Перевод Н. Малыхиной
Начальник отдела общественных отношений, низенький молодой человек с чрезвычайно блестящими глазками, смущенно улыбаясь, поправил узел галстука и постучался к секретарю отдела общественного и личного благосостояния.
— Разрешите, ваше превосходительство?
Секретарь отдела общественного и личного благосостояния поставил на стол стакан с молоком, повернулся во вращающемся кресле и вздохнул. Был он человеком бесцветным и вялым, с влажно отсвечивающей лысиной и мягкими руками. Он бросил внимательный взгляд на свои ноги — правая была обута в туфлю, а левая — в толстый вязаный шлепанец с плюшевой отделкой.
— Войдите, — сказал он начальнику отдела общественных отношений, который уже заглядывал в дверную щель. Его превосходительство скрестил руки на груди: — Так что же, коктейль прошел удачно?
Говорил он спокойно, но словно тихо жалуясь на что-то. Молодой человек выпрямился и слегка покраснел.
— Великолепно, ваше превосходительство, просто великолепно. Устроили его в голубой гостиной, она немного поменьше, как вам известно. Народу было мало, только избранные, очень представительная встреча получилась и в то же время непринужденная, дружеская. Познакомились, выпили и… — он посмотрел на часы, — обратите внимание, ваше превосходительство, сейчас только шесть, а все уже разошлись. Представитель президиума Крыскомитета размещается в северном крыле, рядом с директором вооруженных и разоруженных консервативных классов, который живет в серых апартаментах. Американскую делегацию я поселил в южном крыле. Я недавно ушел от них — они плескались в бассейне. Вечер просто изумительный, ваше превосходительство, изумительный!
— Вы сказали, что директор вооруженных и разоруженных консервативных классов живет в серых апартаментах. Почему именно в серых?
Молодой человек попросил разрешения присесть. Он взял стул, но поставил его на почтительном расстоянии от подушки, на которой покоилась обутая в шлепанец нога секретаря. Откашлявшись, он объяснил после некоторого замешательства:
— Bueno, я выбирал цвета в соответствии с характерами. — Он оживился: — Американской делегации я предоставил ярко-розовое помещение, они любят яркие цвета. Для вас я выбрал эти комнаты — светло-голубые, ведь я часто видел на вас голубые галстуки. А в северном крыле апартаменты серые. Вам не нравится серый цвет? Он так успокаивающе действует на нервы!
Секретарь с трудом пошевелил лежавшей на подушке ногой. Поднял руку и, глядя на нее, произнес:
— Это их цвет. Rattus Alexandrius.
— Консерваторов?
— Нет, крыс. Впрочем, неважно. Продолжайте, пожалуйста. Вы сказали, что американцы в бассейне. Почему американцы? Разве их несколько?
— С делегатом от Массачусетса прибыла секретарша, прелесть что за девушка. И еще блондин в клетчатом костюме. Он похож на боксера, все время молчит и не отходит от них. По-моему, он охранник, но это лишь мое предположение, ваше превосходительство. Не человек, а загадка. Говорят они только по-английски, я воспользовался случаем попрактиковаться. Недавно я закончил курсы английского языка, чтобы в меру сил быть полезным, если переговоры, как и предполагалось, будут вестись на этом языке. Испанским я владею в совершенстве, мне довелось прожить два года в Буэнос-Айресе…
— Он приехал без приглашения… — мягко прервал его секретарь, в голосе его слышалось огорчение. — Крысы наши, и нам разбираться с ними. Незачем посвящать весь мир в наши беды и непорядки. Мы должны показать себя с лучшей стороны, и не только наше общество, но и наш тесный круг. Нас самих, — добавил он, указывая на свою больную ногу. — Почему я до сих пор не выходил? Потому что не хочу, чтобы меня видели нездоровым, с распухшей ногой, хромающим. Завтра, на открытие, я надену туфли, пожертвую собой. Вы, для кого возможно повышение, должны понимать такие вещи. Надо показывать только хорошее, только то, что может нас возвысить в их глазах. А шлепанцы следует прятать.
— Но, — ваше превосходительство, этот американец специалист по крысам, в Соединенных Штатах их тоже много. Он может дать нам ценные советы. Кроме того, он специалист по электронной журналистике.
— Тем хуже. Он раззвонит на весь мир, — вздохнул секретарь, пытаясь передвинуть ногу. — Впрочем, неважно. Продолжайте, продолжайте. Расскажите мне об откликах, в прессе разумеется.
Начальник отдела общественных отношений тихонько откашлялся, пробормотал «bueno», потрогал карман и попросил разрешения закурить.
— Bueno, вашему превосходительству известно, что наибольший интерес вызывает то, почему выбрали для VII семинара по грызунам этот загородный дом, стоящий в полном уединении. Этот вопрос у всех на устах. Второй вопрос: зачем мы потратили столько денег на отделку этого дома, когда могли воспользоваться уже готовыми помещениями? Репортер одной из вечерних газет — я запомнил его в лицо, ваше превосходительство, — нахально ворчал, что, имея в своем распоряжении столько зданий (впору начинать взрывать их), мы тратим миллионы на восстановление этих руин.
Секретарь вытер лысину платком и устроился поудобнее. Он хотел взмахнуть рукой, но на полдороге остановился.
— Миллионы? Эти черти стоят нам миллиарды! Неужели им не известна статистика? Бьюсь об заклад, он из левых. Или ему нравятся крысы. Впрочем, неважно, продолжайте, пожалуйста.
— Это основные претензии. Да что они понимают, невежды! Ну и, как всегда, не устают повторять, что вот уже седьмой семинар, а толку нет, что со времени первого семинара количество крыс возросло в семь тысяч раз, что у нас теперь сто крыс на душу населения, что в трущобах уже не девицы, а крысы ходят по воду с жестяными банками на голове, — добавил он, пряча улыбку. — Невежды! Им, видите ли, не нравится, что мы собрались в таком уединенном месте, им бы хотелось, чтобы мы находились в гуще событий. Наш пресс-секретарь уже объяснял им очень доходчиво, что семинар — это штаб настоящей битвы! А для того, чтобы обсудить совместные действия, необходимы размышление и ясность духа. Где бы вы могли найти такие условия для работы и чистый воздух? В благодатном уединении, в непосредственной близости к природе… Делегат от Массачусетса в восторге от этой идеи. Он замечательный парень, такой простой. Ему очень понравился наш бассейн с термальными водами. Он был чемпионом по плаванию и теперь в полном восхищении от нашего бассейна! Он мне рассказал очень забавную вещь — оказывается, крысы на Северном полюсе обросли длиннющей шерстью, потому что приспособились к тридцатиградусным морозам, в меха оделись, мошенницы! С таким железным здоровьем они могли бы жить хоть на Марсе!
Секретарь, казалось, не слышал рассказа, задумавшись о чем-то своем. Рассеянно он произнес: «Впрочем» — и поднял палец, призывая собеседника к молчанию. Подозрительно посмотрел на ковер, потом на потолок.
— Что это за шум?
— Шум?
— Разве вы не слышите какой-то странный шум?
Начальник отдела общественных отношений поднял голову, прислушался.
— Я ничего не слышу…
— Теперь стало тише, — сказал секретарь, опуская пухлый палец. — Все, больше не слышно. Неужели вы не заметили? Странный такой шум, сначала под полом, потом на потолке… Не слышали?
Молодой человек широко открыл невинные голубые глаза.
— Совсем ничего не слышал, ваше превосходительство. Здесь, в комнате?
— Или снаружи, я не понял. Словно кто-то… — Он вытащил платок, вытер губы и вздохнул всей грудью. — Меня бы ничуть не удивило, если бы они решили установить тут магнитофон. Помните, этот американский делегат…
— Но, ваше превосходительство, он гость директора вооруженных и разоруженных консервативных классов!
— Я никому не доверяю. Почти никому, — поправился секретарь шепотом. Он устремил подозрительный взгляд на стол, на голубой балдахин над кроватью. — Где эти люди, там и эти чертовы магнитофоны. Впрочем, неважно, продолжайте, пожалуйста, продолжайте. А что пресс-секретарь?
— Bueno, вчера у него приключилась небольшая авария. Вы же знаете, ваше превосходительство, какое у нас движение! Теперь рука у него в гипсе, он сможет прибыть только завтра. Я уже заказал реактивный самолет, — энергично добавил молодой человек. — С тыла его будет прикрывать вооруженный отряд. Пресс-секретарь будет давать информацию по телефону до самого закрытия, когда на специальном самолете прилетят фотографы, иностранные корреспонденты, проклятые телевизионщики. В общем, будет большой съезд. Finis coronat opus — конец — делу венец.
— Но начало плохое, ему бы следовало уже быть здесь, — расстроился секретарь. Он взял стакан с молоком, сделал глоток и с недовольным выражением лица сказал: — Меня очень беспокоит, что мы останемся без газет. Не знаю, чем обернется идея представителя Крыскомитета отстранить журналистов. Не знаю, не знаю.
— Извините меня, ваше превосходительство, но мне кажется, недоступность повышает авторитет. Известно, что некоторое расстояние, таинственность волнуют массы больше, чем ежедневный контакт через прессу. Мы будем давать скупую информацию до самого закрытия, когда в бой вступят наши основные силы! Разве плохая тактика?
Дрожащими пальцами секретарь потеребил пуговицы жилета. Скрестил руки и стал разглядывать свои отполированные ногти.
— Хорошая тактика, молодой человек, — это влиять на средства информации от начала и до конца. Такова цель. А этот пресс-секретарь со сломанной ногой все испортил.
— Рукой, ваше превосходительство, точнее, предплечьем. Секретарь с трудом повернулся вправо, потом влево.
Нахмурился. Пошевелил пальцами. Посмотрел на покоящуюся на подушке ногу.
— Сегодня же позвоните ему и скажите, со стратегической точки зрения крысы находятся под контролем. Никаких деталей. Только подчеркните, что крысы находятся под полным контролем. Соединяют долго?
— Bueno, около получаса. Заказать сейчас, ваше превосходительство?
Секретарь поднял палец, приоткрыл рот. Повернул кресло к окну. Потом медленно обернулся к камину.
— Вы слышите? Слышите? Сейчас еще громче.
Молодой человек приставил ладонь к уху. Он так старательно прислушивался, что у него покраснел лоб. Он встал и на цыпочках подошел к камину.
— Здесь, ваше превосходительство? Я ничего не слышу.
— Шумит, словно море. То громче, то тише, волнами… Словно где-то рядом дышит вулкан… А в то же время очень далеко. Стихает… — В изнеможении он откинулся на спинку кресла. Вытер вспотевший подбородок. — А вы так ничего и не слышали?
Начальник отдела общественных отношений в недоумении поднял брови. Заглянул в камин. За кресло. Поднял штору и посмотрел в окно.
— На газоне двое служащих. Шоферы, кажется… Эй, вы, там! — крикнул он, помахав рукой, и закрыл окно. — Ушли. Мне показалось, они возбуждены, может быть, ссорились. Но думаю, они тут ни при чем. А я ничем не могу быть полезен, ваше превосходительство. Я плохо слышу на это ухо… Sorry…
— А я слышу очень хорошо, у меня, наверное, обостренный слух. Когда начинались революции в тридцать втором и шестьдесят четвертом годах, я всегда первым чувствовал неладное. Первым! Помню, как однажды вечером я сказал своим друзьям: враг близко, а они подняли меня на смех: глупости, ты перебрал… В тот вечер мы пили чудесное вино. Но когда стали выходить, оказалось, что мы окружены.
Начальник отдела общественных отношений подозрительно взглянул на бронзовую статуэтку, стоявшую на камине. Она изображала пышную даму с повязкой на глазах, с мечом и весами. Он протянул руку к весам. Провел пальцем по пыльным чашкам. Поглядел на палец и потихоньку вытер его о спинку кресла.
— Ваше превосходительство, мне провести проверку?
Секретарь с болезненной гримасой вытянул ногу.
Вздохнул.
— Впрочем, неважно. Когда у меня приступ, я слышу, как чиркают спичкой в дальнем зале.
Молодой человек робко, с сочувствием показал на ногу:
— Это серьезно?
— Подагра.
— Болит, ваше превосходительство?
— Очень.
— Под Аккрой, под Аккрой… — пропел молодой человек, широко улыбаясь, и замер в полном молчании, исполнив свой музыкальный номер. Потом откашлялся и поправил галстук. — Bueno, есть такая песенка, ее распевает народ.
— Народ, народ, — со стоном в голосе повторил секретарь отдела общественного и личного благосостояния, скрестив руки на груди. — Говорят: народ, народ, а ведь это чистая абстракция.
— Абстракция, ваше превосходительство?
— Которая становится действительностью, когда крысы выгоняют обитателей трущоб из их жилищ. Или отгрызают сельским детям ноги. Тогда народ появляется на страницах левой печати. Желтой прессы. И все это чистой воды демагогия. Прямая связь с бомбами экстремистов, будь они неладны, эти выродки, сами они крысы, — вздохнул секретарь, медленно перебирая пуговицы на жилете. Нижнюю он расстегнул. — В Древнем Египте эту проблему решали с помощью кошек. Не понимаю, почему бы и нам не обойтись частной инициативой. Если бы каждая семья держала одну-двух прожорливых кошек…
— Но, ваше превосходительство, в городе не осталось ни одной кошки. Население их поело уже давно. Я слышал, что из кошек получается великолепный суп! Впрочем… — рука секретаря повисла в воздухе, — уже темнеет, не правда ли?
Молодой человек зажег свет. Глаза его смеялись.
— А ночью все кошки серы! — Потом добавил серьезно: — Семь часов, ваше превосходительство. В восемь — ужин, стол будет украшен только орхидеями и фруктами, изысканный местный колорит. Красота! Я велел привезти с Севера великолепные ананасы. И лангусты. Шеф-повар в полном восторге — таких крупных лангустов он в жизни не видывал! Bueno, я хотел заказать какое-нибудь местное хорошее вино, но засомневался: а вдруг от него будет болеть голова? Подумайте только, ваше превосходительство, ведь и такое может быть. Я счел более благоразумным заказать чилийское.
— С каких виноградников?
— Конечно Пиночета.
Секретарь отдела общественного и личного благосостояния печально посмотрел на свою ногу.
— Мне бульон без соли и жидкую кашку. Попозже, может быть… — Он умолк. На лице его отразилось изумление. — А теперь вы слышали? Громко же, очень громко! Слышали?
Начальник отдела общественных отношений вскочил на ноги. Прижал руки к покрасневшим щекам.
— Да, да, ваше превосходительство! Это из-под пола, пол трясется! Что это?
— Я же говорил, я же говорил! Секретарь, казалось, был счастлив. — Я никогда не ошибаюсь, никогда! Я уже несколько часов слышу это, но не хотел говорить, вы бы подумали, что у меня галлюцинации. Мы как будто на вулкане, и сейчас начнется извержение.
— На вулкане?
— Или на бомбе, есть такие бомбы, которые перед тем, как взорваться, издают подобные звуки!
— О боже! — воскликнул молодой человек и кинулся к двери. — Я сейчас все выясню. Не беспокойтесь, ваше превосходительство, все будет в порядке. Я скоро вернусь. Боже мой, вулкан!..
Когда он закрывал за собой дверь, открылась дверь напротив, и показалось улыбающееся личико. Белокурые волосы были стянуты на затылке желтым бантом.
— What is that?
— Perhaps nothing, perhaps something, — ответил он, машинально улыбаясь, и помахал ей дрожащей рукой: — Supper at eight, Miss Gloria.
И заторопился, заметив в коридоре директора вооруженных и разоруженных консервативных классов в зеленом бархатном халате. Молодой человек склонил голову, посторонился, давая дорогу, сказал «ваше превосходительство» и хотел идти дальше, но проход загородила зеленая бархатная гора:
— Что за шум?
— Bueno, я не знаю, ваше превосходительство, как раз иду разузнать, сейчас вернусь. Непонятно, что это такое. И так громко!
Директор вооруженных и разоруженных консервативных классов понюхал воздух:
— А запах? Шум стих, но запах откуда? — Он нахмурился: — Безобразие! Запах, шум… И телефон не работает, почему не работает телефон? Мне надо срочно позвонить в Президиум, а телефон молчит!
— Молчит? Но я сегодня звонил раз десять… В Голубом салоне пробовали, ваше превосходительство?
— Я оттуда и иду, там тоже молчит. Безобразие! Найдите моего шофера, пусть посмотрит, работает ли телефон в моей машине, мне срочно надо позвонить.
— Не волнуйтесь, ваше превосходительство, я приму меры и сейчас же вернусь. А теперь пойду, с вашего разрешения. — Молодой человек поклонился и направился к лестнице. На первой ступеньке остановился: — Но что это значит? Кто мне скажет, что это значит?
По вестибюлю, задыхаясь, бежал шеф-повар без колпака, в рваном фартуке. Молодой человек сердито взмахнул рукой и поспешил ему навстречу.
— Почему вы здесь и в таком виде?
Повар обтер фартуком испачканные в томатном соке руки.
— Ужас! Страх-то какой!
— Не кричите, зачем кричать, успокойтесь. — Молодой человек взял повара за руку и увлек в угол. — Держите себя в руках. Что случилось? Но кричать не надо, истерик я не потерплю. Так что же случилось?
— Они съели все — лангустов, кур, бататы! Все подчистую! В кастрюле не осталось ни зернышка риса! Они все съели, а что не успели, унесли с собой.
— Но кто «они»? Кто съел все?
— Крысы, доктор, крысы!
— Крысы? Какие крысы?
Шеф-повар сорвал с себя фартук, скомкал его.
— Я ухожу, я не останусь здесь ни минуты, по-моему, мы оказались прямо в ихнем царстве, клянусь своей матерью, я чуть не умер со страха, когда эта туча полезла в окна, в двери, через потолок. Спасибо, хоть нас с Эуклидией не тронули! Даже салфетки сожрали, только в холодильник не влезли — он был закрыт. Но в кухне пусто, шаром покати!
— Они все еще там?
— Нет, ушли, как пришли, визжат, точно сумасшедшие, я уже раньше слышал шум, мне показалось, вода шумит под полом, потом как стукнет, как завоет… Эуклидия сбивала майонез, и когда началась тряска, она решила, что это привидения… Тут они и полезли, в окна, в двери, куда ни глянь — всюду крысы, и вот такущие! Эуклидия вскочила на плиту, я на стол, хотел вырвать курицу, которую одна тварь прямо у меня из-под носа выхватила, швырнул в нее банку с томатным соком, а она… Она бросила курицу, встала на задние лапы и пошла на меня. Это был человек, переодетый крысой, клянусь матерью, человек!
— Боже мой, что же это такое?.. А как с ужином?
— С ужином? Вы говорите «ужин»? Луковицы, и той не осталось! Одна из этих гадин перевернула кастрюлю с лангустами, бульон разлился… как они накинулись! Одного не пойму: почему они не сварились заживо в кипящем бульоне? Святой истинный крест, так и было! Все, я ухожу!
— Подождите, успокойтесь! А прислуга? Прислуга знает?
— Прислуга, доктор? Прислуга? Все убежали, дураков нет. На вашем месте я бы сам всех отослал отсюда. Я здесь не останусь, хоть убейте!
— Минутку, подождите! Поймите, нельзя терять голову. Возвращайтесь в кухню, откройте консервы, консервы наверное, остались? И холодильник был закрыт, значит, там что-то есть. Приготовьте ужин как сможете, ясно?
— Ну нет! Хоть убейте, не останусь!
— Слушайте, что вам говорят: идите на кухню и выполняйте свой долг. Главное, чтобы гости ни о чем не узнали, я отвечаю за это, понятно вам? Я сейчас еду в город, привезу продукты и вооруженных до зубов охранников, и ни одна мышь сюда не проскользнет!
— А как вы собираетесь добираться до города? Разве что пешком…
Начальник отдела общественных отношений выпрямился и побагровел от ярости. Он зажмурился, сжал кулаки и уже хотел было стукнуть по стене, но сдержался, услышав голоса на втором этаже, и прошипел сквозь зубы:
— Трусы, сволочи! Вы говорите, прислуга не оставила ни одной машины? Да? Они забрали все машины?
— Ничего они не забрали, на своих двоих убежали — все машины испорчены, Хосе каждую испробовал. Крысы съели проводку! Оставайтесь здесь, если хотите, а я пошел!
Молодой человек прислонился к стене. Сейчас он был мертвенно-бледен. «Значит, и телефон…» — прошептал он, вперив застывший взгляд в фартук, брошенный поваром на ковре. На втором этаже голосов прибавилось. Хлопнула дверь. Он забился в угол, но услышал крики — звали его. Молча следил он за шлепанцем с плюшевой отделкой, который промелькнул в двух шагах от скомканного фартука, шлепанец скользил подошвой вверх, и очень быстро, словно ехал на колесиках или его кто-то тянул за невидимую веревочку. Это было последнее, что он видел. В эту минуту дом содрогнулся до самого основания. Погас свет. И началось нашествие… Точно кто-то высыпал над крышей мешок огромных камней, и теперь они обрушились вниз густой массой тел, визга и блестящих черных глазок. Когда из его брюк вырвали клок, он побежал по шевелящемуся полу, влетел в кухню вместе с сыпавшимися ему на голову крысами и открыл холодильник. Выхватил из него полки, нашарив их в темноте, выкинул консервные банки, стукнул бутылкой по голове с черными глазками, которая мелькнула в ящике для овощей, вышвырнул крысу и вскочил внутрь. Он закрыл дверцу, но чтобы холодильник не захлопнулся, подставил палец. Почувствовав первый укус, он заменил палец галстуком.
Во время подробного расследования, которое велось с целью выяснить все обстоятельства того вечера, начальник отдела общественных отношений никак не мог вспомнить, сколько времени он просидел в холодильнике, где на голову ему капала ледяная вода, где он был вынужден сидеть свернувшись в комочек, а руки сводило судорогой, открытым ртом он прижимался к узкой щели, в которую то и дело заглядывали крысиные морды. Помнил он только, что во всем доме тишина наступила внезапно — ни звука, ни шевеления, ничего. Он приоткрыл дверцу холодильника, выглянул наружу. В опустошенную кухню пробивался узкий лунный луч. Он прошелся по дому, в котором не оставалось ничего — ни мебели, ни занавесей, ни ковров. Только голые стены. И тьма. Вдруг он услышал таинственный, приглушенный шепот, казалось, он доносился из конференц-зала. Тогда ему стало ясно, что все они собрались там, за закрытыми дверями. Как он выбрался в поле, он не помнил, не помнил, как бежал, а пробежал он много километров. Уже издалека он посмотрел назад и увидел ярко освещенный дом.