Мы с Лиамом вдвоем в машине. Элле позвонила мама, пока мы выходили из ресторанчика. Она интересовалась, где дочку черти носят, поэтому я быстро подбросила ее до дома. Но я не прямо к крыльцу ее привезла, мать у Эллы была полна подозрений, а мне хотелось, чтобы ребенок не испытывал дискомфорта от ситуации, поэтому я высадила ее у 117 дома по Хайгейт-роуд. Мне надо убедиться, что и Лиам будет в безопасности тоже.

– Вот этот дом, да? – спрашиваю я Лиама.

– Он самый, – Лиам кивает мне с пассажирского места. – Я бы его и во сне узнал.

– Спасибо. – Я смотрю в зеркало заднего вида и включаю поворотник. – Я сейчас отвезу тебя обратно в ресторан.

– Нет, – он сопротивляется, – я останусь здесь. Если вы хотите задать перцу этому гаду, то и я с вами. Ох и покажу я ему…

Он бравирует, этот семнадцатилетний мальчик, но улыбки эта бравада почему-то не вызывает. Лиам и не подозревает, в какой опасности находится, приняв Джеймса за безобидного старого гея.

– Нет, ты со мной не останешься, Лиам, – я выезжаю на дорогу, игнорируя его протесты, – мне не нужно, чтобы и ты попал в больницу тоже.

Лиам смеется, польщенный тем, что я думаю, будто из-за него могут госпитализировать взрослого человека. Как же, все понял в свою сторону. Но я его не спешу разуверять.

* * *

Через пятнадцать минут я возвращаюсь к дому Майка. Выглядит очень респектабельно: голубая входная дверь, литая ручка, на окнах – занавески, слегка приоткрытые, но мне почему-то очень трудно решиться выйти из автомобиля. Мой мозг командует вылезать, постучать в дверь и встретиться лицом к лицу с человеком, который являлся мне в кошмарах последние двадцать лет. Но тело медлит, отказываясь двигаться с места. Смотрю на свою правую руку, на бриллиантовое кольцо, которое подарил Брайан на помолвку (пока мы были на Родосе). Я отказывалась носить его долгое-долгое время, и вот вдруг на пятнадцатую годовщину свадьбы это кольцо стало символом позитива, свежего начала, так что я его все же надела и больше не снимала. Я приказываю правой руке переместиться с руля на ручку двери и открыть ее наконец.

Рука не слушается меня.

Смотрю на дом.

Возможно, встречаться с Джеймсом лицом к лицу – не глупость, но это опасно. Что, если я снова ошиблась и богатый старый гей Майк – действительно какой-то несчастный богатый гей Майк? Такое тоже может быть. Что, если позвонить Брайану, в полицию или кому-нибудь еще и сказать, что мой бывший приятель-псих преследует меня в Брайтоне, сдружился обманным путем с моей дочкой и потом угрожал ей. Или я ошибаюсь? Сколько раз можно человеку крикнуть: «Волки! Волки!», прежде чем люди в белых халатах придут за тобой и принесут тебе такой халатик?

Элла описала мужчину, который мог оказаться Джеймсом через двадцать лет после нашего с ним расставания, но ведь и Джейми Эванс, школьный учитель, подходил под это описание. Ошибившись однажды, можно ошибиться и дважды. Нужны доказательства.

Наконец пальцы правой руки перемещаются с руля на ручку двери, и я могу ее открыть…

* * *

Я кое-как выбираюсь на тротуар, а потом иду по дороге к воротам. Продолжаю неотрывно смотреть на окна и на входную дверь, пытаясь увидеть там кого-то, или какой-то признак опасности, знак, что мне надо бежать со всех ног, но когда мои подошвы касаются дороги и я направляюсь к дому, я чувствую, что попала в заколдованное пространство. Мое тело тянет туда, но что-то одновременно с этим отталкивает назад. Иди обратно, иди обратно – чувствую я. Воздух словно сгущается, защищая дом, прогоняя меня прочь. Иди обратно, иди обратно… делаю еще шаг вперед, ключи от машины прочно зажаты в руке. Я всего лишь хочу разглядеть что-нибудь сквозь маленькую щелку в занавесях. Только тень увидеть бы. Делаю еще шаг, вздрагиваю от крика чайки. В гостиной не горит свет, даже легкого отсвета от телевизора нет. Я заключаю с Богом пари. Прошу, Господи, сделай так, чтобы, когда я загляну в щелку между занавесок, оттуда на меня не посмотрел Джеймс.

Иду дальше, я уже так близко, что мне остается только на пару сантиметров продвинуться влево, чтобы заглянуть за занавески. Вздыхаю так тихо, как только могу. На улице тоже все затихло, чайки не кричат, машины не гудят, дети не орут, не играют, не шумят, только я, этот дом и биение моего сердца.

Я стараюсь быть очень спокойной. Медленно склоняю голову налево, к щели в занавесках, хочу посмотреть прямо внутрь жизни Джеймса.

Не знаю, что я ожидаю увидеть. Возможно, точную копию комнаты, которую видела двадцать лет назад. Но вижу совсем не то, что ожидала: единственное кресло – черной кожи с затертым сиденьем, кожаная софа, все – одного производства, – деревянный столик, бежевый ковер, вроде бы залитый кофе ближе к камину, огромный плоский телевизор и DVD. И все. Ни книг, ни картин, ни кофейных чашек, ни обуви, ни ковров на стенах, ни фотографий. Можно показывать эту квартиру в шоу как образец дизайна, лишенного души, цвета и тепла, и все же… прижимаю руку к груди, в которой мечется сердце. Что-то есть в этой комнате, что заставляет ее ожить: батик, висящий над камином.