Бледно-сиреневый с нежно-оранжевым. Интересное сочетание. Только оранжевый должен быть того оттенка, который по-французски называется «saumon» – цвет лосося. А если еще добавить воды?

Дениз обмакнула кисть в воду и провела ею по цветовым пятнам на бумаге.

Акварель послушно повторила зигзаг, сделанный кистью, побледнела и приобрела совсем размытый, прозрачный тон. Так, это для шифона. Неплохо. С этого можно начать – с необычного сочетания цветов. Мало кому придет в голову соединять фиолетовый с оранжевым. Хотя Дениз припоминала, что на каком-то занятии слышала о хорошей сочетаемости «цветов радуги» через один цвет: красный с желтым, желтый с голубым… Помнится, тогда она и подумала, какое уродство: оранжевый с фиолетовым! И вот, на тебе! Оказывается, теоретики бывают правы. Жаль, что она никогда всерьез не вслушивалась в лекции. А впрочем, не жаль.

Дениз училась на курсах дизайнеров не для того, чтобы чему-нибудь у кого-нибудь научиться. Она считала, что творческим профессиям научить нельзя: либо у тебя есть талант, либо нет, одно из двух. Все разговоры о технике, художественных приемах, мастерстве, приобретенном в процессе труда, она слушала с презрительной усмешкой. Ничего этого нет!

Трудятся только бездарности. И пусть себе трудятся. Все равно им со всей своей техникой, приемами и трудолюбием не угнаться за настоящим талантом. За ней, например.

В том, что она безумно талантлива, Дениз не сомневалась.

Как и в том, что совершенно неотразима. Но если второе ни в каких подтверждениях, кроме завоеванных и разбитых сердец, не нуждалось, то с первым дело обстояло сложнее. Нельзя же прийти в солидную фирму и заявить: «Я талантливый дизайнер. Возьмите меня на работу, а то ваш интерьер всех приличных клиентов распугает!»

Нужен диплом. Никому не докажешь, что тебе нечему учиться, что талант дается свыше, что идей у тебя хватит на целое бюро. Но чтобы создать это бюро – опять же нужен диплом. Из-за этого Дениз второй год мучилась на курсах дизайнеров, кое-как сдавая нечастые зачеты, которые, надо признать, ни для нее, ни для других учащихся трудности не представляли: это были частные, платные и весьма дорогие курсы.

Постепенно Дениз поняла, что диплом-то она приобретет, но что он ей даст?

Представления о том, что есть хороший диплом – будут и неплохие деньги, давно устарели. Теперь все наоборот: есть деньги – будет и диплом. А потом? Что потом? Где гарантия, что будет работа, причем не просто работа, когда каждый день таскаешься на эту работу, как бедная Айше, а денег, чтобы жить нормально, ни за что не получишь?

Она, Дениз, так жить не собирается. Ей нужны деньги. Много денег. И возможность ими свободно пользоваться. Потому что жить так, как Фатош, у которой все траты контролирует муж, она тоже не собирается. Что с того, что он позволяет ей тратить на себя сколько угодно и покупать любые побрякушки? Она, Дениз, не потерпела бы никакого контроля.

Но чтобы жить так, как ей самой хочется, нужно что-то предпринимать. Потому что совершенно ясно, что никакого миллионного наследства ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем не предвидится. Рассчитывать можно только на себя. И на свой талант – так думала она, когда была наивным подростком.

Теперь-то она точно знает: одного таланта мало, чтобы заработать много денег. И диплома мало. Нужны связи, покровители – а это те же деньги, нужны реклама, мастерская – а это уже большие деньги. Так что получается заколдованный круг. Из которого надо как-то вырываться.

Ладно, диплом она получит – это, по-видимому, дело решенное. За учебу прилежно платят, и хорошо. С дипломом дизайнера красивая девушка выглядит безусловно лучше, чем без него. И стоит дороже. Дениз давно поняла, что использовать свои таланты только по их прямому назначению – дело совершенно бесперспективное в финансовом смысле. Но ведь обычно, если человек талантлив, он талантлив во всем, разве не так?

Дениз придирчиво разглядывала плотный лист для рисования акварелью.

Рисовала она с детства неплохо, у нее было чувство цвета, прекрасный глазомер и умение быстро и точно находить наилучшие ракурсы и композиционные решения. Если бы кто-нибудь сказал ей, что ее работам не хватает примитивной техники и элементарных знаний, Дениз рассмеялась бы этому человеку в лицо. Будь это хоть сам Сальвадор Дали.

К тому же собственно рисованием Дениз не слишком-то увлекалась. Гораздо практичнее применить свои таланты в дизайне, или моделировании одежды, или оформлении театральных постановок…

А лучше всего поймать такую золотую рыбку, чтобы вообще не было необходимости работать ради денег. Нужен муж. Такой, который гордился бы талантами жены, ценил то, что она отказалась от грозящей ей карьеры и мировой славы, и позволял бы ей делать, что ее душе угодно. При этом он не должен обременять ее домашним хозяйством и детьми – смотрим на Сибел и Софию! – и обслуживанием собственной персоны – смотрим на Фатош!

Вообще, куда ни посмотри – ничего хорошего не увидишь.

Можно потом развестись и жить в одиночестве – но ведь сколько придется работать! И все делать самой – вон Айше перед глазами. Можно остаться старой девой – ну, положим, девой уже не получится, ха-ха! – но можно считаться таковой. Опять же – вся ответственность за собственную жизнь на тебе самой. Да и скучно, наверно. Не зря же эта Мерием такая гадина. И для здоровья вредно.

Нет, надо подобрать подходящий объект. Этим Дениз преимущественно и занималась последние два года. Кажется, этой русской повезло, но там слишком много родственников со стороны мужа, которые явно не стали бы мириться с образом жизни Дениз.

Она точно знала, чего хочет, и была уверена, что само это знание – половина дела. Она не ошибется в выборе. Ее избранник должен быть: богат, а не просто обеспечен; не стар; образован; не озабочен идеей продолжения рода (конечно, попозже можно и завести одного ребенка, но не более); демократичен и не ревнив (мало ли, кто ей приглянется); не требователен в еде и в быту; не обременен престарелыми родственниками, а особенно родственницами; занят своим бизнесом (настолько, чтобы не торчать постоянно дома, но не настолько, чтобы некогда было вести светскую жизнь); не противен ей физически…

Наконец она его нашла.

Невероятно, но он подходил по всем статьям.

Дениз внимательно изучала объект, как ученый изучает редкую, не виданную прежде бабочку. Главное – не спугнуть. То, что у него было множество сменяющих друг друга женщин, ее не смущало. Надо, чтобы он познакомился с ней не в привычной ему обстановке, чтобы она стала для него особенной, не такой, как все они.

Пришлось потратить немало времени, чтобы понаблюдать за его жизнью.

Дениз быстро поняла, что ни одна из его подружек не занимает его всерьез. И он явно психологически созрел для женитьбы. Пора было действовать.

Сначала ей крупно повезло: она услышала, что у мужа Сибел проблемы с глазами.

Подкинуть через третьи руки информацию о замечательном, лучшем в мире враче было проще простого. Никому и в голову не пришло связать знакомство Мехмета с доктором Октаем с собственной соседкой по этажу. Дальше надо было ждать. Это уже было труднее, потому что от деятельности или бездействия Дениз ничего не зависело. Но ее замысел был прост и красив, сценарий продуман до тонкостей, и ожидание не показалось Дениз особенно мучительным. По ее расчетам, такая женщина, как Сибел, не могла не клюнуть на красавца-доктора и не пригласить его к себе под предлогом необходимости более близкого знакомства с лечащим врачом мужа.

Как конкурентка Сибел не опасна: возраст и трое детей – куда ей! Теперь надо было хорошо обставить первую, случайную, обязательно случайную встречу и знакомство. Она благополучно дождалась первого визита Октая в квартиру напротив – а после этого все рухнуло! Потому что в следующий раз он вышел из квартиры вместе с Айше и смотрел на нее такими глазами, что даже не заметил Дениз, которая решила понаблюдать за этой сценой не через дверной глазок, а просто-напросто открыв дверь. И Айше ее не увидела тоже.

Дениз была близка к отчаянию.

Она страдала, как от любви, словно была долго и безнадежно влюблена в красивого доктора, а между тем ей, может быть единственной, была абсолютна безразлична его внешность, и манеры, и прочие чары. Но потерять столько времени! Столько усилий потратить впустую! Подобрать такую великолепную кандидатуру, все рассчитать – и в результате упустить такой шанс!

Дениз напряженно следила за развитием их романа, и постепенно отчаяние уступило место надежде. Они до сих пор не женаты! Когда люди не женятся так долго, а при этом им ничто и никто не мешает заключить законный брак, то что? Правильно, они не женятся вообще. Что ж, будем воспринимать Айше как его очередную любовницу – не впервой. Мало ли их было! С некоторыми Дениз знакомилась и общалась, и приводила к себе, на свои богемные, модные в определенных кругах вечеринки. Она была убеждена, что не родилась еще та девушка, которая не разболтает подружке все подробности своего знакомства с доктором Октаем Гюльолу. И нередко эту подружку звали Дениз.

С Айше, правда, этот номер не прошел. Наверно, она меня не воспринимает как подружку, думала Дениз. Конечно, я студентка, она чуть ли не профессор. Или она вообще не привыкла к откровенности. Так или иначе, господина Октая пришлось временно оставить в покое: незачем попадаться ему на глаза, когда он увлечен другой.

Надо было подбирать другие варианты. Деньги были нужны постоянно: за курсы-то платят, за квартиру (квартирку!) тоже, а все остальное? Одежда, прическа, макияж, рестораны (не готовить же дома!), вечеринки… Довольно быстро она нашла несколько несложных способов обогащения, но все они оказались весьма хлопотными. Получалось что-то вроде постоянной работы, а это не для нее. Ей не нужны эти мелкие подачки, и она снова принялась за внимательное чтение газет. Впрочем, Айше и доктор пока не женаты. Посмотрим…

«Посмотрим, – смешивая сиреневую и лиловую краски, думала Дениз, – сделаю эту чертову коллекцию, получу диплом; если удастся получить и те деньги, оплачу рекламу и выставку. Тогда можно и за доктора приняться. Она за него замуж не пойдет, эта феминистка. Я его и утешу, бедненького. Все-таки правильно я всегда говорила, что образование женщинам ума не прибавляет. Поймать такого мужчину – и ухитриться не выйти за него замуж! Это надо уметь. Глупость какая! Если он ей не нравится – зачем с ним спать? Если не хочется связывать себя – жени его на себе, да разведись через пару месяцев. И не надо будет бегать на две работы и надевать пиджак от брючного костюма с самодельной юбкой. Профессор, тоже мне! Совсем ума нет!»

На бумаге между тем появлялись рисунки для тканей, варианты драпировок, портьер и занавесок, диванных подушек и настольных ламп. Нежно-сиреневые и розовато-оранжевые, они были прелестны и начисто лишены той грубоватой прямоты и хищной хватки, что были присущи их создательнице. Нарисовав длинную напольную вазу с букетом искусственных гладиолусов, Дениз хотела было отложить кисть, когда резкий звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Кисть дернулась, и на бумагу с рисунком капнула бледно-розовая краска.

«Черт побери! – выругалась Дениз. – Слава богу, что не на вазу! В кои-то веки собралась поработать и на тебе. Кто еще там?! Сегодня и завтра никого не должно быть, – думала она, идя к двери и вытирая испачканные краской руки специальной тряпкой. – Вроде всем сказала, что уехала в гости? А если Фатош?..»

Она резким движением распахнула дверь, не спрашивая «Кто там?» и не глядя в глазок. Зачем? Она, Дениз, никого и ничего не боится.

Но это была не Фатош – перед ней стоял незнакомый мужчина, которого Дениз быстро оценила по своей системе. Внешность приятная, возраст подходящий (не мальчишка и не дед), обручального кольца нет (ни на одной руке, невесты нам тоже ни к чему!), стиль одежды примитивно классический, но приемлемый. А вот все остальное никуда не годится. Одеколон недорогой, стрижка от обычного парикмахера, костюм из магазина готового платья, галстук подобран в тон, но цена его должна бы быть раз в десять выше, усы старомодные и выдают добропорядочного (доброго и порядочного) господина – а с такими скукотища-а!

– Ну? – спросила посетителя Дениз, демонстративно оглядев его с головы до ног.

Она могла бы и исподтишка все нужное рассмотреть, но он-то тогда ее оценивающих взглядов не заметит. Ботинки тоже ничего из себя не представляли. Нет, это, как говорится, не ее герой. Не ее романа.

– Добрый день, госпожа Дениз, – реакция на ее оригинальное приветствие тоже не радовала: примитивное мышление! – Я два дня не мог вас застать. Вероятно, вы уже слышали о местном происшествии? Я из районного управления полиции и должен задать вам несколько вопросов. Разрешите войти? – добавил Кемаль, видя, что девушка не делает ни малейшего движения, чтобы пригласить его в дом.

«Что бы это могло быть? Которое из моих… художеств? – судорожно пыталась сообразить в это время Дениз. – Вот черт! Узнать бы, что именно? Только бы не последнее дело – где я тогда возьму деньги?»

– А что случилось? – как можно любопытнее спросила она. – Что за… как вы сказали? происшествие?

«Хорошо, наверно, совершить одну какую-нибудь пакость, тогда, если придет полицейский, хоть знаешь, чего от него ждать. Все ответы заранее продумаешь, – пронеслось в ее голове, – и можно не дергаться!»

– Так вы ничего не знаете? Вы куда-то уезжали? Странно, что соседи вам ничего не сказали.

– Я ни с кем не общаюсь, – отрезала она. – Проходите, если хотите. Только имейте в виду: я работаю. И, надеюсь, вас не шокирует мой фартук.

Фартук был явно надет на голое тело.

Правда, внизу имелись еще предельно узкие эластичные брючки. Их было сложно заметить, потому что были они нежно-розового, почти телесного цвета и облегали свою владелицу, как вторая кожа. Но на верхней части тела при всем желании нельзя было обнаружить ничего, кроме испачканного красками фартука.

«Кажется, это у них называется «леггинсы», – подумал Кемаль. – Кроме того, молодые девушки вечно строят глазки и играют в какие-то свои игры, стало быть, нечего и внимание на это обращать…»

– Ну, если ваш фартук не шокирует вас, то почему он должен шокировать меня?

– А вы не безнадежны, – одобрила его ответ Дениз. – Пошли в гостиную. Обувь можете не снимать, здесь не мечеть. И в каком же качестве я интересую полицию?

«Нехороший вопрос! Он может подумать, что у меня на совести немало противозаконных делишек! Черт меня дернул! «В каком качестве»! Больше ни слова лишнего не скажу!»

– Исключительно в качестве свидетеля, – ответил Кемаль, идя за девушкой по коридору и стараясь не смотреть на ее абсолютно голую загорелую спину. Эта спина ему решительно не нравилась – хотя бы тем, что была без всякого стеснения оголена.

– Сюда, – махнула она рукой в сторону гостиной, которая была расположена так же, как в квартире Айше. Кемаль невольно мысленно перенесся на этаж выше. Ее, наверное, уже нет дома, и в голубой гостиной пустота? Вечером… я увижу ее вечером. Она сядет в кресло и возьмет сигарету. И будет смотреть в окно, на свой любимый пейзаж. А я буду смотреть на нее – поверх букета нежно-голубых роз…

Вернуться к реальности оказалось делом одной секунды: гостиная Дениз шокировала его не меньше, чем голая спина молодой хозяйки. Шторы на окне казались наскоро сшитыми из больших черных и белых квадратов, мебели было совсем немного, а та, что была, производила впечатление шаткости и непрочности и почему-то напомнила Кемалю кабинет дантиста. Из-за обилия хромированных деталей, что ли? Весь пол был затянут ковролином с крупным ярким абстрактным черно-бело-красным орнаментом. В углу же (там, где у Айше стояла изящная лампа с обнаженной фарфоровой красавицей), сразу бросаясь в глаза входящему, стояло странное сооружение, состоявшее, как показалось сыщику, из арматуры, колючей проволоки, огромных кусков битого стекла, закрепленных вертикально, и нескольких разбитых бутылок из-под виски.

– Это инсталляция, – снисходительно пояснила Дениз, заметившая озадаченность своего гостя. – Между прочим, вид искусства. Вам, конечно, не нравится?

– Да нет… скорее, я не понимаю… не разбираюсь в современном искусстве. Это вы делали, да?

– Я, – вызывающе ответила девушка. – Но такому, как вы, подавай кружевные салфеточки, искусственные цветочки и картинки с деревьями и домиками. Правильно?

При упоминании о картинах Кемаль невольно бросил взгляд на стену: там висела странной формы рама, внутри которой было нечто, похожее на иллюстрацию из учебника геометрии: квадраты, углы, линии… Приглядевшись к картине, он вдруг с чувством неловкости понял, что то, что он принял за круглую раму, было черным сиденьем для унитаза.

– Было трудно найти черное, – хозяйка явно забавлялась, наблюдая за непрошеным гостем. – Но вам, конечно, больше по душе гостиные моих соседок. С голубыми розочками. Или даже с фарфоровыми кошечками, как у нашей старушки Мерием.

– Там, пожалуй, привычнее. Я, знаете ли, консервативен и не уверен, что вот эта… инсталляция, да? – искусство. Ее может сделать каждый.

– Но почему-то каждый ее не делает, – отрезала Дениз. – А искусство… знаете, где дали хорошее определение: что такое предмет искусства и чем он отличается от не-искусства? На американской таможне, представьте себе. Предметом искусства, сказали там, является любое произведение, которое его автор считает произведением искусства – при наличии хотя бы одного постороннего зрителя, согласного с ним. Вот так-то! А у меня всегда найдется восторженный зритель, и не один. Будем считать, что про искусство мы все выяснили. А что стряслось у полиции? Убили кого-нибудь?

– Да, госпожа Дениз, убили.

Она не ожидала такого ответа.

Это Кемаль понял сразу. И ее вопрос – в нем было что-то от того, первого вопроса Айше: «Ты что, убила эту девицу?». Какая-то нарочитая небрежность в обращении с серьезными словами, которая появляется только тогда, когда говорящий уверен: ничего серьезного не случилось и не могло случиться. Разве убийства происходят где-нибудь, кроме фильмов и детективных романов? Конечно, нет! С этим убеждением живет любой обыватель. А как, интересно, он бы жил без него?

– О господи! Кого? В нашем доме? – в глазах девушки заметалась неподдельная тревога, и она стала совсем другой – обычной молодой девушкой, почти девчонкой, испуганной и озабоченной.

– Вот эту женщину, – Кемаль достал и показал ей фотографию. – Вы ее когда-нибудь видели?

Дениз взглянула на фото, глубоко вдохнула воздух, и Кемалю показалось, что она забыла его выдохнуть.

– А кто она такая? И почему вы спрашиваете меня? По-вашему, я должна ее знать?

– Не знать, а хотя бы просто видеть. Где-то в вашем районе. Вы все равно узнаете от соседей, поэтому нет смысла скрывать: она была задушена в соседнем доме. В недостроенном. И вопросы мы задаем всем, а не лично вам.

– Я ее не знаю, – медленно, словно обдумывая свой ответ и тщательно подбирая слова, сказала Дениз. – Но… дело вот в чем… Вам скажут или уже сказали… у меня бывает много гостей. В том числе не знакомых со мной. Знаете, как бывает: девушки приводят приятелей, мужчины подружек. Поэтому… нельзя исключить вероятность того, что она у меня бывала. Вероятность – не более. Понятно? Но я не знаю ее имени и не помню лица. То есть если она и была здесь, – Дениз пожала плечами, – то от силы раз… А кто вам сказал, что она ко мне приходила?

«Дура! – тут же выругала она себя. Наедине с собой она в выражениях не стеснялась. – Он же сказал: опрашивают всех. Всех, а не тебя лично. Незачем проявлять такое беспокойство. А поворотец интересный! Задушили! Ужас какой! Надо выпроводить этого сыщика и все обдумать!»

– Никто ничего не говорил, – спокойно врал в это время Кемаль, – про вас. Но… неужели вы действительно можете не узнать собственных гостей?

– Запросто, – задорно улыбнулась Дениз, и Кемаль в первый раз заметил, какого веселого, рыжевато-золотистого цвета у нее волосы. – У меня же не бабушкины посиделки с чаем. Люди приходят, уходят, общаются, слушают музыку, танцуют… а ля «прекрасные шестидесятые».

– Надеюсь, без наркотиков? В «прекрасные шестидесятые» это, кажется, было обязательным?

– А вам-то что? Вы же убийство расследуете. Ладно, успокойтесь. Без наркотиков. Но не без выпивки. Короче говоря, эту девушку я не припомню. А когда ее убили?

«Кажется, это ее по-настоящему интересует: так глазки и засверкали. Соврать, что ли? Пусть себе или кому-то алиби придумывает. Нет, не буду. Скорее всего, она здесь ни при чем. Сейчас главный вопрос задам, тогда ясно будет», – Кемаль сделал вид, что собирается уходить.

– Во вторник. Ее, кстати, в этот день видели в вашем подъезде.

– Да? Ну, во вторник я весь день сидела дома, причем не одна, а со свидетелем. Если вас это интересует. И ко мне никто из посторонних не приходил. Мой свидетель подтвердит. Я ушла только вечером. Около восьми.

– Да вас никто ни в чем и не подозревает, – добродушно улыбнулся Кемаль. – Можете так подробно не отчитываться. А вы все время здесь живете?

– Что вы имеете в виду? – исподлобья глянула на него девушка. – Что я часто не ночую дома? Ну и что?

– Просто вас не было целых два дня. Я уж подумал, не переехали ли вы к каким-нибудь родственникам?

– У меня нет родственников. А где я была – никого не касается. У вас есть еще вопросы? Я же предупредила, что мне надо работать. У меня скоро выставка, – гордо и вызывающе сказала Дениз.

– Только один. Когда к вам в последний раз заходил Бора? Сын вашей соседки, – на всякий случай уточнил Кемаль.

– Не помню, – равнодушно пожала плечами Дениз. – Кажется, на прошлой неделе. А зачем он вам? Он был знаком с этой девушкой?

– Это пока неизвестно. А вы с ним дружны?

– Как вам сказать? – она усмехнулась. – У нас был краткосрочный роман, но это уже позади. Теперь мы друг другу надоели и, можно сказать, дружны. Я его почти женила.

– И вы так спокойно об этом говорите?

– А мне следует рыдать от горя? Как в сериале? Вы сами-то его видели?

– Пока нет. Только фотографию у его матери. А почему вы спросили?

– Если бы видели, вы бы поняли, что с ним не заведешь долгого романа. Такой красавчик, – она чуть ли не облизнулась, – не могла же я его не соблазнить. Но при этом шалопай. Я его отправляю во Францию, слыхали уже?

– Да, госпожа София говорила. Но… после вас у него ведь была еще какая-то постоянная подружка? Или невеста?

Задав этот вопрос и напряженно ожидая ответа, Кемаль вновь и вновь вспоминал свой утренний разговор с начальником. Весьма неприятный разговор. Точнее, даже не разговор, а монолог начальника, произнесенный в ответ на обстоятельный рапорт сыщика и на представленный им список мероприятий, необходимых для раскрытия убийства некой Аксу Караташ.

– Ты соображаешь, что говоришь?! – раздраженное «ты» было, как ни странно, проявлением дружеского расположения начальника.

Он всегда относился к Кемалю с симпатией: и потому, что тот учился в университете, хоть и не закончил курса, и потому, что ему был чужд карьеризм, и потому, что его действительно интересовала его работа. И делал он ее тщательно. Но сегодня именно эта дотошность и тщательность были ни к чему.

– Что я, по-твоему, должен сделать? Послать экспертов с обыском в квартиру убитой; отправить кого-нибудь допросить этого парня из магазина одежды; еще одного сотрудника послать беседовать с профессором математики; еще одну группу обыскивать дом доктора и искать там отпечатки пальцев; наконец, освободить тебя от работы, чтобы ты еще сутки околачивался в доме номер десять. Так? А, еще папку срочно к экспертам. И это – единственное, что мы сделаем. Но не срочно. По-твоему, весь состав должен заниматься одним-единственным убийством? У нас других дел нет, да?! Тебя интересуют интеллектуальные забавы, а меня – чтобы вся работа шла нормально. У нас сбытчик наркотиков, не забыл? Три изнасилования, не знаю сколько краж, жалобы на цыган, еще два убийства… и все это на фоне мероприятий, которые мы обязаны проводить для профилактики терроризма. Если эти курды и у нас в Измире что-нибудь взорвут – представляешь, что будет?! И выборы мэра на носу!

Кемаль представлял.

Он понимал, что начальника волнуют не человеческие жертвы, а совсем другое: неизбежные кадровые перестановки, которые произойдут, случись что-нибудь из ряда вон выходящее. А убийство простой девушки, не из богатой или влиятельной семьи, не работающей на телевидении и не связанной с масс-медиа – оно на карьерные дела не влияет. И если ему, Кемалю, все равно, чье убийство надо раскрыть…

– Это тебе все равно, чье убийство раскрыть! Я, кстати, не понимаю, почему? Давно мог бы сидеть в моем кресле, а то и повыше! – понятно было, что в ответе начальник не нуждается, и Кемаль не прерывал монолога. – Тебе надо собрать отпечатки пальцев такого количества серьезных и уважаемых людей, провести – сколько там? два? три? – обыска в частных домах и один – в конторе солидного адвоката! Да кто тебе даст на все это санкцию? И ради чего? Ради какой-то девки, неопределенных занятий и без родных! Даже без родных, которые рыдали бы у нас в приемной! Может, захочешь еще разыскать ее папашу где-нибудь в горной деревне, который явился придушить ее за то, что она ходит без тюрбана да к тому же беременна?!

– А что, перспективная версия… – сказал было Кемаль, но вовремя понял, что начальник не шутит, и промолчал.

– Мы задержали этих рабочих. Если насчет них ничего доказать не удастся и никто из них ни в чем не признается, то это совершенно глухое дело. С ними сейчас работают.

– Знаю я, как с ними… работают! – вспыхнул Кемаль. – И если кто-нибудь из них признается, я лично найму ему хорошего адвоката! Эти методы…

– Хватит! Я знаю. Знаю, что ты думаешь, и знаю, что хорошо, а что плохо. Я и без тебя понимаю, что это не их рук дело. Рабочих, скорее всего, сегодня же и выпустят. Если б не эта проклятая статья в газете, я бы уже вчера их отпустил.

– Какая статья? – удивился Кемаль. – Разве была статья? Когда же они успели? Вроде никого из прессы не было…

– Не было! А статья есть! Вот, пожалуйста, – он сунул руку в один из ящиков своего огромного стола и, не глядя, безошибочно вытащил газетную страницу. – Видал? «Убийство в тихом районе», «Не ходите в недостроенные дома!», «Задушена молодая женщина!», «Опасно ходить в одиночку!» и прочий бред. Завтра, а то и сегодня будут писать: «Куда смотрит полиция?» и что-нибудь вроде «Маньяк оставляет чулки!» А на носу выборы мэра.

– Поэтому я и предлагаю, – обрадовано заговорил Кемаль, почувствовав, что под такое настроение начальства можно что-то выторговать – хоть помощников.

– Я слышал, что ты предлагаешь. И ответил на это. Повторяю для глухих и идиотов: у нас нет времени и людей делать все, что полагается по букве закона, для раскрытия такого убийства. Но что-то (что-то, а не все!) делать надо – для прессы хотя бы. Поэтому ты можешь потратить еще один день, один! на работу со своими свидетелями неизвестно чего. Я распоряжусь насчет папки – это интересно. Больше никого никуда не посылаю. С этим все ясно?! Завтра чтобы у меня был детальный отчет, который я смогу показать любому репортеру. Что там должно быть? Первое: никакого маньяка, рыскающего по престижному тихому району, не существует – приведешь данные. Не смотри так! Не знаю, какие данные, но чтобы были! Второе: никаких имен приличных людей – лучше пусть будет папаша, спустившийся с гор, чем богатый любовник! Ты хорошо понял? И сам – чтобы был в форме и при оружии и готов приступить к любой другой работе. Вопросы есть?

– Никак нет. Разрешите идти? – вопросов у Кемаля было много.

Но он понимал логику своего начальника. Поэтому теперь ему придется самому искать на них ответы. Зная при этом, что эти ответы никому, кроме него самого, не нужны. Может быть, только этой несчастной Аксу? Или ей уже ничего не нужно?

…Если бы можно было послать кого-нибудь туда, где работает сын Софии, то многое прояснилось бы. Но Кемаль решил сначала побеседовать с Дениз. Конечно, пока он будет добираться до Бора, она успеет его предупредить. Если есть о чем. Что-то она скажет о его невесте? Что ее не существовало в природе, а потому и задушить ее невозможно?

– Невеста? – насмешливо переспросила Дениз. – Да у него каждый день другая невеста. Хотя… что-то он такое бормотал… про хорошую девушку… Да! Точно! Было дело. Жаль, я его вполуха слушала. Он сказал что-то, типа она мол не поймет, зачем ему фиктивный брак. И обидится, потому что старомодна и примитивно мыслит.

Она помолчала, припоминая.

– И что ей родители потом не позволят выйти замуж за разведенного. Я еще сказала ему, что надо сначала выбирать родителей, а потом знакомиться с их дочкой. И имя… имя у нее какое-то допотопное… забыла. Черт… сейчас… нет, – наконец решительно остановилась она, – не помню. Я же его практически не слушала. А ваш труп как зовут? Думаете, он задушил эту девушку, чтобы спокойно жениться и свалить во Францию? Ну и воображение у вас!

– По-моему, это у вас воображение, – улыбнулся Кемаль. – Я ничего такого не говорил. А почему вам пришло в голову? Этот красавец так кровожаден?

Он пытался найти верный тон. Она насмешница и изо всех сил старается показаться хуже, чем она есть: испорченнее, нахальнее, злее. Или взрослее? Тогда с ней нельзя обращаться снисходительно – обидится или замкнется в себе, как подросток.

– Неужели ему так важно уехать за границу, что ради этого он мог бы пойти на убийство?

Дениз прищурилась и сжала губы. Наверное, пожалела о своей разговорчивости. Но не похоже, что она его покрывает.

– За границу уехать очень важно. Очень. Полетт работает у Живанши – вы хоть приблизительно представляете себе, что это такое?!

Кемаль подумал, что за последние несколько дней ему уже не в первый раз предлагают подняться на иной уровень восприятия – как будто сам он, в силу своей ординарности и озабоченности примитивными делами, на такие взлеты не способен. Забавно все-таки, какое значение придают люди своим собственным ценностям! В сущности, у каждого своя шкала. И каждому кажется, что другому до его уровня далеко. Поэтому и трудно обнаружить убийцу – пойди пойми, какие у него сверхценности, ради чего он готов на все…

– Приблизительно представляю. И она найдет ему там работу?

– Во всяком случае, постарается. Не упускать же такой шанс! Но! – она сделала выразительную паузу. – Для этого совершенно не нужно никого убивать. Если бы он соблазнял Полетт и рассчитывал на ее любовь, тогда да, бывшая невеста могла бы помешать. Но Полетт знает, на что идет: это фактически сделка, а не брак. Чем же ему грозило наличие невесты? А? Зачем ее убивать? Идти на такой риск? А вы вообще уверены, что это она?

– Нет, – честно признался Кемаль. – Дело в том, что она во вторник должна была появиться в этом районе. У нее была назначена встреча, на которую она не пришла.

– Не понимаю. С кем встреча? С Бора? Почему здесь? Вы ему-то фото показывали?

– Пока нет. Решил сначала повидаться с вами.

– Что-то вы темните. Спросили бы его, и дело с концом.

– А если он убийца? Разве он сказал бы правду?

– Да какой он убийца! У него, как говорится в кино, мотива нет!

– Но девушка была беременна, и если ее родители так старомодны…

– Подождите! Какая девушка? Убитая? Или некая неизвестная невеста? – в глазах Дениз вспыхнул и тотчас же погас необъяснимый огонек интереса.

– Убитая, – наблюдая за ней, ответил Кемаль. – И я обязан выяснить, не была ли она и той таинственной невестой вашего… друга Бора.

– А вы бы спросили его мамочку, – ехидно посоветовала Дениз. – Меня-то он с невестой не знакомил. И, это можете официально зафиксировать, с этой девушкой, на фотографии, я нашего Бора никогда не видела. Иначе я запомнила бы девушку, разве нет?

– Если вы не лжете, то да, – согласился Кемаль, поняв, что больше от этого разговора почти в дверях ждать нечего.

Закрыв за ним дверь, Дениз устало прислонилась к стене коридора. И тут же отскочила: стена была холодная и шершавая, а спина совершенно голая и нежная. Но от этого неприятного прикосновения она быстро вернулась к практическим соображениям. Что из всего этого можно извлечь?

Аксу беременна – раз, она убита – два, убита в соседнем доме – три, во вторник – четыре! Класс! Получше бы распорядиться этой информацией. И решить, что дальше говорить полиции.

Дениз прошла в комнату, которую называла своей мастерской, такую же маленькую комнату, как расположенный этажом выше кабинет Айше. Если бы Кемаль увидел царящий в ней художественный беспорядок, он бы снова подумал о том, как разные люди зеркально отражаются в собственных интерьерах. Чего они только не понаделают из абсолютно одинаковых помещений! Сразу и не угадаешь, что они изначально были одинаковыми.

Дениз сняла испачканный красками фартук и натянула на голое тело короткую майку. Надо быстренько что-нибудь предпринять. Пока это не предпринял кто-нибудь другой. Пошустрее ее. Ну, таких поискать!

«Угораздило же меня два дня здесь не показываться! Сколько всего прошляпила! Похоже, они в полиции вообще не знают, кто она такая. Или он специально мне имя не сказал?»

Дениз посмотрела на часы. Пол-одиннадцатого. Как лучше поступить? Дома его, конечно, нет. Позвонить на мобильный? Нет, это не годится. Пока не ясно, как с ним разговаривать. Лучше домой – на автоответчик. Нет, такое не для записи. А впрочем, он же не идиот: тут же ее сотрет. Такую подозрительную запись. Не сотрет – ему же хуже.

Она сняла трубку, набрала номер и, дождавшись гудка автоответчика, негромко заговорила:

– Добрый вечер! Меня зовут Дениз. Мы с вами встречались, но не знакомы. Мне необходимо с вами поговорить. Не по телефону. У меня есть очень важная для вас информация. О вашей… пациентке Аксу. Я… беспокоюсь, как бы не сказать чего-нибудь такого полиции. Из-за своей… излишней наблюдательности.

Она следила за тем, чтобы ее голос звучал взволнованно, и делала иногда паузы со вздохами, словно подбирая слова. Продиктовав номер своего телефона, она положила трубку на рычаг, развернулась легким танцевальным движением и, едва сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости, запела: «I‘m a big, big girl in a big, big world…»*

Остановившись перед зеркалом, она подмигнула своему отражению и произнесла:

– Вот так-то, господин доктор. Теперь мы поиграем!