Ну и что все это значит? — спросила Китти.

Фингал рассмеялся.

— Я встретил Боба на Графтон-стрит. Там он и увидел ту собаку. А ее хозяин играл на дудочке.

— И ты, ручаюсь, дал им денег, лопух ты сентиментальный.

Он пожал плечами.

— Значит, точно дал. И правильно сделал. — Она пригубила свой херес, посмотрела в бокал и улыбнулась. — Хотелось бы мне почаще выбираться по субботам из сестринского общежития. Или научиться жульничать так ловко, чтобы мне доставались особые поручения вроде сегодняшнего… — Она нахмурилась. — Послушать нашу комендантшу, так можно подумать, что все мужчины состоят в близком родстве с сатаной.

— Мы и вправду чертово отродье, когда речь заходит о девушках, — изрек Фингал с карикатурным акцентом уроженца графства Корк. — А как же иначе? Ни одной юбки не пропускаем.

— О’Рейли, ты ведь не бабник? — спросила Китти. — Ты говорил, что несколько лет провел в море.

— Ты не знаешь матросов? У них в каждом порту подружка.

— Значит, я — твоя дублинская подружка? — Широко улыбаясь, она допила херес. Но Фингал различил в ее голосе некоторое разочарование.

Он сгреб Китти в объятия и поцеловал, ощутив сладость ее губ и прикоснувшись к кончику языка. По ее телу пробежал трепет.

— Фингал… — к тому моменту, как они разжали объятия, Китти слегка задыхалась, — ты не ответил на мой вопрос. Неужели я?..

— …моя дублинская подружка? Господи, Китти О’Хэллоран, ну конечно! Причем единственная. — Он сказал чистую правду.

Китти придвинулась ближе и не стала противиться его попыткам приласкать ее, только вздрагивала от прикосновения его ладоней. Наконец она отстранилась и с мягкой улыбкой напомнила: — У нас есть время до десяти, а потом мне надо вернуться. — Она пригладила волосы. — Какие планы на сегодня?

— Мы так давно не виделись. Ты не против, если я угощу тебя ужином?

— А он тебе по карману?

— Само собой, — подтвердил Фингал, — если только не в «Грешеме» и не в «Шелбурне».

— Вот негодник, — рассмеялась она.

Фамильярность Китти придала ему смелости, он придвинулся ближе. С недавних пор чувства Фингала к Китти нарастали с каждым днем. И чем дальше, тем сильней.

— Ты здорово откачал плевральный экссудат, — вспомнила она. — А этот Падди Кьоу — славный человек.

— Мы с Бобом как раз разговаривали о нем перед твоим приходом. — Фингал покачал головой. — Как говорил мой давний знакомый, семейный доктор О’Малли из Холивуда, «ох уж это неравенство», имея в виду, что деньги в мире распределены неравномерно. Доктор Миккс считает, что мы, врачи, не в силах изменить мир. А доктор О’Малли просто пытался изменить хоть что-нибудь в одной деревне. Сельский врач невольно оказывается в курсе всех дел своих пациентов и деревни в целом. Потому и может что-нибудь изменить к лучшему. Хотел бы я хоть чем-нибудь помочь Падди Кьоу.

Китти удивленно смотрела на него, в ее серых глазах появился мягкий блеск.

— Я никогда еще не видела тебя таким, Фингал. Ну и ну! Ты задумываешься о серьезных вещах? В компании друзей и подружек и даже наедине со мной ты так ловко скрываешь свои истинные чувства — значит, ты просто притворяешься…

— Извини. — Фингал смутился. — Но Падди Кьоу отдал свою правую руку за страну, которой служил, поэтому теперь он заслуживает приличного жилья или работы. Я понятия не имею, как помочь ему, но клянусь Богом, что-нибудь придумаю.

К изумлению Фингала, Китти обняла его обеими руками и крепко поцеловала.

— Какой же ты милый, Фингал! Я просто без ума от тебя.

Он вдруг словно растерял все слова. Однажды он сказал Ларсу, что постарается не доводить дело до объяснений, пока не будет готов к ним, и знал, что ему еще рано признаваться в своих чувствах, но каждый раз рядом с Китти у него в душе происходили перемены. Особенно заметны эти перемены были сегодня. Привычная ему шутливая болтовня оказалась бы сейчас совершенно неуместной. Китти права: он давно научился скрывать чувства, маскировать их шутками. И теперь сумел только выдавить:

— Ты очень нравишься мне, Китти.

Она поджала губы и заявила:

— Я не шучу, Фингал, Ты очень дорог мне.

Ну и что ему сказать теперь?

Китти пощадила его:

— Ладно, хватит о серьезном. Так что там насчет ужина?

Услышав, как легко Китти сменила тему, Фингал вздохнул с облегчением.

— Я знаю одно отличное местечко на Друри-стрит.

Она рассмеялась.

— Если там подают рыбу с картошкой, тогда идем.

— Решено, — кивнул он. — А потом я провожу тебя до общежития — если повезет, мы успеем вернуться как раз к десяти.

По пути к общежитию он знал с десяток укромных уголков, где можно было наобниматься без помех.

Но Фингалу не давала покоя одна мысль: не слишком ли он скрытен? Может, пора бы уже признаться Китти в том, какие чувства он к ней испытывает? Но как, если он и сам в них пока не разобрался? Может, сегодня, но попозже? Или на новогоднем балу?

Или еще позже — точнее, с опозданием на тридцать один год, мысленно добавил О’Рейли, потянулся в потертом кресле и встал. Хватит с него больничной «казармы», черт бы ее побрал, пора проведать Донала Доннелли, узнать, как у него дела. А на обратном пути заглянуть в кафетерий.

Завидев его, ночная медсестра поднялась из-за стола.

— Его только что привезли, доктор О’Рейли, — сообщила она. — Он без сознания. Мы поместили его в одноместную палату.

— Спасибо, сестра, — кивнул О’Рейли.

Возле постели Донала дежурила сиделка. Голова пациента была забинтована и покоилась на ровном матрасе, без подушки.

— Это доктор О’Рейли, — представила спутника ночная медсестра.

— Как Донал? — спросил О’Рейли, окидывая взглядом пациента, опутанного трубками.

— Неплохо. — Сиделка протянула ему планшет с картой.

О’Рейли пробежал взглядом записи: температура, пульс, давление и частота дыхания — все показатели у Донала были в норме.

— Отлично, — кивнул О’Рейли. Значит, первое препятствие Донал преодолел. Теперь предстояло второе: прийти в себя. Давай же, Донал, думал О'Рейли, давай, черт тебя побери. Ему нестерпимо хотелось, чтобы Доналу стало лучше. Намного лучше.

О’Рейли отдал планшет сиделке.

— Спасибо, — и добавил, обращаясь к ночной сестре: — Спасибо вам обеим. — Он зевнул. — Длинный выдался день. — Он взглянул на часы: двадцать минут второго. — Попробую вздремнуть.

— Я позвоню вам, если состояние вашего друга изменится, — пообещала сестра.

Слово «друг» не ускользнуло от внимания О’Рейли. Если вдуматься, действительно все пациенты деревушки приходились ему друзьями, и ему это нравилось.

— Буду весьма признателен. Доброй ночи, сестра…

— Хоуи. Джейн Хоуи. Китти О’Хэллоран — моя подруга.

— И моя, — подхватил О’Рейли, только теперь заметив, какие взгляды сестра бросает на него. — Да вы, наверное, уже знаете.

Она улыбнулась.

— Китти рассказывала о вас.

— Спокойной ночи, сестра Хоуи, — попрощался О’Рейли и вышел.

По дороге в кафетерий он думал о Джейн Хоуи и о том, что она может пополнить ряды его друзей, если для него с Китти наконец начнется новая жизнь вдвоем. При мысли о друзьях О’Рейли воспрял духом: близкие ему люди — Кроми, Бересфорд, Хильда Манвелл, Чарли… И Донал.

О’Рейли не знал, стоит ли позвонить Барри и попросить его передать последние сведения о Донале его жене, Джули. С другой стороны, Джули сейчас изводится от беспокойства, а известия недостаточно хороши, чтобы избавить ее от опасений. Лучше созвониться утром, к тому времени Доналу наверняка полегчает.

В «Пещере» О’Рейли засиделся над чашкой чаю. В такой поздний час посетителей в кафетерии было немного. О’Рейли прислушался к себе: аппетит отсутствовал начисто, неужели он так разволновался из-за Донала? В былые времена Фингал О’Рейли никогда не отказывался от еды. Однажды в студенческие годы он ухитрился дважды умять рождественский ужин. Без особых последствий.

Он закрыл глаза.

И услышал церковные колокола. Закончилась рождественская служба, ликующий перезвон плыл над Дублином, отчетливо слышный и в зажиточных домах на Лансдаун-роуд, и в трущобах Либертис.

Падди Кьоу и Кевин Доэрти вновь находились в палате святого Патрика. Дыхание Кевина было ровным, щеки розовыми, усы Падди Кьоу — аккуратно подстриженными. Фингал подмигнул Падди, и тот в ответ лихо отдал ему честь левой рукой.

Эти двое были здоровы, но по традиции, с давних пор существовавшей в больнице сэра Патрика Дана, самых бедных бывших пациентов утром в сочельник приглашали к праздничному столу. Палату украсили остролистом и бумажными лентами, поставили елку, увешанную мишурой и разноцветными стеклянными шарами. Из раструба граммофона летели звуки рождественской песни «Вести ангельской внемли». Угощение разносили студенты четвертого курса под надзором старшего персонала больницы.

Фингал пригубил хереса, которого налили всем, кроме Рональда Геркулеса Фицпатрика, потягивавшего апельсиновый сок.

— Сейчас обслужим клиентов, перехватим чего-нибудь сами — и мы свободны, — сказал Кроми. — Сегодня у меня свидание.

Кроми начал встречаться с Вирджинией Трейнор, однокурсницей Китти.

Фингал уже давно был влюблен в Китти. Правда, как он объяснял Ларсу, связывать себя узами брака он пока не собирался, но все же… Он бросил взгляд в сторону стайки медсестер, среди которых была и Китти. Как всегда, она блистала красотой.

Прибыл доктор Миккс с большим мешком, который взгромоздил на стол, поставленный между рядами кроватей.

— Будьте любезны, доктор Пилкингтон.

Джефф подвел студентов к столу:

— Возьмите по шесть подарков каждый и раздайте пациентам.

Внезапно какой-то шум у двери привлек всеобщее внимание.

— Хо-хо-хо! — послышался басовитый хохот.

В дверях палаты возник белобородый Санта-Клаус в алом костюме. Если бы не рыжие вихры, торчавшие из-под отделанного белой ватой колпака, Фингал ни за что не узнал бы Чарли Грира. Санта-Клаус направился прямиком к сестре Дэли, извлек откуда- то из-за спины веточку омелы и поднял ее над головой.

— С Рождеством, сестра! — воскликнул Санта.

Сестра Дэли зарделась под цвет его шубы, но заявила:

— Сейчас праздник, так что небольшие вольности допустимы, — и под оглушительную бурю аплодисментов поцеловала Санту. — Но предупреждаю всех студентов: держитесь подальше от моих медсестер! — спохватившись, добавила она.

Однако в ее добрых глазах мерцали смешинки.

— Отлично придумано, Чарли, — оценил Фингал. — Дай-ка мне омелу.

В этот момент кто-то потянул его за рукав, Фингал обернулся и увидел, что улыбающийся Боб Бересфорд протягивает ему сверток с подарком.

— Это для твоего приятеля, сержанта. Я подумал, что ты сам захочешь поздравить его.

— Спасибо, Боб. — Фингал взял подарок, а когда проходил мимо Китти, то украдкой показал ей веточку омелы, кивнул в сторону шлюза и подмигнул. Подарок он вручил Падди. — С Рождеством, Падди! Приятно видеть вас бодрым и здоровым.

Аккуратно подстриженные усы зашевелились, Падди Кьоу с улыбкой отозвался:

— Спасибо, сэр. И не только за подарок, но и за то, что не проткнули меня той здоровенной иглой насквозь, а поставили на ноги.

— Ну, это просто моя работа, — смутился Фингал.

— И она вам по плечу, сэр. С Рождеством! — Падди указал в глубину палаты. — Видали, что вон там? — Он изумленно таращил глаза.

Работники больничной кухни расставляли на столе тарелки с дымящимся угощением. Блюда с жареными фаршированными индейками, обложенными картофелем, соседствовали с супницами, полными супа с морковью и брюссельской капустой, и соусниками с густой подливой и клюквенным соусом.

— В жизни такого роскошества не видывал! — признался Падди. — Вот что я вам скажу, мистер О’Рейли: нам с двумя сестрами и братом в нашей каморке такая роскошь и не снится, разве что хлеб макаем в жир на праздники.

Трое людей в одной тесной комнате, на праздничном столе — только хлеб растопленным свиным салом… У Фингала защипало глаза от подступивших слез.

— Сказать по правде, места у нас теперь побольше, чем пару лет назад. Наши старики и младший братишка уже отдали концы. От лихорадки.

Фингал содрогнулся. «Лихорадкой», унесшей жизни матери, отца и брата Падди, был, по всей вероятности, брюшной тиф.

Из-за антисанитарии эпидемии тифа постоянно вспыхивали в дублинских трущобах.

— Вы с родными не можете куда-нибудь переехать?

— А куда? Сестры работают поденщицами, Барри — посыльным. А я вот обиваю пороги, может, и получу британскую пенсию.

Падди и вправду полагалась крохотная пенсия.

— Поселиться в Дублинском замке нам не светит, сэр, даже если мы сложим все, что заработали. Мы бы и не прочь, но знаете, как говорится, где родился — там и пригодился, если только ты не девчонка и тебя не увез к себе на родину какой-нибудь парень.

Фингал смотрел на Падди и мысленно ругал себя: «Черт побери, Фингал, ты же еще неделю назад обещал Китти, что подыщешь этому человеку жилье. И что сделал? Ровным счетом ничего».

В компании студентов и медсестер Фингал дождался, когда придет его очередь наполнить тарелку. Он воздал должное угощению и отошел попрощаться с Кевином Доэрти и Падди Кьоу. Его взгляд поймала Китти. На этот раз она кивнула в сторону шлюза.

Фингал в ответ показал ей растопыренную пятерню, надеясь, что она поймет условный знак. Ему требовалось пять минут, чтобы освободиться. Подойдя к Кевину, он присел на койку:

— Как дела, Кевин?

«Мистер К. Д.» заулыбался:

— Очень даже ничего, сэр. Хинидин мне уже не дают.

— Рад слышать. Будем надеяться, что больше вы сюда не вернетесь. — Фингал понимал, что Кевину вскоре снова придется лечиться, но не стал заводить разговор об этом, только поздравил пациента с Новым годом.

— И вас с праздником, док. — Кевин поднял бровь. — Можно спросить, сэр? Как ваши дела с сестричкой — идут на лад?

— Угу. — Фингал бросил беглый взгляд в сторону двери, куда удалялась Китти. — Мы с ней встречаемся на Новый год.

— Ну, тогда удачи вам, сэр. Большой удачи.

— Спасибо, — кивнул Фингал. — Берегите себя, Кевин, а мне пора бежать. Родители ждут меня к рождественскому ужину.

Убедившись, что сестра Дэли увлечена беседой с доктором Микксом, Фингал ускользнул в шлюз, где уже ждала Китти. Остановившись перед ней, он поднял руку с веточкой омелы, обнял Китти другой рукой и крепко поцеловал ее.

— Счастливого Рождества, Китти О’Хэллоран! — пожелал он.

— Все сыты? — спросила мама. — Никто не хочет добавки?

Отец, восседавший на своем месте во главе длинного стола из красного дерева, ответил:

— Ужин был великолепный, Мэри.

Желтый шелковый галстук, подаренный ему Ларсом, внес праздничную нотку в темные тона костюма.

Ларс вытер губы и свернул салфетку.

— Да, чудесный ужин, мама. Спасибо. — Его слова прозвучали невесело. Ларс выглядел подавленным.

— Угощение будь здоров, — добавил Фингал, отдавая матери свою пустую тарелку. Он знал, что его слова обязательно передадут кухарке. Правда, для него в этот день ужин был уже вторым, и он осилил его с трудом.

Отец озадаченно нахмурил лоб.

— Как ты сказал?

— «Будь здоров», — повторил Фингал. — Почти то же самое, что и «по высшему разряду».

Наградой ему стал сдержанный смешок Ларса.

Отец покачал головой.

— Прискорбно. Полагаю, это американское выражение? — Поджав губы, он сокрушенно поцокал языком. — Наши американские родственники станут причиной упадка английского языка.

Ну вот, начинается, мысленно отозвался Фингал.

— «Будь здоров» — ну надо же! — продолжал отец. — Как сказал твой тезка еще в 1882 году, «между нами и Америкой удивительно много общего — практически все, кроме, разумеется, языка». — И отец с широкой улыбкой добавил: — Кто узнал цитату?

Фингал опередил Ларса:

— Это из «Кентервильского привидения».

Только тут Фингал заметил, что Ларс, похоже, и не собирался отвечать на отцовский вопрос.

— Хорошо, что ты помнишь, — кивнул отец.

— Ты же сам ставил с нами пьесу по «Привидению» однажды на Рождество.

Мама рассмеялась.

— В детстве ты был такой забавный, так смешно актерствовал! Я уже думала, что тебе прямая дорога на сцену.

Фингал покачал головой.

— Ты ведь знаешь, о чем я всегда мечтал.

И он тут же пожалел об этих словах.

— Кстати, о твоей карьере, Фингал…

Ну вот, началось. Фингал откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Мне кажется, теперь, по прошествии семи лет… — отец подался вперед, — я наконец примирился с твоим желанием изучать медицину.

Что? Глаза Фингала округлились от удивления. Примирился?

— Мы с отцом много говорили о тебе, сынок, — добавила мама.

— И только по одному вопросу пока не пришли к согласию, — продолжил отец.

Мама повернулась к нему.

— Может быть, не сегодня, Коннан?

— Когда же еще? Это ради блага самого Фингала.

Фингал не знал, что его ждет, но решил не терять самообладания, что бы ни сказал отец.

— Среди наших друзей есть медики, которые вращаются в литературных кругах. Доктор Виктор Миллингтон Синдж — племянник покойного драматурга Джона Миллингтона Синджа. Мистер Оливер Сент-Джон Гоугарти сам пишет стихи.

— Мистер Гоугарти не только поэт, но и хирург-отоларинголог, гонорар которого за одну операцию доходит до трехсот фунтов, — заметил Фингал и нахмурился. — Не понимаю, какое отношение имеет ко мне он и доктор Синдж.

— У них узкая специализация, — объяснила мама. — Отец несколько раз встречался с обоими, и эти люди, а также их работа в сфере медицины произвели на него глубокое впечатление.

Фингал отметил: заговорить об этом сам отец так и не решился, но приготовился предложить ему выбрать врачебную специализацию.

— Твоя мать абсолютно права, — подтвердил отец. — Видимо, я все-таки заблуждался, когда запрещал тебе даже думать о выборе факультета, Фингал.

Хвала Всевышнему.

Отец прокашлялся:

— Итак, наш подарок тебе на Рождество — пятьдесят ежегодных фунтов в ближайшие два года. Этого времени тебе хватит, чтобы освоить профессию.

Пятьдесят фунтов? Значит, больше не придется урезать себя во всем, ужиматься и экономить? Внезапно Фингала осенило: это же мост, переброшенный через пропасть, отделяющую его от отца. Он поднялся и пожал отцу руку.

— Спасибо, папа. Спасибо, мама. Храни вас Бог.

Появилась Бриджит с подносом и принялась убирать со стола.

— Мы прекрасно поужинали, — сказала мама, — я хотела бы сама поблагодарить кухарку. — И она вышла из комнаты.

Фингал, которому все еще с трудом верилось, что отец изменил свое мнение, взял бокал.

— Может быть, перейдем в гостиную?

— Вы идите, ребята, — негромко откликнулся отец. — А я допью кларет. Мы с мамой присоединимся к вам попозже.

— Только не задерживайтесь, — попросил Фингал и с улыбкой направился в гостиную. Он надеялся, что ему хватит времени выяснить, что тревожит брата.

Ларс упал в кресло перед пылающим камином и закинул ногу на ногу. Фингал занял второе кресло, поставив свой бокал на стол.

— Ларс, выкладывай, — заговорил он. — Что тебя гложет?

Ларс пожал плечами.

— Помнишь, ты говорил мне, что я сам пойму, когда наступит подходящий момент и найдется место?

Фингал задумался на секунду.

— Джин Нили?..

— Вчера вечером. Ужин в «Грешеме», прогулка по Феникс-парку. — Ларс извлек из кармана бархатную коробочку, открыл ее и показал кольцо. Его голос дрогнул. — Она сказала «нет». — Он вздохнул. — Мне следовало это предвидеть. Она призналась, что давно собиралась расстаться со мной, но решила подождать Рождества.

— Господи… — Фингал поднялся и положил ладони на плечи брату. — Сочувствую, Ларс. Мне правда очень жаль.

Ларс покачал головой.

— Спасибо, Финн, — он выпрямился и глубоко вздохнул. — Чувство времени у меня всегда было никудышным. — Ему удалось криво усмехнуться. — Ничего, переживу. Давай не будем поднимать из-за этого шум. Важно другое: старик наконец-то смирился с тем, что ты выбрал медицину. Ну и как ты себя теперь чувствуешь?

— Я огорошен, — признался Фингал.

— По-моему, мы с тобой превратно поняли его, — продолжал Ларс. — Приняли глубоко укоренившееся ощущение правильности своих действий за ослиное упрямство.

— Ты даже не представляешь себе, как я рад. Тебе ведь известно о моих стесненных обстоятельствах. Теперь навещать родителей будет гораздо приятнее.

— Рад слышать, Финн. Кстати, о визитах: когда собираешься в Портаферри?

— Может, весной. Как только закончится сезон регби. Ты еще не забросил охоту?

Ларс улыбнулся.

— И не собираюсь, даже если буду передвигаться в инвалидном кресле.

Фингал не брал в руки ружье с тех пор, как поступил в колледж, но сейчас ему не помешало бы провести денек на безлюдных берегах озера Стренгфорд-Лох. Он улыбнулся брату.

— Да, — негромко произнес Ларс, — там сейчас красиво.

— Завидую тебе, Ларс, — признался Фингал. — Ты нашел свое место.

— А ты? — спросил он. — Скоро найдешь свое?

— Пока не знаю. Это, конечно, медицина, но общая практика или узкая специализация — неизвестно. Когда наступит время, я перейду этот мост. Скорее всего, последую примеру очень многих: получу диплом, несколько лет отработаю врачом общей практики, а потом решу, продолжать мне в том же духе или сменить курс и получить специализацию. Но пока что мне ничего не нужно, кроме медицины. Милая наша мама… — Фингал помолчал. — Не знаю, как она этого добилась, но теперь вражда в прошлом.

— Да, ты уже не одинок, — подтвердила незаметно вошедшая в гостиную мать и погрозила Фингалу пальцем. — Так что трудись, выдержи все экзамены и стань самым лучшим врачом.

— Обязательно, — кивнул он.

— Ты уж постарайся, Фингал Флаэрти О’Рейли, — вступил в разговор вошедший вслед за матерью отец. — И если хочешь совет — не мой, а мистера Гоугарти, — не довольствуйся участью врача общей практики. Специализируйся.

Фингал вспомнил, что отец только что сделал ему невероятную уступку. Улыбнувшись, он негромко сказал:

— Отец, у меня впереди еще полтора года, чтобы все обдумать. Я должен испробовать все, прежде чем приму решение.

— И я нисколько не сомневаюсь, что именно так и будет, — подытожил отец.