутствует.

— Как это происходит? — прошептала я, не веря своим ушам.

— С помощью концентрации. Чем сильнее в тебе сила, тем больше ты можешь проникнуть в чужой разум и завладеть им. Стоит подчинить его себе — и человек (или животное) полностью переходит в твою власть. Ты сможешь заставить их делать все, что тебе угодно. Что-то вроде мгновенного гипноза, если так тебе легче будет понять.

— Этого не может быть… Ничего подобного не существует, — непослушными губами прошептала я, почувствовав, как непривычно леденеют мои ладони.

— Поверь мне, Алекс, в этом месте существует множество вещей, о которых ты пока не имеешь понятия.

— Прекратите, — воскликнула я, закрыв уши руками. Мне почему-то захотелось, чтобы он замолчал, чтобы больше ничего мне не рассказывал. Несмотря на то, что мой разум отказывался воспринимать его слова, каким-то непонятным образом я знала, что все сказанное им не было ни попыткой пошутить, ни способом обмануть или разыграть меня с какой-то целью. Это не было сумасшедшим вымыслом или сумасбродным, высокопарным враньем, коим показались мне вначале слова миссис Джеймс. Все внезапно обретало смысл, как будто его слова пробудили нечто глубоко дремавшее внутри меня. Сердцем я чувствовала, что все только что сказанное было сокрушительной, невозможной, нереальной правдой.

— Алекс, — учитель встал и приблизился ко мне, — Алекс, — повторил он, кладя свои ладони поверх моих и отнимая их от моей головы. — Я понимаю твое замешательство и, поверь, я бы хотел, чтобы наш разговор был для тебя намного легче. Но, увы, сейчас мне придется доделать то, чего не сделали твои родители. Обязанность рассказать тебе об этом лежала на них.

— Мои родители, — прошептала я, поднимая на него помутневшие глаза. — При чем тут они?

Учитель раскрыл лежавшую на столе папку, которую вначале я приняла за свои документы, и протянул мне фотографию. Она была обрезана на четверть, но я сразу же их узнала. Их довольные, цветущие, молодые лица улыбались мне с совместной выпускной фотографии … красных.

— Не может быть, — выдохнула я, сжимая фотографию дрожащими пальцами. — Это какая-то ошибка!

Мир вокруг меня раскалывался на части. Мне показалось, что еще чуть-чуть — и я окончательно сойду с ума.

— Нет никакой ошибки, Алекс. Твои родители тоже когда-то учились в этой школе, — донесся до меня мягкий голос мистера Честертона. Сейчас он звучал, как приговор.

Он придвинул ко мне раскрытую папку, и все попытки отвергнуть ужасную реальность рассыпались в пух и прах. Посреди дипломов и аттестатов, на которых значились их имена, я с ужасом узнала знакомый снимок. Точно такой же я случайно нашла в кабинете отца, когда однажды искала зажигалку в его столе. «Никогда больше не смей рыться в моих вещах», — кричал он, впервые за всю жизнь сорвавшись на меня подобным образом. После этого фотография исчезла, и, несмотря на новые попытки, предпринятые в тайне от отца, я так и не смогла ее найти. Но она навсегда врезалась мне в память. Ветер раздувает шлейф маминого выпускного платья, рядом стоит смеющийся отец. Это был единственный раз, когда я видела их по-настоящему счастливыми.

На этот раз при виде ее точной копии у меня перехватило горло — за их влюбленными лицами я узнала покрытые плющом стены школы. Живот резко скрутило в узел, но я не могла оторвать глаза от снимка. В голове отбивалась только одна мысль — мои родители учились в этой школе, и, что еще хуже, носили красную форму! Оказывается, я не просто их не знала. Я вообще не имела о них понятия.

— Они были одними из лучших, — прервал мое оцепенение учитель. — Очень способными. Я тогда был совсем молод, только начал здесь преподавать.

— Почему вы мне только сейчас все это рассказываете? — прошептала я, продолжая разглядывать знакомые до боли лица. Они вдруг стали еще более чужими, чем были при жизни.

— С некоторой помощью, — он замялся, — мне наконец-то удалось убедить директора, что тебе пора узнать правду. Правду о твоем происхождении и твоей силе, которую от тебя слишком долго скрывали.

Я вдруг ощутила себя ужасно одинокой. Время словно остановилось. Минуты бежали одна за другой; учитель молчал, словно давая мне свыкнуться с тем, что я только что услышала. Когда фотография перестала прыгать в моих окаменевших пальцах, мистер Честертон не без труда вынул ее из моего кулака и вернул обратно в папку, которую заботливо прикрыл и подвинул на другой край стола. Как будто мог вот так легко взять и открыть мне правду, а потом так же отодвинуть ее в сторону, чтобы она больше не нависала надо мной огромным камнем, который вот-вот сорвется и окончательно придавит меня своим огромным весом.

— Почему они этого не сделали? — глухо спросила я, пытаясь справиться с подступившими к горлу слезами. — Почему ничего не сказали мне?

Мистер Честертон вгляделся в мое потухшее лицо. Окрашенные секунду назад в мягкие тона черты его лица вдруг напряглись, а на переносице пролегла глубокая морщина. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы снова заговорить.

— Когда ты родилась, мы не были уверены, что их сила в полной мере передалась и тебе, — наконец произнес он, глядя на меня с сочувствием.

Я вспомнила полные презрения слова тетки о цвете моей формы и о том позоре, который я навлекла на их дом. Все вдруг окончательно прояснилось.

— Они решили, что для тебя же будет лучше учиться в какой-нибудь обычной школе, и ты никогда не узнаешь об их прошлом и о том, кто ты есть, — продолжил он, не сводя с меня участливого взгляда. — Поэтому и увезли тебя в Европу.

Их прошлом… Я вдруг поняла, что ничего не знаю о том, где родились и выросли мои родители. Они никогда не рассказывали мне подробностей, а я в свою очередь не слишком-то интересовалась их жизнью до меня. Проведенное вдали от дома время, многочисленные обиды, нескончаемые упреки и взаимные разочарования напрочь вытеснили все остальное. Мы давно оставили все попытки сблизиться.

Учитель словно прочел мои мысли:

— Я не оправдываю их выбора, но они желали тебе добра и хотели дать тебе самое лучшее.

— О нет, — горько возразила я, — они думали только о себе. Я их никогда не интересовала.

Неудивительно, что они поспешили меня увезти. В отличие от мистера Честертона, я знала, чем на самом деле руководствовались тогда мои родители. Сама мысль, что я могу попасть в классы для тех, кто были ниже их по положению, была для них невыносима. Это новое открытие лишь обострило мою обиду на них. Мы никогда не были близки, а теперь, после их смерти, пропасть между нами стала еще шире.

Снегопад за окном усилился. Стекло то и дело вздрагивало от резких ударов холодного ветра. Каждый новый порыв был таким сильным, что, казалось, оно вот-вот лопнет под его яростным натиском.

— Не волнуйся, оно выдержит, — проследил учитель за моим взглядом.

Я отвернулась. А я? Выдержу ли я все это?

— Почему синяя форма? — спросила я, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. — Почему не желтая? Вы сказали, что ученики в синей форме тоже обладают этой… силой, но в моем случае подходит скорее желтая, потому что ничего подобного во мне нет.

Мистер Честертон вдруг откинул голову и рассмеялся. И хотя его смех был ужасно заразителен (говори мы на другую тему, я бы тоже непременно рассмеялась), сейчас он вызвал у меня только раздражение. Я подняла на него глаза.

— Извини, — сказал он, заметив мое недоумение, смешанное с обидой. Как он может смеяться в такой момент? — Извини, — снова повторил он, стараясь вернуть себе прежний серьезный вид. — Алекс, никто бы не подумал отправить тебя в класс желтых.

— Почему? — настояла я, заметив нотку презрения, с которым он произнес это слово. Словно носить желтую форму было чем-то обидным и постыдным.

— Как я уже сказал, они практически самые обычные люди. А ты… — его глаза сощурились, — ты далеко не такая, как они.

Я подняла на него полные удивления глаза.

— Но вы же сами сказали, что я не обладаю этими вашими … способностями, — мне все еще было трудно это произносить.

Учитель покачал головой.

— Я сказал, что так показалось, когда ты только родилась. Теперь я думаю, что мы ошибались.

Мистер Честертон встал, обогнул стол и подошел к кофеварочной машинке. Не спрашивая моего согласия, он достал две чашки и заварил чай. Поставив одну чашку напротив меня, он снова расположился в своем кресле.

— Почему вы передумали?

— Не обладай ты силой, я мог бы с легкостью на тебя влиять, — спокойно произнес он, как будто сказал что-то само собой разумеющееся.

— Что вы хотите сказать? — я потрясенно округлила глаза.

Мистер Честертон покрутил в руках восхитительно дымящуюся чашку.

— Мы можем управлять обычными людьми, например, всеми теми, кого ты знала и с кем общалась до того, как попала сюда. Но в нашем роду все происходит несколько иначе. Те, кто носит красную и синюю форму, не могут управлять друг другом, хотя их степень владения силой значительно различается. Красные намного сильнее, — подчеркнул он. — Лишь те, кто носит желтую форму, не владеют этой способностью, поэтому поддаются контролю извне.

— Я не понимаю… Почему так происходит?

— О, как бы я хотел ответить на этот вопрос, но, увы, мы не знаем. В определенных семьях эта сила очень сильна, у других — куда слабее. Иногда она не просыпается совсем. Чтобы предотвратить вырождение нашей силы и дальше, были предприняты определенные меры…

— Разделение по цвету формы, — выдохнула я.

Мистер Честертон кивнул.

— Это разделение начинается задолго до школы. Так уж повелось, что те семейства, в которых эта сила течет из поколения в поколение, общаются и женятся между собой, чтобы сохранить ее и передать следующим поколениям. Красные — с красными, синие — с синими, а желтые — с желтыми. Но, увы, даже несмотря на предпринятые нами меры, чтобы сократить вырождение, в некоторых семьях синих эта сила передается не всем потомкам.

Я вспомнила Джин и ее сестренку. Вот значит почему они носят разную форму: в отличие от сестры, обладающей этим даром, Хлое родилась обычным человеком.

— К сожалению, сила управлять уже никогда не вспыхнет в тех, кто имел несчастье родиться обычным человеком. Мы до сих пор не можем понять, почему так происходит, но благодаря тому, что в их жилах течет наша кровь, им позволено учиться в этой школе. Для них и их родителей это большая честь, Алекс, — добавил он при виде моего вытянувшегося лица.

— Честь? Вы хотите сказать, что то, что случилось сегодня утром — это проявление вашего великодушия по отношению к ним? Я уверена, что они бы предпочли любую нормальную школу вашей так называемой «чести», — снова ощетинилась я.

— А ты их об этом спрашивала? — поинтересовался он, снова поднося фарфоровую чашку к губам.

— Нет, но…

— Ммм, — протянул он, когда его губы коснулись горячей жидкости. — Тогда я бы советовал тебе не торопиться с выводами, потому что ответ тебя удивит.

Я растерялась.

— Если ты спросишь любого из них, то они скажут тебе, что не могли бы пожелать для себя лучшей судьбы, — продолжил он, отставляя чашку в сторону. — А кажущаяся тебе несправедливость не является таковой в их глазах. Наоборот, они счастливы учиться здесь, и твое вмешательство, как ты уже заметила, может только навредить. Поэтому я прошу тебя в будущем воздержаться от подобных поступков.

— Но это какая-то бессмыслица! — я отказывалась смириться с тем, что он говорит. — Ни один нормальный человек не станет смиренно принимать такие наказания и издевательства в обмен на учебу в этой школе! Вы их просто заставляете! Да! С помощью этой силы… этой способности! Вы ими манипулируете и заставляете оставаться здесь!

И тем не менее глубоко внутри что-то подсказывало мне, что это не так.

Учитель вздохнул, явно раздосадованный моим упрямством.

— Абсолютно невозможно контролировать целую толпу. Даже наше невероятное могущество не дает нам такой власти, Алекс, — доброжелательно заметил он. — Все дело в нашей принадлежности к одному роду… особому роду, который существует уже испокон веков. Наша задача, как и задача предыдущих поколений, сохранить наши способности и передать их потомкам. Без наших усилий эта сила постепенно исчезнет. Об этом знали и заботились наши предки, а теперь заботимся и мы, — терпеливо пояснил он. — И каждый из нас, в том числе и те, кто носит желтую форму, с благодарностью и покорностью принимают свою роль в этом мире. Даже те, кто по непонятной прихоти природы лишены этой поразительного дара, из-за своего происхождения обязаны вносить лепту в сохранение и развитие наших способностей. И они это знают и принимают. Так было раньше и так будет всегда.

Я молчала.

Он слегка склонил голову и посмотрел на меня.

— Но я не хочу, чтобы ты заблуждалась на мой счет. Я так же, как и ты, против тех наказаний, которые применяют некоторые учителя, — добавил он вдруг. С тоской, как мне показалось. — Но как я уже сказал, у школы есть могучие покровители, которые сами когда-то носили красную форму и сегодня во всем поддерживают избранного ими же директора. После его появления здесь многое изменилось. И не в лучшую сторону.

Я молча переваривала его слова. Мистер Честертон казался мне искренним, и я решила пока оставить эту тему в сторонке.

— Что вы делаете, чтобы сохранить эти … способности? — мне все еще трудно давалось это слово.

— Тренируемся, учимся, постоянно развиваем способность управлять. Это то, что ученики в красной форме делают почти с самого рождения, и то, что ты с твоими одноклассниками начнете делать в следующем семестре.

— Как?

— С помощью животных.

Я сглотнула и решила пока не вдаваться в технические подробности. Голова и так шла кругом от всей этой информации.

— А что делают те, кто носит желтую форму? Вы сказали, что каждый обязан вносить свою лепту. Но раз они не обладают этими способностями и, соответственно, не тренируются, то какой вклад вносят они?

Учитель нахмурился.

— Когда-нибудь я объясню тебе, но не сейчас, — после небольшой паузы ответил он. — На сегодня вполне достаточно.

Я все еще сидела на стуле, пытаясь совладать со всем, что услышала. Но у меня вдруг возник еще один важный вопрос. Немного нелепый, но все же…

— Вы сказали, что управляете всем, что происходит на земле…

Учитель согласно кивнул, ожидая продолжения.

— Неужели все президенты когда-то учились здесь?

Уголки его губ приподнялись, а голубые глаза плутовато сверкнули.

— О нет, мы не стремимся так открыто демонстрировать свою власть. Для наших целей мы предпочитаем не светиться на публике, а действовать «за кулисами» … Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Я мотнула головой. Мистер Честертон на секунду задумался.

— Мы соблюдаем наши интересы, но делаем это максимально незаметно, чтобы ни у кого не возникло ненужных вопросов. Наше присутствие не должно ощущаться, но в то же время должно приносить плоды. Для этого у нас везде есть свои представители, работа которых заботиться о настоящем и будущем нашего рода и этой школы. Это максимум, что я могу пока сказать. Надеюсь, теперь тебе понятнее.

— Кажется, да. Спасибо, мистер Честертон.

Мысли путались, и я устало склонила голову. Всего этого и так было слишком много для одного дня.

— Тебе многое еще предстоит узнать, Алекс. И когда все, сказанное здесь, немного уляжется в твоей головке, появятся и другие вопросы. Я уже говорил тебе, что я целиком и полностью на твоей стороне, поэтому ты можешь мне доверять, — учитель сделал паузу и выразительно посмотрел на меня. — Если захочешь о чем-то поговорить… что-то спросить, то помни, что ты всегда можешь придти ко мне.

— Хорошо, — пробормотала я. Мне вдруг захотелось очутиться в своей комнате.

— Алекс, — снова окликнул он, и я обернулась, уже у двери, — теперь ты знаешь, какие люди стоят за этой школой. На них не распространяются обычные законы, и их могущество не знает границ. Во многом ты можешь не соглашаться с тем, что здесь происходит, но разделение существует не просто так. Ни при каких обстоятельствах ты не должна ни разговаривать, ни встревать в то, что происходит с теми, кто носит желтую форму, иначе будет только хуже. Для своего же блага придерживайся ребят своего цвета формы и соблюдай правила, которые установили директор и миссис Джеймс. Я знал и уважал твоих родителей, — учитель склонил голову на бок и тепло посмотрел на меня, словно сейчас видел их во мне, — и со своей стороны, сделаю все, чтобы тебя защитить. Но и ты должна мне в этом помочь.

Я поблагодарила его кивком головы и вышла.

На негнущихся ногах я спустилась по лестнице и забрала из раздевалки куртку. Уроки уже давно закончились, и огромное здание школы было совершенно пустым. По крайней мере, можно было не опасаться, что столкнусь с кем-то из учеников. Однако сейчас это заботило меня меньше всего: голова раскалывалась от того, что я только что услышала.

С одной стороны, мне было трудно поверить в то, что поведал мне учитель. С другой — его слова прояснили многое, что касается этой странной школы. Значение цвета формы, разделение, которого строго придерживались ученики, железная дисциплина и даже внутренняя роскошь школы вдруг обрели для меня смысл. Если способности, о которых он мне рассказал, на самом деле существуют, то несложно представить, каким могуществом обладают те, кто силой мысли способны заставить остальных сделать то, что им угодно. Они не просто способны заставить людей поменять решения в свою пользу, но и принудить их отдать все, что у них есть, не прибегая к насилию и не рискуя понести наказание. Неужели мой отец вел свои дела именно так? Но тогда как он вообще мог разориться? А что насчет учеников в желтой форме? Как они могут быть довольны своей судьбой? Мне было неприятно это признавать, но этот факт вполне объяснял то странное смирение, с которым они воспринимали все происходящее.

Вопросы возникали один за другим, и вскоре голова загудела, будто в ней поселился рой пчел. Решив, что дальше будет только хуже, я решила больше об этом не думать. По крайней мере, пока все и вправду не уляжется, как сказал учитель. Впереди маячила встреча с дядей и тетей, которые уже несомненно в курсе утреннего инцидента. Вздохнув, я натянула капюшон чуть ли не на глаза и поплелась в сторону дома.