— Тебя только и ждём! — радостно прогудел Большой и сразу полез обниматься. Прижал своими лапищами к широкой груди так, что не продохнуть.

— Осторожней, кэп! — просипел Фугас. — Задушишь на радостях!

А тот хохочет:

— Проходи, боевой брат! Все уже в сборе…

Вот уж кто точно соответствует эмблеме десантного подразделения «Гризли» Экспедиционного Космоотряда Земной Федерации. Два метра ростом, косая сажень в плечах, густая курчавая поросль в распахнутом вороте рубашки. Медвежья сила, и такая же хитрость. И проворство, когда того требует обстановка.

Фугас, не обладавший богатырским сложением, которое, впрочем, и не входит в число основных доблестей специалиста по взрывному делу, слегка завидовал бывшему командиру. Его масштабности и монументальности, железному характеру и несгибаемой воле. Прямо памятник Космодесанту, а не человек!

Чувствуя на плече тяжёлую руку отставного капитана, прошёл в комнату, а там и остальные: Оборотень со Звёздочкой. Сидят за столом, улыбаются. Весёлому настроению способствует початая бутылка «Гончих псов». Пять лет минуло с событий на Итанге, но каждый год в этот день — День Космического десантника — они собираются у Большого. И пьют за товарищей — живых и мёртвых.

И год от года замечал Фугас, как меняются бывшие однополчане.

Оборотень, получивший свой псевдо за выдающиеся способности разведчика, щеголял в шикарном костюме, стоимостью в пенсионное пособие десантника за все прошедшие пять лет. Он один, пожалуй, вспоминал былое без особой ностальгии. Ну да, было время, лазал по горам Сва-О-Кнуги, планеты холодной и недружелюбной, со столь же негостеприимным местным населением. Приобщал аборигенов к цивилизации.

Выполнял подобные миссии и на Пагаре, хотя там приходилось больше летать. И в Жемчужном Гроте, и в дюжине других мест. Таскал на плечах то импульсный разрядник, то штурмовую винтовку. На Итанге, вон, шнырял по камышам, или как их там правильно называют, с термогенератором наперевес. Что делать, чёртовых кузнечиков легче было именно палить вместе с их хитрыми норами и ходами. Надо было, и он палил. Выполнял приказ. Да, в прошлом всё…

Службу Оборотень покинул раньше других, в мирной жизни — судя по костюмам, в которых являлся на встречи, — устроился неплохо. И потому сидел он в кресле вальяжно и улыбался, как на рекламе зубной пасты — во все тридцать два зуба.

А вот Звёздочка постарела. Как-то сразу — Фугас заметил это в первую же встречу после годовой разлуки — из отчаянной девчонки, сорвиголовы и задиры (даром что считалась специалистом по гиперсвязи) превратилась в усталую, средних лет женщину. Пожившую и повидавшую в этой жизни всякого. И с каждой новой встречей накапливалась в ней эта неясная усталость, будто проскочив пору цветения, вошла наша Звёздочка сразу в фазу увядания.

И всегда напивалась вдрызг.

Да что говорить, если даже веселье Большого год от года становилось всё натужнее. Может, кто другой и не заметил бы — объятья командира всё так же крепки, и голос трубит по-прежнему победно. Может, остальные члены пятёрки делают вид, что не замечают изменений, но Фугас, для которого бывший командир был кумиром, символом силы и всепобеждающей воли землян, ошибиться не мог. Поселилась в глазах кумира тоска и с годами не таяла, а лишь усиливалась.

И уж совсем нечего сказать о самом Фугасе. Подрывник на гражданке, где технологии давным-давно позволяли отказаться от всего, даже отдалённо напоминающего взрыв. Что тут можно сказать? Работа с бытовыми электронными схемами в маленькой мастерской, грошовая пенсия — тьфу! Пропади оно всё пропадом!..

Он отправился на празднование прямо с работы, как был. Перебросил сумку для инструментов через плечо, намотал на шею белоснежный шарф Космоотряда. Без шарфа сегодня никак — день такой. Только заскочил в бар самообслуживания за бутылкой чего покрепче — «Гончих Псов» или «Пленника Ганимеда». Именно такие напитки предпочитали «гризли».

В полумраке заведения ярко светился огромный — в полстены — голоэкран. Диктор вещал о праздновании Дня Космического десантника. Крупным планом проплывали картинки укрощённых миров: бесконечные трясины Пагара, скалистая, заледенелая Сва-О-Кнуги, бескрайние пески Терреры. И везде — мощная фигура бойца Космодесанта. В термозащите или универсальном скафандре, на броне транспортёра или на боевой платформе, с импульсным разрядником или штурм-ганом в руках.

Обитаемые миры Галактического содружества под надёжной защитой. И в пределах Земной Федерации будут процветать мир и благоденствие, пока службу несут эти парни, сделанные, наверное, из титанового сплава!

Слава! Слава! Слава!

Фугас вывернул карманы. Получилось еле-еле на две бутылки «Ганимеда» — все его сбережения. Ну и плевать, сегодня день такой.

В углу приметил троих «гризли». Те же белые шарфы, один прицепил на левое плечо серебряный эполет — знак офицерского состава. Сидят, пьют, изредка обмениваясь короткими репликами. Фугас подошёл.

— С праздником, братья, — проговорил негромко и выставил на стол одну бутылку. — Храни Большой Медведь своих сыновей.

— Храни живых и мёртвых, — откликнулся тот, что с эполетом. И протянул стопку «Гончих Псов». — И тебя с праздником, брат. Присядешь?

— Нет, спешу к своим.

И тут от компании молодёжи, что расположилась за соседним столиком, грянуло: «За десантников!» — «Мы гордимся вами, ребята!» — «Слава Большому Медведю!»

Горящие глаза, восторженные улыбки, неподдельное восхищение на лицах. В руках подрагивают пластиковые стаканчики с мутноватым «Ганимедом» — прозит!

Старший из «гризли» снисходительно махнул стопкой в сторону компании: мол, ладно, ребята, мы видим и ценим ваше доброе отношение. Остальные ухмыльнулись, покивали. Вернулись к своим стопкам, как стеной отгородились.

Фугас тоже улыбнулся:

— Ну, хорошо вам погулять, медведи.

— Тебе того же…

Сегодня он пошёл пешком: флаер с пустым баком пылился в гараже. И на такси или городской аэробус кредов тоже не было. Да какое такси, за квартиру три месяца не плачено, чего уж там… Командир построил себе небольшой домик на отшибе, прямо у черты города. Добираться туда было хоть и долго, но по лентам движущихся тротуаров вполне удобно.

Домик со старинным крылечком, симпатичный и уютный. Раньше Фугас очень любил бывать там. Он и сегодня любит. И домик, и всех его обитателей…

Стал на скоростной путь, поехал под стрекот уличных информаторов — десантников поздравляли обитатели Галактического Содружества. На экранах извивались и пульсировали, выли, скрипели и пищали жители далёких планет. Щупальца, панцири, ложноножки.

И вдруг через весь экран ближнего информатора: «Сегодня Итанга восполняет потребности Земной Федерации в ванадии — на шестьдесят процентов, молибдене — на семьдесят пять процентов, добыча трансурановых элементов — пятьдесят три и семь десятых процента от общего числа…»

Фугас прикрыл глаза, опёрся на поручень. Нетяжёлая сумка на плече показалась камнем на шее. Какая-то девчонка в модном прозрачном плащике потянулась участливо:

— Вам плохо? Чем-то помочь?

Рассмотрела белый шарф, стилизованное изображение вздыбившегося, оскалившего пасть медведя на куртке. Глаза засияли — космодесантник! Герой, рыцарь диких миров, дозорный Обитаемого Космоса! Открывающий для Земли чудесные кладовые Вселенной…

— Ничего страшного, девушка. Уже всё прошло.

Прошло?

Он смотрел на боевых товарищей, скользил взглядом по таким знакомым лицам и упёрся в рюмку на столе, покрытую кусочком тёмного хлеба. Древняя традиция, не канувшая в веках. Да, боевая пятёрка. Пятым был Лисий Хвост. Умный, смелый, изворотливый. Друг и наставник. Если Большой — символ торжества Земной Федерации в обитаемом космосе, то Лисий Хвост — помощь и прикрытие, надёжное плечо, страховка, что удержит, провались ты хоть в самую глубокую, совершенно бездонную пропасть.

Хвост прошёл два десятка самых разных миров — пылающих и вымороженных, обезвоженных и залитых океаном от края до края, порой таких, что описать их и слов не подберёшь. И всегда одинаково опасных и враждебных человеку. А остался на Итанге, в выжженных дюнах, на спёкшемся до состояния стекла песке.

— Садись, брат, — скалился Оборотень. — Наливай, Большой Медведь тебе в помощь!

— И правда, Фугасик, выпей со старыми друзьями, — поддержала Звёздочка. Была она уже на взводе, черты увядающего лица плыли, движения стали размашистыми, но бывшая связистка не сдавалась. — Давай! — сказала и твёрдой рукой наполнила свой стакан, хотя приглашала к выпивке вроде бы Фугаса.

— Большой Медведь, это я? — пошутил командир, присаживаясь к столу. Но тут же встал со стопкой в руке, посерьёзнел: — Действительно — выпьем, друзья. Выпьем за наших братьев — тех, кто сейчас на посту, штурмует дикие миры во всех уголках Галактики. И за тех, кто зализывает раны на госпитальных койках. И за тех, кого списали по возрасту или по ранениям, но в чьей памяти навсегда слово «Выброс!» имеет одно-единственное значение — бери в руки оружие и иди! Иди — спасай: землян-колонистов от нашествия неведомых тварей. Или выручай политиков в их хитроумных путаных раскладах. А то, вытаскивай из глубокой задницы дружественного представителя иной расы. В интересах всё той же Земли. В общем, выполняй приказ, и да прибудет с тобой Великий Гризли! Аминь.

В пространстве над столом встретились три стопки и стакан.

Выпили.

Помолчали.

И посмотрели на пятую стопку, покрытую кусочком хлеба.

…Как назло заросли расступились — впереди зияла обширная проплешина. Поднявшийся ветер гнул камыши, закручивал песок маленькими смерчами, и взбитая мельчайшая пыль не оседала, висела в воздухе полупрозрачной кисеёй. Но Богомолы чудесно умели пользоваться изменяющейся обстановкой на родной планете. Фугас, сидя на границе зарослей, перед открытым пространством, отчаянно крутил головой.

— Звёздочка! — в который раз взывал он по рации. — Какие новости? Есть ответ из Центра? Что мне делать?

Полчаса назад связистка передала: данные по Итанге уточняются. Собранная информация изучается экспертной группой ксенозоологов и специалистов по внеземным культурам. Вот-вот последует заключение, и судьба Богомолов будет решена. Да и судьба планеты тоже.

Такая практика существовала много лет. Любая Космическая Федерация, и КФ Земли в том числе, обнаружив и намереваясь колонизировать новый космический объект, обязана была определить — не несёт ли данный объект разумную жизнь либо уникальные виды растений и животных? Только в случае, если ни того ни другого не обнаружено, Федерация имела право объявить находку своим субъектом и решать его дальнейшую судьбу самостоятельно.

Разведка Итанги показала, что недра планеты чрезвычайно богаты полезными ископаемыми. Но более ничего примечательного в этом мире песчаных барханов и зарослей местного кустарника, наречённого десантниками камышом, не обнаружилось. Состав атмосферы и воды, климатические условия, циркадные циклы — всё было столь чуждо человеку, что решение напрашивалось само собой: превратить Итангу в огромный механизированный рудник. Напичкать планету автоматикой, свести до минимума человеческое присутствие и качать богатства недр, обеспечивая связь грузовыми транспортами.

И всё бы хорошо, но вот Богомолы! То ли это животные, то ли разумные существа? А если животные, то не уникальный ли вид, подпадающий под параграф Галактического соглашения? Об этом сейчас и спорили эксперты.

Что до десантников, то никто из них не смог бы назвать местных насекомых, — а сходство с земными богомолами было удивительным, только двухметровые размеры потрясали воображение! — так вот, ни у кого из десантников язык не повернулся бы назвать их тварями бессловесными. И безобидными тоже.

Богомолы обладали способностью к мимикрии, отлично ориентировались в зарослях камыша, скрытно передвигаясь замаскированными ходами и тропами, и приблизиться к себе не позволяли. Более того, Фугас готов был поклясться, что у них существует система оповещения, а может быть, и средства общения. Во всяком случае, датчики скафандров регистрировали и странные, упорядоченные звуки, которыми обменивались Богомолы во время движения, и звуковые сигналы, подаваемые в случае опасности.

Наконец, когда Хвост с Большим попытались поймать одну особь в сеть из молекулярного волокна (это крайняя мера при необходимости исследовать объект), Богомол распылил некую тёмную взвесь, от которой крепчайшие молекулярные волокна, призванные выдерживать температуру в тысячи градусов и многотонные нагрузки давлением, растаяли как паутинка на огне.

И распылил он свою отраву посредством некоего приспособления! Вот именно так: не плюнул, не дунул, не помочился, а распылил из какой-то штуки, неизвестно откуда взявшейся на хитиновом теле «кузнечика». На видеозаписи рассмотреть приспособление не удалось — и здесь применялся какой-то хитрый способ наподобие мимикрии.

Гадость эта попала и на перчатку Большого, и в месте попадания тут же начала образовываться натуральная дыра. Это в скафандре высокой термозащиты! Конечно, сработала аварийная система герметизации, но скоро из-под универсальной заплатки поползли подозрительные тёмные потёки, и хорошо ещё, что рядом был транспортёр, и командир успел забраться внутрь и скинуть перчатку. Иначе неизвестно, чем бы дело кончилось…

Позже эксперты сообщили, что гадость эта — чрезвычайно сложный и чертовски активный ферментативный состав, которому по плечу проесть защиту орбитальной станции.

Так что, безоружными Богомолы не были. И всё это вместе взятое ставило перед «гризли» вполне определённый вопрос: воевать с местными кузнечиками или убираться с планеты восвояси, и пусть высокие комиссии и полномочные комитеты решают, что и кому здесь делать дальше.

Именно поэтому Фугас терзал эфир призывами:

— Звёздочка, Звёздочка! Ответь, что мне делать?

Но эфир молчал.

Транспортёр со связисткой и командиром находился сзади, Фугас хорошо различал красную точку на экране навигатора. Оборотень занял позицию впереди и правее, в зарослях, а чуть дальше, на холме обосновался Лисий Хвост. Заместитель командира отряда — он был сейчас ушами и глазами Большого — контролировал обстановку. Оборотень с Хвостом светились на экране зелёным.

А Фугас отвлёкся всего на минутку — показалось, что в опасной близости произошло в зарослях некое шевеление. И ещё показалось, мелькнуло что-то — то ли серое, то ли зеленоватое. Стремительное. И когда повернулся вновь к навигатору, огонька Хвоста почему-то уже не было, а эфир вдруг пронзил крик Звёздочки:

— Нападение! Эти твари нас атакуют!

И тут же прогудел командир:

— К бою! Приказываю считать Богомолов насекомыми с агрессивной моделью поведения. Огонь на поражение!..

— Видели, что на улицах творится? — усмехнулась Звёздочка, проглотив одним махом содержимое стакана. — Сколько хвалебных слов, мама дорогая! Поздравляют. Даже моя домовладелица, скотина, поздравила. Хоть раз в году, но выдавила из себя змеиную улыбочку. А по информаторам — не, ну просто смех! Видели, как эти твари извиваются? Торжественная речь кальмара с Жемчужного Грота — умереть можно! Мало их давили…

— Ты не права, связь, — усмехнулся Оборотень. — Народ должен знать своих героев. И чествовать. Я, правда, по улицам не шатаюсь, обхожусь флаером. А бортовой информатор просто отключаю.

— Ой, разведка, ну не всем же так жить! — деланно восхитилась Звёздочка. Спиртное действовало на неё всё сильнее. — Ты, кстати, модель флаера поменял? В прошлый раз, помнится, прилетал на «Олимпе». А сейчас — «Корона Галактики», не иначе?

— Корона, корона, — снисходительно покивал разведчик. — Звёздочка, зависть — нехорошее чувство. Разъедает душу.

— Ага, особенно если в кармане полно кредов, — озлилась бывшая связистка. — Тогда и чествования вроде ни к чему, и медальки можно забросить куда подальше. А если задницу прикрыть нечем?..

— Полегче на поворотах, связь, — нахмурился разведчик. — Я медальки свои честно заработал. А попку твою можно не прикрывать, она от этого только выиграет.

— Бросьте цапаться, — вроде добродушно, но твёрдо одёрнул Большой. — Не для того собрались. Давайте ещё раз за десантуру. Налей, Фугас. Пусть хоть сегодня все нас поздравят. Мы-то знаем, так бывает не часто. Как треплют порой имя десантника в новостях, как фыркают обыватели. Какие небылицы плетут. А наёмные писаки с их сенсационными разоблачениями — эти головорезы! — стёрли с лица Галактики разумную расу! — утопили в крови восстание в колонии! То! Сё! Но нам на них плевать. Мы были, есть и будем оплотом цивилизации в отдалённых и диких мирах. Защита землянам, да и Чужим надежда, когда припрёт по-настоящему. Если запахло палёным, во все времена и во всех уголках обжитого космоса звали сильных. А сильные — это мы, войны Космодесанта. И да пребудет с нами Великий Гризли!

— Ура! — нестройно выкрикнули Оборотень со Звёздочкой.

— Ура! — негромко поддержал Фугас.

И будто эхо прокатилось по углам комнаты. Может, это вторит живым товарищам мёртвый Лисий Хвост?

Славный праздник. Великий праздник. Праздник живых и мёртвых.

…Он рванул что было сил. Но не к транспортёру, рокочущему двигателем где-то сзади, а вперёд. Туда, где жаркими сполохами занимались дальние камыши и где должны были находиться Оборотень с Хвостом. Но достичь стены зарослей не успел, потому что сзади окрикнула Звёздочка:

— Стой, Фугас!

Он резко затормозил, оглянулся, не прекращая полностью движения и показывая рукой — туда! мол, нужно бежать туда! Там ребята!

Но связистка не унималась:

— Стой, кому говорят! Впереди скопление Богомолов! Приказ командира — огонь на поражение! Поджарим этих тварей!

Судорога ненависти исказила её лицо: злобный оскал за щитком шлема. И через миг стена камыша впереди обернулась стеной огня, и из этого раскалённого ада выпрыгнул, пылая свечой, двухметровый кузнечик. В полёте превратился в обугленную головешку: вначале один, затем другой, и третий…

Тут нервы Фугаса не выдержали, и он вскинул оружие.

Потом прибыл командир на транспортёре. Всё уже горело вокруг, и вдруг из пламени, как угловатая чудовищная саламандра, выполз Оборотень. Фугас кинулся к нему.

— Хвост! что с Хвостом?

— Погиб, — нервно отмахнулся разведчик. — Их там было не меньше десятка! Нас окружили. На Лисьего кинулись трое, они заплевали его по макушку…

— Богомолы не плюются, — потерянно, не соображая, что говорит, пролепетал Фугас. — У них эти…

— Эти, те! Уходить надо! — уже орал Оборотень. — На орбитальную станцию — и вариант «Дельта»! — Он оглянулся на Большого: — Командир! Дай приказ!

У Фугаса подогнулись ноги. Связистка с разведчиком подхватили его под руки и потащили к транспортёру.

Потом был взлётно-посадочный модуль, потом — орбитальная станция.

— Давай, — говорил Большой, — формируй фугасные и зажигательные заряды. Зондирование показывает — у них три основные норы. Оттуда эти насекомые расползаются по всему континенту. Накроем все три. Поквитаемся за брата, Фугас!..

Да, это было известно: Богомолы обитают лишь на одном, самом крупном материке Итанги. Два других безжизненны. Про три норы тоже знали. И Фугас дал. По всем трём направлениям. От души…

После подрыва зарядов территорию обработали с орбиты стационарными термопушками — для верности. Через два дня от Богомолов не осталось и следа.

А ещё через неделю — уже на Базе, сидя в карантине — Фугас узнал, что окончательного решения по Богомолам эксперты так и не приняли. Ведётся следствие. Да, командир отдал приказ исходя из обстановки, но правомерность его действий, как и всей пятерки, остаётся под сомнением. А кое-кто считает, что десантники на Итанге уничтожили новую, неизвестную ранее разумную жизнь. И в информационной сети «Глобо» их пятёрку прямо назвали убийцами Разумных.

Фугасу было плевать. Его допрашивали, и ему опять было плевать: на дознавателей, и на всё, что они спрашивали. «Я выполнял приказ», — только и слышали следователи в ответ. Скоро от него отстали и перевели служить в другой отряд. Дело по-тихому закрыли.

— Как с награждением? — спросил Фугас после второй стопки.

— Дьявол, ничего не получается, — закручинился командир. — Чёртовы бюрократы! Эти крысы отказывают в представлении…

После Итанги группу расформировали, службу заканчивали кто где. Но только Большой дослужился до капитанского звания. На встречах друзей он никогда не надевал серебряный эполет, подчёркивая этим боевое братство, но именно он ещё три года назад предложил добиться для Хвоста звания «Герой Федерации». Посмертно. И на правах старшего занимался этим упорно, да только ничего из затеи не выходило. В штабе Военно-Космических Сил десантника героем не признавали.

— Ещё и отписку прислали. Какой-то акт, экспертиза… — Он в сердцах швырнул на стол лист плотной бумаги, лист скользнул между пустых стопок. — Дать бы им импульсник в руки, да послать на Хагай или Терреру. Защищать федеральные интересы. Тогда бы сразу стало понятно, кто герой, а кто — нет…

Фугас скользнул взглядом по бумаге, официальной, с гербами Космической Федерации Земли и Военно-Космических Сил планеты: неустановленные обстоятельства… невозможность создания точной реконструкции боестолкновения… положение останков десантника в скафандре, вплавленные в почву, и положение личного оружия не дают точной картины… комиссия не находит возможным…

Сволочи! Какие же все сволочи!

— Нам надо держаться вместе, ребята, — продолжал отставной капитан Космодесанта с боевым псевдонимом Большой и склонил крупную голову. — Кто не бывал на мятежных планетах, кто не проводил зачистку диких миров… Не заглядывал в пасть террерского льва, не почувствовал на собственной шкуре «братские» объятья гигантского кальмара с Жемчужного Грота — разве им нас понять? Разве понять гражданским, что приказ может не всегда нравиться десантнику, но выполнять его должно всегда. И наши павшие братья… Порой мне кажется, они смотрят на нас откуда-то… сверху? Или как это правильно сказать… Смотрят и говорят: «Держитесь, ребята. Мы — с вами. Мы всё понимаем, и мы рядом!»

Большой поднял стопку:

— Выпьем, братья. Выпьем за живых и за мёртвых, сбереги наши души, Большой Гризли!..

— Выпьем! Правда, давайте! — Звёздочка вздёрнула стакан, расплескав часть содержимого. — И командир прав, нужно чаще встречаться, быть ближе… — Она замолкла, уставившись в одну точку остекленевшим взглядом. Потом вдруг расхохоталась: — А хотите, я пересплю с вами, мальчики? Со всеми, прямо сейчас! А? По отдельности или со всеми разом — как при-и-кажете…

— Ты сегодня особенно в ударе, — брезгливо проворчал Оборотень. — Ребята, предлагаю связи больше не наливать.

А Фугас молча отставил свою стопку и взял ту, пятую, что стояла в центре стола. Аккуратно снял и положил на тарелку хлебную корочку.

— Согласен, Большой, выпьем за мёртвых. — И осторожно влил в себя спиртное.

Пьяно хихикнула Звёздочка.

Поднял бровь Оборотень.

А командир опустил голову, смотрел куда-то в пол.

У Фугаса перехватило дух, но не от выпивки — от пятилетних сомнений и ежегодных недомолвок за этим столом. На каждой встрече наступал неловкий миг, когда бывшие боевые братья не могли смотреть в глаза друг другу. Раньше — наступал и проходил, сегодня — не пройдёт.

— Скажи, Большой, почему тогда, в тот самый день, Звёздочка так долго молчала? — Фугас упёрся взглядом в щеку командира. Тот чувствовал взгляд, но поднимать глаза не торопился.

Наконец, после паузы проронил:

— Связь барахлила. Ты же знаешь результаты расследования. Звёздочка, так ведь было? — и посмотрел на пьяную связистку.

— Связь, да-а-а… — затянула Звёздочка. — Связь, ребята… была ни к чёрту… Оч-ч-чень хреновая…

— Ага, следователь мне показывал заключение, — согласился Фугас. — Приказ из Центра об эвакуации в блоках памяти не сохранился. Не был принят. Или был стёрт? — Он посмотрел на Звёздочку: — А почему ты оказалась рядом со мной в зарослях? Ведь твоё место возле командира, у комплекса гиперсвязи?

— Так тебя же спасала, Фугасик, — затосковала связистка и по-бабьи опёрлась щекой на ладонь. — Там же эти… кузнечики… прыг-прыг. А-таковали.

— А сообщил об этом Хвост? Или Оборотень? Ведь Богомолы нашей аппаратурой не лоцировались, только при визуальном контроле… И почему я этих сообщений не слышал?

Разведчик откинулся в кресле, глядел на брата-десантника отчуждённо и всем своим видом показывал: «Зря ты завёл этот разговор, парень, ох зря. Никому от этого хорошо не будет». Но Фугасу было плевать.

— Так что, мне рассказать, как дело было? — продолжал он, заводясь. — У группы два провала подряд, на Пасторале и в Хордо. Все мы знали: ещё одна оплошность, и у командира будут крупные неприятности. Нужна, позарез нужна была хорошенькая планетка с пылу с жару. Богатая, в пределах досягаемости кораблей Земной Федерации, а главное — свободная: от разумных существ и уникальных видов животных. В соответствии с параграфами Соглашения. — Он вновь повернулся к Большому: — А тут Итанга. И ты, командир, решил преподнести эту планету Земле. Во что бы то ни стало. Подобные подарки очень выгодно влияют на послужной список и порой перевешивают предыдущие неудачи. До Богомолов ли было?

Командир молчал. Играл желваками на широком лице, но не проронил ни слова.

Фугас повернулся к Звёздочке. Связистка смотрела на него тяжёлым взглядом. Трезвым взглядом, как и не пила вовсе.

— Конечно, провернуть такую операцию можно было только при твоём участии. Ты ж к командиру всегда неровно дышала… Что ты сделала с аппаратурой? Заблокировала сообщение Центра? Или сымитировать помехи, обрыв связи? Потом наверняка подчистила следы в блоках памяти. Всему Космоотряду известно: связисты, если захотят, могут творить со своими железками чудеса. И ни одна экспертиза потом ничего не докажет — таковы особенности передатчиков гиперсвязи. А могла б ты настроить выделенный канал? Для Оборотня, например… А, могла бы?

— Фантазёр ты, Фугас, — пустым, усталым голосом ответила Звёздочка. — Что я в этого здоровенного дурака влюблена была, так про то весь Космофлот знал. Тоже мне, открытие. А всё остальное — глупости это…

Она закусила губу и отвернулась.

Но Фугасу было плевать. Он уже глядел на Оборотня.

Разведчик сидел в прежней позе, только закурил сигарету. Дорогую, с золотым обрезом у фильтра.

— Ты все пять лет картинку выстраивал? — с усмешкой спросил он.

— Да, пять лет. Мучался, сомневался, не верил себе. Гнал чёрные мысли. А потом — будто вспышка! Детонация! Одна маленькая деталь, и как раньше можно было не заметить?! Но кое-что мне всё-таки непонятно. Например, какой у тебя был интерес? Ведь был же, правда?

— Конечно. Горнорудный концерн «Минералы Содружества», — просто ответил Оборотень.

— И как они тебя достали? — поразился Фугас. — В дальнем космосе-то?

— Почему в космосе, — развеселился разведчик, — до отлёта ещё. Подошёл господин, представительный такой, вежливый, и прямым текстом: если Итанга богата рудами, и богатства эти станут достоянием Горнорудного концерна, то и тебе, солдат, неплохо отломится. Тут и понял я, Фугас, что можно разом завязать со всем этим… Не совать больше голову чёрту в пасть, не рисковать шкурой. Пожить для себя.

— Ну да, и вы решили судьбу Итанги. На троих. Вот только Лисий Хвост тоже принял директиву Центра о сомнениях экспертов и сворачивании операции. У него, как у заместителя командира пятёрки, был официальный дублирующий канал. Потом-то Звёздочка его перекрыла, но Хвост правду уже знал. А вы останавливаться не собирались. Он вышел к тебе? Или ты сам подкрался к нему?

— Нет, всё было не так! — нервно дернулся Оборотень. — Куча Богомолов вокруг, нас атаковали, я говорил уже… ещё тогда…

— Брось, — оборвал Фугас. — Если бы Богомолы залили Хвоста своей ферментативной дрянью, осталась бы от него кучка измочаленного тряпья. А в бумажке, — вон, в официальной бумажке! — чётко сказано: «останки десантника в скафандре, вплавленные в почву…» Я еще когда заключение читал — удивился, но тогда не понял. Только потом… Это ты его, Оборотень. Из термогенератора, в упор. Я думаю, Звёздочка предупредила тебя по выделенному каналу и отключила Хвосту навигатор. Ты-то видел его на взгорке. Подобрался, ты это ловко умел. А дальше — атака, огонь всё спишет! Он и списал. А что не списал, так дело всё равно замяли. Слишком богатой оказалась Итанга.

Тишина повисла в комнате. Четыре человека молча сидели друг против друга, и пятый витал где-то рядом. Незримо, но ощутимо. Может, прятался в табачном дыму?

Фугас вновь наполнил поминальную стопку.

— Ты правильно сказал, командир, давайте выпьем. За живых и за мёртвых. А лучше только за мёртвых, потому что мы, живые, друг друга уже не понимаем. И слишком легко предаём.

Никто к стопкам не притронулся, а он выпил. Выпил, встал и вышел. Из-за стола, из комнаты, по старинному крылечку — из дома. Симпатичного и уютного. Двинул к ленте движущегося тротуара.

Уличный информатор показывал нечто медузообразное, скорее всего — бестелесное. Нечто изгибалось и издавало непотребные звуки. Наверное — поздравления.

Ну да, день такой. День Космического десантника.

Вот только оставил в доме командира сумку. Не возвращаться же. Да и в ней, по правде, сегодня совсем не инструменты.

Трудно опытному подрывнику найти достойное место в мирной жизни. Но иногда — просто необходимо.