Афганцы говорят, что племена, заселившие в конечном счете Европу, вышли из Афганистана. Когда началось это движение, неизвестно, но кое-кто из археологов-неафганцев полагает, что они пришли из еще более восточных земель, а в Афганистане задержались, чтобы передохнуть. И если это так, то они приняли великолепное решение. Как курорт Афганистан оставляет далеко позади себя Швейцарию, и даже Калифорнии с Флоридой трудно с ним конкурировать. И не важно, что в стране нет первоклассных отелей или лыжных подъемников, да и железной дороги здесь тоже нет. Но зато здесь есть озера, горы, пустыня, солнце, снег, рыба, игры и, кроме этого, — сами афганцы.

Хотя Афганистан по размеру территории равен Франции, его населяет примерно четырнадцать миллионов человек. Это грубая оценка, по той простой причине, что племена считают дурным тоном пересчитывать их семьи. А если афганцы что-то считают дурным тоном, то с чьей бы то ни было стороны будет очень, очень глупо им противоречить.

Страна располагается между юго-восточными отрогами великого Центрального горного массива, включающего в себя Гималаи, Памир и Гиндукуш, и последний относится к афганской доле Крыши мира. На севере Гиндукуш вторгается в великие северные равнины, где возделывают пшеницу и разводят ягнят на каракуль. Река Амударья разрезает эту равнину и является границей Советского Союза.

На западе и юге горы обрываются пустынями Восточной Персии и Белуджистана. Восточной границей является пресловутая Северо-западная пограничная область Индии, где дорога из Кабула прорывается через Хайберский проход к конечной станции железной дороги в индийском Пешаваре. Столица страны, Кабул, лежит примерно в центре страны, на высоте в семь тысяч футов над уровнем моря.

Треть населения живет на равнинах к северу и к югу от гор и занимается зерноводством и овцеводством, результаты которых и дают афганцам средства к существованию. Еще два миллиона человек — это так называемые кочевники, которые проводят зиму около реки Инд в Индии. С приходом весны они следуют за теплой погодой и поднимаются по склонам гор, как морской прилив, попутно возделывая землю и засеивая пашню. Когда осенью начинает выпадать снег, они пускаются в обратный путь, собирая урожай с полей, которые засеяли весной. К октябрю долины Северо-Западной пограничной провинции покрываются черными точками их шатров, а все проходы переполняются их нескончаемыми верблюжьими караванами. На Рождество кочевники уже оказываются на теплых равнинах Индии, откуда они вышли десять месяцев назад.

Самой колоритной частью населения как раз и являются племена, живущие в горных областях между Кабулом и индийской границей. Высокие, выше шести футов ростом, голубоглазые, темнокожие, с длинными толстыми черными волосами до плеч, со старинным ружьем на плече, они действительно выглядят грозно, именно так, как их описал Киплинг. В хорошие времена они ведут вполне мирную жизнь в своих убогих горных деревнях, но когда что-то идет не так, то ничто не может остановить их, когда они хлынут на равнины, чтобы грабить, похищать и наводить ужас на жителей равнин.

Даже в лучшие времена кабульское правительство избегало направлять экспедиции в области племен. Нередко, когда я просил разрешения отправиться на охоту в какие-нибудь горные районы к востоку от Кабула, мои друзья в правительстве качали головами и отвечали:

— Нет, туда вам нельзя. Это слишком племенное место.

Великий национальный герой современности — Абдуррахман Хан объединил страну в середине прошлого столетия и правил до 1901 года. Абдуррахман вернулся из изгнания в русской Центральной Азии, победил тогдашнего правителя в Кабуле и одновременно объединил племена под своей рукой. Он вел серию войн с британцами, побеждая во всех сражениях, кроме последнего, которое, как всегда, осталось за британцами. Абдуррахман знаменит тем, что стал автором одной из наиболее занимательных автобиографий, которые когда-либо были написаны. В ней он не только описал свои достижения, но и сформулировал правила, которых стоит придерживаться его последователям, чтобы держать в руках неуправляемых подданных. Он также дал советы британским и русским соседям, главный из которых — лучше оставаться друзьями Афганистана, чем быть его врагами. Британцам он отдельно сказал, что, если они будут держать русских в узде в Европе, он позаботится о них в Азии. Но все это было задолго до того, как можно было представить себе Ленина, Сталина и даже Мао Цзэдуна.

Абдуррахман старательно описывал свои племена. Он был особенно расположен к одному конкретному племени, жившему на границе с Кашмиром. Он писал, что они храбры и обычно верны короне, но порой могут начать убивать друг друга.

— И когда у людей входит в привычку убивать друг друга, — писал Абдуррахман, — то тогда неизбежно возникают проблемы. Поэтому он взял несколько полков своих войск и повел в долину, где обитало то племя. Он уничтожил его полностью.

Человеческая природа меняется медленно, и до сих пор племена временами склонны к убийствам. В годы Второй мировой войны немцы специально занимались тем, что засылали своих агентов на племенные территории, надеясь поднять их против британцев. Во время моего пребывания в Кабуле город периодически переполняли слухи о тайных встречах немецких эмиссаров и местных возмутителей спокойствия с такими странными именами, как Факир Ипи и Безумный Мулла. Племена так и не восстали, но я думаю, что Факир и Мулла на немцах неплохо заработали.

Не все племенные территории были закрыты для иностранцев, и иногда, когда мне удавалось развязаться с работой, я отправлялся в горы и проводил несколько дней с кем-то из вождей и пытал свою удачу в охоте на горных козлов или диких кабанов.

Вскоре после моего приезда в Кабул я посетил провинцию Бадахшан на северных склонах Гиндукуша. у меня с собой было достаточно армейских пайков, но мой гостеприимный хозяин, губернатор провинции, настоял, чтобы я остановился в его хорошо укрепленном доме и отведал его кухню. Со мной было несколько приятелей, включая боксера-профессионала, экс-чемпиона Чехословакии, чей аппетит вполне соответствовал его собственному весу в двести пятьдесят фунтов, но наш стол, или, точнее, пол, на котором мы на самом деле ели, всегда оставался полон еды.

Губернатор принимал нас в Дурбар-холле, во внешнем дворе его дома. Внутренний двор, зарезервированный за женской частью его семьи, был абсолютно недостижим для иностранцев. В самом зале не было никакой мебели, если не считать толстых ковров по сторонам и бессчетного количества подушек и матрасов. Когда пришло время поесть, посреди комнаты на полу расстелили клеенку и поставили на нее большущий котел с куриным кебабом. Все едоки расселись в кружок вокруг котла и стали есть, помогая себе руками. Поначалу есть рис при помощи пальцев было мне неудобно, но потом я освоил прием, когда рис скатывают в маленький шарик и забрасывают в рот движением большого пальца.

После первого трудного охотничьего дня я уже был готов отправляться спать, но у моих хозяев, оказывается, были иные намерения. У губернатора было двое сыновей — десяти и двенадцати лет отроду. Младший страдал от катаракты и совершенно ослеп на один глаз и наполовину ничего не видел вторым. Соответственно, он не мог присоединиться к любимому афганскому развлечению — охоте. Но была одна вещь, как он сказал, которой он мог заниматься, и это была игра в шахматы.

Когда я еще молодым сотрудником начал свою службу в ведомстве по иностранным делам, то сразу получил один очень хороший совет, которому действительно следовал: молодой дипломат не должен играть в бридж, покер или в какие-нибудь иные азартные игры. И все потому, что дипломатам более высокого ранга и их женам нередко приходилось искать, чем бы себя занять, а значит, на молодых холостяков, играющих в бридж, был открыт постоянный сезон охоты. И существовал лишь один приемлемый способ защиты от приглашения стать четвертым в игре: заявить, что не умеешь играть.

Однако было одно исключение — шахматы. Очевидно, что у вас немного шансов получить от жены русского посла приглашение сыграть в шахматы. Поэтому я на какое-то время сосредоточился на пешках, королях и королевах и на различных направлениях, по которым они передвигаются. Но вряд ли я посмею утверждать, что достиг каких-то успехов. Фактически, до того, как я приехал в Афганистан, я ни у кого не выиграл ни одной партии и, честно говоря, был несколько этим обескуражен.

Поэтому в том, что юный Абдул Аззиз умел играть в шахматы, я увидел шанс и для себя. Это могло показаться попыткой с моей стороны использовать несправедливо доставшееся преимущество над болезненным афганским ребенком, но учитывая, что среднее число моих побед равнялось нулю, я решил, что это будет честно. Итак, шахматная доска была готова, фигуры расставлены, а мы сами расположились среди гор диванных подушек на полу Дурбар-холла, а губернатор и его приближенные собрались вокруг. Когда мы начали игру, еще только смеркалось, а когда мы закончили партию, было уже далеко за полночь.

С тех пор я не играл в шахматы, и мой средний победный коэффициент по-прежнему находится ниже нуля.

Но на линии огня удача сопутствовала мне больше, и за три дня я настрелял четырех или пятерых козерогов — ни один из них не был впечатляющим трофеем, но зато они послужили небольшой жертвой мощи моего ружья. Когда я наконец засобирался уезжать, то вспомнил о ящике с армейскими пайками, остававшемся в машине, и спросил губернатора, а что, если я напоследок сам накрою прощальный стол. Вначале губернатор отказал мне на том основании, что они как мусульмане не могут есть свинины. Но я заверил его, что в американской армии так много мусульман, что наши пайки учитывают все ограничения, которые требуются по этой причине. В конце концов он согласился «попробовать» одну банку тушенки, объяснив, что его нёбу знаком лишь вкус кебаба, но он верит, что американская тушенка обладает подходящим вкусом. Не знаю, в каком там состоянии находилось его нёбо, но губернатор и его последователи выказали отменную скорость при ознакомлении с новым вкусом, так что, когда я покидал Бадахшан спустя два часа, все пятеро заканчивали с едой, которую в армии США считали порциями на шестьдесят человек.

Местные начальники не всегда были так склонны к сотрудничеству, как мой друг из Бадахшана. Вскоре после моего первого визита я отправился в долину Бамиан, где разбил лагерь на берегах небольшого притока под названием река Калу. Когда я послал известие в ближайшую деревню, что хотел бы нанять несколько местных проводников, чтобы провести меня в горы, мне ответили, что я прежде должен обратится к самому губернатору провинции, находившемуся в городе Бамиан. Итак, я направился в Бамиан, расположился в чайхане и послал записку о том, что прибуду к губернатору в назначенный им час. Ответом было сообщение, что губернатор присутствует на свадьбе и не сможет меня принять в ближайшие несколько дней. Я ответил, что звонил в офис премьер-министра в Кабуле, чтобы спросить, имеет ли бами-анский губернатор право отменять разрешение премьер-министра на охоту в долине Калу. Прежде чем последовал звонок, из губернаторского дворца прибыл курьер с сообщением, что представитель губернатора готов обсудить это дело в отсутствие губернатора, если только я отменю свой звонок премьер-министру. Я согласился, и мы принялись торговаться. Губернаторский представитель объяснял, что единственным возражением губернатора против моей охоты является то, что он лично отвечает за мою безопасность и что горы вокруг Калу кишат смертельными опасностями, угрожающими столь ценному иностранцу, каковым я являюсь.

Я поблагодарил джентльмена за беспокойство губернатора о моей особе и спросил, о каких опасностях идет речь. И охотится ли сам губернатор?

Мне сказали, что, несмотря на то, что сам губернатор не охотится, он знает, что в горах водятся волки, медведи и змеи, которые нападают, как только видят добычу. Я пытался спорить, заявив, что ни разу не видел, как волк на кого-нибудь нападал, и что я все отдам за то, чтобы встретить медведя на расстоянии ружейного выстрела, и что, как хорошо известно афганским экспертам, с которыми я говорил, в Гиндукуше нет ни одной ядовитой змеи. Но моего друга не так-то просто было смутить, и он вежливо ответил, что я, конечно, говорил не с теми людьми. И, кроме того, кому как не губернатору Бамиана знать, что у него где водится.

В конце концов мы нашли компромисс, который был надлежащим образом записан по-персидски и по-английски. Я не помню точного текста, но там было что-то вроде вот этого: «При условии, что его Высокопревосходительство губернатор Бамиана снимет свое запрещение на мою охоту в его провинции, я настоящим снимаю с него всякую ответственность за травмы и раны, которые я могу получить от: а) волков; 2) медведей и 3) змей. (подписано) ЧУТ».

Губернатор принял этот компромисс, и в течение часа после моего возвращения в лагерь он наполнился охотниками и проводниками, сулившими мне наилучшую охоту на горных козлов в Афганистане. На протяжении двух недель я все дни напролет проводил, лазая вверх-вниз по скалам и в иные дни занимаясь ловлей форели в реке Калу, отходя от усталости в предыдущие дни. За все это время я не застрелил ни одного козерога, но и ни разу не упал со скал. Я часто размышлял, а в чем выразится ответственность губернатора, если я сверну себе шею при падении с высоты в тысячу футов. Но, в конце концов, такой вариант не был упомянут в моем списке.

Когда я вернулся в Кабул, я поведал моим афганским друзьям об опасениях губернатора, и они заверили меня, что мой контракт с ним будет помещен в архив на постоянное хранение. На самом деле они были настолько удивлены, что Захир-Шах[204]Мухаммед Захир-Шах (1914–2007), король (падишах) Афганистана с 8 ноября 1933 г. по 17 июля 1973 г.
послал мне письмо, что долина Калу с этого момента переходит из юрисдикции губернатора и на постоянной основе передается мне. Это будет отличное место, где можно спрятаться от атомной войны.

Но взять двухнедельный отпуск в горы удается нечасто, и большинство моих занятий вне рабочего времени были связаны с Кабулом и его ближайшими окрестностями. В самом Кабуле имелся ресторан, который открывался в дни национального праздника — фестиваля, длящегося несколько дней. Там есть кинотеатр, но я не очень люблю фильмы, особенно индийские. Общественная жизнь сосредоточена лишь в пределах размещения дипломатического корпуса, потому что афганским женщинам не разрешают появляться перед иностранцами, а, по всеобщему признанию, мальчишники не так уж хороши, если становятся единственным постоянным способом времяпрепровождения. В результате чаще всего я проводил свое свободное время в прогулках по окружающим горам или охотясь на уток в долине. Однажды я был даже приглашен на королевскую охоту на уток со слона. Слон, последний из подаренных королевой Викторией прапрадеду нынешнего короля Абдуррахману, прославившемуся своей автобиографией, перед самой утиной охотой заболел, и мне уже больше никогда не поступало приглашения стрелять уток со спины слона, хотя должен сказать, что это, наверное, очень весело.

Но вы не можете стрелять уток круглый год даже в Афганистане, и лазанье по горам тоже надоедает. И чтобы развлечься, я приобрел вначале лошадь, а потом сокола, и это имело неоднозначные последствия.