Понедельник, 2 октября

День шестнадцатый

Поезд из Брайтона прибыл на вокзал «Виктория» на две с половиной минуты раньше времени, указанного в расписании. Эмму вывел из оцепенения голос диктора, и она впервые за прошедший час подняла голову и огляделась по сторонам. Оказывается, за окнами вагона промелькнула уже южная часть Лондона, а она этого даже не заметила. Голубь, сидевший на опоре с кусочком хрустящей картофелины в клюве, в панике захлопал крыльями и сорвался с места, описывая судорожные круги, пока не поймал восходящий поток воздуха и не устремился к грязному стеклянному потолку вокзала.

Рейф, одетый в ярко-синюю куртку, уже поджидал ее в главном вестибюле «Виктории».

— Не могу поверить! — вырвалось у Эммы вместо приветствия. — Скажите, что то, о чем вы рассказали, мне не померещилось!

— Вам ничего не померещилось.

Он поспешно увлек ее в ближайшее кафе и усадил за столик у окна. Прежде чем направиться к стойке, он достал из кармана какую-то вещичку в пластиковом пакете и сунул ее Эмме в руку.

Эмма осталась сидеть, разглядывая содержимое пакета.

— Умираю с голоду, — заявил Рейф, снова появляясь у столика с подносом, уставленным тарелками. — Мой рейс отправлялся слишком рано, так что позавтракать я не успел.

Усевшись напротив Эммы, он придвинул к ней пластиковый стаканчик с кофе и начал сдирать целлофановую обертку с гигантской булочки с ветчиной и листьями салата.

— Дайте мне минутку, пока я расправлюсь с этой штукой, — попросил он. — А потом мы решим, что делать дальше.

Эмма твердо решила дать Рейфу поесть спокойно, но вскоре выяснилось, что это никак невозможно. В голове у нее роились, готовые сорваться с губ, тысячи вопросов. Ей нужно было заполнить слишком много пробелов. Что дальше? Что ей делать сейчас? Но прежде чем переходить к составлению плана, ей необходимо было многое выяснить.

— Откуда вы узнали их номер телефона? — спросила она, начав с первого вопроса, пришедшего в голову.

— Он был… — Рейф умолк с набитым ртом и помахал рукой. Прожевав очередную порцию, он продолжал: — Он был указан вместе с адресом, который прислал мой приятель Майк.

— Значит, вот где вы находились все это время… — вслух изумилась Эмма. — А вовсе не в Боливии.

— Да я, собственно, никогда и не утверждал, что лечу именно туда, — возразил Рейф. — Я упомянул лишь, что мне предложили работу за границей, от которой я не могу отказаться.

— Сад, который нужно было срочно привести в порядок, — медленно протянула Эмма, — в доме, неожиданно выставленном на продажу.

— Именно так, — согласился Рейф. — Прямо как по заказу, и именно то, что надо, вы не находите?

Он отпил глоток кофе.

— Я не сказал, куда еду, — заявил он, — потому что не хотел, чтобы вы возлагали на меня слишком уж большие надежды. Откровенно говоря, я весьма смутно представлял себе, что буду делать. В конце концов, все могло оказаться лишь напрасной тратой времени.

— Как вам удалось уговорить их нанять вас? — спросила Эмма.

— Я заявил Дэвиду Ханту, что я — эмигрант из Великобритании, садовник, который предлагает свои услуги по ландшафтному дизайну владельцам особняков, которые говорят по-английски. Включая и предпродажную подготовку их земель.

— А если бы он поинтересовался, откуда у вас его номер телефона?

— Тогда мне пришлось бы рискнуть и ответить, что я знаком с их агентом по продаже недвижимости. К счастью, он не стал расспрашивать меня об этом.

В сущности, как стало ясно из дальнейших пояснений Рейфа, Дэвида Ханта не слишком интересовало состояние его сада.

— Да, его не помешает слегка привести в порядок, — невнятно согласился он, когда Рейф полюбопытствовал, на какой объем работы он может рассчитывать.

— Понадобится не меньше двух дней, — твердо заявил Рейф. — Подстричь лужайки, выполоть сорняки, подрезать живые изгороди и прочее в том же духе. Вот увидите, поместье будет смотреться намного лучше. Сад — это первое, на что обращают внимание покупатели.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Дэвид Хант. — Но дело в том, что у нас есть садовник.

— Вот как.

Чертов засранец!

— Да. И, честно говоря, я не понимаю, почему сейчас его нет. Он хороший, добросовестный работник. Мы какое-то время отсутствовали, и, очевидно, это сказалось на состоянии сада. Но вы, безусловно, правы, я немедленно ему позвоню.

— Ладно. — Рейф тщетно пытался изобрести другой способ, который позволил бы ему попасть в дом. Как назло, в голову ничего не приходило. — Хорошо. Как вы отнесетесь к тому, если я все-таки оставлю вам свои координаты? На всякий случай.

— Ну конечно! — откликнулся Дэвид Хант.

Рейф продиктовал ему свой номер телефона, и Хант повторил его. Но станет ли он его записывать, чтобы не забыть?

— Благодарю вас за то, что позвонили мне, — сказал он.

— Нет проблем. Пустяки.

Клик. В трубке раздались короткие гудки.

Но не прошло и часа, как Дэвид Хант перезвонил Рейфу.

— Вы не поверите, — сообщил он, — но нашему бедолаге садовнику должны сделать какую-то операцию. И после нее он не сможет работать в течение еще шести недель. Так что теперь, когда вы подсказали мне выход из положения, мы, пожалуй, будем рады нанять вас.

* * *

— Боги были на нашей стороне, — заметил Рейф, откусывая изрядный кусок от своего огромного бутерброда.

— Неужели у вас не было никакого плана? — поинтересовалась Эмма. — Ни малейшего представления о том, что вы собираетесь делать?

— Нет, конечно, Господь свидетель. Я был уверен только в одном: если даже они и разрешат мне приблизиться к своему дому, то при этом ни на секунду не выпустят Риччи из виду. Я даже не знал, живет ли он по-прежнему с ними.

Эмма снова опустила взгляд на маленький пакетик, который держала в руках, и разгладила прозрачный полиэтилен. Она не променяла бы его на все сокровища мира!

— А я думала, что вы мне не верите, — пробормотала она. — Не верите в то, что он — мой сын.

— Я хотел верить вам. — Охваченный волнением Рейф подался вперед. — И я знал, что вы сами верите в это.

Я просто не мог понять, как все это стыкуется с результатами анализа ДНК. Мне даже пришло в голову, что вы, может быть, просто убедили себя в том, что это Риччи. Вам столько пришлось выстрадать, что это вполне естественно. Собственно, я прекрасно вас понимаю… — Он не стал развивать свою мысль дальше.

— Все нормально, — пришла ему на помощь Эмма.

— Простите меня, — сказал он. — Я не собирался…

— Все нормально, — повторила она.

Еще один взгляд на пакетик, лежащий у нее на коленях. Выяснение отношений может подождать. Сейчас не время говорить об этом.

* * *

Впрочем, прошло совсем немного времени, и она выслушала рассказ Рейфа о том, какие мысли занимали его, пока с рюкзаком у ног он сидел в зале ожидания в аэропорту. Полиция настоятельно рекомендовала ему не лезть больше в это дело. «Вы совсем не знаете эту женщину. Не советуем нарушать закон ради нее». Тем более что в его кармане уже лежали авиабилеты в две страны.

Не сдавайся и не опускай руки. Или же просто пройди мимо. Еще не поздно принять правильное решение.

Для чего он делает это? Почему не может расстаться с этой женщиной? Да, поначалу он испытывал чувство вины и жалел Эмму. Она поразила его своей незащищенностью и детской наивностью, но сейчас, похоже, он увяз в этом деле намного глубже, чем намеревался. Как может этот малыш во Франции оказаться Риччи? Все доказательства противоречили этому предположению. Результаты анализа ДНК. Все остальное. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — мальчик не тот.

И о чем, черт возьми, он думал, когда вот так запросто пригласил Эмму полететь с ним в Южную Америку? Собственно, он ожидал, что она посоветует ему засунуть свое приглашение в одно место, и она так и сделала. В качестве оправдания можно было сказать лишь, что таким способом, по-дурацки и не подумав, он пытался дать ей понять, что она — хорошая мать, чтобы там она о себе ни говорила.

Потому что стоило послушать, как она отзывалась о Риччи! Она знала о сыне все. Эмма ничуть не походила на бестолковую, беспечную и жестокую мамашу. И она отнюдь не была дурочкой. Значит, ее уверенность должна была иметь под собой какие-то основания!

А взять эту историю, которую она рассказала ему, как пошла к своему участковому врачу и заявила, что собирается убить Риччи. Громкие слова, этого нельзя отрицать. Но сказать — еще не значит сделать. Говорить о том, что она собирается убить его, и осуществить свои намерения — большая разница, А потом участковый врач перепугалась до смерти и помчалась в полицию, чтобы заложить Эмму, уверяя всех в ее неадекватности. Глупая женщина! Если она действительно так думала, то почему не выполнила свою работу, за которую ей платят деньги, и не попыталась помочь Эмме? Кстати, как насчет клятвы Гиппократа, которую дают врачи относительно того, что будут свято хранить секреты и тайны своих пациентов? Или это касается только священников?

И полиция, надо заметить, с радостью ухватилась за эту версию, которая представлялась им ответом на все вопросы. Впрочем, Рейф не мог их за это винить. Такова уж человеческая природа: всегда выбирать самый легкий путь.

— Этот детектив-инспектор Хилл еще тот жук, — сказал Рейфу его приятель Майк. — Отрабатывает от и до, приходит на работу вовремя и уходит тоже, но сделать лишний шаг — боже упаси! Твоей подружке не повезло. Похоже, на ее стороне не так уж много людей, верно?

— Да, — ответил Рейф. — Ты прав.

— А каков твой интерес в этом деле? — В голосе Майка явственно прозвучало любопытство.

Рейф задумался, прежде чем ответить.

— Думаю, во всем виноваты цыплята, — наконец сказал он.

Это не было ложью. Он действительно чувствовал себя виноватым перед теми цыплятами. Он уволился во время стажировки, и причиной тому стало безоговорочное признание полицией бумажных отчетов, из которых следовало, что с цыплятами обращаются должным образом — Европейская директива номер такой-то и прочая туфта, — посему они разогнали тех, кто вздумал протестовать против нарушения прав животных, и отказались проводить дальнейшее расследование. И фирма продолжала работать. Прошел еще год, прежде чем какой-то сердобольный гражданин пробрался туда и заснял на пленку рабочих, которые во время обеденного перерыва играли в футбол живыми цыплятами, безжалостно гоняя беззащитных созданий по бетонному полю, швыряя их о стены, ломая им крылья и шеи.

Он ушел, чтобы доказать свою правоту. Хотя лучше бы он остался и чем-нибудь помог.

Черт возьми! В конце концов, это мог быть совсем и не Риччи. Но Рейф понимал, что не успокоится, пока не будет знать наверняка. Кроме того, ему больше нечем было заняться. В последнее время ему совершенно не хотелось возвращаться в свою вшивую, задрипанную квартирку над лавкой, торгующей кебабом на вынос, которую он делил вместе с Нейлом, поэтом. Поэтом и стойким поклонником марихуаны. Рейфу все чаще казалось, что дни тянутся невыносимо долго. Скандалов удавалось избежать только потому, что он собирался уехать. Но как убить время в ожидании авиарейса? Отправиться кататься на велосипеде. Развлекаться решением судоку. Выпить пару кружек пива с приятелями. Почему-то, когда он был еще маленьким, ему казалось, что уж в этом-то возрасте его жизнь будет намного интереснее.

Итак, он отправляется во Францию. И увидит этого малыша еще раз, собственными глазами. И если окажется, что это не Риччи, он сможет со спокойным сердцем забыть обо всем и двигаться дальше.

Южная Америка. Палатки под навесом. Пустыня на спине лошади. Водопад Игуасу. «Полифилла», чтобы заполнить пустоту в душе. Он будет бродить по горам и дождевым лесам, созерцая жизнь во всех ее проявлениях. А когда надоест одиночество, можно будет отправиться в большой город и предаться любому пороку, какому он только пожелает. Замариновать собственные мозги. О таком путешествии можно только мечтать.

* * *

Рейф появился в Сен-Бурдене после полудня. Он въехал в высокие железные ворота, поднялся на холм по обсаженной деревьями подъездной аллее и, увидев дом Хантов, присвистнул от удивления. Он уже бывал здесь раньше, но тогда не обратил особого внимания на поместье. А вот сейчас… Словом, следовало признать, эта груда кирпичей производила внушительное впечатление. Три этажа, выложенные из того же камня, что и светло-желтая колоннада ворот. Множество окон, обрамленных светло-голубыми жалюзи, стекла которых в лучах солнца отсвечивали черным. Красная черепичная островерхая крыша казалась розовой.

Рейф остановил автомобиль перед домом и заглушил двигатель. Тишина опустилась на него подобно толстому зеленому одеялу. Тишина такого рода, какую можно купить только за большие деньги, — ни голосов, ни шума машин, лишь жужжание случайных насекомых и стрекот кузнечиков. Рейфу оставалось только надеяться, что это не свидетельство того, что он прибыл слишком поздно. Он вылез из машины. Три каменные ступеньки, ведущие к деревянным входным дверям, были сплошь заставлены апельсиновыми деревьями в квадратных деревянных кадках. Рядом с дверью, под виноградной плетью, виднелась кнопка дверного звонка. Рейф нажал ее и услышал, как где-то в глубине дома прозвучал самый обычный перезвон: динг-донг. И снова воцарилась зеленая тишина. Он стоял на ступеньках перед запертой дверью, оглядываясь по сторонам. Единственная машина в поле зрения была его собственной. Перед домом росла ива, бросая тень на вымощенный слюдяным песчаником двор, белый столик с витыми стальными ножками и такими же стульями. Недоставало лишь кувшина с лимонадом и молоденькой девушки в платье с оборками.

Никто не спешил ответить на звонок в дверь. Куда же подевались Ханты? Отправились по магазинам за покупками? Или выехали отдохнуть на природе? Взяли с собой мальчика и улетели в Австралию? Но тут внутри дома послышались шаги, и дверь открыла высокая стройная женщина, одетая по случаю жаркой погоды в белые брюки и бледно-зеленую блузку. Она придержала дверь и вопросительно взглянула на незваного гостя.

— Привет! — Рейф нацепил на лицо самую обезоруживающую и приветливую улыбку, которая, по его мнению, приличествовала садовнику. — Меня зовут Рейф Таунсенд. Давеча я разговаривал с мистером Хантом насчет того, чтобы немножко привести ваш сад в порядок.

— Да, мой муж упоминал об этом, — сказала женщина. — Я миссис Хант.

Миссис Хант — или Филиппа, поскольку он знал ее под этим именем — выглядела очень прилично для своих лет, коих набралось, очевидно, чуть более сорока. Женщина сохранилась исключительно хорошо. Ухоженная, холеная, с тонкими ниточками бровей. Однако в ее взгляде и голосе, в отличие от супруга, читалось и звучало подозрение.

— Мне очень жаль, — заявила она, — но обыкновенно мы просим своих работников, даже временных, представить рекомендации. В последнее время мы были очень заняты, и, к несчастью, только сегодня утром муж вспомнил о вашей договоренности и рассказал о ней мне.

Ну ладно. Будь он цирковым артистом, можно было бы смело сказать, что Рейф ощутил себя канатоходцем, идущим по стальному тросу под самым куполом цирка. Ему ничего не оставалось, как только мило улыбнуться в ответ.

— Понимаю, — согласился он. — В наше время никакие предосторожности нельзя счесть излишними. — Он принялся демонстративно разглядывать крапиву, ростки которой нагло пробивались в щелях между каменными плитами нижней ступеньки. — Но, разумеется, если вам нужны рекомендации, я с удовольствием их предоставлю.

Взгляд миссис Хант тоже переместился на заросли крапивы. Затем она взглянула в сторону ворот, на табличку с надписью «Продается», выставленную агентом по недвижимости. На мгновение на лице ее появилось отсутствующее выражение.

Потом она снова впилась глазами в Рейфа.

— Где вы живете? — спросила она.

— Я квартирую в Домме, — солгал Рейф, наугад назвав деревушку, которую видел на карте. Она находилась достаточно далеко отсюда, чтобы Филиппа могла быть с кем-нибудь знакома или пожелала узнать, на какой именно улице он проживает. Во всяком случае, он на это надеялся.

— Домм, — задумчиво протянула миссис Хант. — Это не у них на холме чудесный рынок?

— В самую точку, — согласился Рейф. — Овощи там просто потрясающие. По субботам я обычно наведываюсь туда за покупками.

— В самом деле? — На лице миссис Хант было написано удивление. — А я думала, что они работают только по четвергам.

— Нет, теперь все по-другому.

— Как интересно…

Затем миссис Хант принялась разглядывать одежду Рейфа. Он был обут в тяжелые коричневые ботинки. Они все еще были заляпаны землей и компостом, оставшимися после его последней работы.

— Если я решу нанять вас, — сообщила она, — то хотела бы для начала ознакомиться с вашими рекомендациями.

Он выиграл. Выиграл! Она проглотила наживку.

— Нет проблем, — беззаботно откликнулся Рейф.

Помедлив, Филиппа Хант распахнула дверь пошире. Едва переступив порог, Рейф принялся внимательно осматриваться по сторонам, стараясь ничего не упустить из виду. Коридор тянулся в высоту на добрых два этажа, пол был выложен кремовой и светло-голубой плиткой. С потолка на длинной цепи свисал железный канделябр с восковыми свечами, причем свисал так низко, что при желании его можно было коснуться рукой. Под массивным зеркалом в золоченой раме стоял столик с мраморной крышкой на резных позолоченных ножках. Остальная мебель была сработана из темного дерева: вешалки для шляп и комоды, а вдоль одной из стен стояла скамья, похожая на церковную.

— Будьте любезны, назовите номер телефона, по которому я могу получить ваши рекомендации. — Филиппа остановилась позади него с карандашом в руках.

Рейф дал ей номер агентства по ландшафтному проектированию, с которым сотрудничал в Англии. Он надеялся, что она удовлетворится этим и не станет настаивать на том, чтобы получить отзывы и о его якобы работе во Франции.

Как он и предполагал, первым делом Филиппа позвонила в справочное бюро, дабы убедиться, что номер, который он ей назвал, действительно принадлежит агентству. После этого она куда-то вышла, очевидно, чтобы без помех поговорить с представителем ландшафтного агентства. Рейф воспользовался представившейся возможностью, чтобы продолжить разведку местности. В коридор выходили пять дверей, включая ту, за которой скрылась Филиппа. В глаза ему бросилась лестница из полированного камня с железными перилами. На полпути лестница изгибалась вправо, так что куда она вела, он со своего места видеть не мог. Нигде никаких следов присутствия ребенка. Никаких фотографий. И тут, уже расслышав стук каблучков Филиппы, возвращающейся в коридор, Рейф заглянул под мраморный столик и увидел пару детских резиновых сапожек, испачканных в грязи.

В дверях, закрывая на ходу мобильный телефон, появилась Филиппа.

— Ваши рекомендации вполне удовлетворительны, — объявила она. — Когда вы можете начать?

— Сегодня, если не возражаете, — спокойно ответил Рейф.

— Прекрасно! — Филиппа выдвинула ящик комода и вынула из него связку ключей. — Пойдемте, я покажу вам, где хранятся садовые принадлежности.

И она вывела его наружу через входную дверь.

— Вижу, у вас есть дети, — обронил Рейф, показывая на сапожки, когда они проходили мимо столика.

— Да, есть.

Филиппа закрыла за ними дверь. Рейф спустился следом за ней по ступенькам. Как он ни старался, но придумать очередной вопрос о детях, который не возбудил бы ненужных подозрений, не смог.

Они свернули за угол дома, где глазам их предстал поросший травой огороженный забором участок, похожий на вольер для собак, с небольшой горкой посередине, на вершине которой росло одинокое дерево. Затем они пересекли выложенную каменными плитами площадку и подошли к низкому белому зданию.

— Вот здесь Франк, — Филиппа произнесла имя как Фррронк, — хранит садовый инвентарь.

Она отперла ключом два отдельных замка. Внутри оказалась длинная, выкрашенная в белый цвет комната, одну стену которой от пола до потолка занимали полки. Похоже, Франк был педантом и вообще любителем порядка. На крюках, строго по размеру, висели садовые ножницы, сверкающие и чистые. Вдоль стены выстроились тяпки и грабли. На полках теснились коробки с гербицидами и удобрениями. Под ними, аккуратно скрученные в бухты, лежали шланги. Рейф окинул беглым взглядом их темно-зеленые кольца.

— Вон там вы найдете кухню и уборную, — Филиппа кивком головы указала на дверь. — Кухня самая обычная, но в ней есть микроволновая печь на случай, если вам понадобится разогреть что-нибудь.

Другими словами, в большом доме ему делать нечего.

— Как, по-вашему, с чего я должен начать? — поинтересовался Рейф.

— Франк всегда составлял список первоочередных дел. — Филиппа показала ему листок с машинописным текстом на стене. — Он выполняет все работы по очереди. Но поскольку он отсутствует уже довольно давно, то, пожалуй, вам придется заниматься всем сразу.

Список был составлен на французском. Рейф с умным видом покивал головой, скрестив руки на груди и покусывая нижнюю губу. При всем желании он не мог прочесть ни слова.

— Как вы, должно быть, поняли, — продолжала Филиппа, — вашей главной задачей будет подстричь траву на лужайках вокруг дома, убрать сорняки, а также привести в порядок огород позади особняка. Вон там, за деревьями, находится ферма по разведению гусей, но на ней Франк, естественно, садоводством не занимался. — Она взглянула Рейфу в лицо. — Муж сказал, что вы рассчитываете управиться за пару дней.

— Правильно, — согласился Рейф. — Скажем, если я закончу к понедельнику?

— Прекрасно.

Филиппа развернулась, собираясь уходить.

— Когда вы планируете уехать? — поинтересовался Рейф, надеясь разговорить ее.

Женщина помедлила, прежде чем ответить.

— Через пару недель.

— Переезжаете в какое-нибудь славное местечко?

Миссис Хант обвела полки многозначительным взглядом.

— Газонокосилки стоят в отдельном сарае позади дома, — сказала она. — Та, которой можно управлять сидя, сломалась, но, по-моему, Франк починил ее. Если возникнут какие-нибудь проблемы, дайте мне знать.

И она зацокала каблучками по плитам двора, направляясь обратно в дом.

— Хорошо, хозяйка. Я вас понял.

Рейф обвел комнату взглядом. Собственно, он не представлял, что ищет. Детские вещи, может быть: принесенные сюда за ненадобностью старые кроватки или коляски. Коробки с фотографиями. Но на глаза ему попадались лишь гербициды и лейки для полива.

В комнате была еще одна дверь, помимо той, что вела в кухню и уборную. Рейф подошел и открыл ее. За ней оказалась большая комната, вдоль одной стены которой протянулись полки и прилавок. Полки были забиты пустыми банками и пластиковыми канистрами и контейнерами, покрытыми толстым слоем пыли. Пластиковая накидка закрывала какой-то предмет на прилавке. Рейф поднял уголок, чтобы взглянуть, что там такое. Кассовый аппарат. Совершенно очевидно, что комната использовалась, во всяком случае некоторое время назад, как магазин или лавка. У некоторых канистр на боку красовались надписи: «Ferme des Chassuers: Huile de Noix», «Fermes des Chasseurs: Foie Gras».

Foie gras. Вот, значит, для чего здесь держат гусей. Бедняги… Но маленькая сельская ферма, подобная этой, никак не могла приносить Хантам деньжищи, какими, похоже, они располагали. Вероятно, Дэвид был важной шишкой в Сити, а Филиппа, чтобы не сойти с ума от безделья, занималась фермой.

Ладно, не будем терять времени. Ему надо заняться чем-нибудь, чтобы хозяева видели, что он работает. Рейф выкатил из сарая газонокосилку, решив, что сегодня примется за лужайки позади дома. За лужайками тянулись стройные ряды яблонь и грецких орехов, а позади них виднелись поля темно-зеленой кукурузы. Нигде, насколько хватало глаз, не валялись детские игрушки. Не было видно ни детских горок, ни качелей, ни грузовичков, мячиков или машинок. Вообще ничего. Складывалось впечатление, что дети здесь никогда не жили. Хотя не исключен вариант, что хозяева уже просто упаковали все вещи, включая игрушки.

Закончив подстригать траву, Рейф взял мотыгу и направился к обнесенному забором огороду. Здесь он столкнулся с очередным проявлением педантизма Франка, а заодно и его организаторских талантов. Хвостики морковок выстроились стройными рядами, как солдаты на параде. Помидоры, однако, валялись на земле вместе с плетями, согнувшимися под их тяжестью, переспелые и гнилые. Тыквы пребывали в несколько лучшем состоянии, но и их нужно было подвязать и отобрать созревшие. Впрочем, Рейф не планировал тратить много времени и сил на сбор урожая. Главная его задача состояла в том, чтобы придать поместью приличный, ухоженный вид. Он выполол сорняки и собрал гнилые фрукты, после чего повез их на кучу компоста возле сарая с инструментами. Проходя с тележкой мимо дома, он всякий раз старался выбрать другой маршрут, чтобы иметь возможность заглянуть в окна особняка. Поначалу, идя мимо, он лишь скользил по ним взглядом, небрежно повернув голову. Но затем, видя, что большинство комнат пусты, он, отбросив всякую осторожность, стал подходить ближе и откровенно заглядывать внутрь. Куда подевались обитатели особняка? Дом как будто вымер. Но ведь хотя бы Филиппа должна быть где-то рядом. Получается, она или сидела наверху, или находилась в какой-нибудь комнате на первом этаже, где не было окон. Впрочем, с таким же успехом она могла и уехать по делам, а он просто не заметил ее отъезда.

Дождавшись вечера и решив, что на сегодня хватит, он поставил тележку и тяпку в сарай и нажал кнопку дверного звонка, чтобы сообщить Хантам, что уходит. Никакого ответа. Но где бы они сейчас ни находились, в отъезде или скрывались внутри, Рейф, после того как убрал рабочие инструменты в сарай, не мог больше околачиваться возле дома, не возбуждая подозрений. Кроме того, он положительно умирал с голоду. За весь день у него маковой росинки во рту не было.

* * *

Отойдя от дома, Рейф сел в машину и поехал в деревушку, отстоявшую от особняка на добрых двадцать миль, и снял комнату в местном пансионе, приютившемся под стенами еще одного древнего средневекового замка. В пиццерии под каменными сводами арки он быстро расправился с двумя порциями чесночного хлеба и двенадцатидюймовой пиццей с шампиньонами и острой колбаской. Затем, заказав бутылку светлого пива, Рейф перебрался за столик на наружной террасе, выходящей на простор деревенских полей. Солнце уже скрывалось за макушками далеких деревьев, окрашивая стены замка в огненно-оранжевый цвет.

Итак, подведем итоги. Какого черта он здесь делает?

Даже если он увидит мальчика, то как узнает, чей тот сын — Хантов или Эммы? С собой фотографии Риччи у него не было, хотя он и видел парочку его снимков. То, что он не додумался захватить с собой хотя бы один, представлялось ему теперь верхом идиотизма. Однажды Эмма обмолвилась, что малыш очень похож на ее бывшего воздыхателя, которого Рейф, естественно, и в глаза не видел. Кроме того, несмотря на все наивные надежды, вряд ли ему повезет стать невольным свидетелем изобличающих разговоров между Филиппой и ее супругом. В конце концов, чего он, собственно, ожидал? Что ворвется к ним в комнату, когда они, запрокинув головы, дьявольски хохочут, приговаривая: «Ха-ха, как ловко мы все провернули?» Эта парочка, судя по всему, не привыкла выносить сор из избы и все время держалась настороже. Впрочем, их поведение выглядело вполне естественным, особенно если они только что похитили чужого ребенка. Хотя, с другой стороны, такая реакция вполне свойственна представителям элиты среднего класса, которые целый день способны ходить с кислой физиономией и поджатыми губами, как будто в задницу им засунули вешалку для одежды.

Рейф отхлебнул глоток пива и подержал его во рту, прежде чем проглотить.

Эмма… Эмма Тернер… Что такого было в этой женщине? Почему он так уверовал в то, что она не может ошибаться, — в отличие от здешней публики, с которой ему пришлось иметь дело? В отличие от Хантов, носа не казавших из своего каменного, притихшего особняка. В отличие от их семьи, соседей, полиции. Черт возьми, получается, даже лаборатория ошиблась с анализом ДНК! Эмма, готовая ощетиниться и напасть на любого, подозрительная, неприветливая, легко выходящая из себя и ранимая… Только теперь Рейфу пришло в голову, что своим приездом сюда он может оказать ей медвежью услугу. Не исключено, что они оба придавали слишком большое значение слову «Бержерак». Быть может, Эмма что-то напутала или не расслышала. Женщина в кафе вполне могла произнести что-то совершенно другое. И оказаться совершенно другой женщиной она тоже вполне могла.

Легкое и приятное пиво сорта «Кроненбург» холодной струей устремилось в желудок. Рейф запрокинул голову. После сегодняшней ударной работы плечи у него изрядно болели. Он вдруг обнаружил, что не мигая смотрит в небо над головой. Буйство темно-фиолетового и оранжевого. Луны сегодня ночью не будет.

Он вспомнил день, когда они побывали на песчаной дюне. Тот вечер, когда он привез ее назад в Бержерак и они стояли в коридоре возле ее комнаты в лунном свете, падающем из окна. Те несколько мгновений, когда ее враждебность вдруг улетучилась и он на краткий миг увидел… отважную, стройную, ранимую и милую женщину которая…

Рейф выпрямился на стуле и отпил еще пива.

Ну хорошо. Если он и дальше намерен продолжать поиски, ему обязательно нужно попасть в дом. Разведать, что к чему Постараться выяснить, куда собрались переезжать Ханты. Он мог сказать, к примеру, что случайно повредил водопроводную трубу и заглянул узнать, есть ли в доме вода. Или что его ударило током во время работы с газонокосилкой и он испугался, что с ним может случиться сердечный приступ.

Или он может бросить все к чертовой матери и еще успеть на рейс до Ла-Паса…

Рейф снова глотнул пива. Перевел взгляд на бутылку. Интересно, где они его варят? Это же самое пиво он пил в Лондоне, но там оно не было и вполовину таким вкусным.

Стены замка между тем сменили цвет на пурпурно-красный.

Нет. Он еще не готов уехать. Он останется и закончит то, ради чего явился сюда.

* * *

На следующее утро он приехал в поместье к семи утра и сразу же принялся подстригать траву на лужайке, полого спускавшейся от дома к воротам. Время от времени Рейф поглядывал на окна особняка. По-прежнему никаких признаков жизни. То ли хозяева еще спят, то ли затаились внутри, то ли уже уехали по делам, кто знает?

В его распоряжении оставался один день. Понемногу Рейфа охватывало отчаяние. Ему казалось, что Риччи — если тот малыш и в самом деле был Риччи — больше нет здесь. С таким же успехом он может вообще больше не увидеть ни Филиппу, ни Дэвида. Положим, ему все равно придется встретиться с кем-нибудь из них, чтобы получить деньги за работу, но почти наверняка это будет быстрая передача конверта из рук в руки — и до свидания. Но ведь должен же существовать какой-нибудь способ завязать разговор! Получить необходимую информацию, не рискуя показаться назойливым и подозрительным.

А пока нет смысла бродить вокруг дома, раз там никого нет. Рейф вооружился шпалерными ножницами, спустился к воротам и принялся срезать тяжелые ветви, нависавшие над стенами, поглядывая через очки на дорогу, чтобы не пропустить автомобиль, въезжающий в поместье или выезжающий отсюда. Руки его механически делали свое дело, в то время как он напряженно размышлял. Кого из этих двоих легче расколоть? Филиппу или Дэвида? Судя по разговору по телефону, Дэвид показался ему типом, из которого, надавив, можно выудить нужные сведения. Но пока лицом к лицу он встречался только с Филиппой.

В конце концов, он мог силой вломиться в дом. Но что это даст? Помимо, разумеется, того, что он попадет в лапы к жандармам, которые с радостью им займутся?

Время приближалось к полудню. Солнце нещадно палило с безоблачного неба. В горле у Рейфа пересохло от жажды и першило от пыли. Он отложил ножницы в сторону и направился к садовому домику, чтобы напиться.

Подходя к дому, он делал вид, что старательно выковыривает из пальца занозу. И только завернув за угол, Рейф поднял голову. Испуганно охнул, вскинул руки, словно увидел Дамиена из фильма «Омен», и попятился.

Перед ним в огороженном, поросшем травой загончике, яростно затягиваясь желтой соской-пустышкой, сидел Риччи…

* * *

— Меня чуть кондрашка не хватила, — признался Рейф Эмме. — Все утро я думал о детях, так что когда увидел перед собой одного из них наяву, это стало потрясением.

— Как он выглядел? — прошептала Эмма.

Рейф так подробно и живо описал ей эту сценку, что она как будто сама перенеслась туда. Исчезла пахнущая яичницей кафешка на вокзале «Виктория», замерли вдали голоса туристов и шипение подогреваемого молока. Эмма оказалась в том самом саду, во Франции.

— Он выглядел замечательно, — ответил Рейф. И добавил: — Он очень похож на вас.

* * *

Эмма говорила, что мальчик похож на ее бывшего парня, но на самом деле он был точной копией ее самой. Уменьшенной, светловолосой, мужского пола, но тем не менее копией. Те же глаза, темно-синие, с опрокинутыми уголками. Та же линия губ, причем нижняя губка, будучи полнее верхней, забавно оттопыривалась.

Прошлый раз, когда он был здесь с Эммой, Филиппа Хант обеими руками прижимала малыша к груди, так что у Рейфа не было возможности внимательно рассмотреть его. А теперь он разглядывал его в упор. Он смотрел, как ребенок играет с чем-то в траве, и тень последних сомнений растаяла.

Это был он. Ребенок Эммы.

Рейф откашлялся, чтобы избавиться от привкуса пыли в горле. Причем откашливался столь усердно, что на глаза у него навернулись слезы. Сказать, что он удивился, вот так, неожиданно, наткнувшись на ребенка, оставленного без присмотра, — значит ничего не сказать. Особенно учитывая, как потрясающе несправедливо обошлись с Эммой и что она отдала бы все на свете, чтобы оказаться здесь. Он еще раз откашлялся. В горле все еще стоял привкус пыли.

И что теперь?

В заборе была калитка из деревянных прутьев. Рейф внимательно наблюдал за Риччи сквозь ограду. Малыш по-прежнему рассеянно возился с чем-то невидимым в траве, тыкая туда ручонкой и явно не собираясь вставать. Он сидел, вытянув перед собой ноги и опустив голову. Риччи выглядел серьезным и задумчивым. Совсем не так, как должен выглядеть ребенок в его возрасте, счастливый и довольный, которого трудно удержать на месте.

Может, схватить его и бежать отсюда? По спине Рейфа текли струйки пота. А что потом? Как он переправит малыша в Лондон?

Он осторожно двинулся вперед. Вокруг не было ни души, но задняя дверь дома, находившаяся всего в нескольких футах от них, оказалась распахнутой настежь. Рейф открыл калитку и вошел в загончик. Риччи по-прежнему ковырялся в траве. Одним глазом поглядывая на заднюю дверь особняка, Рейф помахал рукой, чтобы привлечь его внимание.

— Риччи, — прошептал он. — Риччи.

Малыш мгновенно поднял голову, и на лице у него появилось недоуменное выражение. Господи, да это Эмма сейчас смотрела на него! Совершенно определенно. И одна бровь у него опустилась чуточку ниже другой, совсем как у нее, когда она напряженно пыталась вспомнить что-нибудь.

— Двигай сюда, приятель. Ну же, пошевеливайся.

Лицо Риччи просветлело. Он улыбнулся, по-прежнему не выпуская изо рта соску, и щеки у него раздулись, как у бурундучка. Он поднял руку и ткнул пальцем за спину Рейфа, словно увидел там что-то интересное. Рейф быстро оглянулся через плечо. Никого, только деревянная калитка.

— Эй! — Он снова повернулся к малышу. — На кого ты смотришь?

Он опустился на колени, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с Риччи, и тому было легче смотреть только на него.

— Сюда, приятель. Здесь никого нет, кроме меня.

Но Риччи все еще показывал пальцем на калитку и улыбался. Но потом, похоже, передумал. Он перевел взгляд на Рейфа и протянул к нему вторую руку. В ней что-то было зажато, в его пухленьком грязном кулачке. Со своего места Рейф не видел, что это. Он снова сделал крохотный шаг вперед, надев на лицо свою самую располагающую и обаятельную улыбку, чтобы маленький негодник не воспылал в нему неожиданной неприязнью и не начал вопить во все горло. А потом дверь скрипнула и на пороге дома появилась Филиппа Хант.

Рейф поспешно наклонился к самой земле, шаря по земле руками — червей он ищет, что ли? — кивнул Филиппе и дружелюбно улыбнулся. Та метнула на него быстрый взгляд и прошла за загородку. Подойдя к Риччи, она подхватила его на руки и прижала к груди.

— Пойдем домой, — сказала она.

Рейф смотрел, как колышется на ветру подол ее юбки, когда она уходила.

Еще бы две секунды. Две секунды… И что? Он мог бы… он мог бы взять образец для проведения повторного анализа ДНК. Волос Риччи, например, или что-нибудь в этом роде. Проклятье, почему он не подумал об этом раньше? Ведь другого шанса наверняка больше не представится.

Филиппа остановилась у калитки.

— Что это такое? — Рейф услышал, как она обращается к Риччи. — Где ты это взял?

Она забрала у него что-то из руки; тот самый предмет, который мальчуган протягивал Рейфу. Филиппа недовольно прищелкнула языком.

— Бяка, — заявила она, сморщив нос. — Бяка.

Она швырнула эту штуку в траву, вышла вместе с Риччи в калитку и направилась обратно к дому. Дверь с грохотом захлопнулась за ними. Рейф услышал лязг засова.

Он от злости топнул ногой. Какой же он идиот! Почему он вел себя, как кролик перед удавом? Ему следовало забрать мальчишку, пока была такая возможность. Он снова топнул ногой. А что теперь? Как ни в чем не бывало приводить сад в порядок? Он окинул огороженный участок внимательным взглядом. Вообще-то он намеревался привезти сюда стриммер и подровнять траву вокруг грецкого ореха. Дерево росло на небольшом бугорке. Зеленые плоды, еще неспелые, похожие на темные груши, свисали с веток.

Рейф завороженно уставился на орех.

Он любит кислятину.

Он снова опустился на корточки и принялся шарить в траве в том месте, куда Филиппа бросила на землю предмет, который Риччи держал в кулаке.

Темно-зеленый грецкий орех с отпечатками зубов.

Он поднял голову. Задняя дверь была по-прежнему заперта.

Рейф поднялся на ноги, сжимая в руке зеленый плод.

Он был весь покрыт капельками слюны.