Я не нарушу равновесия миров, я не коснусь тебя ни взглядом, ни рукой. Пусть этот мир вокруг, как приговор суров, мне нет пути отсюда в скорбный твой покой. Кто мне покажет путь, окольный и глухой, мне объяснит меня, найдет мои слова. Но ослепительный, колючий и сухой песок слепит глаза, откроешь их едва. Личинка бабочки что знает о ветрах? Что помнит бабочка о тяжести земли? И сколько жизней мне идти сквозь тлен и прах, чтобы глаза мои увидеть свет смогли? Где я потеряна — затеряна в песке, и сколько можно — по чужим следам в тупик? Моей горячей, обескрыленной тоске где вдруг откроется живительный родник? Я не коснусь тебя, лишь голову склонив, скользну по краю боли, что не мне принять и встречу светлый взгляд, как всех ветров порыв, и повернется время яростное вспять. Мне ради этого все суждено пробить, навылет — молнией, как тусклое стекло, все вспомнить горестно и радостно забыть, что бы в ладонях ярко вспыхнуло оно. Я донесу его, дождись меня, дождись. Я пронесу его сквозь все, чтоб научить, и научиться, и познать — как свет и жизнь — смягченный взгляд того, кто вспомнил, как любить…

Ты не ведал любви — такой, ты был занят безмерно, слишком, но придет она в твой покой, как и в смертного сон мальчишки. Не тревожься — в пути она, я ее провожаю взглядом. Мимо мира — или окна, словно тень — далеко и рядом. Что предсказано вам двоим, оба знаете — как решились? Ей идти через звездный дым не надеясь на смерть и милость. Ей идти, не сбавляя шаг, все принять — и стрелу, и муку, а тебе ее ждать, сквозь мрак сон протягивая, как руку. И любви вашей все же — быть! И познать вам друг друга снова… С чем рожденье ее сравнить — лишь с рожденьем Вселенной новой.