Брайан сидит на софе, Милли вытянулась у его ног, положила голову ему на колено. Он согласно кивает, когда я сажусь в кресло напротив него. Я киваю тоже. Дедушкины часы в углу комнаты отсчитывают секунды.

Тик-тик-тик.

Стараюсь расслабиться, чтобы знакомый звук успокоил меня. Но не срабатывает. Чувствую себя напряженной, переполненной страхами и очень нервной.

– Сью…

Кажется, мое имя эхом отскакивает от стен.

– Сью, по-моему, тебя следует показать доктору. Ты не в порядке. Тебе нужна помощь.

Требуется несколько секунд, чтобы смысл сказанного дошел до меня, чтобы я поняла, что мой муж сказал.

– Я уже позвонил доктору Тернеру. Она сможет принять тебя завтра утром.

– Что ты сказал?

Брайан наклоняется вперед ко мне, подпирает щеку рукой, между его бровями пролегает глубокая морщина.

– Я сказал, что записал тебя к врачу.

– Я знаю, что ты сделал, я поняла. Чего я не понимаю, так это – почему.

– Потому что я о тебе волнуюсь!

Брайан кричит так громко, что мы с Милли обе как по команде подпрыгиваем на месте.

– Ты не в себе с тех пор, как с Шарлоттой произошел несчастный случай, и тебе становится все хуже, Сью.

– Конечно, я не в себе. Наша с тобой дочь в коме. Она может умереть.

– Да, да, может. Но может и не умереть. Она может полностью выздороветь. А врачи и медсестры делают все возможное, но и тебе нужно делать все возможное, Сью. Я изо всех сил стараюсь поддержать тебя, но я уже не понимаю, как с тобой разговаривать.

– Со мной всегда можно поговорить, Брайан.

– Физически рты пооткрывать, – может быть, и да. Но вот эмоционально… ты так замкнулась, Сью, я не могу вынуть тебя из скорлупы. Сколько ни стараюсь, ты смотришь на меня волком, – вот-вот, как сейчас. Словно… словно… я не знаю даже, с чем сравнить… – он трясет головой, – словно я могу причинить тебе вред или что-то вроде этого. Иногда ты смотришь так, будто вообще не знаешь, кто я.

Сердце у меня разрывается, когда смотрю на то, как болезненно искажаются черты лица мужа. Но не могу сказать ему ничего ободряющего. Все верно: я больше не знаю, кто он такой.

– Сью? – Брайан хмурится на меня с другого конца комнаты. – Ты хотя бы слышала, о чем я сейчас тебе говорил?

Я смотрю на Брайана. Он хочет, чтобы я пошла к доктору потому, что хитрит со мной? Если там решат, что я ненормальная, то меня запрут. А он останется наедине с Шарлоттой. И тогда сможет… мысль моя замирает, уродливая и гнусная, как весь воздух вокруг меня.

– Я слышала, что ты сказал, Брайан.

– И что? – Его взгляд изучает мое лицо. – Что ты думаешь?

– С ума я не схожу. И не собираюсь посещать доктора. – Говорю медленно, спокойно и осторожно. Если он и правда думает, что я не в себе, надо ему доказать, что он ошибается.

– Я никогда не говорил, что ты сумасшедшая, Сьюзи. Я просто думал, что ты оценишь возможность выговориться перед кем-то, кто выслушает тебя профессионально. Не передо мной… – он помедлил, – перед тем, кто реально сможет тебе помочь.

– Мне не нужна ничья помощь, – получается чуть громче, чем я собиралась сказать. – Просто волнуюсь за Шарлотту.

– Я тоже волнуюсь за нее.

– Ну тогда… – я пожимаю плечами. – Тогда ты меня понимаешь.

– Почему ты не показываешь мне дневник, Сью?

– Потому что… – теперь медлю я, – я защищаю ее.

– От чего защищаешь? – он смотрит на меня, не притворяясь, потом бледнеет. – Не от меня же? Ради бога, Сью, только не говори мне, будто ты думаешь, что я имею отношение к этому несчастному случаю.

– А ты имеешь?

– Имею? – Брайан откидывается назад и производит звук, который я от него никогда раньше не слышала. Полукрик, полурев, – потом он срывается с софы. Пересекает гостиную и нависает надо мной. – Скажи мне, что это шутка, тупая шутка, Сью!

Он в ярости, от него сыплются искры, как от вулкана, и я даже закрываю голову руками, чтобы защититься, пытаюсь представить себя шариком, который ничто не может повредить.

– А-а-а-а! – звук его голоса раздается где-то в самой глубине меня, Брайан трясет головой, глаза его полны ужаса. Он отступает на шаг назад, руки широко разведены, пальцы растопырены, ладони беззащитно раскрыты. – Я не собирался вредить тебе, я бы никогда тебя не тронул, Сью. Ты же это знаешь. – Он снова садится на софу и подается вперед, голову подпирает руками. – Боже правый!

Мы оба молчим. Дедушкины часы тикают в углу комнаты, а Милли разевает пасть, зевая.

– Скажи, что сама не веришь в это, – говорит Брайан. Но я слышу его голос как отдаленное бормотание. Голову он все еще подпирает руками. – Скажи, что ты не веришь, будто я на самом деле имею отношение к несчастному случаю Шарлотты.

Сердце словно разрывают пополам. Одна половина хочет к Брайану – кинуться к нему на шею, обнять его, сказать, как люблю, как верю ему, и убедить, что, конечно, даже мысли не допускаю, будто он что-то мог сделать с нашей дочерью. Но другая половина говорит держаться на расстоянии, чтобы быть в безопасности. Никому не верить.

– Сью? – Боль читается на его лице. – С какой стати ты так подумала обо мне? Как ты могла?

– Это ты?

– Что я?

– Ты это сделал с Шарлоттой?

– Боже ты мой! – Брайан снова вскочил с софы, широко развел руки. – Как ты спрашивать-то можешь о таком вообще?! Беру свои слова обратно. Ты действительно сумасшедшая. Ты слетела с катушек. Ты сама слышишь, что говоришь, нет? Понимаешь себя? В чем ты меня обвиняешь? Тебе нужна помощь, срочная психиатрическая помощь.

– Сумасшедшая? – Теперь я тоже встала на ноги. – Правильно, еще бы. Вот только почему Шарлотта одному из друзей послала сообщение, в котором называет тебя извращенцем?

Кажется, у Брайана отвисла челюсть, он замер в странной позе. Облизывает губы, глубоко дышит, снова облизывает губы.

– Что ты только что сказала, Сью?

– Я сказала… – меня трясет, мне нужно глубоко вздохнуть, чтобы и голос не дрожал тоже, – я сказала, что есть эсэмэска Шарлотты, она послала ее другу, и в ней она называет тебя извращенцем.

– Шарлотта называет меня извращенцем?

– Точно.

Брайан смотрит на меня безо вского выражения на лице, потом моргает так, словно только что проснулся.

– Покажи мне эту эсэмэску.

Бросаю ему мобильник, а он ловит его одним ловким движением.

– Она адресована какому-то Кей Догу.

Брайан смотрит в телефон, нажимает несколько кнопок. Кажется, прошла вечность, и вот он снова смотрит на меня, на лице у него странное выражение.

– Ничего не нахожу.

– Что? – Я придвигаюсь к нему, тянусь за телефоном. – Конечно же, там есть эта эсэмэска! Тебе надо нажать на картинку с конвертом, и тогда… – Беру трубку, прокручиваю эсэмэски, возвращаюсь на главный экран и снова нажимаю на конвертик. – Не может быть, эсэмэска пропала…

– Неужели? – Брайан изгибает бровь. – Или, может, ее там никогда и не было?

– Была! И я… – холод пробегает по моему позвоночнику, я делаю шаг назад.

– Ты что? – Брайан выжидающе смотрит на меня.

– Ты ее удалил.

– Да господи, Сью!

– Брайан, она была там пять минут назад, я нашла ее, когда была в туалете. Могу вспомнить каждое слово. Там было… – я вдруг замолкаю. В голове всплывает сцена: я в туалете жму на отбой, пытаясь прекратить еще не начатый разговор с Кей Догом, а в дверь ломится муж. Возможно, я сама удалила эту эсэмэску, случайно? А что, если так я удалила единственную улику, единственное свидетельство того, что мой муж несет ответственность за несчастный случай с Шарлоттой?

– Но она была там, была… – я возвращаюсь на домашний экран мобильника и снова открываю папку с сообщениями. Но вот сообщение от Кей Дога исчезло. – Мне надо взять телефон и отвезти его в мастерскую, в город. Они там знают, как восстановить текст, а если у них не получится, я найду кого-нибудь по Интернету, кто сможет помочь.

– Сью, – Брайан говорит очень спокойно. Напоминает, как говорят с умалишенными, стараясь их не напугать. – Сью, пожалуйста, сядь.

Я позволяю ему посадить меня в кресло и согласно киваю, когда он нам обоим предлагает сделать по чашке чая. На минуту Брайан замолкает и у самой двери оборачивается ко мне. Выражение его лица ошеломляет меня. Не потому, что муж смотрит с упреком, негодованием и даже злобой. Нет, ничего этого нет на его лице. Брайан смотрит на меня с жалостью. Он уверен, что я все выдумала насчет эсэмэски.

– А вот и чай, – пять минут спустя Брайан заходит обратно в гостиную и ставит рядом со мной чашку. А еще – тарелку с тремя шоколадными пирожными, потом уже пересекает комнату и садится. Отпивает чай и вздыхает. Слишком горячий.

– Сью…

Лицо у него серое, а глаза ужасно грустные.

– Мне надо кое в чем тебе признаться, и ты должна меня выслушать. Пожалуйста, не злись. Просто позволь сказать то, что я должен сказать.

Я жестом прошу его продолжить.

– Говорю только потому, что люблю тебя и волнуюсь за тебя, но… – он слегка задохнулся от волнения, – но я и правда думаю, что тебе надо к доктору. Или хотя бы к тому терапевту, у которого ты была последний раз. Твое поведение становится нестабильным. Ты должна это осознавать.

Хочу его обнять, сказать, что я в порядке, что ему не стоит беспокоиться, но тут же вспоминаю о той эсэмэске, которую прочла в мобильнике Шарлотты. И качаю головой.

– Со мной все отлично, Брайан. А если что-то и было, то твои честные ответы мгновенно вернут все на свои места.

Плечи Брайана вздрагивают, он вздыхает.

– О чем ты хочешь спросить меня, Сью?

– Как раз о твоем поведении…

– Что ты имеешь в виду?

– Почему ты обманывал меня, когда говорил, что идешь плавать в бассейн?

– Я же сказал тебе, я…

– И почему ты вдруг стал брать Милли на прогулку и днем, и ночью?

Брайан хмурится и закрывает глаза. Когда снова открывает их, глубоко вздыхает.

– Я ездил навестить Тришу.

– Тришу, то есть твою мертвую жену Тришу?

Он смотрит на меня через всю комнату.

– Да, Сью, мою мертвую жену Тришу.

– На кладбище?

– А где, по-твоему, я еще могу ее навестить?

– Дай-ка подумать… – я встаю с места. – Ты мне врал, что ездишь плавать, чтобы прикрыть тот факт, что ездишь на могилу к мертвой жене?

Брайан кивает.

– А в тех случаях, когда ты брал Милли на важные прогулки… тогда ты тоже туда ходил?

Снова кивает.

– И это ты мне говоришь, что я должна пойти к доктору? – сначала смеюсь, потом резко замолкаю. – И как долго уже все это продолжается, Брайан?

– Продолжается что? – Брайан резко выпрямляется на своем стуле, кладет руки на колени. – Из твоих уст звучит так, словно я завел роман на стороне. – Поднимает руку, заранее останавливая меня, перед тем, как я что-то скажу. – Неделю, две, может, три.

– Но почему?

Он тянется, чтобы почесать Милли за ухом, потрепать по загривку.

– Когда я хожу к могиле Триши, у меня проясняются мысли в голове.

Я смотрю на него во все глаза, пытаясь понять, что он говорит.

– А со мной, твоей живой женой, ты не мог поговорить?

– Не мог. Потому что говорить пришлось бы о тебе самой.

Я от удивления даже открываю рот, но все, что могу произнести, это нечленораздельное «фуф».

– Иногда с тобой очень трудно, Сьюзан, и я очень устаю.

– Устаешь от того, что ты со мной?

– Ну да. У тебя настроение меняется так часто… – Он трет рукой лоб и массирует виски. – Я боюсь, что у тебя будет очередной припадок, Сью. Все признаки налицо – паранойя, одержимость, галлюцинации, мания по поводу несчастного случая, произошедшего с Шарлоттой. Я и правда очень хочу, чтобы ты посетила доктора. И чем скорее, тем лучше.

Я кручу в руках мобильник Шарлотты, провожу пальцем по сияющим кристаллам его корпуса. А ведь мой муж почти убедил меня: эти его брови, мягкий тон, нежный взгляд. Почти убедил, что действительно заботится обо мне.

– Ты домогался Шарлотты? Приставал к ней?

Брайан резко вздыхает.

– Ты ведь не сказала, что только что сказала, нет?

Я пожимаю плечами.

– Ты ведь только что не обвинила меня в сексуальных домогательствах по отношению к нашей дочери?

Ни единый мускул не дрогнул на моем лице.

– Не может быть, – Брайан качает головой, – Нет! Нет, нет, нет, нет, нет, нет. Ты все, все окончательно испортила. Я не стану сидеть в гостиной в моем собственном доме и слушать, как моя жена обвиняет меня в инцестуальных намерениях. Не будет этого. И мне наплевать, насколько ты там на самом деле больна, ты просто не имеешь права говорить такие вещи – вот так вот, как здравствуйте. Просто не смеешь…

Брайан вскакивает на ноги, но не делает ни шагу в мою сторону.

– Хочу, чтобы ты пошла к врачу.

Я молчу. Ощущение, словно я попала в ночной кошмар, в котором хочется закричать, убежать, но голос исчез, а ноги приросли к полу.

– Я очень серьезно, Сью. Соглашайся на визит к доктору или я подам на развод, нашему браку конец.

Мне следовало хоть как-то отреагировать на это. Следовало бы сказать Брайану, что я ему верю, что должно же существовать какое-то логическое объяснение тому, написанному в дневнике Шарлотты, и тому, что она с собой сделала, но мы можем пережить все это вместе… и в то же время я чувствовала себя эмоциональным зомби, снаружи все еще – женщина, а внутри уже нет.

– Просто кивни, Сью. Кивни, что ты согласна посетить доктора и… и… – он запинается, когда я начинаю отрицательно качать головой. – Тогда я просто возьму и уйду, так? Я не смогу справиться, Сью. Никто не сможет.

Говорит Брайан тише, чем обычно, делает паузы между предложениями и как бы придает вес некоторым словам. Ждет, что я что-то скажу. Дает возможность прервать его.

Закрываю глаза.

– Ладно, – его голос стал еще мягче, – ладно, я уйду.

Заскрипела половая доска под ковром, муж идет через комнату, и латунные заклепки на ошейнике Милли звякают друг о друга, когда она встает, чтобы проследовать за Брайаном. Через секунду я слышу, как за ними обоими закрывается дверь гостиной.

Дедушкины часы тикают в углу комнаты.

* * *

Суббота, 18 ноября 1990

Сегодня я отправилась в Саутбенк с Рупертом на выставку неизвестных фотографий времен Второй мировой войны. Мы месяц назад приобрели билеты. Руперт был единственным известным мне человеком, столь же заинтересованным во Второй мировой, как и я. И, конечно, я ожидала, что он придет в восхищение от выставки. Но, обманывая мои ожидания, Руперт имел отсутствующий вид, смотрел на меня странно, когда я вместо того, чтобы обнять его, всего лишь дружески поцеловала в щеку. Он едва ли сказал пару слов, пока мы перемещались от одной фотографии к другой, в то время как я рассуждала о содержании и форме почти каждого снимка. Когда мы пошли пить кофе, я прямо спросила: что не так?

– Вы с Хеллс поссорились, да? – спросила я.

– Да вроде нет, а почему ты спрашиваешь?

– А что тогда? Ты весь день какой-то странный.

– Странный? – Руперт приподнял темную бровь.

– Как мне понимать тебя, Руперт?

Он взял чашку с кофе, сделал глоток и посмотрел на меня поверх этой чашки, не убирая ее от лица.

– Когда ты последний раз звонила Хеллс?

Я пожала плечами. Мы с Хеллс, конечно, подруги, но не звоним друг другу каждый божий день, чтобы засвидетельствовать друг перед другом свою привязанность. И никогда так не было. Не того рода у нас отношения все же. Мы просто умеем подхватить беседу на том же месте, на каком она прервалась, например, месяцы назад.

– Ты, Сью, не звонила ей месяц.

– И что?

– Твой парень капитально испортил ей обед, а ты даже ни разу не позвонила подруге, чтобы спросить, как она?

– Джеймс не портил ее обед! Он всего лишь отпустил парочку не самых приятных замечаний, возможно, так оно и было, но все же смеялись. И эти замечания не были лишены смысла.

– Да ты что? – Руперт приподнимает бровь от удивления. – Вот, оказывается, почему Хеллс разрыдалась после того, как вы оба нас покинули. На полпути к десерту, так сказать.

– Джеймсу стало нехорошо. Ему нужно было домой.

– Ничего удивительного, если вспомнить, какой он был бешеный.

– Ну да, мы рано ушли, и что? Что, есть такой закон, согласно которому гости должны оставаться в гостях до тех пор, пока не выпьют кофе, не съедят все бисквиты, или что там еще бывает вместо кофе и бисквитов? Не могу поверить, что ты устраиваешь выволочку из-за всего этого!

Руперт покачал головой.

– Я не делаю тебе выволочку, Сью. Я обеспокоен. Мы с Хеллс оба обеспокоены.

– Что до меня, то со мной все в порядке. И вообще, я раньше никогда не была так счастлива.

– Серьезно? Ты и правда счастлива с человеком, который вот так вот относится к твоим друзьям? – Руперт отвел взгляд, словно подбирал точное сравнение. – Который называет Хеллс Толстой Задницей, а меня – Скучномордым?

Щеки мои пылали.

– Ублюдочной Звездой и ее Ублюдочным Звездуном? Рыжим Бобром и Жирным Медведем?

– Я… – я закрыла лицо руками, – я не знаю, что…

– Сью, мы слышали весь ваш разговор. Квартира у нас небольшая, а стены – тонкие, как бумага. Хелене было очень больно.

– Мне жаль.

Мне и правда было очень, очень жаль. Я извинялась снова и снова, повторяя, что Джеймс, скорее всего, вошел в роль, он же актер, а еще к тому же перенес тяжелую утрату и до сих пор не знает, как с ней справиться.

– Я уверена, что он не вел бы себя так грубо, если бы у него был шанс узнать вас получше.

Руперт сел на стул и провел рукой по лицу.

– А ты-то сама как с этим справляешься?

– Как я справляюсь? А что я?

– Джеймс и в твой адрес отпустил несколько весьма сомнительных комплиментов. Несколько раз назвал тебя своей хорошей девочкой на денек, а когда ты пошла в туалет, он отвесил замечание о размере твоей задницы.

Откровения Руперта привели меня в легкое замешательство, но я рассмеялась, сказав, что Джеймс просто так шутил, и все.

– Ну да, а зачем тогда ему спрашивать нас, пока ты была в туалете, были мы такими же распутными, как ты, когда нам было по двадцать лет?

– Зачем спросил? Ну, может, ему было скучно, и он хотел хоть как-то вас расшевелить.

Манера Руперта мягко-мягко говорить и заботливо вести себя по отношению ко мне начинала бесить. Он что, ничего не понимает?

– Руперт, возможно, у него зуб на тебя, потому что мы когда-то давно с тобой переспали.

– Но кофе он с нами может спокойно выпить, нет?

Я отвела взгляд.

– На этих выходных его нет в Лондоне. Он повез мать в Кардифф, чтобы она повидалась с семьей. А ты, Руперт, ты бы встретился со мной, если бы Джеймс не улетел на эти выходные?

– Конечно.

Это была ложь, и мы оба знали это. Я знала, как отреагировал бы Джеймс, если бы увидел меня сидящей меньше, чем за метр от человека, с которым у меня когда-то был секс (пять раз за двенадцать часов), с которым (но об этом не знал не то что Джеймс, даже Руперт не знал!) я испытала первый в жизни пронзительный оргазм. Я снова посмотрела на Руперта. Так почему же я сейчас чувствую, что предаю Джеймса?

– Сью, – Руперт потянулся за моей рукой, но я ее убрала. – Прошу тебя, позвони Хеллс. Она о тебе беспокоится.

– Пусть не беспокоится, не стоит, – я встала и надела пальто. Как они смеют так ханжески себя вести? Изображать из себя каких-то святош безгрешных, только потому, что мой парень чуть перебрал и не был слишком вежлив в их компании? Вероятно, у них там идеальные отношения, но это не дает моим друзьям права совать нос в мои дела. Они прекрасно знают, как одинока я была с тех пор, как Натан оставил меня. Разве так сложно было поддержать меня, вместо того чтобы критиковать? Это было несправедливо. – Я в полном порядке. И даже больше. Я счастливее себя, счастливее той женщины, которой была много лет тому назад.

– Ты знаешь, как нас найти, – Руперт бросил мне вслед, как только я вышла из Центра Саутбенка. – Если, конечно, мы тебе понадобимся.