Когда Сьюзен ее разбудила, Элинор Карбери велела девушке открыть окно как можно шире. Небо было затянуто высокими серыми тучами. Прохладный воздух приятно пах сырой землей. Большую часть ночи лил дождь, но к рассвету почти прекратился. Элинор спросила, где ее муж, и узнала, что доктор Карбери еще не вставал.

Миссис Карбери решила позавтракать внизу. Всего лишь из вежливости, сказала она себе, ведь иначе мистеру Холдсворту придется завтракать в одиночестве. Обычно она не отличалась тщеславием, но переменила чепец и ленты два раза, прежде чем выйти из комнаты.

Столовая Карбери была небольшой квадратной комнатой с видом на открытый двор на западной стороне Директорского дома. Холдсворт уже сидел за столом с чашкой чая в руке. Когда Элинор вошла, он встал и поклонился. Они спросили друг друга о здоровье и с вежливой неискренностью обсудили тот факт, что шум грозы помешал доктору Карбери хорошо выспаться. Элинор осведомилась о планах мистера Холдсворта на день, весьма осторожно, поскольку не хотела показаться чрезмерно любопытной.

— Пожалуй, мне стоит еще раз побывать в Барнуэлле, мадам.

— Вас пригласили?

— Нет.

С мрачным лицом Джон допил чай. Элинор продолжила крошить булочку, которую никак не могла съесть; ее собственный чай оставался нетронутым.

Внезапно Холдсворт поднял глаза и увидел, что она смотрит на него. Он затаил дыхание и, похоже, принял решение.

— Чтобы понять природу заблуждения мистера Олдершоу, я должен поговорить с ним наедине, без каких-либо посредников, толкователей или соглядатаев. Если я собираюсь распутать это дело, необходимо начать с него, безумен он или нет. Но доктор Джермин противится этому. Несомненно, у него есть на то причины.

— Вряд ли вы найдете доктора Джермина в Барнуэлле.

— Откуда вы знаете?

— Он и миссис Джермин посещают церковь в Кембридже каждое воскресенье. Церковь Святой Троицы. Супруга доктора весьма благочестива, и она ни за что не пропустит сегодняшнюю службу, поскольку проповедь читает мистер Ревитт и все евангелисты явятся в полном составе. Затем обычно следует обед у родителей миссис Джермин на Грин-стрит.

Джон улыбнулся, сразу уловив намек.

— Я в долгу перед вами, мадам.

Элинор начала было улыбаться в ответ, но заставила себя принять серьезный вид. Поведение мистера Холдсворта ни в коем случае нельзя назвать игривым, и все же ей почти казалось, что он с ней заигрывает… или, скорее, пытается заигрывать. Элинор строго напомнила себе, что он недавно овдовел, что он гость в ее доме, но главное — он торговец в стесненных обстоятельствах. А затем она подумала о собственном абсурдном поведении вчера днем, когда смотрела на него сквозь калитку в Директорском саду, и он необъяснимо — и, несомненно, неслучайно — коснулся ее руки.

— Если вы увидите мистера Фрэнка сегодня утром и если… если он даст вам возможность, пожалуйста, передайте ему мои наилучшие пожелания.

— Можете на меня положиться, мадам. Разрешите заглянуть к вам попозже, после визита в Барнуэлл? Вдруг я узнаю что-то новое.

Элинор кивнула и принялась крошить вторую булочку.

— Конечно.

Холдсворт еще раз поблагодарил ее за доброту и покинул комнату с бесцеремонностью, которая граничила с грубостью. Элинор обнаружила, что ее тарелка почти сплошь засыпана крошками.

Улицы выглядели тихими и приятно пахли, поскольку дождь прибил пыль. Большинство встреченных Холдсвортом людей направлялись в церковь. Джон надвинул шляпу на глаза, отворачивая лицо от экипажей, которые громыхали мимо, расплескивая воду из луж, оставленных ночной грозой. Ему не хотелось встретить доктора и миссис Джермин по дороге в церковь Святой Троицы. Войдя в деревню, Холдсворт увидел и почти немедленно узнал невысокого человечка, который хромал впереди. Он прибавил скорости и поравнялся с ним.

— Мистер Малгрейв! Приятного дня.

Джип поклонился.

— И вам того же, сэр. — Он не выказал удивления при встрече.

— Вы направляетесь к мистеру Олдершоу? — осведомился Холдсворт.

— Нет, сэр. Полагаю, в следующий раз я увижу его во вторник. Но сегодня утром стало прохладнее после дождя, и я решил занести свой счет доктору Джермину.

— Я думал, он в церкви.

— Так и есть, сэр. — Темные глаза Малгрейва светились недобрым умом. — Я видел его с супругой по пути туда не далее как десять минут назад.

— Что происходит в доме доктора по воскресеньям? Люди ходят в церковь?

— Утром приходит священник и читает молитвы, сэр, а вечером доктор Джермин часто водит некоторых джентльменов в церковь. Наиболее здравомыслящих, сэр, если вы понимаете, о чем я.

Холдсворт кивнул. Они продолжили путь в тишине, и Холдсворт умерял свои шаги, чтобы подстроиться под скорость Малгрейва.

— Насколько я понимаю, вы работаете на многих?

— О да, сэр. Кручусь как могу, чтобы сводить концы с концами. А это не всегда просто, даже если трудиться что есть сил, ведь не все джентльмены платят вовремя. Иные даже набирают долгов, по которым не имеют надежды расплатиться.

Холдсворт взглянул на него.

— Когда у меня был магазин, я невольно заметил, что взгляды джентльменов на деньги весьма отличны от взглядов остальных людей. Более того, у некоторых из них, похоже, и вовсе нет никаких взглядов, равно как и денег. И все же это не мешает им тратить то, чего у них нет.

— Молодые джентльмены не так уж и плохи. Всегда можно переговорить с их тьюторами, а те обычно знают, что к чему. Беда с джентльменами постарше. Возьмем, к примеру, мистера Уичкота, — Малгрейв повернул голову и сплюнул на дорогу. — Пытаться выжать из него деньги — все равно, что пытаться выжать пинту крови из телячьей котлеты.

Снова воцарилось молчание. Они покрыли еще сотню ярдов дороги.

— Предпочитаю людей, живущих по средствам, — заметил Холдсворт, звеня мелочью в кармане сюртука. — Возможно, вы знаете, что я приехал по поручению леди Анны.

Малгрейв пристально взглянул на него.

— Она питает нежное материнское сочувствие к положению сына, — добавил Холдсворт.

— Вполне естественно, сэр.

— О да. Она хочет, чтобы я поговорил с ним как можно скорее, чтобы понять, как ему лучше помочь. Однако я обнаружил, что доктор Джермин одержим неким методом лечения, который не позволяет пациенту беседовать наедине с представителем его родной матери. Это весьма досадно.

Малгрейв торжественно покачал головой.

— Доктор Джермин может быть весьма упрямым, сэр.

— Разумеется, я напишу ее светлости и получу необходимое разрешение, — продолжил Холдсворт. — Но это потребует времени. У меня есть все основания верить, что я могу оказать мистеру Фрэнку весомую помощь, и мне бы не хотелось, чтобы его бедственное положение длилось хотя бы на минуту дольше возможного. Как и ее светлости, несомненно.

Мужчины шли бок о бок, и Холдсворт звенел монетами в кармане.

— Ее светлость не из тех, кто забывает услуги, — добавил он. — Как и я, между прочим.

До ворот дома доктора Джермина оставалось всего несколько сотен ярдов.

— Они хорошо меня знают, — сказал Малгрейв. — Я часто захожу к мистеру Фрэнку и бывал здесь уже много раз, навещая других молодых джентльменов.

— Значит, они не станут чинить вам препятствий, вздумай вы пройти через ворота сегодня утром?

— Благослови вас боже, сэр… с чего бы им чинить мне препятствия? Вам знаком мистер Норкросс?

— Кажется, так зовут служителя в комнате мистера Фрэнка.

— Вы абсолютно правы, сэр. Джордж Норкросс — мой зять. Он остается за главного, когда доктора Джермина нет дома. Замечательно услужливый и здравомыслящий человек.

— Я был бы весьма признателен, если бы он позволил мне поговорить с мистером Фрэнком наедине, или хотя бы попытаться. Как и ее светлость, — Холдсворт перестал звенеть медью в кармане сюртука, запустил два пальца в жилетный карман и достал полугинею. — Надеюсь, это сможет помочь? И еще одна после того, как я увижусь с мистером Фрэнком.

Малгрейв остановился, и Холдсворт последовал его примеру. Джип посмотрел на монету в пальцах Холдсворта.

— Мистер Норкросс не хотел бы рисковать своим положением, сэр.

— Ну разумеется.

— Однако мужчина, который открывает ворота, увидев нас вместе и зная вас в лицо, может сделать логичные выводы. Если мы прибудем одновременно, он может предположить, что мы вместе.

— Вполне может.

— В этом мире нет ничего незыблемого, сэр, — ханжески произнес Малгрейв. — К примеру, я не могу говорить за мистера Норкросса. И даже если вы увидите мистера Фрэнка, бедный джентльмен может быть слишком расстроен, чтобы разумно объясниться с кем бы то ни было.

— Это легко понять. Но вот полугинея для вас и мистера Норкросса, которую вы получите в любом случае. Если я смогу поговорить с мистером Олдершоу наедине, вне зависимости от состояния его рассудка, вы получите еще полугинею.

Малгрейв кивнул.

— Весьма справедливо. И незамедлительно?

— Ее светлость не потерпела бы иного.

— Итого получается полугинея сейчас, — произнес Малгрейв тоном человека, сделавшего любопытное арифметическое открытие. — И еще полугинея потом, если все пройдет хорошо.

Мистер Норкросс отдыхал в небольшой гостиной рядом с буфетной. Он сидел в кресле с подлокотниками у открытого окна, с трубкой в руке и кувшином пива на подоконнике, сняв парик и сюртук, и расстегнул жилет. При виде Малгрейва в дверях он выпрямился и сделал вид, что встает.

— Пожалуйста, не беспокойся, Джордж, — быстро сказал Малгрейв. — Я привел с собой мистера Холдсворта, потому что ему нужно поговорить кое с кем наедине.

В этом месте Малгрейв лукаво подмигнул.

— Если ты не занят, конечно. Как тебе известно, он прибыл по делу ее светлости.

Холдсворт томился в коридоре, изучая большую корзину с овощами, которые только что принесли с огорода. Малгрейв таинственно шептал зятю на ухо. Мистер Норкросс кивнул и медленно поднялся. Его макушка поросла седой щетиной. Шеи не было видно, и весь его облик неуловимо напоминал Холдсворту грязную картофелину. Он лениво набросил сюртук, нахлобучил на голову парик с косичкой и подошел к Холдсворту, как будто только в сюртуке и парике впервые его заметил.

— Мистер Холдсворт, сэр, — произнес он. — Как поживаете?

— Неплохо, благодарю.

— Искренне рад услужить ее светлости, — продолжил Норкросс. — И такому джентльмену, как вы. Всегда можно что-нибудь придумать. — Он постучал себя по носу и кивнул. — По-моему, я вас не видел, сэр.

— Простите?

Норкросс как будто не расслышал.

— Когда мистер Малгрейв пришел сегодня утром, вы оказались у ворот в одно и то же время. Привратник знает мистера Малгрейва, разумеется; знает, что тот навещает меня и это разрешено, и потому он решает, что вы пришли с мистером Малгрейвом, поскольку вы обмениваетесь последними новостями. Вы вместе заходите в дом, что неудивительно; вы видите, как некий джентльмен работает на улице, и ускользаете до того, как попадаетесь мне на глаза. Вы хотите побеседовать с мистером Олдершоу наедине, и, несомненно, размышляете над этим и предполагаете, что он может работать в саду с остальными. Как нарочно, вы направляете свои стопы за конюшни, где расположены огороды. Если бы вы так поступили, я бы не удивился, если бы вы обнаружили мистера Олдершоу среди латука и тому подобного. Вы улавливаете ход моих мыслей, сэр?

— Вполне, — ответил Холдсворт. — За мистером Олдершоу будет приглядывать служитель?

— Да, сэр. Разумеется. Мы здесь очень внимательно приглядываем за джентльменами. Полагаю, служитель будет находиться на огороде все время. Вероятно, он будет сидеть на скамейке у двери или следить за одним-двумя работающими там джентльменами. Он увидит ваш черный сюртук и, возможно, решит, что вы — коллега доктора. В конце концов, вы приходили с ним только вчера, так что подобная ошибка вполне естественна.

— В каком настроении проснулся мистер Олдершоу?

— Спокойнее, чем вчера, это точно.

— Он способен на разумную беседу?

Норкросс пожал плечами и достал часы.

— Я как раз совершаю обход наверху, — сообщил он. — Вот почему я вас не заметил.

Не попрощавшись, он направился прочь; его тяжелое тело переваливалось с боку на бок, как будто бедра были высечены из гранита.

Малгрейв присоединился к Холдсворту в коридоре.

— Сюда, сэр. — Он направил Холдсворта через боковую дверь на гравийную дорожку. — Ступайте мимо конюшен, сэр. Огород находится за ними.

Конюх с любопытством посмотрел на Холдсворта, когда тот прошел мимо входа в стойло, однако остановить его не попытался. На краю лужайки пять или шесть элегантно одетых джентльменов подстригали траву вдоль полоски деревьев. Еще один мужчина стоял на лужайке для игры в шары и громко, с выражением читал томик Фукидида, как будто обращался к обширной, хоть и невидимой аудитории. Два смотрителя беседовали поблизости в тени.

Холдсворт открыл калитку в заборе огорода. Третий смотритель разлегся на скамейке рядом с дверью, развернув газету поверх коленей и положив рядом с собой трубку. Он посмотрел вверх и в сторону, как если бы удовлетворился тем фактом, что Холдсворт — не один из пациентов, отлынивающий от назначенной ему работы.

Трое мужчин трудились на грядках с овощами. Двое из них, средних лет, выпалывали сорняки. На дальнем конце огорода маячил Фрэнк Олдершоу — одинокая фигура на четвереньках.

Холдсворт пошел по кирпичной дорожке, которая рассекала огород пополам. Сюртук и жилет Фрэнка были наброшены на тачку. Он стоял на коленях на свежевскопанной земле, облаченный в черные шелковые бриджи и изысканную белую рубашку. В руке он держал маленькую вилку, при помощи которой выкапывал редис. Должно быть, Фрэнк услышал шаги Холдсворта на дорожке, но взгляда не поднял.

— Доброе утро, сэр, — поздоровался Джон. — Позвольте с вами побеседовать.

Ответа не последовало.

— Мы мельком виделись вчера, — продолжил Холдсворт. — Даю слово, я не стану делать ничего против вашей воли.

Фрэнк перестал лихорадочно копать, но взгляда так и не поднял.

— Если что-то вам не понравится, достаточно будет позвать смотрителя и сказать, что я вам докучаю. Доктор не знает о моем визите. Он запретил мне говорить с вами наедине.

Фрэнк впервые повернул голову и посмотрел на Холдсворта. Несмотря на превосходную одежду, сейчас он едва ли походил на джентльмена. Лицо было вымазано землей, руки грязные, ногти обломанные. Олдершоу по-прежнему стоял на четвереньках и слегка раскачивался взад и вперед, как будто на плечах лежала невыносимая тяжесть.

— Я должен закончить этот ряд, — пробормотал он, — и следующий. Не то меня оставят без обеда.

— Времени вполне достаточно, — возразил Холдсворт. — Давайте немного поговорим.

Фрэнк воткнул вилку в землю, перекатился и сел на корточки на кирпичной дорожке.

— Я так устал. Я мог бы проспать вечность.

— Это потому что вас пичкают снадобьями.

Фрэнк кивнул.

— Чтобы убить скорбь.

— Что? Вы скорбите? Почему?

Фрэнк покачал головой, но не ответил.

— Говорят, вы видели призрака, — небрежно произнес Холдсворт, как будто встреча с привидением представляла для него легкий интерес, но не более. — Вероятно, то был призрак миссис Уичкот?

Голова Фрэнка упала на грудь.

— Это так? Как вы узнали, что это она?

— А кто же еще? — пробормотал Фрэнк. — Куда еще Сильвия могла пойти?

— Почему? Потому что она там умерла?

Фрэнк нарисовал на земле указательным пальцем круг, или ноль.

— Пожалуйста, скажите… почему вы вышли из дома в ту ночь? Вам понадобилось в отхожее место?

Фрэнк покачал головой. Его лицо исполнилось трепещущей живости, мускулы дергались и танцевали под кожей.

— Не мог уснуть, — сказал он. — Хотел подышать. Остальное неважно.

— Вы вышли на улицу, — сказал Холдсворт. — Вы хотели подышать, а остальное неважно. Понимаю.

Фрэнк почти с маниакальной силой затряс головой.

— Не понимаете. Глупец. Я мог делать, что угодно. Разве вы не понимаете? Я был свободен. Я был Богом. Я был Святым Духом. — Он обхватил голову ладонями. — А теперь я безумец. В голове все путается, ясно? Я ничего не понимаю. И вы не понимаете. Вы настоящий болван.

Холдсворт встал. Беседа приняла неожиданный оборот. Фрэнк заговорил с ним, как разъяренный молодой джентльмен говорит с простолюдином.

— Я — Святой Дух, — Фрэнк понизил голос. — И потому я видел привидение. Quod… quod erat demonstrandum.

— Вы счастливы здесь? — спросил Холдсворт после паузы.

— Я ненавижу это место и всех, кто здесь живет.

— Если хотите, возможно, вам удастся его покинуть.

— Я не могу вернуться домой, — возразил Фрэнк. — Я не поеду домой.

— Вы потому напали на мистера Кросса? Чтобы вас не отослали домой?

Фрэнк опустил голову и нарисовал еще один кружок на земле, еще один ноль.

— Бедный Кросс. На меня нашло… я ничего не мог поделать. И сейчас не могу. Лучше бы я умер. Почему я не умер?

Холдсворт чувствовал то же самое, когда домой принесли сперва Джорджи, а затем Марию. Несчастные люди говорят на одном языке. Он отдал бы жизнь ради Джорджи. Разве Мария этого не знала? Он отдал бы жизнь и ради того, чтобы спасти ее, но вместо этого нанес ей рану размером с пенни и заставил мечтать о смерти.

Прости меня.

— Скажите, — обратился он к Фрэнку. — Что, если я смогу убедить ее светлость приказать доктору Джермину отпустить вас под мою опеку?

— Как я могу вам доверять? Вы отвезете меня домой к матери. Откуда мне знать, может, вы отвезете меня куда-то, где еще хуже, чем здесь.

— Я не могу заставить вас доверять. Так позвольте мне воззвать к разуму.

— У меня нет разума.

— Полагаю, для этого у вас достаточно разума, сэр. Во всяком случае, давайте предположим, что достаточно. Если я попрошу ее светлость отпустить вас под мою опеку и мы найдем уединенное место для жизни… разве там не будет лучше, чем здесь? Что касается доверия… обдумайте это с моей точки зрения. Я могу исполнить свое предложение лишь с согласия вашей матери. Если с вами что-то случится, если из-за переезда произойдет хоть что-нибудь нежелательное, ее светлость возложит всю ответственность на меня. Из простого эгоизма я не способен причинить вам что-либо, кроме добра. Даже если не смогу помочь вам исцелиться, по крайней мере, вы окажетесь подальше отсюда, от доктора Джермина и его управления нравственностью.

Фрэнк нарисовал еще один ноль на земле.

— Я не хочу видеть мать, или Кросса, или Уичкота, или Гарри Аркдейла, или своего тьютора, или кого-то еще. Я никого не хочу видеть.

— Это легко понять. Если вы позволите поднять этот вопрос в беседе с ее светлостью, я скажу, что мы с вами должны жить в уединении. Это будет обязательным условием.

Фрэнк резко вскинул взгляд.

— Что, если я не хочу исцелиться? Вы об этом подумали? Что тогда?

Прежде чем Холдсворт успел ответить, за спиной раздался внезапный шум. Холдсворт и Фрэнк обернулись. В огород вошли двое мужчин — Норкросс и сам Джермин. Норкросс держал на коротком поводке мастифа. Второй смотритель вскочил на ноги, его газета полетела на землю. Невозмутимыми остались лишь двое пациентов средних лет, которые продолжили работать как ни в чем не бывало.

— Написать ее светлости? — вполголоса спросил Холдсворт. — Да или нет?

— Вы, сэр, — крикнул Джермин. — Немедленно идите сюда, не то я прикажу своему человеку спустить собаку.

— Да, — прошептал Фрэнк. — Скорее.