48
Значит, наркодельцы застрелили черного, а большой упал в воду. Возможно, его тоже убили. В этом вы не уверены. Но думаете, что он утонул.
Дознаватель министерства внутренней безопасности Розалинд Гурвиц, изящная женщина с кудрявыми каштановыми волосами, обрамлявшими розовощекое лицо, вела себя на удивление сочувственно, в не свойственной для юриста манере. Полная противоположность Роудзу и Риверзу.
Нет, он не упал, и его не застрелили, думала Халли. Я толкнула его в воду. Но не сказала этого.
– Все верно, – кивнула она, следуя инструкциям Дона Барнарда.
Гурвиц в синем брючном костюме стояла у кровати Халли в палате военно-медицинского центра имени Уолтера Рида. Опрос записывался на портативную цифровую видеокамеру, установленную на штативе у изножья кровати. У дознавателя за спиной с официальным и очень суровым видом прохаживался Барнард в темно-сером костюме-тройке; он явно задался целью не дать ей злоупотребить гостеприимством.
– И наркодельцы, убившие этих мужчин, взяли вас в плен?
– Да.
– И когда они вели вас к себе в лагерь, вам удалось бежать?
– Что?
От лекарств голова не переставая гудела, мысли делались неуловимыми. Что там Барнард велел отвечать на этот счет?
Юрист словно почувствовала ее замешательство и повторила вопрос:
– Наркодельцы вели вас в лагерь. Вы сумели бежать. И дали сигнал спасательной команде, чтобы вас забрали.
Халли моргнула, потерла лицо, украдкой бросила взгляд на Дона Барнарда. Тот едва заметно кивнул.
– Верно.
– Как вам это удалось?
– Они были пьяные и под кайфом. Получилось без особого труда.
– Правда? – В восхищенном взгляде Гурвиц мелькнуло недоверие. – Невероятно. Нет, я, конечно, вам верю. Но это… фантастика.
– И не говорите. – Халли отпила имбирный эль. Соломинка с гибким концом вдруг показалась ей забавнейшей вещью, и она громко рассмеялась.
Розалинд Гурвиц вытаращила глаза.
– Простите. Это лекарства так действуют. – Халли моргала и улыбалась.
Выглядела она плохо, но лечение помогало. Группа эвакуации забрала ее и Боумана двумя днями раньше. На аэродроме Рейноса их пересадили на правительственный борт. В сопровождении медицинской бригады доставили в Вашингтон, а затем на вертолете – в военно-медицинский центр. После этого Боумана она не видела.
Врачи зашили ей бровь в том месте, куда ее ударил Канер. А может, пнул. Когда появилась рана над правым ухом, она припомнить так и не смогла. Одно веко было темно-лилового цвета, опухшее, почти закрытое. Второй глаз приходилось прищуривать, потому что она все еще не привыкла к свету, не говоря уже о ярких больничных лампах. Ей также зашили глубокий порез на левой ладони – самую сложную рану, на которую пришлось наложить двадцать швов. Руку перевязали стерильным бинтом. Спина была покрыта бордовыми синяками от падения на микробный настил. Халли получила легкое сотрясение и потеряла девять фунтов весу. Однако все-таки осталась в живых, и, как заверил Барнард, все лаборатории в УПРБ и ряд других лабораторий в ЦКЗ работают с добытым ею «лунным молоком».
– Хотите добавить что-нибудь к своему заявлению, доктор Лиланд?
– Нет. Но если вы выключите эту штуку, я кое-что спрошу.
– Конечно.
Красный огонек на камере погас.
Она изо всех сил старалась собраться с мыслями.
– Во-первых, на кого работали те двое в военной форме?
– Простите, доктор Лиланд. У меня нет сведений.
Халли задала еще несколько вопросов, но Гурвиц либо не знала ответов, либо была не намерена распространяться о том, что произошло в Мексике. Затем юрист произнесла:
– Единственное, что я могу сказать: похоже, вы стали жертвой одной очень изощренной аферы, доктор Лиланд. Доктор Барнард вас проинформирует. Я же уполномочена доложить: будет сделано все, чтобы исправить положение, включая ваше полное восстановление на прежней работе с выплатой заработной платы за период вынужденного отсутствия.
Барнард кашлянул.
– Ах да. И с повышением в должности.
Беспокойство Барнарда немного уменьшилось, но он явно не мог дождаться ухода юриста.
– Вы давно работаете в Вашингтоне, мисс Гурвиц? – Халли пыталась сосредоточиться.
Озадаченная юрист нахмурила брови.
– Тринадцать лет.
– Ага. Значит, вы понимаете, чего это может стоить правительству, как в денежном выражении, так и в смысле общественного резонанса, не говоря уже о том, сколько полетит голов.
Гурвиц побледнела.
– Доктор Лиланд… – Она была хорошим юристом и знала, в каких случаях лучше промолчать.
Вспоминая Роудза и Риверза, Халли не спешила нарушать повисшую тишину и наблюдала за нервничающей Гурвиц, хотя и не испытывала при этом никакого злорадства. Атмосфера в комнате становилась все напряженнее и напряженнее. Допив имбирный эль, Халли кивнула в сторону камеры.
– Почему бы вам не включить эту штуку?
Поколебавшись, Гурвиц нажала кнопку на пульте, красный огонек вспыхнул вновь.
– Хочу официально заявить: в мои планы не входит предъявление иска к правительству. Звонить в «Вашингтон пост» или «60 минут» я тоже не собираюсь. Эл Канер виртуозно обвел вокруг пальца очень умных людей. В том числе меня. Что сделано то сделано. Я отказываюсь от обвинений.
Гурвиц на мгновение задержала удивленный взгляд на Халли. Опомнившись, закрыла рот. Развязка получалась явно не такой, какие она привыкла наблюдать в округе Колумбия.
– Думаю, самое время закончить нашу беседу. Благодарю вас за потраченное время и за сотрудничество, доктор Лиланд.
Она щелкнула пультом, и красный огонек потух. Собрав вещи и надев пальто, Гурвиц подошла к Халли и коснулась ее плеча.
– Не для протокола… Попали вы в передрягу, милая… Не уверена, что на вашем месте я проявила бы такое великодушие. Однако вами я восхищаюсь. – Она на миг задумалась и добавила: – У меня нет детей, но мой единственный племянник сейчас в Афганистане. Мы все перед вами в долгу, доктор Лиланд.
Халли пожала лежащую у нее на плече крохотную ладонь юриста.
– Спасибо. Вот только волшебной пилюли у нас до сих пор нет.
– По моим сведениям, скоро будет. Во многом благодаря вам. До свидания, поправляйтесь скорее.
Когда она ушла, Барнард приблизился к кровати Халли.
– Что мне для тебя сделать? Может, хочешь сэндвич? Мороженое?
Она покачала головой:
– Ничего не надо.
Барнард кивнул, но после ухода юриста на его лице появилось некое выражение, которое разогнало медикаментозный туман в голове Халли.
– В чем дело, Дон?
– Пока тебя не было, кое-что произошло. Думал сообщить тебе после того, как ты немного отдохнешь. Но ты имеешь право знать.
– Что такое?
Он рассказал ей о Дэвиде Лэйтропе и Лу Кейси.
Ошеломленная, какое-то время она не могла вымолвить ни слова.
– Погибли? Оба?
– Да. У Лэйта, похоже, столкновение с грабителями пошло не по плану. А с Кейси вроде как несчастный случай.
– Ты ведь в это не веришь.
– Нет. Он бы никогда не перепутал шланги.
– Мне очень жаль, Дон. Знаю, они оба были тебе близки.
Барнард глубоко вздохнул. Полез за трубкой, но на полпути к карману жилета опустил руку.
– Да, оба. Я уже почти забыл, как тяжело терять таких людей. – Его глаза помутнели, он потер грудь ладонью. – Хороших людей… – Он поморгал. – Это были самые плохие новости. У меня есть и хорошие.
– Рада слышать. Не поделишься прямо сейчас?
Дверь неожиданно открылась, и в палату вошел Уил Боуман, в джинсах, коричневой рубашке навыпуск и кроссовках. Справа на груди проглядывала выпуклость – перевязанная рана. Правая рука висела на повязке. Под незаправленной рубашкой перебинтованную рану на левом боку было совсем не видно. Если не считать потери нескольких фунтов весу, выглядел он, по мнению Халли, совсем неплохо. Лучше, чем просто хорошо.
– Привет, – с улыбкой сказал Боуман.
Впервые она видела его таким счастливым.
– Привет и тебе. Выглядишь неплохо для человека с двумя огнестрельными ранениями.
– Нас, ребят из Колорадо, так просто не согнуть – крепкие, что гвозди. – Он подошел к кровати, накрыл ее неперевязанную руку своей ладонью. – Ты тоже выглядишь довольно сносно.
Барнард откашлялся.
– Я как раз рассказывал Халли о Лу и Лэйте.
Боуман кивнул, на секунду его лицо ожесточилось.
– Есть подвижки в расследовании?
– В случае с Лэйтом – нет. А вот с Лу – возможно. Когда такое происходит, во внимание принимаются любые отклонения, даже самые малейшие.
– Точно.
– В общем, кое-кто из сотрудников по неизвестной причине не выходит на работу.
– Кто? – одновременно спросили Халли и Боуман.
– Эвелин Флеммер.
Для Боумана это имя ничего не значило, а Халли вытаращила глаза.
– Эвви Флеммер? Неужели…
– Разумеется, пока мы ни в чем не уверены. Однако с тех пор как погиб Лу, на работе она не появляется. Вчера агенты ходили к ней на квартиру, ее там нет.
– Можно проверить списки пассажиров, – заметил Боуман.
– Уже сделано. Она не уезжала ни самолетом, ни поездом, ни автобусом. Машину в аренду не брала. Ее собственный автомобиль стоит на площадке возле дома.
– Боже мой, Дон, – ужаснулась Халли. – Если бы меня попросили указать человека в УПРБ, которого я последним заподозрила бы в чем-то подобном, я бы назвала Эвви Флеммер.
– Знаешь, я тоже, – откликнулся Барнард. – На самом деле, мы еще не знаем, замешана ли она. Но это единственный сигнал, полученный в ходе оперативных мероприятий.
Халли вспомнила о солдатах, об их семьях.
– Как продвигаются дела с локализацией инфекции?
– Запасы колистина вот-вот закончатся. Чем больше больных, тем быстрее расходуется лекарство.
– Сколько зарегистрировано случаев?
– Почти семьсот.
– Процент смертности?
– Подходит к девяноста. Выживают немногие. Обезображенные… – Он покачал головой.
– Какие еще новости?
– Историю пронюхали в «Фокс ньюс». Согласились молчать до завтрашнего полудня. Как только станет известно… – Он передернул плечами. – Ужас.
– Если мы скажем, что новое лекарство работает, это предотвратит панику.
– Возможно, – кивнул Барнард. – Вот бы еще у нас было такое лекарство.
На стене висели часы, однако он достал свои, карманные.
– Мне пора возвращаться в УПРБ, а тебе – отдыхать.
– Дон, прежде чем ты уйдешь…
– Да?
– Что с теми людьми на посту боевого охранения?
– На данный момент погибли четырнадцать солдат. И три медсестры.
– А та врач?
– Тоже подхватила АКБ. Немудрено без защитного костюма. Она отказывалась его носить, говорила, что не может в нем лечить солдат. Пять дней она оставалась единственным врачом в том госпитале. Все остальные занимались ранеными. Отважная женщина.
– Как ее зовут?
– Ленора Стилвелл.
– Как?!
– Ленора Стилвелл. Майор из Флориды…
– Я ее знаю, Дон. Это старшая сестра Мэри.
– Мэри, хозяйки магазина подводного снаряжения? Твоей подруги?
– Моей лучшей подруги. Боже, Дон, Ленора умерла?
– Пока нет. Ее состояние настолько ухудшилось, что решили перевезти ее в Штаты. Кстати, она тоже лежит в этом центре.
– Зачем ее потащили так далеко?
– В основном потому, что симптоматическая терапия здесь лучше. А при вспышке эпидемии есть два варианта. Локализовать каждую группу отдельно, то есть гасить маленькие очаги. Или собрать всех больных вместе. Наступает определенный переломный момент, после которого объединение становится безопаснее.
– Здесь есть еще такие больные?
– Около пятидесяти человек. Самые тяжелые случаи. Все лежат в одном большом изоляторе внизу.
Халли невольно зевнула, и Барнард направился к выходу.
– Загляну завтра. В шкафу я повесил для тебя чистую одежду.
Барнард ушел, закрыв за собой дверь. От лекарств тянуло в сон, но Халли больше не собиралась покидать Боумана.
– Как твоя рука? И бок?
Уил отступил на шаг назад, вынул правую руку из подвески, сделал ею три коротких прямых выпада. Затем достал из кармана монету, подкинул и поймал.
Халли в изумлении разинула рот.
– Как такое возможно? Я же видела твои раны.
Он ухмыльнулся.
– Помнишь, я говорил о технологии, ускоряющей процесс заживления, над которой работает ДАРПА? Называется «Суперцелитель».
– Да. Ясно… Зачем тогда подвеска?
– Для отвода глаз. В ДАРПА пока не готовы сделать это достоянием общественности. – Его глаза сияли. Осторожно, кончиками пальцев он прикоснулся к ее лицу. – Ну и вид у вас, доктор.
– Мы едва не погибли.
– Так близко от смерти я еще не был.
– С учетом твоей работы, полагаю, это о чем-нибудь да говорит.
– Да, мэм, вы правы. Знаете, если бы не ваши синяки, я бы уже вас поцеловал. Любовь, конечно, приносит боль, но поцелуи не должны.
Любовь? В груди поднялась горячая волна.
– Достань мне это исцеляющее средство. Тогда…
– Достал бы, если б мог. Мне его дали только потому… – Он умолк.
– Почему?
– Потому что им нужно, чтобы я был в форме.
– Уил, у меня накопилось столько вопросов…
– Ты заслуживаешь, чтобы на них ответили. Задавай.
– У тех двоих в военной форме был тот же заказчик, что и у Эла Канера?
– Не установлено.
– А выяснили, на кого работал Канер?
– Возможно. Совершенно тайная сеть, многофункциональная, видимых следов не оставляет. Сейчас этим вплотную занимаются профессионалы.
Халли зевнула. Ее опять тянуло в сон.
– Хочу услышать, как ты выбрался. Из пещеры. Ты обещал рассказать.
Промелькнувшее в его глазах выражение, мимолетное, но пронзительное, заставило ее встрепенуться.
– Что?
Боуман встал, пересел на край кровати. Она видела, что он борется сам с собой. Неужели ему снова помогло какое-то разработанное ДАРПА волшебное средство?.. Он вздохнул, поджал губы, потер лицо. По-видимому, принял решение.
– Ладно. Итак, Канер столкнул меня в реку. Об этом тебе известно. – Боуман потряс головой. – До сих пор не верится, что он меня так лихо обставил.
– Я проработала с этим человеком почти два года, Уил. Он и меня обвел вокруг пальца. Ты не виноват, что доверял ему. Никто из нас его не заподозрил. Даже Дон Барнард.
– Да. Парень играл на славу, этого у него не отнимешь… Ну так вот, через сто ярдов река впадала в колодец, посреди которого мне пару раз удалось глотнуть воздуха. Затем меня, как арбузное зернышко, вынесло в огромный зал.
– У тебя ведь ничего с собой не было – ни фонаря, ни еды…
– Фонарь, благодаря тебе, был. – Уил мягко коснулся ее руки. – Без него я бы точно погиб.
– Значит, этот зал сообщался с главным маршрутом, по которому мы все время шли?
– Вообще-то, нет.
– Но если нет, как ты выбрался? По каким-то воздушным потокам?
– Нет.
Боуман растерянно потер нос. Такую неуверенность Халли почувствовала в нем впервые.
– Тогда как же?
– В этом зале у реки был хороший песчаный берег. Такой манящий, что я мгновенно заснул.
– И?
– И мне приснился очень необычный сон.
Она вытаращила глаза.
– Что за сон?
– В нем ничего не было, только свет. Будто я бодрствую и смотрю на этот фантастический свет. Больше ничего, только свет, – повторил он, помотал головой и добавил: – Я проспал два часа.
– А потом?
– Проснувшись, я уже знал, как выбираться из пещеры.
Халли уставилась на него, открыв рот.
– Почему ты так смотришь? Да, это звучит странно, но… я вышел. Значит, что-то на самом деле произошло.
Боуман оглянулся проверить, закрыта ли дверь. Его встревоженный вид натолкнул Халли на мысль: он боится, как бы она не заподозрила его во лжи для прикрытия ДАРПА.
– Послушай, я уже жалею, что вообще заговорил об этом. Пообещай, что никому не расскажешь. Хорошо? Обещаешь?
И тогда Халли расхохоталась.
Боуман нахмурил брови. Она подняла здоровую руку.
– Я не над тобой смеюсь, Уил. – И рассказала ему свою историю: – В пещере я заблудилась. До сих пор не могу понять как. Заблудилась окончательно. От отчаяния я свернулась калачиком и заснула. И мне приснился тот же сон. Как будто я плыву в облаке света. Затем я проснулась… И уже знала, как выбираться.
Он уставился на нее точно так же, как она на него несколькими секундами ранее.
– Что это было, ради всего святого?
– Думаю, это был Чи Кон Ги-Хао.
– Дух пещеры, о котором твердил Аргуэльо?.. Нет! Наверное, мы шли по каким-то воздушным течениям. Или… – Боуман замолчал. Идеи закончились.
– Ты говоришь, что знал, как выбираться из пещеры. Когда проснулся. Воздушные течения тут ни при чем, Уил.
– У меня в голове словно отпечаталась карта.
– Именно. – У Халли мелькнула мысль: – А сейчас она все еще там?
На мгновение Боуман задумался.
– Нет. Исчезла. А у тебя?
– Тоже нет.
– Но… ты мне веришь?
– Да. – Она сжала его руку. – Вполне.
– А я верю тебе. И все же я считаю, что нам следует оставить это между нами. Те, кому не довелось испытать такого…
– Полностью согласна. Мы знаем правду. Для меня этого достаточно.
– Для меня тоже.
У Халли оставался еще один вопрос:
– Как тебе удалось отыскать меня и этих нарков?
– Я выбрался из пещеры не через главный вход. Примерно в миле на запад есть еще один. Вышел на луг, а они как раз уводили тебя оттуда. Понаблюдал немного за большим, потом разделался с ним. Остальное ты знаешь.
– Я знаю, что ты спас мне жизнь.
– А ты – мне. Так что мы квиты. – Боуман помолчал, улыбнулся. – Никогда не встречал такую, как ты, Халли.
Это приятно, отметила Халли. А теперь скажи, что ты думаешь о нем.
– Уил… Я…
Слова ускользали, как мыльные пузыри на ветру. Ее опять клонило в сон. Она видела, как Боуман смотрит на нее, улыбается. Он знает. Он все видит. Ему не нужно слов.
На миг ее сморило, затем она снова открыла глаза.
– Знаешь что? – Язык заплетался.
– Что?
– Мне нравится, как ты пахнешь.
Он рассмеялся.
– Я рад. Вот был бы ужас, если бы тебе не нравилось.
– Тебе нравится, как пахну я? – хихикнула она, проваливаясь в сон.
– Мне нравится не только это.
– А что еще?
– Я расскажу, потом. На это уйдет слишком много времени. А тебе сейчас нужно спать.
Боуман наклонился и мягко поцеловал ее в щеку, в лоб, осторожно и нежно, потом в губы. Его прикосновение было легким, как свет. Он выпрямился, все еще удерживая ее ладонь, и последнее, что увидела Халли перед тем, как заснуть, был его образ, возвышающийся над ней, и воздух вокруг него словно светился. Теперь она чувствовала себя не просто в безопасности. Чувствовала, что ее берегут.
49
Проведенное в пещере время нарушило биоритмы Халли. После ухода Боумана она проспала двенадцать часов и проснулась посреди ночи. На этаже было темно и тихо, лишь из дальнего конца коридора раздавалось чье-то похрапывание.
Она повертелась с боку на бок, но тело все еще оставалось в дневном режиме. В три ночи она так и лежала с открытыми глазами, стараясь выкинуть из головы мысли о пережитом.
В палату неслышно вошла медсестра со стетоскопом, цифровым термометром и тонометром в руках.
– Я не сплю, можно не ходить на цыпочках. Только свет не включайте, глаза еще болят.
– Конечно. Ночника достаточно. Мне очень жаль, что пришлось побеспокоить вас, доктор Лиланд.
Медсестра, пухленькая низкорослая женщина за тридцать, была одета в белые брюки и больничную рубашку с цветочным орнаментом. «Плачида Домингес, медсестра», было написано на ее именной табличке.
– Могу принести вам снотворного, если хотите. – Бархатный голос с легким латиноамериканским акцентом.
Халли больше не желала принимать одурманивающих лекарств.
– Спасибо. Я лучше посчитаю овечек.
– Теплого молока? Оно действительно помогает. В нем содержится триптофан.
– Не надо, но все равно спасибо.
Халли села в кровати и на десять секунд замерла, пока медсестра измеряла ей температуру и пульс.
– Сегодня здесь тихо, – заметила Халли.
– Здесь-то да. В других отделениях – я бы не сказала.
– Правда?
– Да. Активирован биозащитный изолятор. Внизу, на втором подземном этаже. Нам не говорят, что там. – Она помолчала, нахмурила брови. – Народ считает, что оспа. Там лежат только солдаты из Афганистана. Возможно, бактериологическая война.
Это АКБ. Они еще не знают.
– Оспу уже подтвердили?
Медсестра пожала плечами:
– Нет. Так люди говорят. Что на самом деле, никому не известно.
Халли кивнула.
– У вас очень хорошие показатели, доктор Лиланд, – сказала медсестра. – Думаю, завтра вас выпишут.
– Хорошо бы. Хоть посплю в своей постели.
– Доброй ночи, доктор. Если что-то понадобится, нажмите кнопку вызова. Даже если просто захочется поговорить. Я на посту.
Халли улеглась, но тут же повернулась на бок – болела ушибленная спина. На кровати были подняты оградительные решетки, и сейчас она лежала, глядя сквозь них. Халли больше не думала об экспедиции в пещеру, а вспоминала видеозапись, которую Дон Барнард показал ей в своем офисе в самом начале всей этой истории. Перед глазами словно висело остаточное изображение, как от взгляда на источник яркого света, и никак не хотело гаснуть. Халли закрыла веки, попыталась думать о других вещах, чтобы вытеснить кошмарную сцену из памяти. Затем сдалась. Отвернуться – значит проявить малодушие. Отвернуться от человека – еще хуже. Что скажет Мэри, когда узнает, что ее сестра была в этом госпитале, и Халли могла ее навестить, но не навестила?
Она опустила решетки, свесила ноги с кровати.
Глубокой ночью в коридорах было пусто. Халли не составило труда найти кладовую и сменить больничную сорочку на зеленую спецодежду врача. Она натянула белые бахилы поверх принесенных Доном Барнардом кроссовок, закрыла шапочкой волосы.
– Я доктор Лиланд, – сказала она, подойдя к конторке у лифта.
Доступ к лестницам и лифтам, разумеется, был ограничен. Молодой капрал вытаращил глаза на ее обезображенное лицо.
– Автомобильная авария, – пояснила она. – Дурацкая окружная дорога… Мне нужно в изолятор к пациенту.
Он посмотрел на планшет, пробежал указательным пальцем список фамилий, беззвучно шевеля губами, и наконец поднял взгляд.
– Э, простите, мэм…
– Доктор.
Он покраснел.
– Да, мэм. То есть доктор. Здесь нет вашей фамилии.
Он показал ей список.
Халли схватила планшет, положила на стол, взяла ручку и вписала свою фамилию между двумя другими. Меча глазами молнии, вручила планшет ему.
– Теперь есть. Открывайте лифт, солдат.
Миновав систему шлюзовых отсеков, Халли прошла все процедуры УБЗ-4, надела защитный костюм «Кемтурион» и через внутренний шлюзовой отсек попала в изолятор, где царили такие же тишина и полумрак, как в ее отделении. Ультрафиолетовые бактерицидные лампы на потолке и стенах отбрасывали зловещий голубой свет; воздух, даже пройдя через систему фильтров костюма, отдавал хлорным дезинфицирующим аэрозолем.
Сестринский пост пустовал – ничего удивительного для отделения, переполненного тяжелыми больными. Халли повернула направо и пошла по длинному коридору. Почти во всех боксах двери были открыты, разделительные шторки между кроватями задернуты. Миновав полкоридора, на одной из кроватей она увидела лежащую на спине женщину. Та спала. Или, скорее, была под воздействием наркотиков. В изъеденной плоти с правой стороны головы белели кости черепа. На левой щеке зияло отверстие величиной со сливу, через которую было видно челюстную кость и зубы, вместо глаза – гноящаяся пустая глазница.
Халли едва не вывернуло. Одно дело было смотреть на этот кошмар на экране, и совсем другое – видеть вживую, да еще и чувствовать запах. Она вновь припустила по белому коридору. В конце повернула налево, прошла пять боксов и остановилась у двери. Именная табличка на прямоугольной металлической рамке у двери гласила: «Л. СТИЛВЕЛЛ, МАЙОР, НАЦ. ГВАРДИЯ, ФЛОРИДА».
Отдельная палата на одну кровать, положено по чину. Помещение мягко освещали ночники и настенные лампы. На кровати лежала женщина с короткими каштановыми волосами. Халли видела ее лишь раз, в доме родителей Мэри в Луизиане. Теперь в ноздри Стилвелл были вставлены канюли для подачи кислорода. Руки – обе перевязанные – лежали поверх натянутой до подбородка простыни.
Неожиданно она подняла руку и помахала Халли. Та подошла к кровати.
– Привет. – Стилвелл говорила шепотом, грубым от боли и раздражения в горле. – Что такое, док?
Наш человек.
– Ленора? – очень тихо произнесла Халли, но, вспомнив о костюме, повторила вопрос немного громче.
– Да. Вы ранняя пташка.
– Простите. Не хотела вас будить.
Стилвелл хмыкнула.
– Я почти никогда не сплю, доктор.
– Я не доктор. То есть не врач. Я микробиолог.
– Понятно. – Стилвелл явно не обрадовалась. – Необходима еще одна биопсия? У меня уже фунт тканей забрали на пробы.
– Нет, я не за этим. Я… – Теперь, когда она спустилась сюда, Халли не могла подобрать слова, чтобы объяснить этой женщине, зачем она это сделала.
– Не спешите, доктор, – прохрипела Стилвелл. – Мне торопиться некуда.
– Я не должна здесь находиться.
– Вообще-то, я тоже. Как вас зовут, доктор?
– Лиланд. Халли Лиланд. Я знаю вашу сестру, Мэри.
Стилвелл не подскочила, нет, – просто не могла, – но в голосе слышалось удивление:
– Халли Лиланд… Я помню, мы с вами встречались у нас в доме. Как вас сюда занесло?
– Я… – Как ее сюда занесло? Рассказать об экспедиции в Куэва-де-Луз? Нет. Слишком сложно. – Вчера мне сказали, что вы здесь. – Ограничимся этим.
– Значит, вы знаете об АКБ?
– Да.
– Странно. Эту информацию держат в строжайшем секрете.
– Я работаю на правительственное учреждение, разрабатывающее меры противодействия. Против АКБ, я имею в виду.
– Что за учреждение?
– УПРБ. Занимается перспективными исследованиями и разработками в области биозащиты.
– Никогда о таком не слышала.
– О нем почти никто не слышал. – Халли помолчала. – То, что вы совершили… Просто невероятно.
Стилвелл сердито вздохнула:
– Ничего особенного. Это война. Мальчишки гибнут каждый день. Прикажете их бросить, потому что для меня самой там стало опасно? Как бы не так. – Она поморщилась, застонала, вероятно, от приступа боли.
– Позвать кого-нибудь?
Слева на шее у Стилвелл Халли заметила небольшой очаг инфекции, и еще один, размером с полдоллара, – на лбу. Пораженные места выглядели как ожоги третьей степени, красные и сочащиеся кровью.
– Нет. Прошло. Нервные окончания, отмирая, словно обжигают огнем, но всего лишь на несколько секунд. – Она перевела дыхание. – Правда, их в организме миллионы, так что мне еще долго мучиться.
– Ленора, может, я пойду? Не хочу, чтобы вам стало хуже.
Халли проклинала себя за эгоистичность, за то, что потревожила покой этой достойной женщины.
Стилвелл махнула перевязанной рукой.
– Ленни. Так меня зовут друзья. Побудь со мной. Поговорим.
– Хорошо… Чувствую себя ужасно глупо в этом костюме.
– Почувствовала бы еще глупее, если бы пришла без него. Даже не думай снимать. Можешь подойти ближе.
Халли сделала шаг к кровати.
– Как Мэри? Она не отвечает ни на письма, ни на звонки, – сказала Стилвелл.
– Я знаю. Она… – Рассказать старшей сестре Мэри о том, что та пьет? Нет. – Она в порядке. Я ее видела недавно, во Флориде.
– У нее и в самом деле все хорошо?
С другой стороны, как солгать в такой момент?
– Не совсем.
– Армия обошлась с ней по-скотски.
– Знаю.
Помолчав, Стилвелл спросила:
– Муж знает, что ты здесь?
– Я не замужем.
– Прости, не подумала. Отсюда не видно твою руку. Новости об этой заразе уже сообщают?
– Пока нет. Боятся паники.
– Моя семья тоже ничего не знает. – На этот раз в голосе Стилвелл прозвучала боль иного рода.
Халли не поверила своим ушам.
– Их не уведомили?
Стилвелл пожала плечами, сморщилась от боли.
– Военные подчиняются приказам.
– Хочешь, я им позвоню?
– Нет, пока не надо, спасибо. Сейчас их все равно ко мне не пустят. Думаю, лучше подождать, пока мне полегчает.
Уровень смертности девяносто процентов. По крайней мере, шанс есть. Хотя по Стилвелл не скажешь, что она на пути к выздоровлению.
– Расскажи мне о своей семье.
– Они в Тампе. Мужа зовут Дуг. Мы познакомились в колледже. Высокий, похож на Джимми Стюарта. Танцует великолепно. Сын Дэнни. Пятнадцать лет. Играет в футбол… Есть парень?
Халли поняла, что это вопрос.
– Пока нет. Хотя, возможно… – Она сконфуженно улыбнулась. – Время покажет. Ты сказала, Дэнни играет в футбол?
– В школьной команде. И борьбой занимается.
– В колледж пойдет?
– Нет. Хочет поступать на военную службу. Как только исполнится восемнадцать.
– Боже, – вырвалось у Халли, и она сразу пожалела об этом.
– Вот именно.
Стилвелл хотела добавить что-то еще, но зашлась в мучительном кашле. Через какое-то время она махнула рукой в сторону тазика у прикроватного стола. В толстых перчатках Халли неловко подхватила его. Когда приступ наконец утих, Стилвелл выплюнула шмат красно-черной слизи вперемешку с желтыми частицами.
– Позвать кого-нибудь? – Халли отставила таз в сторону.
– Они ничем не помогут. – Стилвелл задыхалась, ловила ртом воздух. – Отек легких. Тело пытается очиститься. Будто переполнено до краев.
Постепенно дыхание у Стилвелл выровнялось.
– Дэнни, – произнесла она. – Пугает меня. Но как отговорить? Хочет делать свое дело.
– Военная академия, – сказала Халли. – Через четыре года война, возможно, закончится. Или, по крайней мере, уже будет сходить на «нет».
Стилвелл покачала головой.
– У афганцев война не кончается. Она им нужна. – Стивелл помолчала, откашлялась. – Как бейсбол.
Некоторое время они молчали. Стилвелл закрыла веки, дышала неглубоко и часто. Затем внезапно глаза широко распахнулись, спина выгнулась дугой, рот растянулся будто бы для крика, однако крика не последовало. Тело дважды сотрясли судороги, она упала на кровать и застыла без движения. Грудь не вздымалась, пульса на шее не было видно.
Халли очнулась через секунду. Принялась искать кнопку вызова медперсонала. Но поскольку Стилвелл не могла достать ее перевязанными руками, кнопку закрепили на крючке у изголовья кровати, и Халли ее не заметила.
Она посмотрела на бездыханную Стилвелл. Крикнула, пытаясь позвать на помощь, потом еще сильнее, но шлем защитного костюма заглушал голос. Она схватила запястье Стилвелл, чтобы проверить пульс, однако в толстых перчатках ничего не нащупала.
Можно было побежать на пост за медсестрами, но проклятый костюм мешал быстро двигаться, ушло бы слишком много времени. Без кислорода Стилвелл погибнет. Мозг Халли молниеносно, как в случае с Катаном у сенота, рассчитал все шансы. У этой женщины АКБ. Если я окажу ей помощь, могу заразиться. Если не окажу, она умрет. Если я все-таки заражусь, возможно, нам удастся уничтожить инфекцию.
Она рванула молнию, сняла шлем, дважды изо всех сил крикнула: «Помогите!», отбросила простыню и пятнадцать раз нажала на грудную клетку, ожидая боли в зашитой кисти. Однако боли не почувствовала. Адреналин, подумала Халли.
Затем запрокинула голову Стилвелл кверху, убедилась в проходимости дыхательных путей, сделала три выдоха в рот лежащей без сознания женщины. Еще пятнадцать нажатий, еще три выдоха. Халли ощутила вкус крови во рту, из носа Стилвелл истекала кислая жидкость. Не обращая внимания, Халли продолжала делать искусственное дыхание.
В дверях появилась медсестра. Увидев происходящее, бросилась на пост. Защитные костюмы до невозможности замедляли движения. Халли продолжала работать. Нажатия, выдохи, нажатия, выдохи. Она уже потеряла им счет, когда в палату ввалилась бригада в синих костюмах. Кто-то оттолкнул ее от кровати, вытеснил в коридор.
Смысла надевать это больше нет. Халли без шлема брела по коридору к посту, где остались только две медсестры, обе в костюмах. Остальные были в палате Стилвелл. Одна раскладывала лекарства, стоя спиной к Халли. Вторая занималась с документами и, услышав шаги, не сразу подняла глаза. Когда же она все-таки посмотрела на Халли, то увидела высокую белокурую женщину с зашитым, перепачканным кровью лицом в защитном костюме, но без шлема. Медсестра уронила ручку.
– Мне нужна палата, – сказала Халли.
50
Дон Барнард пришел в защитном костюме. Халли попробовала придумать шутку на этот счет, но ничего не вышло.
– Мне сказали, ты спасла ей жизнь. – Из-под шлема и маски его голос будто доносился из шкафа.
– Рада это слышать. – Халли теперь сама лежала в боксе изолятора. – Она заслуживает того, чтобы жить.
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно.
На его лице отразилось сомнение.
– Ну, правда, Дон. Смотри… – Она указала на поднос, на котором остались лишь крошки от чизбургера, жареного картофеля и шоколадного мороженого. – Аппетит хороший, температуры нет, болей нет, пульс, давление, дыхание – все в норме.
Он кивнул.
– Знаю. Инкубационный период от трех до пяти дней. Сегодня только первый день.
Барнард опустил взгляд на пол, потом посмотрел на стену, на потолок. По его лицу она поняла – что-то случилось.
– Дон, что такое? Ленора умерла?
– Пока держится. Дело не в этом.
– А в чем тогда?
Он посмотрел ей прямо в лицо. Сквозь маску она видела только его глаза, и они ее пугали.
– Что такое, Дон?
– Оно не работает, Халли. – Чужой голос. Глухой, упавший.
– Что не работает?
– «Лунное молоко». Оно не работает.
По ее телу словно пробежал электрический ток. Не может быть. Он ошибается.
– Да ты что, Дон? Мы же предоставили результаты моих исследований. И работы Лу. С новой порцией «лунного молока» все должно получиться. Мы были почти у цели. Им надо… – Взглянув на его лицо, она осеклась.
– Нет. Все не так. У всех семи лабораторий один результат. Либо на этот раз получен другой материал, либо испорчены образцы.
– Расскажи подробно, что произошло.
– Структуры, полученные в результате секвенирования белков, – те самые, над которыми работала ты, – не совмещаются как положено. Дело не в твоей работе, а в новом материале. Будто к замку вдруг перестал подходить ключ. И все лаборатории столкнулись с этой проблемой на одном и том же этапе трансфекции. Возможно, «лунное молоко» мутирует так же быстро, как АКБ.
– Боже. Если нельзя провести трансфекцию, дверь остается закрытой. Мебель не переставишь.
– Вот именно, – уныло произнес Барнард. – Будь у нас время на повторное секвенирование, мы нашли бы, как говорят компьютерщики, способ обойти проблему. Но времени нет.
Оба замолчали. Халли больше не принимала лекарства, ум работал яснее, и она мгновенно поняла: только что ей вынесли смертный приговор. Она не видела перед собой ни Дона, ни палату. Ее словно ударила гигантская волна и стала затягивать все глубже и глубже, свет померк, звуки утихли, вокруг не осталось ничего, только шум в ушах.
Халли очнулась, встала с кровати; оторопелая, прошла по комнате.
– Хоть бы одно окно было в этом проклятом боксе, – зло бросила она. – Хочется увидеть солнце.
Барнард только покачал головой.
– Мне жаль, Халли. Мне очень жаль… Думаю, тебе нужно позвонить домой.
Он подошел ближе, обнял ее. Из-за костюма ей казалось, что она в объятиях человека, сделанного из надувных мячей, но через прозрачный пластик она видела его лицо, и от этого становилось легче. Внутри что-то оборвалось, и неожиданно Халли зарыдала так отчаянно, что заболели ребра. Барнард крепко прижимал ее к себе, по его щекам тоже текли слезы. Проходящая мимо медсестра на секунду задержалась в дверях, увидела происходящее и пошла дальше.
Через два часа после ухода Барнарда Халли смотрела телевизор, подвешенный под потолком палаты. Телеканал «Фокс» первым выдал сенсационный репортаж, но теперь другие каналы тоже узнали новость, и куда бы она теперь ни переключалась, везде были вариации на одну и ту же тему:
«…прерываем наше вещание специальным выпуском новостей. Как оказалось, над населением нашей страны нависла угроза эпидемии заболевания, вызываемого опасной бактерией. По поступившим данным, новый патоген занесен в страну военнослужащими, возвращающимися из Ирака и Афганистана. Неясно, является ли это следствием бактериологической атаки со стороны «Талибана» или «Аль-Каиды». Как сообщают, для заболевания характерны крайне быстрое распространение и устойчивость к воздействию лекарственных средств. По сведениям, поступившим из пожелавшего остаться неизвестным правительственного источника, президент проинформировал ближайших советников, что это, возможно, самая страшная угроза для нации со времен Перл-Харбора.
Белый дом заявил, что сегодня в пятнадцать часов президент О’Нил проведет специальную пресс-конференцию. Прямой репортаж смотрите на нашем канале».
Теперь дело принимает совершенно иной оборот.
Халли была слишком молода, чтобы стать очевидцем массовых волнений в Вашингтоне после убийства Мартина Лютера Кинга, однако она смотрела фильм и фотографии, читала отчеты. На этот раз все будет точно так же. Но хуже. И не только в округе Колумбия. АКБ не знает границ, не милует невинных и детей, не берет пленных.
На ум пришли великие города Европы во время чумы: телеги, переполненные гниющими трупами, сосед убивает соседа, королевские семьи спасаются бегством, дома горят вместе с запертыми внутри обитателями. Перед глазами возникла картина того, что может быть уготовано будущим: на тротуарах столицы – разлагающиеся тела, целые кварталы объяты огнем, больницы атакуют полчища страждущих. Службы не работают, потому что полицейские, пожарные, коммунальщики покинули город вместе со своими семьями. Массовые самоубийства, чтобы умереть быстро и безболезненно, не растягивая мучений.
Прекрати.
В отделении все изменилось. Множество людей сновало туда-сюда, телевизоры работали на полную катушку, на сестринских постах то и дело раздавались телефонные звонки, в боксах кричали пациенты.
Халли выключила телевизор и вышла в коридор. Как странно знать, что ты умрешь, подумала она, но тут же поправилась. Нет, не так. Мы все знаем, что умрем. А я знаю, когда и как. В этом отличие. Но не забывай, еще есть шанс. Десять процентов. Ее ум, как испуганный конь в загоне, взбрыкивал и лягался, искал несуществующий выход.
Иди. Не останавливайся. Будь здесь и сейчас. Сколько бы тебе ни осталось, используй по максимуму каждое мгновение. Нужно позвонить маме. Нет, пока нельзя. Пусть пройдет немного времени. Боже, как там мама? Она слушает сводки новостей и не может понять, что происходит. Нужно ей сказать, чтобы уезжала. Но куда? Пожалуй, ей будет хорошо на любой ферме. Нужно позвонить. Позже, не сейчас.
Халли прошла по коридору, повернула налево, дошла до конца, снова повернула налево, остановилась у палаты Леноры Стилвелл. Дверь была закрыта. На ней надпись желтым по красному:
«ВХОД РАЗРЕШЕН ТОЛЬКО УПОЛНОМОЧЕННОМУ ПЕРСОНАЛУ».
Если кто и уполномочен, то я – точно.
Она открыла дверь, подошла к кровати Стилвелл…
– О боже!
Халли выбежала в коридор и изо всех сил закричала – звала врачей, медсестер, кого угодно, только бы скорее пришли сюда.
51
Врач тяжело дышал после неуклюжего спринта в защитном костюме по коридору. Он остановился у кровати и уставился на Стилвелл. От дыхания лицевой щиток запотел, и врач так и эдак наклонял голову, чтобы получше рассмотреть пациентку. Несколько медсестер пытались заглянуть ему через плечо.
Ленора Стилвелл улыбнулась, махнула рукой. Слабо, но махнула.
– Привет. Наверное, я выпью апельсинового соку.
Ее голос, все еще хриплый, теперь звучал громче.
Халли стояла, раскрыв в изумлении рот. У Стилвелл появился румянец, очаг повреждения на лбу затянулся.
– Невероятно. Колистин работает.
Врач посмотрел в карту Стилвелл.
– С тех пор как ее сюда доставили, она не получала колистин. Отказывалась. Распорядилась отдавать его другим.
За дверью столпился народ – персонал в защитных костюмах и пациенты в больничных сорочках, все старались хоть одним глазком заглянуть внутрь. Новость о том, что что-то происходит, молниеносно распространилась по отделению. Теперь почти все, кто мог ходить, ковыляли к палате Стилвелл.
– Посмотри на себя! – Халли смеялась, всхлипывала и снова смеялась, потом повернулась к врачу. – Если не колистин, что тогда?
– Кабы мне знать. – Он повесил планшет на крючок. – Это… это… черт, я понятия не имею!
В голову Халли пришла самая простая мысль: чудо, вот что это такое!
Стилвелл радостно рассмеялась:
– Ты так ничего не поняла?
– Что поняла?
– Это от тебя. – Стилвелл указала на нее перевязанной рукой.
– Что?
– Что-то от тебя, Халли. Ты передала это мне, и теперь я выздоравливаю.
– Искусственное дыхание…
Халли вспомнила вкус крови вперемешку со слюной. Вздымающуюся грудную клетку Стилвелл.
– Больше неоткуда.
– Какое искусственное дыхание? – спросил врач.
– Вчера ночью у меня была остановка сердца. Халли случайно оказалась здесь. Сделала искусственное дыхание. Скорее всего, что-то передалось от нее ко мне.
– Как?.. – Халли все еще пыталась понять. Она опустила глаза на перевязанную ладонь и вспомнила о случившемся в зале с «лунным молоком».
Неужели такое возможно? Вещество синтезировалось в ее собственной иммунной системе? Изменило биохимический состав?
– Не понимаю.
– Я тоже. Но знаешь, о чем я попрошу тебя, девочка? Подойди-ка сюда, дай мне обнять тебя покрепче.
Именно это Халли и сделала. Затем повернулась к ошеломленному врачу, все еще стоявшему рядом с открытым ртом.
– Меня зовут Халли Лиланд. Я микробиолог УПРБ, управления перспективных исследований и разработок в сфере биозащиты, центр по контролю и профилактике заболеваний. Вам следует немедленно позвонить директору, доктору Дону Барнарду. – Она назвала номер телефона по памяти. – Воспользуйтесь любой линией закрытой связи. Если нужно, звоните по линии экстренной связи госпиталя с министерством внутренней безопасности. Свяжитесь с доктором Барнардом немедленно! Ясно?
Командный тон Халли привел изумленного врача в чувство.
– Да, конечно. Только… что ему сказать?
– Скажите, что ему срочно нужна моя кровь. Много моей крови.
52
– Я знаю, что это такое – быть девушкой вампира. – Халли сидела в кровати, бледная, но без признаков инфицирования АКБ. – Хорошо, что человеческий организм способен восстанавливать пинту крови в день.
Барнард часто ее навещал. После того как стало известно о выздоровлении Леноры Стилвелл, у Халли уже взяли четыре пинты крови, по одной в сутки с перерывами в день-другой.
– Как ты себя чувствуешь?
– Иногда голова кружится. Сплю больше обычного. В остальном – порядок. Как продвигается работа?
– Задействованы все государственные лаборатории, в которых есть необходимое оборудование, и крупные фармацевтические компании. Доставлено около ста тысяч доз. А поскольку это собственность государства, доступ к геному имеют все компании.
– Значит, никто на этом не наживется.
– Да. Как твоя мама? Ты с ней говорила?
– Она наконец-то успокоилась. И Мэри, и мои братья тоже. Я не выходила на связь, и они чувствовали, что происходит что-то неладное. Только не знали, что именно.
– Они приедут тебя навестить?
– Собирались. Я попросила их оставаться на месте, пока меня не выпишут.
– Ты думала о том, что мы обсуждали?
– О лаборатории? Да. Я буду рада вернуться и очень ценю твое предложение, Дон. Что-нибудь выяснилось о произошедшем в Мексике?
– Мы установили личности тех двоих, что первые взяли тебя в плен.
– Правда? Кто они?
– Брант Ли Катан и Джеймс Дэвид Стайкс. Катан – бывший армейский спецназовец, уволен с военной службы за недостойное поведение. Занимался пытками пленников в Ираке. Стайкс служил в спецназе ВМС, уволился с положительной характеристикой. Оба работали на частную охранную компанию «Глобал форс мультиплайер».
– «ГМФ»? Боже… Они обеспечивают безопасность высокопоставленных лиц в Ираке и Афганистане?
– Именно. Мы подозреваем, что перед ними стояла задача убить всю группу, в том числе Эла Канера, и забрать «лунное молоко». О ценности вещества им было неизвестно.
– Значит, Канера надули. И за всем этим стоит «ГМФ»?
– Нет. – Барнард нахмурился, вздохнул. – Кто был главным действующим лицом, мы пока точно не знаем. Зато нам известно, кто еще в этом участвовал.
– Кто же?
– Натан Рейтор.
– Рейтор? – ахнула Халли. – Министр здравоохранения?
– Именно.
– Зачем Рейтору ввязываться в такое? И в чем заключалась его роль?
– Сначала отвечу на второй вопрос. По нашим данным, он замешан в истории с гибелью Дэвида Лэйтропа.
Халли покачала головой.
– Почему?
– Перед тем как стать министром, Рейтор был президентом и генеральным директором «Биохима».
– Корпорации практически одного уровня с «Джонсон и Джонсон» и «Мерк».
– Да. Самые крупные в «Большой фарме». Мы почти уверены, что он участвовал в попытке доставить «лунное молоко» непосредственно в «Биохим». Если бы вся ваша команда погибла, мы бы предположили, что миссия провалилась. «Биохим» тем временем создавал бы новые средства против АКБ, а возможно, и против других бактерий с множественной лекарственной резистентностью. И получал непомерные барыши. Капиталы Рейтора увеличились бы в сотни раз, если не больше.
– Его посадят?
– Как ни жаль, по всей видимости, нет. Доказательства убедительные, однако его участие косвенное. А самое главное, уголовное дело в отношении члена кабинета министров – особенно если учесть, что О’Нил лично пригласил его на работу, – станет для президента катастрофой.
– И что же будет с Рейтором?
– Насколько мне известно, ему было приказано подать заявление об отставке. Что он вчера и сделал. Якобы по состоянию здоровья. Или по семейным обстоятельствам.
– Да уж. Что об этом говорят?
– СМИ гудят вовсю – пока, к следующей неделе забудут. Хотя всем и так ясно: официальная причина его увольнения – бред собачий. Скорее всего, подумают, что он просто не сумел быстро среагировать на проблему с АКБ. Свои же решат, что он кое-кого вывел из терпения, – в этом Рейтор весьма поднаторел.
– А что узнали об Эле Канере?
– Здесь сложнее. Он пользовался какой-то мудреной компьютерной программой, и нам удалось отследить связи до Украины, дальше контакты теряются. Оказывается, у него был тайный счет в банке на Кайманах, но пока вы спускались в пещеру, счет закрыли, сняв предварительно все деньги. Очевидно, тот, кто ему платил, вовсе не ждал его возвращения.
– Ну а что сообщают об антибиотике? О том, как мы его открыли?
– Мы просто говорим, что гениальные ученые УПРБ, работая на износ, нашли лекарство.
– Как дела у Леноры?
– Вернется домой через пару недель, если не быстрее.
– Бесстрашная женщина. Источник инфекции определили? Как заразился тот солдат?
– Ты не поверишь. Через женский тампон. – Барнард, казалось, сам до сих пор не верил.
– Как?
– Ими затыкают огнестрельные раны. Неизвестно, кому первому это пришло в голову, но сейчас такое в порядке вещей.
– Значит, кто-то вставил тампон в рану, и солдат подхватил инфекцию?
– Похоже, что так.
– Каким образом в тампоне оказалась АКБ?
– Очень хороший вопрос. Тампоны продавала компания «Фемтек». Изготавливались они в Китае, поставлялись в США для продажи в гипермаркетах. Часть попала в канал военного снабжения.
– Получается, все началось со случайно зараженной партии тампонов?
– Возможно, и так.
– А как по-другому?
– Кто-то мог умышленно инфицировать тампоны.
– Зачем?
– Допустим, в твоих силах вызвать эпидемию, против которой эффективен лишь один-единственный антибиотик.
– Ты имеешь в виду то старое лекарство, колистин?
– Да.
– Его не производили несколько десятилетий.
– Потому что не было рынка сбыта. Представь, что ты можешь создать такой рынок.
– По-твоему, кто-то намеренно заразил людей АКБ?
– Мы лишь знаем, что не существует требований по стерильности тампонов, потому что часть тела, для которой они используются, нестерильна. Ни на одном из этапов производства тампоны не проверяются на стерильность. В таких условиях ввести в них бактерии не составит труда.
– Но бактериям, чтобы не погибнуть, нужна питательная среда.
– Тампоны состоят из целлюлозы – отличная пища для бактерий. Есть и еще новость. Ровно за год до того, как был диагностирован первый случай, одна компания – «МДС Фармасьютикэлз» – изготовила большое количество колистина.
– Вероятно, предвидели неожиданный спрос.
– Возможно.
– Что-то еще?
– Как ты думаешь, кому принадлежит «Фемтек»?
– Понятия не имею.
– «Биохиму». А кто, по-твоему, владелец «МДС»?
– «Биохим»?
– Именно.
– Боже! Правительство будет возбуждать дело? – Халли устала, веки начали смыкаться.
– Кто знает. После такого инцидента до зала суда путь очень длинный и сложный. Может произойти все, что угодно. Представь океан: перед тобой лишь поверхность и то, что на ней. А в глубине работает бесчисленное множество невидимых течений и сил.
Некоторое время оба молчали. У Халли на мгновение приоткрылся рот. Барнард похлопал ее по плечу.
– Ладно. Тебе пора отдохнуть, а мне – на работу.
– Погоди…
– Да?
– Я вернусь в УПРБ, но не как штатный научный сотрудник.
– А как кто?
– Хочу заниматься полевыми исследованиями.
Дон замешкался лишь на секунду.
– Договорились. Как только выйдешь на работу, мы уладим все формальности.
Барнард повернулся к выходу, но ее голос вновь его остановил. Говорила Халли тихо, слегка заплетающимся языком.
– И еще, Дон…
– Да? Что такое?
– Хочу связаться с Боуманом. Телефон? Е-мейл?
Он хлопнул себя по лбу:
– Господи, совсем забыл. Старею, Халли. Его отправили куда-то по работе. Вчера ночью уехал из города.
– Нет. Он ранен, Дон. Дважды.
– У него, похоже, удивительная способность к восстановлению. По всей видимости, добытая не без помощи загадочных друзей из ДАРПА.
Теперь Халли вспомнила: Боуман с фальшивой повязкой в ее палате, подбрасывает монету, ловит…
– Где он?
– Не могу сказать, Халли. То есть я не знаю. Честно.
Она хмуро посмотрела на Барнарда.
– Уил Боуман его настоящее имя?
– Вот за это я могу поручиться. Точно.
– Я его найду, Дон. Обязательно.
– Халли, подозреваю, когда он вернется с очередного задания, то первый тебя найдет.
Она улыбнулась, подняла руку и снова опустила. Голова упала на подушку. Халли словно зависла в слабо освещенном пространстве с неясными границами, между сном и бодрствованием, унеслась из больничных стен обратно к синему дому с пьянящим запахом апельсинов, открыла дверь и увидела Боумана. Яркое флоридское солнце заливало все вокруг него, вокруг них, влекло ее в сон, прекрасный сон…