Они столкнулись в дверях и ничуть этому не удивились.
Кемаль предполагал, что Фатош может отправиться домой, а она, видимо, ожидала, что полицейский захочет с ней побеседовать.
Дениз почти закрыла дверь за соседкой, но, увидев сыщика, снова приоткрыла ее.
– Вы опять ко мне? Но мне нечего добавить. Я вам все рассказала.
Ее слова заглушил собачий лай. Милый спокойный кокер с волнистыми ушами неожиданно взволновался, стал рвать поводок из рук хозяйки и заливался громким, чуть визгливым лаем. Объяснение странному поведению собаки нашлось тут же, даже раньше, чем Фатош смогла успокоить своего питомца: снизу поднималась госпожа Мерием.
Ее и без того бледные бескровные губы были сжаты в тонкую полоску, а на недовольном лице была написана решимость предпринять какие-то серьезные шаги. Не доходя до площадки третьего этажа, она остановилась и заговорила:
– Вот и хорошо, что здесь полиция. Может, за вас наконец-то возьмутся. Прекратите свои звонки! Иначе, предупреждаю официально, я подам на вас в суд за телефонное хулиганство. Как минимум. А то и за шантаж. Если вы еще раз посмеете…
Она почти кричала.
На лице Дениз, к которой были обращены эти обличительные тирады, было неподдельное изумление. Она, кажется, даже хотела что-то спросить или сказать в свое оправдание, но от Кемаля не укрылась ее первая реакция – страх.
Да, именно страх. Услышав фразу «Прекратите свои звонки!», Дениз испугалась. И только потом очень удивилась. А вот бояться перестала. С чего бы это?
– Перестаньте кричать, – перебила она госпожу Мерием. – Вы что, с ума сошли? Я вам не звонила и не собираюсь! Ненормальная!
И захлопнула дверь.
– Успокойтесь, госпожа Мерием, – подал голос Кемаль. – Мы во всем разберемся. И непременно выясним, кто вам звонил. Через телефонную станцию. Но это потребует времени. Вам опять звонили? Вы только не волнуйтесь. Вы правы, это хулиганство. Мы разберемся.
Он бездумно повторял одни и те же слова, чтобы избавиться от разбушевавшейся пенсионерки. Очень нервная дама! Как выяснилось, никто ей больше не звонил. Но и того, ночного, звонка было достаточно! Вы что же, хотите, чтобы мне постоянно звонили?! Обязательно разберитесь! Я могу заявление написать… Не надо? Ну хорошо. Но эта девчонка должна ответить…
Приоткрылась соседняя дверь, и выглянувшая Сибел шепотом спросила:
– Еще что-нибудь случилось? Вы так кричите… у меня малышка спит.
– Извините, Сибел, дорогая, – понизила голос госпожа Мерием, – но мне звонит какая-то женщина и пытается запугать. Представляется той, убитой девушкой, представляете? Я полночи не спала!
– О боже! Какой ужас! – охнула Сибел. – А чего она хотела?
– Чтобы я сказала полиции, что я ее не видела. Я уверена, это штучки Дениз!
– Ну что вы, госпожа Мерием, – вежливо вступила в разговор Фатош, – зачем Дениз это нужно? Не думаю, что она способна на такие злые шутки.
– Не думаете? А я думаю, что она и не на такое способна. И вы об этом кое-что знаете, – сверкнув глазами на Кемаля, бывшая учительница покинула поле боя. Оставив за собой последнее слово.
Сибел и Фатош переглянулись.
– Что она имела в виду? – все так же шепотом спросила Сибел.
– Кто ее знает? Совсем свихнулась! – тихо ответила Фатош. – Даже собака и та ее терпеть не может.
– Ладно, я побежала, – Сибел бесшумно притворила дверь, даже замок почти не щелкнул.
– Госпожа Фатош, – начал Кемаль, – где мы могли бы поговорить?
– У вас в машине. Или в сквере, – быстро ответила она, словно уже давно обдумывала этот вопрос и все решила. – В этом подъезде я ни слова не скажу: все насквозь прослушивается.
Она нажала кнопку лифта и, пока они его дожидались, спускались вниз и выходили из подъезда, действительно не сказала ни слова, кроме коротких команд собаке.
Кемаль приглядывался к благоухающей духами женщине в нарядной блузке.
Какая она? Ему никогда не нравились такие крупные, холеные, молодящиеся дамы, но он не мог не признать, что господин Орхан в чем-то был безусловно прав. Смотреть на нее было не скучно. Все ее ужимки, жесты и движения были совсем не во вкусе Кемаля, но они привлекали внимание, и, попадая в поле действия ее чар, человек, будь то мужчина или женщина, уже не мог, не сделав над собой усилия, оторвать от нее взгляда. На нее было интересно смотреть – и это свойство удивительным образом роднило полноватую светловолосую Фатош с невысокой хрупкой брюнеткой Айше.
«Может, старик Орхан это и имел в виду, говоря о бриллиантах и подделках? Настоящие не надоедают…» – подумал Кемаль. А заводят ли они молодых любовников? И пугают ли старых соседок ночными звонками?
Едва они вышли под козырек подъезда, Фатош потянула Кемаля за рукав.
– Сюда, – заговорщически шепнула она, резко поворачивая под окна пустующей квартиры цокольного этажа. – Я не хочу, чтобы муж видел нас из окна. Обойдем вокруг дома здесь, хорошо?
«А ведь таким путем можно запросто войти в подъезд и не попасть в поле зрения наблюдателя Орхана! Забавно! А я двух лжесвидетельниц поймал на том, что он девушек из окна не видел… А впрочем, все равно подход к стоянке просматривается».
– Но ведь подход к стоянке просматривается, – сказал он вслух, – какой же смысл прятаться?
– Да почти никакого! – улыбнулась Фатош. – Привычка. Хотела, чтобы он думал, что я давно уже гуляю с собакой, а не только вышла из подъезда.
– Зачем? – он задал вопрос машинально, понимая, что Фатош и сама намерена поговорить об этом, иначе не была бы так откровенна. Но если она собирается вести какую-то игру, все равно надо ее выслушать, а значит, сделать вид, что он ее рассказам верит и ими интересуется. – Привыкли обманывать мужа?
Кемаль видел, что эта женщина, в отличие от правильной Сибел или добродушной Софии, не обидится на такой вопрос. И оказался прав: Фатош засмеялась. Потом нагнулась, чтобы отстегнуть поводок от ошейника своей собаки. В этом жесте было что-то от той интонации, с которой матери говорят детям: «Пойди поиграй, мне надо поговорить с дядей!»
– Вот и нет, – с каким-то странным вздохом сказала Фатош, когда ее лохматая питомица устремилась к середине сквера. – Наоборот: опасаюсь, что он обманывает меня. И мне это не нравится. Вы можете не поверить мне, господин Кемаль, но я все равно вам расскажу все как есть. Все считают, что я вышла за Орхана и живу с ним из-за денег. Не буду говорить, что это не так. Но… как бы вам объяснить? Это не совсем так. Но, может быть, он тоже стал думать, что мне нужны только его деньги, и поэтому… ну, стал интересоваться другими женщинами.
Она перевела дух.
– По-моему, он так не думает, госпожа Фатош. Он любит вас, это сразу видно.
– Я знаю, – кивнула она. – Но, видите ли, моя жизнь складывалась так, что я всегда была… скажем так, содержанкой. Не в том смысле, что за деньги жила с кем попало. Но я всегда материально зависела от мужчины, с которым жила. Я никогда не училась, не работала, даже когда я после школы поступила в консерваторию, мою жизнь оплачивал мой тогдашний… жених. Орхан все это знает, но он всегда любил меня и относился к этому нормально. Знал, что я познакомилась с ним и обратила на него внимание, потому что он был богат… Но… Наверно, я кажусь вам смешной старушкой? Со своими разговорами о любви? Но я хочу, чтобы вы поняли, – последняя фраза заглушила вежливые протесты Кемаля.
– Жить с инвалидом несколько лет – это не то, на что идут ради денег. То есть если вы профессиональная сиделка, это другое дело. А со мной он счастлив. Или был счастлив. Но в последнее время он стал другим: странно смотрит, спрашивает, где я была и не нужно ли мне денег…
– Разве это странно? – удивился Кемаль.
– Конечно! – горячо воскликнула она. – Надо знать наши взаимоотношения! Мы… ну, словом, мы очень дружны, я всегда сама говорю, куда и с кем иду, сколько и на что трачу. Но он стал переспрашивать, уточнять – это не объяснишь, но как будто ему что-то не нравится в моих поступках. Я подумала, что… Да, вы же не знаете!
Она говорила сбивчиво, с трудом подбирала слова, но все это не производило впечатления актерства. Кемаль был почти уверен, что она говорит правду, иначе такая дама придумала бы что-нибудь поэффектнее, под стать своему костюму и макияжу.
– Вы расследуете убийство, – неожиданно сменила тему Фатош, – поэтому я решила сказать все как есть. И убеждала Дениз сделать то же самое. Но она… Дениз – хорошая девочка. Очень хорошая. Просто ей пришлось нелегко. У нее масса комплексов, она словно не вышла из подросткового возраста: мыслит и ведет себя как подросток. Наверно, это я во всем виновата, вот и стараюсь, как могу, искупить свою вину.
– При чем здесь вы? – не понял Кемаль. – В чем вы виноваты?
– Вы расследуете убийство и все равно рано или поздно до всего докопаетесь. Лучше я сама скажу. Дениз – моя дочь. Кроме нее и меня, об этом никто не знает. Она родилась, когда мне было девятнадцать и я не была замужем. Ее отец какое-то время содержал нас, но жениться на мне не собирался. Потом я вышла замуж… Дениз жила у моей матери, и муж не знал, что у меня есть ребенок. Мне казалось, он бы не женился на мне, если бы узнал. И правильно казалось! Потому что со временем он узнал – и развелся со мной. Впрочем, все это было давно и мало кому интересно. Деньги у меня всегда были, Дениз жила и училась в частной школе-интернате, иногда я ее навещала. Но больше, конечно, занималась своей жизнью. Сейчас я думаю, это из-за меня у нее такой характер…
– А господин Орхан знает? – решился спросить Кемаль, хотя почти наверняка знал ответ. Но надо было вернуть Фатош к проблемам насущным, чтобы потом не жалела об излишней откровенности.
– Не знает. У Дениз моя девичья фамилия – Арман, а когда мы с Орханом познакомились, у меня была фамилия бывшего мужа, я ее оставила.
– А почему на почтовом ящике написано «Армани»?
– Я же вам говорю: трудный подросток! Это фамилия знаменитого модельера: ей хочется внимания, интереса к собственной персоне. Не удивлюсь, если узнаю, что она называет себя его родственницей. Или внебрачной дочерью. У детей, растущих без отца, это часто бывает. А Дениз к тому же росла почти без матери.
– А как получилось, что вы живете в одном доме?
– Очень просто. Когда Орхан купил мне квартиру, мы еще не были женаты, и предполагалось, что он меня будет периодически навещать – и все. Денег он мне давал немало, я занималась ремонтом и обустройством, а какие-то суммы старалась отложить на черный день. К тому времени Дениз закончила школу, и надо было что-то решать: как ей жить дальше, где и на что. Моей мамы уже давно нет в живых… Я думала-думала, как быть, а тут, как нарочно, освободилась эта маленькая квартира. Я прикинула, что мне вполне по средствам ее снять, и Дениз поселилась здесь. Потом она решила поступить на эти свои курсы, я ее поддержала… Вот так мы и живем.
– То есть Дениз фактически существует на ваши деньги? – Кемаль быстро вспомнил столбик цифр на экране компьютера. Да, одна сумма показалась ему несоразмерно большой для снятия наличными: если собираешься делать крупную покупку, всегда проще и выгоднее оплатить ее по кредитной карточке. И было еще что-то в этой цифре… Теперь он понял: ровно столько он платил за свою квартиру – большей площади, но в худшем районе и доме. Значит, вот что это было – а вовсе не плата мифическому шантажисту или подарок молодому любовнику.
Часть мыслей Кемаля устремилась в другое русло, не связанное с расследованием.
Он может себе позволить снять квартиру в этом доме. Или в соседнем. Маленькую квартиру, как у Дениз… Впрочем, не надо себя-то обманывать: как у Айше! Есть пустующая квартира цокольного этажа, она, возможно, даже чуть дешевле, а на вид из окна ему все равно любоваться некогда. Можно было бы поселиться с ней в одном доме… Да нет, она же уедет в Англию. Или помирится со своим доктором, который, скорее всего, виноват только в том, что покрывал своего приятеля, и он ее никуда не отпустит. Но тогда она тоже вряд ли станет жить в этой квартире: у доктора шикарный дом на берегу, судя по адресу. Там плохих или многоквартирных домов нет…
– …если он завел любовницу, вы понимаете? – взволнованно говорила Фатош. – Дело уже давно не в деньгах, я знаю, что он меня обеспечит, и эта квартира у меня есть. Дениз, конечно, обходится недешево, но, я надеюсь, это пройдет. Она найдет работу, или выйдет замуж, или просто повзрослеет и будет вести более спокойный образ жизни. Но я боюсь остаться одна! Я очень привязана к Орхану, я привыкла к нему, я благодарна ему за все, что он для меня сделал. По-хорошему надо было сразу сказать ему про дочь, но я побоялась. Побоялась упустить богатого клиента – тогда это выглядело именно так, и я не стыжусь называть вещи своими именами. Поверьте, молодой человек, если бы это и сейчас было так, я бы этих слов не говорила! Спряталась бы за красивые фразы о неземной любви, которую я с первого взгляда к нему почувствовала. Одним словом… знаете, зачем я все это рассказываю? Чтобы вы поняли: я хотела знать правду! Он отменил визит медсестры, чего раньше никогда не бывало…
– Откуда вы знаете? – перебил Кемаль. Ему стало интересно: кажется, речь пойдет о вторнике.
– Как откуда? – лукаво улыбнулась Фатош. – От этой самой медсестры. У меня свои шпионы. Как только Орхан сказал ей, что во вторник она может не приходить, да еще предупредил, чтобы я об этом как-нибудь не узнала… Что она сделала, по-вашему, первым делом? Позвонила мне на мобильный и все это выложила. К нему якобы должен приехать сын! Вот я и решила посмотреть на этого сына. Между прочим, он с сыном со времени развода не виделся – только по e-mail общаются, если бизнес того требует. Естественно, никакой сын не появился!
– Почему вы так думаете?
– Я не думаю, а знаю! Я до трех часов просидела у Дениз – у окна, за занавеской. И наблюдала, кто к нам пожалует. И никто не пришел. О чем это говорит? Что он ждал женщину. Которая либо морочила ему голову, либо не смогла обмануть мужа и вырваться на свидание с богатым стариком.
«Логичный вывод для любительниц сериалов! Больше ничего в голову не приходит! Ну надо же, до чего женщины глупеют от ревности! Никто не пришел – значит, ждал женщину! Потрясающая логика. Но она-то! Как же она вернулась? Или старик лгал, что ее машина скрылась за поворотом? Или… скорее всего, он прекрасно знал, что она вернулась, но не знал – зачем. И его интересует, где она была, не встретила ли шантажистку и не убила ли ее – если убита она. Занимательно. Прямо детективный роман!» – и часть сознания Кемаля вдруг перестала участвовать в расследовании, а вместо этого унеслась в голубую гостиную, где вечером он будет рассказывать Айше все эти новые повороты сюжета. Если бы еще впереди его ждал не один такой вечер…
– Вы вернулись на своей машине? Где же вы ее поставили? Ваш муж ведь ее не должен был видеть, правильно? – другая часть сознания добросовестно занималась делом.
Фатош вызывающе посмотрела на него:
– Я же не идиотка! Если бы я проехала обратно, думаете, он не узнал бы моей машины? И на ходу узнал бы, а не только на стоянке. Я оставила машину у супермаркета, а сюда вернулась на такси – вот и вся хитрость. Велела шоферу проехать до «Арыкента» и спустилась вот по той лестнице – видите там, на горе, для пешеходов сделали? А потом прошла мимо того окна, как мы с вами шли, а не по дорожке.
– И вы целый день…
– Да! И Дениз может это подтвердить. Ее не слишком порадовало, что я намерена торчать, как она выразилась, у нее почти до вечера. Но я ее уговорила… Она тоже весь день никуда не выходила!
«Этого можно было и не добавлять, – отметил ее промах Кемаль. – До алиби Дениз дело не дошло».
– Госпожа Фатош… Я хотел бы задать вам один вопрос, но не знаю, захотите ли вы на него отвечать. Формально он не касается вторника и всей этой истории с убийством. Но раз уж вы мне рассказали о Дениз…
– Да. Больше запретных тем нет! Я не только рассказала вам о Дениз, я призналась в том, что следила за собственным мужем. После этого… что вы можете такого спросить? – она пожала плечами с деланным безразличием. – Спрашивайте. Других секретов у меня нет.
– Вспомните, пожалуйста, кому и в связи с чем вы однажды сказали на лестнице: «Потерпи, я тебя умоляю. Если он узнает, то ни ты, ни я не получим ни гроша»?
– О боже! Это-то вам зачем? Это совсем другая история. То есть все та же… Ладно. Расскажу и это. Дениз… в последнее время с ней стало трудно ладить. У нее были какие-то неудачные любови, учиться ей надоело, вот она и взялась меня мучить. Она бы ничего плохого не сделала, это все слова…
– А что она собиралась сделать?
– Пугала меня, что расскажет Орхану, что она моя дочь. А я хотела признаться ему сама, но, сами понимаете, это непросто. Надо выбрать момент… Я боялась. Знаете, эта привычка жить за мужской спиной – это ужасно. Я всю жизнь боялась, что буду одна, что мне не удастся выйти замуж, что мужчина меня бросит… Я только в последние годы начала понимать, что это неправильно, что женщина может что-то значить и что-то делать сама по себе. Смотрю на Сибел или Айше – и завидую. Они ничего не боятся, они могут сами заработать на жизнь, они ни от кого не зависят… Но мне уже поздно меняться. Вам случайно Айше не рассказывала про голубую розу?
– При чем здесь голубая роза? – Кемаль почувствовал при этом неожиданном вопросе, что ощущают его виноватые в чем-то собеседники, когда он их подлавливает во время допроса. Они тоже так тянут время: «А при чем здесь это? А разве это имеет отношение к преступлению? Разве это касается вашего расследования?» Что ж, полезно побывать, так сказать, по ту сторону занавеса.
– Значит, рассказывала, – вполне профессионально сделала вывод Фатош. Кто бы мог подумать, что эта проницательная женщина пять минут назад выглядела недалекой истеричкой, потерявшей голову от ревности? – Тогда не буду повторяться. Так вот мне далеко до совершенства – до голубой розы. Я, как видите, роза самая примитивная – и требующая внимания и ухода. Иначе я зачахну – такая вот аллегория! Словом, все эти притчи означают: я не хотела, чтобы Дениз откровенничала с Орханом. И поскольку ее, в отличие от меня, сильно волнует тема денег, причем больших денег, то я и говорила с ней на ее языке. А что прикажете делать? Она пугает меня, чтобы получить все, что ей нужно; я пугаю ее: влезешь не в свое дело – вообще ничего не получишь, потому как у меня тогда денег тоже не будет. Я правильно поняла: это старуха-учительница промышляет подслушиванием? Да признавайтесь, я ей ничего не сделаю. Пусть подслушивает, бедняга! Делать-то больше нечего!
– Вы бы ей не звонили больше, госпожа Фатош, – сказал Кемаль. – И вообще не стоило этого делать. Она же, можно считать, в полицию заявила, правда, пока только в моем лице.
Фатош покраснела до корней волос. Так краснеют совсем маленькие девочки, когда их поймают во время строго-настрого запрещенной шалости. И было немного странно видеть этот детский румянец на уже немолодом красивом лице. Она довольно быстро справилась с неловкостью.
– Но она же врет! Не могла она видеть эту девушку во вторник: я же глаз не спускала с дорожки! И к тому же я слушала, не войдет ли кто-нибудь в подъезд, подойдя сбоку, как я обычно. То есть я, конечно, слушала только, не подойдет ли кто к нашей двери. Но уж что к Дениз в этот день никто не приходил, я знаю точно! Если вы, конечно, мне верите… – вдруг запнулась она на полуслове и помрачнела, представив себе возможные последствия его недоверия. Ведь доказать-то ничего из сказанного невозможно!
– Я не знаю, как доказать, что я говорю правду. Но никакая девушка…
– Я вам верю. Можете считать, что это доказано. Видите ли, госпожа Фатош, не вы одна наблюдали в тот день за дорожкой. И я уже все выяснил. Эта девушка в подъезд не заходила – во всяком случае, ее не видел никто из тех, кто в этом поначалу признался. И можно было обойтись без ночных звонков и запугивания. Тем более, не одна госпожа Мерием проявила инициативу.
– Я знаю, – засмеялась Фатош. – Не волнуйтесь, остальным тоже досталось.
– Вы что же, еще кому-то звонили?! – ужаснулся Кемаль.
– Не скажу, – кокетливо прищурила глаза Фатош. – Вы же сыщик – вот и выясняйте! А кто же еще наблюдал… вы сказали, что кто-то еще следил за подъездом?
– Ваш муж, госпожа Фатош. Мне кажется, я должен вам кое в чем признаться: раз мы выяснили, что у вас есть алиби…
– Алиби?! Неужели мне нужно было алиби? Вы подозревали меня – в чем? Я же вам все это рассказывала из-за Дениз! Чтобы вы ее не заподозрили – во-первых. И чтобы держали в тайне мою семейную историю – во-вторых. Если это возможно… – она вопросительно заглянула ему в глаза. – И я думала: вы выясните, что я возвращалась, и скажете Орхану, и он подумает что-нибудь плохое… я же ему никогда не лгу, только о Дениз он не знает. И деньги его мне не нужны…
Кемаль невольно задержал взгляд на ее полных красивых руках с дорогими кольцами и браслетами. Не нужны деньги? Ну-ну.
– Смотрите на золото? – угадала Фатош. – Это все не мое. Я ношу, что мне нравится, неделю или две, а потом возвращаю в магазин. Орхану приятно, когда я как-то себя украшаю: он же понимает, что это для него. По воскресеньям мы ужинаем в ресторанах, и он любит, чтобы на меня оглядывались и мной любовались. А моего здесь – только обручальное кольцо. Так почему же вы проверяли мое алиби? Я этой девицы никогда в жизни не видела! И в чем вы собираетесь признаваться? Я вас перебила, простите.
– Неважно. Так вот, госпожа Фатош. Вашему мужу на прошлой неделе позвонила некая дама и сказала, не представившись, что у нее есть информация, которую она не прочь продать. Вашему мужу. Она дала понять, что это как-то касается вас, и господин Орхан забеспокоился. Он принялся наблюдать за вами, ему показалось, что вы нервничаете…
– Разумеется! Из-за Дениз! Она же совсем от рук отбилась! Эти ее вечеринки – весь дом в ужасе. Мужчины какие-то! – она безнадежно махнула рукой. – Деньги ей нужны постоянно, я давала, сколько могла… И эти вечные угрозы рассказать мужу! – Фатош вдруг замолчала.
Кемаль сразу понял, о чем она подумала.
Да, это возможно. И объясняет реакцию Дениз на слова соседки о звонках.
«А ведь, пожалуй, кое-что начинает проясняться – разве нет? Если Дениз действительно вздумалось пошантажировать мужа матери, то это, конечно, некрасиво, но к делу отношения не имеет. И похоже на то, что все они здесь ни при чем. И убитой Аксу никогда не видели… Ладно, надо развеселить прекрасную Фатош».
– Ваш муж подозревает, что у вас появился возлюбленный. Молодой, – улыбнулся он ей.
– Что-о? Так он из-за этого… о боже, бедный! Вот глупость какая! Леди, Леди, домой!
– Отчего же глупость? Вы красивая женщина и, насколько я понимаю, не намного старше меня, хоть на словах и подчеркиваете свой… преклонный возраст.
– Ах, престаньте! Зачем мне этот молодой возлюбленный? Чтобы постоянно гнаться за уходящей свежестью? Бояться показаться ненакрашенной, переживать из-за каждой морщинки, следить за молодежной модой?! Нет уж, увольте. Мой муж старше меня, и я для него красавица и кажусь ему молодой. И потом я… Леди, домой, кому сказала!
«И потом она… она и правда любит своего старика Орхана. И ее можно понять: он того стоит. Забавная love story! Сейчас побежит признаваться Орхану в своей ревности и подозрительности. Может, и про дочь расскажет. Ну и хорошо!» – Кемаль казался сам себе добрым дядей из благотворительного общества, принесшим пустяковые подарки бедным детям – а дети счастливы так, словно им подарили что-то стоящее.
– И последний вопрос, госпожа Фатош, – быстро шагая рядом с ней по направлению к дому, сказал Кемаль. – Раз вы так пристально наблюдали за подъездом, не вспомните ли, кого и когда вы видели? Кто-нибудь уходил, или приходил, или проходил мимо?
– Никто! За тем домом, где убийство, я не присматривала, а в наш никто не заходил.
– Не может быть. Неужели никто из соседей…
– Ах, из соседей?! Они-то здесь при чем? Мерием выходила – наверно, за хлебом: без кошки и быстро вернулась с пакетом. София вышла на секунду, с сыном поговорила и обратно. Сибел, кажется, выходила, но я не уверена: она каждый день с коляской ходит, я привыкла ее видеть. Может, она и не гуляла в это время, не помню. Я же девушку или женщину подстерегала. Незнакомую – или, во всяком случае, не из нашего дома.
– А где бы господин Орхан мог с ней познакомиться, по-вашему?
– А компьютер на что?
Словно подтверждая слова Фатош о постоянных прогулках, из подъезда вышла Сибел. Она везла коляску с важно сидевшей девочкой и казалась полностью поглощенной тем, как колеса переезжают с плитки на плитку. Наверное, следит, чтобы колесо не попало в шов между ними.
– Всего доброго, господин полицейский, мне пора. Будут вопросы – заходите. Только пока…
– Конечно. Я понял. Я ничего не скажу о Дениз.
Фатош, прикрепив поводок к ошейнику собаки, быстро зашагала навстречу Сибел. А Кемаль остался стоять там, где закончил разговор со своей неожиданной свидетельницей, и думал, как лучше поступить дальше. Женщины кивнули друг другу, малышка потянулась к собаке, Фатош придержала поводок, чтобы девочка могла погладить холеную рыжую шерсть…
Наблюдая за этой мирной картинкой, Кемаль принял мгновенное решение. Надо прояснить все что можно! Сегодня удачный день – вдруг снова повезет?
Фатош скрылась в подъезде, колеса коляски снова застучали по плиткам дорожки, приближаясь к нему. Сибел, по-видимому, поняла, что он дожидается ее, раз не пошел к машине после ухода Фатош, и смотрела слегка испуганно. Наверняка думает: что ему еще надо?
Кемаль терпеть не мог наживать врагов и просто недоброжелателей среди своих подопечных, которых он изводил вопросами. Поэтому предпочитал совершать свои набеги за информацией в штатском; поэтому всегда внимательно выслушивал свидетеля, даже если твердо знал, что тот вдохновенно лжет; поэтому не любил расставлять людям ловушки без особой надобности. Если же надобность возникала, старался при этом не обидеть собеседника или, по крайней мере, сгладить неприятные ощущения пойманного или уличенного. Мало ли, почему люди лгут… не убийцы же они все, в конце концов.
Но все эти соображения вдруг отошли на задний план, и Кемаль, повинуясь необъяснимому порыву, без предисловий спросил подошедшую уже близко женщину:
– Госпожа Сибел, зачем вы солгали, что видели девушку в шесть часов? И заставили солгать вашу подругу?
Сибел явно не была готова к подобному нападению: ненакрашенное лицо втянулось, взгляд заметался, Кемалю даже показалось, что на глаза ее навернулись слезы.
– Я солгала потому, – тихо, но твердо ответила она, глядя куда-то в сторону, – что, начиная именно с шести часов, мой муж находился на заседании кафедры, на глазах у кучи свидетелей. Вот и всё. Я же не знала, когда ее убили. Но вашу суету вокруг того дома видела. И как тело на носилках выносили. Потом являетесь вы с вопросом о девушке – я же математик, могу сложить два и два. Если бы ее убили не намного раньше, все бы получилось, да? А свидетелем была бы Айше – лицо, в моем муже незаинтересованное. Вот и всё, – как-то обреченно повторила она, повернула коляску и зашагала в сторону, противоположную стоянке. Словно боялась, что Кемаль захочет продолжить разговор.
Но он не захотел. Пока.