Почему-то всегда, когда делаешь что-то хорошее, на пути попадаются мелкие проблемы и трудности, а если все-все идет хорошо, то не обязательно заканчивается так же. Сколько раз Джайра говорила сама себе: не стоит расслабляться, пока дело не доведено до конца, — но каждый раз этот совет не срабатывал вовремя.

Стремглав бросившись обратно в трактир, она запнулась о то самое ведро, на котором выместил злобу Бенрад. Благодаря тому же ведру, он успел схватить ее за руку и остановить.

— Пусти, я должен помочь Акуну!..

— Не сейчас, — шепнул Бен, увлекая ее под тень навеса. — Если ты один из первых окажешься там, на тебя падет подозрение. Нужно подождать.

— Но Акун…

— Мы вместе ему поможем, обещаю.

«А он не так глуп, как кажется…»

Из гостиницы выбежали почти все рыцари, сонные и на ходу экипирующиеся. Дождавшись, пока вся толпа поравняется с конюшней, Бенрад кивнул Джайре и влился в общую компанию с вопросом «Что случилось?». На них двоих обратили внимания столько же, сколько на пролетевшего мимо все в том же виде совы Хамелеона. Что самое удивительное — никакого шума драки, простая торопливая беготня, небольшая суматоха в потьмах. В комнату купца набилось куча рыцарей, наемники, скорее всего, заслышав крик, просто проворчали во сне что-то ругательное и перевернулись на другой бок, как и следовало ожидать, но это даже к лучшему — наемников труднее в чем-либо убедить, потому что они все убеждения сводят к своей выгоде, а не к рыцарской чести. Хотя никто не удивился, увидев Джайру в этой же комнате. Наверно, уже свыклись с мыслью, что она повсюду следует за Бенрадом, хотя все было как-раз-таки наоборот.

Акун, все так же улыбаясь как юродивый, прижался к стене с поднятыми руками и немного растерянным видом, сторонясь приставленного к его лицу меча. Огарок свечи, по-прежнему горевший синим пламенем, плохо освещал всех собравшихся людей, но среди них можно было узнать всех рыцарей, перечисленных теми ворами и еще незнакомых, и Гарольда Фленьелла, чей голос разбудил полдеревни и чей меч угрожал колдуну. За ним, словно двойная тень, высились Королевские Мечи, не поленившиеся накинуть зеленые плащи. Всадник на зеленой ткани, казавшейся в полутьме черной, сверкал мелкими искрами. У обоих рыцарей так же сверкали глаза, и на лицах было примерно одно и то же выражение: это жестокий приказ, но мы получаем от него удовольствие. Если бы палачи не носили своих зловещих масок, Джайра была уверенна, что это выражение и было бы заменой этих масок — она всегда так считала. На лице Гарольда пылал только гнев, больше ничего, и он сдерживал его, как мог, не давая пролиться вместе с голосом. За него заговорили Королевские Мечи:

— Сэр Гарольд, вы же понимаете, что, как старший в охране и представитель королевской воли, должны исполнить свой долг? — голос Рутто Валиенса казался гулким, как будто они находились в большой пещере с высокими сводами, и сквозил ехидством. — Вы немедленно должны предать чародея очищающему пламени, никак иначе.

— Так поступил бы сам король, — произнес Жуан Хтар, подражая шипению змеи. — Чародейство карается смертью на костре, этот указ уже очень давно приводят в исполнение не только Стражи. Необходимо немедленно пробудить весь Васильковый Луг и провести казнь.

— Господа, я знаю, что от меня требуется, — едва не закричал на них Фленьелл, — но здесь все не так просто. Этого колдуна сюда никто не приглашал, а сам он прийти не мог. Кто позвал тебя?

Акун не проронил ни слова, мотая головой и притворяясь немым.

— Не разводи комедию — я слышал, как ты шептал свои нечистые проклятия над несчастным больным человеком! Говори!

Акун даже глаз не повел в сторону Джайры, стоявшей вместе с Бенрадом в первых рядах. Сам Бен даже виду не подавал, что ему что-то известно — видно, принял на веру слова Джайры, что он в этом не участвовал. Зато ее жутко грызла совесть за купца и Акуна, и она набиралась смелости сказать вслух об этом, чтобы избавить колдуна от такой смерти, но знала, что это не поможет. Но совесть-то не уймешь этими доводами. Почувствовав ее тягу к признанию, Бенрад положил руку ей на плечо и едва заметно качнул головой — не надо. Ради него она и молчала — уж эта сердобольная, как сказал колдун, душа точно не останется в стороне.

— Клянусь, я пришел сюда сам — хотел помочь умирающему…

— Не лги мне! Ты говоришь при свидетелях, так что выбирай слова! Господин Сальмоней не умирал!..

— Умирал, уж поверьте мне как лекарю, — улыбнулся Акун, разъясняя Гарольду все как маленькому мальчику. — Мне лучше знать — спросите любого местного жителя. Я всегда все знаю.

Кастелян покосился на мирно спящего купца, как будто и не слышавшего начавшегося шума. На вид ему было намного лучше — даже дыхание хриплым не было, как раньше.

— Кто ты такой?

— Я Акун Сантаниелл, родом из провинции Вересковые Луга, живу здесь уже семь лет и занимаюсь лекарским делом.

— В этом замешаны еще и селяне, — протянул Хтар. — Деревню тоже стоит наказать.

— Прежде всего, нужно узнать, кто его позвал, — настаивал на своем Фленьелл, — а пока, Эрни, Глоуль, свяжите его покрепче, да бросьте в погреб. Я обязательно выясню, кто в этом участвовал, и предам их огню вместе.

Акун подчинялся малейшему движению рыцарей, так что они, как ни старались, не могли причинить ему боль. Джайра всегда считала, что у нее нет совести, но сейчас во все глаза таращилась на колдуна, чтобы не пропустить его взгляда, уловить какой-то знак, сигнал к его защите, но ничего не было. Она бы и не беспокоилась ни капли об этом, если бы Акун не был другом Эврикиды — будь ведьма рядом в эту минуту, она бы без малейшего усилия по стенке ее размазала и заставила бы делать что-то очень неприятное — это в ее духе. Сама бы Эврикида никогда не ждала какого-то сигнала, а полезла бы в бой первой. Много раз Джайра слышала от других, как ее наставница лезла в пекло в одиночку почти на целый гарнизон замка и крошила их в мельчайшие частицы, чтобы выручить друга из беды. Ей было наплевать на свой розыск — сменил одежду и нет проблем — но если кому-то другому грозила смерть, ее отзыва не приходилось ждать. Даже если бы Джайра была в Васильковом Луге проездом и не знала всех этих несчастных рыцарей, она все равно не пошла бы на них в открытую атаку. Один слух — и тебе объявляла войну вся страна. Почему-то сразу у всех проходимцев и благородных воинов вдруг появлялась мысль, что они гораздо сильнее очень опасного преступника, и они останавливали каждого встречного. Это, конечно, не страшно, исключая проверку у каждых городских ворот, но вся суть в том, что ее средства освобождения колдуна были намного скуднее ведьминых. А ведь она только хотела помочь! Как говорится в народе: благими намерениями дорога в ад…

Как почетный эскорт, за арестованным потянулись все остальные рыцари. Хтар и Валиенс что-то нашептывали Фленьеллу, хмуро наблюдавшему за спящим купцом. Вынырнув из всеобщей сутолоки, Джайра вклинилась между Королевскими Мечами, за ней неотступно последовал Бен.

— Сэр Гарольд, выслушайте меня…

— … Октавы не одобрил бы ваши действия.

— Совета и Священного Триумвирата здесь нет, сэр Рутто, и я не обязан вам подчиняться. Я тоже слуга короля и не менее приближен к нему, чем вы. Так как управленцем охраны каравана назначили меня, то на данный момент подчиняться должны вы мне, а не я вам, так что извольте покинуть эту комнату и более не беспокоить меня вопросами субординации.

— Сэр, позволите ли вы нам остаться? — странно, но только сейчас она заметила, что Бенрад намного выше обоих рыцарей и даже статного возвышающегося Гарольда. — Мы бы хотели помочь.

Как будто впервые их увидев, Фленьелл медленно вздохнул и с шумом выдохнул, пытаясь освободиться от гнева.

— Я попросил вас удалиться, господа. Не заставляйте меня это повторять, — только проводив раздраженным взглядом рыцарей, не менее раздраженных, Гарольд обернулся к ним. — Говорите быстро — до рассвета осталось пара часов, а значит, столько же на розыски злоумышленника и подготовку к казни…

— Сэр Гарольд, вы уверены, что колдун причинил вред господину Сальмонею? Посмотрите, он спит и ровно дышит, за такое долгое время у него наконец-то нет кашля.

— Да, он каким-то образом вылечил его. Гарольд, мы должны его поблагодарить…

— Что я слышу, Бенрад! Я могу понять его, — он ткнул пальцем на Джайру, — он наемник и останется им до конца жизни, а у них все вещи относительны, с какой стороны ни посмотри. Но ты же рыцарь! Ты служишь во имя добра, значит, должен стоять за него несмотря на результат борьбы.

— Но он здоров! — вскричала Джайра.

Гарольд смерил ее презрительным взглядом и почти с тем же шипением, что до этого было у Хтара, процедил, нависая над Джайрой:

— Знайте свое место, господин наемник. Вы втерлись в доверие к рыцарю, но это еще не значит, что можете оказывать такое же влияние. В ваши права и обязанности на сегодняшний день входит только охрана каравана, и ничего больше. Вам повезло, что вы имели честь познакомиться с привилегированной особой и даже стать ему другом, — тот же взгляд получил и Бенрад, из-за чего он нахмурился, — но от этого ничего не изменится: ваше слово не будет иметь вес в обществе тех, кто вас нанял.

Джайра вздохнула. «Ну что за болван!»

— Что ж, вы сами лишаете себя помощи и закрываете глаза на очевидное. Могу я оставить вас наедине со своими бесполезными поисками?

Предположив, что ответ будет в виде утробного рычания, судя по свирепому лицу кастеляна, она развернулась на каблуках и в абсолютном спокойствии вышла из комнаты.

— Эй, подожди!.. Что ты наделал, Гарольд, — покачал головой Бен. — Ты понимаешь, от чьей помощи ты отказался?

— И ты туда же…

— Он умный и достойный человек, Гарольд! Он рыцарь больше нас с тобой вместе взятых, поверь мне, — и он поспешил следом за Джайрой, поджидающей его в коридоре за дверью. Когда ее рука легла ему на плечо, Бен вздрогнул и удивленно уставился на нее. — О, ты меня ждешь?

— А кого же еще? — фыркнула она. — Ты мне даешь слишком высокую оценку. Надеюсь, я никогда ее не заслужу, — не успел Бенрад возразить, как она метнулась с места. — Некогда болтать. Ты согласен мне помочь освободить Акуна? — Бен кивнул. — Тогда пошли.

Акуна, как и был со связанными руками, поместили в сырой погреб, где уже достаточно давно ничего не хранили, кроме пустых склянок и бочек. Оттуда несло как от помойной ямы, только гнилой. Но сейчас не было времени потворствовать своему обонянию. Дождавшись, пока все разойдутся снова уснуть, Джайра провела Бенрада, гремящего снаряжением, к маленькому решетчатому проему у самой земли, откуда веяло сырой прохладой и вытекала смутная тьма. Оставив Бена на небольшом расстоянии от стен трактира, чтобы ничего не услышал и мог заглянуть за угол на входную дверь — подкараулить Гарольда, она присела у окна, почти слившись с ползучей тенью и стеной дома.

— Я знал, что ты придешь, — сквозь прутья было видно только блестящие глаза, но даже по голосу было ясно, что провидец как всегда неуместно улыбается.

— О, девять кругов ада! — у Джайры даже в темноте и шепотом получалось выразить всю свою злость путем интонации, рычания и ожесточенных жестов. — Акун, неужели ты не мог рассчитать время? Нельзя было просто сделать ему какую-нибудь припарку и уйти от греха подальше? Сколько знаю тебя, ты вечно копаешься! Эврикида тому свидетель!

— Припарка бы ему не помогла, — как ни в чем не бывало, ответил колдун, — нужно было что-то более эффективное и надежное. Господин купец спит?

— Да, как ни странно. Фленьелл с Королевскими Мечами устроили перебранку почти у самого его уха, а ему хоть бы хны. Он здоров?

— От чахотки — да. Заговоры от других болезней я прочитать не успел.

Джайра покачала головой.

— Ты же прекрасно знал, что за ним следят его рыцари, почему же ты не поторопился?

— Знал, я все знаю.

— Да ты всегда все знаешь! — всплеснула руками Джайра. — Постой… Так ты знал! Ты знал, что к купцу придет Фленьелл и специально отослал нас с Бенрадом подальше с глаз? Какой же ты…

— Провидец? — засмеялся Акун.

— Сам знаешь, что я имела в виду. Может, ты теперь еще знаешь, как выбраться из этой катастрофы? Будь жива Эврикида, она бы мне уже голову оторвала! Говори немедленно!

Провидец только рассмеялся. Джайре было не до смеха — еще немного, и она взорвется. О коленку кто-то потерся, мягко и ласково. Она вгляделась в темноту. Очень громко мурлыча, на нее смотрел Хамелеон в образе большого кота, сверкая постоянно меняющими цвет глазами. У фамилиара была одна особенность — он умел успокаивать в нужный момент, вот и сейчас гнев отпустил, и Джайра облегченно вздохнула.

— Ох уж мне эти ваши колдовские штучки… Есть идеи, как тебя вытащить отсюда?

— Есть несколько путей, все зависит от тебя.

— Ну, спасибо, подсказал! Если бы ты не был чародеем, я бы сказала: ты у меня еще дождешься.

— Спасибо тебе, Лис.

— Ах, ты и это уже знаешь!

— Знал, когда ты еще не прибыла с рыцарями в Васильковый Луг.

Словно разгоняя назойливых мух, Джайра замахала на него руками и резко встала с места.

— Вообще не понимаю, почему ты промолчал насчет меня?

— Будь жива твоя наставница, она бы тебе сейчас голову оторвала, но не оторвет, зато сделает это со мной на том свете, если я выдам тебя.

Джайра нахмурила лоб. «Что за чушь?..»

— Не понимаю, о чем ты, Акун. Эврикида на мне отыгрывалась за все свои ошибки, держала меня на коротком поводке и заставляла выполнять всю грязную работу, а ты мне вдруг втираешь очки о том, что я была ей хоть немного дорога. Не верю.

— А зря, — вздохнул колдун, — вот увидишь: ты еще очень много раз будешь благодарить ее за все…

— Эй, друг, — как нельзя кстати окликнул ее Бен, — Гарольд вышел из трактира в конюшни… Эй!

Как обезумевшая, она бросилась в комнату купца.

— Что ты задумал? — едва поспевая за ней в гремучих доспехах, пыхтел Бенрад.

— А ты как думаешь? Разбужу Сальмонея, у меня нет другого выхода.

Будучи проворней рыцаря, наемница вывернулась от его хватки и проскользнула в дверь, успев закрыть ее перед самым носом Бенрада.

— Извини, Бен, но я должен все исправить — с тобой или без тебя.

— Пожалуйста, открой дверь.

— А ты не будешь мешать мне?

— Пока того не потребует мой рыцарский долг…

— Что здесь происходит?

Как будто пойманная с поличным, Джайра остолбенела и прижалась спиной к двери, забыв про отпущенный затвор, и когда Бен рывком открыл дверь, она натолкнулась на него, и оба замерли на пороге, уставившись на купца. Сальмоней грозно-удивленно смотрел на них, как учитель или отец, и никто бы и не сказал, что всего что-то около часа назад он умирал. Рядом с ним со скептическим выражением лица стоял немой Гияс.

— Ну, что вы там за игры с дверью устроили, как дети прямо! Заходите, что встали.

— Господин Сальмоней, — промямлил Бенрад, — мы не хотели вас разбудить…

— Я уже не спал, что бы вы там хотели или не хотели. Войдите уже наконец!

Оба робко сделали пару шагов, за спиной щелкнул затвор двери, и тут же Джайра осмелела.

— Господин Сальмоней, требуется ваше вмешательство. Акун Сантаниелл, колдун, что вас исцелил, взят под арест сэром Гарольдом, и он не послушает никого, кроме вас. На рассвете Акуна сожгут. Вы обязаны ему помочь…

— Почему вы считаете, что Гарольд послушает меня? Мой голос будет значить для него столько же, сколько и голос Бенрада. И кстати говоря, я удивлен твоим присутствием здесь, Бен, очевидно, с той же проблемой ко мне, что и господин Лис.

Рыцарь растерялся.

— Ну-у… э-э-эм… я просто…

«Что это?! Он стыдится того, что он на одной стороне с наемником? Или же с другом?» Похоже, его мнение очень зыбко на этот счет. И что же, ей его разочаровать или добиться полного расположения? Чтобы выйти из этого напыщенного рыцарского общества, Джайре выгоднее был бы первый вариант, но сейчас почему-то ей стало жаль беднягу. Такой доверчивый и наверняка очень ранимый. Обычной силой он наделен, и не малой, но силы духа у него нет. Любой, если захочет и не побоится рискнуть напороться на стойкие принципы, каковых нет у Бена, может так его унизить, что тот усомнится не то что в друге, а даже в себе самом. Нет, пусть он будет ее другом, ему это только на пользу.

— Я попросил Бена помочь мне.

Даже не оглядываясь, можно было почувствовать, какое облегчение и отраду дали ему эти слова заступничества. Джайре на какое-то время показалось, что сейчас он тяжело опустит руку ей на плечо и произнесет что-то трогательное, отчего она пожалеет, что вообще завела с ним знакомство, но он просто глубоко вздохнул, расправил сжатые плечи и слегка улыбнулся. «Счастливый ты мой… Смотри, как бы эта улыбка не стала причиной крепкой ссоры между нами».

— Вы обязаны помочь Акуну, господин Сальмоней. Он вылечил вас. Без него вы могли бы уже сейчас увидеть своих почивших родных. Несмотря на враждебность к приближенным короля, он пришел к вам на помощь, ответьте ему тем же.

— Ваша просьба граничит с требованием, Лис, но как бы я ни хотел помочь вам, я не могу. Зная Гарольда, я могу сказать, что он не послушает никого, разве что короля, совесть и долг. Таковы все рыцари, вы наверняка уже убедились в этом, — он окинул взглядом Бенрада. Бедняга, уже второй раз за эту ночь ему дают ярлычок с надписью «типичный рыцарь-дуболом». — Все же лазейку в его крепость принципов и устава можно найти.

— Вот только как? — развел руками Бен. — Вы сами знаете: устав — это такие строгие правила, против которых пойти — разбиться вдребезги. Мы сами его позвали, поэтому тоже можем попасть под удар. Так что это невозможно. Друг, я предлагаю устроить колдуну побег.

«Если бы все было так просто…» Джайра покачала головой.

— Ему некуда идти. Он живет в Васильковом Луге очень давно, деревня стала для него домом. Местные достаточно хорошо к нему относятся, и еще ни разу у него с ними не было проблем. Было бы жестоко заставлять его покинуть Васильковый Луг.

— Ну, он мог бы пойти в Китран, — предложил купец. — Известно, что в Китране есть некое Убежище чародеев. Уверен, ему бы там оказали гостеприимство.

— И еще Исра. Да и Сиерикон тоже. Чародеи есть повсюду, это все знают, но никто не может их поймать…

Джайра их уже не слушала. Им не понять, почему чародеям так дорого то место, где они смогли прожить достаточно долгое время. Отодвинув разговор на второй план, она сосредоточила взгляд на пламени свечи, ровно горевшей на утреннем безветрии. Огонь уже был не чисто голубым, а желтым. На стенах высились тени предметов великанских размеров, едва заметно шевелившихся вместе с огнем. Каждый чародей — это тот же огонек, вокруг которого толпятся тени. В одиночку ему очень трудно бороться с темнотой, если только помещение небольшое. Но мир велик, а у чародеев после изгнания из ардонского народа дома не стало, им постоянно приходится прятаться, убегать от своих гонителей. И слава Небесам, если они уходят вовремя. Их пламя — это магия, а тени, держащиеся вокруг, но на расстоянии, — это люди, не желающие ее принимать. Как бы чародей, порой, ни не хотел выделяться и использовать свои способности, магия все равно находит выход, проявляет себя сама. С детства их обучают контролировать ее, и если ты чародей, то гонений тебе не избежать. Раньше, рассказывала Эврикида, чародей в семье — это была великая радость и гордость, а сейчас это позор и горе. Они всегда одиноки, и если где-то им удается обрести гармонию, маленький домашний очаг, то для них это шанс начать нормальную жизнь. Это только для рыцарей и высокородных господ сменить место жительства — значит, начать новую полноценную жизнь, а для изгоев — это потерять все и начинать заново. Акун не из самых сильных, поэтому ему будет очень тяжело найти новое место и снова воссоздать тот свой маленький кусочек мира, в котором он жил в деревне целых семь лет.

На глазах тени стали меркнуть, а пламя терять свою яркость. Через стены Василькового Луга крался предательский рассвет.

— Солнце встает.

Мрачность слов впиталась в наступившую тишину, нависшую в комнате. Ни рыцарь, ни купец так и не пришли к общему решению.

— Если мы хотим действовать, то нужно действовать прямо сейчас.

Джайра смерила Бенрада недоверчивым взглядом. «Уже «мы». Как быстро! Ну, уж нет, Бен, хватит!»

— Не мы.

— Что? Я не понял…

— Не мы, а я должен действовать. Я понял, что вы ничего не можете сделать в этом деле, — может быть, и могут, но с нее довольно их влияния на ее жизнь, ближе она их не подпустит. В долгу должны остаться они перед ней, а не она перед ними… «Ну, конечно же! Рыцарский долг!» — Я должен идти.

— Постой! Друг, подожди…

Гарольда было найти несложно: пристально следя за каждым из деревенских, он изредка проводил короткий допрос прямо рядом с воздвигающимся кострищем. Местные были напуганы так, как если бы их приговорили к горящей смерти, а не несчастного Акуна. Видимо, используя метод запугивания, Фленьелл пригрозил им тем же, чем грозился и в комнате купца. «Интересно, этот хищный взгляд он долго репетировал, или на самом деле так зол?» Когда в поле зрения кастеляна возникла наемница, она готова была подыграть ему, изображая либо крайний испуг, либо горящего заживо человека — она не смогла решить до конца, рассуждая об этой забавной идее по пути к рыцарю. И никакого костра не требуется — только один взгляд. «Какой милый защитник добра».

— Я, помнится, уже доходчиво объяснил вам, господин наемник, что не желаю больше с вами разговаривать.

— Вы — да, а я нет, — пожала плечами Джайра. Фленьелл скривился, но сумел подавить раздражение. — Помнится, вы что-то там говорили мне по поводу моих прав и обязанностей, что все они напрямую связаны с защитой каравана и жизнью господина купца, и еще в ваших словах, адресованных Бенраду, был такой смысл: к каким бы средствам ты бы ни прибег, все они должны быть направлены во благо, так?

— Я не…

— Нет-нет, именно это вы и имели в виду, кому же это так хорошо понять, как не мне, наемнику, — жаль, что тут нельзя было сыграть мимикой, ибо лица все равно Фленьеллу никогда не увидать, приходится подыскивать слова поувесистее, как молот. — Еще раз хочу показать вам, насколько вы противоречивы своим же принципам. Господин купец жив-здоров, я всего пару минут назад удостоверился в этом, это же может подтвердить и Бенрад. Следовательно, право руководить всеми делами каравана, чего бы они ни касались, принадлежит только господину Сальмонею, и больше никому. Вы только управленец охраны — не забывайте свой рыцарский долг, — нарезая небольшие круги перед Фленьеллом, в отличие от нее неподвижно стоящим, она рассчитывала время, чтобы успеть сыграть на убеждениях кастеляна и прилюдно освободить провидца от жестокой казни. — И еще. Как рыцарь, вы это уже говорили Бенраду, вы обязаны служить добру, о средствах этой службы вы ничего не говорили, да и не сказано ничего об этом в рыцарской морали. Какую картину мы имеем: колдун, абсолютно безобидный и безоружный, приходит к неизлечимо больному, — так, ей показалось, будет звучать лучше, — на выручку и исцеляет его до полного выздоровления, при этом он знает благодаря своему провидческому дару, что за ним придут и ему не избежать казни без справедливого суда, но он спокоен, потому что он уверен, что сделал доброе дело. Ну, а вы, сэр Гарольд, уверены ли вы, что делаете доброе дело, обрекая этого целителя на смерть?

— Мне…

— Понимаю, вопрос сложный, потому что от вашего ответа будет многое зависеть: ответите «да» — нарушите рыцарский устав, ответите «нет» — при дворе вас могут уличить в нарушении королевского указа, и тогда, в любом случае, — прощай, рыцарская жизнь. Так что же вам важнее: совесть или рыцарский долг?

— Это почти одно и то же.

— И да, и нет. Я, кажется, уже доходчиво объяснил вам это, не так ли?

Из грозного палача кастелян стал хмурым мыслителем. Однако, как хорошо все же работает дар красноречия. Фленьелл съел ее наживку и попал в ловушку, как она и рассчитывала.

— Думаете, я не понимаю, что вы затеваете? Я узнал вашу игру еще в Китране, когда вы представились мне Выскочкой.

Джайре показалось, что даже солнце посерело.

— Ну, что ж, говорите, в чем же заключается эта игра? Было бы интересно услышать ваши догадки, — «Что мог знать этот слишком усердный кастелян? Ничего». Правда, это он разузнал в ней ассасина, он же и определил ее мораль, как мораль наемника, и в принципе это было правильно, особенно для рыцаря. Но раскроет ли он ее главный секрет? «Что-то не верится».

— Ты всего лишь бродяжный нахальный мальчишка, очень ловкий — с этим не поспоришь, — по какой-то мальчишеской причине захотевший пробраться в столицу и поглазеть на нашего короля, а может быть, и попытать счастье на Испытании на рыцарство.

Торжествуя, Фленьелл испытующе уставился ей в глаза, как отец ждет чистосердечного признания своего чада. Пару мгновений она смотрела на рыцаря и, онемев, могла только моргать, но потом засмеялась так, как очень давно не смеялась, разве что только вместе с амазонками. Даже дыхание сперло. Фленьелл растеряно оглядывался по сторонам на любопытных деревенских и все больше хмурился. Из окон на такое веселье выглядывало несколько наемников, тут же протерших глаза и заинтересовавшихся этим огромным складом дерева. Солнце уже озолотило кроны дубов и превратило воздух, наполненный утренними трелями птиц, в сверкающую россыпь мелких самоцветов. Рыцари, всю оставшуюся ночь несшие караул у трактирного погреба и постоялого двора, вышли на площадь, с тем же любопытством поглядывая на Лиса. Едва отдышавшись, Джайра ответила Фленьеллу:

— Какая оригинальная догадка, просто слов нет! Но вы глубоко заблуждаетесь. И заблуждайтесь дальше, я ничего не скажу, — все еще посмеиваясь, она развернулась на каблуках и направилась прочь. — Поглазеть на короля! Да я его тысячу раз видел…

Но смех сразу осекся, как только на площадь вывели Акуна. Провидец наслаждался солнцем, стараясь не закрывать глаза на его яркий свет. Джайре почему-то пришла в голову мысль: с этого утра он больше никогда не почувствует запах нарциссов с первыми лучами солнца, — и тут же: не почувствует здесь, но не в другом месте.

— Последний раз тебя спрашиваю, чернокнижник, — преступил ему дорогу Фленьелл, — кто тебя позвал?

Джайра наблюдала со стороны, как хищник из укрытия, ожидая своего момента.

— Я пришел сам, по доброй воле, Небо мне свидетель.

— Да как ты смеешь упоминать Небо!..

— Гарольд! — из трактира спешил Сальмоней, поддерживаемый Бенрадом. — Не превращайся в зверя! Отпусти немедленно этого человека, он ни в чем не виновен.

Не успел кастелян и рта открыть, за него снова заговорили Королевские Мечи:

— Он виновен в колдовстве, а оно карается смертью на костре.

— Это закон, подписанный королевскими особами. Никто не смеет его ослушаться.

Оба повели Акуна к столбу, но остановились из-за крика Бенрада.

— Стойте!

На то, на что он обратил внимание всех, даже не надо было указывать. Как знамение, когда-то остановившее кровавую битву за весь мир, в котором сейчас жили все они, над головами собравшихся взвилась левая рука с раскрытой ладонью. Когда народ расступился, Фленьелл, и не только он, пришли в крайнее изумление, когда они увидели, что это рука Лиса. Бенрад и Сальмоней были скорее восхищены, чем поражены как Гарольд, но все же впечатление на всех это явление произвело немалое.

— Не слишком-то остроумно вспоминать о такой древности, как этот жест покровительства, наемник, — произнес Хтар, в то время как Валиенс просто раскрыл рот. — Тем более, со стороны простолюдина он вообще ничего не должен значить.

— Но, тем не менее, значит многое, — сопровождаемая взглядами, Джайра вышла к подножию кострища, заняв место у барьера нарастающего спора защитника и судьи. — Я протягиваю этому колдуну Длань Протектора. Этим законом тоже никто не смеет пренебрегать, не так ли? — рыцари не отвечали, с безмолвным презрением глядя на нее. — Не так ли, господа? — она широким жестом обратилась к другим рыцарям и наемникам, последних ее обращение очень порадовало.

Конечно, все это было так пафосно, что вызывало тошноту. Но такие речи обладали эффектом массовости, а значит, с первых слов можно было завладеть вниманием всей толпы. А как ей еще выиграть этот спор, кроме как не с помощью всеобщего убеждения? Надо только знать меру и подбирать нужные слова.

— Есть законы, которые не прописаны на бумаге, не указаны королем, но есть в наших сердцах. Это законы мироздания, которые сейчас, на этой площади, в этой деревне не выполняются самими рыцарями Ардонии. Я с готовностью могу обвинить этих людей: сэра Рутто, сэра Жуана и сэра Гарольда, — в немилосердии и бесчеловечности. Несмотря на то, что этот провидец, называющий себя Акуном Сантаниеллом, пришел по своей доброй воле помочь тяжело больному купцу, господину Сальмонею Нар Ативу, и исцелил его от смертельного недуга, — реакция Сальмонея не скрылась от нее. Он был и согласен с этим, и только что осознал свое чудесное исцеление. Что ж, это только на пользу. — Такой исход показал ему дар предвиденья. Я знаю этого человека много лет и держу его за верного друга, готового помочь всеми средствами, какими он располагает. Ни разу будучи не уличен в колдовстве, он все же обладает магической силой, но не употребляет ее во вред, выздоровление господина купца тому пример. Много раз он помогал местным жителям, за что они его наградили многими годами спокойной жизни среди них. Здесь Акун обрел дом, и никто не смеет отбирать его у него, как и саму эту жизнь. Я протягиваю ему руку, как защитник его жизни. Любой, кто выступит против, будет иметь дело со мной, оружием или словом.

Она снова подняла руку, сверля вызывающим взглядом всех трех рыцарей поочередно. Даже если кто-то ответит на ее вызов, словами они ничего не смогут сделать, а оружием… Все равно преимущество на ее стороне.

— Я тоже протягиваю руку, — воскликнул Бенрад, встав рядом с ней плечом к плечу. — Еще один закон Протектора — поддерживать друга в правом деле. Я оказываю эту поддержку моему другу Лису, кем бы он ни был на самом деле.

— Я тоже оказываю поддержку моему спасителю, — за их спиной поднялась рука Сальмонея. Торжество Джайры набирало силу. — Триумвират Сакротума тоже оказал бы милосердие.

Слова о Сакротуме покорили всю толпу. Все жители деревни постепенно начали поднимать руки, говоря о своей признательности колдуну. Под повязкой на лице расплывалась кривая ухмылка. Она победила, это факт.

— Мы отвечаем вам всем от имени его величества Амниса Викариус Лючис, ее высочества Мариин Викариус Лючис и всех наших собратьев Королевских Мечей. Придворное собрание также встанет на нашу сторону, ибо они слушаются только волю короля, — произнес с самообладанием и гордостью Хтар. — Голос любого придворного намного весомее голоса простолюдина. Перевес на нашей стороне.

От негодования даже зарычать захотелось.

Люди в недоумении поглядывали друг на друга и косились на Лиса. Рыцари снова взялись за работу с еще большей торопливостью, чем до этого. «Безнравственные тираны. Ну, ничего, у меня есть еще козыри в рукаве».

— Что ж, думаю, будет вполне законно приравнивать голос придворного к голосу заслуженного героя, — Бенрад пораженно уставился на нее. Остальные затаили дыхание. — В Исре, как и во всем мире, меня знают как Кровопийцу. Мой меч будет доказательством тому.

Видно, Гарольда осенило какой-то пришедшей мыслью, отчего он смотрел в одну точку, погруженный в себя. Народ ахнул, восхищение окутывало теплой волной.

— Это еще не известно, герой вы или нет, — ответил Валиенс, бывший уроженцем Исры. — Не все согласятся с вашим изречением.

— Хорошо, — снова она остановила палачей. — Тогда я воспользуюсь своим собственным правом, чтобы больше ничего не вызывало возражений. Господин Сальмоней, вы задолжали мне награду за вашу жизнь. Я требую ее в качестве жизни этого колдуна, она должна быть сохранена ему и оставлена в покое.

— Я с готовностью принимаю ваши требования, господин наемник. Отпустите этого человека.

Королевские Мечи остолбенели, поэтому освободил Акуна с явной неприязнью Фленьелл.

— Ты свободен по ардонскому моральному уставу долговых расчетов.

Взгляд кастеляна говорил Джайре: «Доволен? Добился, чего хотел?» Но ослушаться купца он не смел — ответ перед ним и всеми своими друзьями был ему дороже, чем перед королем. «Что ж, он не совсем безнадежен, его еще можно исправить».

Все же провидец с неотступной улыбкой был спасен и сейчас снова стоял перед ней. Только он собрался что-то сказать, как все вздрогнули от голоса кастеляна, пробудившего всех от оцепенения.

— Собираемся. Дорога до Октавы займет еще пару дней. Быстрее выйдем — быстрее доедем.

Медленно, как будто нехотя, народ начал расходиться, в полголоса обсуждая несостоявшуюся казнь.

— Пойдем, — Бенрад почти насилу увлекал Джайру к постоялому двору. — Тебе лучше больше не злить Гарольда.

— И то правда.

Как это оказалось предсказуемо — то, что кастелян теперь выместит свою злобу на ней. Что ж, пускай — это его полное право, своим она уже воспользовалась и полностью исчерпала свои дозволенные возможности.

Еще немного, и из глаз Фленьелла вырвались бы языки пламени.

— Кровопийца, — это прозвище, и без того не слишком нравящееся Джайре, прозвучало от кастеляна еще противнее, — будете ехать в хвосте колонны, с наемниками. Бенрад, за мной.

«Злится сам на себя… Клубок противоречий рыцарской морали? По всей видимости».

Слова Фленьелла подействовали как заклинание — тут же в радиусе пяти метров вокруг Джайры никого из рыцарей не осталось. И снова: благими намерениями дорога в ад. В этом аду ей ехать до самой столицы, но, может быть, это не так уж и страшно? Не будет приставучего Бена, не будет копающих под нее Фленьела и купца, не будет всей этой бессмысленной болтовни. Зато будут безнравственные наемники. Ладно, из двух зол все же на ее долю пришлось меньшее, все могло быть гораздо хуже.

Дожидаясь, когда вся процессия выйдет за северные ворота и продвинется до хвостовой охраны, Джайра давала Ворону напиться перед дальней дорогой. Тут же рядом весело вилял собачьим хвостом Хамелеон, облаивая проезжающих мимо рыцарей. Акун, теперь под полной защитой остающийся жить в Васильковом Луге, подошел к ней в коем-то веке не с улыбкой, а с сочувствующим видом.

— Спасибо тебе.

— За что? Из-за меня ты мог сгореть на костре пару часов назад.

— Но не сгорел. Ты использовала на меня свой спасительный свет, это ведь было единственное, что ты могла получить от купца себе в выгоду. Зато все в расчете: ты передо мной, он перед тобой. Даже, как ты и задумала, они остались у тебя в долгу. Уж вряд ли кто-то из этих железных пустозвонов нашел способ исцелить купца.

На этот раз она не стала его спрашивать, откуда он мог знать про ее предубеждения.

— Лучше объясни мне свои слова насчет Эврикиды.

Акун вздохнул и приласкал Хамелеона, начавшего благодарно лизать руки Джайры, державшие ведро.

— Время. На все нужно время. Дождись своего момента, и ты все узнаешь. Не я должен тебе это рассказать, только не я. Твоя же протянутая Длань Протектора должна указать тебе путь мужества и помочь тебе найти ответы. Ведь Протекторы никогда не оставляют тех, кто молит о помощи, верно? Главное, не бойся оказывать милосердие, это отнюдь не слабость.

— Эврикида мне говорила то же самое, — проворчала Джайра, садясь в седло, — а толку от этого ни на дырявую монету, ни на песчинку. Прощай, Акун.

— Иди с миром, — колдун попрощался с ней чародейским жестом уважения, каким названные часто пользовались при встрече друг с другом: приложив кулак ко лбу, он плавно раскрыл его, как цветок, навстречу Джайре, плетущейся позади всех и не оборачивающейся назад.