На следующий день солнца не было. Ветер гнал перед собой серый туман, перемешанный с дымом. Быстрыми шагами мы спустились по нашему оврагу и полукилометром дальше, повернув направо, пересекли еще один гребень поменьше, затем еще один овраг и без затруднения подошли к подножию башни. Склон стал уже крутым, при каждом шаге вниз скатывались терявшиеся в тумане звонкие каменные ручейки. Твердая рыжеватая порода, слагающая башню, которую мы обошли по низу, служила нам не только прикрытием, но и «поручнями»; опираясь о нее ладонями, мы обошли вокруг основания башни, не особенно беспокоясь о сыпавшемся из-под ног шлаке. Потом остановились, выжидая следующего взрыва. Бу-ум! Вот он.

Почти сейчас же пошли дальше. Чтобы выиграть время, быстро вскарабкались по отделявшим нас от края колодца последним 20 или 30 метрам и наконец выпрямились на самом краю пропасти. Направо – бездна главного кратера, налево – громада Шары. Место головокружительное! Я предпочел опять спуститься по внешнему склону, рискнув пожертвовать преимуществом почти горизонтальной площадки. Мы долго спотыкались в подвижных массах шлаковой щебенки.

Сделав крюк, спустились вниз, чтобы посмотреть на огромные дымившиеся трещины, и осторожно прошли вдоль них. Прорыв в дымном экране позволил увидеть темную красноту, потом опять все закрылось. Здесь мы оказались в лабиринте скалистых обрывов, нагромождений шлака, узких глубоких пропастей. Иногда мгновенным очарованием вспыхнет группа кристаллов желтой или оранжевой серы, и снова породы темно-ржавого, темно-коричневого, черного цвета. Серия трещин, разбивавших Шару и оказавшихся на нашем пути, заставила нас опять подняться. Вдруг взрыв! Короткий и сильный удар поразил нас неожиданностью. Инстинктивно втянули головы. Как молния, мелькнула мысль: «На этом склоне некуда отскочить». Но опасение длилось одно мгновение: взрыв произошел не в большом кратере, а в одном из двух других, выбросы которых сюда не долетают.

Скорее, скорее! Перед нами вертикальная стена; мы ее обходим, но оказываемся в тупике, замкнутом трещиной. Делаем пол-оборота и выходим на нечто вроде широкой террасы. Вступаем на нее и идем по поверхности застывших лав, то волнистых, то совсем гладких. В нескольких шагах из одного маленького отверстия, замеченного нами с башни, вырываются белые струи и как будто торопятся убежать от того, что происходит на глубинах. В двух шагах от колодца шириной в 5—6 метров нас останавливает нестерпимый жар: пироскоп показал 980°. А как соблазнительно было заглянуть внутрь!

Осторожно ступая, быстро проходим по террасе, где базальтовые вздутия перемежаются с расщелинами, рвами, аллеями черных пород. Что это? Озеро застывшей лавы! Темные неподвижные волны окружают слегка дымящееся отверстие, местами обрамленное узкой, ослепительно белой полоской. Это озеро должно было быть жидким всего несколько дней тому назад. Вблизи края террасы над Шарой возвышается холм, поднимаюсь на него. Ничего – «живой» лавы нет. С другой стороны обвал, затем гладкие плиты. Но вдруг в окне, образовавшемся благодаря обвалу части базальтовой плиты, мне бросается в глаза свет из сияющего туннеля. Я невольно вскрикнул. Пит догнал меня, и мы с жадностью уставились на пылающую арку, где скользил странный поток. Быстро и беззвучно пунцовая жидкость текла по слегка наклонному каналу. Мы проследили за ним до того места, где он делал поворот и затем, несколько метров ниже, выйдя на Шару, скрывался за освещенной стеной.

– Источник!

Флегматичный физик полон энтузиазма.

Лава текла с большой скоростью, определенной нами в 5—6 километров в час. Температура 1100°. Ширина три метра. Глубина? Гм... гм... Как измерить глубину?

– Глубина? Она доходила нам до колен,– с лукавой улыбкой ответил позже Пит кому-то задавшему этот вопрос.

Я наклонился, поднял камень и бросил его в пламя. Согнув в локте руку, чтобы защитить глаза, я видел, как камень высоко подскочил на поверхности потока, точно на резиновом коврике! В подобной эластичности лавы было что-то парадоксальное. Не верилось, что вижу твердое вещество, прыгающее на жидкости, но на самом деле плотность этой жидкости равна трем, то есть она больше плотности куска породы, испещренной пустотами.

Заинтересовавшись, куда выходит поток, мы осторожно прошли над туннелем, свод которого состоял из тонкого слоя базальта, и через несколько шагов оказались над гигантским откосом Шары. Тридцатью метрами ниже лавовая река появилась вновь, головокружительно скользя вниз. Вправо и влево просачивались другие пылающие ручьи. Все эти потоки, быстро затягивавшиеся тонкой пленкой образующейся корки, текли по глубоким почти параллельным желобам, бороздившим поверхность склона; иногда они соединялись, чтобы вскоре снова разъединиться. С середины спуска текла уже настоящая река, и, несмотря на расстояние, можно было наблюдать ее постепенное замедленное движение. Из-под остывавшей массы убегали тонкие проворные струйки, продолжавшие путь в одиночку, в то время как все прибывавшая с верховьев лава сбивала обвалы огненных глыб, делавших огромные скачки по склону и падавших вдали в море.

– Ночью это, наверно, замечательно,– заметил Пит.

– Наверно. А что, если попробовать?...

– Согласен,– просто ответил мой спокойный товарищ.