Пѣсня моя черезчуръ проста, монотонна и пошла; я серьёзно начинаю опасаться, не навелъ ли тоску на своихъ благосклонныхъ читателей, пробѣжавшихъ безъ всякого удовольствія и пользы цѣлыя пять главъ этой незатѣйливой исторіи. Что жь мнѣ дѣлать? Исправиться я никакъ не могу. Мы забрались въ купеческій домъ на Россель-Скверѣ, гдѣ добрые люди обѣдаютъ, завтракаютъ, ужинаютъ, пьютъ, болтаютъ всякій вздоръ и даже влюбляются очень скромно, безъ всякихъ патетическихъ и потрясающихъ эффектовъ. Вотъ содержаніе нашей исторіи: Осборнъ, возлюбленный Амеліи, упросилъ своего друга пообѣдать на Россель-Скверѣ, и отправился въ воксалъ. Джозефъ Ceдли влюбленъ въ Ребекку. Женится ли онъ на ней? Рѣшеніемъ этого вопроса мы и должны заняться въ этой главѣ.

Это, однакожь, въ нѣкоторомъ смыслѣ, предметъ чрезвычайно важный, и мы можемъ, если захотимъ, придать ему джентльменскую, или романтическую, или просто шуточную форму. Вообразите, напримѣръ. что сцена дѣйствія, обставленная этими же самыми лицами, переносится на Гросвенор-Скверъ: лордъ Джозефъ Седли пламенно влюбленъ въ княжну Ребекку, а маркизъ Осборнъ запылалъ возвышенною страстью къ Амеліи, получившей отъ герцога, своего родителя, полное согласіе располагать своей судьбой.

Или, если угодно, намъ ровно ничего не стоитъ, изъ аристократическихъ салоновъ Гросвенор-Сквера спустится въ какую-нибудь преисподнюю и описать, напримѣръ, что дѣлается на кухнѣ мистера Седли. Вообразите вмѣстѣ со мною, какъ чорный Самбо влюбленъ въ кухарку (что, впрочемъ, отнюдь не противорѣчитъ дѣйствительности), и какъ онъ сражается изъ-за нея съ безстыднымъ кучеромъ: какъ мальчишка буфетчикъ крадетъ стеариновую свѣчу, и горничная миссъ Седли остается въ потьмахъ. Вступивъ въ эту колею, я могъ бы, пожалуй, представить множество презабавныхъ столкновеній, не лишонныхъ юмора и комического интереса.

Или, для охотника до раздирательно-трагическихъ эффектовъ, можно было бы совсѣмъ перевернуть эту грязную картину. Представьте, что за горничной миссъ Седли волочится какой-нибудь бандитъ, лютый бандитъ, сорвиголова. Вотъ онъ вламывается въ домъ честного негоціанта, поражаетъ чорнаго Самбо и похищаетъ бѣдную миссъ Амелію, лишившуюся чувствъ. Прелестная дѣва исчезла изъ вашихъ глазъ, и вы ужь не увидите ее, какъ своихъ ушей, до послѣднихъ страницъ послѣдняго тома, гдѣ, разумѣется, все оканчивается къ общему благополучію. Тутъ, конечно, была бы пропасть эффектовъ, и читательница, я знаю, съ жадностью ловила бы каждую строку этого литературного произведенія. Вообразите, что эта глава начинается такимъ образомъ.

НОЧНОЕ НАПАДЕНІЕ.

Ночь была мрачная и бурная, облака сходились, расходились, сталкивались и расталкивались, и, наконецъ, совсѣмъ сгустились и почернѣли; какъ… какъ чернила. Бурный вихрь неистово срывалъ верхушки трубъ съ кровель домовъ, и дико завывалъ по широкому раздолью, разбивая въ дребезги черепицы и камни. Ничто не могло устоять противъ этой страшной борьбы разъяренныхъ стихій природы; ночные стражи, съеживаясь, спѣшили укрыться въ своихъ конурахъ, продуваемыхъ вѣтромъ, заливаемыхъ сверху и съ боковъ потоками дождя. Громовые удары слѣдовали одинъ за другимъ, перекатываясь и раскатываясь на необозримомъ небосклонѣ. Молніи сверкали убійственными змѣями; прорѣзывая насквозь сизо-багровыя тучи. Фонари на улицахъ загасли, масло разлилось, стекла потрескались во всѣхъ нижнихъ и верхнихъ этажахъ. Одинъ кучеръ въ Соутамптонѣ, не успѣвшій скрыться въ своей конюшнѣ, стремглавъ полетѣлъ съ своихъ козелъ… куда? Но ураганъ не даетъ вѣстей о судьбѣ своихъ жертвъ и прощальный крикъ несчастного возницы заглохъ и замеръ въ душномъ пространствѣ. Ужасная ночь, страшная ночь! Все было темно вокругъ, какъ въ засмоленной бочкѣ, и не было луны на безпредѣльномъ горизонтѣ. Да, такъ: не было луны. Совсѣмъ не было. Не было ни одной звѣзды. Хоть бы одинъ слабый, мерцающій, перемежающійся лучь изъ надзвѣздной тверди, но и того не было. Вечеромъ только, въ глубокіе сумерки, показала свой ликъ лишь одна привѣтная звѣздочка, но и та сокрылась невозвратно въ непроницаемой мглѣ.

— Разъ, два, три!

Это былъ сигналъ главного бандита. Десятки безобразныхъ чучелъ съ грязными рожами выскочили изъ подъ моста, и устремились всѣ на одинъ и тотъ же пунктъ.

— Ты ли это, Визаръ? спросилъ удушливый голосъ.

— Кто жь, кромѣ меня! отвѣчалъ бандитъ. Ну; ребята, заряжайте пистолеты, и маршъ впередъ. Ты, Блаузеръ, пойдешь на кухню, а ты, Маркъ, въ кладовую. Ключницѣ зажать ротъ, кучера связать, горничную и кухарку взять съ собою. А я, прибавилъ онъ свирѣпымъ голосомъ, я посмотрю, что дѣлаетъ Амелія въ своей спальнѣ!

Наступила мертвая тишина.

— Ба! Что я слышу? За мной, ребята! заревѣлъ Визаръ.

Вѣдь это было бы очень хорошо: не правда ли, милостивая государыня? Попытаемся теперь разжидить свой слогъ розовой водицой.

Маркизъ Осборнъ написалъ billet-doux, и отправилъ къ леди Амеліи своего миньятюрного жокея.

Красавица получила душистую записку изъ рукъ своей femme de chambre, Mademoiselle Anastansie.

— Милый маркизъ! Какъ онъ любезенъ.

Въ запискѣ было приглашеніе на балъ къ лорду Бумбубунъ.

— Кто эта прелестная дѣвушка? спросилъ въ тотъ же вечеръ индійскій принцъ, Моггичунгукъ, прикатившій изъ Пиккадилли на шестеркѣ вороныхъ коней. Именемъ всѣхъ купидоновъ, любезный Седли, представьте меня ей.

— Имя ея — миссъ Седли, Monseigneur, сказалъ лордъ Джозефъ многозначительнымъ тономъ.

— Vous avez alors un beau nom, отвѣчалъ сіятельный Моггичунгукъ, торопливо отступая назадъ съ озабоченнымъ видомъ. Въ эту минуту онъ наступилъ на ногу старого джентльмена, который стоялъ позади и безмолвно любовался на очаровательныя прелести леди Амеліи.

— Trente mille tonnerres! закричалъ старый джентльменъ, скорчившисъ подъ вліяніемъ agonie du moment.

— Ахъ, это вы, Monseigneur! Mille pardons?

— Какими судьбами, mon cher! вскричалъ Моггичунгукъ, увидѣвъ своего банкира. Пару словъ, mon cher, намѣрены ли вы теперь разстаться съ вашимъ жемчужнымъ ожерельемъ?

— Mille pardons! Я уже продалъ его за двѣсти-пятьдесятъ тысячь фунтовъ князю Эстергази.

— Und das ist gar nicht theuer, potztausend! воскликнулъ Моггичунгукъ, и прочая, и прочая, и прочая…

Такимъ образомъ, вы видите, милостивыя государыни, въ какомъ бы духѣ могла быть написана эта исторія, если только авторъ далъ полный разгулъ своей фантазіи, потому-что, смѣю васъ увѣрить, аристократическіе салоны ему извѣстны въ совершенствѣ, столько же, по крайней мѣрѣ, какъ вашимъ моднымъ романистамъ, у которыхъ дѣйствующія лица объясняются между собою на разныхъ діалектахъ! Но ужь во всякомъ случаѣ, съ вашего позволенія, я буду идти скромно по своей дорогѣ. Впрочемъ, увѣряю васъ заранѣе. что эта глава заслуживаетъ полного вашего вниманія.

Карета быстро покатилась отъ Россель-Сквера къ Уэстминстерскому мосту. Мистеръ Джой и миссъ Шарпъ сидятъ напереди, и между ними довольно свободного мѣста. Мистеръ Осборнъ сидитъ насупротивъ, посерединѣ, между капитаномъ Доббиномъ и Амеліей.

Пассажиры кареты, всѣ до одного, увѣрены, что въ этотъ самый вечеръ Джой непремѣнно сдѣлаетъ формальное предложеніе миссъ Ребеккѣ Шарпъ. Родители молодого человѣка, оставшіеся дома, смотрѣли сквозь пальцы на это дѣло, хотя, говоря между нами, старикъ Седли питалъ къ своему сыну весьма странное чувство, довольно близкое къ презрѣнію. Онъ считалъ его тщеславнымъ, самолюбивымъ, изнѣженнымъ, лѣнивымъ. Онъ терпѣть не могъ притязаній его на свѣтскій тонъ и открыто смѣялся надъ его хвастливыми сказками изъ индійской жизни.

— Я оставлю ему половину имѣнія, творилъ старикъ, да притомъ онъ и самъ богатъ, какъ Крезъ; но я убѣжденъ, какъ дважды-два: если ему скажутъ завтра, что я, его мать и сестра умерли скоропостижной смертью, онъ равнодушно отвѣтитъ: «вотъ оно какъ!», и потомъ преспокойно отправится обѣдать въ свой трактиръ.

Амелія, съ своей стороны, была просто безъ ума при мысли о возможности такого брака. Разъ или два Джозефъ собирался поговоритъ съ ней о чемъ-то очень важномъ, и она отдавала ему въ полное распоряженіе свои уши; но жирный толстякъ никакъ не могъ разрѣшиться отъ своей великой тайны и, къ досадѣ сестры; разражался только вздохомъ и пыхтѣньемъ.

При этой таинственности братца, добрая миссъ Амелія была какъ на иголкахъ, и завѣтныя мысли съ непобѣдимою силой выпрашивались наружу изъ ея маленького сердца. Не рѣшаясь вступить въ откровенную бесѣду съ миссъ Ребеккой на счетъ нѣжного и деликатного предмета, миссъ Амелія облегчала свою душу продолжительными секретными совѣщаніями съ мистриссъ Бленкиншопъ, домовою ключницой, которая, съ своей стороны, не замедлила сообщить нѣсколько тайныхъ замѣчаній горничной дѣвушкѣ, стоявшей на самой дружеской ногѣ съ кухаркой. Все это дѣло, съ весьма краснорѣчивыми подробностями, кухарка, при первой возможности, сообщила всѣмъ мелочнымъ лавочникамъ, и въ короткое время всякая живая душа на Россель-Скверѣ понимала весьма удовлетворительнымъ образомъ отношенія индійского набоба къ прелестной миссъ Шарпъ.

Однакожь, мистриссъ Седли, увлекаемая материнскимъ чувствомъ, думала нѣсколько времени, что сынъ ея унизитъ себя женитьбой на дочери-музыканта.

— Какъ это можно, сударыня; помилуй Богъ! восклицала мистриссъ Бленкиншопъ, припомните, сударыня, мы сами торговали въ мелочной лавкѣ, когда вышли за мистера Седли, который въ ту пору былъ только писаремъ у биржевого маклера, и получалъ не больше ста-пятидесяти фунтовъ. А вотъ мы и разбогатѣли. Богъ не безъ милости, сударыня.

Амелія тоже совершенно соглашалась съ этимъ мнѣніемъ, и мистриссъ Седли убѣдилась, наконецъ, что ключница разсуждаетъ какъ женщина, владѣющая самымъ основательнымъ умомъ. Ктому же, чему быть тому не миновать, и судьба — веревка, это всякій знаетъ.

Зналъ и мистеръ Седли, который энергическимъ тономъ говорилъ своей супругѣ.

— Пусть Джозефъ женится на комъ ему угодно, это до меня нисколько не касается. Нѣтъ у дѣвушки никакого состоянія: что жь за бѣда? мистриссъ Седли тоже была безъ гроша, когда я на ней женился. Миссъ Шарпъ очень умна, и я увѣренъ, съумѣетъ держать своего мужа подъ башмакомъ: это не бездѣлица! Все же она въ тысячу разъ лучше, чѣмъ какая-нибудь чорная мистриссъ Седли, и отъ нея полдюжины мѣдно-красныхъ внучатъ.

Конецъ-концовъ: все улыбалось радужнымъ мечтамъ, предположеніямъ и планамъ миссъ Ребекки Шарпъ. Въ столовой, какъ водится, мистеръ Джой велъ ее подъ руку, и теперь, въ каретѣ, она сидѣла подлѣ него. О супружествѣ еще не было рѣчи въ этой маленькой компаніи, но всякій зналъ и понималъ, что это ужь само-собою разумѣется. Недоставало только предложенія, и увы, какъ скорбѣла миссъ Ребекка въ настоящую минуту, что матушка ея покоится въ сырой землѣ! Будь она жива, дѣло теперь устроилось бы въ какихъ-нибудь десять минутъ; два, три слова съ ея стороны, и вожделѣнное признаніе мгновенно сорвалось бы съ застѣнчивыхъ и робкихъ губъ молодого человѣка.

Въ такомъ положеніи были дѣла, когда карета переѣхала чрезъ Уэстммистерскій мостъ и остановилась у Королевскихъ Садовъ, передъ воксаломъ. Когда Джой вышолъ изъ кареты, разфранченный съ ногъ да головы, толпа поспѣшила съ громкимъ крикомъ и гвалтомъ встрѣтить толстого джентльмена, который краснѣлъ, пыхтѣлъ, величаво озирался кругомъ, пробиваясь впередъ съ своей прекрасной спутницой. Мистеръ Осборнъ шолъ позади съ своей невѣстой.

— Послушай, Доббинъ, сказалъ Осборнъ, обращаясь къ своему другу, ты ужь потрудись, пожалуйста, озаботиться на счетъ шалей и нашихъ вещей.

И въ ту пору какъ обѣ юныя четы, рука объ руку, пробирались черезъ ворота Королевскихъ Садовъ, честный Доббинъ взялъ подъ руку дамскія шали, и ограничилъ свои удовольствія только тѣмъ, что заплатилъ за всѣ билеты при входѣ въ воксалъ.

Онъ пошолъ за ними скромно и съ глубокомысленнымъ видомъ, рѣшившись напередъ вести себя чинно, тише воды, ниже травы. Молодые люди, очевидно, были совершенно счастливы; зачѣмъ же кептенъ Доббинъ будетъ своимъ присутствіемъ разстроивать ихъ блаженство? Впрочемъ, ему не было почти никакого дѣла до поэтическихъ отношеній Джоя къ миссъ Ребеккѣ Шарпъ; онъ не заботился о нихъ ни на волосъ; но онъ думалъ долго и сладко думалъ о миссъ Амеліи Седли. Прелестная дѣвушка, по его мнѣнію, была вполнѣ достойна даже блистательнаго Джорджа Осборна, и онъ слѣдилъ за наслажденіями юной четы съ искреннимъ умиленіемъ, какъ нѣжный отецъ. Быть можетъ, мистеръ Доббинъ инстинктивно сознавалъ въ своей душѣ, что ему пріятнѣе было и теперь имѣть подъ своей рукой что-нибудь понѣжнѣе кашмировыхъ шалей (многіе уже начали смѣяться при взглядѣ на молодого офицера, навьюченного этимъ женскимъ грузомъ); но онъ теперь, какъ и всегда, былъ совершенно чуждъ всякихъ эгоистическихъ расчетовъ. Да и чего ему еще, какъ-скоро другъ его вполнѣ веселъ и счастливъ?

Шумно и весело было въ Королевскомъ Саду. Сотни тысячъ лампъ горѣли на огромномъ пространствѣ разноцвѣтными огнями; скрипачи разыгрывали очаровательныя мелодіи въ фантастической бесѣдкѣ среди сада; народные пѣвцы и пѣвицы, образуя стройный хоръ, услаждали слухъ своихъ зрителей сентиментальными и нѣжными балладами; граждане и гражданки великого города прыгали до упада на зеленомъ лугу, выдѣлывая самые эксцентрическіе па; мадамъ Саки порхала какъ ласточка на длинномъ канатѣ, повертывая во всѣ стороны огромнымъ шестомъ; степенный пустынникъ величаво засѣдалъ въ своей иллюминованной палаткѣ, и съ важностью разрѣшалъ завѣтныя тайны гризеткамъ и кухаркамъ, гадавшимъ о своей судьбѣ; въ темныхъ отдаленныхъ аллеяхъ бродили и шептались живописныя пары, изливая другъ въ друга ощущенія нѣжныхъ сердецъ. Словомъ, народное гулянье было въ полномъ разгарѣ; но мистеръ Вилльямъ Доббинъ не заботился ни о комъ и ни о чемъ.

Молча и повѣсивъ голову, ходилъ онъ взадъ и впередъ, лелѣя подъ своей рукою бѣлыя кашмировыя шали. Изъ всѣхъ музыкальныхъ мелодій, особенное вниманіе его обратила на себя какая-то дикая кантата, гдѣ разбивался въ прахъ корсиканскій выскочка, занимавшій въ ту пору политическія головы праздной толпы; мистеръ Доббинъ остановился передъ вызолоченной палаткой и замурлыкалъ самъ что-то похожее на героическую пѣсню.

Но вдругъ онъ захохоталъ надъ самимъ-собою, да и какъ не захохотать? Онъ пѣлъ; рѣшительно, не лучше какой-нибудь совы.

Двѣ юныя четы, при входѣ въ садъ, какъ и водится, дали другъ другу торжественныя обѣщанія не разставаться во весь вечеръ; но, не далѣе какъ черезъ десять минутъ, онѣ совсѣмъ разошлись въ разныя стороны и уже нисколько не заботились другъ о другѣ. Это ужь такъ заведено: воксальныя пары сходятся вмѣстѣ только за ужинымъ, чтобы поболтать о взаимныхъ удовольствіяхъ и приключеніяхъ этого вечера.

Въ чемъ состояли приключенія мистера Осборна и миссъ Амеліи, покрыто мракомъ неизвѣстности; но то не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что они были совершенно счастливы и вели себя прилично въ отношеніи другъ къ другу. Они жили дружно въ продолженіе пятнадцати лѣтъ, и мистеръ Осборнъ не находилъ никакихъ тайнъ для сообщенія своей невѣстѣ.

Но когда миссъ Ребекка Шарпъ и неуклюжій ея кавалеръ потерялись въ уединенной прогулкѣ между сотнями счастливыхъ и несчастныхъ паръ, оба они живо почувствовали, что ихъ положеніе имѣетъ, въ нѣкоторомъ родѣ, критическій характеръ. Ребекка расчитывала очень справедливо, что теперь или никогда наступила роковая минута вынудить рѣшительную декларацію, которая уже давно трепетала на робкихъ губахъ мистера Джозефа Седли. Они заглянули напередъ въ панораму Москвы, гдѣ какой-то грубый нахалъ наступилъ на ногу миссъ Шарпъ, отчего она вскрикнула и бросилась въ объятія своего кавалера. Это невинное обстоятельство значительнымъ образомъ увеличило ихъ взаимную нѣжность, и вмѣстѣ развязало языкъ мистера Джозефа до такой степени, что онъ расказалъ своей спутницѣ множество забавныхъ анекдотовъ, выслушанныхъ имъ на берегахъ Ганга.

— Ахъ, какъ бы мнѣ хотѣлось видѣть Индію! воскликнула Ребекка, одушевленная неподдѣльнымъ восторгомъ.

— Неужъ-то! воскликнулъ Джозефъ съ зажигательною нѣжностью; и нѣтъ сомнѣнія, вопросы съ его стороны приняли бы болѣе серьёзный характеръ, еслибъ въ эту минуту, — о злосчастная судьба! не раздался пронзительный звонокъ, возвѣщавшій о наступленіи великолѣпного фейерверка.

Всѣ засуетились и поспѣшили занять въ ложахъ свой мѣста, и робкіе любовники были также увлечены общимъ потокомъ въ этой суматохѣ. Черезъ нѣсколько минутъ они соединились въ ложѣ съ своими друзьями, и мистеръ Джозефъ, подозвавъ буфетчика, отдалъ нужныя приказанія относительно ужина, который долженъ былъ заключить ихъ общее веселье.

Кептенъ Доббинъ сначала тоже имѣлъ нѣкоторую идею на счетъ участія въ общемъ ужинѣ; но онъ напрасно рисовался передъ ложей, гдѣ соединились теперь обѣ разрозненныя пары. Никто его не замѣчалъ, никто не обращалъ на него никакого вниманія; счастливыя четы разговаривали беззаботно и; повидимому, совсѣмъ забыли, что существуетъ на свѣтѣ кептенъ Доббинъ. Онъ понялъ, что ему нечего дѣлать въ этомъ счастливомъ кругу, и пошолъ опять куда глаза глядятъ.

Разговоръ въ ложѣ становился интереснѣе и одушевленнѣе съ минуты на минуту. Джозефъ сіялъ во всей своей славѣ и величественно отдавалъ приказанія оффиціантамъ. Онъ самъ приготовлялъ саладъ, откупоривалъ шампанское, рѣзалъ цыплятъ, кушалъ и пилъ съ величайшимъ усердіемъ все, что стояло на столѣ. Наконецъ, мистеръ Джозефъ потребовалъ огромную порцію пунша.

— Эй, малый! аракского пунша съ лимономъ и мускатными орѣхами, живѣй!

Этотъ пуншъ изъ арака съ лимономъ и мускатными орѣхами имѣлъ чрезвычайно важныя послѣдствія. Что жь тутъ удивительного? Доказано продолжительнымъ рядомъ наблюденій и вѣковъ, что пуншъ во всеобщей исторіи человѣчества играетъ необыкновенно важную роль. Отчего, напримѣръ, прекрасная Розамунда удалилась отъ міра? отъ пунша. А если вы потрудитесь перелистовать или припомнить исторію древнихъ Персовъ, то, конечно, увидите на каждой страницѣ чудныя дѣйствія этого гуманного напитка.

Молодыя леди не пили пунша, Осборнъ тоже; слѣдовательно, вся порція арака досталась на долю мистера Джозефа, и потому нѣтъ ничего удивительного, если мистеръ Джозефъ, опорожнивъ послѣдній стаканъ, разъярился какъ бенгальскій левъ отъ полноты душевного восторга. Сначала, онъ только смѣялся и кричалъ; но подъ-конецъ затянулъ во весь голосъ такую неистовую балладу, что обратилъ на себя вниманіе всего воксала, не исключая хора музыкантовъ, которые, побросавъ свой инструменты, обступили ложу молодыхъ людей съ безчисленной толпой.

— Браво, толстякъ, браво! забасилъ голосъ изъ толпы. Еще, верзила, еще! закричалъ другой голосъ. Какъ бы хорошо было заставить этого чучелу поплясать на канатѣ! подхватилъ какой-то острякъ, къ величайшей досадѣ мистера Осборна.

— Перестань, Джозефъ, ради Бога! вскричалъ Осборнъ. Вставай, и пойдемъ домой.

Молодыя дѣвицы поднялись съ своихъ мѣстъ.

— Погодите… еще минутку, ду-ду-шенька, душка, раздуханчикъ! заревѣлъ во все горло мистеръ Джозефъ, ухватившись за талію Ребекки.

Миссъ Шарпъ отскочила, но не могла освободить своей руки. Оглушительный хохотъ раздался по всей залѣ. Джозефъ продолжалъ пить, объясняться въ любви и кричать; наконецъ, къ довершенію дивертиссемента, заморгавъ неистово глазами, и еще неистовѣе размахивая стаканомъ пунша, онъ началъ приглашать почтеннѣйшую публику принять участіе въ его угощеніи.

Уже мистеръ Осборнъ собирался дать толчокъ какому-то джентльмену въ огромныхъ ботфортахъ, принявшему обязательное приглашеніе мистера Джозефа, уже суматоха, гвалтъ и ссора становились неизбѣжными, какъ вдругъ, въ эту критическую минуту, явился капитанъ Доббинъ, окончившій свою уединенную прогулку въ саду воксала.

— Прочь, глупцы! закричалъ капитанъ, раздвигая во всѣ стороны праздную толпу, которая мгновенно разступилась передъ его марсовскимъ видомъ.

Взбѣшонный и встревоженный, мистеръ Доббинъ свободно вошолъ въ ложу.

— О, Боже мой! Гдѣ ты пропадалъ, Доббинъ? вскричалъ Осборнъ, выхватывая бѣлую кашмировую шаль изъ рукъ своего друга, и закутывая Амелію.

— Останься здѣсь съ Джозефомъ, пока я отведу дѣвицъ въ карету.

При этомъ Джозъ поднялся съ своего мѣста, обнаруживая рѣшительное намѣреніе сопутствовать дамамъ; но мощная рука мистера Осборна оттолкнула его назадъ, и онъ повалился на свой стулъ. Немедленно молодыя дѣвушки вышли изъ ложи, напутствуемыя нѣжными вздохами, привѣтствіями и воздушными поцалуями индійского набоба.

Оставшись одинъ съ капитаномъ, Джозъ залился горькими слезами и повѣрилъ ему тайну своего сердца. Онъ обожалъ миссъ Ребекку, и не мотъ жить безъ нея. Онъ растерзалъ своимъ поведеніемъ благородное сердце этой дѣвицы, и завтра поутру долженъ съ ней вѣнчаться въ Ганновер-Скверѣ, причемъ онъ убѣдительно просилъ капитана быть свидѣтелемъ этого торжественного обряда. Воспользовавшись этимъ обстоятельствомъ, капитанъ уговорилъ разнѣженного юношу выбраться поскорѣе изъ воксала, такъ-какъ нужно было имъ обоимъ немедленно приняться за приготовленія къ свадьбѣ. Онъ посадилъ его въ наемную карету, и расторопный извозчикъ, вѣрный данной инструкціи, благополучно доставилъ мистера Джозефа въ его квартиру.

Джорджъ Осборнъ между-тѣмъ проводилъ молодыхъ дѣвицъ домой, и когда дверь за ними затворилась на Россель-Скверѣ, онъ захохоталъ такимъ образомъ, что привелъ въ изумленіе полицейскихъ стражей. Амелія взглянула на свою подругу очень грустно, когда онѣ всходили наверхъ, поцаловала ее, и, не сказавъ ни слова, отправилась въ свою спальню.

— Завтра, наконецъ, онъ сдѣлаетъ предложеніе, думала Ребекка, да и какъ же иначе? Онъ четыре раза назвалъ меня душенькой, и пожималъ мою руку въ присутствіи Амеліи. Завтра непремѣнно сдѣлаетъ предложеніе.

Точно также, съ своей стороны, думала и миссъ Амелія Седли, для которой теперь уже не было тайнъ въ сердцѣ ея брата. Она думала тоже, какое будетъ на ней платье въ качествѣ невѣстиной подруги, и какіе подарки сдѣлаетъ она своей будущей сестрицѣ, и какую роль сама она будетъ играть на свадебномъ балѣ, и прочая, и прочая.

О, невинныя созданія! Какъ мало вы понимаете чудодѣйственный эффектъ пуншевыхъ стакановъ съ лимонадомъ, коньякомъ и мускатными орѣхами! Что значитъ араковый пуншъ въ желудкѣ въ сравненіи съ кошачьею тоскою, которую испытываешь въ головѣ на другой день? Утверждаю, какъ знатокъ, въ совершенствѣ понимающій сущность дѣла, что нѣтъ и не можетъ быть на свѣтѣ головной боли мучительнѣе той, которая непосредственно слѣдуетъ за воксальнымъ пуншомъ. По истеченіи слишкомъ двадцати лѣтъ, у меня еще въ свѣжей памяти роковыя послѣдствія отъ двухъ стакановъ крѣпкого вина, — только отъ двухъ, увѣряю васъ; а мистеръ Джозефъ Седли проглотилъ цѣлую порцію арака.

Поутру, на другой день, когда миссъ Ребекка въ простотѣ сердечной воображала, что наступилъ для нея разсвѣтъ безконечныхъ наслажденій, мистеръ Джозефъ Седли стоналъ и терзался въ ужасныхъ пыткахъ, неизобразимыхъ никакимъ перомъ. Содовая вода еще не была изобрѣтена въ ту пору, и шотландское пиво, — кто этому повѣритъ? было единственнымъ напиткомъ, которымъ несчастные джентльмены тушили свой внутренній огонь послѣ вечернихъ попоекъ. Бутылка этого снадобья, въ половину опорожненная, стояла на кругломъ столикѣ передъ постели горемычного страдальца, когда мистеръ Джорджъ Осборнъ, послѣ утреннихъ занятій, пришолъ въ его квартиру. Честный Доббинъ былъ уже здѣсь почти съ разсвѣта, и радушно предлагалъ дружескія услуги индйіскому набобу. Молодые офицеры переглянулись между собой и промѣнялись многозначительными улыбками, обличавшими ихъ тайныя думы. Даже слуга мистера Седли, джентльменъ чрезвычайно важный и степенный, какъ могильщикъ, едва могъ сообщить спокойный видъ своей физіономіи, когда онъ смотрѣлъ во всѣ глаза на своего несчастного господина.

— Мистеръ Седли былъ ужасно неспокоенъ вчера вечеромъ, шепнулъ онъ на-ухо мистеру Осборну, когда тотъ взбирался наверхъ, Ему все хотѣлось драться съ извозчикомъ. Капитанъ принужденъ былъ тащить его на рукахъ, какъ маленького ребенка.

Сардоническая улыбка проскользнула по губамъ мистера Бруша, когда онъ сообщалъ этотъ рапортъ; но въ ту же минуту черты его опять приняли глубокомысленное выраженіе, и при входѣ въ спальню своего господина, онъ спокойно доложилъ р мистерѣ Осборнѣ.

— Ну, Седли, какъ твое здоровье, любезный? спросилъ Осборнъ, бросая проницательный взглядъ на мистера Джоя. Цѣлы ли твой кости? Ты вѣдь, говорятъ, дрался какъ тигръ. Внизу вонъ стоитъ извозчикъ съ подбитымъ глазомъ и подвязанною головой; онъ хочетъ подать на тебя жалобу.

— За что? проговорилъ слабымъ голосомъ мистеръ Седли.

— Ты вчера размозжилъ ему голову, и хотѣлъ, говорятъ, просто растерзать его. Признаюсь, мой другъ, ты просто ужасенъ, когда выходишь изъ себя. Полицейскій сторожъ мнѣ расказывалъ, что ему въ жизнь не приходилось видѣть такого запала. Спроси вотъ у Доббина.

— Да, вы были очень неспокойны, сказалъ честный капитанъ, не легко было угомонить васъ, мистеръ Седли.

— А видѣлъ ли ты, Доббингь, этого красного господина въ кургузомъ фракѣ, что сцѣпился съ нимъ въ воксалѣ? Это было просто изъ рукъ вонъ; Джой началъ колотить его какъ мартышку; какъ завизжали въ эту пору женщины, Боже мой! Имъ казалось, что онъ просто задушитъ свою жертву. Признаюсь, я и самъ ужасно испугался. Вы, фрачники, думалъ я, народъ чрезвычайно смирный; но ты разъувѣрилъ меня, Джой.

— Да, господа, я дѣлаюсь страшенъ, какъ скоро меня раздражаютъ! проговорилъ Джой самодовольнымъ тономъ, дѣлая чрезвычайно забавную гримасу.

Молодые люди расхохотались. Осборнъ рѣшился теперь преслѣдовать безъ всякой пощады своего будущаго родственника, которого въ душѣ считалъ онъ первѣйшимъ трусомъ. Намѣреніе Джоя жениться на Ребеккѣ рѣшительно не нравилось мистеру Осберну. Неужели, въ самомъ дѣлѣ, будущій его родственникъ унизится до того; что бросится на шею гувернанткѣ? Нѣтъ, это уже слишкомъ, и мистеръ Осборнъ пуститъ въ ходъ все свое остроуміе, чтобы разстроить этотъ бракъ.

— Ты дѣлаешься страшенъ? закричалъ мистеръ Осборнъ, заливаясь громкимъ смѣхомъ. Fi donc! Ты едва держался на ногахъ, мой милый, и всѣ хохотали надъ тобой въ воксалѣ. Вмѣсто того, чтобы драться, ты ревѣлъ какъ корова, и мы не знали что съ тобою дѣлать. Помнишь ли, какъ ты напѣвалъ свою пѣсенку?

— Какую?

— Нѣжную и чувствительную, отъ которой сестра твоя чуть не сгорѣла со стыда. Ты называлъ ея подругу, Розу или Ребекку, какъ бишь ее? называлъ душенькой, душкой, раздуханчикомъ, и чортъ знаетъ какъ еще.

И онъ продолжалъ распространять и усиливать эту роль съ демонскимъ искуствомъ безжалостного актера, которому ничего не стоитъ увеличить страданіе дѣйствующаго лица. Напрасно мистеръ Доббинъ жестами и знаками уговаривалъ его пощадить беззащитного бѣднягу: онъ ничего не хотѣлъ слушать, и только визитъ доктора Голлопа прекратилъ его насмѣшки.

— Къ чему стану я щадить его? сказалъ мистеръ Осборнъ своему другу, когда они вышли изъ квартиры индійского набоба. Вѣдь онъ въ самомъ дѣдѣ всѣхъ насъ одурачилъ въ воксалѣ. И что это за дѣвчонка, которая вздумала вѣшаться ему на шею? Нѣтъ, чортъ побери, порода Седли и безъ нея стоитъ не слишкомъ высоко. Не нужно намъ ни субретокъ, ни гувернантокъ; этой дряни не оберешься на каждомъ шагу. Я понимаю свое собственное положеніе, Доббинъ, я знаю то, что миссъ Шарпъ не нашего поля ягода. Индійскій набобъ и безъ того слишкомъ глупъ; моя обязанность спасти его отъ окончательного дурачества, которого нельзя будетъ исправить.

— Дѣлай что хочешь; не мнѣ учить тебя, мой другъ, сказалъ кептенъ Доббинъ нерѣшительнымъ тономъ; впрочемъ, знаешь ли? я на твоемъ мѣстѣ не сталъ бы вмѣшиваться въ это дѣло.

— Это до тебя не касается, мой милый, и я могу въ этомъ случаѣ обойдтись безъ постороннихъ совѣтовъ. Не хочешь ли самъ поволочиться за миссъ Шарпъ? Пойдемь къ нимъ.

Но кептенъ Доббинъ уклонился отъ этого визита, и другъ его пошолъ одинъ на Россель-Скверъ. Проходя мимо дома своего будущаго тестя, онъ увидѣлъ въ двухъ различныхъ этажахъ двѣ маленькія головки, обращонныя своими лицами на двѣ противоположныя стороны.

Миссъ Амелія стояла на балконѣ передъ гостиной, и пристально смотрѣла на оконечность Россель-Сквера въ ту сторону, гдѣ жилъ Осборнъ. Миссъ Ребекка Шарпъ выставила свою головку изъ окна маленькой спальни во второмъ этажѣ, и взоръ ея съ безпокойствомъ обращонъ былъ на тотъ пунктъ, откуда должна была появиться одноколка мистера Джозефа Седли.

— Аннушка сестрица стоитъ на сторожевой башнѣ, сказалъ Осборнъ своей невѣстѣ, но никто не явится къ ея услугамъ, по крайней мѣрѣ на нынѣшній день.

И, продолжая хохотать, онъ принялся, для миссъ Амеліи, описывать въ самыхъ забавныхъ выраженіяхъ плачевное положеніе ея брата.

— Что жь тутъ смѣшного, Джорджъ? сказала миссъ Седли, поражонная до глубины души этой непріятной вѣстью.

Вмѣсто отвѣта, Джорджъ засмѣялся еще громче, и продолжалъ веселымъ тономъ развивать свой остроумныя шутки. Въ эту минуту вошла въ гостиную миссъ Ребекка, и молодой человѣкъ не замедлилъ обратиться къ ней съ комплиментами относительно могущественного вліянія ея прелестей на свѣтскихъ людей.

— О, миссъ Шарпъ! сказалъ мистеръ Осборнъ, если бы вы взглянули на его фигуру теперь, когда онъ высовываетъ свой языкъ доктору Голлопу! если бы вы видѣли, какъ онъ стонетъ, бѣдняга, на своей постели!

— О комъ вы говорите, мистеръ Осборнъ?

— О комъ?… разумѣется, о капитанѣ Доббинѣ, къ которому вчера мы всѣ были такъ внимательны.

— Да, это было слишкомъ невѣжливо съ нашей стороны, сказала Эмми съ нѣкоторою живостью. Я… я совсѣмъ забыла капитана,

— Еще бы вамъ о немъ помнить! вскричалъ Осборнъ, продолжая хохотать. Можетъ-быть, вы хорошо помните моего друга, миссъ Шарпъ?

— Если вы говорите о капитанѣ Доббинѣ, то я знаю только то, что вчера онъ разбилъ стаканъ за столомъ; никакой другой идеи я не могу соединить съ существованіемъ вашего друга.

— Очень хорошо, миссъ Шарпъ, я скажу ему это? отвѣчалъ Осборнъ.

— Можете, если хотите.

Съ этого мгновенія, въ сердце миссъ Ребекки заронилась искра недовѣрчивости и ненависти къ молодому человѣку, не имѣвшему, впрочемъ, ни малѣйшого желанія внушить эти чувства кому бы то ни было.

— Что жь это такое? думала Реоекка. Неужели онъ издѣвается надо мной? Не смѣялся ли онъ надо мной въ присутствіи Джозефа? Не запугалъ ли онъ его? что, если онъ не придетъ?

Слеза готова была навернуться на глазахъ молодой дѣвушки, и сердце ея забило сильную тревогу,

— Вы всегда шутите, мистеръ Осборнъ, сказала она, улыбаясь сквозь слезы. Смѣйтесь и шутите. Богъ съ вами! Сироту никто не будетъ защищать.

Съ этими словами она вышла изъ гостиной.

— Какъ вамъ не стыдно, Джорджъ! воскликнула миссъ Амелія, изъявляя полную готовность расплакаться при этомъ удобномъ случаѣ.

Джорджъ Осборнъ, повидимому, почувствовалъ нѣкоторое угрызеніе въ своей душѣ, и понялъ, что ему не было никакой надобности разстроивать спокойствіе молодыхъ дѣвушокъ.

— Вы слишкомъ чувствительны, Амелія, сказалъ онъ, слишкомъ добры, довѣрчивы, и можетъ-быть не осторожны. Вы не знаете свѣта и не имѣете понятія о людяхъ. Подруга ваша, миссъ Шарпъ, должна помнить, кто вы, и кто она.

— Думаете ли вы, что Джозефъ…

— Я ничего не думаю, и ничего не хочу знать. Джозефъ не маленькій ребенокъ и нему не дядька. Я знаю только, что онъ тщеславенъ до съумасбродства, и мелоченъ до глупости. Съ чемъ, скажите на милость, было сообразно его вчерашнее поведеніе въ воксалѣ? Ду-ду-душка, раздуханчикъ!

Онъ захохоталъ, и на этотъ разъ его смѣхъ заразилъ даже добрую миссъ Эмми.

Весь этотъ день Джозефъ Седли не являлся въ родительскій домъ. Это, однакожь, не смутило миссъ Амелію; она отправила мальчика въ квартиру брата спросить у него обѣщанныхъ книгъ, и, кстати, справиться о его здоровьѣ. Слуга мистера Джозефа отвѣчалъ, что баринъ его въ постели и принимаетъ пилюли, прописанныя докторомъ. «Завтра онъ непремѣнно прійдеть», думала Амелія, не смѣя, однакожь, говорить съ Ребеккой насчеть этого предмета. Миссъ Шарнъ тоже, съ своей стороны, хранила глубокое молчаніе послѣ приключенія въ воксалѣ.

На другой день, когда обѣ дѣвицы сидѣли на софѣ, занятыя какой-то работой, лакей Самбо вошолъ въ комнату, съ пакетомъ въ одной рукѣ и съ подносомъ въ другой. На подносѣ было письмо, — письмо отъ мистера Джоза, сказалъ Самбо съ зловѣщей улыбкой.

Со страхомъ и трепетомъ, Амелія сломала облатку, и прочла слѣдующее:

«Милая Амелія,»

«Посылаю тебѣ «Сироту въ Дремучемъ лѣсу», и спѣшу извѣстить, что вчера мнѣ никакъ нельзя было придти, такъ-какъ я очень боленъ. Сегодня я уѣзжаю изъ Лондона въ Челтьнемъ. Пожалуйста, извини меня, если можешь, передъ миссъ Шарпъ за мое безразсудное поведеніе въ воксалѣ; пусть она забудетъ всякое слово, произнесенное мною за этимъ демонски разгорячительнымъ ужиномъ, Я теперь совсѣмъ расклеился. По выздоровленіи ѣду въ Шотландію на нѣсколько мѣсяцевъ, и при семъ остаюсь

преданный тебѣ другъ и братъ,

Джозефъ Седли.»

Это былъ смертельный ударъ, разрушившій въ одно мгновеніе воздушныя мечты молодыхъ дѣвицъ. Амелія не смѣла взглянуть на блѣдное лицо и пылающія глаза Ребекки; но она уронила письмо на ея колѣни, и побѣжала въ свою комнату наверхъ, чтобы выплакать наединѣ свое горе.

Ключница Бленкинсопъ явилась теперь очень кстати съ своими утѣшеніями, почерпнутыми изъ опытовъ вседневной жизни. Амелія бросилась къ ней на шею, и расказала все, что таилось на ея душѣ.

— Не тужите, добрая барышня, все къ-лучшему, сказала мистриссъ Бленкинсопъ. Мнѣ заранѣе не хотѣлось пугать васъ, а то, вѣдь, право, никто ее не любитъ въ нашемъ домѣ. Я видѣла собственными глазами, какъ она украдкой читала письма вашей матушки. Горничная говоритъ, что она безпрестанно роется во всѣхъ комодахъ и шкафахъ. Это не хорошо. И, сказать правду, она, кажется, подтибрила въ свою шкатулку вашу бѣлую ленту.

— Я сама отдала ей, сама отдала! возразила миссъ Амелія съ энергическою живостью.

Это, однакожь, отнюдь не измѣнило мнѣнія мистриссъ Бленкиншопъ насчетъ миссъ Шарпъ.

— Вѣрьте вы этимъ гувернанткамъ! замѣтила она горничной при первомъ свиданіи. Вѣдь туда же поднимаютъ носъ, и лѣзутъ въ барыни, а вѣдь жалованья-то получаютъ онѣ не больше насъ грѣшныхъ. Нѣтъ, сударыня моя, ужь, по моему, всякъ сверчокъ знай свой шестокъ.

Всѣ теперь въ домѣ до одной души, кромѣ миссъ Амеліи, знали положительно и вѣрно, что Ребекка должна ѣхать, и всѣ согласились единодушно, что, чѣмъ скорѣе уѣдетъ она, тѣмъ лучше. Амелія совсѣмъ не думала такъ скоро разстаться съ своей подругой; но на всякій случай она перерыла всѣ свой комоды, ящики, шкафы, шкатулки, ридикюли, шифоньерки; пересмотрѣла всѣ свой платья, косынки, ленты, кружева, манишки, шемизетки, выбирая и откладывая то, другое, третье, въ подарокъ на память для милой Ребекки. Потомъ она отправилась къ своему папа, великодушному британскому негоціанту, и сказала:

— Милый папа, вы обѣщали въ день моего рожденія подарить мнѣ столько гиней, сколько будетъ мнѣ лѣтъ: благодарю васъ, папа; но деньги мнѣ не нужны. Будьте такъ добры, позвольте мнѣ отъ вашего имени предложить этотъ подарокъ моей доброй, несравненной миссъ Ребеккѣ, которая нуждается во всемъ.

Заботливая дѣвушка наложила даже контрибуцію на мистера Осборна, и тотъ, исполняя ея волю, долженъ былъ для ея подруги купить щегольскую шляпку въ модномъ магазинѣ и самый лучшій бархатный корсажъ, какой только можно было пріобрѣсть за деньги.

— Это даритъ вамъ Джорджъ, милая Ребекка, сказала Амелія, съ гордостью вручая картонку, заключавшую эти подарки; какой изящный вкусъ у него! Не правда ли, никто не сравнится съ Джорджомъ!

— Никто, отвѣчала Ребекка, я очень благодарна вашему жениху. «Это Джорджъ Осборнъ растроилъ мою свадьбу», подумала она въ своемъ сердцѣ, и на этомъ основаніи, миссъ Ребекка Шарпъ полюбила Джорджа Осборна.

Съ рѣдкимъ спокойствіемъ она дѣлала теперь свой приготовленія къ отъѣзду, и принимала подарки изъ рукъ доброй миссъ Амеліи, проливавшей обильные потоки горькихъ слезъ. Она поклялась питать въ своемъ сердцѣ чувство вѣчной благодарности къ мистриссъ Седли, но вообще немного говорила съ этой леди, которая, въ свою очередь, была въ очевидномъ затрудненіи, и всячески избѣгала непріятныхъ встрѣчъ съ подругой своей дочери. Она поцаловала руку мистера Седли, когда тотъ подалъ ей кошелекъ. И просила позволенія считать его своимъ добрымъ, великодушнымъ покровителемъ и другомъ. Поведеніе ея было столько умилительно и трогательно, что великодушный покровитель уже хотѣлъ-было написать для нея вексель на двадцать фунтовъ стерлинговъ, но тутъ же обуздалъ свои чувства, потому-что коляска стояла у крыльца, и онъ отправлялся въ гости на обѣдъ.

— Благослови васъ Богъ, доброе дитя! сказалъ мистеръ Седли, пріѣзжайте всегда къ намъ, какъ-скоро будете въ городѣ. Ну, Джемсъ, въ Сити, къ альдермену.

Наступило, наконецъ, прощанье съ миссъ Амеліей; но на эту картину, съ позволенія читателя, я набрасываю покрывало. Сцена, само-собою разумѣется, была трогательная во всѣхъ возможныхъ отношеніяхъ, и Ребекка здѣсь болѣе чѣмъ гдѣ-либо обнаружила свой художественный талантъ къ трагическимъ ролямъ. Патетическія слезы, флакончики со спиртомъ и духами, вздохи, рыданія, заклинанія, стоны, все было пущено въ ходъ геніальной дочерью актрисы, и Амелія вполнѣ убѣдилась, что ея подруга драгоцѣнный перлъ добродѣтелей и прелестей женскихъ.