За несколько дней до рождества вновь приехал дядя Хэммер. Он взял в ладони мое лицо и спросил:
– Ну, как ты?
Только убедившись, что я в порядке, он обвел глазами комнату и с удивлением заметил:
– А куда вы девали рождество? Нигде его не вижу. Ни сосны, ни рождественских украшений над очагом. Ни запаха вкусной готовки, что разносится по всему дому. Вы что, все от меня спрятали?
На его подтрунивание Ба ответила слабой улыбкой:
– Сказать по правде, сын, мы медленно раскачиваемся сей раз. Дэвида дома нет. Всего несколько дней, как забили борова. За фаршированную свиную голову и не брались. И енота еще не раздобыли. Лишь накололи орехов для моего пирога да нашпиговали сладкий картофель. Настроение у нас не рождественское.
Дядя Хэммер молча выслушал это и обратился к маме:
– Когда Дэвид собирался вернуться?
– Сказал, к рождеству. Это зависит от…
Дядя Хэммер, поняв, кивнул и встал со стула.
– Сдается мне, еще много чего предстоит переделать. И в первую очередь приготовим-ка свиную голову. Что за Новый год без фаршированной свинки!
– Но ее всегда готовит папа, – напомнил Малыш.
И правда, то была папина забота и гордость готовить свиную голову на рождество. Но дядя Хэммер гнул свое:
– Вы что, не верите, что и я с этим управлюсь?
– Нет, сэр. – В голосе Малыша ясно прозвучало, что он сомневается.
Дядя Хэммер захохотал:
– Ладно, дорогие племяннички и юная племяшка! С вашей помощью, увидите, я прекрасно справлюсь.
И мы пошли с дядей Хэммером на кухню. Там он скинул пиджак, закатал рукава рубашки и, вымыв руки, энергично взялся за голову. Свиную, конечно. Мне с Малышом и Кристофером-Джоном он предоставил срезать мясо, а сам принялся рубить, что надо для начинки. Перемешав все, посолил, поперчил красным перцем и черным, добавил шалфея и уксуса, чтоб аромат был острее, и наконец воскликнул:
– Вот теперь голова будет что надо!
Мы с ним согласились.
– Пари держу, вы-то думали, никто, только ваш папа способен приготовить свиную голову, а? – И он подмигнул нам.
Дядя Хэммер заполнил голову фаршем, завернул в салфетку и опустил в ведро. А сверху водрузил кирпич, чтобы лишний жир стекал вниз. Потом мы все пошли к колодцу. Дядя Хэммер привязал к ручке ведра веревку и опустил ведро в колодец. Но так, чтобы оно не достало воды. Там оно должно было провисеть до самого Нового года. Закончив дело, дядя Хэммер хлопнул в ладоши и объявил:
– А теперь пошли выбирать сосенку!
И мы вчетвером отправились в лес. Дядя Хэммер нес топор. Кристофер-Джон, Малыш и я – корзины для ветвей омелы и остролиста. К востоку от пруда мы нашли кедровую сосну подходящей высоты. Неподалеку от нее остролист сплелся с диким виноградом.
Мы взялись за работу. Дядя Хэммер рубил сосну, а мы срезали ветки остролиста. Чуть погодя дядя Хэммер окликнул нас:
– Как вам вообще-то живется? Я имею в виду, без старшего брата?
Ответом ему было наше молчание. Он снова взмахнул топором:
– Он вернется, вот увидите.
Кристофер-Джон перекинул через плечо плети вьющегося винограда, похожие на длинный зеленый шарф, и, подойдя поближе к дяде, спросил:
– Дядя Хэммер, а тяжело работать на сахарных плантациях?
– Разве вы отца об этом не спрашивали?
– Только мистера Моррисона. Он говорит, это тяжелый труд.
– Каторжный.
– Еще он говорил, что обычно декабрь – последний месяц работы на этих плантациях.
Дядя Хэммер кивнул.
– Тогда, может быть, – с надеждой сказал Малыш, – может быть, к рождеству Стейси будет дома.
Я быстро перевела взгляд на заросли остролиста, но дядя Хэммер успел поймать в моих глазах сомнение.
– На это трудно рассчитывать, сынок. Трудно рассчитывать, что он вернется именно к рождеству. Но у меня есть чувство, что вы скоро получите подарок, он сам придет к вам в дом, и не обязательно к рождеству.
Настал вечер. У окна красовалась рождественская сосна. Каминную доску украшали сосновые ветки, увитые омелой и остролистом. Дядя Хэммер и мистер Моррисон вспоминали рассказы про охоту на енота. Словом, все текло как обычно в канун рождества. Своими рассказами они так рассмешили нас, что мало-помалу увели наши мысли от Стейси. Вечер пролетел незаметно. Пришла пора ложиться спать, и тогда мама неожиданно подошла к дяде Хэммеру и, крепко обняв его, сказала:
– Спасибо тебе, Хэммер.
Папа вернулся накануне рождества. Снова один. И наша рождественская мечта погасла. Без Стейси в доме вновь поселилась пустота.
– Наверное, Стейси одному в рождество особенно тоскливо, да, мама? – сказал Кристофер-Джон.
– Ну, он не совсем один. Ты забыл, с ним Мо, – напомнил папа.
Вернувшись после долгих поисков, папа выглядел совсем измученным.
Кристофер-Джон кивнул и отвернулся.
– Когда же, наконец, он будет дома? – печально вздохнул Малыш. – Мы уже заждались его.
По его щеке скатилась слеза, и папа притянул Малыша к себе.
– Скоро, сынок, – сказал папа. – Надеюсь, этот день не за горами.
Мы встали в предутренних потемках. Пожелали друг другу счастливого рождества, но слова спорили с чувством и замерзали у нас на губах. Как и положено в рождественское утро, мы собрались всей семьей перед очагом и запели «Пусть этот круг не разорвется». То была семейная песнь, песнь любви и потерь. Ее мы глубоко прочувствовали. Затем мы опустились на колени и, сложив руки, помолились за благополучное возвращение Стейси и Мо. Ба не удержалась и под конец заплакала, а мама, папа, дядя Хэммер и мистер Моррисон старались бодриться.
– Порядок, – сказал папа, когда кончили молиться. – Теперь поглядим, что нам принес Санта-Клаус!
После завтрака мы оделись и направились в церковь. Подъезжая к ней, мы услышали веселый перезвон колоколов. В рождественское утро они звенели громче и дольше, чем обычно, – минуты торжества для звонаря Джо. Прихожане группами собирались у входа, пользуясь счастливым случаем показать свои обновки, гордо прохаживались по церковному двору. Мы вышли из машины и двинулись к церкви, как вдруг дядя Хэммер задержался, поглядел назад и сказал:
– Никак, это Рассел Томас!
Рассел стоял к нам спиной в кругу молодых людей. Он обернулся и расплылся в улыбке:
– Мистер Хэммер! Как поживаете?
Они пожали друг другу руки, потом Рассел поздоровался с нами со всеми. На Сузелле его взгляд задержался. Он дружески улыбнулся:
– Приятно видеть тебя все еще здесь.
– Благодарю, – коротко ответила она.
– Я слышал, ты вступил в армию, – сказал дядя Хэммер. – Как назло, всякий раз, когда ты заглядываешь домой, меня здесь нет, и мы не видимся. Рад, что на этот раз свиделись. Поговорим.
– Непременно. Мне самому не терпится. А отпуск у меня целых две недели, так что…
– Хэммер Логан, дружок, хорошо выглядишь! – К нам спешила миссис Ли Энни.
Тетушка Ли Энни! – обрадовался дядя Хэммер. – До чего я счастлив вас видеть.
– Взаимно, – сказала она, обнимаясь с ним. – А я уж подумала, может, ты хочешь опять ускользнуть потихоньку, не повидавшись со мной, как намедни.
– Ой, тетушка Ли Энни, неужто вы мне никогда этого не забудете?
– Никогда, – пригрозила она, смеясь. Потом стала оглядываться по сторонам, словно сбитая с толку. – А где ж она?
– Кто она? Твоя жена.
– Ах, тетушка Ли Энни, уж будто вы не знаете, что я не женат!
– Вот это и плохо. Когда ж ты женишься, парень? Такой красивый, а все гуляешь в одиночку. Прямо стыд.
– Что делать, тетушка Ли Энни? Сами знаете, я был влюблен в вас еще мальчишкой. С тех пор ни в кого никогда.
Тетушка Ли Энни снова рассмеялась и легонько его стукнула:
– Ступай лучше отсюда, Хэммер Логан!
Колокол замолк на несколько минут, потом зазвонил с новой силой, призывая всех к службе. Впереди я тут же углядела Сынка. Он сидел с Генри и Мейнардом. И пока шла служба отца Гэбсона, я все кидала на него взгляды. Без Дона Ли Сынок чувствовал себя сиротливо. Когда я впервые услышала, что Дон Ли умер, я как-то ничего не поняла. Эта новость показалась мне пустыми словами. Только в воскресной школе до меня дошло, что его нет. Нет на занятиях в школе. Нет его зажигательного смеха после занятий. Меня как громом ударило: ведь я никогда больше его не увижу! И я заплакала. Не по Дону Ли. Я заплакала по себе. Мне без него было плохо, больно. И горько сознавать, что он лежит где-то на кладбище, холодный, и никогда ничего больше не почувствует. Хуже того, мне стало стыдно, что я такая эгоистка, такая грешница, еще пыталась утешать Сынка и радовалась, что, коли суждено было кому-то умереть, хорошо, что это был чей-то брат, а не мой.
После общей молитвы и благословения все были отпущены по домам – по своим или соседским – на рождественский обед. Эйвери, родители и дети, поехали с нами, а после полудня прибыли и мистер Том Би, Лэньеры, Эллисы и тетушка Ли Энни с Расселом, чтобы провести этот день вместе. Все расселись перед очагом, и взрослые, как всегда, рассказывали свои истории. Они смеялись. Шутили. Но за этим весельем у всех в голове стучало одно: Стейси и Мо нет среди нас. То и дело срывалось слово-другое о них, и общее настроение резко менялось.
– Уж мы-то знаем, каково у вас на душе, сами понимаете, – сказал мистер Эйвери. – Скорбно терять ребенка, да…
– Но мы вовсе не думаем, что потеряли Стейси, – возразила мама.
– Конечно, конечно, я не совсем то хотел сказать, – посмотрел на нее мистер Эйвери. – Вы-то не должны терять надежды.
– Да, я вам скажу, – начала Ба, – иной раз наши ребята выделывают такое, что трудно выдержать.
– Что правда, то правда, – согласилась миссис Эллис, прикладывая платок к глазам.
– Но бог, он знает, зачем они ушли, – с глубокой верой продолжала Ба. – Пусть нам неведомо, но Он знает.
Миссис Эйвери отвернулась к огню, продолжая раскачиваться. Ее муж поглядел на нее:
– Да, скорбно терять ребенка, да уж…
Общее молчание означало согласие. Вдруг тетушка Ли Энни шлепнула себя по коленям и объявила:
– У меня новость.
Все взоры обратились к ней. Мама улыбнулась:
– Какая же, тетушка Ли Энни?
– Второго января у меня день рождения. Шестьдесят пять стукнет.
– Примите наши поздравления, миз Ли Энни! – торжественно произнес дядя Хэммер.
– Спасибо, Хэммер. Да, шестьдесят пять. И я решила сделать себе подарок. – Она обвела взглядом наши лица, выражавшие нетерпение. – Пойду и зарегистрируюсь, чтобы голосовать, вот!
Все остолбенели от неожиданности. Воцарилось долгое молчание. Потом мистер Пейдж Эллис громко переспросил:
– Что сделаешь?
– Пойду зарегистрироваться. Думаю, я готова. Мне кажется, я все знаю, что написано в этой конституции. Могу отвечать на все вопросы регистратора. – Она поглядела на маму: – Как ты-то считаешь, Мэри, я готова?
Казалось, мама не знает, что и сказать: она ж видела, как испугались мистер и миссис Эллис. Наконец она заговорила неохотно:
– Право у вас есть. Отказать вам не откажут, но стоит ли так спешить? Я думала, вы собираетесь это сделать через год-другой.
Тетушка Ли Энни тряхнула головой:
– Ну, нет, мэм. Никаких год-два я ждать не собираюсь. Уж коли я счас знаю конституцию, счас и пойду регистрироваться. Беспременно сделаю это.
– С ума сошла! – закричал мистер Эллис на свою тетушку. – И всегда-то я считал это глупостью. Да надеялся, ты образумишься. Как ты не понимаешь: даже если они допустят тебя до ихних тестов – хотя и это-то вряд ли, – ну, пусть, но пройти их тебе все одно не дадут.
– А я из принципа…
– Из твоего принципа тебе будет крышка. Ты хоть меня послушай, тетушка Ли Энни, не делай ты этого! – И он в отчаянии повернулся к Расселу: – А тебе нечего сказать по этому поводу?
Рассел поглядел на свою бабушку:
– Может, лучше и не надо, но, если она это сделает, я первый ее поддержу.
– Вы оба спятили!
Миссис Эллис перегнулась через мужа, чтобы дотянуться до тетушки:
– Он прав, миссис Ли Энни. Нельзя это делать. Уж больно опасно. И что подумает мистер Грэйнджер?
Тетушка Ли Энни молча выслушала их, а потом сказала:
– Все равно я это сделаю. Знаю, вам это не по душе. Что ж, тем хуже. Что из этого получится, я догадываюсь, но уж так тому и быть. Хоть раз в жизни распрямлю спину. – Она помолчала, обвела всех глазами. Взгляд ее остановился на маме: – Мэри, хочу просить тебя об одолжении. Можешь пойти со мной? Ежли нет, я не обижусь. Понимаю. Не обижусь, ежли никто не пойдет со мной. Но пусть мне одной придется ехать в Стробери, второго января я все одно пойду регистрироваться.
Мистер Эллис аж со стула вскочил:
– Вот глупая старуха! Ты всех нас по миру пустишь! Вот увидишь. – И, рассердившись, он выскочил из дома.
Миссис Эллис, словно перепуганная птичка, беспокойно оглядела присутствующих, вспорхнула и тоже вылетела из нашего дома вслед за мужем.
В комнате надолго воцарилась тишина. Наконец мама спросила:
– Тетушка Ли Энни, ты не хочешь отказаться от своего намерения?
– Нет, мэм.
– А что будет с Пейджем и Леорой?
Тут тетушка Ли Энни выказала волнение:
– Их-то обвинять ни у кого нет причин. – Затем, словно чтобы увериться в своей правоте, она тряхнула головой и решительно добавила: – Им мистер Грэйнджер ничего не сделает.
– А тебе?
Плечи у тетушки Ли Энни поникли:
– Мне… Со мной все будет в порядке… Я готова, так что пойду и зарегистрируюсь. А что…
Мистер Том Би мотнул головой:
– Дурость! Полная дурость! Я еще помню времена, когда черные вот так же решили пройти тест. Так что сделал регистратор? Взял горшок с бобами и спрашивает, мол, сколько в нем бобов? Вот вам и тест… Полная дурость.
– А то еще не так давно, – вставил слово мистер Моррисон, – своими глазами видел, как одного негра за это линчевали…
– Совсем сдурела старуха, – пробормотал мистер Том Би. – Совсем сдурела.
Все наперебой пытались отговорить тетушку Ли Энни идти на регистрацию. Чего только не вспоминали: и кого как обидели да унизили, какие случались трагедии, кто аж жизнью поплатился. Но тетушка Ли Энни на уговоры не поддавалась. Уж коли приняла решение, сказала она, так тому и быть.
День меж тем клонился к вечеру, стемнело, и все стали расходиться по домам. Каждый пожелал ей всего наилучшего, хотя не переставал дивиться на ее упрямство.
А потом пришел Джейк Уиллис.
– Всем веселого рождества! – громко произнес он с порога.
– И вам веселого рождества, – сказал папа и пригласил его к столу.
– Спасибо, сэр, может, не стоит. – Он улыбнулся во весь рот, показывая свой золотой зуб. – Слишком почетно это место для такого ниггера, как я. – И, захохотав, он кивнул дяде Хэммеру. – Мистер Хэммер Логан, как поживаете, сэр?
Не выказав дружеских чувств ни глазами, ни голосом, дядя Хэммер сухо ответил:
– Прекрасно, мистер Уиллис. А вы?
– Рад слышать. Я тоже прекрасно. – Потом обратился к маме: – Что-нибудь слышно о вашем сыне, миз Логан?
– Пока еще нет.
– Печально. – Он покачал головой. – В такой славный денек печально, коли нет сына дома, да мало того, еще не известно, жив он вообще или нет. Прискорбно!
– Так вы не хотите присесть, мистер Уиллис? – переспросила мама, показывая этим, что его слова ее не трогают.
– Нет, благодарю, мэм. Я зашел только, чтоб передать небольшой презент мисс Сузелле.
Он расплылся в улыбке, не сводя влюбленных глаз с Сузеллы, нисколько не смущаясь, что в комнате полно народу. Я перехватила взгляд Рассела, перескочивший с Джейка Уиллиса на Сузеллу, и кое о чем догадалась.
– Это так, пустячок. Немножко сладостей… шоколад в такой красивенькой обертке. Увидел в Стробери. Небось подарочек ждал, чтоб какой-нибудь белый купил его для своей обожаемой… А я решил: возьму-ка я его для мисс Сузеллы. – И он протянул Сузелле сверток в магазинной упаковке, но она не шевельнулась, чтобы взять его.
Папа сначала посмотрел на Сузеллу, которая, зарделась от неловкости, потом обратился к Джейку Уиллису:
– Благодарим вас, мистер Уиллис, за внимание, но моя племянница еще не в том возрасте, ей рано принимать подарки и ухаживания взрослого джентльмена.
На какой-то миг усмешка сбежала с лица Джейка Уиллиса, а глаза стали подлыми. Правда, улыбочка быстро вернулась на свое место. Но эта смена не ускользнула от дяди Хэммера. Он вскочил со стула и склонился над очагом.
– А по-моему, возраст, самый подходящий, – сказал Джейк Уиллис.
– Нет, сэр, ей только еще пятнадцать, – прочувственно возразил папа. – Вы ведь недавно в наших краях и потому, наверно, не знаете, что у нас за девушкой не принято ухаживать, пока ей не стукнет шестнадцать. Тогда ей и замуж можно выходить.
Джейк Уиллис облизал губы. Улыбка с них не сходила.
– Ну что ж, раз уж я потратился, могу я хотя бы отдать ей эти сласти или нет?
Папа посмотрел ему прямо в глаза:
– Я вам уже объяснил, мистер Уиллис, что когда за девушкой рано ухаживать, ей и подарки от мужчины рано принимать.
– Э-э, знаем мы, в чем собака зарыта. Будь даже не рано ухаживать, вы б все равно не допустили, ведь так? Вы ж считаете, что ваша белокожая племянница слишком хороша для такого чернокожего ниггера, как я. Вот она, правда-то, или нет?
Папа никогда не позволял себе впадать в ярость – он вздохнул поглубже, выждал немного и спокойно сказал:
– Правда, мистер Уиллис, та, что Сузелла действительно не в том возрасте, когда ухаживают, но даже будь она достаточно взрослая, не думаю, что вам бы пристало ухаживать за ней, учитывая, что вы на двадцать лет старше ее.
– А может, она сама про это решит, а?
– Дело в том, что она на моем попечении, и я уж как-никак позабочусь об ее интересах. А насчет возраста я уж говорил вам, за ней еще рано ухаживать. И своего мнения на этот счет я не изменю.
По папиным словам я поняла, что разговор окончен. Дальше он эту тему обсуждать не станет.
Джейк Уиллис заткнулся, потом ухмыльнулся еще шире и пожал плечами:
– Ладно, не станете ж вы ругать парня за попытку, верно? А вообще-то она милашка, милей всех здесь, белых ли, черных. Глядится впрямь как белая, волосы такие шелковые, небось как у ее белой мамаши. Да-а, что-то в ней есть… Ладно… неважно. Найдутся и другие девушки, что только рады будут получить шоколадку от Джейка Уиллиса. Вот так, сэр! Но мы зла не держим. – Он распахнул дверь. – Веселого рождества всем тут вам. И счастливого Нового года!
Дверь за ним захлопнулась. Тетушку Ли Энни всю передернуло.
– Ох, не люблю я этого парня, – сказала она. – Да простит мне господь, не люблю.
Дядя Хэммер вернулся на свое место:
– Ручаться могу, в один прекрасный день этот ниггер окажется с разбитой башкой.
– Забудь о нем, Хэммер, – сказал папа, снова усаживаясь перед очагом. – Не позволим ему испортить нам рождество. Не стоит он того.
Тетушка Ли Энни посмотрела на папу, ее опять передернуло, и она плотнее закуталась в шаль.
Рождество отметили, все разошлись, и нас с мальчиками отправили спать. Сузелла тоже легла и после такого длинного дня сразу заснула. Только я все крутилась на своей кукурузной подстилке, не в силах заснуть. Как всегда, думалось только о Стейси, но это было слишком мучительно, и потому я заставила себя перенестись мыслями к тетушке Ли Энни.
Если уж она решила настоять на своем, она пойдет регистрироваться. Мне это было по душе. Я ею прямо-таки гордилась. Чего я только не наслушалась и потому знала, что для нее это не пара пустяков и даже опасно. Мне было страшно за нее. Я вспоминала, как мы с ней проводили вечера, читая эту нашу конституцию. Как ходил голосовать ее отец, за что его ужасно избили. Как мистер Джемисон говорил, что присяжных в суде выбирают только из тех, у кого есть право голосовать. И тогда, вспомнив про Т. Дж., приняла решение.
Я тихонько встала и направилась в комнату родителей. Взрослые все еще сидели там перед лениво догорающим очагом. Они с изумлением посмотрели на меня, а мама спросила:
– Зачем ты встала, Кэсси?
– Я подумала…
– О чем?
– Я подумала о тетушке Ли Энни… Она ведь пойдет регистрироваться, да? Я хочу пойти с ней.
Мама взглянула на папу, потом опять на меня.
– Зачем, Кэсси?
Я нахмурилась, стараясь сообразить, как бы поточнее выразить, что я думаю.
– Ведь мы с тетушкой Ли Энни вместе читали конституцию, понимаешь? С самого первого дня, как она ее получила. Это раз. И еще она мне про своего отца рассказывала. И всегда говорила, до чего ей самой охота идти голосовать. Ну… Вот я и подумала, почему бы и мне с ней не пойти. – Я замешкалась, потом добавила: – Мне ж и самой интересно узнать и про закон, и про все такое…
Ба промычала, я не расслышала что, и покачала головой. Все прочие молча уставились на меня. Наконец заговорил папа:
– Кэсси, голубка, ты совершенно правильно рассуждаешь, но ты забыла: то, что собирается сделать миз Ли Энни, очень опасно. Даже мы с мамой еще не решили, пойдем ли мы сами.
– Про себя ты решай, папа, но я-то могу все равно пойти.
Папа обхватил голову руками и, прежде чем ответить, несколько минут размышлял.
– Надо все обдумать хорошенько, Кэсси.
– Ну конечно, конечно.
– А пока лучше возвращайся в постель.
Я пожелала всем спокойной ночи и вернулась в свою комнату. Но ложиться больше не захотела, а свернулась калачиком в кресле-качалке, которое стояло в спальне перед самым очагом, и стала прислушиваться к голосам за стеной.
– Надеюсь, на самом деле ты не собираешься долго размышлять над этим? – поспешил высказаться дядя Хэммер еще до того, как я уютно устроилась в кресле. – Сопровождать миссис Ли Энни было бы сущим безумием. И еще глупее – брать с собой Кэсси.
– Господи, подумать только, что может случиться, – сказала Ба. – Аж дрожь прохватывает…
– Да уж, – мягко заметила мама, – и все-таки…
– Что «все-таки»? – вскинулся дядя Хэммер. – Ты же слышала, как мистер Моррисон рассказывал про одного негра, которого линчевали в Тьюпело только за то, что он хотел пойти голосовать. И случилось это всего год назад! Бред, просто бред! И кончится обязательно бедой.
– Может, и так. Но сам знаешь, Кэсси девочка смышленая. Если она надумала это сделать, значит, ей надо. Самой надо во всем разобраться.
– Мэри! – воскликнула Ба. – Неужто ты допустишь…
– Не знаю, мама. Дэвид… У меня появилось странное чувство. Не меньше вашего я напугана. Мне страшно, что кто-то хочет пойти регистрироваться, чтобы голосовать. Но это чувство во мне. За последние год-два Кэсси столько всего перевидала, столько узнала – и поняла, что значит быть черным. Случай уберег ее своими глазами увидеть суд Линча. Но мальчика, приговоренного к смерти, она видела… Может быть, то, что собирается сделать тетушка Ли Энни, и безрассудно, но здесь есть чем гордиться. И если Кэсси станет свидетелем такого события, однажды это сыграет важную роль в ее судьбе.
– Боже… – прошептала Ба.
– А что скажешь ты обо всем этом, Дэвид? – потребовал ответа дядя Хэммер.
Папа тяжко вздохнул и ответил не сразу. Я приникла ухом к стене и с нетерпением ждала, что он скажет. Наконец он заговорил:
– Что касается тетушки Ли Энни, пусть, раз она хочет, пойдет и зарегистрируется. Я тут ничего не могу поделать. А вот должен ли кто-нибудь из нас ехать с ней, тут надо все обмозговать.
– Ну а Кэсси?
Долгое молчание.
– Я еще не знаю, Хэммер, – наконец, произнес папа. – Сейчас я пока еще не могу сказать…
На третий день рождества на подъездную дорогу вдруг вкатила машина, и из нее нежданно-негаданно возник мамин племянник Бад. Мы вслед за мамой высыпали из дома приветствовать его. А спустя несколько минут он уже сидел перед огнем напротив Сузеллы. Казалось, Сузелла рада видеть своего отца, но она была какая-то притихшая, словно знала, зачем он приехал. Она молча смотрела на него и ждала.
– Дэвид дома? – осведомился Бад у мамы. – А мистер Моррисон?
– Ушли в Смеллингс Крик по какому-то делу. И Хэммер с ними. Скоро будут назад.
– Говоришь, Хэммер здесь? – спросил Бад в некотором замешательстве. – Тогда я не останусь. Сама знаешь, нам лучше не встречаться.
– Не беспокойся насчет Хэммера, – сказала мама.
Тогда он попросил маму прогуляться с ним. Когда она вернулась одна и сказала, что Бад ждет Сузеллу у пруда, чтобы поговорить с ней, та ничуть не удивилась. Она просто кивнула, надела пальто и вышла. Тут мама объяснила нам, зачем приехал Бад. Он разводится с матерью Сузеллы и приехал за ней, чтобы увезти ее домой. Малыш, Кристофер-Джон и я в молчании уставились на маму. Для Малыша и Кристофера-Джона пребывание в нашем доме Сузеллы значило очень много. И вдруг я поняла, что для меня тоже. С того дня, как исчез Стейси, я уже не мечтала, чтобы она скорей убралась.
– Когда они уезжают? – спокойно спросила Ба.
– Бад хотел уехать сегодня же ночью, так как Хэммер здесь. Но я уговорила его побыть до завтра. Я ж понимаю, Сузелле хоть немножко времени надо, чтобы собраться и попрощаться со всеми.
Тут мы услышали, как по подъездной дороге прошуршала машина, и Кристофер-Джон воскликнул:
– Папа приехал!
Ба встала и медленно пересекла комнату.
– Пожалуй, я успею до ужина простирнуть платья Сузеллы, чтоб потом перегладить. – Она остановилась в дверях столовой и оглянулась: – Откровенно говоря, я буду скучать по этой девчушке… очень… – И с этими словами она переступила порог кухни.
Вскоре вернулась Сузелла и начала паковаться.
– Честно, мне не так уж хочется уезжать, – призналась она мне, доставая платья из шифоньера. – Мой дом скорее здесь, чем в Нью-Йорке.
Она окинула взглядом комнату и задумалась.
Я аккуратно сложила ее свитер и сунула в чемодан.
– Как жалко, что твои родители расходятся. А может… – сказала я.
– Да нет, ничего уже не может быть. – Сузелла покачала головой. – Я знала, что это случится.
– А ты с кем будешь жить?
– С мамой. – На меня она не смотрела.
Я ничего не сказала.
Она как-то виновато поглядела на меня, продолжая укладываться.
– Мне так будет легче, Кэсси. Если я останусь с мамой.
– Уж наверное. – Я пожала плечами. – Ты же мечтаешь считаться белой.
– Кэсси… пожалуйста, не начинай все сначала.
Я вздохнула:
– Как мне хочется, чтобы ты осталась!
– А я думала, ты ждешь не дождешься, когда я уеду, – засмеялась она.
– Нет, мне кажется… ты стала лучше ко мне относиться.
– Ты, кажется, тоже. Вы все. Недостает только одного… – Она запнулась.
– Чего?
Она схватила одну туфлю и стала с громким хрустом заворачивать ее в газету, чтобы скрыть дрожь в голосе.
– Чтобы до того, как я уеду, Стейси вернулся домой. – Встретившись со мной глазами, она приостановилась. – Когда он вернется, обними его за меня и… передай, что мне его очень недоставало.
Я протянула ей другую туфлю.
– Обещаю, – сказала я, глядя куда-то вбок.
И тут при мысли, что она вот-вот уедет, мне стало так одиноко! Я обогнула кровать, подошла к Сузелле и крепко обняла ее – вот уж чего от себя не ожидала!
Покончив со сборами, мы с ней вышли на переднюю веранду, где сидели Малыш и Кристофер-Джон.
– Сузелла, а ты ни за что не можешь остаться? – начал было Кристофер-Джон.
– Разве ты не слышал, что мама сказала? – буркнула я. – Не может она.
– Понимаю, – согласился он.
– Но мне бы правда очень хотелось, – призналась Сузелла.
– Мы будем без тебя скучать, Сузелла. – Малыш поспешно взглянул на нее и тут же отвел глаза.
Сузелла прикусила нижнюю губу и смахнула слезу. А потом встала между Малышом и Кристофером-Джоном и обняла сразу обоих.
– Я еще вернусь, – пообещала она. – И Стейси, и я – мы непременно вернемся.
Кристофер-Джон кулаком утер нос и кивнул на дорогу.
– Грузовик едет, – объявил он охрипшим голосом.
Вскоре грузовик свернул на подъездную дорогу. Из него вылезли мистер Тэйт Саттон и Чарли Симмз. А с ними еще и Джереми. Кристофер-Джон вскочил со скамейки и бросился в дом.
– Папа, к нам приехали белые, – сообщил он.
Не успели мистер Саттон, мистер Симмз и Джереми подняться по ступенькам, как папа и дядя Хэммер уже вышли на веранду. Кристофер-Джон следом за ними. Джереми кивнул нам, а мистер Саттон, вместо «здрасьте», только бросил:
– Дэвид, Хэммер.
Папа и дядя Хэммер также кивком поздоровались с ними. Последовало неловкое молчание. Затем мистер Саттон – его явно выбрали для выступления первым – заговорил:
– Полагаю, ты слышал, что союз вновь поднял голову?
– Союз? – удивился папа, будто слыхом не слыхал ни про какой союз.
Мистер Саттон мотнул головой.
– Ну да, тот, что организовал еще Моррис Уилер.
Папа промолчал, старательно изображая полное равнодушие. Дядя Хэммер стоял за ним, прислонившись к стене дома. Говорить он предоставил возможность одному папе.
– Когда Морриса Уилера подожгли, союзу пришел конец. Но, говорят, он опять объявился. Так ты слыхал об этом?
– Вроде нет.
– И знать ничего не знаешь, так, что ли? – с кислой миной переспросил мистер Симмз.
Джереми взглядом упрекнул отца. А мистер Саттон тут же бросился в атаку, не дав папе времени на ответ.
– Нам известно, что дела идут все хуже, потому мы и приехали к вам. И похоже, лучше не будет после всего, что вчера случилось на земле Уокера.
– А может, он и об этом ничего не слыхал? – с саркастической усмешкой прервал мистера Саттона Чарли Симмз.
Мистер Саттон с раздражением обернулся на Чарли Симмза, потом снова все свое внимание сосредоточил на папе.
– Уокеры выгнали со своей земли двенадцать семей – белых и цветных.
– Белых больше…
– Сказали, мол, велено четвертину земли держать под паром. Ни цента с нее. А стало быть, пусть семьи выезжают еще до конца недели. Уокеры вроде как вынуждены были так поступить. А за ними так же могут сделать и мистер Грэйнджер, и мистер Монтьер, и мистер Гаррисон. Любой. Вот к нам и кинулись с разговором, и мы подумали – самое время поставить союз опять на ноги. – Он замолчал в некотором замешательстве. – А к вам пришли, потому как, похоже, мистер Уилер был прав насчет цветных фермеров… что и цветные должны входить в союз.
– Понимаю, – сказал папа.
– Надеюсь, – заметил мистер Саттон, – вы вовлечете цветных в это дело, а мы будем двигать его дальше.
Папа молчал. А мистер Саттон и мистер Симмз ждали. И Джереми тоже. Затем папа сказал:
– Думаю, раз вы хотите, чтоб союз воскрес, лучше всего вам поговорить с испольщиками на плантациях.
– Мы так и собирались, – заметил мистер Саттон. – Но нам известно, что Моррис Уилер начал переговоры с вас. Вот и мы решили поступить так же.
– Поехали, Тэйт! – резко оборвал его мистер Симмз. – Вот еще, уговоривать ниггера. Других забот у нас нет…
Мистер Саттон покачал головой и пошел назад к машине.
Дядя Хэммер и папа дождались, пока грузовик убрался, и вернулись в дом. А чуть погодя вышел дядя Бад и сказал, если Сузелла не передумала идти прощаться с тетушкой Ли Энни, то уже пора. Кристофер-Джон, Малыш и я решили отправиться с ней.
У тетушки Ли Энни первым делом заговорил Рассел, выжав улыбку из Сузеллы:
– Давно мне хотелось поговорить с тобой. И так, и эдак прикидывал, да вот только шоколадки у меня нет.
– Тебе она и не нужна.
– Твои слова придают мне смелости.
Сузелла, казалось, слегка смутилась.
– А где Уордел? – спросила она. – Я надеюсь, что увижу его.
– А со мной поговорить не хочешь? Я передам ему твое «до свидания».
– А вот и я! – гордо объявила тетушка Ли Энни, выходя из кухни. В каждой руке она держала по банке. – Вот тут для тебя маринованная свекла и шкварки. А еще, ты их так любишь, маринованные огурчики, лук и консервированные помидоры.
Сузелла прямо-таки дара речи лишилась, стояла и улыбалась, качая головой. Рассел легонько подтолкнул ее локтем:
– Ну разве не чудо?
– О да. – И Сузелла поглядела ему прямо в глаза. – Просто чудо!
Они обменялись пристальными взглядами. И Рассел сказал:
– Ты хотела проститься с Уорделом. Я догадываюсь, где он. Хочешь, пойдем поищем его?
Сузелла оглянулась на отца, который был занят сердечной беседой с тетушкой Ли Энни, и встала. Спустя полчаса дядя Бад решил, что самое время ехать, а Сузелла и Рассел все не возвращались. И меня послали на поиски. Не успела я завернуть за угол, как тут же увидела их – они шли по тропинке от Литтл Роз Ли. Только я хотела окликнуть их, как Рассел вдруг притянул к себе Сузеллу и поцеловал. К моему великому изумлению, Сузелла ему позволила, но потом вроде как смутилась, выскользнула от него и побежала к дому.
– Дядя Бад сказал, что пора ехать, – выпалила я, когда она пробегала мимо.
Едва взглянув на меня, она кивнула и вошла в дом. Когда спустя несколько минут мы катили по дороге к югу, я шепотом сообщила ей:
– А я видела, как Рассел поцеловал тебя.
Сузелла почувствовала некоторую неловкость, но, посмотрев прямо на меня, сказала:
– Ну и что! (Я так и уставилась на нее.) Ну что тут особенного?
– Это ты так говоришь, – заметила я. Ладно, пусть ее.
Только мы выехали на дорогу, как впереди увидели Дюбе Кросса. Дядя Бад предложил подвезти его, и Дюбе с радостью забрался на заднее сиденье, рядом со мной и Сузеллой. Оказалось, он направляется на плантацию мистера Гаррисона. Я рассказала ему про визит мистера Саттона и мистера Симмза и, с их слов, про возвращение Морриса Уилера. Дюбе, однако, заверил, что он про Морриса Уилера ничего не знает.
– Я н-н-не видел его, – со всей серьезностью заявил он, хотя я-то сомневалась в правдивости его слов. – Если он г-г-где-то здесь, он д-д-должен прятаться.
– Ты точно не видел его? – спросила я. – Вы ж с ним были такие друзья.
– П-просто помогал ему иногда. Я-я… – Он запнулся и уставился в боковое стекло. – Ой, т-там этот Стюарт.
К перекрестку с севера приближалась машина Джо Билли Монтьера. В ней сидели еще двое, мы узнали в них Стюарта Уокера и Пирсона Уэллса.
Дядя Бад замедлил ход, а потом свернул на Грэйнджер Роуд. Я глаз не отводила от машины Джо Билли, которая все набирала скорость. Что-то мне в этом не нравилось.
Джо Билли просигналил нам, и дядя Бад затормозил.
– Не надо, – крикнула я. – Не останавливайтесь!
Дядя Бад посмотрел в зеркало заднего обзора.
– Я и не останавливаюсь. Думаю, они просто хотят проехать.
Машина Джо Билли села нам на хвост. Дядя Бад еще затормозил, чтобы пропустить их. Но они сами замедлили ход возле нас.
– Привет, парень! – окликнул Стюарт. – Постой-ка! Поговорить с тобой надо.
– Дядя Бад, пожалуйста, не останавливайтесь, – взмолилась я. – У меня дурное предчувствие. Эти парни, они никогда ничего хорошего… Дюбе, скажи ему!
– К-к-кэсси… она п-права. Лучше п-прибавить скорость.
Дядя Бад посмотрел на Стюарта.
– Да, может, ничего плохого. Не вижу причин бояться. Я заторможу.
Он остановился. Во мне что-то заныло. И память услужливо подсказала, как он был не прав. Убийственно не прав.
Джо Билли тоже остановил машину. Стюарт и Пирсон Уэллс вылезли. Пирсон обошел машину и поставил ногу на передний бампер. Стюарт подошел со стороны дяди Бада и заглянул внутрь. Его глазки остановились на Сузелле.
– Эй, Сузелла, – сказал он, – я слышал, отец твой тут. Это он?
Сузелла кивнула, побледнев.
Стюарт на шаг отступил от машины.
– Очень хорошо. Так вот он каков, этот парень, что произвел на свет такую хорошенькую штучку. Тебя.
Дядя Бад крепко сжал руль, глядя прямо перед собой.
– По-моему, он не очень-то белый. – Стюарт оглянулся на Джо Билли, потом на Пирсона. – А вы что скажете?
– И по мне тоже, – ответил Пирсон.
Джо Билли промолчал.
Стюарт засмеялся.
– Знаешь, эта твоя дочка недавно сыграла со мной шутку. Заставила меня думать, что она белая. Заставила меня кланяться да ножкой шаркать, будто она леди. Ты… Я не забыл это, так и знай.
Его глаза задержались на Сузелле что-то слишком долго. Сузелла покраснела, но не отвела глаз. Наконец Стюарт отошел от машины и сделал знак дяде Баду выходить.
– Давай сюда, охота разглядеть тебя получше.
Джо Билли тоже вылез из машины и подошел поближе. Руки дяди Бада сжимали руль, он все оглядывался через плечо на Сузеллу.
– Пошевеливайся, малый, – приказал Пирсон.
Дядя Бад отпустил руль и вылез из машины. Дюбе открыл свою дверь, чтоб тоже выйти, но Пирсон его задержал.
– А ты погоди пока, парень.
Стюарт обошел вокруг Бада, все изучая.
– По мне, так светлее, чем внутри машины, ты не стал, – заключил он.
– Может, это солнце его так очернило, – предположил Пирсон. – Может, он в самом деле светлокожий под этим прелестным костюмом, что на нем. Может, просто надо снять с него этот костюмчик.
– Может быть, – согласился Стюарт.
– Пожалуйста… – начал Бад, – моя дочь…
– Вот это-то мы и хотим выяснить… насчет твоей дочери. Что это она смотрится совсем как белая? Можешь сказать нам почему?
Дядя Бад залился холодным потом.
– Ну, что скажешь, парень?
– Ее мать… она… она в самом деле светлокожая…
– Ага, вот что мы теперь услыхали. Она такая светлокожая, что даже белая. Что ты, парень, на это скажешь? Ты спал с белой женщиной?
– Нет, сэр… нет, она цветная, мама Сузеллы.
– Что я слышу! – продолжал Стюарт. – Там, в Нью-Йорке, они себе все позволяют. Негры даже женятся на белых женщинах. Ты тоже слыхал об этом, Пирс?
– Ага, слыхал, – кивнул Пирсон.
Стюарт вновь повернулся к Баду.
– Ну, что, парень?
Дядя Бад глотнул с трудом, уставившись в землю.
– Так скажи мне, ты был женат на белой женщине? Пари держу – был, – усмехнулся Стюарт. – Скажи мне, не бойся.
– Оставь его в покое, ты, белая рвань.
На мгновенье зазвенело молчание. Никто не двинулся с места. Затем Стюарт медленно повернулся и бешено взглянул на Сузеллу. Я ждала не дыша. Наконец, очень тихо, Стюарт проговорил:
– Может, ты глядишься белой, девка, но лучше бы ты помнила свое место. Сегодня ты меня рассердила. И мне охота тебя тоже вытащить из машины.
Сузелла встретила его взгляд, не отводя глаз.
– Не трогай его. Повторяю… не трогай его. – Ее голос был спокойным и угрожающим, и Стюарт, казалось, не знал, как на это реагировать.
Он пошел на нее. Джо Билли быстро перегородил ему дорогу и схватил его за руку.
– Поехали отсюда, Стюарт, слишком далеко зашло…
– Я так скажу, все, что мы должны сделать, это заставить ниггера раздеться, – заметил Пирсон.
Сузелла рванулась вперед, но дядя Бад одернул ее:
– Молчи, Сузелла! Молчи!
Стюарт глубоко вздохнул и выхватил руку из цепких объятий Джо Билли. Он еще задержал взгляд на Сузелле, затем повернулся к Баду.
– Вот это дело, Пирсон. Сейчас мы посмотрим, насколько светлый этот ниггер… Ну, давай, ниггер, вперед. Раздевайся!
Бад стоял как оглушенный.
– Пожалуйста, сэр, не надо, не заставляйте меня делать это. Моя дочь, дети…
– Это для твоей же пользы, как ты не понимаешь?! Может, в самом деле ты светлый под этой одеждой. Ну, начинай. Делай, что говорят…
– Ради бога, Стюарт! – запротестовал Джо Билли. – Он же простудится насмерть.
Стюарт сердито повернулся к нему.
– Умолкни, Джо Билли! Кишка у тебя тонка, так лезь обратно в машину. А я хочу выяснить кое-что насчет этого ниггера – слышишь, парень? А ну раздевайся давай!
Бад дрожал всем телом.
– Только не перед моей дочерью…
Внезапно Стюарт набросился на Бада и стукнул его по лицу. Рукой. С силой.
– О господи! – закричала Сузелла и распахнула дверь машины. Но выскочить не успела, Джо Билли захлопнул дверцу.
– Оставайся там, – приказал он.
Дюбе вылез с другой стороны.
– П-п-пожалуйста, мистер Стюарт… – Он не закончил.
Пирсон жестоко ударил его в живот, и Дюбе упал на колени.
– Дюбе! – закричали мы из машины. Словно в столбняке, мы смотрели, как Пирсон грубо бросил его на капот и, завернув ему назад левую руку, крепко держал его. Кровь хлынула у Дюбе носом, и страх сжал мне горло.
– Так что? – сказал Стюарт Баду. – Я жду. Снимай вещички.
Дрожащими пальцами кузен Бад снял галстук.
– Пари держу, ты быстрей раздеваешься, когда тебя ждет какая-нибудь девочка, – гадко засмеялся Стюарт.
Бад глянул на Сузеллу, потом снял пиджак, затем рубашку.
– И майку долой.
Бад подчинился.
Снова Стюарт обошел вокруг него, изучая, словно призового бычка.
– Как ты думаешь, Пирс?
– Не знаю, что и думать, – пожал плечами Пирсон. – Думаю, надо нам смотреть на его ноги.
Стюарт кивнул.
– Слышал, парень? Скидай портки.
– Тогда, пожалуйста, дайте мне уйти в лес и там…
– А ну живо!
Бад сделал, что было велено. Он стоял спиной к нам, его тело дрожало в одних трусах. Я отвернулась. Я понимала, до чего он унижен.
– Что скажешь теперь, ниггер? – усмехнулся Стюарт. – Был ты все-таки с белой женщиной там, у себя в Нью-Йорке? А знаешь, что здесь делаем мы с ниггером, удумавшим такую штуку? – Бад опустил голову и смотрел в землю. Стюарт схватил его за подбородок и задрал голову. – Мать этой девчонки была белой? Правду говори!
Вдруг не успела я глазом моргнуть, как Малыш распахнул дверцу машины и выкатился наружу. Обойдя Пирсона, он как сумасшедший бросился назад по дороге к фургону, что только что показался на взгорке. Фургоном правил мистер Моррисон.
Джо Билли глянул на фургон и повернулся к своей машине.
– Лучше нам ехать.
– Только из-за какого-то ниггера в фургоне? – осклабился Стюарт.
– Если не ошибаюсь, не совсем обычного ниггера. Он из тех, что сломал спину Дьюбери Уоллесу и руку Тёрстену.
Фургон приближался. Безошибочно цепкий взгляд мистера Моррисона сразу схватил ситуацию. В нескольких шагах от нас он остановился и притянул Малыша к себе. Затем повернулся к Пирсону.
– Буду обязан, если вы отпустите паренька.
Пирсон смотрелся не слишком уверенно.
– Или вам желательно, чтоб лег я, и тогда попробуйте удержать мою руку.
Пирсон глазами искал одобрения Стюарта и пока что не отпускал Дюбе.
– Старина, – сказал Стюарт, – вы лезете в то, что вас не касается, и я не отвечаю за себя, если…
– Мистер Рэнкин, одевайтесь.
– Ниггер, ты смотри у меня…
– Там стоит ваша машина. Так что лучше будет, если вы сядете в нее и поедете по домам. А мы сделаем то же самое.
Голос мистера Моррисона звучал тихо и спокойно, но угроза в нем росла и нависала над замершим лесом.
Джо Билли сел в машину.
– Поехали, Стюарт! – позвал он.
Стюарт в ярости, не двигаясь, смотрел на мистера Моррисона.
– Да поехали!
Тогда Стюарт повернулся, в последний раз посмотрел на мистера Моррисона и, ткнув пальцем в его направлении, крикнул:
– Я этого не забуду!
– Я тоже, – сказал мистер Моррисон.
Говорить было больше не о чем. Стюарт уселся в машину. Пирсон за ним, хлопнув со злости дверцей. Джо Билли развернулся и укатил. Мистер Моррисон подождал, пока их не стало видно, и снова заговорил с Бадом:
– Одевайтесь, мистер Рэнкин, и мы поедем домой.
Дядя Бад кивнул, нагнулся за вещами, но от пережитого страха его вырвало прямо на них. Мистер Моррисон вышел из фургона, подобрал вещи и увел Бада в лес. Не зная, о чем говорить, мы хранили молчание, пока они не вернулись. Они появились через несколько минут.
– Папочка, ты в порядке? – спросила Сузелла. Лицо ее было бледно, а в глазах жила боль.
– Да, детка, в порядке, – ответил Бад, садясь в машину. Но руки его бешено дрожали, когда он дотянулся до зажигания.
– М-м-мистер Рэнкин, я м-м-могу вести, – сказал Дюбе, придерживая нос концом рубашки. – Он меня не поранил.
Не глядя на него, дядя Бад рванул с места.
Мистер Моррисон с Малышом развернули фургон и покатили домой. Мы молча ехали за ними. Как только машина затормозила у подъездной дороги, Бад вылез и отошел в сторонку. И когда мы наконец прибыли домой, он ни на кого не смотрел. В тот же вечер, еще дотемна, он и Сузелла отбыли в Нью-Йорк.