– Здравствуйте, госпожа Айше. Да, сегодня у секретарши выходной… когда вам будет удобно приехать? Я запишу…
– У тебя клиент? – Айше знала манеру брата говорить по телефону так, как будто ему звонит некто очень важный и богатый. Обычно он делал это, если рядом кто-нибудь был. Все равно кто: клиент, жена или уборщица, моющая в офисе полы. Берег свой имидж безумно занятого человека, день которого расписан по минутам и на прием к которому не рвется разве что английская королева.
– Можно я к тебе сегодня заеду? Мне очень надо кое о чем посоветоваться.
– Одну минуточку, я сверюсь с ежедневником. С одиннадцати до двенадцати я должен быть в суде, потом у меня встреча с…
– Подожди, – перебила Айше, не в силах вынести это неторопливое перечисление. – Я могу приехать только с часу до двух, но это очень важно. Я все равно приеду, придумай что-нибудь, ладно? Мне надо на лекцию бежать, я вешаю трубку, можешь дальше в пустоту сколько хочешь говорить!
– Разумеется, госпожа Айше, если это срочно, я постараюсь договориться с клиентами и перенести встречи на удобное время, – большую часть фразы Мустафа говорил, уже когда сестра повесила трубку. Интересно, что у ней стряслось? Надеюсь, не с Октаем! Надо с ней серьезно поговорить, а то упустит такой шанс… – Да-да, непременно договорюсь, чтобы место на стоянке вам оставили, как обычно. Ваш шофер знает где… – говорил господин адвокат, прекрасно знающий, что у сестры нет ни шофера, ни машины.
Но студентка, претендующая на место ассистентки в его конторе, уже сидит в приемной, а стена между приемной и офисом – всего лишь встроенный стеллаж с книгами, папками и бумагами. И если говорить четко и громко (а на это господин адвокат был мастер), то там все прекрасно слышно. Вот и пусть примет к сведению, с кем имеет дело.
Он взглянул на определитель номера: звонит из дома, а говорит, что на лекцию бежит. Никогда врать не научится. К половине второго должна прийти новая секретарша, но с ней он разберется быстро, в присутствии Айше или нет – все равно.
Секретарши в его офисе подолгу не задерживались, и, нанимая на работу очередную девицу, он никогда к ней всерьез не приглядывался. Его не слишком заботили их профессиональные навыки: в конце концов, работы у него не так много; напечатать несколько бумажек в день любая сможет; а чем меньше она умеет и знает, тем меньше ей нужно платить.
Он никогда не понимал тех, кто заботится о привлекательности, любезности, еще каких-то особенных свойствах секретарш – зачем? Разве важно, какого цвета корпус у компьютера или выключатель у лампы? Лишь бы работали.
Мустафа Демирли относился к своим служащим с полнейшим равнодушием; его, пожалуй, могла не устроить только совсем неграмотная секретарша, вообще не умеющая читать и писать. А в остальном… Он умел заставить работать самых ленивых и легкомысленных девчонок, которые побаивались его строгого, абсолютно безразличного к их улыбкам и прелестям взгляда, легко останавливал болтушек и любопытных, не давал сложных заданий бестолковым.
Его коллеги предпочитали профессиональных, дипломированных секретарш с приличным опытом работы, знанием иностранного языка, умением пользоваться компьютером, даже с юридическим (пусть незаконченным) образованием. Таким можно поручить самостоятельно составить документ, сделать важный звонок, разобрать поступившую почту без риска, что потом эту работу придется переделывать. Но таким надо хорошо платить, не оставлять их на весь вечер в конторе, если есть срочные дела, давать им нормальные выходные и оплачивать отпуск.
Когда Мустафа Демирли стал полновластным хозяином адвокатской конторы, он и помыслить не мог о такой роскоши, как секретарша. Ему казалось, что он никогда не сможет заработать столько, чтобы оплачивать аренду офиса, платить налоги, содержать семью… он привык экономить.
Экономил гроши с юности, когда взвалил на себя заботы об Айше. Экономил, чтобы получить-таки образование. Экономил, когда женился по любви на бесприданнице Эмель, хотя на серьезного высокого юношу поглядывала дочь тогдашнего владельца конторы.
Экономия стала его привычкой; привычка, как говорится, второй натурой; бережливость и умеренность давно переросли в скупость, и если он не отказывал себе в хорошем костюме (ради клиентов, разумеется!), то уж переплачивать девчонкам, отвечающим на телефонные звонки и делающим кучу опечаток, считал непозволительной роскошью.
И секретарши сменялись. Сначала радовались, что так легко, без всяких тестов и испытательных сроков нашли работу в солидной конторе солидного адвоката; потом надеялись, что босс скоро поймет, какие они умницы и лапочки, и повысит зарплату; потом раздражались из-за бесконечных придирок хозяина, не выносившего минутного опоздания и ничтожной пропущенной запятой; потом терпели какое-то время, полагая, что так быстро увольняться неловко, но втайне начинали обращать внимание на газетные объявления «Требуются…»
Словом, на телефонные звонки преуспевающему адвокату Мустафе Демирли часто приходилось отвечать самому. Что, конечно, несолидно и наносит ущерб репутации. И он был доволен, что сразу поставил на место сестру с ее насмешливым заявлением:
– Что, братец, опять от тебя сбежала секретарша?
Почему «сбежала»? Уволилась, и все.
Эта, между прочим, даже не предупредила об уходе, просто не пришла в понедельник на работу; сегодня четверг, а от нее, как говорится, ни слуху ни духу. Хорошо, что Мустафа уже во вторник дал свое обычное объявление в газету: он сразу понял, что эта вертушка (как ее звали-то?) больше в его офисе не появится. Слишком красива для такой работы.
И слава Богу, что сама ушла: скоро ее все равно бы пришлось уволить. Начала строить глазки и демонстрировать свои коленки, а Мустафа этого терпеть не мог. Конечно, двадцатилетние девушки всегда строят глазки, на это и внимания обращать не стоит.
Айше никогда не одобряла отношения брата к секретаршам, Мустафа это знал, и старался не обсуждать эту тему с сестрой и не приглашать ее к себе на работу слишком часто.
Но Айше и не стремилась к этому. Ей было некогда.
Сегодня она напросилась к нему в офис только потому, что дел, которые надо было успеть сделать, оказалось… сколько же? Она, едва проснувшись, попыталась составить что-то вроде списка: зайти к старой соседке, зайти (можно забежать, тут без церемоний) к Софии, поговорить с Сибел (нельзя же ее не предупредить, что ей все же предстоит впустить в квартиру полицейского!), посоветоваться с братом, позвонить господину Кемалю и договориться о встрече (не по телефону же признаваться в нагроможденном вранье!), к трем часам быть, разумеется, в университете на лекции, для чего надо, между прочим, привести себя в порядок, надеть лучший деловой костюм, накраситься хоть чуть-чуть… А значит, скорее вставать и заодно приготовить завтрак не только себе, но и Октаю!
Впрочем, потянувшись и проснувшись окончательно, она поняла, что Октая рядом уже нет. Кажется, он что-то говорил об утреннем приеме в поликлинике? Как это Сибел удается запомнить распорядок дня и мужа, и старшей дочери, и средней, и режим младшей? У Айше бы ум за разум зашел. Во всяком случае, завтрак для Октая из мысленного списка вычеркивается, сама она обойдется растворимым кофе с печеньем, но все остальные дела все равно не желали выстраиваться в стройный список под номерами, а громоздились в голове совершенно беспорядочной безобразной кучей. Лучше, наверное, для начала принять вертикальное положение. Она скосила глаза на часы, стоявшие около постели. Восемь. Уже или еще? Сибел встает самое позднее в полседьмого и кормит завтраком всю семью… Может, и правда лучше не выходить замуж?..
Айше резко встала и поняла, что если немедленно не разберется с делами, запланированными на сегодня, то разобраться с более масштабными жизненными проблемами ей никогда не удастся. Сплошной беспорядок: в квартире, в мыслях, в сегодняшнем дне, вообще в жизни. Надо, в конце концов, отделить важное от неважного! Что самое важное для любой нормальной женщины? Семья или взаимоотношения с любимыми людьми – женихом, родителями, братьями, друзьями; работа, если так вышло, что она есть; какое-нибудь безобидное хобби, вроде вязания; заботы о внешнем виде… Или, пожалуй, нет, и в этот список уже затесались вещи совершенно необязательные. Какое, к черту, вязание?!
Айше машинально одевалась, ставила чайник, доставала из шкафа костюм.
Заглянув в гостиную, она с неудовольствием наткнулась взглядом на неубранные с вечера пепельницу с окурками и Катины подарки. Хорошо хоть чайную посуду вчера отнесла-таки на кухню. Нет, так нельзя! Надо научиться жить, как Сибел. И мыслить тоже. Расклассифицировать все дела, как она. Хоть на сегодня.
Айше слегка воодушевилась и попыталась войти в роль.
Если Сибел надо переделать кучу дел, она сначала отбрасывает те, которые можно сделать не сегодня. Потом определяет, как она выражается, приоритеты. То есть выясняет, что действительно важно и неотложно, а что не очень. Именно это и пыталась сделать Айше только что. Значит, ход рассуждений был правильным.
Айше подняла глаза от окурков и разбросанных книг и свертков – в окне сверкало синевой море, ярко выделялись на его фоне черепичные крыши, цвели и зеленели какие-то деревья… Без очков Айше не видела четких контуров, цветовые пятна возникали как будто из ничего, она подчас не могла точно сказать, то ли это стена дома, то ли так причудливо освещено цветущее дерево, но от этого пейзаж не утрачивал очарования, а напротив, казался слегка размытой нежной акварелью. Она смотрела в окно каждое утро, и всегда боялась, что однажды этот вид покажется ей знакомым до мельчайших деталей, надоевшим и привычным, а тогда где же она будет черпать ежеутреннюю порцию хорошего настроения?
Она выросла в районе, откуда никогда не видно моря. Близкого, казалось бы, но недоступного для бедняков. Теперь море было ее собственностью: частью не только ее жизни, но даже квартиры… какое счастье.
Небо, море и крыши, как всегда, развеселили ее, и на кухню к закипевшему чайнику она шла уже более уверенной походкой.
«Если бы я была как Сибел, то прихватила бы из гостиной пепельницу, чтобы вымыть! Но ты, дорогая моя, способна только видами любоваться, – с упреком сказала она себе. – Сибел, скорее всего, даже не знает, какой у нее вид из окна. Зато она всегда знает, что важно, а что неважно. И поэтому все успевает».
Попробуем сначала.
Важно: любовь, работа и, наверное, здоровье, но с ним, слава богу, пока все в порядке.
А чем заполнен день? Три разговора с соседками, встреча с братом (но не как с братом, а как с адвокатом!), значит, так и говори: встреча с адвокатом и полицейским; лекция в университете попала в твой план просто потому, что ее нельзя отменить, любимый человек в твои планы сегодня не входит (бессовестная ты, Айше, что за формулировки!), о любимом романе и о научных исследованиях ты вообще забыла.
Очень мило: весь день забит тем, что неважно, а на настоящие, нужные дела времени не остается. Хотя почему неважно? Ты оказалась втянутой в историю с убийством, позволила запутать себя во лжи, и сегодняшний день придется потратить на то, чтобы из всего этого благополучно выбраться. И обрести душевное спокойствие. Правильно, это тоже очень важно – чистая совесть и отсутствие лжи. Ложь портит все: отравляет любовь, отвлекает от работы и творчества. Но, кажется, для Сибел это не так важно. Она как-то ухитряется совместить мелкую ложь со своей упорядоченной жизнью. А из этой мелкой лжи вырастает большая, и вообще черт-те что вырастает!
Ложь утомительна и отнимает время – странно, что Сибел этого не понимает.
Вот сегодня весь день уйдет на борьбу с небольшой вчерашней ложью. Ну и пусть! Зато потом можно будет спокойно жить и заниматься своими проблемами и делами. Только своими. Нет, мне все равно не быть такой, как Сибел. Поэтому надо поступить наоборот: быстро расправиться с мелкими, неважными делами и больше времени потратить на важные. И ничего из намеченного не оставлять на завтра – завтра я хочу жить без вранья!
Приняв такое не слишком вразумительное решение и не заметив того, что финал ее рассуждений мало отличался от их начала, Айше оделась для окончательного выхода из дома (мало ли, чем обернутся разговоры с соседками) и первым делом отправилась к старой даме.
Айше не могла предположить, о чем пойдет речь, и после первого же вопроса Мерием о пропавшей девушке стала жалеть, что зашла к ней первой. Думала, ее проблемы никак не связаны с этим проклятым делом, а оказывается, что отныне все, что происходит с ней, Айше Демирли, имеет отношение к убийству. Как в хорошем детективе: ни одной сцены просто так, все детали и разговоры работают на главную сюжетную линию, читателю нельзя отвлекаться и расслабляться. Пропустишь описание или реплику в диалоге – потом пеняй на себя, что не нашел разгадки.
«Я как будто поселилась в детективном романе! – думала Айше после визита к госпоже Мерием. Она помедлила на лестничной площадке и решительно направилась наверх – к себе, а не вниз – к Софии. – Я больше не могу говорить об этой девице! Я ее никогда не видела, но она мне до смерти надоела. Позвоню Мустафе и поеду к нему. Посоветуюсь с ним, а потом предупрежу Сибел. По телефону – так проще, а то она меня опять уговорит. А как же София?..»
У брата никто не взял трубку: наверно, еще рано. Нет, пол-одиннадцатого. Может, он в суде? Или уехал по делу? А секретарша где?
Айше постояла около телефона и набрала номер Софии.
– Алё! – раздался в трубке детский голосок.
– Эрим, доброе утро, это тетя Айше. Мама дома?
– Привет! – не по годам развитый пятилетний Эрим пренебрегал этикетом и ко всем обращался одинаково – от своих маленьких приятелей до весьма немолодых особ. – Приходи, мама сейчас придет. Она тебе велела ее ждать. А мне велела тебе велеть, – мальчик слегка запутался в своих глаголах.
– Эрим, скажи маме, что я зайду вечером, ладно? У меня много работы, – Айше поймала себя на лжи и по-настоящему разозлилась. Сколько можно? Эта история началась только вчера, а в который раз приходится лгать? Считается, правда, что детей обманывать можно, но Айше никогда не думала, что это правильно. – Вернее, мне некогда, я должна уехать. Но вечером зайду обязательно. У вас все в порядке?
– Конечно. Мне змея воздушного купили!
– Прекрасно. Мама здорова? – на всякий случай спросила Айше, хотя и без того знала: даже если София больна, жаловаться она не станет, и ее родные иногда вообще не догадываются, что она ходит с температурой.
– Она нервничает, – важно заявил Эрим. – Брат едет в Англию и не хочет жениться. А его девочка звонит и плачет. Мама ее ждала-ждала и не пошла со мной змея запускать, а она не пришла, а мама теперь нервничает.
«Только этого не хватало, – подумала Айше. – Еще одна девушка куда-то не пришла! Или…».
– Когда ты собирался своего змея запускать? – осторожно спросила она мальчика.
– Послезавтра… или как это? послевчера?
– Позавчера?
– Да, правильно, поза… позавчера.
– Ладно, Эрим, скажи маме, что я звонила. Не забудь, хорошо?
– Не забуду, пока!
«Не хватало только, чтобы София тоже оказалась запутанной в эту непонятную историю! Нет-нет! Это совсем другая девушка и совсем другой сюжет. Я должна в это поверить хотя бы до вечера. А вечером все выяснится. Только бы не София!» – мысли у Айше беспорядочно наплывали одна на другую, она взглянула на часы и снова набрала номер конторы брата.
На этот раз он оказался на месте. Договорившись о встрече и повесив трубку в середине вежливой длинной фразы брата, Айше вдруг задумалась, как меняются люди.
Когда-то, в самом начале самостоятельной карьеры, Мустафа стал играть в этакого солидного, вечно занятого, осаждаемого важными клиентами адвоката, и Айше тогда с удовольствием подыгрывала ему. Между ними бывали особые договоренности, что она, например, позвонит ему два-три раза в течение получаса – разумеется, в то время, когда в офисе будет его единственный, долгожданный клиент. Как они потом смеялись над устроенными мини-спектаклями!
Но вот прошли годы, а брат продолжает носить раз надетую маску, хотя недостатка в клиентах у него давно нет; он, похоже, уже не ощущает, что это маска, а она, Айше, не желает больше подавать реплики в разыгрываемых на ее глазах скетчах.
«Интересно, кто из нас изменился? Или мы оба? Брат постарел, а я повзрослела? Или, наоборот, он все такой же юный шутник, а я занудная немолодая учительница?»
Время до встречи с братом еще оставалось, и Айше решила, что надо потратить его на что-то приятное. И важное – напомнила она себе. Через минуту она уже листала рукопись, в которую вчера так и не удосужилась заглянуть. Написано пять с половиной глав, придуман и продуман весь сюжет, но третья глава никак не желала заканчиваться так, чтобы роман хотелось читать дальше. С этим надо было что-то делать. Писать следующие главы, не доведя до конца третью, не хотелось.
Айше перелистала страницы, чтобы вернуться к этой злосчастной главе, и взгляд ее упал на ею же сочиненные, но уже забытые строки:
«Адвокат Хасан Айхан закрыл дверь офиса и с удовольствием взглянул на табличку со своим именем, прибитую к ней». Похож ли этот самодовольный адвокат, замешанный к тому же в ее сюжете во множество грязных историй, на ее брата? Трудно сказать. Вообще-то Айше не думала о Мустафе, придумывая этого персонажа. А вдруг он узнает в герое себя? Так ведь нередко бывает.
Как тогда объяснить ему, что литературные персонажи не списываются с родственников и знакомых? Но как и откуда они берутся?
Впрочем, роман не дописан, да и вряд ли он будет напечатан.
Айше представила на секундочку, какая реакция коллег ее ожидает. На академической карьере можно будет ставить крест: доктор филологии – автор детективного романа с феминистским уклоном! Скандал да и только! А если учесть, что в ее сюжете упоминаются такие кошмарные вещи, как секс, восстановление девственности, инцест, то плохая репутация ей обеспечена. А если вдобавок половина знакомых станет метить в прототипы и обижаться?
«Но я не могу не писать этот роман! – думала Айше. – Я не знаю, откуда взялся в моей голове этот диковинный сюжет, про который многие наверняка скажут: так не бывает! Но я чувствую, что должна эту историю рассказать. И почему «не бывает»? В жизни и не такое бывает. Вот если я начну описывать, как две соседки сразу начали уговаривать меня выступить свидетельницей, а полицейский подошел на улице, как только я о нем подумала, а мой… друг переменился в лице, узнав об убийстве, а София не дождалась какую-то девушку, а русская соседка неожиданно приехала – да все это впихну в один день романного времени, вот тогда пусть не верят! А ведь все это только что случилось! И на фотографии что-то было знакомое… Наверное, так не бывает? А еще говорят: «Жизнь – не роман!»… «La vie n’est pas du cinéma!» – вспомнила она строчку из знаменитой французской песни. – Где-то у меня была кассета Мирей Матье… Хотя зачем она мне сейчас? Почему я отвлекаюсь на ерунду?»
Но Айше уже поняла, что мелодия эта возникла в ее памяти не просто так, а в какой-то объяснимой связи с той фотографией и что эта песенка теперь не отпустит ее, а будет звучать в голове до тех пор, пока… пока – что? Айше быстро закрыла папку с рукописью и почти побежала в прихожую.
Достав из сумочки маленький кусочек картона, она начала быстро набирать цифры мобильного телефона.
– Господин Кемаль?! – она даже не дослушала его «Алло?» – Это я… в смысле Айше Демирли…
– Доброе утро, госпожа Айше! Я вас узнал, – она вспомнила, как он объяснил это вчера, и почему-то обрадовалась. – У вас ничего не случилось? – его голос звучал обеспокоенно.
– Нет. Но нам обязательно нужно встретиться. Я должна вам кое-что рассказать.
– Когда вам удобно? Я могу подъехать, когда буду в ваших краях?
– Нет, я сейчас ухожу, у меня есть дела в центре, а в три лекция в университете. Я освобожусь в половине пятого.
– Тогда я подъеду в университет и подвезу вас домой. Мне все равно надо вечером поговорить с некоторыми жильцами вашего дома.
– Но мой факультет далеко… – попыталась возразить Айше, – вы потеряете время.
– Я знаю, где филологический факультет. И в том районе у меня тоже есть дела. Так что совмещу приятное с полезным.
– А что же здесь приятного? – Айше поймала себя на неожиданном кокетстве: она же знала, каким будет ответ.
– Встретиться с важным свидетелем, конечно, – ей казалось, что она видела его улыбку. – Я вас буду ждать с половины пятого до пяти на стоянке у вашего факультета.
– Хорошо, до встречи.
– До свидания, госпожа Айше.
План на день, который она так мучительно пыталась придумать, обрел смысл – Айше даже удивилась, как все вдруг встало на свои места и предстоящие дела не портили настроения и не казались бессмысленной тратой времени.
«Chiao, bambino, sorry», – зазвучала в голове знакомая мелодия. Айше всегда нравилась эта многоязычная песенка, но почему она вспомнилась именно сегодня?
«Чёрт, забыла сказать, чтобы он принес эту фотографию! Заслушалась про «приятное и полезное»! Совсем ничего не соображаешь! Теперь неудобно опять звонить. Или удобно? Октаю я бы тут же перезвонила. А при чем тут Октай, собственно говоря? Странно, что мы с ним вчера ни словом не обмолвились ни об убийстве, ни о полицейском, ни о том, что я – свидетель… Это неестественно. Так не бывает! – сказали бы все, если бы я такое описала в романе. А фото он наверняка принесет: ему же надо с какими-то соседями поговорить. Интересно, с кем он еще не встречался? Фатош и София всегда дома, Дениз я дня два не видела, в понедельник у нее была вечеринка или во вторник? Наверное, мужчин дома не было, он их и будет допрашивать».
Айше взяла сумочку, в который раз порадовавшись тому, что все материалы для лекций лежат в ее столе в университете: она не любила носить большие вместительные сумки. Спускаясь по лестнице, она вспомнила, что так и не вымыла пепельницу.
«Нет, не быть мне как Сибел!» – эта мысль, огорчавшая ее с утра, вдруг словно повернулась другим боком: «И не надо!» – сам собой пришел веселый вывод.
Вывеска конторы брата тоже позабавила Айше: эти старомодные золотые буквы, крупные и солидные, подчеркнуто не современные, все как будто «чересчур» и «слишком» – слишком большие, слишком яркие и блестящие, слишком заметные и броские…
«Безвкусица, – подумала Айше, – странно, что Эмель позволила ему такую вывеску. Интересно, он на нее любуется, закрывая дверь, как мой герой, или нет?»
Дверь офиса после ее звонка открылась не сразу, но, однако, до того, как даже нетерпеливой Айше могло показаться, что ей не открывают слишком долго. Она знала, что важных клиентов брат заранее высматривает в окно и ждет их около открытой двери. Значит, либо он сегодня не ждет никого, либо у него клиент, и тогда придется просидеть в приемной до его ухода. Жаль терять время.
Но по виду брата, по его неторопливым, радостным репликам Айше тут же поняла, что он один и никуда не торопится.
– Привет, сестренка! Прекрасно выглядишь. Что у тебя стряслось? Обычно ты мою контору не жалуешь.
– Не волнуйся, ничего страшного. Сейчас все расскажу. Ты не очень занят?
– Да нет, – брат взглянул на часы. – Скоро придет новая секретарша. Точнее, претендентка. Но я с ней быстро поговорю, мне же никаких особых навыков от нее не требуется. Надоело самому дверь открывать и на звонки отвечать. Несолидно, правильно? – Мустафа улыбался сестре, которая усаживалась в кресло, предназначенное для клиентов, напротив его стола.
– Правильно, – серьезным голосом ответила Айше. – При такой вывеске, как у тебя, надо держать двух секретарей, шофера, официанта и, как в Японии, специальную девушку для улыбок входящим и уходящим клиентам.
– Смеешься, – без малейшей обиды констатировал брат. – Посмотрел бы я на тебя, если бы ты занималась частной практикой. Везде бы двухметровыми буквами понаписала «Лучшие в мире уроки английского и французского языка»! Ладно, рассказывай! Хотя я, кажется, догадываюсь, что у тебя стряслось, – он чуть насмешливо улыбнулся. – Я уже говорил с Октаем.
– Сегодня? – удивилась Айше. «Неужели Октай так забеспокоился, что сразу бросился к адвокату? Или понял, что я влипла в эту историю по уши?»
– Почему сегодня? – в свою очередь удивился Мустафа. – Дня три назад. Я, честно говоря, не ожидал, что ты прибежишь советоваться. Раньше, помнится, прекрасно обходилась без моих советов. Во всяком случае, я польщен!
Айше озадаченно уставилась на брата. Кажется, они говорят о совершенно разных вещах? Она не без труда заставила себя отвлечься от мыслей об убитой девушке и предстоящей встрече с полицейским. Дня три назад? Что там было, в той спокойной жизни? Октай советовался с адвокатом? С какой стати?
– Итак, тебя можно поздравить, – хорошо поставленный голос брата звучал торжественно и вмиг подсказал Айше нужное направление мыслей. Ах, вот он о чем! Могла бы и сразу догадаться! – Я искренне рад. За вас обоих. Не хочется говорить очевидные вещи, но я уверен, что на этот раз ты не совершаешь ошибки, – он слегка выделил «на этот раз». – Это во всех отношениях удачный брак. Потому что любовь любовью, но есть вещи не менее важные. Мой брак, как ты понимаешь, в этом смысле плохой пример…
– Ну что ты говоришь! – возмутилась Айше. – Не смей возводить напраслину! Твой брак – один из лучших поступков в твоей жизни. Как тебе не стыдно! Эмель – просто сокровище, а ты превратил ее из художницы в домохозяйку и еще смеешь говорить о ней всякие гадости!
– Какие гадости? – во взгляде брата было неподдельное недоумение. – Я только сказал, что мой брак с точки зрения карьеры, связей, денег был не слишком удачен. Только с этой точки зрения. А Октай для тебя, повторяю, во всех отношениях прекрасная партия. Составить тебе брачный контракт?
– Ты что, смеешься? Какой контракт? Не знаю, что тебе наговорил Октай, но очередного предложения он мне не делал, а я, между прочим, еще не решила, принимать ли его.
– Очередного? Ты хочешь сказать, что он его тебе уже делал?
– А что в этом удивительного? – ощетинилась Айше. «Кажется, вчера Сибел говорила то же самое, а я отвечала то же самое. Как они мне все надоели!» – Ты, по-видимому, считаешь, что разведенной женщине никто не будет делать предложения? Или я так плоха и недостойна?
– Не злись, пожалуйста. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Иначе ты не была бы доктором наук. Просто если ты ему уже отказывала, то его «очередное», как ты выражаешься, предложение доказывает, что он действительно тебя любит. Так что не переборщи. Не каждый мужчина будет повторять свои предложения по несколько раз. Я бы не смог, например. Тебе не кажется, что ты рискуешь его потерять, и исключительно из-за глупого упрямства?
– Не знаю, – Айше сама удивилась своему равнодушию к обсуждаемому предмету. – А ты что, теперь выступаешь его адвокатом и в личной жизни тоже?
– Можешь считать, что да. Хотя он не уполномочивал меня что-либо обсуждать с тобой. Только сказал, что ваш брак – дело практически решенное, что вы на днях поедете смотреть дачу, которую он собирается купить, что летом он планирует взять отпуск и вы поедете куда-нибудь на медовый месяц.
– Ничего себе, новости! Лучше бы он это сказал не тебе, а мне!
– А у тебя есть возражения? – Айше показалось, что брат непонятно почему встревожился. – Я надеюсь, ты не собираешься «очередной» раз ему отказывать? Давай поговорим серьезно. Ну, забудь на минутку все свои феминистские штучки и подумай: тебе тридцать, ты разведена, ты небогата. Да, с другой стороны, ты хорошо выглядишь и одеваешься, у тебя прекрасная работа и хорошие перспективы и заработки. Но не более того. Ты умна. Не знаю, куда это отнести: это плюс или минус? – Мустафа чуть улыбнулся, чтобы сестра не обижалась и могла ненадолго расслабиться. За время адвокатской практики он приучил себя постоянно пользоваться маленькими риторическими хитростями. – Ты не умеешь вести домашнее хозяйство, не любишь готовить, ты много времени проводишь на работе – думаешь, это может понравиться мужчине? Или ты всерьез хочешь жить одна, не иметь детей, спутника жизни в старости…
– Послушай, – перебила его Айше. – Я пришла посоветоваться совсем по другому поводу. Это во-первых. А во-вторых, ты, по-моему, чересчур озабочен тем, чтобы выдать меня замуж. Интересно, почему?
Айше загадала: если в ответе брата первая фраза будет со словом «ты» – значит, он хочет, чтобы она просто благополучно вышла замуж. А если со словом «Октай» – значит, ему хочется выдать ее именно за него. Она еще не придумала, что будет означать, если Мустафа скажет «вы с Октаем», когда он заговорил:
– Потому что лучше Октая ты никого не найдешь!
Айше попыталась прикинуть, как ей оценить сказанное братом по придуманной системе. Все-таки слово «Октай» опередило слово «ты»!
– О чем ты только думаешь? Ты, наверно, даже не представляешь себе, что такое «доктор Октай Гюльолу»! Конечно, ты выше материальных соображений, ты газет не читаешь…
– А при чем здесь газеты?
– А при том, моя дорогая возвышенная Айше, что если бы ты заглядывала в местные газеты, то видела бы и статьи о нем, и рекламу его методики лечения глазных болезней, и интервью с ним. И лучше представляла бы себе, с кем имеешь дело.
– Но он никогда не говорил, что о нем писали в газетах! Ни разу!
– Что, между прочим, тоже говорит в его пользу. Или ты и с этим не согласна?
– Да, то есть нет, то есть я не знаю… – Айше чувствовала, что мысли ее путаются, а вслед за ними становятся беспорядочными и несвязными слова, которые она произносит. Чего профессиональный филолог никогда не должен допускать. Поэтому она быстро сосредоточилась, приказала себе выкинуть из головы Октая, газеты, в которых о нем, оказывается, пишут, и тот факт, что он никогда об этом не упоминал.
«Я не хочу все это обсуждать! Точнее, хочу, но не знаю – с кем. Не с братом. Не с Сибел и не с Софией. Они все чувствуют и понимают не так, как я. Неужели к тридцати годам у меня нет никого, с кем я могла бы поговорить, ничего не скрывая и не притворяясь? Ну и дела!» – но Айше тут же приказала и этим мыслям если не уйти прочь, то хоть умолкнуть на время.
– Я пришла поговорить об убийстве, – решительно сказала она Мустафе, резко сменив тему.
– Да, кстати, что это у вас там за убийство? – Мустафа, казалось, не обратил внимания на перемену тона сестры: он привык, что его клиенты периодически не желают обсуждать некоторые вопросы и любят резко осадить адвоката, чтобы не лез слишком глубоко в их личную жизнь.
– А откуда ты знаешь про наше убийство? – удивленно спросила Айше.
– Утром заезжал муж твоей Сибел, а его вчера вечером полицейский допрашивал. Вернее, не допрашивал, а просто интересовался, не встречал ли Мехмет убитую.
– И что же он так перепугался, что сразу помчался к адвокату?
– Да нет, он совсем по другому делу приехал – насчет ипотеки и контракта. Заодно и про убийство рассказал.
– А ты знаешь, что ее убили в той самой квартире, которую они покупают?
– Знаю, – недовольно поморщился Мустафа. – Мне из-за этого уже из полиции звонили. У этого Мехмета хватило ума ляпнуть, что я недавно в этой квартире был. И теперь они заявятся за отпечатками пальцев. Кто его за язык тянул? И ведь вдобавок врет, что ничего полиции не говорил!
– Он и правда не говорил. Это я сказала.
– Ты? – Мустафа изумленно уставился на сестру. – Ну, знаешь ли… Ты с ума сошла? Ты хоть можешь объяснить, зачем ты это сделала?!
– А что в этом такого? Во-первых, не люблю врать, а во-вторых, когда я это сказала, то еще не знала, что убийство совершено именно там. И, кажется, даже вообще не знала про убийство. Нас же спрашивали, не встречали ли мы эту девушку – и все. А потом спросили, бывали ли мы в той квартире.
– Кто это «мы»?
– Я и Октай. И всех соседей так же опрашивали.
– Ну хорошо, а зачем было впутывать в эту историю меня? Тебя разве спрашивали: «Был ли ваш брат в этой квартире?»?
– Нет, конечно. Но я подумала, что… ну, в этом ведь нет ничего плохого. Если мы там были, то зачем это скрывать? Пусть возьмут отпечатки, если им это нужно. Может, убийцу быстрее найдут.
– Ты об этом и хотела со мной посоветоваться? – взгляд Мустафы смягчился: он подумал, что сестра, сделав глупость, запаниковала и решила его срочно предупредить о возможных звонках и визитах полицейских. – Только ты опоздала. Жаль, что ты мне по телефону не сказала, в чем дело. Я был бы морально готов, когда позвонили из полиции.
– Я решила, что это не телефонный разговор. И потом ведь у тебя кто-то был, ты же обычное телефонное шоу устраивал! – Айше не сказала ни слова неправды и похвалила себя за это. Решение пришло мгновенно: «Я не буду с ним советоваться. Зачем? Я же все уже решила. Я скажу всю правду этому полицейскому, даже если это не понравится брату, Сибел, Октаю. Не знаю, почему, но я уверена, что им – всем! – это не понравится. Зачем я вообще хотела советоваться с Мустафой? Чтобы он похвалил меня за принятое решение?»
– У меня была стажерка, и я вполне мог тебя выслушать. Если бы соизволила ясно и четко сообщить, в чем дело…
Год назад Мустафа начал использовать в своей конторе стажеров. Он, не скрывая самодовольства, рассказал Айше, что выпускникам университета становится все труднее устроиться на работу: никто не хочет брать молодежь без опыта и стажа. Поэтому студенты старших курсов юридических факультетов готовы бесплатно работать на любого, кто потом напишет им похвальную характеристику и подтвердит, что они год или два совмещали учебу со службой в какой-либо фирме. Лучше, конечно, приличной и не принадлежащей их собственному папочке.
Мустафа радостно рассказывал сестре, что теперь он спокойно может доверить всю несложную работу стажеру и нанять совсем дешевую секретаршу, которой останется лишь подавать чай и говорить «Алло» по телефону.
Но Айше не разделила его радости:
– И ты им совсем-совсем ничего не платишь? – спросила она тогда.
– Конечно. Я заранее составляю характеристику, пишу прекрасный отзыв о его работе, официально оформляю его как сотрудника фирмы, плачу выплаты в пенсионный фонд – и стажер счастлив.
– Но это же нечестно. Ты используешь их, наверняка загружаешь всякой черной работой, гоняешь в суд и архив… это нехорошо!
Эта дискуссия тогда так и завершилась, не начавшись всерьез. Мустафа втайне хотел, чтобы сестра гордилась им, одобряла его, и ему были неприятны и ее выпады по поводу его секретарш, и ее возмущение насчет новых стажеров. Подумаешь, борец за права человека!
Вот и сейчас она поморщилась при упоминании о стажерке. Того и гляди начнет упрекать его, что он эксплуатирует стажеров и морит голодом своих секретарш. И, кстати, новая секретарша скоро придет!
Подумав все это, господин адвокат спокойно закончил начатую фразу:
– …то я прекрасно мог бы обсудить с тобой все это по телефону. И тебе не пришлось бы тратить время на поездку сюда. У тебя во сколько лекция?
– В три. Я спокойно успеваю. Значит, к тебе тоже придет полицейский?
– Придет – по твоей милости. А мне только не хватало быть втянутым в такую историю!
– Но ведь тебе абсолютно ничего не грозит! А если бы мы скрыли, что были в той квартире, это потом могло бы обнаружиться, и было бы только хуже. А при посторонних по телефону ты бы не ответил честно на мой вопрос.
– Какой вопрос?
– Опасно ли лгать, давая показания об убийстве?
Мустафа рассмеялся.
– Ты выиграла, сестренка! Ловко ты меня подловила. Знаешь, что скажет тебе в ответ старый опытный адвокат? Лгать, говоря об убийстве, нельзя. Но старому опытному адвокату и его умной сестре можно кое о чем промолчать. Или забыть. Если убийство к ним лично отношения не имеет.
«Вот я и посоветовалась с адвокатом. Лгать – нельзя. А умолчать я могу о старушке Мерием, нервозности Софии, ожидавшей какую-то девушку, и о твоем, братец, нежелании давать показания. О Сибел умолчать не получится, потому что надо будет лгать. Все ясно. Впрочем, мне и так все было ясно, и до визита сюда».
Айше решительно встала.
– Я пойду. Скоро твоя новая жертва придет. Не хочу тебе мешать ее допрашивать и убеждать работать за гроши.
– Ну-ну, не такое уж я и чудовище. Да, подожди! – брат стал быстро перебирать бумаги, лежащие на его столе. Вытянул тоненькую папку с несколькими листами обычного формата, на которых Айше сквозь прозрачную пластиковую обложку мельком увидела напечатанный текст с пометками и исправлениями, сделанными разборчивым и ясным почерком брата. – Отдай, пожалуйста, это своей подружке. Я там все исправил, что нужно, пусть сама перепечатает. Скажи, что у меня секретарша завалена срочной работой или что компьютер не в порядке, ладно? Твоя Сибел все равно печатает лучше любой секретарши.
– Она все делает лучше всех. А что это за бумаги?
– Я же тебе говорил: это контракт с домовладельцем. Мехмет утром привез. И слава богу, что привез! Как можно было его подписывать в первоначальном варианте, ума не приложу. Ты только представь, что по этому контракту они выплатили бы аванс, не получив практически никаких гарантий…
И Мустафа, позабыв обо всех своих неприятностях, грозящих ему в связи с убийством какой-то неизвестной и неинтересной ему девицы, стал с увлечением объяснять сестре то, чем он действительно интересовался. Айше знала, что брат по-настоящему любит свою работу: все эти контракты, статьи законов, решения суда, и с удовольствием слушала его, не особенно, правда, вникая в детали. Почему на таких условиях нельзя отдавать задаток? Почему им могут не предоставить ипотечный кредит? При чем здесь инфляция и курс доллара и марки? Все это, несмотря на подробные объяснения специалиста, так и осталось для Айше непостижимой тайной за семью печатями.
– А зачем им вообще брать этот кредит? – зацепившись за более или менее понятную ей тему, спросила она, выждав паузу в речи брата. – Я думала, у них есть деньги на эту квартиру.
– Конечно, есть. Но было бы глупо покупать за наличные, если можно получить кредит. А Сибел обычно глупостей не делает. Она же математик: мы с ней давно просчитали все варианты с учетом инфляции. Ты все равно, как я вижу, ничего в этом не поймешь; скажу одно: так выгоднее. Твой Октай, кстати, во всем этом отлично разбирается, можешь его порасспрашивать на досуге.
– А ему-то зачем знать про все эти кредиты или как там их?..
– А ты думаешь, он так хорошо живет на доходы от медицинской практики? Наивная ты моя! Ты что, вообще не в курсе его операций с недвижимостью?
– Вроде в курсе. Я знаю, что у него есть дом, и он говорил про покупку этой дачи, и про аренду родительской квартиры…
– Вот и хорошо. Значит, ты о нем и его деятельности знаешь меньше всех. Видимо, он не хочет тебя соблазнять размерами своего состояния. Подумай об этом, это редко встречается.
– Подумаю, обязательно, – Айше не хотелось снова начинать этот бессмысленный разговор. Ясность в голове по поводу убийства и предстоящей встречи с полицейским затемнялась и омрачалась теперь новыми непонятными фактами: об Октае пишут в газетах? у него есть какая-то еще сфера деятельности? а она об этом ничего не знает?
Впрочем, и он не знает, что она пишет роман. Хорошо ли быть такими скрытными? Или они оба просто привыкли быть одиночками?
Она шагнула к двери.
– А папка?! – напомнил ей брат. – Скажи Сибел, если у нее будут вопросы, пусть звонит. Я сегодня в офисе до вечера.
Айше сложила тонкую папку вдвое и неохотно сунула ее в сумочку. Папка еле влезала и навела Айше на мысль, что надо бы приучить себя ходить с солидной, средних размеров сумкой, более подобающей ее положению. Но она так любила маленькие сумочки!
«Второй раз испытываю неудобство из-за глупости Сибел, – вдруг подумала она, – и всего за два дня. Как он сказал? «Обычно Сибел глупостей не делает»? Очень даже делает. Ежедневно».
Сумочка наконец закрылась, Айше вышла из офиса брата, а знаменитая склонность к предвидению, якобы присущая ей, как всем Рыбам, никак не проявилась и не подсказала ей ничего. Никакой внутренний голос не шептал ей: «Не бери эту папку, не трогай ее руками, выброси ее в урну!».
Айше не знала и не предчувствовала, что уносит в своей маленькой сумочке тоже маленькую, но важную улику.