Берлин, конец 1935 г. — начало 1936 г.
[Из письма Эрнста Тельмана жене Розе]
…Рождество 1935 г.! Одинокий и изолированный от мира, уже третий раз встретил я рождество здесь, в тюремной камере! Прошло уже три рождества в Моабите, но на этот раз рождество в «превентивном заключении»…
Вторая половина дня приближается к вечеру. Рождество! Постепенно наступила тьма. В то время когда на улице метет пурга и трещит мороз, я прозябаю здесь в одиночном заключении. Слышится отзвук медленных шагов часовых по тюремному двору, а иногда по коридорам внутри корпуса; временами лай собак нарушает общую тюремную тишину. Мой взгляд скользит сквозь железные прутья оконной решетки, которые расположены близко друг от друга и глубоко вделаны в прочную старую стену. По светлому, сверкающему звездами небу быстро мчатся белые облака. Вдали звонят церковные колокола… От бурлящей, многоголосой жизни улиц большого города, отзвуки которой иногда проникают через прутья решетки, я здесь полностью изолирован.
Бывают иногда моменты, когда во мне преобладают боль и горечь, порождаемые этой моей столь жестокой судьбой. Так было и к концу второй половины дня накануне рождества. Погруженный в глубокое раздумье, я вызываю в памяти многое забытое из былых времен и из счастливых юношеских лет. Вспоминаю о моей далекой родине, о моих любимых дома… Я знаю, я чувствую, что у домашнего очага — моя Роза, наши Ирма и дед, а также родные, знакомые и друзья, что они думают обо мне и им недостает меня. С большой любовью думаю я о тебе и о былом. Многообразные воспоминания о пережитом в моем родном городе Гамбурге, о нашей общественной и семейной жизни, о нашей жизненной борьбе проносятся передо мной… О, как преходяще и кратковременно все прекрасное на земле! Оно приходит как чудо и улетает как счастье…
Но вера в собственную силу всегда одерживает верх… Я решительно выпрямляюсь, по-прежнему твердо и смело, хотя и страдая, смотрю в лицо неизбежному, с хладнокровием и новой жизненной энергией собираю все свое терпение. Вот я уже и избавился от мучений, от вызывающих боль воспоминаний. Снова хожу по камере взад и вперед… Затем вдруг беру книгу Достоевского «Раскольников». Уже пролог захватывает меня и быстро наводит на другие мысли. Книга — единственный друг, который здесь со мной неразлучен. Я читаю, читаю часами, пока не раздается звон колокола — сигнал ко сну. Между тем все беды забыты, все печали вытеснены из души, я снова счастлив и доволен…
…Есть ли у нас в канун Нового года более горячее пожелание, чем пожелание обрести в ближайшей перспективе долгожданную свободу?…С этим пожеланием, с этой надеждой, вступаем мы в Новый год.
С Новым годом! Желаю вам всем наилучшего здоровья, счастья и исполнения желаний, надеюсь на скорое свидание на дорогой родине.
Твое письмо от 24.XII и письмо Ирмы от 19.XII получил сразу же после рождественских дней и прочел с огромной радостью. Как Ирма радовалась моему письму, так и я радовался ее письму. Это умное и приносящее радость письмо, от которого веет свежестью и благожелательностью. Кратко отвечаю здесь на это письмо, выражаю ей за него мою глубочайшую благодарность. Пусть Ирма постепенно добивается дальнейших успехов. На ваши письма отвечу в следующий раз. Я очень опечален, узнав из твоего письма, что со здоровьем у деда обстоит нехорошо. Но будем надеяться на лучшее! Желаю ему всего хорошего и улучшения здоровья…
Горячие искренние приветы шлет вам
ваш любящий Эрнст.