- Мам, ты не видела коробку с надписью «походные принадлежности»? - крикнула Карли.

Шум работающего в гостиной телевизора доносился через коридор сюда, в ее детскую спальню, чуть ли не до потолка уставленную картонными ящиками, которые она до сих пор не перевезла в домик в горах.

- Не поднимай на меня голос, Карли Джейн. Я и так тебя прекрасно слышу, нечего орать, словно пастух на отару. - На пороге спальни появилась Бетси Джейкобс, миниатюрная, изящная, безукоризненно одетая и причесанная. - Нет, не видела. Правда, должна признаться, я ни разу не рискнула сюда войти. Не дай Бог, Что-нибудь на голову свалится. И что ты только там держишь, в этих коробках? - Она слегка передернула плечами, но так незаметно, что ее движение не потревожило мягкого белоснежного свитера.

Карли для сравнения взглянула на себя в зеркало над розовым туалетным столиком из кокетливого девичьего гарнитура, купленного родителями, когда она еще училась в школе. Она так торопилась подготовить все к завтрашнему отъезду, что натянула первую попавшуюся старую кофту - из тех, что давным-давно потеряли всякую форму - и перехватила волосы резинкой. Теперь у нее был такой вид, как будто она получила эти вещи в Армии Спасения.

Вздохнув, она обернулась к матери.

- В одной из них, мам, мои походные вещи, которые мне понадобятся уже через двенадцать часов. К сожалению, именно ее я не могу отыскать.

- А в кладовке не смотрела?

Карли щелкнула пальцами и устремилась вправо, на ходу отшвыривая старые лыжные ботинки и кипу журналов, чтобы освободить дверь в кладовку.

- Есть! - раздался изнутри ее довольный возглас.

Поднатужившись, она выдернула нужную коробку из-под двух других, с надписями «ужасные свитера» и «учебники, которые мне больше никогда не понадобятся».

Ей как- то удалось вытащить эту неподъемную коробку и, уронив ее на пол, она принялась разбирать содержимое.

- Знаешь, дорогая, - сказала Бетси, - мне, конечно, было бы приятнее, чтобы ты отказалась от похода в горы в такую неустойчивую погоду, но я рада, что у тебя хотя бы хватило здравого смысла взять с собой Чейза. Он такой хороший мальчик. Я уверена, что он позаботится о твоей безопасности.

Карли подняла голову, искренне удивившись словам матери и тому, что та до сих пор стоит рядом. Мать смахнула с кровати невидимую пылинку и лишь после этого аккуратно опустилась на разноцветное покрывало.

- Что ты хочешь этим сказать - хороший мальчик? - подозрительно поинтересовалась Карли.

- Только то, что сказала. - Губы Бетси вытянулись в тонкую линию. - Большинство молодых людей твоего поколения интересуют исключительно всякие там ночные бары и вечеринки. Им никогда не придет в голову заглянуть к пожилой женщине и проверить, достаточно ли у нее на зиму дров. Или, например, расчистить подъездные дорожки к ее дому от полутораметровых заносов и купить ей продуктов на неделю.

Чейз все это делал? Руки у Карли безвольно опустились. Такая забота о ее матери согрела ей душу. Она готова была улыбнуться, но в последний момент успела поменять улыбку на гримасу. Зная Чейза Самуэльсона, не приходилось сомневаться, что у него был какой-то скрытый мотив. В данный момент, видит Бог, она не могла вычислить, что им руководило, но ничего, дайте ей только время. Многолетний опыт поможет-таки Карли определить любые его скрытые мотивы.

- Вот-вот, - продолжала Бетси. - И я, заметь, не единственная. Не считаясь со временем, он расчищал дорожки миссис Хардуэй и этого симпатичного старичка, что живет через три дома, мистера Гомеса. Представляешь, у него такой артрит, что он даже ходит с трудом.

- Счастливчик Чейз, - язвительно бросила Карли, - времени у него хоть отбавляй, так что несложно проявлять великодушие. Если бы я получила такую сумму за пять сезонов в высшей лиге, я тоже запросто тратила бы свободное время на заботу обо всем городе. И вообще, - чуть мягче добавила она, - ты на себя наговариваешь. Ты вовсе не пожилая женщина, а очень даже моложавая пятидесятивосьмилетняя дама, и тебе далеко до стариковских фуфаек или палки для ходьбы.

Бетси покачала головой, даже не пытаясь скрыть свое обычное недовольство единственной дочерью. Это выражение на лице матери не в первый раз вызвало у Карли острое желание чем-нибудь куда-нибудь швырнуть. Не обязательно прямо в Бетси, но хотя бы в ее направлении.

Она обожала свою мать. Правда, обожала! Но иногда забывала об этом - если слишком долго делила с ней одно жизненное пространство. Они всегда были несовместимы - как вода и огонь. Две женщины, практически не имеющие ничего общего, кроме шоколадного цвета глаз и двух любимых ими обеими мужчин. Карли так и не стала дочерью, о которой мечтала Бетси, а Бетси так никогда и не смогла понять ту женщину, в которую превратилась ее повзрослевшая девочка. И обе знали, что их мечты так и не осуществились, и обе страдали от этого.

- Карли Джейн! Ты слышишь меня?

Она отмахнулась от грустных мыслей.

- Прости, мам. Что ты сказала?

- Я сказала, что, по-моему, Чейз станет идеальным мужем для какой-нибудь счастливицы. Он такой внимательный, так прекрасно общается с детьми. Когда он появляется в церкви - кстати, мог бы, на мой взгляд, делать это почаще, то помогает Пенни с ее близнецами. Боже, что это за парочка сорванцов! Но Чейзу всегда удается их приструнить.

Карли нервно выдернула из коробки шарф и принялась наматывать его на ладонь, делая вид, что не слышит пылких излияний матери.

- К тому же он еще и красив, - продолжала Бетси. - Такие выразительные глаза. А эти ямочки на щеках! Классный парень. Так, кажется, сейчас молодежь выражается?

Больше она не вынесет. Ни единого слова. Тем более что оценка матери в точности совпадала с ее собственными чувствами к этому человеку, и это сильно удручало Карли.

- Чейз Самуэльсон, - выпалила она, - не что иное, как отвратительный, лживый негодяй, способный, не задумываясь, вонзить нож в спину своему лучшему другу.

Бетси ахнула. Взгляд прищуренных глаз впился в лицо Карли.

- Карли Джейн Джейкобс, я запрещаю произносить такие слова в моем доме.

- Какие такие слова? - хладнокровно поинтересовалась она, снова уткнувшись в коробку с походными принадлежностями. - Что твой «хороший мальчик», который покупает тебе продукты на неделю и расчищает тебе дорожки от снега - это тот самый «хороший мальчик», который убил твоего сына? - Она подняла глаза на мать. - Или ты забыла о Майке? Действительно, прошло ведь уже десять лет, как он сорвался на машине с горы. Наверное, воспоминания потихоньку стираются из памяти, если тебя каждый день ублажают.

Едва с ее губ слетели эти отвратительные слова и повисли в воздухе словно смог, Карли от всего сердца пожалела, что их произнесла. Мать прямо на глазах постарела, и теперь выглядела на все свои пятьдесят восемь нелегких лет. Прижав ладонь к губам, она откинулась на спинку кровати и уставилась в пространство пустым, застывшим взглядом - взглядом женщины, пережившей потерю и мужа, и сына.

- Ох, мам, прости, прости меня…

Карли, проклиная свою черствость, тоже забралась на кровать и стиснула прохладные, тонкие пальцы матери между своими ладонями. Мать всегда выглядела собранной и хладнокровной, даже когда развивала кипучую деятельность по дому или отчитывала детей. И поэтому увидев, как этот фасад каменного спокойствия рассыпался в пыль, Карли была потрясена до глубины души.

- Прости… - еще раз прошептала она, - я не хотела. Я знаю, что ты тоскуешь по Майку так же, как и я…

- Больше.

Карли с трудом расслышала тихий ответ, но от его горечи у нее на глазах выступили слезы. Она порывисто сжала ладонь матери, и несколько минут они молча сидели рядышком на кровати, вспоминая веселого, полного жизни мальчика, которого обе так любили.

- Но Чейз ведь не Майк, мам, - наконец произнесла Карли.

- Я это знаю, дорогая. А еще я знаю, что он всегда был хорошим мальчиком, а теперь стал, что бы ты ни думала, очень внимательным и заботливым молодым человеком.

- Ну, если ты так считаешь… - Карли выпустила руку матери и снова опустилась на пол перед коробкой. Она считала себя не вправе обсуждать достоинства Чейза Самуэльсона, или, если уж на то пошло, полное отсутствие таковых.

- Да, считаю, - отозвалась Бетси, вернув на лицо свое обычное безмятежное и невозмутимое выражение. Она встала с кровати и расправила на брюках несуществующие складочки. - Должна признаться, я никогда не могла понять твоего нелепого убеждения, что в смерти Майка виновен Чейз. Каким образом мог Чейз повлиять на Майка из Аризоны, где проходила его спортивная подготовка… так, кажется, называются эти ежегодные тренировки несчастных бейсболистов?

- Весенние сборы, - машинально подсказала Карли.

- Что?

- Это называется «весенние сборы». Когда Майк погиб, Чейз был в Фениксе на сборах.

- Вот видишь? Не мог же он стать причиной смерти Майка, находясь в семистах милях отсюда? Майк умер от комы, потому что пытался забыть о своем диабете, отказывался от диеты и инсулина. С его стороны это была самая настоящая глупость. В результате - инсулиновый шок и авария. И тебе это прекрасно известно. Чейз тут абсолютно ни при чем.

Карли стиснула зубы, чтобы удержать слова, готовые сорваться с языка. Мать никак не желала замечать, что последнее время Майк жил в настоящем аду, что он стал совсем другим человеком. Но Карли-то знала, что сделало с ее братом предательство Чейза. Она видела, что он просто-напросто отказался от борьбы за жизнь, когда его лучший друг уехал из города с невестой Майка.

В ту весну, когда умер Майк, Чейз как раз только попал в высшую лигу и был настолько захвачен будущей спортивной карьерой, что не выкроил даже недели для того, чтобы приехать в Уиски-Крик на похороны своего лучшего друга. Не приехала на похороны и подружка Майка Джесси Палмер. Четыре года он ухаживал за ней, был пылко в нее влюблен и собирался жениться. Она не теряла времени даром, эта маленькая стерва, переметнувшись к восходящей звезде бейсбола - видимо, в расчете на деньги и славу, сопутствующие большому спорту.

Ни Чейза, ни Джесси ни в малейшей степени не заботило, как отразится на Майке их связь и грязные слухи о ее беременности, докатившиеся сюда даже из Калифорнии.

Той горестной весной Карли исполнилось семнадцать. Семнадцать. В этом возрасте большинство девушек бегают на танцы и напропалую флиртуют со всеми окрестными ребятами. Она же страдала из-за смерти брата и втайне оплакивала крушение своих глупых детских грез о Чейзе.

С тех самых пор, как она подросла достаточно, чтобы хоть что-то соображать в вопросах любви, она всем подряд клялась, что когда-нибудь, где-нибудь, как-нибудь, но они с Чейзом Самуэльсоном обязательно поженятся. С девяти лет она как минимум несколько раз в неделю напоминала ему о том, что она его подружка - так, на всякий случай, чтобы он не тратил зря время с этими взрослыми девчонками, которые провожали его влюбленными глазами. В ответ он снисходительно посмеивался над ее важным видом, послушно целовал ее в щечку и обещал, что в тот день, когда она победит его в армрестлинге, он обязательно поведет ее к алтарю.

Смерть Майка положила всему этому конец.

Теперь Карли понимала, что ее семнадцатая весна стала той самой пресловутой точкой отсчета, о которой твердят философы - моментом, навсегда изменившим ее отношение к окружающему миру. Раньше она была бесхитростной и наивной, готовой принять жизнь с распростертыми объятиями. Она твердо верила в две истины: в то, что ее родные любят ее, и в то, что солнце Вайоминга встает и садится исключительно ради Чейза Самуэльсона.

Его предательство и кошмарные последствия, вызванные им, потрясли ее душу до основания. Более того, она сама изменилась, стала жестче. Пожалуй, Карли даже сама не осознавала, насколько жесткой она стала.

Прошло десять лет, и она убедила себя, что старые раны зажили, и страдания юности ушли из ее сердца. Но какую-то ее частичку Чейз уничтожил, и прежней ей уже не стать.

Карли с трудом вырвалась из плена образов прошлого и снова обратилась к матери:

- Давай пока оставим тему о Чейзе, прошу тебя.

Мать улыбнулась.

- Хорошо, дорогая. Все равно мне уже пора вынимать из духовки овсяное печенье. Я пеку его вам в дорогу. Чейз с детства обожал мое печенье, помнишь? Хочешь прямо сейчас попробовать, с молочком, а?

Карли, подавив тяжкий вздох, с улыбкой приняла заботу матери.

- Да, конечно, мам, с удовольствием.

Сейчас ей было все равно что жевать - овсяное печенье или клей для обоев. После напоминания о предстоящей пытке у нее взбунтовался желудок. Но на сегодня она уже превысила свою ежедневную норму споров с матерью и просто не посмеет ее больше обидеть.

Бетси вернулась на кухню, а Карли прижалась щекой к стене с ярким рисунком в виде букетиков полевых цветов и устало прикрыла глаза.

Господи, как же она выдержит целых четверо суток наедине с ним? Мало того, что ей придется сражаться с тем непостижимым влечением, которое приводило в ужас ее душу и воспламеняло тело, так им, наверное, понадобится еще и дополнительная лошадь, чтобы увезти накопившийся между ними эмоциональный багаж.

Четверо суток. Девяносто шесть часов. Приблизительно шесть тысяч минут наедине с этими ямочками, будь они прокляты.

«Да поможет мне Бог!» - подумала она.

* * *

На следующее утро заря едва подсветила горы розовой дымкой, у домика Джейкобсов остановился пикап Чейза с прицепленным сзади трейлером, рассчитанным на четырех лошадей.

«Все- таки это самое лучшее время суток», -решил Чейз. Он развернул машину и на пару минут задержался в кабине, впитывая сумрачную тишину раннего утра. День еще даже не успел начаться. Он лишь маячил на горизонте обещанием близкого взрыва.

Чейз испытывал чуть ли не вину за то, что наслаждается этим предрассветным покоем, пока вся природа еще дремлет; за то, что приводит в порядок свои мысли, пока события нового дня не потревожили ясности сознания.

Смутное предвкушение чего-то радостного, дрожью отзывавшееся в его теле, напомнило ему о тех далеких временах, когда Джейк еще затемно вытаскивал его из кровати на рыбалку, и они тайком выбирались из дому, стараясь как можно меньше шуметь, чтобы не разбудить бабушку и девочек.

Они поспешно забрасывали в старый, разболтанный пикап Джейка все снаряжение и сумку-холодильник с запасом еды на целый день. Потом он дремал на заднем сиденье, а Джейк вел машину к этому самому домику, где Майк с Карли уже поджидали их на крыльце.

Горькая сладость воспоминаний сжала сердце Чейза. Те дни, когда она приветствовала его объятиями и пылким влажным поцелуем в щеку, давным-давно прошли и, наверное, никогда не вернутся.

Собачий лай вернул его к реальности. Чейз выбрался из кабины и увидел, как открылась дверь коттеджа, и на пороге возник женский силуэт, подсвеченный идущим изнутри неярким мерцанием.

- Доброе утро! - С этим приветствием он направился к крыльцу, на ходу заправляя рубашку в брюки.

В ответ она молча кивнула и прислонилась к косяку. Над чашкой кофе в ее руке кружилась струйка пара, растворяясь в чистейшем до хруста, прохладном горном воздухе. На один-единственный миг Чейз поддался мужскому тщеславию, радуясь тому, что его колени отдохнули за ночь. По крайней мере ему не придется хромать по ступенькам под ее испытующим взглядом. Левое колено все равно побаливало, но если идти медленно, то она и не заметит. Мадемуазель и без того его явно презирает; нечего подливать масла в огонь, демонстрируя ей еще и эту слабость.

- Я почти готова, - сказала Карли, когда он добрался до последней ступеньки и остановился на широких досках крыльца. - Вынесу свои вещи - и все.

Он пожал плечами.

- Время есть.

Не успел Чейз добавить еще хоть слово, как она исчезла в доме. Он последовал внутрь и заметил, что она прошла в заднюю комнату, где жили, насколько он помнил, ее родители, когда семья проводила лето в горах.

Он свернул в самую большую комнату, служившую одновременно и столовой, и гостиной, и кухней. Помещение было не слишком просторным, чуть меньше, пожалуй, чем общая комната в приюте Лейзи-Джейка, но зато очень уютным. Здесь уже ощущалось присутствие Карли: стопка бестселлеров в одном углу, коллекция необычных камешков в другом, яркое пятно пурпурно-синего индейского одеяла на спинке старого пузатого дивана.

Напротив огромного камина чуть ли не во всю стену красовался снимок волчицы с резвящимся рядом детенышем. Склонив голову набок, самка внимательно следила за серым комочком. Чейз моментально узнал работу Кинана Мэлоуна, самого известного в западных штатах фотографа-натуралиста. В первый раз с тех пор, как Карли вернулась в родной город, он ощутил острое чувство близости с ней. В его спальне тоже висели две работы Мэлоуна.

Он шагнул было к стене, чтобы рассмотреть снимок поближе, но тут его внимание отвлекла стопка старых альбомов на обшарпанном сосновом бюро. Несколько альбомов были открыты, как будто их недавно просматривали, и Чейз не смог сдержать любопытства.

Он взял в руки альбом, и его встретил весь клан Джейкобсов на самых разных этапах жизни. С одной фотографии ему улыбалась Карли - кудрявый ангелочек с маргариткой в руке. Неземную безупречность сцены портили лишь багровое пятно у нее на щеке - по-видимому, виноградный сок, решил Чейз - да еще огромный паук в другой руке малышки, которого она явно готова была сунуть себе в рот.

Он перевернул несколько страниц и замер, когда перед ним появился еще один образ прошлого. Майку лет пятнадцать, а тощей голенастой Карли не больше одиннадцати. Оба в купальных костюмах, маски с трубками брошены рядом на траве. Хохочут, потрясая кулаками в воздухе и демонстрируя бицепсы на манер участников соревнований по бодибилдингу.

Чейз и сам не удержался от улыбки. Заводила Майк, полный жизни, энергичный, кипящий идеями, готовый принять любой вызов. Он был прирожденным лидером - касалось ли дело очередной проделки против многострадальных учителей или же новой рискованной вылазки на природу. После первого и единственного сражения в третьем классе за благосклонный взгляд кокетки Аннабел Дженкинс - оба тогда заработали расквашенные носы и репутацию крутых ребят - Майк взял одинокого, стеснительного, робкого мальчишку по имени Чейз под свое надежное крыло.

Майк учил его метким ругательствам и помогал с дробями, а Чейз, в свою очередь, приобщал друга к рыбалке и искусству прогуливать воскресную школу. Они вместе отправились на первое невинное свидание, вытаскивали друг друга из первого похмелья и проводили долгие звездные ночи в юношеских мечтах.

Боже, как же ему не хватает Майка! Чейз прикоснулся кончиком пальца к улыбающемуся со снимка лицу, чувствуя, как сердце сжимает знакомый спазм. Майк погиб уже десять лет назад, а его до сих пор терзала боль такой же силы, как и в тот день, когда он узнал о смерти друга.

И Карли. Что это был за чертенок! Вечно пыталась увязаться за двумя хулиганистыми мальчишками. Забавно, но с Майком почти никогда не прогоняли ее. Наверное, их подкупали ее отчаянные попытки переплюнуть их во всех начинаниях - будь это полуночная игра в разбойников на лесистых холмах между их домами или авантюрный спуск по речным порогам на старых автомобильных камерах.

Майк души не чаял в своей сестре, несмотря на заметную разницу в возрасте. Поначалу Чейз даже поддразнивал друга, что тому приходится повсюду нянчиться с такой крохой, но Майк никогда не возражал против ее присутствия. И Чейз тоже очень скоро привык к этой забавной девчонке. Оба понимали, что она все равно увяжется за ними вслед, даже если они не возьмут ее с собой, и тогда Майку обеспечен нагоняй от матери.

Его вывел из задумчивости звук шагов. Чейз поднял голову. Из задней комнаты, со спальным мешком и рюкзаком в руках, появилась та самая отважная малышка… нет, теперь уже взрослая женщина.

Она остановилась в паре шагов от него. С одного плеча наподобие более привычной для женщин дамской сумочки у нее свисала фляга, а на шее болтался фотоаппарат. В первый раз со времени ее приезда Чейз смог рассмотреть ее как следует. Стараясь вести себя непринужденно, он положил альбом на место, изо всех сил стараясь не пялиться на нее во все глаза.

На ней была пара старых, до белизны вылинявших джинсов и просторная темно-вишневая фланелевая рубашка навыпуск. Казалось бы, эта мешковатая рубаха должна была скрывать все изгибы ее стройного тела, но она лишь подчеркивала длину ее ног, придавая ее облику в облегающих джинсах невыносимую для его воображения сексуальность.

Должно быть, она еще влажными заплела волосы в косу. Тяжелая и длинная, коса сейчас была заброшена за спину, а несколько непросохших завитков обрамляли лицо. Чейз решил, что мог бы целый день любоваться этим лицом. На нем выделялись огромные влажные глаза цвета шоколада - не глаза, а очи! - одновременно неуверенные и вызывающие. Но не глаза ее, а губы - сочные, пухлые, манящие - неумолимо притягивали его взгляд. Сейчас они презрительно сжались в тонкую линию, но эта гримаса была бессильна скрыть их прелестную свежесть.

В самом уголке рта белело пятнышко зубной пасты. Чейзу пришлось стиснуть пальцы в кулаки, чтобы не поддаться внезапному желанию пересечь комнату и сначала слизнуть эту капельку, а потом впиться губами в рот. Должно быть, она уловила направление его взгляда - он от души надеялся, что его голодный порыв остался ею незамеченным, - потому что на мгновение высунула язык и провела по губам в поисках того, что привлекло его внимание.

От этого ее неосознанно провокационного жеста кровь неистовым потоком ринулась по его венам и жаркой волной обожгла низ живота. Перед глазами мелькнули мысленные образы, как он осторожно берет ее лицо в ладони и наклоняется - очень, очень медленно, пока их губы не соприкоснутся - и он не вдохнет ее мятное, зовущее, дразнящее дыхание. Чейз зажмурил глаза. Видение было настолько реальным, что он почти физически почувствовал ее вкус, почти физически ощутил влажную ласку открывшихся ему навстречу губ.

- Все? - натянуто поинтересовалась она.

- Ч-что? - выдохнул Чейз и с трудом открыл глаза. Его на миг охватила растерянность. Вдруг она прочитала его мысли, разгадала его чересчур разыгравшееся воображение?

- То, что ты там увидел. Все? Я убрала?

Нет… к величайшему несчастью для его самообладания. Он вдруг подумал, что если предстоящие четыре дня для нее, возможно, станут нервотрепкой, то лично для него они превратятся в настоящую пытку. Тем более с этой ее враждебностью, которую она и не пыталась скрывать, с этими волнами злости, расходящимися от нее как шелковые нити паутины.

- Ага, - соврал он. Физическое возбуждение не только доставляло массу неудобств, но и выводило его из равновесия. Во что же превратится эта поездка, если один ее взгляд способен воспламенить его до такой степени? - Да, убрала.

- Отлично.

Она перебросила рюкзак в другую руку, и Чейз шагнул было к ней, чтобы помочь, но был мгновенно остановлен решительным хмурым отказом:

- Со своими вещами я справлюсь сама.

- Как скажешь, - отрывисто бросил он, круто развернулся и вышел из дому.

Остановившись у пикапа, Чейз молча ждал, кипя от бешенства, пока она закидывала вещи на заднее сиденье и свистом подзывала забавного рыжего пса, такого крупного, что он, пожалуй, весил побольше ее. Собака запрыгнула в машину, и Карли, убедившись, что ее питомец удобно устроился, тоже заняла свое место в кабине.

Чейз, все еще стискивая от злости зубы, завел мотор и вырулил на разбитую дорогу, которая должна была привести их к началу горной тропы. Туда, где они пересядут на лошадей и где начнется их как минимум двухдневное путешествие в поисках места убийства медведей.

Несколько минут они ехали в полном молчании. Повисшую в кабине напряженную тишину нарушал лишь гул мотора и шуршание шин по едва просохшей земле.

«Сейчас даже прыжок с самолета без парашюта, пожалуй, не добавил бы мне шансов у нее», - раздумывал Чейз. На самый обычный жест вежливости мужчины по отношению к противоположному полу она реагирует так, словно он подставил ей подножку. «Да брось ты все это, парень, - подзуживал его внутренний голос, - тебе никакими силами не удастся проломить стену, воздвигнутую ею между нами».

Карли Джейкобс, не щадя ни себя, ни других, будет цепляться за собственную веру в его причастность к смерти Майка.

Он вздохнул и даже не заметил этого, пока не услышал голоса Карли.

- Чейз, я прошу прощения, - тихо произнесла она.

Он бросил на нее быстрый взгляд - недоверчивый и в то же время полный надежды.

- За что?

- За то, что так невежливо отказалась от твоей помощи. По утрам я даже в самых благоприятных обстоятельствах кидаюсь на всех. А сегодня обстоятельства далеки от совершенства.

Чейз совсем сник. Разве ему нужны эти извинения? Он вовсе не такие слова хотел от нее услышать.

- Сегодня я совсем не в форме, - продолжала она. - Почти всю ночь разбирала коробки с вещами и…

- Забудь. - Разочарование давало о себе знать, и он ответил резче, чем хотелось бы.

Кабину снова затопило ледяное молчание. Чейз некоторое время нервно барабанил пальцами по рулю, потом, совершенно отчаявшись, включил радио. Треск и шипение неожиданно грянули в напряженной тишине, и Карли подпрыгнула на сиденье.

- Извини, - пробормотал он, беспомощно вращая ручки настройки.

Похоже, ни одна станция не могла прорваться сквозь окружающие их горы. Не убирая одну руку с руля, Чейз протянул вторую к бардачку, чтобы достать кассету. Локоть коснулся ее ноги, и даже сквозь плотную ткань джинсов тепло ее тела обожгло его как пламя лесного пожара, беспощадно уничтожающее стволы громадных сосен.

Но он не успел насладиться прикосновением. Карли отшатнулась и вжалась поглубже в сиденье.

- Извини, - машинально пробормотал он, шаря пальцами в поисках защелки на крышке. Ее неприязнь всякий раз больно била по нему. И сейчас душу переполнила горечь потери.

О смерти Майка он узнал через два дня после похорон, когда бабушке удалось наконец разыскать его в больнице. Роды у Джесси были тяжелыми, и он много часов не отходил от ее кровати. Он сразу же позвонил Карли, ему так хотелось поддержать ее, утешить. Но Бетси, едва сдерживая рыдания, ответила, что Карли не хочет подходить к телефону. Тогда он просто решил, что она слишком потрясена, чтобы поделиться с ним своим горем.

В июле, во время перерыва на сборах, он сумел вырваться наконец в Уиски-Крик. Но Карли старательно избегала его. Вешала трубку, услышав его голос, и незаметно исчезала, едва он появлялся на горизонте.

Сейчас он готов был признать, что ему следовало сразу рассказать ей правду. Даже несмотря на ту боль, которую эта правда доставила бы ей. Но он был так молод, ему едва пошел двадцать второй год, от него, как от восходящей звезды бейсбола, ждали высоких спортивных достижений, а он словно застыл от ужасной потери и мечтал только об одном - вернуться в родной дом и укрыться от всего мира за его надежными стенами.

А ведь еще была и Джесси. Она нуждалась в нем, наверное, даже больше, чем Карли. У Карли была хоть какая-то опора в ее горе - родители, а Джесси могла положиться только на него. Да, он был самонадеян и эгоистичен, совершал свойственные молодости ошибки - с этим Чейз не стал бы спорить. Но решение забрать с собой Джесси из Уиски-Крика было единственно правильным в той ситуации, и он не раскаялся бы в нем даже ради того, чтобы доставить удовольствие своей очаровательной спутнице.

Черт побери, сейчас, наверное, Карли получила бы удовольствие, только если бы он распахнул дверцу машины, нырнул головой вниз с головокружительной высоты и навсегда исчез бы в зарослях полыни. Представив себе, как он, с его разбитыми коленями и другими увечьями, ради прекрасных глаз этого воздушного белокурого создания совершает каскадерский прыжок с обрыва, Чейз саркастически хмыкнул. И только тут сообразил, что так и застыл, нависнув над коленями Карли и сунув в бардачок руку.

- Я мешаю? - спросила она и еще сильнее откинулась назад.

- Нет, извини, - в очередной раз пробормотал Чейз и схватил первую попавшуюся кассету. Поспешно вставил ее в автомобильный плейер, и голос Эммилу Харрис заполнил кабину.

Его выбор музыки - а может, просто его возвращение на исходную позицию, подальше от ее сиденья? - был вознагражден слабой улыбкой. Карли примостила голову на спинку сиденья, закрыла глаза. Враждебную пустоту между ними, которую Чейз ощущал кожей, заполнила нежная, убаюкивающая мелодия.

Карли тихонько подпевала, но посреди куплета вдруг так сладко зевнула, что Чейз не сдержал усмешки.

- Нам еще ехать не меньше часа, - сказал он. - Может, поспишь немного?

Не успел он договорить, как Карли уже опустила спинку и свернулась на сиденье калачиком, так уютно, как новорожденный ягненок на подстилке из душистого теплого сена.

Она, должно быть, перехватила его насмешливый взгляд и попыталась приподнять отяжелевшие веки и невнятно пробурчала:

- Не могу я спать. Ты же худший водитель в округе. Это всем известно. Держу пари, ты знаком с каждой рытвиной на дороге и с парочкой ям в кювете. Мне нужно следить за тобой, чтобы мы не врезались куда-нибудь в… - Ее голос затих, и она окунулась в сон, убаюканная тихой музыкой и мерным покачиванием пикапа.

Чейза охватило теплое чувство. Ни капельки не изменилась. Все та же малышка Карли. Она подтрунивала над его водительскими талантами с тех самых пор, как он на экзамене по вождению снес забор мэра города.

Да и засыпать она умудрялась где угодно и когда угодно. Уютно устроившись в развилке ветвей прямо на дереве. На камнях у реки, с удочкой в руках. Даже верхом на лошади. Майк даже часто бился с ним об заклад на ее способность засыпать в самом неподходящем месте - и всегда выигрывал.

Чуть склонив голову, Чейз украдкой бросил на нее взгляд, впитывая прелесть длинных ресниц, веером оттенивших щеки, изящной линии высоких скул, чистой, розовой после утреннего душа кожи. Нижняя губка чуть оттопырилась во сне, и Чейз стиснул на руле пальцы, борясь с внезапным желанием припасть к ней ртом.

В голубоватой дымке раннего утра она казалась невероятно обольстительной, сексуальной - и в то же время невинной. Она была так близко - вот, протяни руку и прикоснись… а душой так же далека от него, как эти последние десять лет.

Нет, она уже не прежняя маленькая Карли. Той малышки больше нет. А эту взрослую Карли Джейкобс он почти не знает, а понимает и того меньше. Но ничего, дайте ему только время, тут же решил Чейз. К концу путешествия он расколотит эту ее стену, даже если для этого ему понадобится кувалда.

Он бросил на нее еще один быстрый взгляд, улыбнулся по-детски беззащитной позе. Одна рука под щекой, другая ладонь обхватила колени. Она что-то тихонько пробормотала во сне, и Чейз наконец не выдержал. Желание прикоснуться к ней взяло над ним верх. Он накрыл ее ладонь своею, осторожно поднес к губам и оставил на кончиках пальцев легкий, почти воздушный поцелуй.

- Добро пожаловать домой, Карли, - прошептал он.