В своем укрытие вампир Светла на мгновение позабыла как дышать.

Вниз по переулку, на пересечении с Карлова, небольшая группа туристов, вывернув из-за угла, в изумлении резко остановилась. Из открытых ртов выпала жвачка. До Каза, напялившего на себя цилиндр и небрежно сжимающего под мышкой деревянный кол, дошло, что его бывшая девушка находится в воздухе.

Если честно, он не был так уж сильно удивлен этому. Было что-то такое в Кару, что порождало невероятную доверчивость. Вещи, в которые невозможно было поверить даже во сне, казались вполне реальными, когда дело касалось этой девушки. Кару умеет летать? А почему бы нет?

То, что почувствовал Каз, не было удивлением. Это была ревность. Кару парила, конечно, но делала это не одна. С ней был парень, который, как признался себе сам Каз (всегда заявлявший, что замечать привлекательность в другом мужчине является признаком гомосексуальности), был неимоверно красив. Просто до абсурда.

"Хреновенько," — подумал он, скрещивая руки на груди.

То, чем эти двое занимались в воздухе, нельзя было назвать полетом. Поднявшись довольно высоко, почти до уровня крыш, они медленно двигались, перемещаясь по кругу, как коты, с необычайной интенсивностью глядя друг на друга. Воздух между ними совершенно отчетливо пульсировал, и для Каза это было как удар поддых.

А потом Кару атаковала парня, и Казимир почувствовал себя гораздо лучше.

Позже он будет заявлять, что все это было частью его тура, за что получит немалые чаевые. Он будет упоминать о Кару как о своей девушке, чем немало разозлит Светлу, которая, угрюмо приплетясь домой, первым делом бросится к зеркалу, чтобы увидеть, что ее брови все еще смахивают на толстых мохнатых гусениц.

Но сейчас все они лишь глазели, как два прекрасных создания сражаются в воздухе, на фоне пражских крыш.

Впрочем, сражалась одна Кару. Ее оппонент только уклонялся, с невероятным изяществом и странной… нежностью? Казался таким нерешительным рядом с ней и вздрагивал, словно его ударили, когда она даже не прикасалась к нему.

Так продолжалось несколько минут, толпа становилась все больше. А потом, когда она в очередной раз бросилась на парня, он сжал ее руки. Нож выпал, и, пролетев порядочное расстояние, застрял острым концом между булыжниками мостовой. Парень не отпускал Кару. Он прижал ее ладони друг к другу, как при молитве. Она сопротивлялась, но он очевидно был гораздо сильнее, и, накрыв ее руки своими, с легкостью удерживал их в таком положении, как будто заставляя ее молиться.

Он что-то говорил ей, и его слова долетали до толпы зевак — незнакомые, с глубоким звучанием, грубоватые и каким-то образом немного… звериные. Независимо от того, что он сказал, она постепенно прекратила сопротивляться. Но он еще долгое не выпускал ее рук из своих. На площади Старого Города колокола церкви издали девять протяжных звонов, и, когда последний из них, прокатившись эхом, затих, парень наконец отпустил ее и скользнул назад. И застыл, наблюдая за ней напряженно и настороженно, как не спускают глаз с дикого животного, которого выпустили из клетки и теперь гадают, не набросится ли он на своих освободителей.

Кару не бросилась на него, а наоборот отодвинулась дальше. Эти двое говорили, жестикулируя.

Движения Кару в воздухе были вялыми. Подвернув под себя свои длинные ноги, она периодически шевелила руками, как будто держалась на плаву. Все это выглядело таким легким, таким возможным, что несколько туристов тоже осторожно подвигали руками в воздухе, гадая, не угодили ли они в некое измерение, где… ну, где люди могут летать.

И вдруг, когда они уже немного привыкли (считая это потрясающим представлением) к пугающему виду парящих над головой девушки с синими волосами и парня-брюнета, девушка сделала внезапное движение, и парень начал падать, сотрясаемый конвульсиями и изо всех сил стараясь удержаться в воздухе.

Он проиграл эту битву и обмяк. Его голова закатилась назад и, в шипении искр, которые слегка напоминали хвост кометы, он нырнул к земле.