Многие люди ходят в клуб «Альгамбра», чтобы получить то, что предлагаем мы — постоянные клиенты. Это приятное место, не безвкусно-роскошное внутри и едва заметное снаружи. Надо очень хотеть его найти и упорно искать. Если вы — смертный. А такие, как мы, используют его в качестве убежища почти целое столетие.

Прямо над баром стоял телевизор — большой, с плоским экраном и всегда показывавший картинку без звука. Я не обращала на него внимания, потому что была занята соблазнением красивого молодого человека со слишком большим, на мой личный вкус, количеством пирсинга на теле. (Имею в виду, что, если вам нужен пирсинг, могу сделать.) Но какие чудесные глаза и прекрасный голос! К тому же этим вечером в клубе было немного смертных — приходилось работать с тем, что есть. Я была не очень голодна и не сильно старалась. Телевизор меня вообще не интересовал, но моя подруга Тиана его смотрела. Было странно, когда она подошла и положила свою холодную руку мне на плечо, потому что обычно она не так бесцеремонна, чтобы мешать работать со «свежей пищей»:

— Ты слышала? Двенадцать машин разбились на Малхолланд.

Это не то, чем я обычно интересуюсь, но ее волнение привлекло мое внимание. Я вгляделась в экран телевизора. Пожар и массовая бойня, вырванные из темноты лучами белого света с кружащих в небе вертолетов. Текст в нижней части экрана содержал статистику мертвых и раненых и сведения о количестве спасательного оборудования. Белокурая растрепанная девушка-репортер взволнованно зачитывала страшные цифры.

Тиана начала тяжело дышать. Сложно было сказать, кто больше переживал из-за бедствия — репортер или моя подруга.

Я оглянулась на Тиану:

— И что?

Ее глаза блестели. Это был не голубой электрический взгляд существа, питающегося смертью, но в ее зрачках горели искорки ожидания.

— Не хочешь пойти взглянуть, Серафина? — спросила она.

Обычно такое мне неинтересно, но я почувствовала мольбу в ее голосе. Тиана была моим лучшим другом в течение очень долгого времени. Если бы вы знали, кто мы, вы бы не подумали, что у нас будет так много общего. Я — вампир, а она — гуль. Я питаюсь жизненной силой, она — энергией смерти. Но нам обеим нравится ходить по магазинам.

— Может, там найдется какая-нибудь умирающая кинозвезда и я смогу получить то, что хочу, — сказала она, потирая руки. — А продюсер был бы еще лучше.

Понимаю, как это звучит, однако скорее имеет отношение к экстрасенсорным способностям, чем к преследованию знаменитостей: в шоу-бизнесе есть много людей с мощной энергетикой, экстрасенсов, которые даже не знают об этом.

Я встала и телепатически сказала парню с пирсингом, что мы никогда не встречались.

— Конечно, — поддержала я Тиану. — Это была долгая ночь. Пойдем взглянем.

То, что произошло на Малхолланд-драйв, было ужасно. А Тиана буквально кожей впитывала энергию страха и боль. До меня дошел аромат пролитой крови. Но мне нужна кровь живого существа, горячая и свежая, пульсирующая. И предпочтительно от добровольца. Ведь мы живем в современное, гуманное время — в отличие от моих печально известных предков, я не получаю удовольствия, делая кому-то больно. Кровь жертв катастрофы испускала нездоровый аромат, который отозвался в моем желудке, хотя я пряталась в тени и с восхищением наблюдала за работой спасателей. Я интересуюсь судебными экспертизами и спасательными операциями, как все, кто смотрит гик-каналы по телику. Но это был прямой эфир, как сказал Макс Хэдрум в одном телешоу, которое, наверное, никто, кроме меня, не помнит. Это было занимательно, но спустя некоторое время я посмотрела на небо и вздохнула: ночь подходила к концу.

— Ты все? — спросила я. — А то, если будешь питаться дольше, не влезешь в свой второй размер. Между прочим, до восхода остался всего час.

Тиана вышла из счастливого транса и остановила на мне свой пылающий голубой взор:

— О, прости! Я потеряла чувство времени.

— Ничего, — ответила я и взяла ее за руку, чтобы помочь идти, зная по опыту, что она сейчас пьяна от кормления и у нее кружится голова.

Помогите мне! Где вы?

Здесь! — крикнула я, отвечая голосу в моей голове.

— Серафина!

Я смотрела на точки синего света. Это была Тиана. Я стояла на коленях, а она склонилась надо мной. Жестокая головная боль блокировала большую часть мыслей, но я знала, что наше расположение неправильное, — предполагалось, что я буду помогать ей.

Хотелось бежать назад, к месту аварии. Но когда я встала, почувствовала слабость в ногах. Я оглянулась. Тиана встряхнула меня за плечи.

— Надо идти. Восход солнца, — напомнила она.

Это единственное, что я поняла, продираясь сквозь окружавшие меня боль, страдание и смерть, — нужно идти. Сейчас. Независимо от того, что произошло. Надо вернуться домой. Я взяла Тиану за руку, и мы побежали.

У меня есть отличная квартира-студия, где я сплю на кушетке в огромной ванной без окон. Дверь ванной укреплена и имеет прочный замок. Это хорошо оборудованное убежище. Здание же, которым я владею, сдается под жилье людям вроде меня, поэтому особых причин для плохого сна нет. А еще я не вижу снов. Засыпаю и просыпаюсь. И все происходит так быстро… Как правило…

Дорога была сделана из кирпича, выложенного «елочкой». По ее краям росли кусты роз и цветущий в ночи жасмин. Воздух был настолько ароматным, что я могла его ощущать. Звезды там, наверху, лежали толстым одеялом света более яркого, чем я видела когда-то очень давно.

«Мне нужно выйти из города», — сказала я самой себе и пошла на звуки музыки, доносившиеся издалека.

На мне было длинное легкое светло-синее платье, сбрызнутое россыпью сверкающих кристаллов, в которых отражалось небо. Не более привычная для меня черная в обтяжку одежда. Зато правильно, женственно и красиво. Еще на мне были (честное слово!) стеклянные туфельки. Я — Золушка? Но ведь это сон! И все мое тело хотело не чего иного, как танцевать.

Когда в поле моего зрения попала башенка на крыше дома, напоминавшая белое кондитерское украшение на верхушке свадебного торта, я направилась к ней. Там меня ждало что-то невероятно прекрасное.

— Вы! — удивилась я, подходя ко входу и заметив человека со скрещенными на груди руками, прислонившегося к колонне.

— Я, — ответил незнакомец со знакомым голосом.

— Но вы же кинозвезда! — вырвалось у меня.

Это было настоящее обвинение. Я не ожидала, что мои очень редкие сны будут такими грандиозными и странными.

— Я много работал, чтобы стать кинозвездой, — ответил он, ни капли не смущаясь того, что появился в моем сне.

— Вы хотели бы встретить знаменитость? — указал он на небольшое здание.

— Здесь? В нашем месте? — снова удивилась я.

Наше место? Да, это было так.

Я резко обернулась, и пышная юбка заплясала вокруг моих ног. В идеально отполированном, белом мраморном полу я видела свое отражение. Его отражение приблизилось. И надо сказать, что он двигался с изяществом Фреда Астера. (Я живу достаточно долго и видела, как танцуют Фред и его сестра Аделъ. Поверьте, я знаю, о чем говорю!)

Он коснулся меня, положив одну руку на талию, а другой мягко завладев моими пальцами. Его тепло против моей прохлады. Затем я помню, как мы кружились по комнате вдогонку музыке.

— Мы вальсируем! — воскликнула я. — Но ведь я не умею вальсировать.

— Я научился этому, когда был на прослушивании у господина Дарси. Роли не получил, но все же, — ответил незнакомец.

— Но вы научились танцевать, — заметила я.

— И в плохом бывает хорошее, — ответил он.

Я изучала его лицо: прядь темных волос, упавшая на черные изогнутые брови, проницательные зеленые глаза, строгие высокие скулы, смягченные полными и сочными губами.

— Вы могли бы дать фору и великому Дарси! — сделала я комплимент.

У него было тело бога или по меньшей мере человека, который потратил состояние, много времени и сил на работу с личным тренером. Сейчас это изумительное тело прижималось ко мне. И мне это нравилось! И чем дольше мы танцевали, тем больше.

Моя кожа перестала быть холодной.

— Это хорошо, — заметил он.

— Только как-то странно, — ответила я.

— Вы заметили, не так ли? — поинтересовался «бог».

Я кивнула. Его зеленые глаза мерцали. Мы танцевали, кружась, в течение долгого времени, застывшего в музыке и в потоке энергии, возникшей между нами. Это и было для меня всем — поток и энергия, отдать и взять. На сей раз я знала, что отдаю столько же, сколько беру, и это было хорошо.

— Что вы, точнее, мы здесь делаем? — спросила я его.

— Танцуем во сне, — просто ответил он. Его улыбка обезоруживала. — Я удивлен, как и вы. Плыл где-то в серых облаках, наверное, кричал, но вокруг не было ни души, даже меня самого, в общем-то, не было… а в следующий миг я очутился здесь с вами.

— Я была в темноте, — поделилась я. — Но для меня это нормально.

— Серый цвет был ужасным, — сказал он, кружась все быстрее, пока мы оба не засмеялись. — Здесь намного лучше.

Он придвинулся ближе, и мы уже не танцевали, но музыка продолжала играть, а мир — кружиться.

— Никто не должен быть в темноте, — произнес он. — В сером или черном цвете. Главное — не в одиночестве.

Я попыталась объяснить, что и не думала оставаться одна, но, находясь рядом с ним, поняла, что была одинока и не знала об этом. Хоть я и смотрела ему в глаза, больше разговаривала сама с собой.

Потом мы долго молчали, продолжая изучать глаза друг друга и делить… Что? Наши эмоции, души, сущности — все сразу.

— Это такая ерунда, — сказала я наконец.

— Но вам это нравится, — заметил он.

Я отвела глаза, но не смогла выдержать длительное отсутствие зрительного контакта с ним.

— Если бы я могла покраснеть, покраснела бы, — призналась я, когда наши взгляды снова встретились.

— Здесь и сейчас все цинично относятся к любви, — ответил прекрасный незнакомец.

— Дорогуша! Я из Нью-Йорка. Люди в Лос-Анджелесе — сущие дети в плане цинизма, — парировала я.

Он покачал головой.

— Я одно время жил в Нью-Йорке, — сказал он. — У меня был бар, во время учебы в театральной школе. Я видел там много разбитых сердец.

— Держу пари, вы и сами разбили не одно, — выпалила я.

— Жаль, что тогда я не встретил вас, — спокойно ответил он.

Я рассмеялась:

— Я уехала задолго до того, как вы родились.

— Правда? А когда вы были там? И как получилось, что вы стали… — на мгновение он замялся, но потом все-таки произнес: — …вампиром?

Те, кто в курсе, обычно не задают такие вопросы. Вероятно, они думают, что это невежливо или что это тайна или просто боятся поплатиться разорванным горлом. Я очень долго никому не рассказывала свою историю.

— Давно, в тысяча девятьсот тридцатых я работала в «Плазе», — начала я.

— В отеле? — уточнил он.

Я кивнула:

— Я была оператором телефонной станции. И там жил один вор в законе.

— Лаки Лучано? — уточнил он.

— Вы слышали о нем? — удивилась я.

— Я собирал информацию для роли, чтобы сыграть его в фильме, — объяснил он.

— Плохо! Не хочу видеть этого подонка идеализированным, — призналась я.

— Он сделал вам что-то плохое? — предположил он.

— Он приказал убить меня. Решил, что я подслушала одну из его бесед и могла бы свидетельствовать в суде. Ко мне подослали наемного убийцу, оказавшегося голодным вампиром. Этот вампир выпил меня и оставил мертвой.

— Но…

— Но вампир не знал, что я состояла с ним в кровном родстве, — продолжала я.

— Вы уже были вампиром? — не понял он.

— Нет! Моя семья из Валахии. Существует некая генетическая мутация, которая активизируется, если кого-то укусит вампир. Старый Влад Цепеш действительно Дракула и наш король, — объяснила я.

— Удивительно! Я тоже частично венгр. И я тоже мог бы стать вампиром? — поинтересовался он.

— Думаю, это зависит от того, были ли ваши бабушки изнасилованы тем самым видом оккупантов. А вы хотите быть вампиром? — спросила я.

Он пожал плечами:

— Я хочу больше узнать о вас.

— Хороший ответ! Мы закончили на том, что я проснулась мертвой.

— Вы искали того, кто вас обратил? — не унимался незнакомец.

— Вы явно смотрели фильмы про вампиров! — подколола я.

— Участвовал в одном, — признался он.

— Я видела этот фильм и должна заметить, что он не имеет ничего общего с моим миром. Но вы были хороши, — добавила я.

— Вы очень мило говорите всякую ерунду. И все-таки что произошло с негодяем, который вас обратил? — не унимался он.

— Не знаю, был ли он негодяем, — призналась я.

— Но ведь он — наемный убийца! — воскликнул незнакомец.

Его негодование было восхитительным.

— Признаю, его профессия была негодяйской, — спокойно ответила я.

— Вы бы никогда не совершили ничего подобного! — воскликнул он.

Его уверенность в моем совершенстве была восхитительной.

— Да, я ничего подобного не совершала, — подтвердила я. — Но спустя какое-то время после борьбы с последствиями бессмертия получаешь особые представления о хорошем, плохом, целесообразном и тому подобном. Кстати, больше я его не видела. По крайней мере, не помню того. Я просто не успела как следует его разглядеть, пока он пил из меня жизненную силу.

— Но как вы выжили? Разве у вас не было учителя, наставника? Разве другой вампир не привел вас в темный мир? — продолжал он забрасывать вопросами.

Я засмеялась и погладила его по щеке:

— Может, где-нибудь и существует такая театральность, но я в ней не участвовала. Кроме реальной сцены, где меня убивает бандит, которого я в то время считала излишне эмоциональным.

Он гладил меня по спине, его рука скользила вверх и вниз, вызывая приятную дрожь по всему телу. А его сочувствие согревало меня даже больше, чем прикосновения.

— Сожалею, что с вами произошло такое. Как вы выжили? — посочувствовал он.

— Я нашла правильный бар и заказала пива. Когда из тебя выпивают всю кровь, потом очень хочется пить, — призналась я.

— Это был вампирский бар? — загорелся он.

Я кивнула.

— Инстинкт привел вас к себе подобным и они научили вас выживать?

Я снова кивнула. Он был умен и сообразителен, обладал многими хорошими качествами и танцевал так, что казалось, будто мы занимаемся сексом, только в вертикальном положении и одетые, без растрепанных волос и капелек пота. Не то чтобы вампиры потеют…

— Я рассказала о себе, — произнесла я. — А что вы? Как вы сюда попали? Где бы это ни было.

— Это проблема, да? Танцуем где-то в неопределенности. Но мне нравится быть здесь с вами, — честно сказал он.

Если бы это сказал кто-нибудь другой в любое иное время, я бы сочла эти слова ложью. Но его глаза излучали подлинное удовольствие и искренность.

— Знаете, я не очень хорошо себя контролирую, — призналась я.

— Я тоже. Это плохо? — спросил он.

Мы оба пожали плечами в такт музыке и засмеялись.

— Что касается меня, — продолжал он, — я помню, что встречался с друзьями у них дома и мы играли в «Эрудит».

Я люблю словесные игры.

— «Эрудит»? Вот как кинозвезды проводят вечер! — изумилась я.

— Теперь вы знаете, почему папарацци меня ненавидят. Я веду тихую жизнь, — просто ответил он.

— Я тоже, — призналась я. — Но как вы попали сюда?

Какое-то время мы танцевали в тишине. Я наблюдала, как на его лице сменяются эмоции.

Наконец он сказал:

— Это имеет некоторое отношение к мороженому. — Он заглянул в мои глаза. — Звучит как бред?

— Возможно, — ответила я. — Но ведь жизнь по большей части не имеет никакого смысла…

— Жизнь и смерть… Я действительно мертв?

Я притянула его к себе, и мы долго стояли в центре башенки на крыше дома в крепких и приятных объятиях друг друга среди пугающих вопросов, на которые не было ответа.

— Вы слишком хороши для меня, — наконец произнес он. — А я даже не знаю вашего имени.

— Зато все знают ваше. — Я печально усмехнулась. — Действительно, никто больше не знает моего имени. Я опять стала Серафиной, как в свою бытность хиппи.

Теперь настала его очередь улыбнуться, но очень мягко, без насмешки.

— Нет, так не пойдет! Это не ваше имя, оно слишком капризное. Вы же цельная, сильная и основательная.

Казалось, что он возвращает мне саму себя.

— Стелла, — призналась я. — Меня зовут Стелла.

Его улыбка была благословением, Светом. Это было…

Я проснулась, как всегда, на закате солнца. Обычно это был самый приятный момент ночи, но на этот раз я открыла глаза с мучительным стоном. Лежа на спине, я пыталась заставить себя снова заснуть. Конечно не получилось. Все, что я могла делать, — это плакать, и слезы падали на наволочку, обнаруживая дикое сочетание крови, смешанной с соленой водой.

Я сняла постельное белье, бросила его в стирку и некоторое время неприкаянно бродила по комнате, удивляясь тому, что творилось в моей голове. Я старею? Меня захлестнуло одиночество, потрясло горе и страдание…

Страдание — очень сильное ощущение. Физическая боль шла из глубины моего существа, где надломленная душа болела из-за утраты своей половинки. Ну, или из-за чего-то подобного.

Мне было больно — эмоционально и физически, — потому что все было лишь сном. Понадобилось несколько часов, чтобы я смогла заставить себя отправиться в «Альгамбру», надеясь избавиться от болезненного чувства одиночества.

В клубе было немного народу, но, когда я пришла туда, все ходило ходуном. Толпа собралась у бара и гудела словно улей.

Я разыскала Тиану и спросила:

— Что произошло?

— Антон вспыхнул этим утром, — ответила она.

— Почему он это сделал, не устроив прощальную вечеринку? — удивилась я.

Антон был барменом и жил на втором этаже. Раньше жил.

— Он не хотел поднимать шум, — предположила Тиана.

— Как это случилось?

— Как обычно. Вышел на улицу, чтобы встретить рассвет.

Такое случается. Каждые несколько десятилетий у вампира возникает желание прекратить свою вечность. Я еще не полностью поддалась депрессии, но то, что я почувствовала сегодня вечером, заставило задуматься о выборе Антона. Я не была уверена, что моя обычная панацея в виде хождения по магазинам поможет и на этот раз.

— Пепел собрали? — поинтересовалась я.

— Ну да, — ответила Тиана. — Он уже хранится в баре внутри миленькой урны со стикером, напоминающим брызнуть туда немного крови через год или два. Вопрос в том, что делать с барменом?

Кровь возвращает нас к жизни, и после всех манипуляций с пеплом мы обычно готовы продолжить свои дела. Я была не в настроении обсуждать возможную замену Антона, но мне удалось получить место в баре. Скоро я поймала себя на том, что смотрю на экран телевизора.

В местных новостях все еще мусолили катастрофу прошлой ночи. «Ночь медленных новостей, — подумала я про себя. — Почему не показать гангстерские разборки или автогонки?»

— Мне скучно, — пожаловалась я.

— Тебе не скучно, — сказала Тиана, подходя ко мне. — Ты несчастлива. Я не имею в виду только эмоциональное состояние. Я не могу тебе помочь. Но почему ты грустишь? Антон?

Я фыркнула:

— Пусть Антон спит спокойно, из-за него я не волнуюсь. — Я снова повернулась к светящемуся экрану телевизора. — Что такого важного в этой катастрофе?

— Четыре человека умерли на месте, — произнесла Тиана. — Остальные госпитализированы, большинство находится в критическом состоянии. Но действительно, почему это так долго транслируют?

Повисшая пауза была к месту, потому что в тот момент на экране появилось его изображение.

— Мой бог! — В мое сердце будто нож вонзили.

Рука Тианы коснулась моего плеча:

— Я в курсе, что ты фанат, но…

— Он жив! Скажите мне, что он не умер!

Я поняла, что трясу ее за плечи, когда она рявкнула:

— Прекрати! Отпусти меня!

Я сделала, как она сказала, и показала на экран:

— Это человек из моего сна.

— Человек из твоего сна? — удивилась она. — Это актер, от которого ты тащишься?

— Я не тащусь. Просто говорю, что именно этот человек был в моем последнем сне. И мы танцевали.

— Вампиры не видят снов. И пока ты спала, он был в интенсивной терапии, — спокойным тоном произнесла Тиана.

Я чуть не умерла от облегчения — если это вообще возможно. Было такое ощущение, что у меня сердечный приступ.

— Интенсивная терапия? Значит, он не мертв?

— Пока жив, но это вопрос времени. — Она взглянула на репортера на экране.

— Он дежурит у постели умирающего. Об этом говорят все СМИ. Они еще более ужасные кровопийцы, чем я.

Я погладила ее по плечу, зная, что признание задевает ее гордость, но мой ум занимало другое. Это был не сон! Так или иначе. Он и я — мы были там. Но черт возьми, где «там»?

— Как все произошло?

— Они с друзьями поехали за мороженым и попали в общую свалку, автомобиль свернул в сторону и упал с горы. Он единственный остался в живых из всей компании, но подключен к аппарату жизнеобеспечения. Объявили, что его мозг мертв.

— Его мозг не мертв, — сказала я. — И вообще он был не здесь, а танцевал там.

Я была в этом уверена. Телепатический контакт. Но как?

И вдруг я снова услышала голос, который проник в мой мозг тогда, на месте аварии.

Помогите мне! Где вы?

Конечно! Он — медиум и позвал на помощь, когда мы были на Малхолланд-драйв, и я ответила ему. Вот как мы встретились!

Я схватила холодную серую руку Тианы:

— Пойдем, друг-гуль!

— Куда? — спросила она, когда я потянула ее к двери.

Я засмеялась, и вся моя депрессия ушла, сменившись восторгом.

— Спасать, конечно!

— И что теперь? — спросила Тиана, когда мы вошли в приемную реанимации.

— Идем в палату интенсивной терапии, — ответила я. — Отведем его домой.

— Он подключен к аппарату. Наверняка есть полицейские и личная охрана в холле, — пыталась образумить меня подруга.

— Я о них позабочусь, — гнула я свое. — Все, что тебе надо сделать, — это устроить небольшую диверсию.

Тиана облизнула губы и кивнула. Ее кожа стала почти нормального человеческого цвета. Это отделение было одним из мест ее кормежки, и она знала, где можно прокрасться незамеченными. Оказалось, что это несложно, даже с таким балаганом на улице.

Такого дикого безумства СМИ и фанатов я ни разу не видела за все десятилетия своей жизни в этом городе. Повсюду фургоны с камерами, осветительное оборудование, пыхтящие электрогенераторы. Репортеры с торжественным видом произносили речи перед объективами камер. Папарацци — как сельдей в бочке. Кружились вертолеты. Полицейские с трудом сдерживали толпу за кордоном, окружавшим больницу. Люди держали плакаты, свечи и цветы. Некоторые напевали главную тему одного из его фильмов.

Я спросила себя, не смешнее ли мой собственный поступок, чем поведение его горюющих поклонников…

Люди в реанимации истекали кровью, стонали и кричали. Но их вопли казались тихими и мирными по сравнению с тем, что творилось на улице. Никто не обратил на нас внимания, когда мы с Тианой прошли через широкий дверной проем и направились вниз. Приходится учиться быть незаметным, если хочешь выжить под прицелом!

— Здесь есть три человека, которые готовы умереть, — сказала Тиана, когда мы оказались на этаже интенсивной терапии и проскользнули в пустую комнату.

У нее был грустный вид. Ну да, она — гуль, но это не означает, что она не испытывает добрых чувств.

— Ты можешь с этим работать? — спросила я.

Она кивнула:

— Я не хочу высасывать из них душу, но для них уже больше ничего нельзя сделать.

— Мой парень — один из трех? — спросила я встревоженно.

Она задумалась, потом помотала головой:

— Сил у него мало, но он стабилен. Пожалуй, я пойду работать.

Я попятилась из комнаты, когда она приоткрыла рот, чтобы издать крик, доступный только слуху человека, близкого к смерти. Услышав его, умирающие отдавали свою силу гулю.

Довольно скоро на этом этаже больницы началась такая же бурная деятельность, как снаружи. Медсестры на посту были встревожены, каталки сновали от палаты к палате, люди бегали и кричали, а я, растворившись в толпе, приблизилась к комнате с охраной у двери.

Я заставила охранника посмотреть мне в глаза, и он перестал быть проблемой.

— Внутри есть камера видеонаблюдения? — спросила я.

— Нет. Но есть медсестра, — добровольно уточнил он.

— Скажите медсестре ответить на сигнал экстренного вызова. Следуйте за ней и во всем помогайте, — приказала я.

Я надеялась, этого хватит, чтобы смягчить вину охранника, когда я украду его объект. Как только они оба ушли, я метнулась в комнату. И остановилась в дверях, пораженная. Человек, лежавший на кровати, был опутан таким количеством трубок и устройств, что я даже не знала, как начать его вызволение. Времени было мало, поэтому шепотом извиняясь за причиняемую боль, я начала рвать и вытягивать все провода подряд. Его кровь оставляла пятна на моей одежде, пока я взваливала тело себе на плечо. Его запах и тепло были опьяняющими, но я быстро справилась с внезапной жаждой крови. Мои клыки ныли, как на первой охоте.

Вес не был проблемой, но я — маленькая женщина, а он — высокий. Нести его было неудобно, но что делать…

Я спустила тело вниз по лестнице, затем перенесла через закрытое кафе в сад во внутреннем дворике, где осторожно положила его под небольшой пальмой. Потом я села рядом и положила его голову себе на колени. Мои пальцы коснулись его висков.

Вы здесь? Вы пришли за мной!

Голос звучал будто издалека, я едва его слышала.

Вы хотите жить? — спросила я. — Вы знаете, что я — вампир. Если захотите, я попытаюсь вас изменить. Хорошо подумайте, прежде чем сделать выбор.

В последовавшей за этим долгой тишине я упорно боролась с собой, чтобы не вонзить клыки в его плоть. Никогда раньше я настолько не возбуждалась от аромата крови! Но я не собиралась кусать его без разрешения. Он должен был сам принять решение.

Я думал, что должен быть из Валахии, — наконец услышала я его мысль.

Вы частично венгр. Есть шанс, что вы изменитесь.

Это зависит от того, были ли мои бабушки изнасилованы нужным видом оккупантов?

В значительной степени, — ответила я.

Иначе я умру, не так ли?

Да, — подтвердила я, — но это не значит, что вы должны захотеть стать кровопийцей и лунатиком, изгнанным из мира дневного света.

В действительности быть вампиром не так плохо, но есть некоторые трудности. Вампирский образ жизни не должен быть овеян романтическим ореолом для потенциальных новичков. Независимо от того, насколько вы хотите разделить с ними гроб.

Я могу остаться с вами, если изменюсь?

Мое сердце ликовало от этого вопроса. И — о, как болели мои клыки! Да, — сказала я, — настолько, насколько захотите. Можно и навсегда.

Навсегда — мне нравится, как это звучит. Сделайте это!

Помните, может и не получиться, предупредила я. Это…

Заткнись и укуси меня!

Я не могла с ним спорить и сделала это.

За все годы моего потребления «качественного материала» у меня никогда не было такого экстаза! Не сосчитать, сколько оргазмов меня сотрясло, прежде чем каждая капля его крови попала внутрь.

Я не должна была делить с ним свою кровь. Определенный фермент в моей слюне передавался ему с укусом, и он вызвал бы изменение, если бы оно было возможно. Но на всякий случай я укусила себя за запястье и влила несколько капель своей крови ему в рот. Не то чтобы он мог глотать… Выбор был такой: или он поправится, или мне придется избавляться от его тела, чтобы никто не заметил отметин на горле.

Я не хотела думать о последнем варианте, о том, что он когда-нибудь умрет. Я держала его обмякшее тело и чувствовала, что оно становится все более тяжелым и холодным, нервничала и плакала дикими кровавыми слезами вампира. Я не знаю, как долго это продолжалось. Но достаточно, чтобы я стала окончательно убитой горем. И достаточно долго, чтобы до восхода солнца оставалось всего час или два.

С приближением дневного света возникает чувство почти физического давления на кожу. Обычно в этот момент я начинаю думать об укрытии. Однако на этот раз я поклялась остаться здесь и позволить солнцу забрать меня, если он не придет в себя. Перспектива стать пеплом, развеянным по ветру, меня не пугала. Может, наши пеплы в итоге смешаются?

— Сентиментально, не так ли?

Я услышала мысль, но потребовалось время, чтобы я вышла из горестного забвения и поняла, что голос звучит не в моем воображении.

— Вы живы!

Не кричи. У меня будто похмелье. Это неправильно. Болит горло. Хочется пить. И во рту странный медный привкус.

— Это моя кровь. Вы живы, — повторила я, шепча эти слова прямо ему в ухо и помогая сесть. — И вы — вампир.

— Значит, моих бабушек изнасиловали правильные казаки!

Его голос напоминал хриплое карканье, но это был самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала. Он с трудом поднялся и настаивал на том, чтобы подать мне руку и помочь встать. Живой или мертвый, он всегда был джентльменом! Когда я поднялась, его руки обвили меня. Он был слаб, и на самом деле я поддерживала его, пока мы обнимались.

— Мы могли бы всегда так танцевать, — сказал он.

Я романтично вздохнула. «Могли бы, — подумала я, посмотрев вокруг, — если бы солнце не всходило. Нам пора уходить».

Он погладил меня по щеке и посмотрел на меня своим новым ночным взором:

— Вы столь же красивы, как и во сне, моя Стелла. Спасибо, что спасли меня и за то, что будете со мной сейчас и всегда!

Существует единственный способ, которым девочка может ответить на подобные слова. Я поцеловала его, и он вернул мне поцелуй. Это было реально и глубоко, лучше любого сна.

Через некоторое время он поднял голову и зашелся в частом сухом кашле:

— Извини! Хочется пить.

Я обняла его за талию и помогла дойти до двери сада.

— Я знаю только одно место, где мы можем получить пиво. Теперь, изменившись, вы можете найти его самостоятельно, — сказала я.

— Я бы лучше пошел вместе с вами, — ответил он.

Вы понятия не имеете, что это значило для меня!

Тиана встретила нас у кафе и вывела своим секретным путем из больницы, подальше от толпы. Он заметил суету, когда мы уезжали, и мы оба вжались в сиденье автомобиля Тианы.

— Не представляете, как я рад оставить эру знаменитости своей жизни позади, — признался он.

— Вы будете скучать по игре, — ответила я.

— Я буду искать способ вернуться к этому. Кстати, вампиры работают? Мне нужна работа? — поинтересовался он.

— Я — магнат в сфере недвижимости. Пока что вы можете жить за мой счет. Подождите… — Я вспомнила Антона. — Место, куда мы направляемся, называется клуб «Альгамбра», там нужен бармен. Я знаю владельца. Это я. Если вам, конечно, интересно…

Мы плотно прижимались друг к другу, но ему удалось притянуть меня еще ближе.

— В этом клубе есть танцпол?

Я засмеялась, счастливая как никогда.

— Будет, когда сделаем. Если вы этого хотите, — пообещала я.

— Танцевать и быть с вами — это все, чего я когда-либо хотел.

— Я тоже. — Я совсем по-девчоночьи хихикнула. — Думаю, что это — настоящая…

— Голливудская концовка, — закончил он мою мысль.

Ему не нужно было быть экстрасенсом, чтобы знать, о чем я думаю.

Перевод К. Федоровой