Отведенная Вердишем неделя оказалась тяжелой и вместе с тем невероятно скоротечной.

Что ж, хотя бы проблем с тем, как быть с учебой и что сказать родным, не возникло. Вердиш продумал все.

С одной стороны, это радовало. Я не собиралась бросать университет. Не сейчас, когда наконец-то появилась возможность доказать всем — и прежде всего себе! — что я не бездарность. У меня были планы. Я хотела развивать и оттачивать дар, чтобы однажды стать достойной фамилии своего деда.

А с другой стороны… Я слабо верила, что меня оставят в живых. Да, я слышала о том, что после выполнения обещания чародеи забывали обо всем, но… вдруг это всего лишь сказки? И меня уберут, как нежелательного свидетеля? Ведь вряд ли меня вынудили расписаться кровью ради чего-то законного и безопасного…

Сложнее всего было объяснить предстоящий отъезд папе. С мамой все прошло легко: я сказала, что решила отправиться на обучение в Тирон, из-за чего и поругалась с несогласным Риннаром. Конечно, леди Амельда не обрадовалась, но и запрещать ничего не стала. Зато связалась с отцом по чаропочте, и утром следующего дня я, тактично оставленная в одиночестве, сидела в кабинете главы рода Кэррас и нервно кусала губы, собираясь с мыслями и не сводя взгляда с чарофона — серебристой овальной коробочки. Недавнее порождение магической мысли, позволяющее слышать друг друга на расстоянии, еще не успело прочно войти в обиход. Слишком дорогое, пока что не могущее похвастаться надежностью. Но лорд Кэррас обожал новинки и не жалел ни времени, ни денег в охоте за ними; подозреваю, что и самодвижущийся экипаж, о котором пока что лишь разговаривали, окажется у него едва ли не в день появления.

Наконец коробочка засветилась, зазвенела, и я, робея, легко коснулась округлого ее бока.

Комнату тотчас же наполнило странное шипение, сквозь которое пробился родной, полный перемешанного с тревогой недоумения, голос:

— Санька, что ты творишь?!

— Папа, я все обдумала, мое решение — не результат сиюминутного каприза, — уверенно сказала я, радуясь, что отец не видит сейчас моих глаз. Боюсь, в таком случае даже дедушкин артефакт не помог бы. — Это единственный шанс стать не одной из выпускниц университета, не имеющей перспектив, а той, у которой есть будущее. Я не хочу его упустить. Па, пожалуйста!

— Санни, — тяжело вздохнули на той стороне столь ненадежной связи, — я не хочу отпускать тебя так далеко, неизвестно с кем…

— Ты сам наводил справки о Береане Вердише. — Боги, сколько же усилий пришлось приложить, чтобы голос на этом имени не дрогнул! — Так что тебе известно даже больше, чем мне. Папа… Это очень важно для меня. Поверь, очень-очень!

И в этом я не лгала. Убедила ли отца моя искренность или же что-то иное, но после непродолжительного молчания, наполненного уже ставшим привычным шумом и потрескиванием, до меня глухо донеслось:

— Я желаю лишь одного: чтобы ты была счастлива, Санни. И если ты действительно этого хочешь…

— Действительно! — горячо подтвердила я.

— Хорошо. Я сделаю все, чтобы приехать как можно быстрее.

— Папа, ты не успеешь, — сдерживая слезы, сказала я. — Я уезжаю через пять дней. Ты же до Освэра и за неделю не доберешься!

И к лучшему. Если бы добрался… Да он бы сразу понял, что со мной что-то не так. Это маму я могла обмануть, но не отца, только не его.

— Санни, письма каждый день — обязательны, — строго потребовал папа. — Если я не получу от тебя весточки, лично отправлюсь за тобой и привезу обратно, слышишь?!

— Слышу, папа, — улыбнулась я сквозь бегущие по щекам слезы. — Я буду писать каждый день. Обещаю.

— Береги себя, детка, — попросил он в нарастающем шуме. — Люблю тебя и маму.

— Мы тоже очень тебя любим, — пробормотала я прежде, чем связь оборвалась и золотистое сияние коробочки померкло.

В университет я не поехала. Не было ни сил, ни желания, а мысль о том, что я могу столкнуться с Ринном, причиняла почти физическую боль. Будь моя воля, я бы трусливо просидела дома все оставшееся до отъезда время, но тогда мама обязательно заподозрила бы неладное — добившиеся своей мечты так себя не ведут. И следующим утром пришлось возвращаться к учебе, надеясь, что боги милуют и с Ринном мы не встретимся.

Что ж, боги вняли моим мольбам — Риннара я так и не увидела, ни в этот день, ни на следующий. И вовсе не потому, что университет большой, просто его здесь не было. Вообще.

— Риннару уже давно предлагали место в приграничье, и он все-таки согласился, — неодобрительно глядя на меня, сообщил мэтр Вилгош — единственный, к кому я рискнула обратиться с измучившим меня вопросом. — Завтра он уезжает. Да и ты, как я слышал, надолго не задержишься?

— Так… получилось, — пролепетала я, борясь с разрастающейся в груди жгучей болью.

— Забавно как-то у вас получается, — покачал головой некромант и хотел было еще что-то добавить, но подоспевшие студенты в спешном порядке утащили своего преподавателя.

Надеюсь, они не древнее кладбище пробудили… А хотя было бы неплохо. Загрызла бы меня какая-нибудь костяшка… Наверняка это и вполовину не так больно, как когда тебя пережевывают тупые зубы совести…

Наставница скептически отнеслась к моей поездке, но не отговаривала. Сказала, чтобы я решала сама. Я лишь слабо улыбнулась в ответ и заверила, что решение мое непоколебимо. Мэтрессу Ноллин это вполне устроило, Ритту — нет. Подруга, прекрасно помнившая, как я относилась и к Вердишу и к перспективе отправиться в Тирон, едва наизнанку меня не вывернула в попытке докопаться до правды, но я держалась стойко. В итоге Ритта сдалась… и немного, но обиделась на мое нежелание поговорить по душам. Леди-кошка тоже недовольно фыркала и выразительно выпускала призрачные когти, но принимать более удобный для высказывания мнения облик по-прежнему не желала. Зато вечером демонстративно улеглась на подоконнике, а не на моей подушке, тем самым выражая протест. Впрочем, надолго ее не хватило, и уже ночью я осторожно гладила полупрозрачную шерстку, тоскливо разглядывая тонущий в сумраке потолок.

Никогда еще будущее не было столь страшным и неотвратимым, не то что темным — непроглядным. И освещать его совершенно не хотелось, чтобы заранее не умереть от страха при виде затаившихся там чудищ.

Настоящее тоже не радовало — я увязла в его липкой паутине, и с каждым мигом она становилась все плотнее и плотнее… Но кое-что я все еще могла сделать. В последний раз посмотреть на прошлое, чтобы надежно сохранить его в памяти.

Погода к вечеру окончательно испортилась. Освэр заметало, яростно и беспощадно, и дорога до города заняла слишком много времени. Я едва не опоздала… Едва.

Злой зимний ветер норовил стащить шляпку, насквозь продувал шерстяное пальто, хлестал по щекам, выбивая слезы. Я стояла за углом дома напротив особняка Шариденов, терла озябшие в тонких перчатках руки и до боли в глазах смотрела на противоположную сторону улицы.

У ярко освещенных ворот ожидала темная, безо всяких опознавательных знаков карета, запряженная парой сильных лошадей. Риннар стоял у распахнутой дверцы и обнимал плачущую женщину. Леди Моленна… Я умудрилась причинить боль даже ей…

Риннар, в черном длинном пальто, с непокрытой головой, слишком собранный и серьезный, казался чужим. Хотя… Он теперь и был им. Мои несправедливые слова раз и навсегда разделили нас, и обратного пути не существовало. В попытке получше рассмотреть уже не моего чародея я почти покинула свое укрытие, и в этот самый миг Ринн обернулся так резко, что я едва успела отпрянуть. Прислонившись к промерзшей кладке, я все же чувствовала его взор… Даже зная, что если он меня и увидел, то вряд ли узнал — с одного лишь мимолетного взгляда сквозь ярящийся в сгущающихся сумерках снег.

Простояла я так долго. Достаточно для того, чтобы уехала карета, чтобы скрылась за воротами поникшая леди Моленна… чтобы пронизывающий холод хоть немного отрезвил, привел в чувство.

Так будет лучше. Для него. И для меня. Чем дальше он окажется, тем меньше шансов, что Вердиш вспомнит о нем, сможет достать его… причинить вред.

Снова.

Пусть уезжает. Это же его мечта… Плохое забудется, оно всегда забывается, и однажды он и не вспомнит обо мне, а я… Я сделаю то, что потребует Вердиш, и… если выживу, тоже попытаюсь забыть. Мы еще сможем быть счастливы, я и Ринн. Пусть не вместе, но… В конце концов, от несчастной любви не умирают.

Наверное.

Метель устилала дорожки пуховым ковром, приглушала свет фонаря, набрасывала на плечи снежную шаль, которую я даже не пыталась стряхнуть. Лавочка почти утопала в сугробе, к утру, возможно, ее и вовсе занесет. Вместе со мной, потому как сил подняться не было. Да и не хотелось. Куда мне еще податься? В комнате Ритта, и ее мой наигранно беспечный вид не обманет, а в таком состоянии я долго не продержусь — расплачусь, и что тогда? Без объяснений подруга от меня не отстанет, а объяснить-то я как раз ничего и не могу… А здесь хорошо. Темно, пустынно, тихо — в такую погоду даже самые бесшабашные студенты предпочитают сидеть в тепле и уюте. Я зябко передернула плечами, с которых посыпалось снежное крошево, и, стянув перчатку, в очередной раз провела замерзшей ладонью по щекам, стирая слезы. Они катились сами по себе, и, сколько бы я ни пыталась, остановить их не получалось.

Все мысли крутились вокруг предстоящей поездки, Ринна, приграничья… Там же что угодно произойти может. И если он… если с ним что-то случится, я никогда себе этого не прощу. Хотя «никогда» — слишком долгий срок. Сомневаюсь, что он у меня действительно есть…

По щеке легко мазнул кончик пушистого хвоста. Леди Геллея, запрыгнувшая на колени, укоризненно покачала головой и, прикрыв синие глаза, свернулась клубком. Я запустила в полупрозрачную шерсть пальцы, попыталась улыбнуться, но вместо этого вышла беспомощная гримаса, а слезы побежали еще быстрее.

Шагов я не услышала и потому вздрогнула всем телом, едва не столкнув разомлевшую леди-кошку, услышав над собой негромкий голос:

— Не самое подходящее время для задумчивого созерцания природы, так и замерзнуть недолго.

— Мне не холодно, — соврала я, с вымученной улыбкой глядя на мэтра Вилгоша.

Он неопределенно хмыкнул, стряхнул снег со своих темных волос и прищурился, рассматривая меня в приглушенном свете фонаря. А я досадливо закусила губу, понимая, что даже такого скудного освещения достаточно, чтобы заметить покрасневшие глаза и влажные дорожки на щеках.

— Что с тобой, Сандера? — с искренним, подкупающим участием спросил некромант, не спуская с меня внимательного взгляда. — Это из-за Ринна?

Я кивнула, вновь пытаясь утереть слезы.

— Ты сама его отвергла. Разве не так? — Гереон Вилгош присел рядом, и я поняла, что отделаться общими фразами не получится. Не с ним…

Безумно хотелось все рассказать. Сейчас я до боли жалела, что не сказала ему все до того, как отправиться к Вердишу. Но… Сожаления не способны повернуть время вспять. Ничто не способно. Клятва надежнее поводка держала меня, удавкой сдавливая горло даже при мысли о том, чтобы выложить все без утайки.

— Мэтр, поймите, я не могу!.. — всхлипнула я, в отчаянии закрыв лицо ладонями.

— Не можешь что, Санни? — вкрадчиво спросил Вилгош, и не думая отступать.

— Не могу… сказать…

— Мне?

— Ни одной живой душе! — глотая слезы, выдавила я. — И леди Геллее… — уточнила, почувствовав невесомое прикосновение призрачной лапки к ладони.

— Понятно, — протянул некромант. — Риннара, значит, не по собственной воле оттолкнула?

— Мэтр! — простонала я укоризненно, но ему и этого хватило.

Он поднялся и протянул мне руку:

— Довольно лить слезы на морозе, Сандера. Вставай. Ну же, я не уйду, пока ты не образумишься. Я, конечно, привык работать с мертвецами, но не хочу, чтобы их стройные ряды пополнились твоим хладным телом.

Подавив всхлип, я вцепилась в широкую ладонь, и меня буквально сдернули с лавки.

— А теперь пойдем, — скомандовал мэтр, поддержав меня, когда я попыталась красиво рухнуть в сугроб. — Идем-идем, Санни, уж извини, но сегодня у тебя не получится умереть от несправедливости жизни и жалости к себе.

— Я вовсе не… — возмутилась было я, но некромант усмехнулся, не дослушав:

— Разумеется, ты «не». Ты не будешь делать глупости сверх тех, что уже наверняка натворила. Ты не будешь себя корить и тихо угасать под гнетом тяжелых мыслей. Ты просто пойдешь к себе, выпьешь горячего чая и ляжешь спать. Когда вы уезжаете?

— Послезавтра, до рассвета, — ответила я, послушно следуя за некромантом к общежитию.

— Слишком мало времени, — едва слышно пробормотал он. — Ну да ладно, посмотрим… — И уже громче сказал: — Безвыходных ситуаций, Сандера, не бывает. Уж поверь старому опытному некроманту…

— Вы не старый, — сквозь слезы улыбнулась я — уж больно забавным, нарочито-ворчливым, получился его тон.

— Да? — с сомнением протянул мэтр, которому на вид не было и тридцати. — Сочту за комплимент. Но то, что я еще не стар, вовсе не означает, что мне нельзя верить. Все, иди.

Некромант подтолкнул меня к крыльцу и сунул в руки леди Геллею, все это время с комфортом ехавшую на его плече. Кажется, это уже становится традицией…

Прижав кошку к груди и поблагодарив мэтра Вилгоша, я направилась к себе, благо слезы все-таки иссякли, а время было достаточно поздним, чтобы Ритта, чтящая режим, уже заснула. Даже если я ее неосторожно разбужу, спросонья подруга вряд ли разглядит следы недавних слез.

Не разбудила. Получилось бесшумно зайти, раздеться и нырнуть в кровать, не потревожив соседку. Призрачная кошка привычно устроилась рядом, мурлыкнула, пристально посмотрела в глаза — и сон почти мгновенно сморил меня, невзирая на все переживания и беспорядочно мятущиеся мысли. Осталась лишь одна, самая стойкая.

Нет безвыходных ситуаций. И если выживу — обязательно найду выход. А я выживу. Не знаю, как… но что-нибудь придумаю.

День перед отъездом выдался тяжелым. Пришлось отправиться домой, взять кое-что забытое и попрощаться с мамой, перед которой с каждым мигом было все сложнее изображать предвкушение, радостное волнение и что там еще полагается чувствовать почти вырвавшейся из-под родительской опеки девице. Леди Амельда смотрела на меня с беспокойством, то и дело спрашивала, все ли в порядке и не передумала ли я. Ведь кто знает, что и как в этом Тироне, и не лучше ли остаться дома, где нет никаких неожиданностей и опасностей. Я улыбалась и уверяла маму, что буду осторожна, внимательна и — да-да — стану писать ей каждый день.

В университет вернулась лишь к вечеру. Сходила к мэтрессе Ноллин, получила множество полезных наставлений, амулетов и просьбу беречь себя и не перенапрягаться, потом хотела попрощаться и с мэтром Вилгошем — почему-то сильно хотелось увидеть его, может, потому, что он дал мне хоть и слабую, но искорку надежды. Только не получилось — некромант еще утром ушел на кладбище, попросив его не искать и не беспокоить. Даже свои занятия отменил… видимо, действительно что-то важное. Вздохнув и мысленно пожелав мэтру удачи, я отправилась к себе, по пути привычно уже встретив леди-кошку, которая столь же привычно устроилась у меня на руках. В комнате под ворчание Ритты еще раз проверила заранее собранные вещи, которых старалась много не брать, положила в сумку дневник, надела на шею кулон-фонарик, чтобы не позабыть ранним утром. Огляделась беспомощно, отмечая, какой чужой вдруг стала комната, служившая мне домом около полутора лет…

— Ты как будто навсегда уезжаешь, — недовольно буркнула подруга, и я выронила из дрогнувших рук шаль. — Санни? — нахмурилась Ритта, отодвинув недоделанную работу и уставившись на меня в упор. — Ты ведь ничего не скрываешь, да?

— Что за глупости, — принужденно рассмеялась я, наклоняясь за шалью и радуясь, что распущенные волосы скрыли выражение моего лица. — Я еще даже не уверена, задержусь ли там надолго… Может, уже через три месяца вернусь.

— Не нравится мне эта затея, — поджала губы Ритта, вертя в пальцах карандаш. — И твое поведение тоже! Риннар…

— Ри! — выдохнула я, умоляюще посмотрев на подругу. — Пожалуйста, не начинай!..

Она обиженно насупилась, но давить на больную мозоль перестала. Хотя в ее взоре ясно читалось осуждение и непонимание, как можно променять небезразличного человека на какую-то поездку, будь она хоть трижды полезной.

— Ладно, прости, — первой не выдержала подруга повисшего тягостного молчания. Подбежала ко мне, по-прежнему стоявшей на одном месте, обняла, и я уткнулась в дружеское плечо, боясь разреветься. — Ты вправе поступать так, как считаешь нужным, а я должна тебя поддерживать во всем… Сань, все у тебя получится, это я и без твоего дара вижу!

— Спасибо, — пробормотала я растроганно. — Как же я там без тебя…

— А это лишний повод там не задерживаться, — рассмеялась Ритта, крепче сжав руки. — Вот вспомнишь, что здесь тебя жду такая замечательная я… Никакими соблазнами не удержат!

И я рассмеялась в ответ — впервые за эту неделю.

Леди Геллея, устроившаяся на недописанной Риттиной работе, одобрительно муркнула.

Уезжали мы ранним утром, больше походившем на ночь. Солнце еще не взошло; густые сумерки разбавлялись желтоватым светом фонарей, сказочными змеями обвивали сонный университет, смешивались с метущей дорожки поземкой.

Ритту я будить не стала — слишком сладко она спала. Полюбовалась на ее безмятежное лицо, на всякий случай сохраняя эту картинку в памяти, подхватила большую, но не тяжелую благодаря выданному накануне наставницей амулету сумку, потрепала тревожно переминающуюся у двери леди-кошку по призрачному загривку и вышла в пустой, непривычно темный коридор. Шла словно во сне, особенно по слегка подсвеченной лестнице. И с каждым шагом нереальность происходящего лишь нарастала. В какой-то миг накатило — показалось, что вот-вот проснусь, вырвусь из вязкого кошмара, в который превратилась моя жизнь, и все будет по-прежнему… и в этот же миг безумная надежда лопнула, как мыльный пузырь.

— Доброго утра, леди Далларен, — склонился в вежливом поклоне поджидавший меня в холле Береан Вердиш. Дежурная вахтерша, уронившая голову на сложенные на столе руки, согласно всхрапнула. — Позвольте взять ваши вещи.

— Не стоит, милорд, — подавив острый приступ ненависти, качнула головой я. — Сама справлюсь.

— Не к лицу леди быть столь самостоятельной, — усмехнулся мой оживший и не думающий развеиваться кошмар.

— Увы, правильной леди из меня не получилось, — равнодушно пожала я плечами и, так как Вердиш продолжал стоять посреди холла, осведомилась: — Мы никуда не едем? Я могу вернуться к себе?

— Увы, — в тон мне ответствовал тиронец, — но ехать придется. Только ты кое-что забыла. Вернее, кое-кого. Кошку свою позови.

— Простите? — растерялась я от столь неожиданного заявления.

— Твоя кошка, Сандера, — терпеливо повторил Вердиш, оглядывая полутемный холл прищуренным взглядом. — Полупрозрачная кошка.

— Она не кошка, — помотала я головой, не понимая, с чего он вообще вспомнил о ней. — Это леди Геллея. Она дух университета, и покинуть его не может…

— Даже так? — усмехнулся Вердиш, и мне показалось, что в его холодных глазах мелькнуло что-то, весьма напоминающее простые человеческие эмоции. А потом он и вовсе выкинул нечто невероятное: — Я знаю, что ты прекрасно меня слышишь, — тихо сказал он, глядя куда-то поверх моего плеча. — Выходи, Геллея. Ты же не хочешь, чтобы твоя подопечная пострадала?

И не успела я ни удивиться, ни возмутиться, как у моих ног закрутился крошечный снежный вихрь, мгновение спустя превратившийся в кошку со вздыбленной на загривке призрачной шерстью, прижатыми ушами и оскаленными клыками.

— Впечатляет, — хмыкнул Вердиш и поинтересовался неожиданно ласковым тоном: — Могла бы — убила бы, верно?

Раздавшееся шипение послужило более чем красноречивым ответом.

— Ничего, я это исправлю, — пробормотал тиронец и весьма опрометчиво протянул кошке ладонь. И зашипел не хуже леди Геллеи, отдергивая расцарапанную руку: призрачные коготки на поверку оказались не такими уж и призрачными. — Возьми ее, — отрывисто приказал он, сжимая пострадавшую ладонь в кулак. — Леди едет с нами.

Кошка ехидно фыркнула и сама запрыгнула на мое плечо, откуда щелкнула на Вердиша зубами. Тиронец нахмурился, но комментировать поведение Геллеи и уж тем более пояснять свою внезапную блажь не стал. Так в полном молчании мы вышли из общежития и добрались до ворот университета, где нас уже поджидали два запряженных белоснежными лошадями экипажа.

Собственно говоря, я до сих пор дышала лишь по одной причине: Рэйю Адларэ тоже брали в Тирон. Еще с нами по распоряжению милорда Вилорена отправлялась Найя Рассей, немолодая и строгая преподавательница теории предсказаний, в чьи обязанности входило присматривать за нами в пути и в чужой стране. Мы с Рэйей должны были ехать в одном экипаже, но однокурсница затаила на меня обиду — а может, и без воздействия Вердиша не обошлось, — а потому демонстративно отошла к другой карете. Возле оной скучали спутники Вердиша, с которыми он впервые явился в университет: высокий мужчина, похожий на Вердиша светлыми волосами и бледной кожей, но не живым выражением лица, и молодая женщина, как и в первую нашу встречу, облаченная в брюки, только вместо жилета сейчас на ней была короткая кожаная куртка. Головных уборов она, видимо, не признавала, и короткие молочно-белые волосы припорошил мелкий снежок, что женщину совершенно не смущало.

— Ивон, пора, — коротко кивнул ей Вердиш, открывая дверцу для меня.

Ничего не оставалось, как, кинув прощальный взгляд на сонный университет, нырнуть в теплое темное нутро экипажа, где уже дремала мэтресса Рассен. Уступка приличиям, пустая формальность, ибо, учитывая особые способности тиронца, преподавательницу можно было не принимать во внимание… как и не следовало рассчитывать на ее помощь в случае чего.

Леди-кошка удобно умостилась на моих коленях, и я, чтобы занять дрожащие руки, осторожно гладила ее, стараясь не смотреть на расположившегося напротив Вердиша. Безумно хотелось, следуя примеру леди Геллеи, вцепиться ногтями в его холеное лицо, чтобы стереть с него равнодушие, чтобы заставить чувствовать боль. Это было бы честно. И глупо…

— Я хотел по-хорошему, — негромко проговорил тиронец, едва карета тронулась. Я покосилась на мэтрессу Рассен: подтверждая мои подозрения, она безмятежно спала. — Если бы не твое упрямство, никто бы не пострадал.

— Актер из вас неважный, — неприязненно заметила я под недоверчивое фырканье кошки.

— Знаю. Это совершенно не мое, — усмехнулся Вердиш.

— А привороты — ваше? — прищурилась я.

— Вполне. Просто с тобой мне не повезло.

— Знакомо. Мне тоже с собой не везет, — мрачно пробормотала я.

— Насколько все было бы проще… Мы бы уехали из дворца, и наутро ты была бы готова ради меня на все. Почти добровольно и без ненужных страданий. Стоило ли все усложнять?

Пожалуй, нет. Риннара бы никто не тронул… И он бы не думал сейчас, что я его предала.

— Ну-ну, не стоит отчаиваться. Ты сделаешь то, что нужно, вернешься домой, возможно, помиришься с этим мальчишкой.

— Вы меня не отпустите, — бесцветно сказала я.

— Мне незачем тебя убивать, Сандера, — поморщился Вердиш, словно я предположила нечто невероятное. — Магия обещания уникальна, ты ни о чем не вспомнишь. Или же будешь помнить о том, что я сочту нужным. Не стоит бояться и считать меня чудовищем.

— Но вы — чудовище.

— Никто из нас небезгрешен, — пожал плечами тиронец. — И у всего всегда есть две стороны.

— Чего именно вы от меня хотите? — не выдержала я.

Оборотная сторона его души меня совершенно не интересовала, мало того — я была уверена, что она еще хуже.

— Ты читала дневник, — в своей обычной манере не спросил Вердиш.

— Какой еще дневник? — попыталась удивиться я.

— Ты не умеешь врать, — ожидаемо не поверил он.

— Откуда вам про него известно? — решила прояснить этот момент я.

И ответ мне очень не понравился.

— Я был в твоей комнате. А тайники — вещь ненадежная.

— И что вам за дело, читала я его или нет? — прищурилась я, проглотив возмущение по поводу того, что тиронец копался в моих вещах. Чего уж там, если он и жизнь мою вверх дном перевернул…

— Самое прямое, Сандера. С делом, которое для меня столь важно, справится лишь Гилен. И ты меня не подведешь, более чем уверен.

— Я? — прошептала я, чувствуя, как острые коготки впиваются в мои колени сквозь плотную ткань платья. Охнула, сильнее сжала зло урчащую кошку и недоверчиво выдохнула: — Это его дневник, да? Риллиса Гилена? И я…

— Его дневник, его кровь, — кивнул Вердиш, невежливо ткнув в меня пальцем.

Разрозненные до этого мига яркие, но непонятные стежки сложились в единый четкий узор. Я сжала виски ладонями, осмысливая все заново. Строки дневника, разговоры, обрывки снов… или же воспоминаний.

«Я никогда не увижу твоей улыбки, не узнаю, какой ты стала. Я не имею права любоваться тобой даже издали, чтобы не подвергать тебя опасности. Ты никогда не узнаешь, кем был твой отец… и почему он тебя оставил. Так же, как не узнаешь, почему у тебя нет и никогда не будет дара, принадлежащего тебе по праву рождения. Ни у тебя, ни у твоих детей, ни у детей твоих детей…

Зарок нашего… нет, уже не нашего, а лишь твоего, Нисса, рода».

— Мама… Что Эстер имела в виду, говоря о зароке рода?

— Санни, это не важно. Уже не важно.

«Никогда не связываться с магами. Никогда не влюбляться в магов, не создавать с ними семью. Никогда».

Но какие шансы у древнего зарока, смысл которого потерялся, против настоящей любви?

«Магия разрушит блок…»

Внучка самого Тигора Далларена. Одаренная девочка, подающая надежды…

«…и тогда моя жертва окажется напрасной».

Изумрудная трава, солнечные блики на синей глади реки, девчушка с двумя рыжими косичками, бегущая по берегу.

— Деда! — смеется она, и крепкий, словно дуб, седовласый мужчина подхватывает ее на руки, кружит. — Деда, я знаю, кому достанется мой венок! Она краси-и-ивая, а с венком еще краше станет!

— Да, птичка моя, ты умница, — пряча глаза, вздыхает мужчина. — Талантливая умница… Выпей-ка.

Девочка берет из его рук кожаную фляжку, пробует, забавно сморщив носик и не прекращая болтать после каждого глотка:

— А папе лучше в город не ехать, у кареты колесо отлетит, а госпожа Жукор…

Она замолкает, и мир кружится перед глазами все быстрее и быстрее, яркие краски смешиваются, превращаясь в густую чернильную тьму.

И пропадает венок, плывущий в объятиях реки, тяжесть кожаной фляжки, терпкость незнакомого напитка на губах… остается лишь острое ощущение полной слепоты и всепоглощающей беспомощности.

— Деда, темно! Почему так темно?!

— Прости, прости меня, птичка моя, — обнимая рыдающую девочку, глотает слезы враз постаревший мужчина. — Я просто хочу, чтобы ты жила… Прости!

То, что пробивалось ко мне в неясных снах, было на самом деле.

Дедушка видел то, чего не видел никто… И попытался исправить ошибку. Но ошибкой был не мой дар.

Ошибка — я сама.

Я — нарушенный зарок, крах надежд великого чародея, потомок того, у кого по всем свидетельствам не было потомков.

Сколько раз, стоя перед портретом загадочно улыбающегося рыжеволосого мужчины, я размышляла о том, каким человеком он был, о чем мечтал, кого любил… Но даже предположить не могла, какие именно тайны он хранил не только при жизни, но и после смерти.

— Зачем я вам? — растерянно прошептала я, цепляясь за льнущую ко мне кошку.

— Скоро узнаешь, — бледно улыбнулся Вердиш. — Осталось совсем немного… Санни.

Ласковое обращение как кнутом хлестнуло. Вжавшись в угол кареты и прикрывшись Геллеей, я затихла и не сводила с тиронца настороженного взгляда.

— Позволь дать совет на будущее, которое, вопреки твоей разбушевавшейся фантазии, у тебя все-таки есть, — тем же слишком теплым для него тоном продолжал Вердиш, словно и не заметив моей реакции. — Внимательно читай все, что подписываешь. Это убережет тебя от многих проблем.

— Что было в договоре? — выдавила я испуганно. Запоздало, да… Но мне и без того хватало переживаний!

— В твоем — ничего, кроме стандартных условий. На этот раз. А могло бы быть все, вплоть до пожизненной кабалы. Или даже посмертной, — с непонятной усмешкой, от которой у меня сердце заледенело, добавил тиронец.

И замолчал, демонстративно отвернувшись к окну. А я так и продолжала почти с ужасом смотреть на него, понимая, что это до невозможности глупо, но не в состоянии справиться с собой. Ровно до тех пор, пока он, усмехнувшись, быстрым движением не коснулся моего лба.

Не успев испугаться, зато увидев, как на ладони Вердиша расцветают новые царапины, я соскользнула в наполненную тьмой и покоем пропасть сна.

До вечера мы сделали всего несколько коротких остановок, чтобы дать отдохнуть лошадям и самим размять ноги. Я, проснувшаяся лишь к обеду, чувствовала себя на удивление неплохо, даже сжимавший сердце страх отступил, давая нормально дышать… и верить. Не знаю, в чем дело, может, в чарах тиронца, может, в моих собственных отчаянных надеждах, но возвращение домой больше не казалось нереальным. В конце концов, смысла убивать того, кто ничего впоследствии не вспомнит, действительно нет. То, что мне предстояло сделать, пугало гораздо больше того, что будет потом.

Я терялась в догадках. Что Вердишу нужно от меня? Мой дар? Слишком слабый, лишь развивающийся, над которым я пока не властна в полной мере? Особенно если вспомнить, насколько силен сам тиронец… Или то, от кого мне достался дар, гораздо важнее его силы? Или же дело и вовсе не в магии, а в крови? Что еще можно потребовать от потомка давно почившего чародея?..

Мысль, что меня подло обманули, пришла сразу после пробуждения. Но все сомнения в истинности слов того, кому верить не хотелось, развеяла леди-кошка, на заданный шепотом вопрос виновато мурлыкнувшая и потупившая синий взор.

Геллея не отходила от меня ни на шаг, на Вердиша демонстративно не обращала внимания, а если он забывался и пытался либо заговорить с ней, либо коснуться, шипела так, что даже у меня кровь стыла. Спросить, для чего ему понадобилась кошка, я поначалу не решилась, а потом и вовсе не до того стало. Тиронец словно ушел в себя, разговоров больше не заводил, что меня в общем-то очень даже устраивало. Я так устала ненавидеть и бояться, что к вечеру не чувствовала ничего, кроме тупого равнодушия, в котором растворились все прочие эмоции и желания. Постоялый двор, где мы остановились в глубоких сумерках, высился темной громадой, готовой вот-вот рухнуть на мою раскалывающуюся голову. Я уже ничего не соображала и мечтала лишь о кровати. Место это оказалось слишком оживленным, и отдельных комнат на всех не хватило. Собственно, удалось снять всего две, благо одна из них была большой и как раз вмещала женскую половину нашей компании. Отказавшись от ужина, в сопровождении мэтрессы Рассен я поднялась в выделенную нам комнату и, сняв обувь и верхнюю одежду, рухнула поверх покрывала на кровать, что ближе стояла к двери. Почувствовала, как устраивается под боком леди-кошка, и провалилась в глубокий сон.

Мне снились заметенный снегом незнакомый дом, окруженный дремлющими яблонями, освещенная сиянием свечей комната под самой его крышей, Ринн, в чьих глазах отражалась я… И мало, очень мало воздуха, отчего сердце стучало слишком тяжело и быстро, в глазах темнело и что-то шумело в ушах… Мерно, непрестанно, раскатисто…

— Мррр?

Прерывисто вздохнув, я распахнула глаза, медленно моргнула, приходя в себя. Такой теплый сон таял, ускользал, оставляя ощущение, что я сейчас задохнусь.

— Мррр, — укоризненно муркнула леди-кошка, и я с трудом села на кровати.

Дернула не ослабленную шнуровку и наконец-то вдохнула как следует. Пожалуй, стоило раздеться, прежде чем ложиться. Дорожное платье было не таким уж неудобным, но для сна совершенно не годилось.

Я вспомнила ласковые карие глаза и, зажмурившись, потрясла тяжелой головой. Чего только от нехватки воздуха не приснится…

Кое-как привела себя в порядок и вместе с мрачной Рэйей и сияющей Ивон спустилась в практически пустой по случаю раннего часа обеденный зал, где уже завтракали Вердиш со вторым тиронцем, чье имя я так и не удосужилась узнать, и мэтресса Рассен, которая, судя по бледности, провела далеко не самую лучшую ночь в своей жизни.

Все еще витая в почти ускользнувшем сне, вкуса еды я не ощутила. Взбодрилась лишь во дворе, когда ветер щедро швырнул в лицо горсть мелкого снега.

Занимался невыразительный рассвет, смазанный начинающейся метелью. Вокруг было холодно, серо и уныло, и я тяжело вздохнула, уткнувшись подбородком в призрачно-пушистую шерсть леди Геллеи и прислушиваясь к набиравшей эмоции беседе Вердиша с возницей, невысоким кряжистым мужчиной лет пятидесяти.

— Не моя вина, милорд, — разводил руками он, пиная колесо кареты. — Поломалось крепко, провожусь долго. Самое раннее к следующему утру управлюсь…

— Еще одна ночь здесь? — ужаснулась Ивон.

Судя по скривившемуся личику Рэйи, ночевка на постоялом дворе не пришлась по вкусу и ей. Странно, лично я никаких неудобств не почувствовала… Хотя я вообще ничего не чувствовала, и размеры комнаты, а также количество человек в оной было последним, что меня волновало.

— Езжайте дальше, — подумав, решил Вердиш. — Нет необходимости терпеть неудобства всем. Остановитесь на следующем постоялом дворе, там нас и дождетесь. Госпожа Рассен, возможно, вам стоит поменяться местами с Рэйей или Ивон?

— Ничего страшного, я вполне могу составить Сандере компанию, — самоотверженно заявила преподавательница, и я благодарно ей улыбнулась, хотя прекрасно знала, что ее присутствие ничего не изменит. Но само ее доброжелательное отношение уже много значило.

— Мы ведь едем не в Тирон? — тихо спросила я, согревая дыханием озябшие ладони и провожая взглядом экипаж, увозящий мою сокурсницу к новой и, надеюсь, счастливой жизни.

— Наше путешествие окончится намного раньше, — кивнул Вердиш. — В Тирон поедем лишь после выполнения тобою обещания.

Он опять говорил так, словно у меня было будущее. Но сейчас, когда под бледным солнечным светом пробудились прежние страхи, верить в это оказалось намного сложнее. Хотя… Поедем, да. Но доедем ли? По дороге может случиться что угодно, и порой даже сильные чародеи неспособны защититься. Я бросила быстрый взгляд на Вердиша, как всегда изображающего ледяную статую, и подумала, что ради правдоподобия он, пожалуй, и своей жизни не пожалеет.

Я смотрела, как он стоит на ледяном ветру, треплющем полы незастегнутого пальто и волосы, и чувствовала лишь холод и щедро приправленное льдом отчаяние, исходящие от него.

Странный человек. Страшный.

Творец всемогущий и все младшие боги… Как же так получилось, что наши пути пересеклись?

За окнами буйствовала осмелевшая метель. В комнате было темно, но мэтресса Рассен обедала, а меня вполне устраивали легкие сумерки. Вполне под царившее в душе настроение.

Вердиш более не сказал мне ни слова, лишь велел отправляться к себе и ждать. Чего именно и сколь долго — не уточнил, и я ждала, вздрагивая от каждого шороха и в который уже раз прокручивая в голове панические мысли.

Леди-кошка, мирно дремавшая на моей подушке, внезапно подскочила, выгнулась с грозным шипением, прижав уши к голове. В комнате стало заметно холоднее, словно зимний ветер просочился сквозь стекло. Я отпрянула от окна, прижалась к стене, жалея, что не зажгла свечи. И даже световую сферу вызвать не смогла — руки не слушались.

Оно появилось медленно. Сначала посреди комнаты серебристо замерцал воздух; постепенно уплотняясь, он обретал черты человеческой фигуры. Слишком гротескной, непомерно высокой и изломанной, заштрихованной тьмой, словно неумелый карандашный набросок. Она светилась по контуру, как болотная гнилушка; тем же пугающе-зеленоватым цветом мерцали провалы глаз на фоне непроглядной черноты.

Привидение. Самое настоящее привидение, то самое, которое, по словам мэтра Вилгоша, невозможно приручить, с которым нельзя договориться и у которого неизвестно что на уме…

Я зажмурилась, набрала в грудь побольше воздуха… и со свистом выдохнула, едва мои губы припечатал обжигающе-ледяной палец. Распахнув глаза, я изумленно воззрилась на оказавшегося слишком близко призрака.

— Только не ори! — шикнул он похожим на шелест бумаги голосом. — Не ори, поняла? Вреда не причиню. Даже пугать и страшные сны насылать не собираюсь, — с видимым сожалением добавил он, убирая палец от моих заледеневших губ.

— Что, и не хочется? — ляпнула я.

— Хочется, — еще больше погрустнело привидение. — Но колется!

Я еле сдержала истерический смешок. А призрак тем временем огляделся и по-хозяйски расположился на кровати, игнорируя возмущенную кошку, даже попрыгал зачем-то, недовольно скривился и, уставившись на меня тяжелым взглядом, потребовал:

— Рассказывай.

— Что? — сильнее вжалась в стену я.

Почти вежливое и совершенно неагрессивное привидение не вписывалось в привычную картину мира. Впрочем, имелись все шансы это исправить — судя по тому, как оно закатило глаза… или что там у него вместо них?

— То, что ни одной живой душе рассказать не можешь, бестолочь, — процедил призрак. — И быстро, пока мне не надоело!

— Так ты… — пробормотала я растерянно и воскликнула: — Мэтр Вилгош!

— Просил же не орать, — скривилось привидение. — И если не хочешь, чтобы этот ненормальный некромант присоединился ко мне, перерасходовав силу, поторопис-с-сь!

С трудом справившись с эмоциями и запретив себе пока что думать о проблеске надежды, я все-таки отлепилась от стены, без малейшего страха примостилась рядом с призраком. Умоляюще посмотрела на Геллею, дождалась, пока она с обиженным фырканьем исчезнет, и принялась за свой невеселый рассказ.

— Дура девка, — задумчиво припечатало привидение после того, как я замолчала.

— Без тебя знаю, — вздохнула я. — Что мне дальше-то делать?

— Жди, — коротко бросило оно, и темная фигура начала таять, тонкими змейками дыма растворяясь в воздухе.

Сердце заколотилось так, что дыхание перехватило. Одно-единственное короткое слово воскресило надежду, подарило шанс выкрутиться из этой истории… и отчаянный страх, что первым я дождусь Вердиша.

Метнувшись к своей сумке, я нашарила спрятанный там нож, который получилось незаметно стащить со стола во время обеда. Тупой, зазубренный, но… Лучше чем ничего. При должной доле везения и правильно рассчитанном ударе…

— И не надо на меня шипеть, — прошептала я вернувшейся кошке, которая весьма выразительно прижала уши к голове и показала клычки. — Это на крайний случай.

На самый крайний. Если мэтр Вилгош не сумеет помочь. Если мне сильно не понравится то, что я должна буду сделать.

Я прекрасно знала, чем может закончиться для меня попытка освободиться от обещания таким способом: мятежные чародеи, связанные договором, не переживали своих «хозяев» дольше чем на полчаса. И не знала, смогу ли ударить, хватит ли сил и смелости. Но так у меня была хотя бы иллюзия выбора.

Нож скрылся в складках платья, и я почувствовала себя увереннее. Несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, успокаиваясь, присела на кровать и испытующе посмотрела на леди Геллею:

— Может, расскажешь наконец, что нужно Вердишу от тебя?

Пушистый хвост нервно дернулся, синие глаза опустились, прячась от моего взгляда. Виновато мурлыкнув, кошка потерлась о мои ноги и запрыгнула на колени, где и свернулась полупрозрачным, но весьма ощутимым шариком.

Я тяжело вздохнула. Не может? Не хочет? И то и другое? Как же не вовремя Геллею заклинило на этом облике! Поговорить бы сейчас, обсудить произошедшее, обдумать план на случай, если все пойдет не так… Хотя план у меня был, правда, кошке он по вкусу не пришелся. Ну вот и предложила бы свой! Мне отчаянно не хватало той леди Геллеи, которая встречала нас в холле университета, пристально следила за порядком, отчитывала набедокуривших студентов и не пряталась от проблем за кошачьей шкуркой!

Время шло, медленно, но все же. Постепенно сгущались сумерки за окном, а я все так же сидела в полном — не считая кошки — одиночестве и… ждала. Прислушивалась к голосам и шагам за дверью, кусала губы, запускала пальцы в шерсть покорно терпящей мою тихую панику кошки… А еще беспокоилась за госпожу Рассен. Куда она могла деться? Вернее, что с ней сделал тиронец?.. Нужно было бы выйти и все выяснить, но я осознавала, что это ничего не даст, а напоминать о себе Вердишу не хотелось. Я все еще надеялась, что мэтр Вилгош успеет… О том и молилась всем богам сразу, обещала леди Удаче множество букетов белых роз в обмен на ее благосклонность…

И едва сдержала разочарованный стон, когда в бесшумно приоткрывшуюся дверь шагнул Береан Вердиш.

— Где мэтресса Рассен? Что вы с ней сделали? — выпалила я, настороженно глядя на тиронца.

Тот неторопливо затворил дверь, прижался к ней спиной и, подвесив под потолком яркую светящуюся сферу, ответил:

— Она нашла приятную компанию. Немолодой офицер пригласил ее на прогулку. Единственное, что я сделал, — помог ей принять правильное решение.

То есть забыть обо мне. Логично. Я же с самого начала знала, что так и будет… Почему же сейчас стало так страшно? Моя защита была эфемерной, не стоило хвататься за нее.

Как и за надежду, что мне могут помочь.

Ладонь сама собой скользнула в складки платья. Тиронец мягко оттолкнулся от двери и шагнул ко мне.

— Отдай нож, Сандера, — потребовал он, протянув руку, и мои пальцы, уже обхватившие прохладную рукоять, дрогнули.

Как?.. Заметил-таки? А раньше не отобрал из-за желания поиграть? А может, просто воспользовался даром и теперь знает и о ноже… и о призраке.

— Дар не нужен, чтобы просчитать твои действия, — словно прочитав мысли, усмехнулся Вердиш. — Отдай нож. Он тебе не нужен.

Ну это как сказать…

Резко поднявшись на ноги, я коротко замахнулась… и охнула от прострелившей запястье боли. Пальцы разжались, металл глухо звякнул о деревянный пол.

— Ненавижу вас, — прошипела я сквозь слезы, сжимая пострадавшее запястье.

Вердиш пожал плечами, поднял нож. Медленно повертел его в ладони, словно любуясь… И одним точным движением вогнал себе в грудь прямо напротив сердца. По самую рукоять.

Я медленно осела на пол, привалилась к кровати, не в силах отвести глаз от все еще стоящего на ногах тиронца. И не просто стоящего… Дышащего, улыбающегося… Живого! И до боли закусила губу, когда он осторожно потянул за рукоять, вытаскивая окровавленное лезвие. Расстегнув рубашку и сдвинув ткань в сторону, Вердиш дал мне увидеть, как стягиваются края неровной из-за зазубрин раны, как белеет на глазах тонкая ниточка шрама, от которой не осталось и следа за считаные секунды.

— Творец всемогущий, — прошелестела я, вцепившись в прижавшуюся ко мне леди-кошку. — Что вы такое?..

— Я человек, Сандера, — криво улыбнулся Вердиш, застегивая испачканную рубашку. — Всего лишь человек, который не может умереть. А вот ты серьезно пострадала бы. Надеюсь, теперь самоубийственных попыток не будет?

Собравшись с силами, я качнула головой. На большее просто не была способна — увиденное повергло меня в настоящий шок. Как? Как такое вообще возможно?! Это же против всех законов природы и магии… И как можно справиться с тем, кого нельзя убить?!

Разгоревшаяся было надежда окончательно потухла.

Тиронец же тем временем подошел ближе, опустился на колени и осторожно коснулся моих волос, не обращая внимания на зашипевшую кошку.

— Глупая, храбрая девочка, — тихо пробормотал он. — Красивая девочка…

Я вжалась в край кровати, не смея дышать. Такие разговоры пугали еще больше прежнего отмороженного поведения. Не говоря уж обо всем остальном! Как отбиться от равнодушного к боли и неподвластного смерти безумца?

— Бояться не надо, — прищурился Вердиш, даже не вздрогнувший, когда Геллея вцепилась когтями в его руку. — Я же обещал, что не причиню тебе вреда.

— Больше уже причиненного? — хрипло вырвалось у меня.

— Ты о своем мальчишке? Зачем он тебе? — приподнял он брови. — Так легко отказался от тебя. Даже не попытался ничего изменить. За свое надо бороться до последнего вдоха. И потом — тоже. Уж поверь.

— Вы… Кто угодно, но не человек, — прошептала я, глядя на ладони тиронца.

Сейчас он был без перчаток, и на светлой коже не осталось ни царапины. Неудивительно, если уж смертельная рана мгновенно затянулась…

— Кто же я, Санни? — вкрадчиво спросил Вердиш. — Чудовище? Помнится, ты уже называла меня так. — Я промолчала, упорно избегая его взгляда. — А может, всего лишь тот, кто устал от подобной жизни? Знаешь, каково это — не испытывать эмоций? Чувствовать себя человеком только после специальных зелий, эффект которых не столь уж и долог? Забывать себя…

На последних словах я вздрогнула и посмотрела на странно присмиревшую леди-кошку. Тиронец тоже не сводил с нее глаз, и я заподозрила, что вся его речь вовсе не мне предназначалась.

— Вы… вы мне жизнь сломали, — бросила я, взяв себя в руки. — А теперь ждете сочувствия?

— Я бы сказал, что мне жаль, — медленно проговорил Вердиш, вновь переводя взгляд на меня, — но я уже давно не помню, что это такое…

Он поднялся и отошел к окну, а я наконец-то перевела дух. Отпустила полупридушенную кошку и тоже встала на заметно подрагивающие ноги. Подумала и присела на краешек кровати: не хватало только упасть из-за предательской слабости.

— Мы меняемся не сами по себе, — протянул меж тем Вердиш, глядя в клубящиеся за окном вечерние сумерки. — И чудовищами становимся не всегда по своей воле. А иногда случается так, что и у чудовищ болит сердце.

Он безумен. Совершенно безумен. Я давно это подозревала и сейчас лишний раз убеждалась в своей правоте. Леди-кошка, застывшая на полу перед кроватью, настороженно следила за малейшим движением тиронца…

И все же не уследила.

— Я все продумал, — выдохнул он и резко развернулся.

В его руках сверкнуло что-то небольшое и округлое, и в следующий миг это что-то полетело в не успевшую увернуться кошку…

Полыхнуло серебром. Когда вспышка угасла, вместо кошки над полом парила невысокая перепуганная девушка.

Рыжеволосая, невысокая, неуловимо похожая на меня.

А в глазах Вердиша, неотрывно смотрящего на нее, больше не было нечеловеческого холода и равнодушия. Я уже видела такой взгляд. У Риннара, когда сказала, что он мне не нужен.

— Поговори со мной, — тихо попросил тиронец, обращаясь к Геллее. — Просто поговори… Лея.

Призрачная девушка открыла было рот, но тут же беспомощно закусила губу, помотала головой и, закрыв лицо ладонями, исчезла.

Вердиш рванулся к тому месту, где она только что стояла, и замер, сжимая кулаки, а я зачем-то сказала:

— Она в порядке. Просто не хочет, чтобы ее видели.

— Чтобы ее видел я, — сглотнув, уточнил тиронец. — Ничего… Недолго ей бегать осталось!

И вышел, хлопнув дверью так, что она едва не слетела с петель.

А я осталась сидеть, пытаясь осознать произошедшее. Геллея и Вердиш? О Творец…

Даже у призраков есть страшные тайны. Понять бы еще, почему чужие секреты бьют по мне…

Я склонилась и подняла с пола то, что швырнул в Геллею Вердиш. Повертела в руках кулон-фонарик, вытащила из-за ворота платья свой…

Одинаковые. Совершенно одинаковые! Едва заметно потемневшее от времени серебро оправы, точно такой же оттенок пламени-янтаря… Сомнений в том, что украшения делал один мастер, не возникало. Как и в личности мастера… Кто еще, кроме заботливого отца, сделает дочери способный осветить будущее фонарик? Теплый, словно живой, полный не магии, но любви… Только вот если кулон, который нашла я, принадлежал Ниссе, то чьим был второй? И как он попал к Вердишу? Вопросы множились с потрясающей скоростью, жаль, что ответы никто давать не собирался.

— Геллея, — тихо позвала я, отчаявшись хоть как-то уложить в голове новые сведения. — Он ушел. Может, покажешься?

Похожий на вздох сквозняк прошелся по комнате, всколыхнул занавеску, легко погладил меня по щеке. Что ж… Видно, наша леди действительно напугана… Или смущена и растеряна? Как бы там ни было, общаться она не желает, что меня, конечно, огорчило. И насторожило — а вдруг Геллея забыла, как разговаривать? В девушку и то лишь с помощью Вердиша превратилась.

Я еще долго сидела, собираясь с мыслями, прежде чем решительно направиться к двери. Хватит с меня тайн. Довольно! И если леди не может — или не хочет — объяснить мне происходящее, это сделает Вердиш. В конце концов, не убьет же он меня прежде, чем стрясет это свиллово обещание!

А если убьет… может, оно и к лучшему.

По коридору я шла медленно, обдумывая, как сформулировать вопросы так, чтобы был хотя бы минимальный шанс получить ответы. И возле двери в комнату тиронца замешкалась… а потом и вовсе передумала заходить. Голоса звучали приглушенно, но если прислушаться, то вполне различимо. В коридоре было пусто, и я все-таки рискнула, чуть-чуть потянула на себя створку и прижалась ухом к получившейся щели.

— …от тебя зависит! — с удивительной горячностью убеждал кого-то Вердиш, не иначе как успевший принять свои пробуждающие чувства зелья. — Ну кивни хотя бы, дай знак, что ты понимаешь меня! Лея… Лея! Даже теперь, когда ты все знаешь, тебе все равно, что было со мной эти свилловы годы?!

— Это я… я эти свилловы годы была… такой, — едва расслышала я тихие, с ощутимым трудом произносимые слова. — Это тебе было все равно… тогда!

— Неправда! Я пытался! Ты же знаешь, что я пытался… Проклятье, Лея, да посмотри же на меня! Я все исправлю… Я…

— Мне ничего… от тебя не нужно! Оставь в покое меня и мою семью! — с надрывом прошелестел голос леди Геллеи, словно она хотела кричать, но не могла… или же позабыла, как это делать. — Уйди, исчезни из моей нежизни, слышишь, хотя бы в этот раз подумай обо мне!

— Я только о тебе и думаю! — В отличие от собеседницы, тиронец почти кричал, и я даже оглянулась — убедиться, что других свидетелей этого разговора нет. — Я все исправлю, Лея, и клянусь — исчезну. Навсегда исчезну!

— Отпусти Санни, — потребовала Геллея уже окрепшим голосом. — Сейчас же. Прекрати ее мучить.

— Отпущу. После того, как она поможет мне. Без нее я не сумею вернуть тебя… и исчезнуть тоже не сумею…

— Не с-с-смей, — совсем по-кошачьи прошипела леди. — Не смей ее трогать!

— Ты не понимаешь…

— Это ты не понимаешь! Береан, одумайся, ты же знаешь, чем все закончится…

— Мы не должны платить за чужие ошибки!

— Мы расплачиваемся за свои! А то, что ты делаешь сейчас… Именно ты хочешь, чтобы за тебя платили другие!

— И что же я должен делать? — саркастично поинтересовался тиронец.

— Принять случившееся. Принять и терпеть…

— Я достаточно терпел! — рявкнул Вердиш, не дослушав. — Хватит с нас, Лея, хватит!

Похоже, тиронец стоял слишком близко к двери — я с трудом успела отшатнуться, когда он распахнул ее, едва не сбив меня с ног. Окинул полубезумным взглядом, вцепился в запястье и потащил за собой.

— Не надо! — прозвенело за спиной.

Не оборачиваясь, тиронец махнул рукой, и что-то звякнуло, полыхнуло… Извернувшись, я увидела в дверном проеме мерцающий купол, ставший для Геллеи ловушкой.

— Бер, нет, пожалуйста! — крикнула леди, не в силах преодолеть защиту, но Вердиш так и не обернулся, лишь сильнее сжал мою руку да шаг ускорил.

— Куда мы? — спросила я, едва поспевая за ним по погруженному в полумрак коридору.

На нас не обращали никакого внимания, как и на все еще пытающуюся проломить силовой купол Геллею. Взгляды постояльцев скользили по разъяренному мужчине и растрепанной, явно перепуганной девушке как по пустому месту. Банальный отвод глаз, для Вердиша — сущая ерунда.

— Выполнять твое обещание, — буркнул он, когда мы уже достигли лестницы и я подумала, что мой вопрос так и повиснет в воздухе.

Я едва не споткнулась и схватилась за перила свободной рукой, заставив тиронца остановиться. Только вот понял он меня совершенно неправильно.

— Все прекратится сегодня. Сейчас, — прошипел он, до боли сжав мое запястье. — Ты же хочешь этого?

Я хотела. Безумно хотела, чтобы все закончилось, чтобы Береана Вердиша больше не было в моей жизни… Но какую цену придется за это заплатить?

Пока я размышляла, мы спустились в непривычно пустынный обеденный зал. Ни одного занятого столика, ни одной разносчицы, убирающей посуду, даже за стойкой никого не оказалось. В приглушенном свете имитирующих факелы светильников, отраженном висящим над стойкой большим мутным зеркалом, лишенное привычного оживления место казалось жутковатым. И стрелки больших напольных часов в поцарапанном и потемневшем корпусе отсчитывали время слишком громко… зловеще.

— Мы же не хотим лишних жертв, не так ли? — криво усмехнулся Вердиш. — Пока все не закончится, сюда никто не зайдет. Даже мысли такой не возникнет.

— Не закончится что? — спросила я, пытаясь вырвать руку из болезненного захвата.

Как же надоело чувствовать себя безвольной куклой, марионеткой, зависящей от чужой воли! Неопределенность — худшая из пыток, и она меня измучила окончательно.

Вердиш не ответил. Он неотрывно смотрел на часы, стрелки которых показывали без одной минуты семь, и не замечал моих попыток освободиться. Прикрыл глаза, когда миновала та самая минута, словно прислушиваясь к чему-то — или сверяясь с картинкой перед внутренним взором, — и, довольно улыбнувшись, прошептал:

— А вот и он.

Кто? Еще одна жертва странной игры? Судя по слегка расфокусированному взгляду, устремленному на входную дверь, тиронец действительно все заранее просчитал… вернее, увидел, и сейчас все события идеально ложились в созданную им канву.

В свободной ладони Вердиша засиял клубок чар, отливающий призрачно-зеленым. Любопытно… Судя но структуре плетения, основная его задача — усыпить, а вот цвет…

Додумать я не успела. Дверь распахнулась, и в то же мгновение в застывшего на пороге человека полетело заклинание… и рассыпалось о вовремя выставленный щит.

Ничего удивительного — чары были рассчитаны на использование некромантской силы, еще бы и достроились, пройдя сквозь созданную на ее основе защиту…

А вот Вердиш очень сильно удивился, так, что даже мою руку выпустил. Вероятно, боевого чародея его видения не предусматривали.

Очень злого чародея, который, поймав мой растерянный взгляд, разозлился еще больше и, не раздумывая, послал тиронцу ответную «любезность».