Замок Тара, Ирландия, 1675

Опершись руками о край огромного дубового стола, могучий воин застыл в тяжелых раздумьях, склонившись над развернутой перед ним картой. Мерцающий огонь в камине словно забавлялся игрой света и тени на его статной фигуре, то выделяя рельеф мощных грудных мышц, то нарочито заостряя и без того резко очерченные черты его лица. Она затаила дыхание, когда он небрежным движением руки убрал за ухо непослушную прядь волос. Как бы ей хотелось сейчас провести ладонью по этим мягким локонам, которые, струясь между ее пальцами, чудесным образом переливались бы в разные оттенки, от черного и темно-каштанового до почти белесого с чуть заметным медным отливом! Он выглядел так молодо этим вечером, а ведь целые столетия прошли с тех пор, как он впервые появился на свет! С виду ему никак нельзя было дать больше двадцати пяти, и только по уверенному взгляду и острому уму, который всегда слышался в его речах, можно было догадаться о его истинном возрасте.

— Морриган! Если уж тебе так непременно нужно быть сейчас здесь, то, по крайней мере, не прячься от меня по темным углам!

Послышался легкий вздох, и богиня шагнула в освещенную часть комнаты.

— Добрый вечер, любовь моя!

Он раздраженно поднял на нее свои черные как смоль глаза:

— Не называй меня так!

Словно теплая волна обдала ее изнутри, когда она, приближаясь, перехватила его жадный взгляд, брошенный им на крутой изгиб ее плавно покачивающихся при ходьбе бедер.

— Какие грубые слова исходят из уст, из которых я прежде не слыхала ничего, кроме нежных признаний!

Он грубо схватил ее за запястье, когда она протянула ладонь к его щеке.

— Все мои нежные чувства к тебе умерли, когда ты предательски погубила меня!

Она возмущенно покачала головой:

— Только не делай вид, будто ты сам не виноват в своем прошлом падении!

— Ты обманула меня! — огрызнулся он.

— А ты предал меня, — напомнила она ему в ответ. — И все же согласись: это я сделала тебя королем!

Он тут же отпустил ее и, отвернувшись, снова склонился над своей картой:

— Меня уже стал немного утомлять этот спор, Морриган. Я бы не хотел начинать все сначала…

Она кивнула:

— Вот и прекрасно. Я пришла вовсе не затем, чтобы пререкаться.

— Тогда зачем же?

— Твои вампиры продолжают убивать моих людей даже после того, как ты запретил им это делать.

— Мои вампиры?! Не забывай, это твои создания! Почему это, когда они начинают вести себя как-то не так, то сразу становятся моими вампирами?

— Потому что ты король! Раз ты установил законы, ты должен заставить их следовать им!

Он растерянно провел рукой над бескрайней картой:

— Я управляю сразу двумя королевствами, Морриган. Мои владения простираются на большую часть известного мира. Я не могу быть сразу везде. Я ведь не Господь Бог!

— Человек, и не считает себя Богом! Это что-то новое! — рассмеялась она. — Можно дать тебе один совет?

Он заскрежетал зубами от злости, но все же кивнул.

— Созданным мною порождениям мрака некого бояться — это-то и делает их излишне смелыми. Однако мы можем противопоставить им нечто, что наведет на них страху не меньше, чем на людей Белая Охота в лунную ночь!

— И что же может вселить такой страх в бессмертных?

— Я хотела бы, чтобы ты учредил две группы карателей: одну здесь, на Западе, а другую на Востоке. Они одновременно были бы судьями, присяжными и палачами для наших отбившихся от рук вампиров. Сделай так, чтобы эти группы могли свободно перемещаться по миру, а в своих полномочиях не уступали бы королям и регентам! Так, чтобы они подчинялись только тебе!

Он ненадолго задумался:

— И надо полагать, у тебя уже есть кто-то на примете для этих достойных Геракла подвигов?

Она взглянула на развернутую карту и постучала изящным ноготком по городу Вене:

— У короля Восточных земель есть трое воинов, которые великолепно подошли бы нам, но он держит их в столице в качестве своей личной гвардии. Я хотела бы, чтобы они свободно разъезжали по его владениям и беспощадно карали там всех вампиров, что не желают подчиняться нашим законам!

— Дрейк наверняка не захочет отпустить их от себя.

Она удивленно выгнула черную бровь:

— Ты Верховный Король, а он твой вассал! Заставь его сделать это!

— Ты что, действительно думаешь, что какие-то три вампира смогут держать под контролем все население королевства?

Она рассмеялась:

— А ведь ты уже давно живешь в мире людей, любовь моя! Людьми управляют слова, записанные в книгах. Они готовы следовать законам богов вопреки всем своим основным инстинктам, потому что боятся наказания в мире, куда попадут сразу после смерти.

— Но ведь ты создала вампиров почти бессмертными. У них совсем нет страха перед тем, что будет в следующей жизни.

Богиня улыбнулась:

— Ну так давай познакомим их с чем-нибудь ужасным уже в этой жизни!

Он задумчиво провел рукой по карте своих королевств:

— Это может сработать! Я пошлю гонца к королю Востока. А кто будет отвечать за Западные земли?

Она обошла дубовый стол, проведя изящным черным ногтем по его поверхности. В дальнем углу комнаты, у самой королевской постели, возвышался своего рода пьедестал из белого мрамора, и на нем лежала великая Книга Судеб. Морриган подошла к этой книге — своей книге — и благоговейно коснулась рукой ее массивного золотого переплета. Здесь находились имена всех вампиров, кто когда-либо присягал на верность Верховному Королю. Открыв книгу, она поднесла ладонь к ее страницам, и они вдруг сами собой стали переворачиваться одна за другой, пока богиня наконец не увидела имя, которое искала.

— Вот этот! — воскликнула она, постукивая ноготком по найденной странице.

Исполненный любопытства, великий король-воин, приблизившись, заглянул ей через плечо.

— И что же такого необычного в этом рыцаре? — спросил он, проклиная себя за нотки ревности, что расслышал в собственном голосе.

— Он хороший человек, настоящий праведник. Уверена, он найдет прекрасных воинов для нашего дела.

— Так я призову его!

— Нет-нет! — быстро произнесла она. — Еще нет. Ему еще предстоит кое-что сделать, прежде чем он будет готов окончательно.

Нахмурясь, король взглянул на нее искоса:

— Что, Морриган, опять сводничеством занимаешься?

Она лукаво улыбнулась:

— Отправь его в Париж. Там он найдет то, чего ему сейчас так не хватает и что поможет ему стать тем, кем мы хотели бы, чтобы он стал… — Она вдруг так стремительно повернулась, что король инстинктивно схватил ее за плечи. — А теперь позволь мне самой дать тебе то, чего тебе не хватает! — проворковала она ему на ухо.

— От тебя я ничего не хочу! — рявкнул он, но все же не отвернулся и не снял рук с ее плеч.

— Ну конечно… Ты хочешь моей крови, — пробормотала она, проводя кончиками пальцев по его обнаженной груди, а затем по животу. Опускаясь ниже, она задержалась на упругой выпуклости, где его мужское естество заметно напряглось под бриджами. — Возможно, ты меня и не хочешь, но о твоем теле этого совсем не скажешь!

Он закрыл глаза, стараясь унять бешеную дрожь, в которую его бросало каждый раз, когда он чувствовал близость ее тела.

— Неужели ты действительно хочешь этого, Морриган? Ты же знаешь, как сильно я тебя ненавижу!

Она прижалась к нему, изогнувшись:

— Между любовью и ненавистью такая тонкая грань, мой король. Ничего… Мы с этим справимся.

Он открыл глаза и увидел перед собой волевые, почти мужские черты. В ее блестящих черных глазах читалось торжество, а резко очерченное, скуластое лицо покрыл румянец страсти. Не помня себя, он схватил ее за черные как вороново крыло волосы, с ее полных, чувственных губ сорвался стон.

— Как же я тебя ненавижу! — прошептал он, но эти слова прозвучали совсем не так убедительно, как ему хотелось бы.

— Я знаю, — прошептала богиня в ответ. — Но и от любви ко мне тебе тоже никуда не деться!

Париж, 1675

Когда он ее обнаружил, женщина была уже мертва. Один вампир не смог бы зараз так иссушить человеческое тело, но эта бедняжка столкнулась сразу с тремя, и они, набросившись все вместе, не оставили в ее теле ни капли крови. В ожидании развития событий он притаился на самом краю крыши. Девушка, за которой он следил, передвигаясь по крышам домов вдоль извилистых парижских улочек, должна была вот-вот появиться на месте ужасной расправы. Встав на колени, он устроился поудобнее и весь обратился в зрение.

Она была довольно высока для женщины. Возможно, лишь сантиметров на пятнадцать ниже его ста девяноста трех. Он даже довольно ухмыльнулся, когда ему впервые удалось мельком ее рассмотреть, одетую в темный, без излишних украшений мужской костюм. У нее были светлые, цвета спелой пшеницы, волосы, стянутые лентой высоко на затылке, а надвинутая на глаза широкополая шляпа не позволяла толком разглядеть черты ее лица. В тот раз он лишь увидел благородный орлиный нос и полные, чувственные губы, цвет глаз тогда остался загадкой. Как же ему хотелось рассмотреть ее глаза теперь, когда она вышла из тени аллеи и прямиком направилась к трем заканчивающим свое ужасное пиршество вампирам!

Внезапно она откинула назад свой темный плащ и откуда-то из его складок выхватила легкий боевой топор с длинной рукоятью, противоположный конец которой был отточен острым колом. Она только раз взмахнула им, и вампир, припавший к запястью лежащей на земле женщины, навсегда простился со своей головой. Он оказался так стар, что со смертью его тело почти тут же превратилось в кучу костей и пыли. Когда двое других удивленно подняли головы, девушка резко выбросила вперед ногу, делая подсечку ближайшему к ней вампиру. Тот с криком упал, и она, ловко перехватив топор, одним ударом пронзила колом его грудь. Он оказался совсем молодым, так что в этот раз обошлось без пыли — лишь распростертое мертвое тело на земле. Наблюдатель на крыше сообразил, что старший вампир был, вероятно, учителем, который наставлял новоиспеченных, как следует охотиться. Он догадался об этом еще и потому, что последний оставшийся вампир даже и не думал никуда убегать.

— Убийца!.. — злобно усмехнулся вампир. — За твою голову назначена награда. Регент щедро наградит меня, когда я доставлю ему твой бездыханный труп!

Неожиданно она бросила топор на землю, и наблюдатель на крыше сразу напрягся. Он превратился весь во внимание, готовый вмешаться в любую секунду, когда разъяренный вампир кинется на девушку. Та, однако, совсем не растерялась. Сделав два точно выверенных шага навстречу, она в момент, когда враг уже почти в нее вцепился, ухватила его за лацканы камзола, резко подалась назад и перебросила его через себя, используя его же собственную инерцию. Пролетев над ней, вампир перевернулся в воздухе, девушка же, упав на спину, оказалась лежащей на булыжной мостовой. Пока вампир поднимался, она каким-то невероятным плавным движением ног и всего тела подбросила себя и тут же приземлилась на полусогнутые ноги, вполоборота к своему противнику. Ее рука скользнула змеей по холодным камням мостовой и ухватила рукоятку брошенного топора, причем так уверенно, будто девушка заранее знала, где именно он будет лежать. Разворачиваясь всем телом навстречу атакующему, она взметнула топором наискось вверх. Казалось, отточенное лезвие едва коснулось шеи вампира, но отрубленная голова плюхнулась на булыжную мостовую и покатилась, точно гнилая тыква.

Затаив дыхание, наблюдатель на крыше наконец-то облегченно выдохнул. Она была поистине изумительна! Ни одного лишнего движения или неуместного в данной ситуации замечания. Лишь приведение в исполнение заранее вынесенного приговора. Видит бог, эта девушка просто очаровала его. После трех с половиной прожитых на этой земле веков и вполне обоснованного недоверия ко всему женскому полу это само по себе уже было удивительно. Теперь он наблюдал, как девушка, желая удостовериться, что жертве вампиров действительно уже ничем нельзя помочь, беззвучно склонилась над женским телом. Она тяжело вздохнула, и ему удалось расслышать обрывки молитвы, которая слетела с ее уст, когда она закрывала покойнице глаза. Поднявшись на ноги, девушка перешагнула через один из вампирских трупов и подняла свою давно слетевшую шляпу. Вдруг она замерла и, словно почувствовав на себе чей-то взгляд, тревожно посмотрела наверх. Он бесшумно скользнул в тень. Его губы расплылись в довольной улыбке: глаза у нее оказались того же цвета, что и знаменитый небесно-голубой бриллиант Людовика XIV! Она снова надвинула на глаза широкополую шляпу и неслышными шагами направилась прочь от этого страшного места. Поглощенный мыслью о неизбежной будущей встрече и в то же время еще не зная, где и когда она может состояться, он продолжил свое тайное преследование…

Вообще-то, быть примадонной Парижской Оперы означало множество приятных вещей, которые она любила и от которых вовсе не собиралась отказываться: сцена, костюмы, музыка… Она любила петь и обладала голосом, который многие, включая знаменитого Жана-Батиста Люлли, считали не имеющим себе равных во всей Европе. Этот талант принес ей славу, богатство, внимание королей; вознес ее из грязных трущоб в блестящий мир высшего света, который теперь, казалось, в едином порыве готов был броситься к ее ногам после очередной звездной премьеры во дворце Тюильри.

Лишь одно обстоятельство в своей сценической жизни она ненавидела — долгий путь от гримерной до экипажа, что обычно ждал ее после спектакля.

Иметь подле себя множество богатых и влиятельных лиц, готовых выполнить любую ее причуду, было в начале ее пути важным преимуществом. Так, в нежном возрасте семнадцати лет она стала любовницей «короля-солнца». Спустя всего несколько лет она уже пользовалась расположением английского короля Карла II. То, что она была любовницей королей, поднимало ее цену в глазах тех, кто вращался в высшем французском обществе времен Людовика XIV, и она, не смущаясь, использовала их тщеславные амбиции в своих целях. Своих немногочисленных любовников она тщательно отбирала, оставаясь лишь с теми, кто мог быть полезным для осуществления какого-нибудь давно намеченного плана. Теперь у нее уже был свой собственный дом, несколько шкатулок с драгоценностями и вполне достаточно средств, чтобы безбедно провести остаток своих дней, ни в чем себе не отказывая. Но что было несравненно более важным, она могла позаботиться о том единственном существе, которое для нее что-то значило в этой жизни, — своей любимой сестре.

А сейчас она расточала улыбки, приветливо кивала всем, вежливо, но твердо отклоняя лестные предложения, исходившие от многочисленных придворных джентльменов. Ей как-то пришло в голову: то, что она уже более двух лет обходится без любовников, лишь еще больше разжигает интерес к ней в обществе. Стало даже любопытно, какие пари заключают при дворе и кто является фаворитом среди возможных кандидатов на роль ее будущего покровителя.

По правде говоря, ей не хватало сейчас мужчины в постели, но она не могла связаться еще с одним аристократом, рассчитывавшим, что она всегда будет у него под рукой. Теперь ее ночи были заняты куда более темными делами, нежели сомнительные рандеву с сильными мирами сего. Десятки придворных Людовика, которые посетили сегодня оперу, проведут остаток вечера, обсуждая за выпивкой и картами, почему одна из самых желанных женщин Парижа не желает ни с кем делить свою постель. Но в том-то и дело, что Жюстину Руссо ни в эту ночь, ни в другую невозможно было застать в постели! Лишь только ночная мгла начинала окутывать город, для нее наступало время для гораздо более важных дел, чем сон. Наступало время охоты на вампиров!

Пока экипаж, переправляясь через Сену, проезжал по мосту Неф, Жюстина наконец стянула с головы напудренный парик и, поправляя прическу, привычно пробежала пальцами по своим длинным белокурым волосам. Ее экипаж, как и каждую ночь, привычно свернул к центру города, и впереди показался величественный, неизменно внушающий благоговение силуэт собора Парижской Богоматери. Прогремев по мостовой, экипаж остановился напротив женского монастыря Святой Урсулы на рю Сент-Жак, где кучер терпеливо дожидался, когда Жюстина даст ему условленный сигнал, несколько раз стукнув по крыше повозки, после чего они отправлялись в обратный путь к ее дому на рю де Тюрнель.

Ее сестра Соланж уже десять лет находилась на попечении монастыря, получая там религиозное и светское воспитание. Жюстине было только шестнадцать, когда их родители один за другим скончались во время эпидемии оспы. Она часто задавала себе вопрос, правильно ли тогда поступила, расставшись с Соланж. Естественно, Жюстине хотелось как можно дольше быть рядом с сестрой, но она вовсе не желала, чтобы ее младшая сестра, глядя на нее, выросла куртизанкой. Потому при первом же удобном случае отдала ее в школу при женском монастыре. Это и стало началом конца их отношений.

Соланж была еще очень молода и не могла понять, что деньги, которые ее старшая сестра тогда заработала своим телом, уберегли их не только от жизни впроголодь, но и, возможно, от смерти в нищих кварталах. Это теперь она уже могла позволить себе роскошь, зная сомнительную репутацию старшей сестры, смотреть на нее с презрением. Как бы то ни было, Соланж уже никогда ее больше не увидит, и, наверное, как думала сама Жюстина, это правильно. Тем не менее своей привычке Жюстина не изменила: каждый вечер, проезжая в экипаже мимо монастыря, останавливалась у его стен и молилась за счастье и благополучие своей любимой сестры.

— Храни тебя Бог… — прошептала она, и, постучав по деревянной, отполированной до блеска крыше экипажа, дала сигнал вознице.

Она утомленно прикрыла глаза и откинулась на бархатные подушки.

Неожиданно дверь экипажа распахнулась, и роскошная мужская шляпа с перьями, влетев в образовавшийся проем, упала на сиденье напротив. Жюстина сжалась как пружина, судорожно вцепившись в бархатные подушки сиденья, когда вся повозка заходила ходуном, и самый большой из когда-либо виденных ею мужчин забрался в экипаж. Усевшись напротив, он невозмутимо скрестил руки на груди.

— Убирайтесь! — взревела она. — Анри! Анри!

— Он вам не поможет, — спокойно сказал незнакомец.

— Что вы с ним сделали? — прошипела она.

— Хорошо, что вы говорите по-английски. С парнишкой все в порядке. Он пошел прогуляться.

— Анри просто так не оставил бы меня!

— Ну, нужно отдать парню должное. Он не уходил, пока я не предложил ему это сделать довольно… настоятельно.

Она откинулась назад и оглядела его с ног до головы. Он не просто был высокий — он был огромный. Его широченные плечи, на которые едва налезли темно-синий камзол и жилет, заполнили весь ее небольшой экипаж. Его черные, коротко постриженные волосы были так не похожи на пышные, завитые парики, которые носили знатные мужчины. На ногах у него были черные кожаные сапоги для верховой езды, а сами ноги настолько длинные, что из-за возникшей тесноты ей даже пришлось немного подвинуться.

— Что, черт возьми, вам надо? — снова огрызнулась она.

Нервно потирая щетину на подбородке, он вдруг весь подался вперед. Его черные глаза странно блестели.

— Просто я хочу посмотреть на женщину, ради которой мне пришлось проделать весь этот долгий путь из Англии.

Она нахмурилась:

— Я даже не знаю вас…

— Здесь вы правы, но стоит нам немного потанцевать, и мы бы узнали друг друга…

— Вы говорите загадками…

Он откинулся на спинку сиденья и улыбнулся:

— Что ж, тогда позвольте все объяснить попроще. Вам удалось досадить многим очень влиятельным людям.

— Каким еще людям?

— Ну, например, Франсуа, Регенту Парижскому. Ведь это вы вот уже долгое время убиваете его вампиров.

Она сразу вся собралась, а в голове тут же молнией пронеслась мысль, не успеет ли она дотянуться до запрятанного между подушками заточенного кола. Осторожно, стараясь не привлекать его взгляд к своей руке, она оперлась ладонями о сиденье, а сама подалась ему навстречу. «Есть вещи, — подумала она, отметив его взгляд, направленный на соблазнительные выпуклости ее грудей, — которые действуют на всех вампиров без исключения». Она глубоко вдохнула, до предела напрягая ткань на вырезе своего небесно-голубого платья.

— Я не убийца, Monsieur! Если бы Франсуа удержал своих вампиров от убийства людей, я бы не выслеживала их.

— Убивать людей — это против законов Верховного Короля! Почему вы так уверены, что они это делают?

— Потому что пятеро вампиров чуть не убили меня два года назад!

— И теперь они, конечно, мертвы?

Она улыбнулась:

— Это был первый раз, когда я убила. Я караю только виновных!

Он с сомнением поднял брови:

— И это вы сами решаете, кто виновен, а кто нет?

— Кто-то же должен, — пожала она плечами.

Он снова скрестил руки у себя на груди:

— Должен вам заметить, дорогая, что вы ведете себя крайне необычно для человеческого существа женского пола. Франсуа говорит, что на вашем счету уже почти сотня убитых.

— И похоже, этого недостаточно. Буквально два дня назад один из его вампиров убил женщину недалеко от Бастилии. Но вы ведь не для того пересекли Ла-Манш, чтобы поздравить меня с успехами?

— Нет, — ответил он, пожирая ее глазами. — Меня наняли убить вас.

Внезапно она выхватила из тайника отточенный кол и попыталась нанести удар. Его рука уже на лету перехватила ее запястье и сжала его как в тисках. Они одновременно посмотрели вниз, туда, где острие кола утонуло в складках его жакета и камзола.

— Бог ты мой! Ты — кровожадная шлюха! — пробормотал он, схватил свободной рукой ее за затылок и впился жадными губами в ее рот.

Когда их губы слились, про кол она тут же забыла. Не успела Жюстина сообразить, что, собственно, произошло, как их тела уже оказались словно вдавлены друг в друга. Его рука, прежде крепко державшая ее запястье, теперь сжимала ее ягодицы. Куда подевался кол, она понятия не имела, и, надо сказать, в тот момент ей было все равно. Его язык проник в ее рот, и девушка, дрожа всем телом, словно растворилась в незнакомце. Прошли годы с тех пор, как ее в последний раз целовали или когда ее касался мужчина, к которому она испытывала нечто похожее на страсть. Но этот человек, о господи… Он просто воспламенил ее кровь! Она запустила пальцы под ткань его камзола, желая узнать руками, какова же эта необъятная грудь без одежды.

Неожиданно он разжал объятия и без церемоний усадил ее обратно на подушки сиденья. Она еще не успела прийти в себя, как незнакомец уже схватил шляпу и выскочил из экипажа. Не отходя от двери, он отвесил ей низкий поклон, после чего надел слегка набок свою элегантную шляпу с перьями.

— Я думала, вы хотите убить меня… — неуверенно произнесла она, сжавшись внутри оттого, что почувствовала не только дрожь в теле, но и нотки разочарования в своем голосе.

— Нет. Я лишь сказал, что меня наняли убить вас, — ответил он, улыбнувшись. — Не огорчайтесь, мы, возможно, еще вернемся к этому завтра.

И затем он ушел, как будто его и не было вовсе и все это было лишь плодом ее расшатанных нервов и разгулявшегося воображения. Жюстина тяжело перевела дух. Ее руки дрожали, и она отнюдь не была уверена, что от страха. Что ж, возможно, это была не слишком удачная мысль — все эти годы хранить воздержание. Если бы не это, она не оказалась бы сейчас в объятиях вампира. «И где! В экипаже! — думала она с отвращением. — Прямо напротив монастыря!»

— Mon Dieu, теперь я точно попаду в ад!

Как бы то ни было, но эта поездка определенно себя оправдала.

На следующий вечер театр дворца Тюильри был заполнен до отказа, и Жюстина уже никак не могла отклонить приглашение герцога Орлеанского присутствовать на его светском рауте, который он устраивал в соседнем королевском дворце. Целых два часа, считая минуты, она терпеливо ждала, когда можно будет учтиво откланяться и вежливо покинуть этот гостеприимный дом. Все это время — и когда пила вино, и когда танцевала, и даже когда ловко уклонялась от игривых ухаживаний месье Ла Фонтена, — так или иначе, мысленно Жюстина возвращалась к тому загадочному вампиру в ее экипаже. Она была настолько погружена в себя, что когда герцог Орлеанский, находясь на другой стороне зала, вдруг громко окликнул ее, кому-то рядом пришлось сказать ей об этом.

— Похоже, брат короля приготовил тебе подарок! — лукаво улыбаясь, сообщила ей мадам де Монтеспан, последнее увлечение Людовика.

— Ах, боже мой! — простонала Жюстина, чувствуя, как ноги будто приросли к полу, когда она увидела герцога, идущего к ней через весь зал вместе со вчерашним незнакомцем.

Мадам де Монтеспан хихикнула и похлопала ее по руке.

— Удачи тебе, дорогая, — подмигнув, напутствовала она подругу, прежде чем раствориться в толпе.

За те несколько мгновений, пока Филипп и его спутник приближались к ней, Жюстина успела как следует их рассмотреть и вновь пришла к выводу, что вампир был весьма видный мужчина. Высок ростом, широк в плечах; каждый сантиметр его тела, казалось, излучал мужественность. Неудивительно, что герцог Орлеанский положил на него глаз. Надо сказать, что, несмотря на два брака и пятерых прижитых за это время детей, герцог Орлеанский не только не стеснялся того, что женщинам в постели предпочитает мужчин, но, пожалуй, даже бравировал этим. В любое время дня и ночи он всегда был надушен так, что у Жюстины просто не было столько парфюма, чтобы перебить этот запах. Избытку духов обычно соответствовал и избыток кружев в его костюме. Каково же было всеобщее изумление, когда во время боевых действий он зарекомендовал себя превосходным военачальником! Несмотря на всю свою эксцентричность, Жюстине он явно нравился.

— Cherie! — приветствовал он ее. — Я тут повстречал одного на редкость очаровательного человека. Позволь мне представить тебе Джона Девлина, графа Фалконхорста. Он только что прибыл к нам из Англии, где находился при дворе короля Карла.

Жюстина удивленно выгнула бровь, когда услышала титул вампира, но тем не менее почтительно сделала реверанс.

— Благодарю вас, Monsieur, однако мы с графом давно знакомы! — заверила она Филиппа.

Вампир учтиво ей кивнул:

— Как приятно снова видеть вас, Mademoiselle!

Герцог вдруг громко закашлялся, и некоторое время они с девушкой молча смотрели друг на друга.

— Что ж, тогда я, пожалуй, оставлю вас, чтобы вы могли возобновить дружеские отношения, — сказал герцог и многозначительно им подмигнул.

Когда Филипп отошел, Жюстина окинула вампира критическим взглядом. Шелк и кружева, которые столь элегантно смотрелись на придворных Людовика, на нем выглядели совершенно неуместно. Его широкой мускулистой груди куда больше подошла бы жесткая кольчуга, нежели мягкий бархат.

— Вы выглядите нелепо, — заметила она.

Нахмурясь, он оглядел свой камзол из темно-синего бархата, богато украшенный тесьмой и кружевами, шелковый жакет, панталоны по колено, шелковые чулки и туфли на высоком каблуке.

— Я выгляжу так же, как и все вокруг, — возразил он ей.

— И все же нелепо.

Он только пожал плечами:

— Ну знаете, теперешняя мода довольно абсурдна… Сказать вам по чести, боевые доспехи, что я когда-то носил, кажутся мне куда более удобными, чем эти туфли.

Не в силах далее сдерживаться, она рассмеялась:

— А вы знаете, что бывает за присвоение чужого титула?

— А кто вам сказал, что это не мой титул? — спросил он, и в его голосе послышалось такое высокомерие, что она даже опешила.

— И давно вы стали вампиром?

— Уже больше трехсот лет назад.

— Ну так, значит, этот титул уже не ваш, даже если и был когда-то.

Он недоуменно пожал плечами:

— После меня не осталось никаких наследников, так что я не вижу ничего незаконного в его использовании, когда считаю это нужным.

Она ответила ему взглядом, который ясно говорил — она еще не решила, верить ему или нет.

— Скажите, вампир, зачем вы сюда пришли?

Он вздрогнул и оглянулся по сторонам:

— В разное время меня называли по-разному, однажды даже дьяволом, но я был бы вам очень признателен, если бы вы обращались ко мне не «вампир», а Девлин.

Она кивнула:

— Скажите, Девлин, зачем вы сюда пришли? Надеюсь, вы не намерены убивать меня на глазах у брата короля и доброй половины его свиты?

— Чтобы разузнать о вас побольше, моя дорогая, — сказал он ей не таясь. — Никогда ведь не помешает узнать о своем противнике как можно больше.

— Ну и что же вы здесь обо мне узнали, в этом зале, полном сплетен?

— Ну, они… — начал было он, но осекся, так как неожиданно его внимание привлекло что-то на противоположной стороне зала. — Почему этот молодой человек так пристально на меня смотрит?

Жюстина обернулась, и у нее невольно вырвался короткий смешок:

— Это Филипп де Лорейн, любовник герцога. Остерегайтесь его! Его прекрасная внешность обманчива, он крайне опасен и аморален, как любой вампир в этом городе.

— Может, нам лучше прогуляться по саду? А то, боюсь, мое пребывание здесь серьезно осложнится, если мне в первые же дни вдруг придется убить излишне ревнивого любовника августейшей особы.

Она уставилась на него, не веря своим ушам.

— Вы что, Monsieur, думаете, что имеете дело совсем уж с дурой? Я отнюдь не собираюсь разгуливать по саду с тем, кого наняли убить меня!

Он нагнулся к ней так близко, что, кроме его черных глаз, она ничего больше не видела:

— Но ведь я же вам пообещаю, что не буду убивать вас сегодня вечером…

Девушка капризно поджала губы:

— Не могу сказать, чтобы меня это очень обнадежило…

Он приложил руку к сердцу:

— Как рыцарь, торжественно даю слово, что не причиню вам никакого вреда!

— Я, должно быть, сошла с ума, — пробормотала она, но все же позволила взять себя под руку.

Только когда они уже покинули пределы пышной обители герцога и стали недоступны для любопытных взглядов, напряжение в теле Девлина наконец начало ослабевать. Жюстина даже слегка расстроилась из-за этого. Все это время она наслаждалась упругой жесткостью его бицепса у себя под рукой.

Девлин прикрыл глаза и жадно вдохнул теплый весенний воздух.

— Они называют вас «le chardonneret du Roi», королевская птичка!

Жюстина кивнула:

— Ваш английский король назвал меня своей «французской канарейкой».

Он в возмущении закатил глаза:

— Карлу порой не хватает воображения. Вы ведь гораздо больше, чем просто приятный голос!

— Вы думаете?

— Уверен. Вы, я думаю, женщина необыкновенной стойкости. Когда ваши родители умерли и вы остались одна с малолетней сестрой на руках, вам следовало действовать, чтобы свести концы с концами. Тут недолго было выбрать даже самое неприглядное. Однако, вместо того чтобы скатиться по наклонной, вы, напротив, устремились вверх и закончили тем, что стали фавориткой короля!

Она хмыкнула:

— Уверяю вас, я никогда к этому не стремилась. Все, что я хотела, — это петь.

Он улыбнулся:

— Говорят, вы украли платье у какого-то портного…

— У самого модного портного в Париже! — подтвердила она смеясь.

— А однажды у самого дворца Тюильри вы подкараулили бедного Люлли и не отставали, пока он не разрешил вам спеть для него.

Неожиданно она напряглась:

— Подкара… что? Я не знаю этого слова.

Он рассмеялся, сознавая, конечно, что она все прекрасно поняла, и продолжал:

— А стоило королю только раз увидеть вас и услышать ваш голос, как уже ни вы, ни ваша сестра больше ни в чем не знали недостатка. Поразительная история!

— И вы не стали думать обо мне хуже, когда узнали, как ко мне пришло мое состояние? — спросила она. В конце концов, ведь ее сестра поступила именно так.

Он недоверчиво посмотрел на нее:

— Нет ничего позорного для женщины в том, что она стала любовницей короля. Так она может достичь положения невероятной власти и влияния. Я стал думать хуже о Людовике из-за того, что он позволил вам уйти.

— Ему вдруг понадобился шпион при английском дворе. Когда он попросил меня туда поехать, едва ли я могла отказаться.

— А как же мадам Монтеспан? — спросил он.

— Когда я вернулась, она уже заняла мое место.

— Это вас никак не уязвило?

Жюстина лишь пожала плечами:

— С глаз долой — из сердца вон. Таким правилом руководствуются короли в отношении женщин. Как, впрочем, и все мужчины.

Внезапно он остановился и взглянул ей в лицо:

— Вы так и не покинули мое сердце с прошлого вечера.

— Такое внимание к своей жертве, должно быть, характерно для наемного убийцы.

Он пропустил мимо ушей ее последнюю колкость и, вместо ответа, протянул руку, чтобы коснуться ее волос. Она сняла свой парик сразу после оперного спектакля, и он мог беспрепятственно любоваться ее натуральными волосами, стянутыми на затылке и спадающими вниз роскошными локонами.

— Как серебрятся твои волосы в лунном свете! — восторженно произнес он, перебирая пальцами ее длинные пряди.

Не зная, что на это сказать, она неуверенно подняла на него глаза. Воспользовавшись ее минутной растерянностью, он нагнулся и жадно припал к ее губам. Под его натиском ее губы разжались, и из них вырвался полувздох-полустон. Не став дожидаться особого приглашения, он властно притянул ее к себе. От близости сильного мужского тела у нее закружилась голова. Он покрывал поцелуями ее губы, щеки, пока его язык не коснулся шеи в том самом месте, где у нее легко прощупывалась быстро пульсирующая венка. В его руках она уже готова была забыть обо всем на свете, когда почувствовала, как его зубы слегка оцарапали ее шею. И вдруг как-то сразу она уже оказалась не в объятиях Девлина — дремавшее доселе воспоминание мгновенно перенесло Жюстину на два года назад, в тот вечер, когда пятеро здоровенных вампиров подстерегли ее в саду у дворца Тюильри. Она отчаянно рванулась и, вырвавшись из крепких объятий Девлина, что было силы ударила его в челюсть.

Схватившись рукой за лицо, тот, потрясенный, отступил назад:

— За что, черт тебя побери?!

Жюстина дотронулась рукой до шеи и затем, посмотрев на пальцы, увидела кровь:

— Ты укусил меня!

Он вытаращил глаза:

— И не думал кусать! У тебя всего лишь маленькая царапинка — это вышло случайно.

Она презрительно прищурилась:

— Ты лжец, вампир, и, клянусь, больше никогда меня не коснешься!

Девушка решительно повернулась и пошла от него прочь, от ярости каждым своим шагом словно высекая искры. Он бросился за ней, настиг через несколько шагов, схватил за плечи и развернул к себе:

— Жюстина, позволь мне обратить тебя в одну из нас! — взмолился он.

— Ты больной! — прошипела она. — Я не отдам тебе свою душу даже ради твоего роскошного тела!

— А ты не забыла о сестре? За нее ты разве не готова отдать душу? — воскликнул он в отчаянии.

Девушку трясло от переполнявшей ее ярости. Оттолкнув его от себя, она раздельно произнесла, сопровождая каждое свое слово сильным толчком в его мощную грудь:

— Не-смей-угрожать-моей-сестре!

Девлин перехватил ее руку:

— Я-то ей не угрожаю. А вот ты…

Она вдруг изо всех сил ударила его ногой в голень, и он, охнув, выпустил ее руку.

— Запомни: я ни за что на свете не причиню Соланж вреда! — гаркнула она.

— Вреда не причинишь, но смерть принесешь! — спокойно ответил он. — Ты никогда не думала об этом, прежде чем решиться на свою безумную авантюру!

— Ты это о чем?

— Для вампиров ты, вне всякого сомнения, самый кровожадный серийный убийца за всю их историю! Они не позволят тебе остаться в живых. Они просто не могут тебе это позволить. Если я не убью тебя — это сделает кто-то другой. Ты ведь не можешь всегда оставаться молодой — не задумывалась об этом? Что произойдет, когда в один прекрасный день ты постареешь, утратишь быстроту реакции?… Они обязательно убьют тебя, но этого мало — сначала они захотят тебя помучить! А есть только одно существо, которое значит для тебя так много, что каждый удар по нему оказался бы для тебя источником невероятных мучений!

— Соланж… — прошептала она. — Но ведь она в монастыре и готовится принять постриг. Пока она находится в этих святых стенах, они не посмеют ее тронуть!

— Я не слишком полагался бы на это. Для них это табу, но отнюдь не невозможная вещь. Если какой-нибудь вампир набросится на нее на освященной земле, мы, конечно, скажем, что Божественное возмездие непременно его настигнет. Сестру же тебе твою, однако, никто не вернет. Такую смерть ты для нее выбрала?

Жюстина прекрасно поняла, о чем идет речь. Это была смерть, которой два года назад ей удалось избежать. Перед ее глазами тут же возникли разрывающие тело клыки, терзающие плоть когти… За то, что ей пришлось пережить эти ужасы еще раз, она возненавидела Девлина. Но, кроме того, он заставил Жюстину признаться самой себе, что во всех своих действиях она не пошла дальше своей собственной мести. А что? Возможно, он прав, и она ничуть не лучше тех глупых, эгоистичных созданий, наводнивших двор «короля-солнца». Было время — до этого самого вечера, — когда она считала, что делает очень важное дело, что она в состоянии пусть немного, но все же изменить мир к лучшему. А ведь вполне возможно, что она делала это все ради своего тщеславия. Покарала она тех убийц ради всеобщего блага или только чтобы самоутвердиться, одержать верх над теми, кто унизил ее, и сделать так, чтобы они никогда уже не смогли этого повторить? Ей совсем не нужно было этому учиться: она родилась бойцом, изначально ориентированным на выживание. Она и не могла вести себя по-другому.

— Я ненавижу тебя… — прошептала она и, резко повернувшись, пошла прочь.

На этот раз он не стал ее останавливать.

Целых две недели Девлин старался достучаться до нее, но она так и осталась глуха к его мольбам. Все чаще, однако, их горячие споры стали переходить в физические столкновения. Почти каждую ночь эти двое бродили по городу и в разных уголках Парижа устраивали настоящие сражения. Жюстина наслаждалась каждым мгновением таких боев. Девлин подарил ей изящную саблю, и она теперь осваивала новую технику. Это оружие было не самым практичным для нее — ей попросту не хватило бы силы, чтобы снести голову вампиру саблей, и для боя она выбрала бы отточенный как бритва боевой топор. Девлин же с неизъяснимым удовольствием наблюдал, как она обращается с клинком, и не скрывал своего восхищения грациозностью и изяществом ее пластичных движений.

Все эти ночи он обучал ее, заставляя максимально выкладываться в каждой схватке и тем самым совершенствовать свое мастерство в бою на саблях. Часто девушка сама подстрекала его к новому столкновению, желая узнать, чему еще тот может ее научить. Для них это стало увлекательной игрой, и очень скоро Жюстина, оставаясь одна, уже не могла думать ни о чем другом, кроме как о предстоящей встрече: где она произойдет и как долго на этот раз она может позволить целовать себя, когда они уже наконец устанут после спарринга.

Все, возможно, продолжалось бы так и дальше, если бы однажды к ее дому не пришла мать настоятельница монастыря Святой Урсулы и не рассказала, что двое неизвестных средь бела дня затащили Соланж в закрытый экипаж, когда та шла по улице Сент-Жак, и увезли ее в неизвестном направлении.

Жюстина не могла дождаться, когда стемнеет и она встретится с Девлином. Не зная, куда вампиры могли увезти ее сестру и что они собирались с ней сделать, она не находила себе места. Девушка написала записку управителю оперной сцены, сообщая, что ее сестра похищена и потому она не будет петь сегодня вечером. Жюстина надеялась, что Девлин, услышав вечером не ее голос в партии Медеи, тут же поспешит на условленное место встречи.

Солнце уже зашло, когда, освещая себе путь маленьким фонарем, Жюстина решительной походкой шла по дорожкам Люксембургского сада. Высокие деревья вокруг стояли мрачными скелетами, а фонтан Медичи в эту безлунную ночь, казалось, был наполнен чернилами. Она поставила фонарь на землю и, дрожа от нервного возбуждения, ускорила шаг. Свернув на одну из боковых дорожек, девушка буквально налетела на Девлина. Он обхватил ее, удерживая от падения, а она вцепилась в его камзол.

— Они все-таки добрались до нее, Девлин! Они схватили ее прямо на улице! — вскричала она.

— Когда?

— Сегодня после полудня.

— Что, средь бела дня? Дорогая, ты уверена, что это сделали слуги Франсуа?

— А кто же это еще мог быть?

— Не знаю… — произнес он, растерянно проводя ладонью по своим темным волосам. — Но чтобы вампиры расхаживали днем, не говоря уже о похищении монастырских послушниц прямо на улице… Это можно сделать лишь в припадке безумия или отчаяния…

— Или и того и другого! — донесся из темноты чей-то голос.

Девлин выхватил меч, одновременно толкая девушку себе за спину, и сделал шаг вперед навстречу вышедшему из тени деревьев вампиру. Жюстина никогда его прежде не видела. Он был приятной внешности, среднего роста, с волосами цвета темного меда и бледно-зелеными глазами, в которых читались наблюдательность и ум.

— Приветствую тебя, Антуан! — сказал Девлин и почтительно кивнул неожиданному собеседнику.

Вампир так же учтиво ответил на его приветствие и, чтобы показать, что он пришел без оружия, выставил перед собой обе руки.

— Кто ты такой?! — набросилась на него Жюстина. — И что вы сделали с моей сестрой?

— Что ж, должен сказать, вы правы: Соланж у Франсуа. Она жива и здорова, по крайней мере была таковой менее часа назад, когда я видел ее в последний раз.

— И чего же ты хочешь, Антуан? — резко спросил его Девлин.

— Я хотел бы рассказать вам обоим одну историю, а потом уже от вас узнать ее окончание. Но прежде, если не возражаешь, мне следует задать вопрос тебе, мой друг.

— Хорошо, — согласился Девлин.

— Как вышло, что ты теперь в Париже?

Не понимая, какое отношение этот вопрос имеет к похищению ее сестры, Жюстина заскрежетала зубами.

— Я был направлен сюда по приказу Верховного Короля.

Антуан кивнул, по-видимому довольный таким ответом.

— Тебя направили сюда, чтобы ты убил эту женщину? — спросил он, жестом указывая на Жюстину.

Девлин покачал головой:

— Мне лишь было приказано прибыть в Париж.

— Cʼest bon.

— Теперь ты расскажи свою историю, Антуан.

— Вампиры Парижа разделились на две группы. Тех, кто наслаждаются убийствами, поддерживают Франсуа и требуют расправы над послушницей. И тех, к которым отношусь и я, кто хотел бы следовать законам Верховного Короля и кто считает это похищение величайшим из возможных грехов.

— Тогда почему бы вам его просто не свергнуть? — удивилась Жюстина.

— Столетие назад я и Франсуа бросили вызов старому Регенту, желая самим контролировать этот город. В результате долгой и упорной борьбы Франсуа победил, а я проиграл. Другие вампиры не последовали за мной. Теперь слушайте: если поистине праведный мужчина или женщина, — Антуан кивнул в сторону их обоих, — бросит вызов Франсуа и победит его, я могу поручиться, что те вампиры, кто хотел бы следовать законам Верховного Короля, обязательно их поддержат.

— И твои соплеменники с радостью последуют за английским наемником и знаменитой убийцей вампиров? — зло усмехнулся Девлин.

— Мои соплеменники последуют за представителем Верховного Короля и женщиной, которая вершит правосудие над теми из нас, кто грубо попирает его законы. Я не обещаю легкой победы, друг мой, но все же, мне кажется, мы их одолеем.

— Девлин, — заявила вдруг Жюстина, дергая его за рукав, — твое предложение все еще в силе?

Он недоуменно посмотрел на нее.

— Предложение обратить меня в вампира, — пояснила она.

— Надеюсь, ты хорошо понимаешь, о чем просишь?

— Девлин, я ведь не могу, будучи человеком, отправиться в гнездо вампиров и при этом рассчитывать остаться в живых. И потом, разве это не единственный способ вернуть сестру? — обратилась она уже к Антуану.

Тот мрачно кивнул:

— Франсуа использует ее как приманку, чтобы сначала заманить вас к себе, а затем погубить обоих.

— Девлин, — голубые глаза умоляюще смотрели на него, — она большую часть своей жизни провела в монастыре. Я просто обязана вернуть ее обратно, и если это единственный способ, значит, я должна на это пойти!

— А ты готова стать новым Регентом Парижа?

Она выразительно посмотрела на него:

— И мне не надо будет больше проводить ночи в сражениях с вампирами у иссушенных тел парижан!

Он улыбнулся:

— Ночью, я думаю, мы найдем себе занятие получше. Но, Жюстина, даже если я обращу тебя сейчас, ты все равно еще в течение трех дней не будешь вампиром!

Она побледнела, представляя, что Франсуа может сделать с ее сестрой за эти трое суток.

— Я могу гарантировать безопасность девушки, — заявил Антуан.

Жюстина недоверчиво прищурила глаз:

— Как же это?

— Чтобы похитить девушку, Франсуа пришлось нанять человеческих существ. Никто из вампиров не посмел бы коснуться послушницы и из-за давней традиции, и из-за святого распятия у нее на груди. Сейчас за ней приглядывает один из моих сторонников. И дальше я лично прослежу, чтобы до вашего прихода с ней ничего не случилось и чтобы она ни в чем не нуждалась, но вы должны прийти за ней обязательно! Франсуа никогда не отличался излишней щепетильностью. Если вы не придете, в конце концов, он наберется храбрости и расправится с ней. Ему придется это сделать, иначе он утратит уважение всех, кто до сих пор был ему верен.

— Я приду за ней! Передай ей, что я приду за ней!

Антуан кивнул:

— У Франсуа в Монтруж — пригороде Парижа — есть шато, вы найдете ее там. Мы будем вас ждать.

Антуан уже повернулся, чтобы уйти, когда Жюстина крикнула ему вслед:

— Помни, Антуан, я полагаю, ты выполнишь свою часть сделки! Если на теле моей сестры будет хоть одна царапина, ты лично ответишь!

Тот обернулся и в низком поклоне грациозно взмахнул шляпой с пером, после чего исчез во тьме, словно его и не было вовсе.

— Думаешь, мы можем ему доверять? — спросила девушка.

— Я всегда считал, что умею разбираться в людях, Жюстина, особенно в солдатах. Антуан — доблестный воин! Он был одним из самых верных шевалье при дворе Генриха Второго. Будем надеяться, что он разбирается в вампирах, которых представляет.

Она повернулась и пристально посмотрела ему в глаза:

— Скажи, Девлин, зачем тебе все это?

Он нежно обхватил своими огромными ладонями ее лицо:

— Я блуждал во тьме так долго, Жюстина. С тобой я будто вновь почувствовал себя живым… Впервые с тех пор, как… как я стал вампиром. Каждый раз, когда я с тобой, мне хочется быть лучше… Позволь мне быть твоим рыцарем, моя прекрасная леди. Вместе мы завоюем этот город… мы подчиним его твоей воле.

Она положила голову ему на грудь, так чтобы он не смог заметить выступившие у нее слезы.

— Тогда отвези меня домой, мой рыцарь, — произнесла она чуть слышно, — и сделай меня своей леди.

Увидев его в своей постели уже без одежды, она призналась, что он даже превзошел ее ожидания. Играя, она запустила пальцы в густые, вьющиеся волосы у него на груди и вновь поразилась, насколько крепки его мышцы. Но такие ее нежности длились недолго. Он быстрым движением перевернул ее на спину и позволил своим рукам и губам такие вещи, которые даже изощренная в любовных утехах куртизанка не могла бы позволить себе при свете дня.

До этого момента у нее еще оставалось сожаление по поводу того, что после этой ночи она уже не сможет, как прежде, наслаждаться дневным светом. Однако оно тут же исчезло, как только Девлин вошел в нее, мгновенно освободив ее сознание от всех мыслей и оставив место лишь для всепоглощающей эйфории от сознания, что этот роскошный мужчина будет принадлежать ей, и только ей все ее последующие ночи, годы, столетия… Они оба так долго ждали этого и теперь после нескольких минут взорвались друг в друге, как взрывались шутихи в дни больших праздников над Версальским дворцом. В самый момент кульминации их взаимного наслаждения он осторожно прикусил ей шею и потянул кровь. Новый поток ощущений захлестнул Жюстину, когда он впился в нее, заставив ее тело содрогаться от страсти в его объятиях.

Девлин перевернул ее на себя и провел языком по краям ранки от свежего укуса.

— Скажи, тебе ведь не было больно? — обеспокоенно спросил он.

Она вздохнула:

— Все, что я помню о той страшной ночи, когда на меня напали, — это бесконечная, невероятная боль…

Тревожное выражение мелькнуло на его лице, и он спросил еще раз, похоже совсем неуверенный в ее ответе:

— А этой ночью?

Она кокетливо улыбнулась и принялась покрывать поцелуями его мускулистый живот, направляясь к той части его тела, которая снова недвусмысленно требовала внимания.

— А этой ночью было только одно бесконечное, невероятное наслаждение!

Трижды за эту ночь он отпивал ее кровь. Когда от слабости Жюстина чуть не потеряла сознание, он вскрыл себе вену на запястье и, нацедив ей в рот своей крови, заставил выпить. Первые лучи солнца, провозглашающие начало чудесного весеннего дня, Девлин встретил, держа девушку в объятиях и наблюдая, как медленно уходит из нее жизнь.

На третью ночь после описанных событий Великая Судья восстала из преисподней как вампир, и с тех пор Париж уже никогда не был прежним.

Замок Тара, Ирландия, 1728

Морриган, Великая Королева Призраков, богиня войны и зловещий предвестник смерти, склонилась над спящим воином и убрала с его лица прядь многоцветных волос. Глаза его мгновенно открылись, рука взметнулась, и крепкие как сталь пальцы тотчас сомкнулись на ее запястье.

— Что ты здесь делаешь, Морриган? — спросил он, еще не до конца проснувшись, но уже сердитый.

— Соланж Руссо скончалась во сне прошлой ночью в монастыре на рю Сент-Жак.

Он нахмурился:

— Что, так скоро?

Морриган покачала головой:

— Годы летят быстро, не так ли, любовь моя? Ей было уже шестьдесят восемь!

Он кивнул:

— Что ж, я полагаю, Девлин и Жюстина смогут теперь наконец покинуть Париж, чтоб заставить и вампиров Западных земель подчиняться моим законам?

— Да, и они уже подготовили Антуана к исполнению обязанностей Регента Парижа.

— А ты слышала, что вампиры называют их Праведниками?

Морриган улыбнулась:

— Мы с тобой все хорошо сделали.

Верховный Король протянул руку и провел тыльной стороной ладони по ее мантии из вороньих перьев.

— О да… мы все сделали хорошо.

Морриган скинула мантию из перьев на пол, открыв миру стройные линии своего поражающего матовой белизной тела. Верховный Король потянул ее за руку к себе на постель.

— И все же как я тебя ненавижу… — прошептал он, стараясь прижать каждый миллиметр ее податливого тела к своей твердой как сталь плоти.

Богиня блаженно улыбалась, проводя губами по его шее:

— Я знаю…

Перевод Д. Голубева