Как все просто, когда смотришь сверху.

Весь мир как на ладони, и если представить себе мир в виде кем-то устроенного для нас огромного сада камней, то можно сказать, что видны все камни до единого.

Только вот убедить всех в необходимости взглянуть сверху Кемалю не удалось.

«Ты в своем уме – какой у нас здесь вертолет?! Да он даже в розыске не числится – какое мы имеем право?!» – «Пошлем жандармов, и дорожная полиция пусть смотрит: номер и марка машины известны, что ты дергаешься? Вертолеты только в кино!» – «Ну да, есть воинская часть – так они нам и дали вертолет! Вертолет, знаешь, сколько топлива жрет? Никто не позволит!» – «Ты с согласованиями замучаешься! Если б он хоть террорист был, а так…»

Погони с вертолетом не получилось.

Вообще – никакой погони.

«Мы же не знаем, где теперь его искать! Он выехал из Дидима и мог направиться куда угодно: в Измир и оттуда на север, в Бодрум и дальше на юг, в Денизли и оттуда в глубь страны. И вряд ли он будет пользоваться платными дорогами с турникетами, да? – начальник дорожной полиции говорил очевидные вещи, но Кемаль терпеливо слушал его рассуждения, потому что теперь от этого человека и его подчиненных зависело все. – Вы не переживайте, я всем постам номер и все данные на машину отправил, наберитесь терпения, и рано или поздно…»

А если слишком поздно?

А если он сменит машину? Купить новую ему не удастся: вряд ли он настолько глуп, чтобы пользоваться кредитками, и настолько хитер, чтобы заранее запастись такой суммой наличными. Но денег при нем было немало, подчиненные Нихата вернули все его личные вещи и деньги (с извинениями, мать его!), так что он может взять другую машину напрокат, воспользоваться автобусом или поездом, он может уехать куда угодно, затаиться, снять недорогое жилье, продать машину и какое-то время спокойно существовать.

И никакая дорожная полиция его не найдет.

И никто не найдет.

Кемаль был близок к отчаянию от невозможности что-либо предпринять.

Он дозвонился до своего начальства и постарался говорить как можно убедительнее, все время внутренне одергивая себя и вынуждая скрывать эмоции. Он понимал, что, несмотря на его ошеломляющую догадку (а может быть и скорее, именно из-за нее!), он-то потом и окажется виноватым в том, что упустил преступника.

Ему не простят, что он сам его вычислил – он, а не целый штаб с психологами и криминалистами, он должен теперь исправить собственную оплошность и задержать убийцу, только вот где и как?

Полет на вертолете над ближайшими автострадами оказался неисполнимой фантазией… эх, нам бы все-таки в те прекрасные (да-да, прекрасные!) американские фильмы. Там и вертолеты, и вся королевская рать всегда готовы с быстротой молнии обратить всю свою мощь против одного маньяка, а у нас? Там догадка рядового детектива тотчас же оборачивается почти военной операцией, а мы?

Все так просто, если смотреть сверху, – и Кемаль добрался до самого верха, до самого важного начальства, и оттуда были даны специальные указания… собственно, они-то и сыграли в итоге свою роль.

«Господин Эрман Юмушак? Пройдите, пожалуйста, с нами! Вы арестованы», – наверно, это были какие-то такие слова… ах, как Кемаль жалел, что не он их произнес! Не он, а кто-то из службы охраны Измирского аэропорта, внимательный и профессиональный секьюрити.

Как все просто: адвокат не подозревал, что Кемаля осенит догадка, он ничего не боялся, он заехал домой (никто еще не следил за его городской квартирой, не американский же фильм!), спокойно собрал вещи и, не торопясь, отправился в аэропорт.

Где, не скрываясь и не паникуя, будучи абсолютно уверенным в собственной неуязвимости, купил билет на свое собственное имя и встал в очередь регистрации на Стамбул.

Стамбул скроет кого угодно.

Стамбул – а дальше весь мир, любой его уголок, и никто бы никогда… счастье, что на любом месте случаются, помимо всех прочих, и неравнодушные к работе профессионалы.

Господин адвокат больше не увидит мир сверху – из иллюминатора увозящего его от возмездия самолета.

Зато у него будет масса времени, чтобы медитировать и созерцать плохо оштукатуренные камни тюремных стен.

Только их – а не свой сад камней.

Как все красиво и просто, когда смотришь сверху!

Лана почти прижалась к окошку: внизу было море, извивы гор и шоссе, черепичные крыши, – и она надеялась, что сможет увидеть и сероватую белизну античных развалин.

Она была счастлива: эта поездка, этот отпуск, казавшийся таким ненужным и почти неприятным, неожиданно вернули ей спокойствие, и настроение, и саму себя, и Мишку, и стихи, и… вообще все. И ей было приятно смотреть вниз и вспоминать их поселок и пляж, колонны Дидима и амфитеатр Милета, своих кошек и ароматный воздух, и вечерний ветер в соснах, и – да, даже эту ужасную историю с убийством!

– Древняя столица Японии, пять букв! – объявил сидевший сзади Николай. – Черт, разве не Токио?

– Древняя же! – сонно отозвалась Маша. – Киото.

– Тьфу, конечно! Маш, я, честное слово, знал, но забыл! – шутливым тоном двоечника заныл ее муж. – О господи, запутался: те же буквы, только переставить – что «Токио», что «Киото»!

– Там, в Киото, между прочим, тот самый сад камней, который наш сосед-то скопировал, – сказала Маша. – А еще мне Нихат сказал, что он жену свою выбрал потому, что в ее имени можно буквы переставить – и получится «гейша».

– Ничего не получится, выдумывает твой Нихат! Одну букву поменять надо… роман Гончарова – вот почему в каждом кроссворде обязательно роман Гончарова, а?

– И вовсе он не мой! – скрывая удовольствие, услышанное только Ланой, заявила Машка.

Лана с вернувшейся кошачьей чуткостью слышала в их голосах и то, чего там не было раньше – или, может, было, но когда-то давно. Машкино кокетство и напускная, как у мальчишки, грубоватость Ника почти не скрывали какой-то то ли возникшей, то ли вернувшейся к ним нежности.

Кажется, у нее тоже прошло, поняла Лана.

Как у меня.

Когда-то она написала Машке стихи, которые та не приняла – сделала вид, что не приняла! – на свой счет. А ведь когда я сама была так глупо, так придуманно влюблена, я тоже не приняла бы этого менторства: все пройдет… но ведь действительно проходит!

Все пройдет, как проходит простуда, лихорадка, ангина, мигрень. Все пройдет: я, конечно, не буду ждать письма и звонка каждый день. Все пройдет, как проходит обида, вдохновение, радость и грусть. Все пройдет – не подам даже вида, если вдруг не пройдет… ну и пусть! Все пройдет, как проходят минуты, дни, недели, часы и года. Все пройдет, и мы скажем кому-то: с ним? да нет… так давно… никогда.

Все прошло.

Придуманная болезнь под названием «Стас» – или «Мишка», у кого что!

Сзади засмеялись.

– Лан, он роман Гончарова, на «о», пять букв, знаешь, какой написал? «Облом»!

– Маш, да я нарочно, я сам знаю, что «Обрыв»!

– Конечно, говори теперь!

– А чего смешного-то?!

– Миш, ты не поймешь!

– Чегой-то я не пойму?! Я вон, между прочим, показания давал даже! – старательно выговорил недавно выученные слова Мишка. – А их только взрослые!..

– Да, Миш, ты молодец! Дядя Нихат тоже сказал, что без тебя бы никак.

– Да, и я тоже сыщиком буду! А он в тебя влюбился, да, мам?

– Ой, Миш, что ты говоришь?!

– А что? Мама у нас красавица, – гордо поддержал Николай, – как в нее не влюбиться-то?!

– А теперь он как же… дядя Нихат-то?

– Ничего, поплачет, а потом будет преступников своих ловить и маму забудет… это же наша мама, да?

– А я всем расскажу, как у нас убийство было, классно же, скажи, пап?!

– Да уж, классно… приключений у нас в этом году хоть отбавляй! И убийство, и археологи эти сумасшедшие, да, Маш? Нет, это ж надо: Крису этому денег подавай на его раскопки, с больной головой притащился! Как будто я Абрамович, ей-богу! А Борис так вообще! Твой Нихат молодец, сообразил, а то я бы связался!..

– А ты думаешь, он правда собирался камни эти вывозить? Это же глупость!

– Не такая и глупость, как посмотреть. Наверно, заработать на этом думал… они же ценные все-таки, а сейчас коллекционеров богатых полно. Но вот как бы он все это устроил? Нет, ты прикинь: он мне, значит, цемент или плитку какую отправляет – и туда же контейнеры с камнями своими засовывает, это ладно. А встречать кто их будет? У меня на складе повыкидывали бы всю его античность – или растащили бы… нет, везет нам в этом году на всяких психов, это точно!

Внизу за окном теперь было только море, и Лана, положив голову на плечо мужа, прикрыла глаза и перестала прислушиваться к разговорам.

Как хорошо, что все прошло.

Надо было уехать и посмотреть на все издалека – и чуть-чуть сверху.

Как будто взлетев.

Где там какой-то Стас? И не видно его!

В саду камней не должно быть ничего лишнего.

Иначе все нарушится: не осознаваемая нами гармония мира, его кем-то тщательно продуманная и замаскированная под мнимый хаос стройная и логичная система, его скрытая от нас простота и преувеличиваемая нами сложность.

Мы сами создаем свой сад камней, выбирая нужные нам камни и расставляя их, – или мы только гости в саду, кем-то для нас построенном?..

…Как все красиво и просто, когда смотришь сверху.

Лана с удовольствием засыпала: медленно, замечая, как начинают путаться мысли, как приходят и сразу забываются рифмы, как шумят в голове недавно такие близкие и доступные, а теперь плещущие далеко внизу, среди каких-то камней, волны – или это сосны, всегда смотрящие на нас сверху?..

Волны – или сосны? – почти убаюкали ее, когда сквозь их мерный, монотонный шум к ней вдруг прорвался звонкий вопрос «А мы еще сюда приедем, да?»

И она, не открывая глаз, уверенно и твердо сказала:

– Мы приедем. Обязательно.

«Обязательно! – зашумели в ответ сосны (или волны?), шелестя чем-то зеленым и синим среди мраморных античных камней. – Обязательно. Ты приедешь: мы тебя ждем!»

Петербург – Измир, 2007-2008