Берлин, 14 июля 1936 г.

Мой дорогой шурин Эмиль!

С радостью беру в руки твое письмо, полученное ко дню моего рождения; его, к счастью, еще не отобрали у меня, как почти всю остальную почту, — и наконец-то пользуюсь возможностью, чтобы ответить тебе. Не недостаток времени или некая злая воля помешали мне ответить раньше: окружающая меня тюремная атмосфера, тяготеющий здесь надо мной гнет — таковы основные причины, которые вновь и вновь вынуждали меня откладывать ответ. Письма, на которые, как на службе, нужно отвечать в короткий срок пли даже под давлением, — всегда результат определенного зависимого положения, которое затем отражается и на их содержании. Как известно, писать интересные и содержательные письма — это искусство. Чтобы писать хорошие письма, требуется пе только дарование и прирожденный талант, но также известное образование и способность концентрировать мысли, которые, поскольку они очень часто оказываются результатом крайне возбужденной душевной жизни, нельзя заранее привести в порядок, как это делает, например, плотник со своим материалом для возводимого помоста. Мысли вытекают из атмосферы, в которой человек живет, они рождаются из самой глубины его души. [Заключенного] мысли заставляют слушать тюремную тишину, видеть невидимое и превращать самое незначительное событие в чудо переживания. Даже радость, доставляемая узким крутом впечатлений, становится вследствие этого блаженством покоя и созерцания; пожалуй, все люди в какой-то момент жизни ищут такое блаженство, по лишь очень немногие из пих в состоянии найти его, как это иногда удается в почти безутешном одиночестве тюремной камеры…

Так часто появляются письма, содержание которых отражает настоящее, живое и трагическое, проявляющееся в душевной жизни заключенного. Потому что, пожалуй, нет большего трагизма в жизни заключенного, жаждущего свободы, чем полная оторванность от мира, изоляция, строго проводимая в силу режима заключения. Но только тот сможет это прочувствовать и в конечном счете понять, кто действительно способен войти в положение человека, находящегося уже свыше 40 месяцев в одиночном заключении со строгой изоляцией, и проявить к этому глубоко человеческое отношение… Свыше 40 месяцев я оторван от живой жизни народа, окружен четырьмя тоскливыми голыми стенами и железными прутьями решетки, которые ежедневно встают у меня перед глазами, замыкая мою трагическую судьбу в этом тюремном мире. Люди, у которых еще не угасли сердце и душа, а в жилах еще бьется горячая кровь, такие люди, к которым принадлежу и я, не могут не испытывать на себе воздействие всего этого гнета и мрака, всех этих ударов судьбы. Безграничное одиночество уже само по себе приводит к тому, что человек сильнее, чем во внешнем мире, чувствует все то, что гнетет или бодрит его сердце. Несмотря на все это, в мужественном человеке достойна удивления его способность стойко выносить то, что может поколебать.

Дорогой Эмиль, вот уже пять весен пролетели над страной, как мы не виделись и не беседовали. Каких только изменений не произошло за это время у вас, у нас, в Германии, во всем мире!.. Это было время величайших событий, хотя оно и исчисляется лишь немногими годами.

В течение этого времени в нашем узком семейном кругу появились прискорбные бреши: твоего отца, моего отца больше нет, мы их безвременно утратили. В октябре 1933 г. на меня обрушилась глубоко потрясающая, скорбная весть о том, что мой горячо любимый отец внезапно скончался от кровоизлияния в мозг. В начале этого года меня постиг новый удар — смерть твоего доброго отца, моего дорогого тестя. Легкая смерть избавила его от мучительных страданий; все мы с глубокой скорбью переживаем эту утрату.

В родной земле, на тихом кладбище в Ольсдорфе, покоятся они оба. Их места в нашем кругу опустели; но мы будем всегда с глубочайшим уважением помнить о них.

Когда началось жестокое и тяжелое испытание в моей жизни, моя дочь, моя горячо любимая Ирма, еще училась в народной школе. В настоящее время она вот уже свыше двух лет учится в гамбургской школе домоводства, тогда как я, отец, в ее лучшие годы юности не мог непосредственно участвовать и помогать в воспитании, правда, если не считать писем, которые я посылал из тюрьмы и которые оказали большое влияние на воспитание и формирование характера.

Дорогой шурин, так идут годы, и воспоминания о былом как живые проходят перед нами. Дети вырастают, становятся более зрелыми и самостоятельными. Что еще им и нам предстоит в жизни, никто не может знать и предсказать.

Твоя любимая сестра, моя мужественная Роза, моя подруга в жизни и борьбе, верно и стойко помогает мне, терпеливо и мужественно перенесла вместе со мной все тяжкие и жестокие испытания. Почти одновременно с началом мировой войны, в ужасной пучине которой проявились все виды страданий, самопожертвования, верности и товарищества, какие только можно себе представить, началась наша молодая супружеская жизнь; первая многолетняя разлука была вызвана войной. В послевоенные годы можно было насчитать не много свободных часов, которыми я располагал для своей счастливой семейной жизни. Но длительное тюремное заключение, которому я подвергаюсь и которое против воли разлучает нас, — это человеческая драма, трагическое переживание. Эта принудительная разлука, подтачивающая самую основу жизни, жестока и горька, потому что терзает двух людей, которые как муж и жена всегда были неразрывно связаны и сплочены глубоким сердечным союзом.

Дорогой шурин, нравится ли тебе и твоей семье новый собственный дом, который ты сам выстроил в поселении на городской окраине? Да, каждый день выполнять тяжелую работу по специальности и в то же время построить себе поселенческий дом — это не только благодарная, но и тяжелая задача. Чтобы освоить пустошь и в самый короткий срок сделать ее доходной, нужны прилежание и настойчивость. Как ты пишешь, всем в семье пришлось взяться за дело, чтобы выполнить эту работу с успехом. Ведь дело идет о повседневной борьбе с целиной, о тяжком труде для того, чтобы благодаря поселенческому хозяйству добиться в дальнейшем косвенного повышения жизненного уровня. Но в то же время поселенец часто может найти в работе и утешение от всех неудач. Возделать земельный участок в 1400 кв. м наряду с повседневной работой по специальности, как ты собираешься, — это весьма смелое предприятие, чрезвычайно большая задача, требующая многих усилий, жертв и тяжелого труда. Рабочий, служащий, чиновник, получающие заработную плату низшего и среднего уровня, не всегда в состоянии покупать в достаточном количестве продовольствие и прежде всего овощи и фрукты. Поселение, возможно, приведет к некоторому решению этого вопроса. Питание семьи станет дешевле и обильнее. Земельные участки дадут некоторую часть продовольствия. В целом подсчитывают, что в благоприятном случае семья, имеющая участок в 1000 кв. м, сможет сама покрыть свою потребность в картофеле, овощах и ягодах, однако при этом предполагают, что участок уже так подготовлен и обработан, что при самом старательном ведении хозяйства урожай зависит в основном лишь от качества земли и особенно от милости природы. Желаю вам всего хорошего, наилучших успехов и прежде всего счастья в этой трудной работе.

Как поживает твоя супруга? Как у жены поселенца, жребий ее тяжел, а ответственность велика. Помнит ли она еще те дни, которые провела в Гамбурге, когда заезжала туда на время? Я знаю, что такие воспоминания не так легко изглаживаются из памяти, так или иначе навсегда остаются незабываемыми. С радостью получил и сохранил фотографию твоей старшей дочери — Марго. А младшей, маленькой Эдит, уже больше 10 лет! Обе уже могут помогать вам в обработке земли и поселенческой работе и делом поддерживать вас…

Нет ничего более трагичного в жизни заключенного, чем тайный голод по вольным просторам природы и тоска по свободе! Хорошо счастливцу, которого не терзает эта душевная мука! Когда же засияет мне весна золотой свободы?

Я с радостью передал моей Розе присланный тобой привет от твоей сестры.

Настоятельно прошу тебя исполнить мое скромное пожелание: напиши Розе и Ирме письмо или открытку, этим ты доставил бы им большую, неожиданную радость.

В ответ на твое письмо и ваш самый сердечный привет прими эти строки с выражением моей глубочайшей благодарности. Надеюсь и желаю, чтобы это письмо застало вас здоровыми и бодрыми!

Много самых горячих сердечных приветов твоей Грете, Марго и младшей Эдит.

Тебя помнит, верно и горячо приветствует твой любящий зять Эрнст Тельман.