Все было так плохо, как она и ожидала. Роб игнорировал ее, сконцентрировав все свое внимание на Вивьен, которая представляла новую ученицу — женщину за двадцать, с длинными выкрашенными в иссиня-черный цвет волосами, одетую в черные леггинсы и черные «мартенсы». Каждый раз, когда Вивьен останавливалась, чтобы перевести дыхание, и пауза оказывалась достаточно длинной, чтобы вставить слово, новая ученица, которую звали Сандра, делала это шепотом, широко раскрывая густо накрашенные глаза.
Они втроем удалились в маленькую комнатку, специально предназначавшуюся для людных вечеров, когда все не помещались в основной комнате. Вивьен через некоторое время оставила Роба с Сандрой наедине, выйдя из комнатки и тщательно прикрыв за собой дверь.
«Странно, — думала Джулия, разбирая папку с бумагами в ожидании Мака, — неделю назад я была готова жизнь отдать за то, чтобы оказаться вдвоем с Робом в душной комнатке величиной с обувную коробку». Встреча с ним вновь расстроила ее. Когда она сегодня вошла в комнату и увидела его, листающего какую-то книгу, которую он достал с полки, ее вновь поразило, насколько он красив: высокий, слегка ссутулившийся над книжкой, с каштановыми волосами, спадающими на глаза. Она наблюдала за ним, разматывая свой шарф, ожидая, что он оторвется от книжки и заметит ее. Она уже готова была приветливо улыбнуться, чтобы вновь не показаться грубой, но его темные ресницы оставались опущенными, закрывая от нее выражение зеленых глаз, и она продолжала сидеть теребя шарф, пока не начали приходить остальные. Она надеялась, что он должен по крайней мере посмотреть на нее и сказать что-нибудь. Для начала хотя бы просто «привет». Но он делал вид, что полностью погружен в книгу, до тех пор, пока не пришли остальные, и тогда приветствовал всех, не обратив на Джулию никакого особого внимания.
Это произвело на нее неожиданный эффект. Когда она подходила к школе, ее колени при мысли о предстоящих двух часах подгибались, а поворачивая дверную ручку, она даже панически подумала, не стоит ли развернуться и пойти обратно домой. Но его поведение разозлило ее, и злость придала ей сил. Она должна быть уверенной в том, что может справиться с ситуацией, как взрослый человек. Внутри у нее все бурлило.
Встретив такой прием, она злилась и на себя за то, что сегодня вечером волновалась о своей внешности, размышляла, что лучше надеть. Она слегка накрасилась, надела хорошие шерстяные брючки и кремовый облегающий свитер. И отказалась от бесформенного анорака, в котором она всегда чувствовала себя как приземлившийся парашютист, в пользу плотной кожаной куртки. Однако, призналась она себе ей действительно стало лучше из-за равнодушия Роба. А Мак вновь удивил ее, когда, войдя в класс, кинув на стол шлем и плюхнувшись в кресло, сделал ей комплимент.
— Ты здорово выглядишь сегодня. — Он расправил свою куртку на спинке стула, отщелкнул застежки рюкзака и достал блокнот вместе с кучей промасленных тряпок. — Прости, что опоздал. Проблемы с мотором.
— Спасибо, — ответила она, польщенная его искренностью. — Ну как, вино оказалось хорошим?
Он взглянул на нее и серьезно кивнул.
— Да, нормальное. Нормальное.
— Мне показалось, ты должен быть доволен своим «Божоле». Ведь это был хороший выбор?
— Да, вино было хорошим. Да, действительно отличное вино.
Его ответ заинтриговал ее.
— А вечер был только… нормальным?
— Да. Вернее всего будет сказать так.
— О! — Она постаралась подобрать уместно-сочувственный тон. — Значит, твое свидание получилось не слишком впечатляющим?
— Мое свидание? — Он перестал раскладывать вещи и странно посмотрел на нее, решив не отвечать, и Джулия смущенно кашлянула, чувствуя, что опять не туда полезла.
— А как у тебя прошел вечер? — Мак изучающе посмотрел на нее.
— Ты имеешь в виду субботу?
— Да. Розовый дезодорант помог свиданию?
Она не смогла сдержать улыбку. На самом деле дезодорант был засунут в дальний угол шкафчика в ванной, и она не была уверена, что воспользуется им хоть когда-нибудь.
— Моему свиданию? — переспросила она, загадочно вздернув бровь.
— Однако, — он хмыкнул, — последний выпуск «Семейного счастья» был просто потрясающий, правда? Я просто сползал со стула. Поверить не мог, что они не получили машину. Они были так близко! Еще один ответ, и она была бы у них!
— Да, очень волнующе. А эта женщина с «химией» просто всех замучила. Как будто в теплице можно найти растительное масло!
— Она просто перепугалась. — На лице Мака отразилось сочувствие. — Это, должно быть, очень жутко — ждать, когда на тебя наедет эта бибикающая штука. А этот Лес Деннис, однако, приятный парень, правда?
Она остановила себя, прежде чем углубиться в оценку достоинств Леса Денниса как приглашенной звезды.
— Подожди, — медленно проговорила она, — но ведь семья Криббен из Ипсвича получила машину! Ты не смотрел его!
Уголки губ Мака поползли вверх, и она неожиданно осознала, с каким невозмутимым видом он отпускал свои комментарии. Она попалась, с головой! Мысленно она дала ему очко.
— Все в порядке, — продолжал он. — Тебя не должно смущать, что ты в субботу вечером оставалась дома. Я тоже обычно всего лишь валяюсь перед телевизором в это время. На этой неделе я записал все свои любимые программы. Просто у меня еще не было времени их посмотреть.
— Ой, а я рассказала тебе, чем все кончилось!
— Только не рассказывай мне, как дела в Лансароте у Тигги из Сюррея и Кевина из Лондона, а то я совсем расстроюсь. Я собираюсь посмотреть видео сегодня, после занятий.
— Надеюсь, тебе это удастся. Ведь сегодня уже четверг.
— Я был занят на этой неделе. Мне нужно было закончить работу.
— О! Сейчас большой спрос на декораторские работы?
Он снова посмотрел на нее со слегка заметной иронией, но все же по глазам можно было догадаться, что его что-то забавляет.
— Ну ты же знаешь людей. Им все время нужно что-нибудь покрасить.
— Я догадываюсь, — кивнула она, думая о своих выцветших обоях: их стоило бы оживить, возможно, если собрать всю наличность, денег хватит, чтобы попросить Мака обновить ей стены?
— По крайней мере сегодня я успел переодеться. — Он кивнул на свои джинсы. — Ты, очевидно, заметила, что на прошлой неделе я был в краске? Я же не говорил тебе, что работаю декоратором, я даже не собирался делать этого.
— Разве не говорил? — Она задумалась. Кроме краткого разговора в самую первую неделю, она действительно никогда не расспрашивала его о себе. — Да, ты прав. Ты мне не говорил.
— Ты наблюдательна, — заметил он, открывая первую страницу своего блокнота. — Я думаю, что на этой неделе мне стоит попробовать что-нибудь написать. После прошлого раза я думал об этом. Я не сумею ничего добиться, если не буду стараться, так ведь?
— Да, — с облегчением ответила Джулия. Среди прочих размышлений в течение этой недели ее иногда посещала мысль о том, как вести себя с ним на этот раз. — Смотри сам. Можешь попытаться написать сейчас, а если хочешь, мы сначала займемся чтением, а напишешь после перерыва.
— Я думаю, лучше попробую написать сейчас.
В его словах слышался положительный настрой. Он откинул гриву светлых волос, взялся за ручку и вновь взглянул на нее.
— Не важно, что я напишу? В тот раз ты сказала, что это может быть письмо или что-нибудь о себе. Но мне этого не хочется писать. Можно я напишу то, что хочу?
— Конечно, — согласилась Джулия. — Все что угодно. И не бойся наделать ошибок. Я попробую помочь тебе разобрать их.
— Хорошо.
Сжав в пальцах ручку, он сосредоточенно склонился над чистым листом бумаги.
Она вновь открыла папку и пролистала упражнения, сознательно игнорируя его попытки освободить себе пространство. Вместо этого, пока минуты текли, она занялась составлением плана последующих занятий. Она пыталась не думать о Робе и Сандре, запертых в крохотной комнатушке всего в нескольких ярдах отсюда. Пока она разговаривала с Маком, ей удалось не думать о них, но сейчас, слыша приглушенные голоса, доносящиеся из-за двери, она не могла прекратить размышлять, чувствует ли себя Сандра так же, как она на прошлой неделе? Ее пронзила ревность, вызывающая новый приступ подавленности. Она вцепилась в твердый край папки. Нужно держать себя в руках!
Она продолжала смотреть на одну и ту же страницу, пока вошедшая с чайным подносом Бренда не объявила перерыв. Джулия, посмотрев на часы, с удивлением убедилась, что уже действительно восемь часов: все-таки Мак сегодня припоздал, и еще какое-то время они разговаривали. Слава богу, значит, это не полный провал в сознании. Она пока не сходит с ума.
На ее счастье, Роб и Сандра так и не покинули своей уединенной кельи, чтобы выпить чаю вместе со всеми. Любезная Бренда отнесла им его и, выйдя от них, вновь плотно прикрыла дверь.
— Они мило беседуют, — тихонько сообщила она Вивьен, старательно излучавшей из-под шляпы мудрость и доброжелательность.
Джулия положила себе в кружку сахар из пакета, который Бренда поставила на стол, пояснив то ли доверительным, то ли просто осипшим голосом, что ей ни в жизнь не запомнить, кто что с чем пьет. Джулия, потягивая кофе маленькими глотками, подумала, как все снисходительны к Бренде, легко прощая ей, что не получают то, чего просили.
— Нам всем нужно подумать о нашей маленькой вечеринке в честь окончания семестра, не так ли? — возвестила, усаживаясь в кресло, Вивьен, и Джулии показалось, что она выглядит чрезвычайно счастливой из-за того, что ей удалось придумать столь важное событие для всего класса.
— А когда будет конец семестра? — Бренда нырнула в свою сумку, в которой вполне мог бы поместиться автомобиль, и извлекла оттуда потрепанный ежедневник. Несколько листков бумаги выскользнули из него и разлетелись по комнате. — Ой, мои записки! — вскрикнула она, бросаясь за ними.
Все стали наперебой предполагать, когда должен заканчиваться семестр, и искать свои ежедневники или клочки бумаги, чтобы записать дату. Джулия терпеливо созерцала все это. Ей уже доводилось наблюдать этот ритуал всеобщего замешательства. Проблема состояла в том, что семестр в вечерней школе не совпадал с обычным школьным или студенческим, поэтому все, у кого были дети, оказывались совершенно сбитыми с толку, а те, у кого детей не было, начинали строить самые дикие предположения о том, какая дата кажется наиболее разумной для окончания семестра. И в тот момент, когда все запутывались окончательно, Вивьен обычно вносила ясность. Джулия ждала, что так она поступит и на этот раз.
— Знаете, это ваше дело. Когда бы вы сами хотели закончить семестр? — проговорила Вивьен, ободряюще глядя на класс и встречаясь с ничего не выражающими взглядами.
— Мне все равно, — с мягким дублинским акцентом произнес обычно молчаливый Кьеран. Фиона, которая работала с ним, и тоже молчунья, кивнула в знак согласия.
— О, дорогая, — зарделась Бренда. — Я просто не знаю: через неделю — слишком рано, а через три недели я должна ехать к сестре.
— Через две недели у меня встреча с управляющими, — сказал Джордж, нажимая кнопку на ручке и царапая что-то в ежедневнике.
— А может, мы будем продолжать заниматься? — предложила Ширани со свойственной ей безапелляционностью. — Мне не нравятся все эти каникулы, когда ничего не происходит. По-моему, это скучно.
— Ну, это если у тебя нет маленьких детей, — возразила Вивьен не без некоторого самодовольства.
— Мои дети уже выросли. Это действительно скучно, скажу я вам — только я, мой муж и телевизор. Мне нравятся занятия. Я люблю выходить из дома. Понимаете меня? — Ширани пожала плечами и, заметив пристальный взгляд Алека, рассмеялась, отмахиваясь своей изящной ручкой. — Знаю, знаю, я опять много болтаю. Все, я молчу.
— Говори сколько хочешь, женщина. Я привык к этому. Слышала бы ты мою миссис! Вот это болтовня!
— У нас должны быть каникулы, — невозмутимо продолжала Вивьен. — Как насчет того, чтобы закончить через две недели? Это всем подходит?
— Мне придется отменить встречу, — сказал Джордж.
— Прости, Джордж, но мы же не можем подгонять все под твою встречу с управляющими, — сладким голосом проговорила Вивьен. Джордж покраснел и начал энергично щелкать колпачком авторучки. — Остальных это устраивает?
— Попахивает диктатурой, правда? — шепнул Мак Джулии.
Она отвлеклась от продолжавшихся дебатов и, не обращая внимания на усиливающийся шум, повернулась к Маку.
— Диктатурой? — так же шепотом переспросила она.
— Ага. Диктатор пытается притворяться демократом. Жутковато.
— Да. Она и правда жутковата, — хихикнула Джулия.
Вивьен тут же обратила на нее внимание.
— Джулия, ты хочешь что-то сказать? — спросила Вивьен, словно пытаясь подцепить юркую рыбку на невидимый крючок. Ее манера неожиданно напомнила Джулии доктора Бейкер, и у нее возникло дикое желание расхохотаться. Она с трудом сдержалась.
— Нет, нет. Мак только говорит, что через две недели — это очень хорошая мысль. Правда, Мак?
— Именно так, — подтвердил Мак. — На самом деле я думаю, что закончить семестр через две недели — это просто великолепно. Я и сам так хотел. Это просто… замечательно.
Джулия втянула щеки, слегка прикусив их. Вивьен подозрительно посмотрела на них и обратилась к остальным:
— Ну, так значит, мы все решили. Теперь нужно всем сделать пометку в своих ежедневниках, чтоб не забыть.
— А что, если у нас нет ежедневников? — с расстроенным видом спросил Мак.
— Тогда, Мак, ты можешь записать на листке бумаги и не забудь положить его в календарь, когда придешь домой.
— Я совершенно об этом не подумал, — покачивая головой, сказал он и взял ручку. — Ужасно.
— Я не смогу прийти, — мягко сказал Кьеран, не выражая ни особого огорчения, ни радости. — Извините.
— Не переживай, — ответила Вивьен. — В любом случае это твое личное дело, приходить или нет, правда, Фиона?
— Я, возможно, тоже не смогу, — склонив голову, сказала Фиона. Она никогда не производила на Джулию впечатления любительницы вечеринок. Фионе нравилось преподавать, и между ней и Кьераном установилась прочная, хотя и нежная, связь. «Возможно, она втайне опасается, что надоест ему», — подумала Джулия, глядя на хрупкую фигурку Фионы, прильнувшую к грузному Кьерану. «Из них бы получилась неплохая пара», — решила Джулия и тут же одернула себя.
— Я надеюсь, все записали дату? — продолжала Вивьен твердым, но дружелюбным тоном.
Джулия перевела взгляд на Мака, который старательно писал что-то на листке, пряча глаза от Вивьен. Джулия ощутила, что вот-вот взорвется истерическим хохотом. Что с ней такое? Мак повернул к ней свой листок, и она прочитала: «Гитлюр».
Джулия фыркнула и поспешила достать из кармана куртки платок, чтобы спрятать лицо, делая вид, что сморкается.
— Джулия, ты не собираешься записать дату окончания семестра? Это действительно важно, потому что каждый должен будет принести с собой что-нибудь для стола. Ты же не хочешь забыть об этом?
— Все в порядке, — ответила она сквозь платок. — Я не забуду.
— Так же, как и все остальные, — сказала Вивьен с ноткой скрытой укоризны в голосе. — Почему-то для нас всегда оказывается сложно что-либо запомнить. Хотя на самом деле это так просто. Так когда у нас заканчивается семестр?
Воцарилась тишина. Некоторые озадаченно заморгали, полагая, что ответ очевиден.
— Через проклятые две недели, — почти выкрикнул Алек. — Не через неделю, а еще через одну!
— О, я поняла. Еще через одну, — смущенно кивнула Ширани.
— Это будет семнадцатого. Моя встреча с управляющими семнадцатого. — Джордж, поднес к глазам свои записи, словно сомневаясь в своих словах.
— Семнадцатое — это среда, — отрывисто произнесла Вивьен. — И не спорьте, потому что у меня в этот день годовщина свадьбы.
— О, это здорово, — сказала Бренда растерянно. — Так когда же конец семестра?
— Восемнадцатого марта. Может, лучше поговорим об этом в следующий раз, тогда нам проще будет не забыть? — предложил Мак, с редкостной невозмутимостью откинувшись на спинку стула. Его последнее замечание было адресовано Вивьен. Та, вскинув руки к полям шляпы, поправила ее.
— Я считаю, что дополнительные напоминания никогда не бывают лишними, — с металлом в голосе заметила она, — в этом случае у всех меньше возможностей все перепутать.
После того как Бренда вымыла чашки и они вернулись к занятиям, Джулия попросила Мака показать, что он написал. Он протянул ей свой блокнот, предоставляя ей самой листать его и искать нужную страницу. В блокноте было немного листков, и Джулия быстро нашла несколько старательно выведенных строк. Буквы были округлыми и причудливо сплетались, что делало почерк не слишком понятным, однако Джулия с удивлением обнаружила, что слова расставлены с явным чувством ритма текста. Ей приходилось работать с учениками, почерк которых на первый взгляд казался бессмысленным нагромождением черточек и кружков, однако письмо Мака было художественным, и хотя она видела, как он пыхтел над ним, буквы производили впечатление написанных плавно, связно и без особых усилий. Она начала читать.
«Стремица человек вседа к таму, шо сам ни в силах осазнать. Иначи смысла нет в ево исканьи.
Вот на халсте маем в серепряном тумани застыла совиршенсво. Толко хуже…»
Она недоуменно уставилась на слова. На нее накатила знакомая волна: неожиданно она почувствовала, как к глазам подступают невольные слезы, а горло словно сжимает петлей.
— Я не закончил. — Мак наклонился через ее плечо, чтобы снова взглянуть на свою работу. — Я знаю, здесь все неправильно. Так ведь? Я никогда раньше не пытался это записать.
— Я…
Достав платок из рукава, куда без особого изящества запихнула его перед этим, Джулия сначала высморкалась, потом закашлялась, выигрывая еще немного времени, чтобы собраться с мыслями. Она глубоко вздохнула, и, к счастью, желание упасть на стол и разрыдаться отпустило. Она обернулась к Маку не без воодушевления. Он с нетерпением ожидал ее реакции, хотя и продолжал сидеть в расслабленной позе, но его глаза выдавали, как важна для него ее оценка.
— Это… э-э-э… Не переживай из-за ошибок. Очень часто обнаруживается, что люди лучше читают, чем пишут, по крайней мере когда впервые оказываются здесь.
Он кивнул.
— Нам… м-м-м… Тебе стоит приобрести словарь. Школьного словаря будет вполне достаточно, чтобы ты сам мог искать нужные тебе слова. Если сможешь принести его на следующей неделе, я сразу покажу тебе, как им пользоваться. Я могу посоветовать, какой лучше купить и где его можно найти.
Он снова кивнул.
— И, м-м-м… Тебе, наверное, самому понятно, что мы должны поработать над правописанием. То, что ты сделал, весьма многообещающе, но стоит добиваться улучшения результатов.
Очередной молчаливый кивок.
Вновь посмотрев на него, Джулия почувствовала его затаенное ожидание. Она знала, что он ждет от нее других слов. Она сбросила учительскую маску, и ее взгляд потеплел. Она с интересом покачала головой.
— Откуда ты знаешь Браунинга?
Наконец он широко улыбнулся. «Да, — подумала Джулия, — вот этого-то он и ждал».
— Тебе нравится?
«Андреа дель Сарто»? Конечно. Это замечательная поэма. Художник, пойманный в ловушку собственным гением. Мне всегда она нравилась. Откуда ты… То есть, как получилось, что ты знаешь ее?
— Моя бабушка часто читала ее мне. Она любила стихи, моя бабушка. Знала множество этих длиннющих поэм наизусть. И я всегда просил читать мне мои любимые. Она занималась исследованиями, знаешь, как Глория Ханнифорд. Она вообще была замечательной женщиной. — Он откинул назад волосы и задумчиво посмотрел на ручку, которую крутил в пальцах. — Эта мне нравилась больше всех. Я просил ее повторять этот кусок снова и снова, пока сам не запомнил. Я не все понимал, но она мне объясняла, о чем это. И я влюбился. Понимаешь, о чем я говорю? Ты когда-нибудь влюблялась в стихи?
Джулия изумленно глядела на него, не в силах произнести ни слова.
Он взглянул на нее из-под челки и рассмеялся над самим собой:
— Конечно же, нет. Я несу чепуху. Извини.
— Нет. Нет, нет, это не чепуха! Я прекрасно понимаю, о чем ты. Прости меня, Мак. Просто ты удивил меня.
— Конечно, ты не ожидала, что такой болван, как я, знает что-нибудь о поэзии.
— Кто говорит, что ты болван? Я этого не говорила.
— Но спорим, что подумала.
— Нет. — Она наклонилась к нему через стол, пытаясь заглянуть в лицо. — Я так не думаю. Знаешь, Мак, есть миллион причин, по которым люди приходят сюда учиться, но это никогда не случается из-за того, что они дураки. Ты должен всегда иметь это в виду.
— Не так-то это просто, — тихо ответил он, — если тебя называли болваном всю твою сознательную жизнь. Или тупицей. Или идиотом. Это очень ранит, скажу я тебе.
— Значит, надо начинать разрушение комплексов. Прямо сейчас. — Мгновение она размышляла. — Ты не хочешь рассказать мне об этом? Когда в твоей жизни все пошло не так?
«О господи, — подумалось ей, — я говорю, как чертов доктор!» Мак обвел глазами комнату. Все остальные, занятые упражнениями, были всецело погружены в работу и не обращали внимания на разговоры других. Но все же комната была маленькой и вовсе не располагающей к доверительным разговорам.
— Не сейчас, — коротко сказал он и замолчал. Джулия смотрела, как он то вертит в руках ручку, то перекладывает с места на место блокнот, глядя в стол.
— Ну, ладно. Давай продолжим? — негромко сказала она. — Мы можем заняться другим упражнением, а если ты когда-нибудь захочешь рассказать мне что-то о себе, ты сам скажешь мне об этом. Может, ты хочешь поговорить после занятий?
Ей показалось, что он слегка покраснел. Наверное, она перехватила через край, принуждая его. Иногда ученики сами жаждут рассказать о своей жизни, испытывая огромное облегчение оттого, что могут откровенно рассказать о чувствах, которые скрывали много лет. Иногда сам факт присутствия в классе оказывает терапевтический эффект.
— Может, выполним еще какое-нибудь упражнение?
— Да, давай. — Из-под рассыпавшихся волос снова вынырнуло невозмутимое лицо. Он улыбнулся ей и расслабленно откинулся на стуле, протянув длинные ноги под стол. — Поговорим о поэзии как-нибудь в другой раз.
Он нашел в блокноте листок, на котором писал, и спрятал его среди других. Это могло бы показаться ничего не значащим, если бы не было проделано чересчур поспешно и намеренно. Джулия подметила это, и ее это расстроило.
Они провели остаток времени, занимаясь лексической основой. Джулия старательно объясняла, что требуется, и помогала Маку запоминать правила. Но ее не отпускало беспокойство. Она не была твердо уверена, что понимает его причину, но чувствовала себя так, словно упустила какую-то возможность, — как будто у нее действительно был шанс побудить Мака что-то сказать или сделать, а она проглядела его.
Урок подошел к концу, и Джулия решила собраться побыстрее, чтобы опять не остаться последней. Она еще подкалывала листки с упражнениями обратно в папку, когда заметила, что Мак переминается с ноги на ногу сзади нее. Он уже собрал свои вещи, набросил на плечи куртку и собирался уходить.
— Мак? Ты уже уходишь?
— Да. Увидимся через неделю.
Джулия проводила его взглядом, пока он не спеша удалялся по коридору, потом повернул к выходу и захлопнул дверь. На этот раз он не обернулся и не подмигнул ей.
Она медленно собрала бумаги и сложила их в пакет. Потом задумчиво сняла куртку со спинки стула. Класс уже опустел. Она слышала, как Вивьен провожает всех до дверей. Значит, опять оставила выключать свет Джулии. Ну ладно. Спешить было некуда. Предстояло только покормить кота, может быть, позвонить Мэгги, посмотреть вечерние новости и отправиться спать с образом Джереми Паксмэна, танцующим вокруг ее головы. И есть надежда, что сегодня она будет спать хорошо. Учитывая, что урок ей удалось провести без катастроф.
— Джулия, как дела?
Звук знакомого голоса заставил ее подпрыгнуть и покраснеть.
— Роб! Я думала, ты ушел!
— Я просто подумал, что стоит немного задержаться. Чтобы спросить, как ты?
Она замотала вокруг шеи шарф, проверила сумку и направилась к щитку. Роб следовал за ней.
— Как вы позанимались с Сандрой? — обыденным тоном спросила она, ожидая, пока он выйдет в коридор, чтобы погасить свет в классе.
— Ну, в общем неплохо. Хотя она пока нервничает.
Ничего удивительного, раздраженно подумала Джулия. У бедняжки перед глазами нечто столь недосягаемое, что она точно так же, как и сама Джулия в прошлый раз, мучается от искушения.
— Ей надо дать возможность раскрыться. Не торопись и сможешь завоевать ее доверие. Не мог бы ты повернуть вон тот рубильник в коридоре, который выключает свет на кухне? Спасибо.
Она решительно направилась к выходу.
— Так с тобой, правда, все в порядке? — вновь спросил он, догоняя ее в дверях.
Она взглянула на него. Он казался действительно озабоченным. Или виноватым? Что-то определенно его тяготило.
— А почему нет?
— Ну, после пятницы, то есть субботы. Не важно.
— Я все помню, Роб. — Она повернула последний рубильник и толкнула тяжелую дверь. В лицо дунуло холодом, на автостоянке свистел ветер. Джулия подождала, пока он выйдет, и отпустила дверь. Она торопливо направилась к железным воротам, которые дежурный оставил открытыми, чтобы последние машины могли разъехаться. Роб шел рядом.
— Сандра довольно интересный человек, — сказал он.
— Всего лишь «довольно»? — язвительно переспросила Джулия.
— Нет, я имею в виду, она… Она сказала, ей всего двадцать три. Ты знаешь, у нее есть дочь. Четырех лет. Ее зовут Кайли.
— И?.. — Джулия ускорила шаг.
— И… — Он не отставал. — И это заставило меня о многом задуматься.
— О чем?
— Не знаю. О жизни, наверное.
— Хорошо. — Они дошли до ворот, и она повернулась к нему, плотнее заворачиваясь в шарф. — Мне в сторону Сент-Клемента. Увидимся на следующей неделе.
— Джулия?
— Что? — вежливо улыбнулась она.
— У тебя точно все хорошо?
— Конечно. — Она почувствовала раздражение. — А у тебя, Роб, все хорошо? Похоже, что проблемы-то как раз у тебя.
— Ну, — он убрал со лба волосы, растрепавшиеся от ветра, — на самом деле это по поводу Лео.
— А что с Лео?
— По поводу того, отчего он так разозлился. На вечеринке. Я решил, что, наверное, должен объяснить тебе.
— Не думаю, что мне было бы это интересно, — холодно сказала она. — У меня сложилось впечатление, что вам нужно разобраться между собой. Полагаю, это ваше личное дело. Не понимаю, при чем здесь я.
— Ну, ладно. Может, выпьем по дороге?
Джулия на мгновение замешкалась. В желтом свете уличных фонарей его волосы казались мягкими и пушистыми. Волосы, в которые невыносимо хотелось зарыться, перебирать их пальцами… И даже в сумерках она не смогла не заметить его изучающий, ожидающий взгляд, устремленный на нее, и почувствовала незамедлительную реакцию своего тела. Он казался слабым, уязвимым, нуждающимся в поддержке. Но воспоминание о субботнем утре сверкнуло в ее голове, воспоминание о том, как она сидела одна на кухне, уставившись на пустую чашку, которую достала для него, и как звучал в ее ушах хлопок двери. Какой она была слабой, уязвимой и нуждающейся в поддержке.
— Нет, я не хочу. Я устала и иду домой. У меня есть свои нерешенные проблемы, поэтому, если тебе необходимо выложить кому-то все о своих отношениях с братом, лучше поищи кого-нибудь другого.
— Мне не… Я не имел в виду…
Она повернулась и поспешила прочь, бросив через плечо:
— Увидимся через неделю, Роб.
— М-да. Хорошо.
Джулия шла пряча от ветра лицо и не замедляя шага, пока не добралась до двери своего дома и, войдя, прислонилась к ней спиной. Нужно держать себя в руках. Нельзя терять контроль. Любые контакты с Робом только портили все дело. Она была уверена, что ему вовсе не хотелось выпить именно с ней. Более вероятно, что он отвратительно провел уик-энд с Лео и теперь искал плечо, на котором можно было выплакаться. Если бы она не посещала доктора и не начала распутывать сеть, в которой оказалась, наверное, она бы подставила свое. Но не теперь.
Она вошла в комнату, вскипятила чайник и устроилась с Блошкин-Домом на кровати перед телевизором. Она согрелась, не спеша попивая чай и почесывая кота, который перевалился на спину и пытался схватить ее за палец.
Глядя на мелькание цветных картинок на экране, она задумалась. Через некоторое время она поднялась и подошла к своему маленькому книжному шкафу. Опустившись на колени, она пробежала глазами по книжным корешкам. Наконец, после мучительных поисков, она нашла то, что искала. Она достала с полки небольшого формата книгу и раскрыла ее: Браунинг «Мужчины и женщины», 1855.
Она вернулась с книгой в кровать, опять взяла чашку и пролистала страницы, пока не нашла «Андреа дель Сарто». Она легла на живот, а Блошкин-Дом залез к ней на спину и, наконец прекратив попытки пожевать ее волосы, устроился на плечах, словно меховой воротник. Джулия шеей почувствовала вибрацию, когда он размурлыкался. Она читала и почесывала ему лапки.
Она изучала Браунинга на первом курсе университета. Ей очень повезло с преподавателем, это была женщина, которая отдавала литературе всю душу, в отличие от множества академиков, которые анализировали слова как математические уравнения и приходили к сложным и туманным выводам, не имевшим конкретной связи с действительностью. Она задумалась, была ли бабушка Мака именно такой женщиной? Ей было трудно представить ее.
Она прочла поэму от начала до конца и вновь перевела взгляд на телевизор, положив руки на раскрытую книгу. Перечитывая ее заново, она испытала странное чувство. Она читала ее почти как впервые, и чтение порождало несвязные мысли о ее собственной жизни — теперь уже совсем не такие, как во время учебы, когда она должна была анализировать основные идеи произведения. Она сознательно удерживала в голове некоторые фразы, слова, которые должны были помочь ей в дальнейшем вовремя остановиться, вспомнить то, что необходимо, и продолжать двигаться дальше. А Мак? Бывает ли с ним такое? Бывает ли с ним такое, что он останавливается с кистью, которую только что опустил в ведро с «бриллиантовыми белилами», смотрит на стену, вспоминает, а потом продолжает работу?
Она легла на спину и глядела в потолок, даже не замечая, что сверху вновь начали доноситься глухие ритмичные стуки. Она представила Роба, восседающего посреди великолепия Бодлейянской библиотеки, углубившись в своего неизвестного автора восемнадцатого века, окруженного со всех сторон ворохом печатных страниц. И представила Мака, водящего кистью по стене, вспоминающего голос своей бабки, которая читала ему поэмы. Может, она очень сильно ошибается, если думает, что знает хоть что-то о них обоих?