— Вот видите? — произнес за спиной Фрэнк. — Вы не утонули.

Холдсворт обернулся. Он все еще дрожал, и капли воды летели с его тела, сверкая на солнце.

— Только потому, что опирался на вашу руку.

— Не все время, — Фрэнк вылез из воды и встал, размахивая руками, чтобы обсохнуть. — Вы держались на воде. Более того, вы били ногами…

— Не нарочно. Это был акт отчаяния, и я совершенно не сознавал своих действий.

— Неважно. Вы били ногами и двигались в воде или, скорее, по воде. Мы называем это плаванием, мистер Холдсворт. Таков наш технический термин.

Смеясь, Холдсворт расстегнул бриджи, висевшие на ветке грушевого дерева, и натянул их.

— Давайте собираться, мистер Олдершоу. Уже, должно быть, перевалило за полдень.

Лицо Фрэнка утратило всю свою живость.

— Лучше бы миссис Карбери не приезжала.

— Ничего не поделаешь, — Холдсворт накинул рубашку на голову, и она затрепетала вокруг его тела; хлопковая ткань заглушала его голос. — Ее светлость желает знать, как вы поживаете… вполне естественно, если по совести.

— Что вы ей скажете?

— Это другой вопрос…

Холдсворт осекся. Высвободив голову из рубашки, он оказался напротив открытой двери коттеджа. Он почти не сомневался, что в тени внутри что-то двигалось. Он поспешно повернулся обратно к воде.

— Черт побери, похоже, она уже здесь, — произнес он тихо и торопливо и поскорее заправил рубашку в бриджи. — Где этот проклятый Малгрейв? Почему он не предупредил нас?

Прилично, хоть и не почтенно, облачившись в рубашки и бриджи, мужчины босиком направились к коттеджу, причем Фрэнк тащился позади. Когда они достигли двери, миссис Карбери с книгой в руке поднялась из-за стола.

— Тысяча извинений, мадам, — произнес Холдсворт. — Давно вы ждете?

— Я приехала раньше времени, — ответила миссис Карбери, глядя на Фрэнка, который стоял сбоку и смотрел в землю. — Несчастный пони потерял подкову, так что я оставила его с Беном в кузнице и остаток пути прошла пешком.

— Должно быть, вы устали, мадам.

— О нет… я с удовольствием размяла ноги.

На тропинке, ведущей от мельницы, раздались торопливые шаги. Появился Малгрейв, поправляя галстук и распространяя сильный запах табака. Оставив его с миссис Карбери, Холдсворт и Фрэнк поднялись в свои комнаты. Когда они вернулись, одетые для общества леди, то обнаружили, что Малгрейв разливает чай. Фрэнк встал у окна, точь-в-точь надутый школьник, который вынужден вести себя прилично при взрослых, в то время как ему не терпится поиграть на улице. Элинор разрумянилась чуть сильнее обычного, заметил Холдсворт, что было ей весьма к лицу. Он не понимал, как ее внешность могла показаться ему попросту примечательной. Любому дураку очевидно, что она красива.

— Итак, мистер Холдсворт, как вам с мистером Олдершоу нравится в Уайтбиче? Вы нашли его приемлемым?

— Он превосходно служит своей цели, благодарю вас.

Элинор чуть кашлянула, как будто прочищая горло, и отпила чаю.

— Мистер Олдершоу, — сказала она, — я хотела бы прогуляться по саду. Вы не могли бы составить мне компанию?

Фрэнк неуклюже поклонился и позволил вывести себя на улицу. Холдсворт сел за стол, наблюдая, как они идут по дорожке к воде, и рука Элинор лежит на руке Фрэнка. Ее лицо было обращено к нему, и она говорила; но Фрэнк смотрел в землю.

Холдсворт восхитился элегантным силуэтом миссис Карбери, покачивающимся из стороны в сторону. Женщина прелестна в движении. Во время этого визита ему доведется говорить с ней наедине. Разговор будет не из простых. Неважно, о чем они станут или не станут беседовать, он не перестанет гадать, видела ли она его голым в саду.

Вопрос, занимавший Элинор во время разговора с Фрэнком, она вряд ли могла задать ему или кому-то другому. Понял ли мистер Холдсворт, что она видела его таким же обнаженным, как Ева — Адама перед грехопадением?

Даже желание спросить было унизительным. Так вышло, что она никогда не видела полностью обнаженного мужчину, за исключением статуй и картин, которые не в счет. Да, члены низших сословий порой предоставляли ей случайную возможность взглянуть на те части своей анатомии, которые обычно скрыты в силу приличий. Но когда пребывающая в беспорядке одежда пьяницы или нищего обнажает часть его естества, отвести глаза легко и просто. Беда в том, что она видела мистера Холдсворта полностью обнаженным. Она видела все его тело, белое и поросшее волосами, в солнечном свете под фруктовыми деревьями, и отчасти ей не хотелось отворачиваться. Более того, она сочла сие зрелище странно притягательным.

Мистер Холдсворт казался вполне довольным своей наготой. Даже доктор Карбери, ее муж, никогда не выставлял того, что скрывалось под одеждой. В самом начале их брака, в тех крайне редких случаях, когда он приходил к ней ночью, это совершалось под покровом темноты, и, вероятно, чтобы супруга гарантированно не увидела ничего предосудительного, он даже не снимал ночной рубашки. Она, со своей стороны, была этому рада, поскольку не питала желания видеть своего мужа обнаженным, равно как и не желала, чтобы он видел ее в подобном виде.

Все эти соображения гудели у нее в голове, тяжелые и удушливые, как воздух в ночь жестокой грозы. Она пыталась не обращать внимания на их надоедливое присутствие, напоминая себе, что прибыла сюда с определенной целью.

Элинор впервые видела Фрэнка Олдершоу, с тех пор как его забрали в заведение доктора Джермина. Ее поразило, каким нормальным он казался. Она ожидала увидеть его небритым, с нечесаными волосами, в одном исподнем, а то и заключенным в смирительную рубашку. Вместо этого Элинор прогуливалась по маленькому саду в обществе совершенно респектабельного и здорового на вид молодого человека. Волосы Фрэнка, все еще влажные после купания в реке, аккуратно уложены. Одет он просто, в темный костюм, и в его поведении, пусть угнетенном и замкнутом, не заключалось ничего необычного. Когда она спросила, как он поживает, он отвернулся и пробормотал, что прекрасно.

— Здесь вам нравится больше, чем у доктора Джермина?

— Да, — промямлил он.

— И ваше здоровье идет на поправку, сэр?

— Да.

— Ее светлость будет рада это слышать. Она очень беспокоится о вас, разумеется; и ей крайне интересно все, что я смогу разузнать. Но ее так порадует личная весточка! Передать ей что-нибудь на словах? Или даже в письме?

Фрэнк отчаянно затряс головой. Он был очень привлекательным юношей, и последние события лишь украсили его облик, поскольку уже несколько недель он ел и пил намного меньше обычного, а упражнялся больше. Но сейчас он походил на капризного малыша.

— Ее светлость живет только ради вас, — тихо сказала Элинор. — Она будет так счастлива увидеть вас вновь. Могу ли я хотя бы передать, что вы надеетесь вскоре вернуться к ней?

Фрэнк остановился и повернулся к ней. Он сглотнул, открыл рот и облизал губы. Элинор терпеливо ожидала ответа.

— Кря-кря-кря, — сказал он. — Кря.

Внезапно юноша побежал по саду. Не переставая крякать, он размахивал руками, словно хлопая крыльями. Пробежал сквозь рощицу фруктовых деревьев и прыгнул в воду.

Холдсворт ринулся через сад и остановился на берегу. Щеки Элинор коснулся ветерок, когда он пробегал мимо. Малгрейв последовал за ним, но менее поспешно.

Я довела несчастного мальчика до самоубийства?

Холдсворт что-то крикнул Фрэнку. Она не разобрала слова. Но раздражения в его голосе было не меньше, чем тревоги.

Юноша спокойно проплыл по широкому кругу, вылез на берег и позволил отвести себя к коттеджу. Промокшая одежда липла к его телу. Один ботинок он потерял в воде, второй нес Малгрейв. Фрэнк выглядел неуклюжим и растрепанным, как плохо сделанное пугало в грозу; он больше не был красивым. Проходя мимо Элинор, он даже не взглянул на нее.

Она расхаживала взад и вперед, чувствуя облегчение и страдая от собственной глупости и бесполезности. Наконец Холдсворт вышел к ней. Она вихрем повернулась к нему.

— Как Фрэнк?

— Вы кажетесь более взволнованной, чем он, мадам, — Холдсворт стоял совсем рядом, и ей хотелось прислониться к нему, как к стволу дерева. — Сядьте и постарайтесь успокоиться. Хотите еще чаю, а может, бренди?

Элинор покачала головой.

— Спасибо, но это лишнее, сэр. Вы уверены, что он не пострадал?

— Ничуть, не считая того, что он снова промок. Однако я очень зол на него за то, что он напугал вас. Малгрейв с ним наверху, помогает переодеться в сухую одежду. Надеюсь, он лично извинится перед вами до вашего отъезда. Но до того я принесу извинения от его и своего имени.

— В этом нет необходимости, — ответила Элинор. — Он застал меня врасплох. Поначалу он казался совсем прежним, хоть и немного угнетенным.

— О чем вы говорили, когда он утратил контроль над собой?

— Я упомянула его мать и то, как ее светлость скучает по нему. После этого он издал тот глупый вопль и побежал. Как будто он ее боится.

— Нельзя надеяться, что он излечится всего за пару дней, мадам. А жаль! Что вы скажете леди Анне?

— Пока не знаю.

Внезапно Элинор ощутила страшную усталость и позволила Холдсворту проводить себя в коттедж. Она споткнулась, переступая через порог, и его рука немедленно подхватила ее под локоть. На мгновение она позволила себе опереться на него чуть более, чем необходимо. Ее ноги подкосились еще сильнее. Он подвел ее к стулу.

— Я по-прежнему считаю, что единственный способ вернуть ему рассудок — узнать, отчего он его потерял, — тихо произнес Джон, когда она села. — Мне кажется, он стал мне немного доверять. Совсем чуть-чуть, быть может, но это начало. Нам нужно больше времени, мадам. Легко забыть, какой долгий путь он уже прошел.

— Я так и скажу леди Анне.

Холдсворт сел рядом с ней и наклонился ближе. Она взглянула на него. Ощущение неизбежности происходящего пугало. Не это ли имела в виду Сильвия? Неутолимую потребность в другом человеке? Желание сблизиться, иррациональную силу влечения, которая имеет отношение к силе воли не более чем сама гравитация.

— Мадам? Принести вам стакан воды?

Элинор словно упала с утеса. Единственное, чего она не могла сделать, — вернуться на вершину утеса и продолжить свою прежнюю жизнь с ее привычными удобствами и неудобствами. Оставалось лишь гадать, когда она коснется земли и что с ней приключится от удара.

Тяжелые шаги приближались по дорожке перед коттеджем. Элинор отстранилась от Холдсворта и взяла «Ночные размышления», которые лежали рядом с ее локтем. Джон откинулся на спинку стула и забарабанил пальцами по столу. Оба изменили положение всего на пару дюймов, но в их движениях ощущалась внезапность, равно как и тревожная симметрия.

Крупная фигура Бена заполнила почти весь дверной проем. Слуга заслонил свет, словно вечер опустился с тропической стремительностью.

Он отвесил поклон.

— Пони готов, мадам.