Мустафа Демирли нажал кнопку лифта и посмотрел на наручные часы. Без пяти одиннадцать. Он точен – это хорошо. С таким человеком, как Орхан Алтынель… почему, черт возьми, он никогда раньше не задумывался о соседе сестры? В поисках ответа взглянул на почтовые ящики. Правильно, вот почему. «Фатма Алтынель» было написано на последнем из них, он и не обращал внимания на какую-то Фатму. Видимо, квартира оформлена на имя жены.
«Но Айше-то, Айше-то хороша! – не без раздражения думал он, входя в лифт и оглядывая себя в зеркале. Все было в порядке, солидно и безукоризненно. – Никогда ничем не интересуется, кроме своей литературы. Октая практически выгнала, хоть он и не жаловался, но понятно же! В Англию она едет! Это-то прекрасно, но ведь возраст, не девчонка уже. Орхана Алтынеля она не знает! Небось, и имени премьер-министра не знает, в поднебесье порхает, среди голубых роз. Интересно, зачем я ему понадобился? Неужели у него целого штата адвокатов нет? Или что-то очень конфиденциальное – такое, что старому знакомому не доверишь?»
Дверь открыла эффектная, нарядная женщина средних лет. Подала красивую холеную руку, сверкнувшую кольцами и звякнувшую браслетами.
– Добрый день, госпожа Фатма.
– Можете звать меня Фатош. Мы ведь знакомы, не так ли?
Конечно, он как-то видел ее у Айше, но, по своему обыкновению, не обратил внимания на ее яркую внешность. А надо было…
– Конечно, конечно. Мы встречались у моей сестры, если вы меня помните.
– Разумеется, помню, – кокетливо улыбнулась Фатош. – Проходите, пожалуйста. Орхан вас ждет.
Она неторопливо поправила пышные длинные волосы и сделала приглашающий жест в сторону гостиной. Повеяло сладковатыми дорогими духами и еще чем-то приятным, парфюмерно-косметическим.
«Шикарная женщина», – мимолетно подумал Мустафа.
Двери в гостиную не было: вместо нее была сделана причудливой формы арка, украшенная лепниной и искусственными цветами. Просторная гостиная, больше, чем у Айше, но, кажется, такая же, как у Сибел? – была дорого и продуманно обставлена. Мебель обита кремовым велюром с крупными бежевыми цветами, лепнина маскировала карниз и переход от потолка к стенам, спускаясь по углам чуть ли не до пола, красивые люстры отражались в зеркалах, вделанных над ними в потолок и окруженных все той же лепниной. Кремовые кружева на занавесках и скатерти, казалось, продолжали витиеватые линии вылепленных из гипса растительных орнаментов, переходивших и на толстые светло-бежевые ковры явно не местного производства. Двери, пол, стены – все в этой квартире говорило, нет, почти кричало о том, сколько сил и средств, времени и денег вложено во все это, в каждый ее уголок.
Дорогие – и хорошие! – рамы украшали хорошие – и дорогие? – картины, буфет переливался хрусталем от падавших из окна солнечных лучей, которые отражались и в огромном овальном зеркале, повешенном напротив окна и увеличивавшем и украшавшем комнату.
«Эмель бы скривилась, глядя на все это великолепие», – пришло в голову Мустафе, хотя он сам был бы не прочь, чтобы его собственная гостиная выглядела бы так же. Но тогда, вероятно, и его жена выглядела бы иначе – так, как эта кремово-ванильно-кружевная Фатош. Красивая, ничего не скажешь, но такая… перламутровая, нарядная, не подойдешь. И откровенно дорогая.
Мустафа быстро понял, почему комната показалась ему гораздо больше гостиных сестры и Сибел: все дело было в окне. Оно было увеличено до максимально возможных размеров, доходя почти до потолка и начинаясь где-то на уровне колена.
И он тут же понял, что сделано это было не только ради украшения интерьера.
Потому что у низкого подоконника, положив на него одну руку, сидел хозяин квартиры. Сидел в инвалидном кресле – но так, словно на троне. Увеличенное книзу окно позволяло ему любоваться пейзажем, чем он и занимался перед тем, как вошел адвокат.
Старик не спеша немного развернул кресло и внимательным взглядом черных глаз окинул Мустафу.
– Удивляетесь? – спросил он. – Зачем это мне понадобился незнакомый адвокат, не так ли?
– Вовсе нет, господин Орхан. Это ваше право – пригласить любого адвоката, – сдержанно ответил Мустафа.
– Да ладно вам. Не притворяйтесь. Разве вы не похожи на свою сестру? Ни к чему эти церемонии. Я подам вам пример и скажу правду. Адвокатов у меня полно. Но они все так или иначе связаны с моей бывшей семьей и ведут дела моих сыновей. Поэтому я опасаюсь, что они могут сделать что-нибудь не так, как мне нужно. Если им хорошо заплатят или пообещают долю в прибылях. А вы этого не сделаете. Просто потому, что не сумеете. И они вас не разыщут, чтобы подкупить. Вам плачу я – и только я. И вы работаете только на меня. И на Фатош, когда меня не станет. С этим ясно? Тогда садитесь сюда. Нечего изображать почтительность. Вам все понятно?
– Да, господин Орхан. Я предвидел что-то подобное. Когда человек вашего уровня решает обратиться к малоизвестному адвокату, это озадачивает.
– Не прибедняйтесь. Вы достаточно известны. Я не позвал бы неизвестно кого. Я навел справки: у вас хорошая репутация. И хорошая сестра, – старик лукаво улыбнулся. – Я знаю толк в женщинах. В золоте, бриллиантах – и в женщинах. Правильно, Фатош?
Жена улыбнулась в ответ.
– Подать кофе? – спросила она.
– Подай. И уходи – как договорились.
– Меня отсылают. Можно даже сказать «выгоняют», – за ее легким, игривым тоном угадывалось недовольство и скрытая обида.
– Ну-ну, деточка. Я собираюсь составить завещание, и тебе причитаются такие суммы, о которых тебе знать не надо. А то начнешь ждать моей смерти, а? – господин Орхан засмеялся неприятным притворным смехом.
– Вот так всегда! Лишь бы надо мной посмеяться при посторонних!
– Господин Мустафа уже не посторонний, а твой собственный адвокат. Ожидающий кофе.
Фатош снова улыбнулась и вышла из гостиной. Красивой, какой-то продуманной походкой. Вместо домашних тапочек на ногах у нее были босоножки на каблучках, которые почему-то не стучали, позволяя ей ступать совершенно бесшумно, хотя обычно тонкие каблуки такой высоты…
– Посмотрите пока вот это, – старик протягивал Мустафе несколько сколотых скрепкой листов бумаги с напечатанным текстом. – Только без комментариев. Пока, – он выразительно показал глазами на арку, за которой скрылась его жена.
Мустафа взял поданные ему документы, начал читать – и удивляться.
«Совсем непонятно. Это же нормальное, юридически грамотное завещание. Явно составленное профессионалом. Зачем же ему я? Ладно, подождем, сейчас все прояснится».
Бесшумно, как большая грациозная кошка, вернулась Фатош с небольшим, наверное, серебряным подносом. Поставила одну чашку кофе около адвоката, вторую на специальный столик около кресла, который, судя по всему, мог становиться выше или ниже и легко перемещаться при малейшем движении руки инвалида. Старик чуть тронул столик, придав ему удобное для себя положение, и выжидающе посмотрел на жену.
– Я уже ухожу. Буду у соседки. Если что-нибудь понадобится…
– Не волнуйся. Ты прекрасно уходишь и по полдня не бываешь дома, и ничего не случается. Собаку возьмешь?
– Да, заодно погуляю с ней. К тому же она может помешать вашему совещанию. Я так поняла, что еще кто-то придет?
– Придут, милая. Нотариус и свидетели.
– А как же дверь?..
– Очень просто. Господин адвокат поработает консьержем и откроет. Правильно?
– Конечно, госпожа Фатош, не беспокойтесь.
Мустафа видел, что она беспокоится вовсе не об этом, а о чем-то совсем другом. И уходить ей не хочется. Женское любопытство? Скорее всего. Он видел, как она прошла сквозь арку куда-то вглубь квартиры, потом вернулась, ведя на поводке прелестного рыжего кокер-спаниеля, и наконец дверь за ней захлопнулась.
– Ну вот. Теперь к делу, – поставив на свой столик пустую чашку, сказал господин Орхан. – Как вы уже поняли, завещание – это маскировка. Оно готово. Придет нотариус, заверит его, и все. Вас я пригласил по другому вопросу, хотя завещание – это тоже важно, оно будет храниться у вас, и вы должны будете следить за тем, чтобы никто из моих родственников его не оспаривал. Сыновьям останутся мои магазины – пусть торгуют и наживаются. Моя бывшая жена тоже обеспечена. Остальное все – только Фатош. А вы будете меня защищать от обвинения в убийстве.
Он сказал это спокойно, но несколько торжественно, по-видимому понимая, какое впечатление должно произвести подобное заявление.
Если он хотел поразить своего слушателя, то ему это удалось.
Конечно, Мустафа неплохо владел собой, он привык к странностям клиентов, особенно богатых, полагающих, что они имеют право говорить и делать все, что им заблагорассудится. Но, согласитесь, когда полупарализованный старик, передвигающийся в инвалидном кресле, делает такое заявление…
– Убийства я не совершал. Хотел бы, но не судьба. Сейчас я расскажу вам интересную и не очень правдоподобную историю. Потом подумаем, что с ней делать. Через полчаса придет полицейский, и я хотел бы быть готов что-то рассказать ему. Может быть, даже все. Поскольку, повторяю, я убийства не совершал.
…Это произошло в понедельник.
Фатош гуляла с собакой, поэтому отвечать на телефонный звонок ему пришлось самому.
– Господин Орхан? – негромкий женский голос был ему незнаком. – Нам с вами нужно поговорить. Только не по телефону. У меня есть некоторая информация, которая, по-моему, может вас заинтересовать. И представляет определенную ценность.
– Вы меня шантажируете? – с интересом спросил старик. – Занятно. Интересно чем. Представьтесь, пожалуйста, и перестаньте говорить загадками. Я уже не в том возрасте, чтобы позволять морочить себе голову. В чем суть вашей информации и сколько вы хотите?
– Вы деловой человек, господин Орхан, – рассмеялась незнакомка. – И задаете такие бестактные вопросы…
– Вы не первая шантажистка, с которой я имею дело. У меня есть определенные правила общения с вам подобными. Первое: я не заявляю в полицию. Второе: я настаиваю на личной встрече – наедине и без всяких дурацких фокусов, вроде масок или, упаси боже, оружия. Я очень стар и никого не боюсь. Третье: я иногда плачу шантажистам. В зависимости от обстоятельств. Четвертое: я плачу один раз и не всегда столько, сколько от меня требуют.
– Если вы заплатите меньше, вы не получите всей информации.
– Прежде чем платить, я должен хотя бы узнать характер этой информации. О чем идет речь?
– Правильнее сказать – о ком. О вашей драгоценной Фатош.
– Вот как? А почему бы вам не потребовать денег от нее? Или она вас не боится?
– Вам виднее, боится она или нет. Особенно в последнее время. У нее сильно сдали нервы, вы не находите? У вас есть шанс ей помочь.
– Понятно. Разговаривать по телефону я больше не буду. Если вы серьезный человек и с вами можно вести дела – я вас жду. Как вы, конечно, знаете, я не выхожу. Приходите завтра – после одиннадцати. Но не позже двух.
Повесив трубку, господин Орхан стал обдумывать ситуацию.
Он сказал правду: опыт общения с шантажистами у него был. К счастью, ему обычно не грозили ничем серьезным: не похищали его детей и родных, не приставляли к виску пистолет, не обещали взорвать его магазин или его дом вместе с ним. Так, по мелочи: то припугнут налоговой полицией, то обнародованием чего-нибудь в газетах, то грозят рассказать жене о любовнице… он легко отбивал эти удары. Когда-то он был неплохим теннисистом, и многое в бизнесе и в жизни вообще казалось ему очередной партией игры. Чья подача? В какой угол бить, чтобы обмануть противника? Аут или нет? Кто ведет? Как правило, счет был в его пользу.
– Вы действительно лично встречаетесь с шантажистами? – спросил Мустафа. – Неужели они соглашаются?
– Соглашаются, когда понимают, что, во-первых, им ничего не грозит: что я могу доказать? в чем обвинить? и что, во-вторых, на иных условиях я с ними разговаривать не стану. Наверное, меня никогда не пугали по-настоящему.
– И вы им платили?
– Некоторым. С шантажистами, знаете ли, общаться полезно. Сразу понимаешь, что в твоей жизни не так. Один мой служащий как-то раз решил заработать и проанализировал все документы в бухгалтерии, чтобы выяснить, что мы укрываем от налогов. Попутно выяснил, кто из директоров магазинов сколько ворует. Я заплатил ему и повысил в должности. Теперь он сам занимается тем, чтобы укрыть от налогов как можно больше. И тем, чтобы другие не воровали.
– Грандиозно! Вам следовало бы стать политиком.
– Зачем? Бизнес – та же политика. Однажды мне грозили тем, что покажут жене фотографии, на которых я был с моей тогдашней любовницей. Я подумал-подумал…
– И заплатили?
– И развелся с женой. И женился на своей любовнице. Которую вы видели. Я подумал: зачем мне вечно бояться этого шантажиста? С Фатош я расставаться не собирался – значит, завтра будут новые фото, послезавтра новые. А жена к тому времени мне до смерти надоела… Но это к делу не относится. Во вторник…
…Во вторник должна была прийти медсестра.
Чтобы сделать массаж и заменить Фатош, которая в этот день всегда ездила по магазинам и на рынок, а иногда ходила в парикмахерскую, или в косметический салон, или к врачу. Это был единственный день недели, когда она позволяла себе уходить дальше ближайшего сквера, куда дважды в день водила собаку, или квартиры соседки, куда она порой заглядывала, чтобы поболтать.
– Я позвонил медсестре и отменил ее визит. При этом сказал, чтобы она ничего не говорила Фатош, потому что ко мне должен приехать старший сын с женой, и я хотел бы сохранить это в тайне. Женщины любят такие маленькие заговоры.
…Фатош и правда казалась немного нервной.
Он стал вспоминать и сопоставлять ее жесты, реплики, взгляды – вроде все нормально, все как раньше, и, может быть, если бы ему не сказали об этом, он не придал бы ее настроению никакого значения. Мало ли, бывает. Особенно у женщин после сорока. Ему бы и в голову не пришло искать в этом какие-то посторонние влияния, тем более что никаких определенных изменений в поведении жены он не замечал. Хотя, с другой стороны, он же специально не наблюдал. Но это уже не для адвоката…
– Фатош, как обычно, погуляла с собакой, вернулась домой, переоделась и ушла. Я проследил, что ее машина скрылась за поворотом, это было около половины одиннадцатого.
Господин Орхан замолчал и задумчиво посмотрел в окно, словно еще раз наблюдая, как небольшая машина Фатош спустилась вниз по хорошо видной, не перегруженной транспортом дороге и пропала за поворотом.
– Что же было дальше? – Мустафа задал свой вопрос осторожно, чтобы старику не показалось, будто им пытаются управлять. Управлять, судя по всему, он привык сам.
– А дальше… – взгляд господина Орхана остановился на адвокате, и в нем не было ни капли задумчивости и легкой грусти, с которыми он смотрел вслед воображаемой машине жены. – Дальше не было ничего.
– То есть как «ничего»?
– Очень просто. Вернее, это отнюдь не просто. А весьма сложно. Никто не пришел. Никто больше не позвонил. Я прождал весь день. Около половины пятого вернулась Фатош, и все пошло как обычно.
– И эта шантажистка больше не звонила, и не писала, и…
– Нет, больше о ней ничего не слышно. И меня это пугает. В связи с обнаруженным трупом.
– Вы хотите сказать, что…
– Именно. И поскольку вы теперь мой адвокат, то должен вам сразу заявить следующее. Моя неподвижность и беспомощность сильно преувеличены. Я могу вставать и ходить, опираясь на костыль. Вероятно, я смог бы, воспользовавшись лифтом, дойти до того дома.
– И подняться на третий этаж? Там-то лифт не работает!
– Не знаю. Прежде всего, я не знал, что это произошло на третьем этаже. Полицейский нам не сказал. Может быть, я смог бы подняться, кто знает? Я давно не занимался такими упражнениями. Но в критической ситуации – почему нет? Проверить это нельзя. Но дело не в этом. Мой врач даст прекраснейшее, безупречное заключение о том, что я и приподняться не могу. У вас будет такой документ. Можете строить защиту на этом.
– Но, господин Орхан, пока ни о какой защите речь не идет: вас же ни в чем не обвиняют. И с чего вы взяли, что это та самая женщина?
– С того, что мне больше не звонят. Шантажисты обычно не отказываются от своих планов без серьезной причины. Раз уж решился на такой шаг – идет до конца. И деньги им, как правило, очень нужны. Иначе зачем вообще этот огород городить? Что-то про кого-то узнавать, искать компрометирующие бумажки или фото – и потом все это не использовать? И я собираюсь сообщить полиции о том, что, возможно, даже точнее, вероятно, эта девушка шла ко мне.
– Зачем? – удивился Мустафа. – Зачем сообщать о том, чего никогда не узнают? И подвергаться такому риску? Полиция в это моментально вцепится. А пресса…
– На мой взгляд, риск минимален. Я же инвалид, не встающий с кресла. Кроме того, господин Мустафа, вы должны понять, что если бы я и решился на убийство, то спланировал бы его по-другому. Инсценировал бы проникновение в квартиру с целью кражи, самозащиту или что-нибудь в этом роде. Разве я потащился бы в соседний дом? Да меня все соседи увидели бы – и запомнили. Я же не дама с коляской или с собакой, на которых никто внимания не обращает. Все же уверены, что я парализован. Тот дом, как и наш, со всех сторон просматривается, кто-нибудь непременно бы меня заметил. И заработал бы женский телеграф: «Вы только подумайте, старик Орхан может ходить!» – «Я сама видела…» – «Он шел туда-то и туда-то». Это нереально, господин адвокат. Я никуда не выходил и девушку не убивал. Да и как бы я ее туда заманил? Она же наверняка знает обо мне все: и телефон, и адрес, и распорядок дня. Позвонила, когда Фатош гуляла…
– А она гуляет с собакой всегда в одно и то же время? – поинтересовался Мустафа.
Старик помолчал. Словно ему что-то пришло в голову, но это что-то было не связано с их разговором, и потому упоминать об этом не стоило.
– Что? А, да, почти в одно и то же. Одним словом, беретесь вы меня защищать? Представлять мои интересы, если возникнет необходимость? И моей жены.
– Разумеется, господин Орхан. Но, по-моему, никто и не усомнится в вашей невиновности.
– Вы же сами только что сказали: «Полиция моментально вцепится». А мне хотелось бы, чтобы они покопались в этой истории: вдруг выяснят, кто собирался меня шантажировать и чем?
«А вы действительно этого не знаете? – хотелось спросить Мустафе. Но он не спросил. Он знал, что клиенты часто говорят неправду, полагая, что им лучше знать, что сообщить адвокату, а что нет. – Уверен, что вам известно гораздо больше. Иначе зачем, как вы выражаетесь, огород городить? Нанимать адвоката, приглашать полицейского, удалять жену… Жену, да. Пожалуй, все дело в ней…»
– Я смотрю, вы не очень верите в мою историю? – проницательно глянул на своего нового адвоката господин Орхан. – Придется поверить. Лучшей у меня нет. Я знаю, что вы практически не занимаетесь уголовными делами, все больше недвижимостью, так ведь? Надежнее? И безопаснее, наверное? Но за мое дело вы возьметесь. И заставите полицию выслушать мою историю именно в таком виде. Или лучше сказать, что я еще два часа наблюдал за дорогой? А? Как вы полагаете?