У Женьки было три самых любимых праздника: день рождения, Новый год и третье августа. Когда он был маленьким, день рождения и Новый год нравились ему больше всего, потому что он получал подарки. Но когда Женька стал старше, он понял, что подарки в празднике — не главное. Главное — это настроение и атмосфера. И ни один Новый год, ни один день рождения, даже прошлый, когда он отмечал первую круглую дату — десять лет, не сравнится по ощущениям с той радостью, гордостью и восторгом, которыми наполнено третье августа. Теперь его самым любимым праздником был день защитника галактики.

Все мальчишки в Женькиной школе мечтали, когда вырастут, попасть в космофлот: кто пилотом, кто разведчиком, кто десантником. Перед глазами у них был пример, ведь в каждой семье кто-то в разное время участвовал в каких-нибудь космических войнах, от локальных внутризвёздных до межгалактических.

Женька, как и все, тоже мечтал о космофлоте. Но мечтал не так, как его одноклассники. Ему казалось, что для мальчишек в его школе это желание было скорее игрой; для Женьки же это было взвешенное, взрослое решение. Цель в жизни. Но об этом Женька никому не говорил, всё равно никто не понял бы, насколько он серьёзно.

Женька решил доверить свой секрет лишь одному человеку — бабе Лине. Лиалина Антоновна Иенвиль отличалась от всех других бабушек и мам, которых Женька встречал, и он точно знал, что она его поймёт. И сегодня утром, когда они с ней собирались на парад в честь третьего августа, Женька поделился своей мечтой.

В ответ на его заявление бабушка не улыбнулась снисходительно, не отмахнулась свысока, не высмеяла. Баба Лина сначала просто смотрела на Женьку, а потом — словно сквозь него, будто видела вместо внука кого-то другого, и в глазах у неё было пополам грусти и гордости. А затем как-то так по-особому ему кивнула, и этот кивок значил для Женьки больше любых слов.

Парад в честь дня защитника галактики всегда проводился с размахом. По главной магистрали метроплекса торжественным маршем проходили войска космической пехоты и артиллерии и взводы орбитальной охраны. Между идеально чеканящими шаг полками маршировали отряды военного оркестра и ехала самая разнообразная планетарная военная техника. По обочинам магистрали, образуя своего рода коридор, навытяжку стояла гвардия Млечного пути в своей белоснежной парадной форме со сверкающими серебряными портупеями.

Но больше всего Женьку завораживал парад, который проходил в воздухе. В небе, образуя строй не менее идеальный, чем на земле, летели пузатые шары орбитальных шаттлов и хищные стрелы корветов. Над ними, в высших слоях атмосферы, двигались огромные силуэты фрегатов и малых крейсеров. А на больших экранах, установленных по пути следования парада, можно было посмотреть трансляцию с лунного спутника: торжественный круг, который совершали по орбите планеты массивные авианосцы, тяжёлые крейсеры и величественные линкоры.

После парада Женька с бабушкой всегда ходили смотреть на выставку техники и оружия. На аллеях метроплекса можно было увидеть всё — от самых древних луноходов двадцатого и марсолётов двадцать второго веков до новейших линкоров-разрушителей и турболазерных орудийных станций.

Когда Женька заканчивал тщательное изучение всех экспонатов, они с бабушкой обычно обедали в «Северной звезде». Корабль ресторана плыл по авроральному течению над планетой, и благодаря бомбардировке заряженными частицами плазменного потока вокруг себя он оказывался внутри искусственно созданного полярного сияния. Стены, пол и потолок зала ресторана были прозрачными, и потому посетителям казалось, будто они парили внутри кокона света, переливающегося всеми оттенками синего и зелёного.

В этот год Женька с бабушкой не стали изменять традиции и отправились туда же. А после того как с обедом было покончено и Женьке принесли обязательную порцию шоколадного мороженого, он попросил:

— Бабуль, а расскажи мне что-нибудь про деда!

— Жень, мне кажется, я тебе уже столько всего рассказала, что больше ничего не осталось, — ответила она ему.

— Быть того не может, — уверенно заявил внук. Он не помнил деда, но знал, что тот был героем, а это значит, что его биография просто обязана быть переполненной самыми разными историями. Возможно, бабушка и впрямь рассказала ему про самые главные подвиги, но ведь наверняка остались и другие истории, может, не совсем про войну, но всё равно интересные.

Именно это Женька выложил бабе Лине. Она улыбнулась:

— Ну, если не про войну… Хочешь, расскажу, как твой дедушка со мной познакомился?

Честно говоря, Женька ожидал немного других историй. Пусть не про сражения и не про подвиги, но, например, про то, как дед учился. Или чем занимался между подвигами. Про его боевых товарищей, наконец. Но он не хотел обижать бабушку, которую очень любил, и ответил:

— Хочу.

Баба Лина перевела взгляд на переливающееся всеми оттенками синего и зелёного полярное сияние за прозрачными стенами ресторана, словно где-то там, в глубине, можно было увидеть события прошлого, и начала рассказ — сдержанно, по-военному чётко, будто делала устный рапорт командованию.

— Твой дед тогда служил в составе флотилии Андромеды. На Каппа 3 Грумбриджа обнаружили заводской комплекс, где, по данными разведки, собирали проекторы гравитационных колодцев для Доминиона. Командование решило уничтожить комплекс быстрой ударной операцией и отправило на планету несколько десантных групп. Твой дедушка пилотировал один из десантных шаттлов.

Позабытое Женькой мороженое медленно таяло в вазочке. Рассказ о том, как дедушка познакомился с бабушкой, оказался увлекательнее, чем он ожидал.

— Операция прошла успешно — комплекс взорвали. — Тут баба Лина вздохнула. — К сожалению, разведка не знала, какими значительными силами Доминиона охранялся объект. Воспользовавшись внезапностью, десантники сумели установить взрывчатку на комплексе, но благополучно вернуться к шаттлам не могли, потому что путь обратно им отрезала усиленная пехота. Когда твой дедушка понял, что ребята не прорвутся к кораблям, он решил сесть в самую гущу боя и забрать их оттуда. На шаттле не было ни ионной пушки, ни турболазерной установки, только слабенький силовой щит, и Герман рассчитывал, что тот продержится против ручных бластеров достаточно долго для того, чтобы вытащить ребят…

Женька зачарованно кивнул. Собираясь стать космофлотчиком, он много читал про военные корабли и потому прекрасно знал, что десантные шаттлы не оснащены орудиями боя, так как не рассчитаны на боевые действия; это всего лишь транспорт повышенной маневренности, предназначенный не для сражения, а для высадки и вывоза десантных отрядов… Словом, дед здорово рисковал.

— У Германа не было никакого оружия, кроме стандартного табельного лазера. Им-то он и воспользовался — выскочил наружу и, стоя на самой границе защитного поля силового щита, прикрывал отход оставшихся в живых десантников. Он зашёл на борт самым последним, забрав всех, кого смог, сумел уйти от артобстрела и благополучно улетел с планеты. В той операции погибло три четверти десантников, а на линкор вернулся только один шаттл. Тот, который пилотировал твой дедушка. По возвращении его немедленно отправили на медицинский крейсер. Понимаешь, один десантник был тяжело ранен уже почти у самого шаттла. Герман выскочил из-под силового поля и дотащил его до корабля на себе, но и сам получил ранение.

Картина происходящего стояла перед Женькиными глазами так явно, словно он смотрел кино. А бабушка ещё говорила, что уже рассказала обо всех дедушкиных подвигах…

— Именно в том госпитале Герман в первый раз и увидел доктора. — Интонация бабушки изменилась, из по-военному чёткой и сухой стала более мягкой, даже немного мечтательной. — Врач была очень сдержанной и сосредоточенной, и у неё были самые красивые серые глаза на свете. Она зашила ему плечо, пожелала скорейшего выздоровления и ушла, даже не заметив, что, залечив одну рану, нанесла своему пациенту другую — в самое сердце…

— И прежде чем дедушка окончательно выздоровел, он признался тебе в любви, и вы поженились, — закончил Женька рассказ за бабушку.

Баба Лина тихо рассмеялась в ответ.

— Если бы! Врач не обращала на дедушку никакого внимания, хотя он так старался ей понравиться! Не реагировала на его шутки, не отвечала на комплименты и, кажется, не позволила себе ни одной улыбки…

— Но почему? — нахмурился Женька. — Неужели деда Гера тебе совсем не понравился?

Бабушка не ответила на вопрос.

— Его выписали из госпиталя через два дня, и он очень сильно жалел, что его ранение оказалось таким лёгким. Будь у него что-то серьёзнее, он бы задержался в госпитале дольше и уж точно сумел бы завоевать симпатию так понравившейся ему девушки… Когда Герман вернулся в расположение, он несколько раз пытался связаться с врачом, но та не выходила на связь. Он отправил ей несколько сообщений, но она на них не ответила.

— Бабуль, а разве он не мог просто как-нибудь прилететь в госпиталь и навестить тебя?

— Во время боевых действий никто не разрешит солдату лететь куда ему вздумается. Именно поэтому Герман решился на отчаянные меры. При корпусе, где он служил, был только один медицинский линкор. Значит, чтобы оказаться там, он должен опять получить ранение. Помнишь, я рассказывала тебе о захвате крейсера «Оплот», за который твой дед получил орден «За заслуги перед галактикой»?

Женька кивнул. Он помнил рассказ бабы Лины, а позже он столько раз прочитал весь параграф из учебника истории про ту операцию, что практически выучил текст наизусть. Разведке стало известно, что на крейсере «Оплот» собралось командование сил Доминиона в Андромеде, и генштаб Млечного Пути решил захватить руководство вражеской армии. На операцию отправили несколько тяжёлых торпедных катеров, оснащённых турболазерными турельными установками, ионными орудиями, большим боекомплектом торпед и значительной дефлекторной защитой. По замыслу командования, они должны были принять огонь на себя и отвлечь внимание охраняющих крейсер сил, а десантные катера, воспользовавшись этим, — атаковать «Оплот», высадить десант и захватить крейсер и командование.

Однако всё пошло совсем не так, как рассчитывал генштаб Млечного Пути. Охраняющие «Оплот» корабли Доминиона оказались оснащены новейшими гиперпространственными сканерами и заранее засекли приближение противника. Ни о каком эффекте неожиданности не могло быть и речи. Противник расстрелял почти все тяжёлые катера за считанные минуты; державшиеся позади десантные корабли оказались один на один с такой огневой мощью, которой они ничего не могли противопоставить.

Единственным разумным выходом было отступление. Но, вместо того чтобы бежать, дед Женьки включил двигатели на полную мощность, поднял слабый, совсем не предназначенный для отражения ударов тяжёлого лазерного оружия щит и, отчаянно маневрируя, рванул прямо к «Оплоту». Он довёл сильно повреждённый катер к крейсеру и, взорвав стену посадочного ангара, высадил десант на борт. А потом сдерживал противника на внутреннем входе в ангар из единственной оставшейся на борту катера сдвоенной лазерной пушки, пока десантники проводили захват командиров Доминиона.

И хотя имени деда в учебнике не указали, читая про подвиг одного отчаянного десантного экипажа, Женька улыбался, ведь он-то знал, кто был пилотом того корабля и благодаря кому удалось выполнить такую важную миссию.

— Герман отчаянно рисковал тогда, и всё потому, что хотел снова увидеться с доктором, — продолжала тем временем бабушка. — И ещё ему, конечно, очень хотелось появиться перед ней прославленным героем. Все любят героев, значит, и она тоже должна! Германа ранили в грудь, и он пролежал в госпитале целую неделю, но за это время врач так и не впечатлилась ни его новым орденом, ни его подвигом. — Бабушка улыбнулась, глядя мимо Женьки, и покачала головой: — И, конечно, она не поняла, что рисковал Герман в первую очередь ради ещё одной встречи с ней.

Теперь уже искренне заинтересованный историей знакомства дедушки с бабушкой, Женька спросил:

— И что же было дальше?

— А дальше твой дедушка упёрся, — усмехнулась баба Лина. — Его выписали из госпиталя, и с той поры Герман только и делал, что вызывался волонтёром на самые опасные операции или совершал разные героические безумства. Именно за эти выходки он и заработал самые почётные свои награды: орден Бесстрашия, медаль «Золотая комета» и Звезду Тора. И всё это ради новой госпитализации, ради ещё одной встречи с доктором и ещё одной возможности очаровать её ореолом героя. После захвата «Оплота» Герман попадал на медицинский крейсер ещё четыре раза, и всё без толку. Последний раз его доставили с тяжёлым ранением в голову, и, когда твой дед, наконец, выздоровел, доктор сама пришла его выписать. Она назвала Германа самым постоянным её пациентом и посоветовала ему сменить тактику и чуть меньше геройствовать, потому что, подвергая себя такой опасности, он играет со смертью. «А вам не всё равно, что со мной будет?» — спросил тогда твой дед. «Разумеется, нет, — серьёзно ответила врач и добавила: — Мне же вас лечить». Герман послушался совета и сменил тактику. Он попросил увольнительную, которую ему, как герою, дали, и на следующий после выписки день пришёл в больницу с огромным букетом цветов и сделал предложение… Тогда врач впервые ему улыбнулась, приняла букет и сказала: «Я уже давно ждала, когда же ты наберёшься храбрости…»

Домой бабушка с Женькой возвращались в молчании. Баба Лина думала о чём-то своём, а Женька привыкал к новому деду Герману. Он не помнил дедушку и потому создал в своём воображении образ, основанный на тех историях, что он слышал. Дед был больше, чем просто человеком — он был Героем с большой буквы. Легендой. Но после истории о том, как дедушка с бабушкой знакомился, деда Герман вдруг стал для Женьки более близким и настоящим. Более живым.

Когда Женька с бабушкой прилетели домой, на улице уже стемнело. В центральном парке вскоре должен был начаться салют в честь дня защитника галактики.

— Пойдём смотреть? — спросил Женька, хотя подозревал, что бабушка откажется; на салют она почему-то никогда не ходила.

— Нет, — баба Лина покачала головой. — Что-то я сегодня устала. Ты иди, а я с балкона посмотрю, оттуда хорошо видно.

— А ты не обидишься, что я без тебя пойду? — Женька медлил в дверях.

— Нет, конечно, — улыбнулась бабушка.

Проводив внука взглядом с балкона, Лиалина Антоновна прошла в свою спальню. Ненадолго задержалась у висевшей на стене голограммы сына с невесткой под фиолетовым небом Цереры.

Когда Женька был маленьким, она говорила ему, что родителей отправили в очень далёкую галактику с секретным поручением, и он постоянно спрашивал её о том, когда мама с папой вернутся домой. Теперь Женька задавал этот вопрос куда реже, но каждый раз, когда всё-таки задавал, у Лиалины Антоновны сжималось сердце. Она знала, что раньше или позже, но ей придётся рассказать правду. Рассказать, что мама с папой погибли семь лет назад, когда диверсионный корвет Доминиона расстрелял научно-исследовательскую станцию, где они работали.

Лиалина Антоновна подошла к гардеробу. Из самой глубины шкафа достала вешалку с какой-то одеждой, упакованной в серый чехол. Расстегнула молнию и вынула синий китель пилота боевого космофлота. Тихо звякнули медали, вспыхнула под электрическим светом остроконечная Звезда Тора.

Очень бережно Лиалина Антоновна надела китель.

Он по-прежнему приходился ей впору.

На улице зазвучали взрывы, и она вздрогнула, хотя и понимала, что это всего лишь начался салют в честь дня защитника галактики.

Лиалина Антоновна убрала китель обратно и достала с одной из полок гардероба коробку. Медленно открыла её. Поверх пачки писем лежала голограмма. Оттуда ей счастливо улыбалась девушка в форме лётчика военного космофлота, с орденами на кителе.

Рядом с ней в белом халате поверх серой военной формы стоял очень серьёзный молодой капитан военно-медицинской службы с самыми красивыми серыми глазами на свете. Халат скрывал одинокий невзрачный орден «За спасение погибавших», которым его наградили за то, что он остался оперировать в госпитале, когда крейсер Доминиона атаковал медицинский корабль. Он ещё не побывал в плену, ещё не получил ранение. Он ещё не был понижен в звании за то, что во время сражения на Бетта 3 Эридана оперировал на поле боя всех без разбору, и своих, и врагов… У них ещё не родился сын, а о внуках они даже не думали. Они были молоды и влюблены, они верили, что война скоро закончится, что победа близко, и что впереди у них — долгая и счастливая жизнь…

— Бабуль, бабуль, ты видела салют? — раздался из прихожей возбуждённый голос Женьки.

— Видела, — отозвалась она и, убрав коробку обратно в гардероб, вышла к внуку. — Ужинать будешь?

— Буду!

Переполненный впечатлениями Женька умудрялся болтать даже с набитым ртом.

Лиалина Антоновна с улыбкой смотрела на него, а сама думала над тем, как странно устроена жизнь, в которой война делает убийство подвигом. Она была военным пилотом, водила корабли, прикрывала отступление десанта — и получала за это медали. Герман был военным врачом, лечил раненых в тылу и на полях сражений, в госпиталях и под обстрелом противника, но никто не давал ему за это орденов.

Никто не считал, сколько жизней спас Герман. Однако Лиалина Антоновна точно знала, что каждая спасённая им жизнь — это подвиг. Куда более настоящий, чем те, которые совершила она, забирая чужие жизни.

А вот для десятилетнего мальчишки, не понимающего ни что такое настоящая война, ни что такое настоящий подвиг, военврач звучит далеко не так героично, как пилот военного космофлота, участвовавший в боях. Да и бабушка, которая печёт внуку пироги и каждое утро провожает в школу, как-то не подходит на роль героя. Так что пока пусть для Женьки таким героем будет Герман. Она только рада.

А когда внук вырастет, он сам всё поймёт.