Над горою восе матино настало, от гимели веет светом заревым; над селом грачей сонце застало: порхают они с вентом полевым… Сизый дым выходит за околицу; пахнет осени праной от мороси; старый домик стоит на особицу, давно забытый людой в пороси. Во ханице глухой лежит темень, и ржавые замки висят на дверях: в горницах живой души немень, а хозяин срока ломает в лагерях… На северах за снежными горами, где зонами полон край дальний, бродяга пайку снидает с ворами, кимает он под звон кандальный… Витает под кровом строгой кичи, сторицей связан с долей зечной; пролетают года в тайговой дичи, постарел пацан в неволе вечной… Немало заманов минуло со дня, когда вышел вон с отчего дому; потом кони откинула его родня, стал он скитальцем без никому. Умотал от села зверей тропами, по жизни диким вагантом стал; катал в места разные стропами, за награйки одиноко он шастал. С отвагой много падков грачил, впервые туза поймал за ниткой; на каторге долго оковы влачил, но легавые не сломали пыткой… Пирата никто не ждал за кичей, но с гордой душой зоны топтал; на волчьем пути остался ничей, но на жребий совсем не роптал… На северах за снежными горами, где зонами полон край дальний, бродяга пайку снидает с ворами, кимает он под звон кандальный… Витает под кровом строгой кичи, сторицей связан с долей зечной; пролетают года в тайговой дичи, постарел пацан в неволе вечной… Сице по этапам вечно кочевал, годами плавал на юрцах голых; в сырых казематах он ночевал, дубаря давал в кандетах полых. Роками не витал свене застени: в глухомани его прячет конвой; кентами вот стали серые стены, и жальце его покрыло синевой… Неточно задал тягача на форте, не смотал от ментов и нароста; сегда на зоне примет он морте: по волку давно плачет короста…