С бьющимся сердцем смотрю я ему вслед. Почему он так злится? Что я такого сказала?

По пути на встречу мы сидим в лимузине и молчим. Я не знаю, о чем заговорить, и все еще испытываю некоторый испуг из-за его недавней реакции.

Совещание подтверждает мой тезис, поскольку выясняется, что Джонатан созвал его лишь для того, чтобы еще раз подчеркнуть свою позицию. И конечно же, в конце концов ему удается убедить остальных не отказываться от проекта.

— Довольны? — спрашиваю я, когда мы оказываемся в машине. Он снова сидит рядом со мной и поднимает голову, отвлекаясь от мобильного телефона, на котором набирал сообщение.

Глаза его сужаются, он поднимает бровь.

— А вы разве нет? Проект ведь так важен для жителей этого района. — Сарказм сочится из каждого слова. Но, несмотря на это, я верю, что в принципе права относительно причин, по которым он участвует в строительстве этого делового центра.

— И благодаря вам он будет реализован, — произношу я, не обращая внимания на подколку.

— Ну, в таком случае, мы все счастливы. — Он качает головой и снова возвращается к своему телефону. При этом он уже не кажется раздраженным, он скорее удивлен тем, что я все еще не готова изменить свое доброе мнение о нем. Почему он так сопротивляется моему хорошему отношению?

Я смотрю на часы. Почти полдень. Относительно планов на обед он не говорил ничего, но, поскольку вчера мы спонтанно отправились в тот сэндвич-бар, я предполагаю, что на сегодня у него тоже запланирован какой-нибудь быстрый перекус. И тем больше я удивляюсь, когда лимузин, проехав совсем немного, сворачивает на боковую улочку и останавливается напротив дома, напоминающего историческое фабричное здание.

Как оказалось, это старая электростанция, переоборудованная в ресторан с прилегающей к нему галереей под названием «Воппинг проджект». В бывшем цеху стоят современные столы и стулья, на потолке висят детали старой техники. Контраст очень интересный, и мне здесь нравится.

Нас встречает официант, обращается к Джонатану по имени, а затем ведет прямо к столу в глубине зала, за которым нас ожидает какой-то мужчина.

— Хорошо, что ты наконец вернулся, — произносит Джонатан, и мужчины сердечно обнимаются. — Я уже думал, что ты навеки бросил меня одного со всем этим.

Светловолосый мужчина улыбается и указывает на меня подбородком.

— Вижу, ты утешился, — отвечает он и с любопытством оглядывает меня.

Джонатан протягивает руку и подводит меня ближе. Я чувствую его ладонь на своей спине.

— Это Грейс Лоусон, наша новая практикантка из Чикаго, — представляет он меня. — А это Александр Нортон, мой компаньон.

Теперь я его узнаюґ. Его фотографию я тоже видела, но на ней его волосы были короче, и он казался очень задумчивым. А еще — моложе, чем сейчас. Возможно, фотография была сделана несколько лет назад. Впрочем, сейчас, здороваясь со мной, Александр Нортон довольно улыбается.

— Очень рад, Грейс. Значит, вас прислал Джон Уайт? Как поживает старик?

— Думаю, хорошо. — А что я должна сказать? Джону Уайту уже за шестьдесят, он мой профессор, с которым у меня нет личных отношений. Но Александр Нортон уже обернулся к Джонатану.

— Почему ты взял ее с собой? — спрашивает он в то время, как мы садимся, и я слышу сквозящее в его голосе любопытство.

— Она сопровождает меня на совещаниях, — поясняет Джонатан, отодвигая для меня стул, а затем усаживается рядом со мной. Когда Александр удивленно поднимает брови, он добавляет: — Она проявила себя очень хорошо, поэтому мы расширили масштаб ее практики.

— Ты имеешь в виду, ты расширил. Меня ты, насколько я знаю, не спрашивал, — отвечает его компаньон. Заметив мой испуганный взгляд, он улыбается мне: — Необычайная честь, Грейс. Но я ничего не имею против, не переживайте. Совсем напротив. Хантеру не помешает побыть в обществе.

«Хантеру», — повторяю я мысленно. Охотнику. Почему он так называет Джонатана? Может быть, из-за фамилии Хантингтон? Или есть какое-то другое значение? Как бы там ни было, это наверняка прозвище, которое Джонатан слышит достаточно часто, потому что он продолжает разговор, совершенно не обращая на него внимания. Видно, что ему хочется сменить тему.

— Расскажи-ка мне лучше, как продвигаются дела с Нельсонским проектом. Три недели в Азии оправдали себя?

Александр Нортон тут же расцветает.

— Еще как. Прогресс идет семимильными шагами. — И мужчины начинают беседовать о проекте, в то время как я изучаю карту и украдкой поглядываю на них.

Я восхищаюсь их отношениями, свободной манерой общения. Ни с кем другим я не видела Джонатана таким открытым и только сейчас понимаю, насколько велика его обычная дистанция по отношению к партнерам. Эта его сторона мне пока была незнакома — но она мне уже нравится.

— А как поживает Сара? — Вопрос Александра Нортона, адресованный Джонатану, заставляет меня насторожиться. — Ты что-нибудь слышал о ней?

Джонатан смеется.

— Она все еще в восторге от Рима, но, к счастью, через две недели возвращается домой. Наверное, так будет лучше. Потому что, если спросишь меня, то она проводит время не в библиотеке, как должна была, а кружит головы итальянцам. — В его голосе звучит нежность, и я ощущаю весьма болезненный укол. Кто такая Сара?

— Она с кем-нибудь познакомилась? — Александр нервничает, даже, можно сказать, беспокоится. Джонатан только пожимает плечами.

— Моя младшая сестренка рассказывает мне не все, если ты это имеешь в виду.

Сестра Джонатана. Конечно. Та, которой он иногда делает массаж. Я испытываю такое облегчение, что улыбаюсь и тут же спрашиваю себя, почему мысль о том, что в жизни Джонатана кто-то есть — какие-то родственники, о которых он говорит с любовью, — так мне не нравится.

Джонатан хмурит лоб, а затем глядит на Александра с довольно задорной улыбкой.

— Значит, тебя это все еще интересует? — В его голосе слышится насмешка. — Тебе уже не помочь.

Александр явно не обижается, а лишь улыбается в ответ.

— Ты же меня знаешь.

И, прежде чем я успеваю задуматься над этими загадочными намеками, официант приносит наши напитки. Джонатан заказал для нас воду и белое вино, и Александр Нортон поднимает бокал.

— За успех «Хантингтон венчурс» на азиатском рынке, — объявляет он, и мы сдвигаем бокалы. — Твой старик наверняка разозлится, если узнает, что его пророчества не оправдались и фирма скоро будет представлена во всем мире, да?

Джонатан улыбается, но на этот раз одними губами.

— Надеюсь. — В его голосе звучит такая ненависть, что я настораживаюсь. — Если бы все вышло по его воле, я потерпел бы поражение уже с самым первым проектом.

— Ваш отец пророчил, что ваша фирма не будет иметь успеха? — Я задаю вопрос, не успев задуматься над ним, и тут же жалею об этом, поскольку мужчины уставились на меня, а Джонатан буквально сверлит меня взглядом. Когда он отвечает мне, от его голоса веет арктическим холодом.

— Он не просто пророчил мне поражение, он постоянно вставлял мне палки в колеса. К счастью, у него ничего не получилось.

— Просто невероятно.

Почему-то я считала, что за таким успешным человеком, как Джонатан Хантингтон, стоит семья, которая им очень гордится. И кроме того, он наследует графский титул и усадьбу, поэтому я предполагала тесную связь внутри семьи, традиции, которых придерживаются, может быть, даже некоторое высокомерие по отношению к простым смертным. Но никогда — такое отвращение и враждебность.

Джонатан насмешливо кривится, услышав мои слова, которые я, к сожалению, произнесла вслух, и оборачивается к своему компаньону.

— Ты должен знать, Александр, что Грейс верит в человеческую доброту. Она убеждена, что мы занимаемся своими делами из любви к ближним. И наверное, думает, что в этом мире существуют только добрые отцы, потому что ее отец всегда был с ней мил. Я прав? — Он вызывающе смотрит на меня.

— Джонатан, — пытается остановить его Александр.

Я с трудом проглатываю слюну. Его насмешливые слова задели меня, но в его голосе я слышу боль и ожесточение. И отчасти я его прекрасно понимаю.

— Отец бросил мою мать, когда мне было шесть лет, — отвечаю я, смело встречая его холодный взгляд. — С тех пор я видела его лишь пару раз, а за последние тринадцать лет и вовсе ни разу. Так что я не могу судить, был бы он добр по отношению ко мне или нет. Я его, в общем-то, совсем не знаю.

Джонатан опускает голову, затем кивает, как будто утверждаясь в чем-то, а затем снова смотрит на меня.

— Извините. С моей стороны это было… очень невежливо. — Он извиняется сквозь зубы, но я вижу, что он по-настоящему подавлен. Кроме того, в его взгляде появляется неожиданная глубина, как будто он вдруг начал воспринимать меня совсем по-другому.

— Не обращайте внимания, Грейс, — вмешивается Александр Нортон. — Он всегда реагирует так, когда речь заходит о его отце.

Мне бы очень хотелось знать, что в действительности произошло между Джонатаном и старым графом, потому что за этим наверняка должно стоять нечто большее, чем простое недоразумение, если Джонатан так злится на него. Но я не думаю, что стоит спрашивать его об этом. Похоже, Александр Нортон считает так же.

— Давайте сменим тему. — Он поднимает бокал. — Лучше объясните мне еще раз, как так получилось, что наша новая практикантка получила право работать с шефом.

Я тут же перевожу взгляд на Джонатана. Это меня тоже очень интересует. Но его лицо ничего не выражает.

— Это всего лишь эксперимент, — отвечает он, делая большой глоток вина.

Похоже, то, что как раз в этот самый момент официант приносит еду, а его компаньон решает не вдаваться в подробности, ему на руку. Но его ответ не идет у меня из головы. Что он хочет выяснить с помощью этого эксперимента?

Час спустя мы втроем сидим в лимузине, поскольку Александр Нортон едет вместе с нами в офис. Хорошее настроение Джонатана, сопровождавшее его с утра, похоже, улетучилось, он сидит рядом со мной и снова что-то пишет в телефоне. Несмотря на кажущуюся близость, он находится невероятно далеко от меня, и это удручает. Я чувствую себя в какой-то степени виновной в его плохом настроении. Как бы там ни было, за сегодняшний день мне дважды удалось разозлить его своими замечаниями.

Поскольку он, очевидно, не собирается нарушать молчание, я обращаюсь к Александру Нортону:

— А откуда вы знаете профессора Уайта?

Светловолосый мужчина примирительно улыбается.

— Он был приглашенным профессором в колледже Уинчестер, когда мы с Джонатаном там учились, и я поддерживал с ним связь спустя годы. В то время он был кем-то вроде моего наставника.

«Колледж Уинчестер», — думаю я. Я об этом слышала. Интернат для мальчиков — не так известен, как Итон, но считается примерно настолько же элитарным. И дорогим. Поэтому я удивлена.

— Вы вместе учились в школе? — То, что Джонатан, будущий граф Локвуд, ходил туда, меня не удивляет, но Александр Нортон не принадлежит к аристократии, и я читала в Интернете, что он родом из довольно небогатой семьи.

Он пожимает плечами.

— Я получил стипендию, — коротко объясняет он.

Джонатан поднимает голову, и взгляды мужчин встречаются. Молчаливое понимание, но они не улыбаются, как будто это напоминает им о каких-то трудных временах. «Что-то объединяет их», — думаю я. Что-то мрачное, о чем им не очень хочется вспоминать.

— Значит, вы вместе решили основать компанию «Хантингтон венчурс»? — Я говорю очень быстро, чтобы снова не вызвать гнева неподобающим замечанием.

Александр Нортон откидывается на спинку сиденья и качает головой.

— Нет, Джонатан придумал это сам. Меня он пригласил позже.

— И вы взяли на себя руководство инвестиционным отделом, превратив его в сердце фирмы, — вырывается у меня. Увидев его удивленную улыбку, я пожимаю плечами, как бы извиняясь. — Для подготовки к практике мне нужно было ознакомиться с историей и философией вашего предприятия.

— И к какому же выводу вы пришли? — Похоже, его это интересует по-настоящему.

Я оказалась в своей стихии, и, поскольку у Александра Нортона зеленые глаза и они не так нервируют меня, как голубые глаза его компаньона, я вспоминаю то, что рассказывала отборочной комиссии еще в Чикаго.

— Что «Хантингтон венчурс» предложила очень новаторскую идею предприятия, строящегося не только на быстрой оптимизации прибыли, а и на спонсировании патентов и разработок. Вы сводите капитал с идеями и зарабатываете на раскрывающемся потенциале.

— Красиво сказано, — произносит Александр и с веселой улыбкой глядит на Джонатана. — Похоже, вы настоящий фанат нашего предприятия. Постепенно я начинаю понимать, почему Хантеру так нравится, что вы находитесь рядом.

Опять это тревожное прозвище. «Но оно подходит», — думаю я. Джонатан — охотник, четко видящий перед глазами цель и последовательно идущий за ней. Подавив вздох, я задумываюсь, стану ли когда-нибудь одной из этих целей, — и сердце подпрыгивает, когда я перевожу взгляд на него и замечаю, что он смотрит на меня.

— Можете прекращать разговаривать обо мне, — заявляет он, и голос его звучит мрачно, — мы на месте.

И почти в тот же миг автомобиль останавливается. Выглянув в окно, я вижу, что мы действительно стоим напротив входа в здание «Хантингтон венчурс», и я поспешно ретируюсь в уютное фойе. Джонатан и Александр Нортон следуют за мной не сразу, некоторое время разговаривают у машины.

У стойки администратора Александр прощается со мной.

— Приятно было познакомиться с вами, Грейс. Если вы теперь так тесно сотрудничаете с Джонатаном, мы наверняка еще увидимся. — А затем он оборачивается к светловолосой Кэролайн, которая протягивает ему какие-то бумаги.

Джонатан уже направился к лифтам, и я спешу нагнать его. Он молчит, и, когда мы начинаем подниматься наверх, выражение лица у него по-прежнему мрачное.

— Вы на меня злитесь? — спрашиваю я, не в силах выносить молчание. — Я сделала что-то не так?

— Я не злюсь на вас, — коротко отвечает он, и я не знаю, то ли он таким образом обрывает нежелательные разговоры, либо его действительно тревожит что-то другое.

Поднявшись наверх, он бросается в свой кабинет, но когда я пытаюсь последовать за ним, он останавливается и задерживает меня.

— Во время следующего разговора вы присутствовать не можете, — говорит он. Меня словно оттолкнули.

— Почему?

— Я ведь говорил, что могут быть исключения.

Верно. Но я не могу успокоиться, особенно сейчас. Это кажется мне похожим на наказание.

— А с кем вы встречаетесь? — Я знаю, что с моей стороны спрашивать об этом довольно нагло, но я просто-напросто не понимаю, что вдруг произошло.

— С Юуто Нагако, — заявляет Джонатан, уже в дверях в свой кабинет. — Он придет через несколько минут. Посидите пока у себя. — И он оставляет меня одну.

Я нерешительно застываю у стола Кэтрин Шепард, которой сейчас нет на месте. И хорошо, потому что мне было бы очень неприятно, если бы она видела эту сцену. Затем я разворачиваюсь и направляюсь в свой кабинет, закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней.

Еще вчера вечером он хотел, чтобы я обязательно присутствовала при его встрече с Юуто Нагако, а сегодня он меня отослал. Ничего не понимаю.

Спустя некоторое время я слышу звуковой сигнал, возвещающий о прибытии лифта, а затем — мужские голоса в фойе. Один принадлежит Джонатану, и он говорит со своим посетителем по-японски.

Я дожидаюсь, пока закроется дверь другого кабинета, а затем направляюсь вниз. Сейчас я все равно не сумела бы сосредоточиться на каких бы то ни было документах, поэтому решаю заглянуть к Энни.

Когда я прихожу, Шадрах Алани сидит на своем месте, поэтому мы с Энни направляемся на кухню, где можно поговорить наедине.

— Что случилось? — озабоченно спрашивает она.

— Ничего. Просто мне нужно подождать. У него встреча, на которой я не могу присутствовать, и я подумала, что стоит зайти к тебе.

Я принимаю из рук Энни стаканчик с чаем.

— А с кем он встречается? — интересуется она.

— С этим японцем, который был с ним, когда я приехала, — помнишь?

— Юуто Нагако?

Я киваю и хмурю лоб, потому что Энни снова выглядит так, как будто случилось что-то ужасное.

— Что? С ним что-то не так?

— Нет. Просто он не партнер, на самом деле он скорее что-то вроде наставника. Говорят, он поддержал шефа, когда тот основал фирму. — Она придвигается ближе. — И я думаю, что, когда он здесь, он тоже ходит в этот клуб.

Я глубоко вздыхаю.

— Но поскольку мы не знаем, что это за клуб, нас это не должно интересовать.

— Должно быть, это какой-то сексуальный клуб, Грейс.

На миг я теряю дар речи. «Сексуальный клуб», — думаю я и поражаюсь тому, насколько мало это меня шокирует. Я лишь вспоминаю свой сон. И гадаю о том, что может делать в этом клубе Джонатан.

— Ты уверена?

Энни кивает и серьезно смотрит на меня.

— Это всего лишь слух, но он упорно не развеивается. И я просто не хочу, чтобы ты…

Дверь открывается, и мы обе испуганно оборачиваемся. В дверном проеме стоит Джонатан.

— Грейс, поднимитесь, пожалуйста, со мной наверх, — произносит он тем непререкаемым тоном, который я уже успела хорошо изучить. Это не просьба. Это приказ.

У меня слегка дрожат пальцы, когда я ставлю стаканчик на стол. Энни испуганно замирает, переводя взгляд с меня на Джонатана и обратно, не говоря ни слова.

— Увидимся позже, — шепчу я ей и следую за Джонатаном, который уже успел уйти вперед. Широким шагом он проходит по коридору, и мне приходится почти бежать, чтобы нагнать его.

Только в лифте он снова обращается ко мне.

— Что вы забыли там, внизу? — В вопросе отчетливо слышится упрек.

— Хотела провести время до завершения вашего совещания.

— Я велел вам ждать в своем кабинете. — Произнося эту фразу, он почти кричит, и я съеживаюсь. А потом прихожу в ярость, потому что он весь день сбивает меня с толку своими переменами настроения. Или он думает, что со мной можно так обращаться?

— Да, вы велели мне подождать. Но поскольку у меня не было конкретных поручений, я сама могла решить, что и где я буду делать. Может быть, ваша секретарша и ваш шофер всегда делают то, что вы им говорите, но ведь вы им за это платите.

На его лице отражаются недоверчивость и удивление. Очевидно, такого ответа он не ожидал. Его лицо омрачается, и он делает шаг ко мне, что заставляет меня отпрянуть. Впрочем, далеко уйти я не могу, потому что за спиной у меня зеркальная стена.

— Вам я тоже плачэ. — Его голубые глаза сердито сверкают, но я не отвожу взгляда.

— Да, но недостаточно хорошо, чтобы я терпела такое обращение. Я ведь не собачка, которой вы можете приказать где-то лечь и смирно ждать вашего возвращения. Так не пойдет.

Он подходит еще ближе, теперь он останавливается прямо напротив меня. Мне приходится поднять голову, чтобы посмотреть на него, и мое горло оказывается беззащитным перед ложащейся на него рукой. Его пальцы касаются моей кожи. Его лицо так близко к моему, что я отчетливо вижу темные вкрапления в его глазах.

— А как пойдет, Грейс? — хриплым голосом интересуется он. — Что я должен сделать, чтобы ты выполняла мои желания?