Этот фильм посвящается русскому философу и православному богослову ХХ века Владимиру Николаевичу Лосскому – одному из наиболее известных людей на Западе, принадлежавшему к поколению ученых, зрелое творчество и известность которого приходятся на время иммиграции. Имя этого человека для всего христианского мира стало символом современного православного богословия.

В основу фильма положены реальные события из жизни Владимира Лосского, связанные с его вынужденным путешествием по дорогам Франции во время Второй мировой войны. Рассказ о его пути тесно переплетается с биографией Владимира Лосского и его философскими высказываниями. В фильме принимают участие его дети: дочь Мария и сын Николай, проживающие в настоящее время в Париже, а также представлены интервью его коллеги по богословской работе француженки Элизабет Берсигель и одного из известных представителей русской иммиграции в Париже – президента фестиваля им. С. Дягилева, писателя Вадима Нечаева.

Фильм «Семь дней по дорогам Франции» награжден в 2008 году за лучший сценарий на фестивале-семинаре «Православие на телевидении, радио и в печати».

Есть два мира для христианства и в них две жизни: одна принадлежит этому миру скорби и страданий, но другая сокровенно совершается в Царствии Божием, ликующем граде небесном.

Прот. Сергий Булгаков

Франция, 1940 год, Париж

Четверг,13 июня (хроника)

Все эти люди – беженцы, парижане, покидающие свой город. Приближение гитлеровских войск – вот главная причина, заставляющая их уходить, но в каждом взгляде читался вопрос: «Уйти или остаться?»

«Власть больше не была исполнительной в Париже, она больше не существовала с сегодняшнего утра. Каждый действовал согласно своей совести, и эта совесть диктовала право поступить так или иначе: остаться тем, кто решил не покидать свой очаг, свою улицу, свой район, свой город, и смириться с тем, чтобы стать жертвой врага; и уйти тем, кто решился на это…»

Эти слова принадлежали одному из тех людей, кто в тот самый день вместе со всеми покидал Париж, нашему соотечественнику, русскому по происхождению, сыну эмигранта, философу Владимиру Николаевичу Лосскому. Он хотел вступить в ряды защитников Франции, но у него не получилось догнать стремительно отступающую французскую армию.

Владимир Николаевич Лосский – один из наиболее известных людей на Западе, зрелое творчество которого приходится на время эмиграции, и его имя стало символом современного православного богословия для всего христианского мира.

НИКОЛАЙ ЛОССКИЙ (сын В. Лосского):

«Первое, что нужно сказать в первую очередь тем, кто о нем мало знает. Он был сыном известного философа Николая Онуфриевича Лосского, который был профессором в Петербурге до тех пор, пока его и других – Бердяева, Булгакова – не выслали в 1922 году на знаменитом «философском пароходе», как его называют теперь. Ленин лично распорядился. Он им дал выбор. Либо их расстреливают, либо они уезжают. Моему отцу, В. Лосскому, было тогда 19 лет».

Осенью 1922 года из Петрограда ушли два парохода, на которых из России были высланы выдающиеся философы – Николай Бердяев, Питирим Сорокин, Иван Ильин, Николай Лосский, Лев Карсавин, Семен Франк, Александр Кожевников, Александр Изгоев и многие другие представители интеллектуальной российской элиты. Владимир Лосский был на этом пароходе вместе с родителями. Вынужденная эмиграция сначала в Прагу, затем в Париж. В 1927 году он окончит Сорбонну и получит ученую степень.

Тот «философский пароход» положил начало «утечке мозгов» из России, ее оторванности от интеллектуальной жизни развитых стран.

ВАДИМ НЕЧАЕВ (писатель, эмигрант, президент ассоциации русских художников в Париже, президент фестиваля им. С. Дягилева):

«Отъезд наших прекрасных русских философов, основателей русской мысли в 20 веке, все это – потеря для России. Все это так. Но, с другой стороны, я вспоминаю великолеп-

ную притчу о блудном сыне, когда старший ушел и увез с собой часть наследства. И почему-то отец принимал с восхищением его возвращение. А другой сын вкалывал не покладая рук, не имея свободы, как весь русский народ, а почести достались не ему. Он не мог понять, в чем дело. Не только в том, что вернулся сын, как возвращаются книги наших философов. А именно потому, что он привез опыт, приобретенный в странствиях. И это были не только потеря и приобретение для России. Они развили новое учение по-настоящему в условиях свободы. Иначе их ждали бы лагерь и смерть».

Цитаты:

«История мира есть история Церкви – мистической основы мира».

«Говорить о Боге – великое дело, но еще лучше – очищать себя для Бога».

Владимира Николаевича Лосского назвали в честь его деда – педагога Владимира Яковлевича Стаюнина, супруга которого, Мария Николаевна Стаюнина, основала в Петербурге знаменитую до сегодняшнего дня Стаюнинскую гимназию. Она была близкой подругой жены Достоевского и лично знала Федора Михайловича.

НИКОЛАЙ ЛОССКИЙ (сын В. Лосского):

«Мой дед, Н. О. Лосский, был в Германии у какого-то философа, он там работал в Геттенне. В то время мой отец и родился.

А Стаюнина была урожденная Тихментьева. Так что это, знаете, смешанные корни. А Лосские – это поляки. Мы стали русскими только в конце 18 века.

Моя прабабушка была католичка.

Ее звали Гжемайле Пшелянска. Это трудно – быть более польскими. В ообщем, мой отец гордился своим родом. Из-за этого он влюбился в Западное Средневековье. У него было понятие о рыцарстве. Он и нас воспитывал в этом духе. Рыцарь должен отдавать жизнь за всех своих близких. Он был монархистом. Но не тем, как Романовы, вовсе нет. Его монархизм – это когда царь или король отдает жизнь за свой народ. Мой отец никак не был привязан к русской монархии, скорее всего, к средневековой, западной и ветхозаветной. Как Давид, Соломон».

Пятница, 14 июня 1940 года

Хроника: беженцы, военные французские солдаты, бомбардировка и т. д. Беженцы продолжали идти на юг, хотя многих покидали силы, и с каждым шагом прибавлялся страх за жизнь своих детей и близких. Пугали авианалеты, люди терялись в толпе, не зная потом, что делать: идти дальше или искать друг друга. Многие молились вслух, шептали молитвы, обращаясь к небесам.

Владимир Лосский шел вдоль колосящихся по обеим сторонам дороги полей. Вдалеке виднелся шпиль католического собора. Солнце клонилось к закату. Глядя на последние солнечные лучи, он вдруг вспомнил, как когда-то со своим отцом в числе паломников посетил чудесное место в горах, в Альпах, Нотр-Дам де ля Салет, недалеко от Гренобля, где, по преданию, произошло явление Божьей Матери.

«Ранним утром два мальчика пасли овец на склоне горы. И вдруг они увидели необычайной красоты женщину. Она появилась неожиданно, словно из ниоткуда. Она ласково посмотрела на них и сказала им что-то очень важное, чтобы они передали это людям, и спустя мгновение исчезла, оставив памятью о себе небольшой горный источник с чистой целебной водой. Радость переполняла пастушков от этой встречи, и они выполнили просьбу Божьей Матери, но до сих пор Ватикан содержит это откровение в тайне. Говорят, что была в ее словах великая надежда».

Всю свою жизнь Владимир Лосский будет испытывать трепетное отношение к этому месту, куда впервые он пришел вместе с родителями и где услышал историю о Божественном чуде, милости небесной и любви Бога к людям. Это предание, тесно связанное с мистическим проявлением, станет для Владимира Лосского поводом для размышления над невидимым, но существующим миром. И впоследствии в своей работе «Очерк мистического богословия Восточной Церкви» он напишет: «В известном смысле всякое богословие мистично, поскольку оно являет Божественную тайну, данную Откровением». «Богословие и мистика отнюдь не противополагаются; а напротив, они поддерживают и дополняют друг друга».

Владимир Лосский имел в виду не «мистику» в собственном смысле этого слова. Он говорил о том, что необходимо для понимания духовной жизни, и о тех постоянных знаниях, которые являются основами всякой мистики. И это первое определение темы «мистическое богословие Восточной Церкви».

Второе определение темы мистического богословия по Лосскому «будет именно христианский Восток, или, точнее, Православная Восточная Церковь».

МАРИЯ ЛОССКАЯ (дочь В. Лосского):

«Мой отец стал богословом. Мой отец любил красоту. Лепота! Вот эту лепоту он искал и пытался раскрыть другим. И эту красоту, Божью красоту, он видел тоже в творении Божьем, которое воспевает Господа, и даже в искусствах разных.

Он очень увлекался музыкой (водил нас на концерты), живописью. Когда мы были еще маленькими девочками с сестрой, он водил нас по разным выставкам, театрам. Прибавлю, что поэзию, конечно, он обожал, и французскую – тоже, литературу читал. Тем самым он мне передал любовь к поэзии, и я стала гораздо позже литературоведом. Он не поучал нас Закону Божьему. Это выражение он очень не любил, потому что это было для него нечто, не Закон, а милость, благодать».

15 июня 1940 года. Суббота

С рассветом беженцы опять собирались в дорогу. Тихое безмолвное утро с горячим солнцем торопило всех. Мгновениями казалось, что никакой войны не может быть. Мирно щебетали птицы, раскачиваясь на ветках деревьев, свежий ветер врывался в окна домов, и плач сменялся звенящим детским смехом. А по дороге опять уходили люди.

Они оставляли за собой Орлеан. И Владимир в который раз закрывал за собой дверь местной жандармерии, где получил очередной отказ о вступлении в армию. С альпинистским рюкзаком за плечами он шел вместе со всеми в сторону местечка Шабри, где находилась его семья. Дорога в армию превращалась в дорогу домой.

Позже в своем дневнике он напишет:

«На огромном мосту я обернулся еще раз, чтобы бросить последний взгляд на город, когда-то освобожденный Жанной д’Арк. Собор, колокольня, старые крыши купались в солнце. Луара, песчаная и медленная, под мостом бежала быстрее».

ЭЛИЗАБЕТ БЕРСИГЕЛЬ (писательница, богослов, жена друга В. Лосского):

«Я познакомилась с Владимиром Лосским в то время, когда были созданы первый приход, первая франкоязычная православная община. Она была создана при участии этого священника – отцом Львом Жиле. Он был французом, говорил по-русски и подписывался под своими книгами: «Монах Восточной Церкви».

Происходило это в 1928–1929 годах.

Я впервые присутствовала на русской православной пасхальной службе в пасхальную ночь в православной церкви Святого Сергия. Мне это так понравилось, я была так сильно растрогана.

Это было, наверное, примерно так же, как и посланцы князя Владимира в стародавние времена. Я поняла, что мне необходимо поближе познакомиться и узнать эту Церковь, которая одновременно и древняя, но в то же время такая живая, где продолжила изучение протестантской теологии в Париже.

Этот приход ведь был создан отнюдь не французами. Он был создан молодыми русскими православными людьми. У меня было такое чувство, что они находились в состоянии поиска. Они искали ответ на вопрос, в чем был смысл их изгнания в Западную Европу. Каков был смысл их существования, их судьба?».

Революция в России становится надломом в развитии общественного сознания, и Г. Флоровский скажет об этом так: «Многим захотелось заново строить свою душу».

4 июня 1928 года Владимир Лосский венчается митрополитом Евлогием в церкви Сергиевского подворья в день Св. Духа с Магдалиной Исаакиевной Шапиро. В их семье родится четверо детей: Николай, Иван, Мария и Екатерина.

В том же 1928 году основывает с Евграфом Ковалевским Православное братство имени Св. Фотия при Трехсвятительском подворье с целью утверждения православия во Франции. Приход начинают посещать и русские иммигранты, и представители французской интеллигенции.

МАРИЯ ЛОССКАЯ (дочь В. Лосского):

«Да. Он был более связан с французской интеллигенцией, чем с русской иммиграцией. Это я могу утверждать по разным причинам. Мой отец считал, что Господь ему дал миссию. Он себя считал миссионером. И эта миссия заключалась в том, чтобы передать Западу, не по Достоевскому, а по Лосскому, то есть по-богословски, православие, свет православия, и многие, многие перешли в православие благодаря его книгам. Элизабет Берсигель была одна из тех, кто принял православие. Этот обряд крещения совершил отец Жиль, которого называли «монахом Восточной Церкви».

ЭЛИЗАБЕТ БЕРСИГЕЛЬ (писательница, богослов, жена друга В. Лосского):

«В это время я была по-прежнему студенткой и изучала протестантское богословие.

Но постепенно, все чаще, и чаще я приходила туда на воскресные богослужения. Я ходила в эту маленькую церковь, которая, кстати сказать, носила имя, то есть была поставлена под патронаж, Парижской святой Женевьевы. (Сан-Женевьев де Пари)».

Владимир Лосский был одним из тех, кто все это создавал. Когда он приехал в Париж, он прекрасно все понимал и знал заранее, что это древнейшая христианская земля и что по крайней мере здесь 1200 лет было православие.

Приход, который был организован молодыми русскими эмигрантами, назывался

Божией Матери «Всех Скорбящих Радости»

и Святой Женевьевы.

Женевьева – покровительница Парижа.

НИКОЛАЙ ЛОССКИЙ (сын В. Лосского):

«Мой отец каждый день ходил к гробнице святой Женевьевы, так как мы жили рядом. Сразу же после войны он застроил себе кабинет прямо напротив этой церкви. И каждое утро, перед тем как сесть за письменный стол, ходил на гробницу святой Женевьевы».

Да, он был русским, но думал о Православной церкви, которая была бы не только русской, а всеобщей Церковью. Он был совершенно открыт по отношению к Западу, западной цивилизации и культуре, не противопоставляя себя ей, а, наоборот, был открыт по отношению к ней. Владимир Лосский поставит перед собой задачу: наладить диалог между Православной и Католической церковью. Эта религиозная тема станет темой его жизни, а не только темой мысли и нравственного чувства.

МАРИЯ ЛОССКАЯ (дочь В. Лосского):

«Значит, миссия передать православие Западу. Это встреча Востока с Западом. И это ему удалось. И из-за этого его экуменистская деятельность была такая активная. Например, в Англии проходили симпозиумы, и каждый год мы всей семьей туда ездили. Это сыграло важную роль для Англии. Там тоже много православных».

На протяжении двадцати лет после окончания Второй мировой войны в Англии происходил исключительно плодотворный диалог между православными и англиканцами.

Владимир Лосский играл в этом процессе очень важную роль. Он всегда приезжал туда с женой и детьми, потому что эти конгрессы Братства были почти семейными по своей атмосфере.

Многие туда приезжали целыми семьями. Доклады В. Лосского на многочисленных конференциях стали основами для статей, каждая из которых по своей глубине равна серьезной богословской работе, его вклад в православное богословие трудно переоценить.

Особый интерес вызывали его работы, затрагивающие тему мистики в восточном богословии.

Из доклада:

«Восточное предание никогда не проводило резкого различия между мистикой и богословием, между личным опытом познания Божественных тайн и догматами, утвержденными Церковью. Слова, сказанные сто лет назад великим православным богословом митрополитом Филаретом Московским, прекрасно выражают именно это положение: ”Необходимо, чтоб никакую, даже в тайне сокровенную премудрость мы не почитали для нас чуждою и до нас не принадлежащую, но со смирением устрояли ум к Божественному созерцанию и сердце – к небесным ощущениям».

Владимир Лосский затронул необычную тему, очень интересную, которая позволяет человеку не только размышлять, но и прикоснуться к секретам, доступным лишь при интуитивном проникновении в сущность вещей.

Воскресенье, 16 июня 1940 года. Хроника

Владимир Лосский шел в направлении города Тулузы. На развилке двух дорог он остановился.

Мысль о семье, которая находилась в нескольких километрах от этого места, заставила его свернуть. Завтра он опять отправится в путь, но теперь уже искать своих детей и жену Мадлену. На этот раз это всего 100 км пешком.

Наконец он выспится на настоящей кровати, на белой простыне под одеялом, и маленький городок будет спать вместе с ним, а засыпая, он услышит только доносящийся издалека лай собак и бой башенных часов со старой площади.

Цитата:

«Бог творит мыслью, и эта мысль становится делом».

Святой Иоанн Дамаскин

НИКОЛАЙ ЛОССКИЙ (сын В. Лосского):

«Собственно говоря, он тем и известен, что написал труды о православном богословии. Но все эти труды по просьбе католических, протестантских, англиканских и философских друзей французов и англичан. Но он хотел только жизнь отдать изучению Средневековья, западного богословия и философии. И его главный труд, который сейчас переводится на русский язык в богословских кругах, его диссертация об отрицательном богословии и знании Бога у Майстера Экхарта, немецкого мистика. Поэтому он знал всех мыслителей 13–14 веков».

Понедельник, 17 июня 1940 года

Рано утром, попрощавшись с друзьями, Владимир сел на поезд, который после трех часов пути остановился на неопределенное время в маленьком городке в связи с авианалетом. Это был уже четвертый за день. Нервы у людей не выдерживали, они легко впадали в панику, и все это создавало напряженную обстановку в поезде.

Только поздно вечером поезд прибыл на маленькую станцию. Утомительное и долгое путешествие почти подходило к концу. Еще нужно было преодолеть 200 км. Владимир пытался уехать, но ни поезда, никакого другого транспорта не было.

Он опять решил идти пешком и в ближайшей деревне, уставший и голодный, остановился на ночлег. Кружка красного вина и ломоть белого хлеба, предложенные пожилым хозяином дома, сморили его, и он заснул крепким сном прямо во дворе под открытым небом, под слабым светом нарождавшейся луны.

Через несколько дней он найдет свою семью, а осенью вернется в Париж и вступит в ряды французского Сопротивления. Но об этом он еще ничего не знал.

Вторая мировая война была переломным моментом в истории Франции. Вступив в войну 3 сентября 1939 года, Франция, считавшаяся первоклассной военной державой, летом 1940 года неожиданно потерпела сокрушительное поражение от фашистских государств – Германии и Италии. Молниеносный разгром Франции потряс многих современников. Они чувствовали, что это не обычное военное поражение, а нечто большее: гибель Парижа, падение Франции, может быть, конец целой эпохи.

В том же сороковом году Анна Ахматова напишет:

Илья Эренбург опубликовал роман «Падение Парижа»; о «падении Франции» писали все газеты.

В это время во Франции наравне с Французской коммунистической партией, действовавшей в подполье, возникли небольшие патриотические группы, руководимые интеллигенцией, офицерством, служащими. Сами их названия – «Комба» («Борьба»), «Либерасьон» («Освобождение»), «Ресистанс» («Сопротивление»), «Фран-Тирер» («Вольный стрелок») – указывали на то, что они намерены бороться за освобождение своей страны.

За пределами Франции к борьбе против оккупантов призывал генерал Шарль де Голль. Эмигрировав в Англию, он 18 июня 1940 года обратился по Лондонскому радио с призывом продолжать войну. Основанная им в Англии организация «Свободная Франция» вела патриотическую пропаганду и готовила вооруженные силы для освобождения страны.

Так началось движение Сопротивления, которое сыграло огромную роль в освобождении Франции и ее дальнейшей судьбе.

Владимир Лосский был одним из участников французского Сопротивления. Там он встретил своего давнего друга Угримова.

НИКОЛАЙ ЛОССКИЙ (сын В. Лосского):

«А он был начальником Сопротивления, этот Угримов. И вот, значит, мой отец привозил к нему летчиков – англичан, американцев, которые падали с парашютов. И мой отец сопровождал их туда. И таким образом принимал участие».

ЭЛИЗАБЕТ БЕРСИГЕЛЬ (писательница, богослов, жена друга В. Лосского):

«Мировая война стала ужасным испытанием. Как вы знаете, Франция была захвачена. И Лосского это очень тронуло. Может быть, вы прочитали его небольшую кни-

гу “Семь дней по дорогам Франции”. Он хотел вступить во французскую армию, но ему не удалось».

НИКОЛАЙ ЛОССКИЙ (сын В. Лосского):

«Но его Господь Бог сохранил от того, чтоб оружие употреблять. Он хотел во французскую армию поступить, когда немцы наступали. Но его не взяли, потому что сердце слабое. А во-вторых, у него было четверо детей. Потому и не взяли. И тогда, когда немцы подходили к Парижу, он пошел и сказал: “Я хочу обязательно служить!”

“Идите на юг, идите дальше, на юг!” – и он так и пошел пешком по дорогам Франции».

ЭЛИЗАБЕТ БЕРСИГЕЛЬ (писательница, богослов, жена друга В. Лосского):

«А после войны мы вновь нашли друг друга. Мне прекрасно запомнилось на всю жизнь, как я первый раз отправилась в Париж. Вам же известно, что во время войны мы не могли ездить в Париж. С 1941 по 1945 год нам, жившим на востоке Франции, было очень трудно ездить в Париж. А после того, как было подписано перемирие, я смогла впервые вернуться в Париж. И я пошла проведать семью Лосских. И он мне показал и подарил свою книгу “Эссе о мистической теологии в Восточной Церкви”. Я могу вам ее показать. Вот эта книга».

«Элизабет и Андре Беар в знак дружеского уважения.

Владимир Лосский»

Вы знаете, по существу, эта книга – плод всего того, что он сделал. Это плод той проповеди, которую он совершал в католической среде. Вам известно, что он не проповедовал в православной среде».

Всю последующую жизнь Владимир Лосский будет активно заниматься преподавательской деятельностью,

так же, как Сергий Булгаков и Григорий Флоровский в Свято-Сергиевском институте.

НИКОЛАЙ ЛОССКИЙ (сын В. Лосского):

«Да, интересная деталь, ни Флоровский, ни мой отец никогда ни в какой академии не учились. Оба они – любители, но известны тем, что открыли Святых Отцов всему православному миру».

Участие Владимира Лосского в борьбе против фашизма не прервало его богословских занятий и преподавательской деятельности.

С 1941 по 1942 год для группы католических богословов и философов, собиравшихся в доме Марселя Моро и составлявших круг учеников и сподвижников Этьена Жильсона, среди которых были Морис де Гандильяк, Луис Массиньон и Габриель Марсель, он готовил очерки православного богословия, ставшие основой для классического «Очерка мистического богословия Восточной Церкви», вышедшего в 1944 году. «Очерк» явился второй строгой работой на Западе после книги отца Сергия Булгакова «Православие», посвященной православному богословию.

ЭЛИЗАБЕТ БЕРСИГЕЛЬ (писательница, богослов, жена друга В. Лосского):

«Это его самая известная книга.

Вы знаете, что эта книга, по существу, на самом деле имела очень важное значение для православия, поскольку положила начало возрождению неопатристического движения».

НИКОЛАЙ ЛОССКИЙ (сын В. Лосского):

«Ну, в ообщем, дело в том, что мой отец писал для французов, для западных людей. Это нужно иметь в виду. И когда это читаешь на русском языке, эти переводы!

Он никогда бы не согласился. И как говорил отец Иоанн Майндер: “Для русского нужно говорить иначе”».

Вторник, 18 июня 1940 года

Весь день моросил дождь. Серое низкое небо далеко простиралось над полями и уходило за горизонт черной грозовой полосой. Владимир продолжал путь. Неожиданно ему повезло.

В грузовике оказалось свободное место среди крестьян. Можно было немного расслабиться и ни о чем не думать тяжелом. Он нежно смотрел на малыша, спящего безмятежным сном на руках сидевшей рядом с ним деревенской девушки. Но оглушающий шум мотора приближающегося самолета возвращал в страшную действительность.

В его дневнике появится еще одна запись, размышление, смысл которого пройдет красной нитью через весь текст книги, позже написанной им.

«Итак, кто же сможет вытащить нас из этой катастрофы? Никто, кроме Бога. Только Бог. Связь наших ошибок уводит слишком далеко, чтобы подняться к самой первой ошибке людей. Но эта связь, эта горизонтальная линия истории была надломлена однажды, более 19 веков назад, одной вертикальной линией.

Бог стал человеком, сойдя в адскую бездну, чтобы помочь избежать этой связи бесконечных ошибок, чтобы поставить нас выше истории. Пересечение этих двух линий – крест. Принять нашу историческую катастрофу со всем ужасом, как крест, который нам предлагает Бог, – значит найти выход. Единственный путь – вертикальная линия. Это дорога к Богу».

МАРИЯ ЛОССКАЯ (дочь В. Лосского):

«Он вообще был скрытный человек. Его духовная жизнь была богатейшей, но непоказной. Он был очень скромный. Ничего не было в нем напоказ. И вот что замечательно в нем, – это смесь глубины духовной и веселости почти детской. Я вам говорила, мы играли с ним, вот тут, ряженые. Когда подросли, бывали у нас вечеринки. У нас был самый веселый дом в Париже. Именно потому, что был отец.

Он нас воспитывал строго, в таком рыцарском духе, так как мы из дворянской семьи. Дворянство – это значит ответственность, и ничего другого. Привилегии – это значит служить. И вот так я была воспитана, и мой брат тоже, и мои сестры. Нас было четверо. И отца мы очень уважали. У нас были прекрасные отношения».

МАРИЯ ЛОССКАЯ (дочь В. Лосского):

«Гостеприимство у нас было русское, а у французов этого не найдешь. Значит, вокруг этого стола семейного я видела знаменитостей, которые теперь в энциклопедиях. И все эти знаменитые люди и богословы и философы… Я вспоминаю, например, Жан Валя. Очень крупный французский философ. Во всяком случае, и все эти люди его обожали. Видите, разные слои общества.

Среда, 19 июня 1940 года

Это был последний день пути, самый утомительный и долгий. В небольшом грузовике Владимир стоял в тесноте, держась за металлическую опору для тента, но он мог смотреть по сторонам, и это радовало взор. Вдалеке показался замок де Помпадур с большими круглыми башнями, которые то исчезали, то появлялись снова из-за высоких зеленых каштанов. Он представил себе пажей и придворных, снующих по двору замка, принцессу, сидящую за прялкой у окна, и Кота в сапогах в золотой карете. Это видение длилось всего лишь мгновение. Замок исчез за поворотом дороги.

Впереди – последние километры. Нужда, голод, жажда, жара и дождь, безысходность и надежда – все это сопровождало его эти семь дней и в конце пути превратилось в новое чувство, светлую грусть. Владимир оставит позади себя все трудности этого путешествия, но навсегда сохранит в памяти ностальгию по дорогам Франции, увенчав ее словами мудрого учителя к своим ученикам: «Лучше грустить, чем смеяться, ибо от грусти в глазах на сердце появляется радость».

В сентябре 1944 года почти вся Франция будет освобождена. Страна начнет возрождаться к новой жизни. И очень скоро Париж восстановит свой прежний облик.

«Кстати, почему Франция все еще продолжает стоять на первом плане в Европе… Бесспорно потому, что страна эта есть страна всегдашнего первого шага, первой пробы и первого почина идей» – это запись из дневника писателя Ф.М. Достоевского, датированная 1876 годом. Эти слова были актуальными и в послевоенные годы.

Владимир Лосский всю жизнь посвятил работе в области богословия, оставаясь одновременно преданным любимому Средневековью.

Внезапная болезнь сердца стала для него испытанием, но никто не мог упрекнуть его в чрезмерном унынии. Он никогда не жаловался, старался быть веселым, и только однажды его дочь Мария заметила что-то необъяснимое в его взгляде.

МАРИЯ ЛОССКАЯ (дочь В. Лосского):

«У меня такое воспоминание: блины… Я пригласила (тогда я была в университете студенткой) друзей. Блины напекла, массу, и мой отец сидел… Это было за месяц до его кончины. Я на него посмотрела и почувствовала. Я поняла потом. Некую отчужденность, которую я потом проанализировала. Как бы ожидание чего-то огромного, то есть Таинства смерти».

«На пути своего соединения с Богом человек не отстраняет от себя тварного, но собирает в своей любви весь раздробленный грехом космос, чтобы был он в конце преображен благодатью».

НИКОЛАЙ ЛОССКИЙ (сын В. Лосского):

«Он умер очень рано. Совсем молодым. Ему было всего 53 года. Он даже не достиг 54 лет. Он родился в июне, а скончался в феврале 1958 года».

Владимир Николаевич Лосский скончался 7 февраля 1958 года в Париже от сердечного приступа в день Григория Богослова. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

МАРИЯ ЛОССКАЯ (дочь В. Лосского):

«Я ему сказала: “Хочешь выпить Салетской воды?”

Он сказал: “Да”.

Последнее, что он проглотил, была Салетская вода. Его напоила Божья Матерь, как пишет Оливье Клеман: “Vite et bien”. Красотой!

И тут началось паломничество. Весь Париж к нам пришел читать псалмы у его гроба.

Он такой был красивый на смертном одре. Мой отец не особенно был красивый, но, объективно говоря, он не считал себя красивым. Но на смертном одре! Боже!

Какой лик! Тут я поняла. Все это понимаешь гораздо позже. Когда человек умирает, то уже смотришь на него иначе, и я увидела прекрасный лик Божьего рыцаря, Божьего витязя».

МАРИЯ ЛОССКАЯ (дочь В. Лосского):

«Оливье Клеман – его главный ученик, который много сделал после его кончины, чтобы издавались не только его книги, но и его лекции, которые он записывал».

Оливье Клеман родился на юге Франции и в детстве не был крещен. Он долго искал свой путь, в молодости активно занимался политикой (принимал участие в движении Сопротивления в годы Второй мировой войны). Потом стал интересоваться разными восточными религиями (индуизмом, буддизмом…). Движимый интересом к Востоку, Оливье Клеман познакомился с книгой Владимира Лосского «Очерк мистического богословия Восточной Церкви». Подружившись с самим В. Лосским в 1952 году, О. Клеман, тридцати лет, принял крещение в Православной церкви. До смерти В. Лосского О. Клеман был его самым одаренным учеником, по словам самого В. Лосского, и близким его другом.

МАРИЯ ЛОССКАЯ (дочь В. Лосского):

«Оливье Клеман, у которого тоже много юмора, хороший богослов, ученик моего отца, в 1956 году вместе с моим отцом и делегацией отправился в Москву по приглашению Патриарха Алексия Первого. Это было за два года до кончины моего отца. Я его провожала. И он мне говорит:

– Ты знаешь, у меня такое впечатление, что я иду к своей первой жене.

Когда я это рассказала своей сестре, она: “Почему не мать?”

Я ей сказала: “Извини, пожалуйста. Он сказал, к жене”.

Я потом подумала: почему к жене? Потому что был развод. Изгнание – это был развод.

Теперь я хочу вам прочесть письмо, которое он написал своему отцу в 1956 году, когда вернулся из России. Мой дядя это издал в “Минувшем” и назвал это “Встреча с русским народом”».

ПИСЬМО:

«Могу сказать с убеждением, русский народ совсем не похож ни на эмигрантов, ни на официальных “советчиков”.

Прибавлю еще тех, которые, попав на Запад, сразу теряют природный облик. Русский народ можно видеть только в России. Да и там еще, словами Тютчева, “не поймет и не заметит гордый взор иноплеменный”.

Назвать русский народ богоносцем, как это сделал Достоевский, – оценка слишком категорическая и потому неверная, лишенная нюансов. Но верно, что этот народ отличается исключительно религиозной одаренностью, тесно связанной еще с чем-то, что можно назвать способностью страдания. Эта черта, не имеющая ничего общего с античным “аморфати” или с индусским бесчувственным принятием колеса жизни, есть положительное моральное свойство, какое-то природное христианство. Богословски нелепо даже, еретично, но иначе сказать не могу. Тут я понял почему, уезжая из России 34 года тому назад, чувствовал себя отверженным, лишенным чего-то существенного. То, что здесь дается “само” почти “естественно”, особенно в годы испытаний, кажется невероятным и непостижимым, когда отрываешься от корня, связывающего тебя с этим безответным народом, умеющим страдать без позы, без всякой задней мысли, без любования собой. Плоды этой глубокой черты и свойственной всем необесчеловеченным жителям СССР (а таких все же подавляющее большинство) проявляются, конечно, в церкви, в церковном народе.

Тут “русская тяжесть” преображается в нечто противоположное. Поразительна нездешняя легкость, окрыленность, свобода молитвы в этих переполненных до отказа храмах во время очень длинных, по четыре часа, богослужений, которые выстаиваешь, не замечая усталости, не отвлекаясь посторонними мыслями. Какая-то невероятная сила в этом молящемся народе. Я все время чувствовал стыд, какой-то комплекс неполноценности перед этими толпами простого народа. Накануне нашего отъезда служили для нас напутственный молебен в одной из пригородных церквей Москвы. Когда мы выходили из храма и усаживались в автомобили, простонародная толпа окружила нас, трогательно с нами прощаясь. Еще одна черта – теплота, приветливость и к этим “чужеземцам”, в которых признали “своих”. Автомобили увязали в ухабах, вечернее солнце освещало золотые главы церкви, звонили колокола, бабы кланялись в пояс и долго мы еще слышали за собой: “Прощайте, родимые, не забывайте нас. Прощайте! Приезжайте опять!”

Теперь из моего прекрасного далека вспоминаю о встрече с русским народом как о драгоценном духовном опыте. Жить и работать в России я не мог бы, даже и при ином режиме. Слишком сросся с Западом.

Но ведь и это русская черта – быть европейцем больше, чем другие европейцы. Свидетельство тому Петербург, Пушкин и вся дворянская культура двух столетий до катастрофы и новой “московской” Руси с ее азиатским коварством».

Владимир Николаевич Лосский – русский философ и православный богослов ХХ века. Имя этого человека для всего христианского мира стало символом современного православного богословия. Его творчество рассматривается как феномен продуктивного диалога в контексте «Восток – Запад» – важнейшей темы современности. Настоящий патриот, проживший большую часть своей жизни за границей, но как истинно русский человек никогда не забывал своей Родины и являлся сторонником сохранения канонических уз русской православной эмиграции с Матерью-Церковью.

 

Баллада о полуволке

Л. Темнова-Зимина с В. Нечаевым у могилы И. Бунина. Кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Париж, 2005 г.

Нечаев Вадим Викторович родился 25 июня 1937 года в Ленинграде. Окончил отделение журналистики филологического факультета ЛГУ. Эмигрировал во Францию (1978), живет в Париже, где окончил аспирантуру славянского отделения Сорбонны (1982). Печатался как прозаик, публицист и критик в газете «Русская мысль» и в журналах «Эхо», «Континент», «Третья волна», «Время и мы». Автор нескольких книг, в их числе европейский бестселлер «Баллада о полуволке».

 

Каждому сценарию предшествует своя история

Сценарий «Баллада о полуволке» написан по повести писателя Вадима Нечаева. В 2005 году я была приглашена на проект документального фильма «Владимир Лосский» в качестве сценариста. Но прежде чем дать согласие продюсеру, мне пришлось не только изучить биографию Владимира Лосского, но и прочитать его работы. Одна из них – «Очерк мистического богословия Восточной Церкви» – произвела на меня большое впечатление, и я согласилась. Фильм снимался в Париже. Мы посетили много исторических мест и познакомились с интересными людьми.

Самой яркой и незабываемой встречей стало знакомство с писателем Вадимом Нечаевым, которое состоялось в Париже возле русской православной церкви. Этот гостеприимный, добрый человек представил нас детям Владимира Лосского и рассказал много интересного, что пригодилось в дальнейшем для работы над фильмом. Мы вместе посетили кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, где покоятся наши соотечественники, вынужденно покинувшие Россию в годы революции.

Среди этих могил была и могила Владимира Лосского. На этом кладбище похоронены многие известные люди, в том числе и кинорежиссер Андрей Тарковский. Мне, как кинематографисту, хотелось посетить его могилу.

Я купила две красные розы, но возложила возле его памятника только одну. Вторую розу я отдала Вадиму Нечаеву, когда он, проходя мимо могилы княгини Шаховской, остановился и стал мне рассказывать об этой милой русской женщине, эмигрантке, писательнице, с которой он дружил и которая ему помогала с французским языком в самые трудные первые годы его эмиграции. Красная роза на белой надгробной плите четко запечатлелась в моем сознании, и потом я еще долго вспоминала рассказы Вадима Нечаева, думала о судьбах наших русских людей, навсегда унесших с собой дух русской интеллигенции и благородства русских офицеров, беззаветно любивших свою Родину.

Покидая Францию, в самолете я нашла возле своего места посадочный талон с указанием даты, рейса и фамилии пассажира. Я с удивлением прочитала: «Наталья Шаховская». Это было совпадение: в тот же день, двумя часами раньше, на этом же самолете и на этом же месте прилетела в Париж, вероятно, родственница княгини Шаховской. Кто знает, может быть, в этом можно усмотреть приветствие от княгини, а может быть, таким образом она меня поблагодарила за цветок.

Я увозила с собой еще воспоминание о потрясающем рассказе Вадима Нечаева о том, как он писал свою повесть «Баллада о полуволке», которая стала европейским бестселлером, переведена на многие языки мира и принесла в конечном итоге ему писательский успех. «Я верил в Атака с самой первой строчки», – сказал мне Вадим и предложил написать сценарий для кинофильма.

Я написала этот сценарий с надеждой и большим желанием, чтобы этот фильм непременно состоялся и увидел бы свет.

 

Баллада о полуволке

Сценарий полнометражного художественного приключенческого фильма для детей и взрослых по мотивам повести Вадима Нечаева «Пат и Пилаган»

Зимний безветренный день.

Возле здания школы дети играют в снежки. Два мальчика лет двенадцати выходят из двери здания, на которой крупно написано мелом: «ШКОЛА».

Это Пат и Вовка. Они идут вдоль берега залива (за кадром звучит разговор Пата и Вовки).

Вокруг пустынно, чисто, и взгляд свободно проникает через весь залив до самого горизонта.

Вдалеке стоят в ряд песчаные дюны заградительной цепью. За ними – лиственницы, сумрачные, с искривленными стволами, обрубленными ненастьем у верхушек. А дальше расстилается настоящая тайга.

ПАНОРАМА ТАЙГИ (С ВЕРТОЛЕТА).

Мелькают леса, темнеет воздух, скрипят и гнутся лиственницы, припадает к земле стланик, шевелятся и угрюмо шуршат дюны. Камера переходит на залив – туда, где он свободен ото льда.

Высокие волны набегают на берег и заливают все шипящей пеной.

Два мальчика с портфелями в руках (Пат и Вовка) быстро идут по дороге вдоль залива.

Пат, мальчик из племени нивхов, темноволосый, с приятным круглым лицом и раскосыми глазами.

Вовка – русский парнишка с большими синими глазами.

ПАТ

Как ты думаешь, земля живая?

ВОВКА

Не знаю. Наверное, мертвая.

ПАТ

Эх ты! Люди дышат, растения дышат, и земля дышит. Значит, она живая.

ВОВКА

(возражая)

Почему же мой дедушка, которому уже под восемьдесят, так не хочет умирать, если земля живая?

Постепенно поднимается ветер. Пат и Вовка прячут лица под мохнатыми шапками.

ПАТ

(натягивая шарф на подбородок)

Потому что он сильный и любит работать, а вот когда он ляжет на печку, тогда земля скажет: «Иди ко мне». Понял?

ВОВКА (добродушно)

Понял.

Вдали появляется окраина села.

ПАТ

Ты знаешь, в новом году я поеду на чхыф-лехерыд!

ВОВКА (удивленно)

Куда?

ПАТ (гордо)

У нас так праздник Медведя называется! И буду соревноваться в гонке на собаках.

ВОВКА

О! Как я тебе завидую, Пат! Возьми меня с собой. Я тебе не буду мешать.

ПАТ

Нельзя. Правила такие. И собакам тяжело двоих везти. Ты хороший друг и будешь хорошим зрителем.

ВОВКА

Буду за тебя болеть.

ПАТ (возбужденно)

А когда на чхыф-лехерыд убьют медведя, душа его отправится к сородичам в тайгу и расскажет, что наш народ его не обижал и мы их друзья.

ВОВКА (удивленно)

Какая же у медведя душа?

ПАТ

Ты совсем неграмотный! У каждого есть душа. Даже наш остров Сахалин и тот имеет душу. И когда душа теряется, то это самое большое горе, будь то человек, или зверь, или дерево. Мой отец говорит, что надо очень внимательно следить, чтоб не потерять душу.

Пат останавливается, бросает портфель в снег и начинает строить гримасы, изображая ужас.

ПАТ (гримасничая)

Потому что таким человеком овладевает тогда ужасная ненависть ко всему на земле. И даже умереть он не может спокойно.

Вовка поднимает портфель Пата и подает ему.

ВОВКА (сомневаясь)

Ты очень странно говоришь, Пат! Разве ты не слыхал учителя: есть предметы одушевленные и неодушевленные; море, камень, дерево, остров – предметы неодушевленные, а человек или волк – одушевленные. А душа – так это предрассудок!

Пат обиженно поджимает губы.

ПАТ

Я понял иначе учителя – что раньше все объясняли душой. А насчет всяких там предметов, это горожане придумали, которые природу не видят и не понимают.

Незаметно за разговором мальчики доходят до поселка. Останавливаются. Сильный ветер заставляет Пата развернуться так, чтобы свободно говорить.

ПАТ

(показывая рукой в сторону дряхлого дома)

Пойдем тут или обойдем этот дом? Не забоишься?

ВОВКА

А почему я должен бояться?

ПАТ (тихо)

Это дом, в котором давно-предавно жил шаман. Старики говорят, что там его дух и он может проснуться!

ВОВКА

(делая бесстрашный вид)

Я не боюсь! Пойдем мимо дома.

Мальчики молча медленно идут в направлении заснеженного дома шамана, возле которого гнется и скрипит старое дерево. В этот момент сумерки уже сгустились и ветер начал сильнее завывать. На лицах Пата и Вовки читается напряжение.

Проходя мимо, Пат всматривается в непонятный предмет, лежащий возле дряхлого крыльца.

ПАТ

Гляди-ка!

Друзья приближаются и видят: под крыльцом обросшего мхом дома сидит большая и грустная собака с длинной шерстью. Они смотрят на нее, она – на них. Пат и Вовка видят, как ее худые бока приподнимаются от каждого ее вздоха и под кожей выступают крепкие изогнутые ребра.

ПАТ (ласково)

Ты откуда, собака?

Собака жалобно смотрит на Пата и моргает слезящимися глазами.

Пат наклоняется и чешет у собаки между ушей.

По поведению собаки становится понятно, что у нее нет сил даже оскалиться и показать клыки.

ВОВКА

Она откуда-то пришла. Голодная, наверное.

(обращаясь к Пату)

У нас ничего от завтрака не осталось?

Пат расстегивает портфель и достает оттуда целлофановый пакетик, кладет перед собакой кусок белого хлеба с маслом и юколу (кусок вяленой рыбы) и вместе с Вовкой отходит в сторону. Собака потягивает носом, поглядывая то на хлеб, то на мальчишек, но с места не трогается.

ПАТ (тяжело вздыхая)

Я думаю, ее бил хозяин и она пришла из другой деревни.

ВОВКА

Пойдем домой. Она не будет при нас есть.

Пат и Вовка медленно уходят, оглядываясь. Собака провожает их взглядом. И только тогда, когда они почти доходят до конца дома, собака начинает есть.

ДОМ ПАТА

На пороге дома стоит Пат в заснеженной одежде.

ПАТ (громко)

Ытык, это я!

В комнате тишина. Пат сбросывает с себя пальто, валенки, берет в руки портфель и проходит в дальнюю комнату, где за столом при ярком освещении низкого самодельного абажура сидит сгорбленная старушка и ножом вырезает на деревянном ковше какие-то фигурки. Это бабушка Пата. Так как она не обращает внимания на Пата, понятно, что она плохо слышит. Пат подходит к столу и садится рядом со старушкой, которая замечает Пата и откладывает в сторону свою работу. Она встает из-за стола и выходит из комнаты.

Раздается грохот кухонной посуды. Пат берет в руки ковш, вертит его и смотрит на вырезанные знаки на изображенной лодочке.

Перед ним быстро пробегают воспоминания, когда он с отцом ходил на охоту на медведя.

«Ольховник, медведь, отец прицеливается, раздается выстрел, медведь убегает в ольховник, оставляя кровавый след на снегу. Неожиданно медведь выбегает из укрытия и бросается на отца.

Пат находится рядом. Он растерян, так как видит, что медведь треплет отца. Отец выхватывает из ножен охотничий нож и вонзает в медведя. Река по течению несет лодку, в которой сидит Пат и полулежит раненый отец».

ПАТ (вслух, шепотом)

Мой отец доблестный охотник.

Пат достает из портфеля учебник «Родная речь» и кладет его на стол.

В комнату входит бабушка с глубокой тарелкой в руках.

ПАТ

(бабушке громко)

Ытык на охоте?

БАБУШКА

На озере рыбачит.

Бабушка ставит миску на стол перед Патом.

Он начинает есть.

Бабушка принимается за резьбу ковша.

ПАТ (бабушке громко)

Я уже столько лет знаю русских, а понять их не могу. Их не тянет тайга, не умеют они и на оленях ездить, не складывают черепа убитых медведей в амбар, не верят в душу. И все же что-то в них такое есть, чего нам, нивхам, не хватает.

БАБУШКА

(приподнимая тяжелые веки узких глаз, взглянув на Пата)

Как не верят в душу? Не может быть! Вот у них какой большой народ, а нас осталась прямо горстка. И без них совсем бы мы померли от болезней.

НОЧЬ

Пат лежит на кровати. Не спит. Он смотрит в темноту и видит влажные глаза собаки. Пат представляет себе, как ломает деревья ветер, как ежится от холода эта собака.

ГОЛОС ПАТА

(за кадром тихо)

Почему она вышла из леса? Или она заболела, или повздорила с вожаком стаи? Вот сейчас лежит у дома шамана и дремлет перед своей смертью. А может, в ней душа нашего дедушки плачет от голода?

Пат приподнимается на кровати и прислушивается. За окном слышится шуршанье. Пат встает с кровати и босиком подходит к окну.

Он видит, как отец подъезжает на лыжах к дому. Набоку у него висит холщовый мешок, из которого торчит рыба. Пат бежит в коридор к двери, чтобы встретить отца. Бабушка крепко спит в соседней комнате.

Дверь отворяется и на пороге появляется отец. Он держит в руках мешок с рыбой. Тусклый свет от лампочки в коридоре освещает улыбающееся лицо отца Пата.

ОТЕЦ ПАТА

(с гордостью)

Посмотри, сколько сегодня наловил!

Пат помогает отцу выложить рыбу в большой таз.

ПАТ

Батя, сегодня я видел собаку. Она лежит и не двигается с места, а в животе ее пусто. Дадим ей завтра немного твоей рыбы?

ОТЕЦ ПАТА

Вот почему ты не спишь!

УТРО СЛЕДУЩЕГО ДНЯ

В комнате, где спит Пат, звенит будильник. За окном еще темно. Стрелки показывают шесть часов утра.

УЛИЦА

По направлению к околице села, туда, где под крыльцом дома шамана одиноко лежит, умирая, приблудная собака, идут Пат с рыбой в руках и его отец.

У ДОМА ШАМАНА

Пат издалека видит, что собака лежит неподвижно. Он торопится к ней.

Подойдя поближе, он видит, что собака лежит с закрытыми глазами и нос ее покрылся инеем.

ПАТ

(наклоняясь к собаке)

Неужели умерла?

ОТЕЦ ПАТА

Нет. Она видит сны.

Пат кладет перед собакой рыбу. Собака открывает глаза и, с трудом приподнявшись, начинает с жадностью и урчанием есть.

Пат и отец наблюдают за ней.

Собака съедает все вместе с костями и поднимает голову вверх.

Раздается тихий вой. После этого собака подходит к Пату и ложится у его ног, уткнувшись мордой между валенок мальчика.

ОТЕЦ ПАТА

Знаешь что, не надо брать эту собаку. По-моему, она не собака. Она с большой земли прибежала по льду.

ПАТ

(присаживаясь на корточки, гладит собаку)

Что ты, Ытык! Я же хорошо вижу, что это собака. Неужели я бы не отличил собаку от несобаки?

ОТЕЦ ПАТА

(с усмешкой)

Ты хитрый, Пат, и все-таки не надо брать ее домой.

Пат продолжает сидеть на корточках перед собакой.

Отец замечает, что на глазах Пата появляются слезы.

ОТЕЦ ПАТА

(поднимая Пата с корточек)

Что с тобой? Ты никогда раньше не плакал!

ПАТ

Я представил себе, как она лежит мертвая на боку и как ее засыпает снегом и как (всхлипывая) душа дедушки, бездомная, бродит возле и высоким голосом стонет, не зная, куда же ей теперь переселиться.

Отец молча слушает, поглядывая на собаку, которая тихо лежит на снегу, не сходя с места. Отец смотрит на ее худое тело, свалявшуюся шерсть и в грустные до боли глаза.

ОТЕЦ ПАТА

(тихо)

Ну ладно. Потом ты сам увидишь, собака это или несобака. И воспитывай ее сам.

(после короткой паузы)

Надо собаке имя дать.

ПАТ

Я назову его Атак.

ОТЕЦ ПАТА

(смеется)

Почему Атак? Потому что на нивхском языке это означает «Дед»?

Пат вытирает слезы и улыбается. Отец разворачивается и направляется в сторону своего дома.

Пат идет за ним. Собака остается на месте. Пат оборачивается и зовет ее за собой жестом руки.

Собака встает и смотрит внимательно на Пата.

ПАТ

(кричит)

Атак, Атак, Атак!

Собака, услышав человеческий зов, срывается с места и медленно бежит к Пату.

ДОМ ПАТА

Пат выходит из дома с полной миской и идет к Атаку, который спит в специальном укрытии от ветра и снега, похожем на будку, но более просторном. Пат кормит Атака.

Далее кадр за кадром рассказывает, как Пат ухаживает за Атаком, причесывая ему шерсть и разговаривая с ним при этом. Атак благодарно лижет Пату руки и кладет морду ему на колени.

С каждым кадром чувствуется, что Атак преображается. Вот он уже учится бегать в упряжке.

Сначала один. Вот он уже стоит в полноценной упряжке рядом с лайками и ничуть не уступает им по уверенности. Единственное, чем он отличается, так это своими размерами. Он явно больше всех ростом.

УТРО – УЛИЦА

Отец Пата вместе с Патом запрягает упряжку. Атак лежит на снегу вдалеке.

ОТЕЦ ПАТА

Атак! Атак!

Атак смотрит на отца Пата, но не подходит к нему.

Отец делает к Атаку несколько шагов, но Атак отбегает на почтительное расстояние.

ОТЕЦ ПАТА

(Пату)

Приведи его! И сам поставь в упряжку.

(недовольно)

Одна морока с ним.

ПАТ

Атак, ко мне!

Атак, услышав голос Пата, подбегает к нему. Пат с легкостью ставит Атака в упряжку. Отец садится в нарты, взмахивает кнутом.

«Гой, Гой!» – раздается голос отца Пата над тайгой, и упряжка срывается с места. Атак, чтобы не дать себя сбить с ног, волей-неволей тоже бежит, но на повороте, когда остальные собаки замедляют бег, пес не успевает сообразить, натягивает сильно постромки, нарты едва не переварачиваются, и передовик (собака, бегущая впереди Атака), обернувшись, злобно хватает Атака за плечо. Атак не может стерпеть обиды, и все смешивается в кучу, и каюр. Отец Пата, ругаясь на чем свет стоит, начинает кнутом разнимать дерущихся собак.

ДОМ ПАТА

Отец, Пат и бабушка сидят за столом. Бабушка режет ножом ковш, Пат делает уроки, отец протыкает шилом кожаную шлейку для собак.

ОТЕЦ ПАТА

Уже месяц Атак учится ходить в упряжке.

ПАТ

(отвлекаясь от тетрадки)

Ты хочешь сказать, что он не научился?

ОТЕЦ ПАТА

Наоборот. Он очень сообразительный. Уже умеет спать под снегом и общаться с собаками.

ПАТ

(радостно)

А я что говорил! Он настоящая собака!

Отец смотрит на Пата и по его взгляду понятно, что он так не считает. Пат это понимает.

ПАНОРАМА ЗАСНЕЖЕННОЙ ДОЛИНЫ

Вдалеке появляется маленькая черная точка. Постепено она приближается, и уже отчетливо видна маленькая упряжка, оставляющая за собой длинный извилистый след. Над снегами раздается голос Пата. Он вместо каюра гонит собак. Упряжка мчится к поселку. На краю села стоят отец Пата и каюр по имени Урзюк.

УРЗЮК

(глядя на приближающуюся упряжку)

Опасная затея – приручать волка.

ОТЕЦ ПАТА

Я говорил Пату: «Зачем тебе понадобилось это? Разве мало собак в упряжке, а сколько их вообще в поселке?»

УРЗЮК

Дикость должна жить в дикости.

ОТЕЦ ПАТА

Он уже не такой дикий, каким был.

Каюр недоверчиво качает головой.

ТАМ ЖЕ

Пат отвязывает Атака из упряжки и берет из нарт портфель.

ПАТ

(каюру)

Спасибо, дядя Урзюк.

(гордо)

Видели, как мой Атак вел упряжку?

УРЗЮК

Видел. Хорошо. Только он не собака, и это опасно для собак.

ПАТ

(уверенно)

Он лучше, чем собака, умнее.

УРЗЮК

И хитрее…

Пат ничего не отвечает. Он уходит вместе с Атаком.

ПАТ

(на ходу отцу)

Я в школу.

Отец и Урзюк смотрят вслед Пату.

УРЗЮК

И что? Они вместе в школу пойдут?

ОТЕЦ ПАТА

Ничего нельзя поделать. Атак следует за ним везде.

ГЛАВНАЯ ПОСЕЛКОВАЯ УЛИЦА

Пат и Атак идут по главной улице села. Откуда ни возьмись появляется огромная свора собак со всего поселка и окружает их. Все собаки начинают злобно лаять, скулить и медленно подбираться к пришельцу из другого мира. Пат видит, что сильнее других ярится их вожак, большой пес, отмеченный, как наградами, множеством шрамов на груди и плечах. Атак отбегает в противоположную сторону от Пата, к большому дереву, и упирается в него спиной, и, когда один из псов кидается на Атака, он щелкает зубами, и пес отлетает с разодранным горлом. Пат, схватив ледяной ком снега, бросает в свору с криком «Пошли вон!», но собаки не реагируют, а, надрываясь в лае, пытаются зажать в кольцо Атака.

ПАТ

(кричит изо всех сил)

Ытык! Ытык! Ытык!

Через мгновение из-за поворота выбегает отец Пата с кнутом.

ОТЕЦ ПАТА

(грозно)

Олля, олля!

Собаки продолжают рычать и лаять, не обращая внимания на бегущего в их сторону человека. Отец Пата подбегает к своре и начинает направо и налево наносить удары по разъяренным собакам.

ОТЕЦ ПАТА

Ишь какие! Запах крови почуяли. Мести хотите! Олля, олля!

ТОТ ЖЕ ДЕНЬ – ВОЗЛЕ ШКОЛЫ

Атак лежит на снегу напротив входа в школу. Ждет.

В КЛАССЕ

Пат и Вовка сидят за партой около окна. Пат поглядывает в окно. Учительница пишет у доски.

Раздается звонок с урока. Все дети сразу же выбегают из-за парт и припадают к окнам.

ДЕТИ

(по очереди выкрикивают реплики)

– Пат, покажи, где твой Атак?

– А правда, что он сегодня один против всех собак стоял?

– Он волк или собака?

Пат стоит на парте во весь рост и смотрит в окно.

Идет снег. Атак лежит, весь запорошенный снегом, похожий на маленький круглый сугроб с ушками.

ПАТ

Вон он, под фонарным столбом лежит!

Учительница тоже подходит к окну и смотрит туда, куда устремили свои взгляды дети.

УЧИТЕЛЬНИЦА

Пат, я слышала, ты приручил дикую собаку. Расскажи, нам это интересно.

Пат слезает с парты и садится на свое место. Дети обступают его.

ПАТ

И все-таки Атак когда-то знал человека. Уж слишком быстро, прямо на лету, привыкает он к новым законам. Но если это было, то было давно, и какая-то неизвестная сила, наверное, выкинула его из стойбища в дикую тайгу.

РЕПЛИКИ ДЕТЕЙ

– Может быть, это был голод?

– Может, лесной пожар, и все бежали от него по реке на лодках? И твоему Атаку пришлось стать волком.

ВОЗЛЕ ШКОЛЫ

Пат и Вовка выходят из здания школы. Навстречу им выпрыгивает из снега Атак и радостно бросается к ногам Пата. Атак, Пат и Вовка начинают играть и убегают все втроем от школы в сторону залива.

У ЗАЛИВА

Пат и Вовка идут вдоль залива. Атак бежит рядом. Мальчишки останавливаются и начинают спускаться к заливу, на ходу подбирая сухие ветки. Они подходят к месту, где недавно кто-то разжигал костер, и, разложив среди старых углей хворост, пытаются его поджечь. Несколько попыток, и пламя занимается. Пат и Вовка присаживаются на сухое бревно. Атак ложится у ног Пата.

ВОВКА

(глядя на Атака)

Конечно, собаке гораздо легче превратиться в волка, чем волку стать собакой.

ПАТ

Вот поэтому его так не любит и боится упряжка. Да и масть у него иная, непохожая на здешних. И крупнее он всех собак раза в полтора.

ВОВКА

Зато в поселке уже все знают про Атака. Вчера женщины бросали ему рыбу. Он не подпускает к себе. Дикий еще!

Пат гладит Атака возле ушей. Атак лежит и смотрит на огонь. Маленькие искорки отлетают от костра и исчезают в темноте.

ПАТ

Какой же он дикий? Он просто не хочет признавать ничьей власти.

ВОВКА

А что он больше всего любит?

ПАТ

(чешет за ухом Атака)

Он любит греться у костра.

Атак лежит неподвижно. В его осмысленных глазах отражается пламя, и кажется, будто он мечтает о чем-то.

ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ – ДОМ ПАТА В доме топится печь. Заслонка открыта, и свет от пламени падает на пол, на котором лежит Атак и смотрит на огонь. Пат сидит рядом на полу и читает книгу.

БАБУШКА

Отцу не понравится, что ты его сюда привел.

ПАТ

Там метель разыгралась.

БАБУШКА

Что с того? Как же другие собаки?

ПАТ

Он только отогреется немного.

Разговор прерывается, так как в дом входят отец Пата и каюр Урзюк.

ОТЕЦ ПАТА

(увидев Атака, хмурит брови)

А мы его там ищем!

Атак, услышав голос отца Пата, приподнимает голову, но тут же опускает ее обратно, так как рука мальчика лежит на его спине.

ОТЕЦ ПАТА

(Урзюку, указывая на сына)

С ним говори. Это его собака.

УРЗЮК

(переводя дыхание, почтительно)

Пат, одолжи Атака для упряжки. Председатель сельсовета заболел. Нужно в больницу за сто пятьдесят верст.

ПАТ

Зачем понадобился Атак? Разве мало в поселке других собак?

УРЗЮК

Атак – самая выносливая, стойкая и умная собака. Все каюры это признали.

ПАТ

Дядя Урзюк, а ты не боишься, что собаки не примут Атака. Ведь путь дальний! По тайге, через два водораздела.

УРЗЮК

Метель большая. Никакой лихой вертолет не рискнет лететь сюда. Спасать человека надо.

Пат тяжело вздыхает, встает, одевается и выходит вместе с Атаком на улицу.

ПРЕДРАССВЕТНЫЙ ЧАС – ПОСЕЛКОВАЯ УЛИЦА – МЕТЕЛЬ

Под тусклым светом качающегося на ветру фонаря Пат впрягает в нарты Атака. Все собаки ведут себя спокойно. Атак послушно стоит в упряжке.

Из дома напротив несколько нивхов выносят больного председателя на руках и подходят к нартам, на которых лежит широкая медвежья шкура.

ТАМ ЖЕ

Урзюк, устроившись в нартах, готов отправиться в путь.

Он смотрит на Пата, который сидит на снегу перед Атаком, уткнувшись ему в голову.

ПАТ

(шепчет)

Будь осторожен, в пути может все случиться. Я буду тебя ждать.

УРЗЮК

(Пату)

Отпускай упряжку, Пат!

Атак успевает уткнуться своим холодным носом в щеку Пата, но, как только в воздухе слышится свист бича, он встает на свои крепкие ноги и застывает в напряжении вместе с другими собаками в ожидании гонки и уже не обращает внимания на Пата.

Не дождавшись, когда Пат отойдет подальше, каюр Урзюк вскрикивает: «Гой, гой!» – и упряжка срывается с места.

ТАЙГА – РАССВЕТ

По накатанной дороге, мимо затывших озер, сопок, поросших густым дремучим лесом, не сбавляя скорости, мчится упряжка. Над заснеженным пространством раздается резкий окрик каюра: «Гой, гой!». Атак за передовиком. Его глаза горят так, будто ничего для него не существует, кроме радости бега, напряжения мышц, воли и редких выкриков каюра.

ТИТР:

«ПРОШЛО НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ»

ДОМ ПАТА – НОЧЬ

Пат лежит на кровати и смотрит в окно, за которым медленно падает снег. Рядом с подушкой – ошейник Атака.

ГОЛОС ПАТА

(за кадром)

Где ты, Атак? Как ты там?

Раздается скрип двери. В дом входит отец и начинает раздеваться. Пат встает и идет на кухню, подходит к ведру, черпает алюминиевой кружкой воду и пьет.

ОТЕЦ ПАТА

(глядя на Пата)

Опять не спишь! Спи, Пат. Сегодня Урзюк радировал, что довез председателя и отправляется в обратный путь. Все собаки живы. Так что и с Атаком все нормально.

УТРО – ШКОЛА – ПЕРЕМЕНА

В классе шумно. Дети бегают, разговаривают, играют, и только Пат стоит у окна. Вовка жует бутерброд, подходит к Пату и, молча раскрыв пакет, предлагает ему взять такой же бутерброд. Пат так же молча принимает угощение.

Пат и Вовка жуют бутерброды и смотрят в окно на улицу, где проезжает упряжка.

ВОВКА

Не вернулся еще твой Атак?

ПАТ

(невозмутимо)

Такой пес не пропадет, будь уверен!

Титр «ПРОШЛА НЕДЕЛЯ» на фоне бегущей упряжки, которой управляет каюр Урзюк.

Титр «ПРОШЛА ВТОРАЯ НЕДЕЛЯ» на фоне панорамы звездного неба, переходящей на снежную долину, затем – на маленький поселок вдалеке, приближаясь к крайнему дому, в окне которого горит свет, а на улице возле высокой ели стоит маленький хрупкий мальчик. Это Пат. Он упорно смотрит на дорогу и ждет, не раздастся ли скрип полозьев в ночи. Глубокая тишина вокруг, не скрипнет ветка, не гаркнет ворона спросонья, не свалится белка от внезапного испуга, и даже снег не сыплется на землю.

Пат внимательно слушает тишину. Вдруг вдали раздается лай собаки. Пат напрягается, прислушивается, – и снова тихо. Пат колеблется. Он оглядывается на окно своего дома, где видит бабушку. Он разворачивается и идет к дому, берется за ручку двери, мгновение стоит в задумчивости и возвращается обратно туда, откуда смотрел на дорогу. Он поднимает глаза к небу. Звезды мерцают в вышине ярким бриллиантовым светом, как бы подмигивая. Вокруг все спит: живое и неживое, и деревья, и пни, и гнилушки (кадры спящей природы).

ТАМ ЖЕ

Пат стоит, опустив голову, и, опершись спиной о ель, дремлет.

ДОМ ПАТА

У окна, отдернув занавеску, стоит отец Пата и смотрит на Пата. Бабушка сидит рядом.

БАБУШКА

Слишком рано умерла его мать, потому он такой и растет.

ОТЕЦ ПАТА

(раскуривая чубук)

И о чем он все думает? Не было у нас в роду таких задумчивых людей, да и зачем охотнику и каюру голову ломать, знай свое дело и не мешкай, когда нужно стрелять или перескакивать полынью, – для того ты и рожден.

БАБУШКА

Ничего, дай Бог, подрастет, – и тогда все образуется.

У ЕЛИ

Пат стоит у дерева. Неожиданно раздается какой-то шорох, и слышится Пату: «Гой! Гой!», «Чии, чии!». Он прислушивается, вглядываясь в темноту. Маленькая точка приближается, но Пат ее не видит, он только слышит раздающийся долгожданный окрик каюра. Улыбка появляется на лице Пата.

ДОРОГА К ПОСЕЛКУ

Среди спящей тайги летит упряжка по сонному миру: «Гой, гой!», «Чии, чии» – летит к человеческому жилью и долгожданному отдыху, под морозным небом и крупными звездами, летит во весь опор, и никто не ждет ее, кроме Пата.

ПОСЕЛОК

На повороте появляется крошечная упряжка. За ней – человек на лыжах. Упряжка растет на глазах, словно бы не бежит сюда, а просто яснеет воздух, ночь расступается, залегая по бокам дороги, расстояние тает, и прямо на Пата выносится во главе упряжки Атак, и за ней – каюр Урзюк. Пат смотрит на упряжку, протирает глаза. Он в недоумении. Вместо девяти собак в упряжке только три во главе с Атаком. Упряжка останавливается. Вид у Урзюка очень утомленный. По его вялым движениям видно, что он устал. Пат подбегает к Урзюку, который отвязывает Атака. Увидев Пата, Атак едва сдерживает свою радость.

ПАТ

Дядя Урзюк!

Урзюк машет рукой и продолжает отвязывать собак. Пат их гладит. Наконец Атак освобожден от ремней, он бросается к Пату, и Пат впервые в жизни слышит что-то похожее на лай, но это не лай.

ПАТ

Атак, ты лаешь?

Атак кладет лапы на грудь мальчика и лижет горячим языком, от которого исходит пар, щеку Пата.

ПАТ

(бормочет, тормошит Атака)

Ах ты разбойник!

(трет его уши)

Отощал, отощал, Атак!

Пат обращает внимание на Урзюка, который отходит от нарт и удаляется с двумя собаками в сторону противоположных домов. На его одежде Пат замечает запекшуюся кровь.

ПАТ

Дядя Урзюк! Что случилось? Где остальные собаки?

УРЗЮК

(оглядываясь, на ходу, исчезая в темноте)

Завтра расскажу. Надо собак кормить.

ДОМ ПАТА

Пат заходит в дом, берет миску с юколой (вяленой рыбой).

ВО ДВОРЕ

Пат выходит во двор, где его ждет Атак. Пат вываливает рыбу на снег перед Атаком, который начинает жадно есть.

ДОМ ПАТА

Пат заходит в дом вместе с Атаком. Он проводит собаку через комнату отца, который прикидывается спящим, кладет Атака рядом со своей постелью и тотчас засыпает.

СОН ПАТА

«Высокая-превысокая ель. Пат стоит у ее подножия. Перед ним – пустая лунная дорога, по ней несется крошечная упряжка, ближе, ближе, и вовсе это не упряжка, а тень от облака.

Он поворачивает к дому, смотрит, а дома нет. Только ветер – у-у! – скачет по верхушкам гнущихся деревьев. И снова мчится упряжка, ближе, ближе, а потом сворачивает в лес».

Пат вскакивает и видит лежащего рядом Атака.

Атак приподнимает голову, смотрит на испуганного Пата и тут же кладет голову обратно на пол.

Он смотрит на печку-буржуйку, в маленькое отверстие заслонки, через которое видно слабое затухающее пламя среди красных угольков. Атак закрывает глаза, засыпает.

СОН АТАКА

Атак видит себя щенком. Большое становище, дым костров, люди жарят мясо. Атак лежит на траве рядом со взрослой собакой, своей матерью. Она лижет его языком. Тепло, солнце отражается в глубокой реке, вдоль берега которой бежит Атак с матерью.

ДОМ ПАТА

Атак спит. Во сне его лапы дергаются, словно он бежит куда-то. Атак поскуливает. Пат просыпается и смотрит на спящего Атака, который издает звуки, похожие на плач. Пат опускает руку на спину Атака и гладит его.

ПАТ

Успокойся, ты дома.

СОН АТАКА

Пожар в тайге. Переполох среди людей. Слышится потрескивание горящих деревьев, невыносимый жар, люди бегут к реке, бросают в лодки свой скарб, одежду, припасы. Раздается плач детей и ругань мужчин. Маленький Атак ищет глазами свою мать. Он встревожен. Вдруг он ее замечает у самой воды. Вот они плывут на бревне, а вокруг все горит. Рядом плывут олени и волки и целая медвежья семья.

Сцены пожара сменяются картиной дремучего леса. Тишина. Атак лежит на поляне под ярким солнцем, и мать умывает его языком.

ДОМ ПАТА

Атак просыпается. Пат гладит его по спине.

ДЕНЬ – ДОМ СТАРЕЙШИНЫ НИВХОВ ДРЕВНЕГО ГЛАЗА

В центре небольшой комнаты на низком топчане сидит каюр Урзюк посреди охотников, причем почетное место возле него занимают старики, и неторопливо повествует.

УРЗЮК

Я боялся, как бы на спуске председателя не бросило наземь, но все обернулось удачно. Однако на обратном пути нас ожидала беда. Не чаял вернуться целехоньким домой, но лучше все по порядку.

Охотники внимательно слушают Урзюка, многие курят чубуки, под потолком стелется голубоватый табачный дым. Урзюк тоже достает из кармана свой чубук и раскуривает его. Отворяется дверь и на пороге появляется Пат с отцом. Они тихо здороваются, проходят вдоль стены и садятся среди охотников.

УРЗЮК

(затянувшись чубуком)

Метель, как назло, не утихала. Нарты уже были пустыми. И никакого груза, кроме юколы и консервов, у меня с собой не было.

ФЛЕШ-БЭК – ТАЙГА

По тайге среди сопок мчится упряжка. На крутом повороте опрокидывается. Урзюк поднимает нарты, затем дает немного отдохнуть собакам, которые зализывают разбитые лапы, – и снова в путь. Мчится упряжка, бегут собаки, оставляя на снегу следы с сукровицей.

ГОЛОС УРЗЮКА

(за кадром)

Три дня мы ехали не очень быстро и не очень медленно, но метель по-прежнему мела. Собаки слабели. Из-за каменистой и скользкой дороги у нескольких собак были разбиты лапы. На седьмые сутки мы сбились с пути и долго плутали по тайге.

ДОМ ДРЕВНЕГО ГЛАЗА

В печке горят дрова.

Пламя отбрасывает длинные тени охотников, и от движения огня тени качаются словно на ветру. Все внимательно слушают Урзюка.

УРЗЮК

И все время где-то поблизости слышался какой-то вой: то ли ветер, то ли волки…

(почти шепотом)

И плачет кто-то.

Старики многозначительно качают головами.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

Пал-ызь! Больше некому.

КАЮР ЧУНЧУК

Рассердился хозяин гор.

УРЗЮК

(многозначительно) Этим плачем меня кто-то предостерегал.

ФЛЕШ-БЭК

ТАЙГА – титр «СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ПУТИ» Урзюк сидит в нартах и управляет упряжкой. Метель разыгрывается все сильней. Скрип полозьев смешивается с воем ветра и жутким тихим плачем, раздающимся откуда-то издалека.

УРЗЮК

(оглядываясь по сторонам)

Гой! Гой! Пушистый Хвост, что же ты сбиваешься с дороги? Тоже мне вожак! Постарел ты, брат! Гой! Гой!

Неожиданно упряжка переворачивает нарты, и собаки начинают драться. Разгневанный от безысходности Урзюк хлыстом заставляет собак прекратить драку. И снова в путь.

ТИТР «ДВЕНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ПУТИ»

Собаки еле волокут упряжку по глубокому снегу, но Атак держится отлично. По его виду нельзя сказать, что он устал. Урзюк останавливает упряжку, раздает собакам рыбу. Собаки жадно едят. Урзюк стоит и прислушивается. Он слышит плач, переходящий в волчий вой, и этот звук раздается все ближе и ближе.

ДОЛИНА ВОДОРАЗДЕЛА

Упряжка во главе с Пушистым Хвостом преодолевает по льду водораздел.

ТАЙГА

Вот упряжка уже мчится по тайге среди редких высоких сосен.

УРЗЮК

Гой! Гой!

(оглядывается)

Урзюк замечает далеко позади какую-то тень, которая тут же исчезает.

УРЗЮК

Волки!

(испуганно)

Гой! Гой! Пушистый Хвост!

Урзюк управляет упряжкой, то и дело оглядываясь назад, где вдалеке мелькает то одна серая фигура, то две. Урзюк начинает сильнее гнать упряжку, так как вой волков уже слышен отчетливо, и не только позади, но и впереди.

УРЗЮК

(делая бесстрашный вид, взмахивая хлыстом)

Напрасно запугиваете! Урзюк – смелый каюр!

ДОМ ДРЕВНЕГО ГЛАЗА

Старики, каюры и охотники курят свои чубуки и с замиранием сердца слушают рассказ Урзюка.

УРЗЮК

Я решил остановиться на ночлег, так как и Буян, и Хмель, и Пушистый Хвост совсем ослабли. Да и другие собаки тоже, и лишь Атак – один из всех – сохранил бодрость.

Все посмотрели на Пата, который сидел с гордым видом за Атака.

ФЛЕШ-БЭК – ТАЙГА – СУМЕРКИ – НОЧЛЕГ

Упряжка останавливается. Урзюк прислушивается к волчьему вою.

Собаки начинают рычать. Атак стоит спокойно, не реагируя на вой.

ГОЛОС УРЗЮКА

(за кадром)

А когда вой чересчур усиливался, все собаки настораживались, и только Атак ничуть не волновался. Точно ему все равно, волки то воют или ветер свистит.

Атак стоит в упряжке. Он поднимает морду и начинает водить носом, втягивая воздух ноздрями. Собаки испуганно переминаются с ноги на ногу и сбиваются в кучу. Атак морщится, будто от собачьего испуга. Урзюк вылезает из нарт и начинает освобождать собак от ремней. Затем он кормит их юколой и принимается из ветвей сооружать нечто вроде насеста. Когда постройка готова, Урзюк забрасывает туда пропитание и принимается таскать сухостой, ветки, рубить дрова. Разжигает костер. Собаки, сбившись в кучу, стоят и слушают ветер и звуки тайги. Урзюк заряжает ружье, ставит его на предохранитель, достает из мешка флягу со спиртом и выпивает немного. Вой усиливается. Собаки нервничают. Атак спокойно лежит на снегу. Вдалеке отчетливо видны силуэты волков, которые стоят на определенном расстоянии, опасаясь огня.

Урзюк не видит стаи, так как сумерки мгновенно сменяются таежной ночью. Урзюк сидит у костра и вслушивается в темноту, которая наполнена воем со всех сторон, упрямым, тоскливым воем.

Вдруг вой стихает в одно мгновение, точно по приказу. Мертвая тишина заставляет Урзюка встать, он переводит дыхание и смотрит на насторожившихся собак.

УРЗЮК

(собакам)

Авось нелегкая пронесет, авось стая другую добычу учует.

Урзюк медленно отходит от костра, вынимает из нарт спальный мешок, разворачивает его, залезает внутрь, а ружье и топорик присосеживает рядом.

Урзюк лежит и борется со сном, вслушиваясь и вглядываясь в темноту, но не справляется и засыпает.

ТАМ ЖЕ

Урзюк спит возле угасающего костра, собаки не спят. Сбившись в кучу, они оглядываются по сторонам, нюхая холодный воздух и подбадривая себя негромким тявканьем, иногда похожим на человеческую речь.

СОБАКИ

– Пусть только сунутся.

– Мы им зададим жару.

– Жила слаба.

– Смелые только в стае.

– Волк против овец, а против нас и сам овца.

Собаки вглядываются в темноту. Все ближе к костру подвигаются серые тени, и то один волк выбежит из чащи, то другой, и тотчас исчезнет. Костер постепенно догорает, меркнут языки пламени, и кое-где вьется лишь горячий и едкий дым. Урзюк спит.

ТАМ ЖЕ

Волки приближаются к затухающему костру. Собаки, изменив поведение, вдруг выстраиваются в ряд, готовясь к отчаянной борьбе не на жизнь, а на смерть. Атак отходит от собак и занимает самую выгодную позицию между костром и спящим Урзюком.

ТАМ ЖЕ

Урзюк просыпается от ужасного визга, воя и рычания. Он быстро выбирается из спального мешка и видит, что на каждой собаке по три-четыре волка. Сообразив, в чем дело, Урзюк бросает шипящую головню в самую кучу, но это не приносит никаких результатов. Драку остановить невозможно, но Урзюк продолжает швырять охваченные огнем ветки одну за другой, но это так же бесполезно, как водой из ведер заливать пожар в знойный день.

Урзюк видит, как снег темнеет от крови и что его собака Пушистый Хвост уже не может двигаться. У нее перегрызены задние лапы, но она тем не менее с прежней ожесточенностью продолжает обороняться. Урзюк, издав протяжный стон, похожий на вой, хватает ружье и спешит к Пушистому Хвосту, которого окружили волки. Он подносит к лицу ружье и, когда в отблесках огня на линии прицела появляется волчья морда, выстреливает.

Волк переворачивается и затихает. Таким же образом Урзюк убивает еще двух, но, как ни странно, это не не пугает стаю. Схватка достигает того накала, когда дерущимися движет одна неутолимая жажда победы. Урзюк видит, как Пушистый Хвост исчезает в клубке тел, и спустя минуту он уже мертвый лежит с красной раной на горле. Драка продолжается. Собак остается все меньше; каюр хватает в одну руку палку, в другую – топор – и бросается в самую гущу. Волчьи клыки вонзаются в его ногу, но он не чувствует боли, колошматя палкой налево и направо.

Волки, взвизгивая, уклоняются от ударов. Урзюк поднимает горящее бревно и бросает в них.

И вдруг становится тихо, пусто, волки точно растворяются в тайге. На площадке валяется несколько рыбьих костей, и среди мертвых тел, облизывая раны и поскуливая, топчутся всего две собаки из упряжки – Буян и Хмель.

Урзюк оглядывается по сторонам и замечает Атака, который, оказывается, все время стоял в небольшом отдалении, не вмешиваясь в свалку, и теперь как ни в чем не бывало подходит к костру, брезгливо обнюхивает остатки припасов и хладнокровно смотрит в глаза человеку.

УРЗЮК

(сплевывая в сторону от негодования)

Тьфу!

Урзюк, уставший и ослабевший, машет на Атака вялой рукой.

Атак не двигается и никак не отвечает, продолжая смотреть настойчиво Урзюку в глаза, без попыток к самооправданию или извинению, словно считает себя ни в чем не виноватым.

Урзюк подходит к Пушистому Хвосту, берет его безжизненное тело на руки, садится на колени и смотрит на него.

УРЗЮК

(чуть не плача) Эх, старею я, видно! Прости меня, Пушистый Хвост.

Урзюк поднимает глаза и встречается взглядом с Атаком. Урзюк с презрением смотрит на него.

Две уцелевшие собаки, Буян и Хмель, тоже, заметив Атака, здорового и довольного, направляются к нему. Хмель осторожно подкрадывается к Атаку и что есть силы цапает его за плечо.

Атак не вступает в драку. Слегка огрызнувшись, он приближается к Урзюку и начинает тереться об его ногу и заглядывать ему в глаза.

Атак издает странный звук: то ли поскуливает, то ли потявкивает. Урзюк смотрит в глаза Атаку как завороженный. Ему слышится тихий голос.

ГОЛОС АТАКА

Я не презренный трус!

У Урзюка начинает кружиться голова и ослабевает зрение. Он напуган. Урзюк бросает палку в Атака, но тот успевает увернуться и продолжает смотреть Урзюку в глаза, глядит с усилием. Чуть ли не с тоской, пытаясь преодолеть рубеж немоты, чтобы передать свою «истину», поделиться своей «правдой жизни», о которой никто не догадывается; и от чрезмерного напряжения у него клокочет что-то в горле, и вырывается не то лай, не то вой – что-то смешанное.

АТАК

(кричит)

Аух! Аух! Ау-ух! Ау-ухр!

УРЗЮК

(зло, угрожая палкой)

Замолчи, Атак! Замолчи, псина! Не могу я понять, хоть убей, о чем ты воешь.

АТАК

Аух! Аухр!

Хмель и Буян подбегают к Атаку, но Урзюк отгоняет их.

УРЗЮК

(собакам)

Беситься уже бесполезно: что было, то было, разберемся после.

Урзюк отворачивается со скукой. Атак, опустив голову, понуро бредет на прежнее место с горемычным достоинством и глухим разочарованием в человеке, машинально разгребает снег и устраивается на лежку.

ДОМ ДРЕВНЕГО ГЛАЗА

Охотники и старики сидят с задумчивыми лицами.

УРЗЮК

Утром я поставил Атака в упряжку вместо передовика и мы уже мчались без остановок.

ОХОТНИКИ

– Надо было убить Атака за трусость.

– Нельзя было прощать его.

УРЗЮК

Я не простил его, но путь был дальний, и он мог еще пригодиться и послужить. Атак в последний день пути один тащил нарты, потому что Хмель и Буян уже ни на что не годились и спустя час выбились бы из сил.

Охотники и старики начинают шуметь, переговариваясь друг с другом. Отец Пата и Пат сидят молча.

ОХОТНИКИ

(выкрикивают)

– Нет оправдания Атаку!

– Он виновен!

– Пес не выполнил первоочередного долга!

КАЮР ЧУНЧУК Он не встал в бою рядом с собратьями!

Урзюк приминает пальцами табак и закуривает. Все смотрят на стариков, которые словно по команде поворачивают свои морщинистые лица к Пату, и мальчик твердо встречает их взгляд. Старики начинают шушукаться между собой, лопотать, примешивая старинные непонятные слова, махать руками, выражая крайнее свое негодование, осуждая тем Атака, и Пата, и отца Пата, Леонида Вытхуна. Вдруг самый старший, дряхлый старик лет под сто, прикрикивает на других стариков, как на подростков. Это Древний Глаз.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

(важно)

Мой род Мыбинг, что значит «на реке живущие». Мой род не помнит, чтоб пилаган – собака-полуволк, какая бы она ни была большая, вела себя на манер волка, с таким же коварством. Не слышал я об этом ни от своего отца, ни от своего деда, чтобы в разгар боя пес ушел в сторону и хитрил, как рысь или ласка, и это неспроста, в этом есть знак пал-ызя…

ПАТ

(робко)

Не существует никакого пал-ызя.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

(строго Пату)

Цыц! Слушай мудрых, в этом есть знак, что пилаган – собака-полуволк – предвещает нам милк – болезнь или кинр – смерть, и потому он не может больше жить в поселке, и я приговариваю его в жертву медведю во время ближайшего чхыф-лехерыд.

Старики и охотники одобрительно переговариваются.

Пат не смущается, ждет, пока установится тишина. Он ставит под ноги ящик и встает на него.

ПАТ

(обращаясь к Древнему Глазу)

Мудрый старик, глава рода Мыбинг! Я внимательно тебя выслушал, и, конечно, не подобает мне, мальчику из не менее древнего рода Хыбегнунг, перечить тебе, но я хочу сказать свое слово. Я подобрал пилагана, когда замерзают ручьи, умирающим под крыльцом прежнего дома шаманов, которых, как ты знаешь, уже не существует в нашей жизни.

Старик морщится, но слушает.

ПАТ

Пилаган умирал от голода, и я взял его к себе в дом, и долгими неделями отец и я ухаживали за ним и поставили на ноги.

Отец Пата смотрит на сына с восхищением.

ПАТ

А скольких трудов стоило его приучить и ходить в упряжке, и ладить с собаками, и слушаться человеческого голоса. Не буду хвастаться, но пилаган стал стоящей ездовой собакой, и таких сильных, умных и сообразительных, как он, не найдется в поселке.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

Все это так, но нам нужны проверенные и послушные собаки.

ПАТ

Атак может дать прекрасное потомство для наших упряжек.

Охотники начинают шуметь.

ПАТ

И еще одно я скажу в защиту Атака: представь себе, Древний Глаз, человека, который вырос в лесу, в одиночестве, и случайно, уже повзрослев, попал к нам в поселок. Разве легко ему было бы привыкнуть к нашим обычаям и порядкам?

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

Это его не оправдывает. Нам нужны безукоризненные собаки, пусть даже они глупые.

ПАТ

Я не хочу обидеть Древнего Глаза и наших старейшин, но вспомните, что сам глава рода Мыбинг в двенадцать лет ходил на медведя с луком и как равный говорил со стариками на советах. Я никого не хочу обидеть, но пилагана по имени Атак я не уступлю, и это говорю я, последний из рода Хыбегнунг, перед лицом мертвых предков, я – Пат!

Пат сходит с ящика на пол, разворачивается и идет к двери, поглядывая на охотников, ожидая, что его кто-нибудь поддержит и вернет, но никто не окликает его, и Древний Глаз молчит тоже. Пат выходит из дома.

УЛИЦА – ДЕНЬ

Пат выходит из дома Древнего Глаза.

Около крыльца сидит Атак.

Увидев Пата, Атак вскакивает. Появляется Вовка.

ВОВКА

(радостно)

Привет!

Вовка замечает, что Пат расстроен.

ПАТ

(грустно)

Привет.

Пат и Вовка проходят мимо молодых женщин, которые заняты тем, что обрезают нижние еловые ветки у дерева до верхней развилки.

ПАТ

(указывая взглядом на женщин)

Видишь, уже готовятся к празднику Медведя! Завтра будут украшать «две руки» священными стружками «пау».

ВОВКА

(с любопытством)

Какие две руки?

ПАТ

Елки, которые имеют раздвоенную верхушку. Обычай такой!

Пат и Вовка останавливаются. Атак начинает играть со снегом.

ВОВКА

Так что с того? Пусть украшают!

У Пата на глазах появляются слезы, но он их сдерживает, отвернувшись от Вовки.

ПАТ

А то, что Древний Глаз приговорил Атака к смерти. Он должен будет сразиться с медведем. Медведь его задерет, так как он сильней Атака, а медведя потом убьют. Так требует закон предков.

ВОВКА

Ты отдашь им Атака?

ПАТ

(твердо, лаская Атака)

Никогда не отдам.

ВЕЧЕР – ДОМ ПАТА

Бабушка Пата режет ножом ковш, отец собирается на охоту: достает нож, выкладывает на скамейку коробочку с пулями, берет в руки ружье. Пат стоит у окна и смотрит в темноту.

ОТЕЦ ПАТА

(обращаясь к Пату)

Сегодня в ночь ухожу с бригадой охотиться на тюленей. Остаешься за старшего. Атака к дому не приучай, пусть с собаками ночует.

ПАТ

Нельзя Атака убивать. Я не отдам его!

ОТЕЦ ПАТА

Мне самому его жаль, но таков закон предков.

Пат смотрит на отца, и по выражению лица Пата понятно, что он не согласен.

ПАТ

Это пережитки прошлого, а не закон.

ОТЕЦ ПАТА

Придется смириться, не то будем прокляты. И больше не говори мне об Атаке. У каждого свой путь. Иди лучше покорми собак.

Пат набрасывает на себя полушубок и выходит во двор, туда, где, свернувшись калачиком, в снегу спят собаки. Он отодвигает тяжелую дверь сарая, достает оттуда юколу и начинает кормить собак. Пат стоит на ветру и смотрит, как они едят.

Открывается дверь и на пороге появляется отец в полной готовности к охоте.

НОЧЬ – ДОМ ПАТА

Бабушка лежит на кровати и крепко спит. Пат встает, одевает на босые ноги валенки, набрасывает на себя полушубок и выходит из дома.

ВО ДВОРЕ

Пат стоит во дворе и тихо посвистывает.

На этот свист прибегает Атак, запорошенный снегом.

ДОМ ПАТА

На кровати лежит Пат, рядом с кроватью, на полу, – Атак. Пат свешивает свою руку вниз, дотрагивается до Атака и гладит его по шерсти. Постепенно движения Пата замедляются. Он засыпает. Атак тоже закрывает глаза. За окном слышится вой ветра, похожий на волчий вой.

ВТОРОЙ СОН АТАКА

Атаку снится нора, в которую вдруг приходит мать. Она не одна. Она приводит волка, который ведет себя дружелюбно. Несмотря на то что Атак рычит, ощетинивается, волк не обращает внимания на Атака. Атаку снится, что волк водит его на охоту, терпеливо учит выслеживать белку, отгонять от стада оленя, обходить капканы и не вступать в спор с рысью. Снится Атаку и волчья стая, где они вместе с матерью бегут от амбара к лесу, а за ними гонятся люди. Снится драка с собаками.

ДОМ ПАТА

Атак спит и бредит. Пат гладит Атака, пытаясь разбудить, так как Атак начинает скулить, будто плакать.

ПАТ

(шепотом)

Атак! Атак!

Атак просыпается, смотрит на Пата, встает и ложится посреди комнаты, вытянувшись, как струна.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СНА АТАКА

Атаку снится, как он вместе со своей матерью и волком бежит по тайге в поисках пищи. Вот волк останавливается, обнюхивает кусты, копает возле них. Он добирается до корней этих кустов и начинает их грызть. Так Атак учится добывать себе пищу в лесу.

Атак видит, как они всей стаей выбегают из амбара и бегут прочь, как блестят ружья и как начинается стрельба. Волки, один за другим, замертво падают на снег. Атаку снится, что он быстро бежит по тайге и вдруг выбегает из леса к замерзшему водоему и в отчаянии, спасаясь от преследования, перебегает по льду через пролив на остров. Он бежит без остановок совсем один, сам не зная куда, и наконец, обессиленный, прячется под крыльцом дряхлого и дружелюбного дома. Он видит во сне лицо Пата и хлеб с маслом.

ДОМ ПАТА

Атак стоит перед дверью и лапой скребется в дверь.

Бабушка, шаркая ногами по полу, подходит к двери и выпускает Атака на улицу. Пат спит.

ПРОШЛО НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ

ДВОР ВОЗЛЕ ДОМА ПАТА – УТРО

Пат выходит из дома с портфелем в руке.

За ним следом – бабушка.

ПАТ

(зовет)

Атак! Атак!

На его оклик никто не прибегает. Пат подходит к нартам, возле которых лежат другие собаки, гладит их. Среди них Атака нет.

БАБУШКА

Пат, в школу опоздаешь!

Пат машет бабушке рукой и быстрым шагом уходит со двора.

ШКОЛА – ПЕРЕМЕНА

Пат и Вовка выходят из класса и идут по коридору в толпе учеников. Они направляются в раздевалку и начинают надевать пальто.

ВОВКА

Останешься после уроков? Сегодня репетиция хора будет.

ПАТ

Сегодня не смогу.

ВОВКА

Нехорошо, Пат. Ты как-то отодвинулся ото всех, а значит, ты уважаешь только самого себя.

ПАТ

Это неправда. Просто на моих плечах много заботы. Отец ушел на тюленей.

Пат и Вовка выходят из школы. Пат смотрит на то место под фонарным столбом, где обычно лежал Атак. Там никого нет. Пат и Вовка идут в сторону залива.

ВОВКА

(с интересом)

Как поживает Атак? Отчего его нигде не видно? С ним что-нибудь неладное?

ПАТ

Не могу догадаться, в чем причина. У него глаза стали тоскливые, спит плохо. Часто в лесу пропадает и возвращается оттуда похудевший, израненный, отлежится – и обратно в лес.

ВОВКА

Может, чувствует приближение праздника Медведя?

Пат тяжело вздыхает.

ВЕЧЕР – СУМЕРКИ

Пат стоит на улице около дома, смотрит в сторону леса.

ПАТ

(зовет)

Атак! Атак!

Тишина, и только эхо раздается вдалеке: «Атааак! Атааак!»

ПОСЕЛКОВАЯ УЛИЦА

Пат подходит к дому Древнего Глаза.

ДОМ ДРЕВНЕГО ГЛАЗА

В комнате на лежанке сидит Древний Глаз и курит чубук. Перед ним стоит Пат.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

(поглядывая на Пата)

Не знаем, никто из нас не видел пилагана.

(после паузы)

Хорошо ли ты искал его?

ПАТ

Я обшарил все дворы, все просеки и поляны и нигде не нашел его.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

Пал-ызь не будет жить возле людей, Пал-ызь тайга любит.

ПАТ

Какой пал-ызь, Древний Глаз! Атак – собака, умная, хорошая. Я ее хозяин, я лучше вас знаю свою собаку.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

Умная, хорошая, помнит добро и человека не предает.

Древний Глаз берет в руки бубен и бьет в него три раза, после чего огонь в очаге вздымается вверх и тут же затухает, словно его залили водой.

Серый густой дым заполняет дом и через мгновение рассеивается, образуя странные фигурки в туманной массе.

Пат испуганно смотрит на Древнего Глаза.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

(откладывая бубен в сторону)

В пилагана вселился злой дух и управляет его душой и разумом, и только пал-ызь теперь ему хозяин.

ТАЙГА – ДЕНЬ

По тайге вдоль незамерзающего ручья на лыжах идет Пат с ружьем за плечами. Он останавливается и, приложив ко рту лодони, зовет Атака.

ПАТ

Атак! Атак!

В ответ раздается долгое эхо: «Атааак. Атааак!».

Пат стоит и слушает тишину: где-то скрипит дерево, где-то стучит дятел, где-то ветер шуршит ветками елей и сосен. Неожиданно сверху на Пата падает ком снега. Немного испугавшись, Пат хватается за ружье, поднимает глаза и видит, как белка скачет с ветки на ветку.

Пат успакаивается. Он вглядывается в даль и видит заброшенную покосившуюся охотничью сторожку.

ОХОТНИЧЬЯ СТОРОЖКА

Пат ходит по пустой холодной сторожке. Он оглядывает помещение и видит на полу у двери оборванную веревку и клок собачьей шерсти.

Пат наклоняется, берет в руки веревку, клок шерсти, рассматривает находку несколько секунд и, окончательно убедившись, что это шерсть Атака, присев на лавку, начинает горько плакать.

ДОМ ПАТА – ВЕЧЕР

Пат сидит за столом. Кашляет. Перед ним лежат открытая тетрадь и учебник. Бабушка ставит перед Патом кружку горячего напитка. Хлопочет на кухне. Отец Пата сидит напротив и ест.

ОТЕЦ ПАТА

Хорошая была охота!

Пат равнодушно смотрит в пустоту.

ОТЕЦ ПАТА

Не слушаешь! Все об Атаке думаешь. Пей горячую калину, а то окончательно заболеешь!

(поглядывая на Пата)

В тайгу ходил Атака искать?

ПАТ

Неужели он исчез навсегда?

Раздается стук в дверь и на пороге появляется Урзюк.

ТАМ ЖЕ

Пат, отец Пата и Урзюк сидят за столом. Бабушка сидит в сторонке и чистит шкуркой деревянный ковш.

УРЗЮК

(Пату)

Я вчера в городе был. Говорили люди, что видели там собаку, похожую на Атака.

ПАТ

(оживленно)

Расскажи, дядя Урзюк!

УРЗЮК

Видели его то на буровой скважине Моисеева, где он прожил неделю, то в геофизической партии; у сейсмологов побыл недолго и убежал.

Пат слушает с замиранием сердца.

ПАТ

(настойчиво)

Что еще говорили люди?

УРЗЮК

Больше ничего не говорили. Я по приметам понял, что это Атак был.

ОТЕЦ ПАТА

Прежнего хозяина ищет…

(Пату)

Хозяина своего детства.

ПАТ

Он меня ищет!

ОТЕЦ ПАТА

Зачем тогда он от тебя убежал?

ПАТ

(глядя на Урзюка)

Он не от меня убежал, а от смерти своей.

ШКОЛА

Ученики сидят за партами и пишут. На последней парте – Пат. Кашляет. Учительница у доски пишет уравнения. Наверху крупная надпись: «Контрольная работа». Пат аккуратно выводит буквы на листке, вырванном из тетрадки. Он пишет письмо.

ГОЛОС ПАТА

(за кадром)

Уважаемая редакция! Я, Петр Вытхун, сын известного каюра и охотника из рода Хыбегнунг, живу в нивхском поселке Луньво. Я уже много раз ходил на охоту: и на соболя, и на тюленя, и на выдру.

Далее текст накладывается на кадры из теперешней бродячей жизни Атака: вот он побирается у магазина, получает нагоняй на рынке, чуть не попадает под машину, бредет голодный вдоль трассы, спит на горячем водосточном люке, какая-то женщина кормит его на улице; сидит на взлетной полосе около самолета. Механики поднимаются на борт.

Самолет взлетает. Атак просыпается в салоне самолета и смотрит в иллюминатор. Он видит близкий лес, ленту реки и начинает метаться по пустому салону, в который из кабины управления самолетом выходит светловолосый парень, пилот, и обнаруживает метущегося Атака.

Атак лежит в салоне самолета, перед ним – открытая банка тушенки, рядом стоит пилот. Самолет возвращается обратно, и, как только Атак доходит вместе с летчиками до конца трапа, он оживляется. Почуяв под собой привычную почву и до бестолковости обрадовавшись запаху снега, сараев, гравия, прошлогодней травы, он носится туда-сюда кругами и даже позволяет командиру, чужому человеку, погладить себя по шерсти.

ТЕКСТ ПИСЬМА В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ Полгода назад я подобрал умирающего от голода пса (а может быть, бывшего волка), которого назвал Атак.

Я выходил и воспитал из него хорошую упряжковую собаку. Он очень большой, с коричневыми пятнами по всему телу, и никогда не лает. У него серьезный и странный характер.

Недавно Атак сбежал, и, как я думаю, потому, что догадался (неизвестно, конечно, как), что старики хотят принести его в жертву медведю. Был у нас такой древний обычай.

Теперь это не делается, но старики считают, что Атак крупно провинился: когда волки набросились на упряжку каюра Урзюка, пес не вмешался и отошел в сторону. Но это оттого, что он еще не успел стать настоящей собакой и не знал, что такое долг. Теперь он странствует по острову, и мне его очень жалко, и я очень скучаю. В последний раз его видели в геолого-разведочной партии на мысе Четыре Брата. Если бы вы помогли мне его разыскать, я уж не знаю, как бы я вам был благодарен, и послал бы вам в подарок отличную шкуру медведя и его голову.

ДОМ ПАТА

Пат сидит полулежа на кровати с перевязанным горлом. Кашляет.

Рядом на постели сидит бабушка Пата с кружкой в руках. Она подает Пату кружку. Пат делает несколько глотков и отдает кружку бабушке.

ПАТ

Несчастный Атак! У него, наверное, память отшибло.

Бабушка гладит Пата по волосам и кивает.

ПАТ

А как же еще объяснить, что он стольких хозяев переменил? Он забыл нас, все позабыл – и мучается, что не может вспомнить правильно.

Размышления Пата прерывает стук в дверь. Через несколько секунд перед кроватью Пата сидит Вовка с конвертом в руке.

ВОВКА

Почтальон просил тебе передать. Из редакции ответ пришел.

Пат быстро вскрывает конверт, Вовка садится рядом с Патом на кровать, и они почти в один голос начинают вместе читать.

ПАТ И ВОВКА

«Дорогой Пат, рассказанная тобой история нас очень заинтересовала. Мы постараемся тебе помочь и напечатаем объявление в газете о пропаже собаки и сообщим ее приметы».

Пат замолкает.

Вовка забирает письмо и продолжает читать один.

Пат отворачивается к стенке.

ВОВКА

(читает)

«Всей душой сочувствуем тебе. Пиши нам чаще о том, какие интересные события происходят в вашей школе и как вы помогаете старшим в их благородном труде».

В дом входит отец Пата.

ТАМ ЖЕ

Отец стоит около кровати Пата, на краю которой примостилась бабушка. Вовка сидит на стуле рядом.

ОТЕЦ ПАТА

Я слышал, что твоего Атака подобрали летчики и он хотел с ними улететь за десять тысяч километров, но замела вьюга, и самолет вернулся на свой аэродром, а Атака отвели в милицию, где его сытно накормили и обласкали, рассчитывая в будущем натаскать и подучить пса, чтобы он мог распознавать преступников.

Пат смотрит на отца с недоверием.

ВОВКА

А мой папа говорил (ему вертолетчики рассказывали), что кто-то его видел в заливе, как он сидел на льдине, окруженной полыньями, и безнадежно смотрел на берег.

(замечая, как у Пата наворачиваются слезы) Но возможно, то был другой пес.

ПАТ

(приподнимаясь)

Это был Атак. Ему страшно. Его старики напугали.

ОТЕЦ ПАТА

Половина – болтовня и неправда.

ПАТ

Но нет дыма без огня.

ДОМ ПАТА – УТРО

Пат стоит у стола и пишет записку: «Уезжаю искать Атака. Не тревожьтесь за меня. Пат».

Пат подходит к шкафу, берет деньги и кладет их в карман.

У ШКОЛЫ – РАННЕЕ УТРО

Пат и Вовка стоят у школы. У Пата вместо портфеля за плечами мешок.

ПАТ

Записку отцу и бабушке оставил. Я на вертолете туда и обратно.

Пат и Вовка обнимаются.

В ВЕРТОЛЕТЕ

Пат смотрит вниз из иллюминатора. Он видит «игрушечные» домики, буровые вышки, тонкие просеки и даже палатки.

Рядом сидит пожилой охотник.

ОХОТНИК

(тоже смотрит вниз)

Ишь, сколько народу в тайге, нефть ищут. Потом выкачают ее, начнут золото искать или еще что-нибудь.

ПАТ

Остров богатый. Это хорошо, когда есть что искать.

ОХОТНИК

Сначала деды иcщут, затем сыновья, потом – внуки. И так без конца.

НА ВЗЛЕТНОЙ ПЛОЩАДКЕ

Вертолет приземляется, и Пат спускается на землю. На площадке стоят несколько женщин и мужчин. Сильный ветер и мороз заставляют всех пританцовывать.

ПАТ

(обращаясь к пожилой женщине)

Мне начальника надо.

ЖЕНЩИНА

(разглядывая Пата)

Начальника? А зачем тебе начальник?

ПАТ

По важному делу.

БУДКА НАЧАЛЬНИКА СЕЙСМОЛОГИЧЕСКОЙ ПАРТИИ Иван Катков, начальник сейсмопартии, стоит перед электрической плиткой и выкладывает на сковородку консервы. Он тепло одет, в тулупе и валенках. Термометр за окном показывает ниже сорока градусов. Приготовление еды прерывает стук в дверь.

ТАМ ЖЕ

В небольшое помещение будки входят женщина и Пат.

ЖЕНЩИНА

(указывая на Пата)

К вам, Иван Сергеевич.

Женщина тут же выходит из будки.

ПАТ

(протягивая руку)

Я Пат, сын охотника Вытхуна, из поселка Луньво.

КАТКОВ

(без улыбки, пожимает руку Пату)

А я Иван Катков.

ПАТ

Я ищу свою собаку и никак не могу ее найти.

КАТКОВ

Любопытное совпадение. Я ищу нефть и тоже пока не могу найти.

ПАТ

(возражая)

Моя собака вам не нефть, она живая и необыкновенно умная.

КАТКОВ

Может быть, я люблю читать про собак. Много хороших писателей писали про собак. Например, Тургенев.

ПАТ

Я тоже читал его.

КАТКОВ

Да, еще Толстой, Куприн, Джек Лондон, вот у того собаки душевней людей.

ПАТ

И так бывает.

КАТКОВ

Хочешь консервов?

ПАТ

(вежливо отказываясь)

Спасибо. Я хочу найти собаку. Вы не видели ее?

КАТКОВ

Я немало собак видел на своем веку.

ПАТ

У нее по всей шкуре коричневые пятна, и она очень похожа на волка.

КАТКОВ

(восклицая)

Как же! Как же, помню! Она появилась у нас три недели назад. Ее почему-то невзлюбили все наши собаки и бросались на нее. Она не оборонялась и убегала от них. Потом она жила в моей будке и куда-то исчезла. Есть один вариант, что она на «профиль» убежала.

ПАТ

Едемте скорее на «профиль»!

Катков отвлекается от разговора, так как в будке начинает шипеть радиосвязь. Катков подбегает к рации и надевает наушники. На его лице улыбка сменяется серьезным выражением.

КАТКОВ

(снимая наушники и шаря в выдвижном ящике стола)

Не работает!

(оглядываясь на Пата)

Твой отец, Пат, работает охотником, правильно? Я работаю начальником сейсмической партии, и эта пожилая женщина, которая привела тебя сюда и у которой трое двойняшек, работает поваром в столовой. Каждый делает свою небольшую работу. Из маленькой складывается одна большая. Государственная, которая движет жизнь вперед. И представь себе, ко всем людям, занятым по службе, приходит мальчик и говорит: «Кончайте свою работу и помогите найти мою собаку».

Катков находит связку ключей и убирает их в карман.

ПАТ

Не ко всем придет Пат, и не все побросают работу.

КАТКОВ

А ты знаешь, сколько мальчиков на свете?

(посмотрев на стенные часы)

Мне нужно к геофизикам заглянуть, пойдем, прогуляешься!

УЛИЦА

Мороз и ветер. Пат идет рядом с Катковым, едва поспевая за ним.

ПАТ

(кричит на ветру)

И я знаю, что такое работа. Я на охоту ходил и продукты возил на оленях за сто километров, но если я приду к столетнему старику, Древнему Глазу, и скажу, что у меня произошло несчастье, тот не посмотрит на свою работу и на свой возраст, а просто спросит: «Чем я буду полезен тебе, Пат?»

Катков останавливается и внимательно смотрит в глаза Пату.

КАТКОВ

(громко, перекрикивая ветер)

Так. Нам трудно понять друг друга, но я поеду с тобой на «профиль».

(недовольно)

Хоть это для меня прямо чэпэ.

ПАТ

(заинтересованно)

Что такое чэпэ?

КАТКОВ

Чрезвычайное происшествие.

ПАТ

Я согласен, если пропал такой необычный пес, то это происшествие.

КАТКОВ

И что на «профиле» работяги скажут? Из-за собаки прикатил начальник. На смех подымут!

Пат грустно опускает глаза. Ветер зло завывает. Катков снисходительно похлопывает Пата по плечу.

КАТКОВ

(смягчившись)

Ну ладно, скажу, что беспокоился, почему, мол, рация молчит.

ПАТ

(с надеждой)

В самую точку.

КАБИНА БУЛЬДОЗЕРА

В кабине бульдозера рядом с молоденьким шофером-бульдозеристом Никитой сидят Пат и Катков. Ревет мотор, и бульдозер двигается по снежной целине, приминая гусеницами кусты. Восходит ослепительное солнце, и от разлапистых елей падают голубые тени.

Длинные желтые просветы виднеются по бокам.

КАТКОВ

(вслух, строго)

Сейчас я им скажу: «Черт знает что, рацию исправить не можете!» Нагоню на них страху. Безобразие. Два дня рацию починить не могут. Никуда не годится! В самом деле безобразие!

Катков, произнеся эту оправдательную речь своего визита на «профиль», начинает дремать. Пат улыбается.

НИКИТА

(подмигнув Пату, тихо)

Строгий начальник!

«ПРОФИЛЬ»

Бульдозер въезжает на «профиль», где стоят несколько пустых домиков на тракторных санях, посреди поляны – пустая бочка, возле крылечек сидят собаки. Катков и Пат выходят из бульдозера. Катков оглядывается: далеко впереди идут цепочкой сейсморазведчики, тащат за собой моток «косы». Правее их, на расстоянии километра, взрывники готовятся присоединить магистраль к заряду. Пат, Катков и Никита подходят к крыльцу, около которого сидят собаки. На крыльце стоит молодая повариха Маруся. У нее в руках кастрюля.

Спустя секунду раздается взрыв, и черный столб дыма вместе с кусками земли и красными деревяшками вздымается вверх.

Повариха Маруся от испуга роняет кастрюлю с супом, собаки заливаются лаем. Катков начинает смеяться. Пат молчит. Он смотрит внимательно на собак.

КАТКОВ

Смотри, Пат, есть среди этих твоя?

Пат разочарованно молчит.

КАТКОВ

Вот Полкан, помесь лайки и овчарки, прекрасный охотник, преданный и послушный пес.

Маруся, подняв кастрюлю, выкладывает остатки супа собакам.

МАРУСЯ

Это Забирушка, маленькая сварливая дворняжка. Рядом с ней – Муму, собака, которая не умеет лаять.

КАТКОВ

Ужасно драчливая! А вон грызет кость Барбос, он спас нашего шофера осенью, когда тот тонул.

ПАТ

Нет, нет среди них моего Атака.

МАРУСЯ

Он, наверное, у дрессировщика Клёнова. Говорили, что он подобрал какую-то большую собаку и готовит новый номер, учит его держать мышонка в пасти.

ПАТ

У какого дрессировщика? Где он живет?

МАРУСЯ

Адреса не знаю. Он дрессировщик-любитель. Кажется, на станции Вареники его зверинец.

НИКИТА

Не огорчайся, Пат, мы тебе любую собаку подарим, какую хочешь.

ПАТ

Спасибо, вы добрый человек, но мне другая собака не нужна. Я, пожалуй, назад поеду.

КАТКОВ

Вертолет только завтра прилетит. Завтра мы тебя и отправим. У меня переночуешь.

БУДКА НАЧАЛЬНИКА КАТКОВА – ВЕЧЕР

Пат лежит на железной кровати, Катков – на нарах.

В железной печурке потрескивают дрова, слышно завывание ветра.

КАТКОВ

Пат, ты спишь?

ПАТ

Нет, еще не сплю. Я думаю, кем я буду, когда вырасту.

КАТКОВ

Учись на геолога. Я уже восемь лет как геолог и все в тайге живу.

ПАТ

Привыкли?

КАТКОВ

Маленько привык. Порой скучновато. Особенно в праздники или по красным числам. Тайгу надо с детства любить. А я механизмы люблю, технику. Высокая целесообразность в них есть. В людях ее редко встретишь.

ПАТ

Я технику еще плохо понимаю. Может, потом научусь понимать. А пока мне интересней понимать человека, или тайгу, или рыбу, или зверя какого.

КАТКОВ

Ты еще маленький. Всему свое время.

ПАТ

Может быть.

КАТКОВ

Пат, что ты про меня понимаешь?

ПАТ

(тихо)

Одинокая душа.

КАТКОВ

(делая вид, что не расслышал)

Что, Пат?

ПАТ

Вы обидитесь.

КАТКОВ

Не обижусь, говори прямо.

ПАТ

По-моему, начальства у вас много, вот как у Древнего Глаза, а вообще вы неплохой.

КАТКОВ

Интересно.

(после короткой паузы)

Пат, оставайся у меня.

ПАТ

(вялым голосом, засыпая)

Не могу, у меня отец есть. Я помогать отцу должен. У нас мать умерла пять лет назад. У меня отец хороший. Тридцать пять медведей убил…

(шепчет)

Атак, Атак, Атак…

КАТКОВ

Жаль, а у меня отца не было…

Катков достает из столика маленькое зеркальце, зажигает спичку и смотрит на свое лицо, делая серьезный вид.

КАТКОВ

(шепотом вслух)

Твердость и уверенность.

(после паузы, обреченно)

Одинокая душа.

Катков приподнимается и вглядывается в рассеянный полусвет-полумрак будки, туда, где белеет лицо мальчика. На его щеках и под веками колеблются тени сна.

СОН ПАТА

Пат идет вдоль пятиэтажного дома и заглядывает в полутемные окна. Вокруг пустынно и тихо.

Поравнявшись с последним окном, Пат останавливается и смотрит в окно, в котором он видит бесконечный зимний сад. Там пожилая женщина обрезает сухие ветки. Сквозь этот сад виднеются очертания сопок. Пат видит, как гуськом идут альпинисты со снаряжением. Впереди бежит собачья упряжка. Пат вглядывается, но два наложенных друг на друга изображения не дают ему возможности разглядеть собак.

ПАТ

(зовет)

Атак! Атак!

(кричит)

Атак!

БУДКА КАТКОВА

Катков сидит около раскладушки, где спит Пат, и тормошит его.

ПАТ

(кричит)

Атак! Атак!

Катков продолжает будить Пата. Пат открывает глаза.

КАТКОВ

Атак приснился? Значит, думает о тебе Атак! Жив!

ПАТ

Кажется, снилось что-то.

УТРО – ВЗЛЕТНАЯ ПЛОЩАДКА

На площадке – народ, пассажиры и провожающие. Катков приподнимает Пата, целует мальчика в нос и ставит на ступеньку. Крутится горизонтальный винт вертолета, «стрекоза» повисает над землей и взлетает. Катков смотрит вверх на вертолет.

КАТКОВ

(кричит)

Прилетай, Пат, в гости!

ДОМ ПАТА

Отец Пата сидит за столом и смотрит на записку. Бабушка качает головой.

БАБУШКА

Куда уехал? Как без спроса уехал?

ОТЕЦ ПАТА

(сердито)

Какой упрямый! Разве найдешь иголку в стоге сена? Сколько собак на острове! И сам может потеряться!

СТАНЦИЯ ВАРЕНИКИ

На безлюдный перрон с поезда сходит Пат.

Вдали за туманной морозной дымкой виднеется фигура стрелочницы с флажком. Пат оглядывается и видит, что никаких вывесок и укзателей нет.

Под скудным светом фонарей блестит желтый снег, в окнах одноэтажного вокзальчика светит лампа, которая еще больше подчеркивает пустоту вечера.

ОБЩИЙ ВИД ПОСЕЛКА ВАРЕНИКИ

Поселок располагается в узкой долине между крутыми сопками, упирающимися в черно-фиолетовые лучи.

Дома, за отсутствием свободной площадки, карабкаются ярусами вверх. Удивительно, как они удерживаются на таких крутых склонах. На вершинах сопок растут лиственницы и ели.

ПЕРРОН

Снег, тишина на перроне. Слышен остывающий звон рельсов. Пат смотрит на мелькающие огни внизу. Смотрит на домик в долине, расположенный на противоположной стороне, потом на другой и затем – на следующие, точно такие же домики.

ГОЛОС ПАТА

(за кадром)

Какое хмурое место. В каком же доме живет дрессировщик Фёдор Клёнов?

(обводит поселок взглядом)

В том? А может, в том?

Пат расстерян. По его виду можно понять, что он боится. Он делает несколько шагов к вокзальчику и натыкается на старичка с табуреткой в руке, который как из-под земли вырос.

ПАТ

(испугавшись)

Ой!

Пат переводит дыхание и останавливается. Старик ставит табуретку на перрон и садится на нее, не обращая внимания на Пата.

СТАРИК

(сам с собой)

Поезда нет. На перроне стоит мальчик с мешком. Луна скрылась за тучами. Не спится что-то.

ПАТ

(тихо)

Старик, ты с кем разговариваешь?

СТАРИК

(не обращая внимания на Пата)

А в воскресенье Левка-грузчик маленькой угостил. Давненько я уже «белой» не пробовал. Не поверишь, но я все думаю, что умирать мне рано. И чем дальше живу, тем шире что-то впереди открывается.

Пат внимательно слушает старика.

СТАРИК

Когда-то по молодости я думал, что жизнь – это как дорога; идешь ты по ней, идешь – и видишь, тупик уже близко, а что за ним – неясно. Уперся в него – тут-то и конец. Ан все наоборот. Идешь, идешь, а впереди шире и шире простор, и что-то должно еще случиться, а позади расстояние все меньше и меньше, потому что забываешь. Ты уж не сердись, если я нескоро, заждался поди.

ПАТ

(окликая старика, громко)

Старик, с кем ты беседуешь?

СТАРИК

(сухо)

С братом разговариваю. Брат у меня помер два или три года назад, а может, пять лет назад. Не помню. С ним я и разговариваю каждый день. А с кем мне еще разговаривать? У дочки приемной на старика времени нет, живу я без соседей.

ПАТ

Старик, скажи, есть в этом поселке Фёдор Клёнов?

СТАРИК

Бог его знает. Может, и есть. Я, внучек, плохо помню людей, что за последние годы сюда прикатили. Вот кто жил лет двадцать назад в поселке, помню, а этих, новеньких-то, – не-е.

ПАТ

(подпрыгивая от холода, просит)

Ты постарайся, вспомни! Мне его очень надо. Он дрессировщик-любитель.

СТАРИК

Сейчас с братом поговорю, у него память лучше моей была.

Старик начинает что-то шептать. Пат ждет, но, не дождавшись, медленно уходит от старика в направлении вокзальчика.

СТАРИК

(оборачивается и громко говорит)

Слушай меня внимательно.

Пат возвращается обратно к старику.

СТАРИК

Спустишься сейчас по лестнице вниз, повернешь налево, минуешь склад, и вот там его дом.

(старик тычет пальцем в пространство)

А если тебе переночевать негде, приходи ко мне, я при вокзале обитаю, понял?

ПАТ

(радостно)

Понял, старик! Спасибо тебе, и брату твоему передай спасибо.

Пат спускается по деревянной зигзагообразной лестнице в долину. Поднимается ветер, и ели шевелят иголками. С верхушек деревьев сыплется снег, тоскливо скрипят деревянные домики. Пат поднимает глаза к небу и видит, как луна бежит меж туч. Где-то призывно гудит паровоз. Пат преодолевает последнюю ступеньку и поворачивает налево. Ни одного человека на улице. Только одинокий фонарь качается на ветру.

У-у-у-у-у! – гудит ветер.

З-З-з-з-з-з! – скрипит чья-то незапертая калитка.

ПАТ

(шепотом)

Мертвый какой-то поселок!

(с дрожью в голосе)

Хоть бы животное какое пробежало!

Пат прибавляет шаг, оглядывается. За фонарем начинается кромешная тьма. Спустя мгновение он, набравшись смелости, ступает в темноту и исчезает там. Пат оказываетя возле склада, на двери которого висит амбарный замок. Пат огибает склад и видит двор и лошадь. Пат подходит к лошади.

ПАТ

(улыбаясь)

Лошадь, это дом Клёнова?

Лошадь ржет и утвердительно кивает головой.

ПАТ

(весело)

Ты же дрессированная! Язык человеческий понимаешь.

(погладив лошадь по гриве)

Скучно тебе жить здесь, а?

Пат смотрит в большие и грустные глаза лошади.

ПАТ

Еще бы не скучно! Вон какие бока впалые! Наверное, под музыку тебя учат ходить и вальс танцевать?

Лошадь вальсирует на месте, закрыв глаза и мотая головой. Она крутится вокруг своей оси и останавливается.

Пат достает из кармана кусочек сахара и дает его лошади. Тут же отворяется дверь и появляется Фёдор Клёнов в штиблетах и халате.

ФЁДОР

(приглашая в дом)

Заходи, Пат, заходи.

Пат втягивает голову в плечи и бочком, бочком втискивается в комнату.

ПАТ

Откуда вы знаете мое имя?

Фёдор не отвечает, он проводит Пата в комнату, где висят две клетки, и в них сидят щеглы, воробьи и еще какие-то птицы.

Пат входит, оглядывает комнату с простой обстановкой: стол, зеркало, стулья, постель.

На стене кнопочками приколоты портреты великих дрессировщиков: Дурова, Буша, Вингорелли, Чаплина, Фурже, а также и какие-то письма, адресованные Фёдору Клёнову. Пат снимает верхнюю одежду.

ФЁДОР

(указывая на портреты дрессировщиков)

Это Дуров. А это Буш, Вингорелли, Чаплин и Фурже.

Пат слушает и рассматривает Фёдора. Впалые щеки, под мохнатыми бровями желтые глаза с напряженным блеском, глубокие морщины вокруг скорбного рта, выпуклый раздвоенный подбородок – вот портрет Фёдора Клёнова. Пат переводит взгляд на руки, узловатые, с длинными пальцами. Фёдор замечает, как Пат его разглядывает.

ФЁДОР

Я слушаю.

ПАТ

(смутившись)

А что рассказывать, вы и так про меня все знаете.

ФЁДОР

(глухим голосом)

Правильно. Я знаю, что ты сын каюра и охотника Вытхуна, живешь в Луньво,

разыскиваешь свою собаку. Возможно, я смогу тебе помочь.

ПАТ

(переводя дыхание)

Это правда?

ФЁДОР

Я никогда не лгу, я даже самому себе не лгу.

(оживленно)

А сейчас я покажу тебе свое представление.

ПАТ

(устраиваясь на стуле)

Домашний цирк – это интересно!

Дрессировщик скидывает свой засаленный халат и надевает блестящую куртку.

ФЁДОР

(торжественно)

Ты увидишь самый потрясающий цирк в мире!

Фёдор достает из коробочки фиолетовые таблетки и кормит с ладони птиц, а перед мышами он ставит тарелку с кашицей.

ФЁДОР

Меня еще никто не признает, потому что все привыкли к обычным методам дрессировки; я их отвергаю. Бедных зверюшек мучают, бьют палками, хлыстами, а потом говорят: цирк – это свидетельство любви человека к животным, его мужества и отваги. Чепуха! Какая отвага, если лев превращен в домашнюю кошку. Я не вижу в старом цирке красоты.

Пат сидит неподвижно.

ФЁДОР

Итак, начнем представление!

(важно)

Дорогие зрители, перед вами выступает Фёдор Клёнов с группой птиц певчих, птиц акробатов и пантомимой, которую исполняют обученные мыши.

Пат аплодирует.

ФЁДОР Первым покажет свой номер снегирь Ляпус, он споет арию Ленского без слов, под аккомпанемент губной гармошки.

Снегирь Ляпус выпрыгивает из клетки, садится на табуретку и начинает петь.

ФЁДОР

(кричит)

Стоп! У тебя что, ангина?

Снегирь испуганно моргает и снова начинает петь, а Фёдор играет на губной гармошке.

ФЁДОР

Больше драматизма! Вот так, хорошо, ниже тон. Великолепно.

Пат хлопает в ладоши, снегирь кланяется и возвращается в свою клетку.

ФЁДОР

Кенар Матвей и канарейка Ольга исполнят дует Ромео и Джульетты.

Птицы начинают щебетать, и Фёдор вынужден их прервать.

ФЁДОР

Сегодня таблетки подействовали плохо.

Пат смотрит, как из клеток вылетают птицы-акробаты и ловко носятся под потолком, цеплясь друг за друга и за перекладинки лапками. После птиц появляются мыши с чучелом кошки (номер с мышками и кошкой).

ПАТ

(с восторгом)

Чудеса! Приезжайте к нам в школу, Клёнов, я уверен, зал будет битком набит.

ФЁДОР

(устало)

Поживем – увидим. Возможно, если дадут мне разрешение, я отправлюсь в турне по острову и, конечно же, посещу вашу школу.

ПАТ

Уважаемый Клёнов, скажите мне: где Атак?

Фёдор Клёнов опускается на стул и вздыхает.

ФЁДОР

(забрасывая ногу на ногу, скрещивая руки на коленях)

Я встретил его на вокзале и привел в дом, чтобы включить в число моих артистов. Атак проявил недюжинные способности. Без преувеличения можно сказать, что он стал бы украшением моего цирка. Этот мудрый пес понимал меня с полуслова. Я так жалею, что он убежал. Он в такой меланхолии, он потерял самого себя.

После этих слов Фёдор встает со стула, подходит к газовой плите, включает газ и ставит на конфорку кастрюльку и сковородку с картошкой.

ФЁДОР

Обед у меня нежирный. Но что поделаешь, мой папа в этом месяце прислал всего пятьдесят рублей. Милый папа, он, честно говоря, уже и не верит, что из меня выйдет великий дрессировщик. Два года я кормлю его одними обещаниями.

ПАТ

Клёнов, у меня есть деньги, возьмите в долг, а когда-нибудь вернете.

ФЁДОР

(благодарно)

Что ты говоришь, Пат! Как я могу взять у мальчика деньги? Я не попрошайка. Я хоть и не признанный еще, но у меня есть честь и достоинство.

ПАТ

(настойчиво)

Тем более вы должны взять, меня совесть всю жизнь будет грызть, если я откажу в помощи такому великолепному дрессировщику.

ФЁДОР

Нет, нет, Пат! И не уговаривай. Видно, не судьба мне завоевать признание. Вдруг я не смогу тебе их отдать, что тогда?

ПАТ

Какое это имеет значение? Мы, нивхи, нежадные. Мой долг – помочь достойному человеку.

Фёдор улыбается. Он достает из-за шкафа раскладушку и устраивает постель для гостя.

ФЁДОР

Ты убедил меня, Пат! Но я тебе их обязательно верну, вот увидишь. Я этого не забуду, ты помог мне в трудную минуту. Мир, конечно, меня еще услышит. Не бывает непризнанных гениев. Нет ничего унизительнее, как быть непризнанным гением. И все же их не бывает. Вот ты же меня признал, Пат, спасибо, милый. Это неважно, сколько человек тебя признают и в тебя поверят. В детстве меня видели многие большие дрессировщики, они хвалили меня, Пат. Для художника главное в его жизни – его искусство, так ведь?

ПАТ

Конечно.

ФЁДОР

Эх, Пат, взял бы я тебя своим помощником, да беден как крыса церковная. Себя-то прокормить не могу. А если еще и папа от меня откажется, тогда весь мой цирк от голода умрет.

ПАТ

Ты к нам приезжай. У нас еды много. Не отчаивайся, Клёнов. Не всем дано быть такими дрессировщиками.

ФЁДОР

Что правда, то правда, – не всем. Ну, давай спать.

ТАМ ЖЕ – НОЧЬ

Пат лежит на раскладушке. Не спит. В комнате раздается сильный храп Фёдора. Пат смотрит в окошко и видит, что по ту сторону окна возникает профиль лошадиной головы. Пат подходит к окну и встречается глазами с лошадью.

ПАТ

(шепотом лошади)

Я сейчас выйду, погуляем.

ВО ДВОРЕ ДОМА ФЁДОРА КЛЁНОВА

Пат стоит около лошади, которая трется губами о щеку Пата.

Пат хлопает ее по ноге и выходит вместе с ней со двора.

ПАТ

Подышим ночным воздухом, да, лошадь?

Лошадь смирно переступает ногами, приноравливаясь к шагу мальчика. Пат и лошадь идут по пустынной улице.

ПАТ

(обращаясь к лошади)

Как мне во всем разобраться? У нас в поселке жизнь проще и страха меньше. Нивх смерти не боится и болезни не боится, это и Древний Глаз мне говорил, потому что его душа и потом живет. Это, конечно, хорошо, когда человек такой бесстрашный.

Лошадь идет рядом и иногда кивает головой, будто соглашаясь.

ПАТ

Вот Клёнов, если он умрет, кто узнает, что жил такой замечательный дрессировщик, и все его дело пропадет.

На развилке улиц лошадь останавливается. Пат пытается ее развернуть обратно, она ни с места.

ПАТ

Что? Постоять захотелось? Постой.

Лошадь переминается с ноги на ногу. Пат оглядывается. Никого вокруг, только ветер раскачивает тусклый скрипучий фонарь.

ПАТ

(вслух)

Древний Глаз считает, что Атак (поясняя) – это моя собака – виноват, а я думаю, что прав. Чем он обязан собакам или каюру? Ничем. И волкам ничем.

Подумав, лошадь бредет к виднеющемуся в сумраке сараю, и Пат следует за ней.

ПАТ

(вслух, лошади)

Бедный Атак, носится по всему острову, несладко ему.

Пат и лошадь подходят к сараю. Дверь в сарай закрыта на щеколду, лошадь умоляюще смотрит на Пата, но Пат не понимает ее просьбы. Тогда лошадь нетерпеливо подталкивает Пата в спину.

ПАТ

(догадавшись)

А!

Пат открывает сарай, и лошадь стремглав бросается в конюшню, в дальний угол, где стоит пегий конь.

Лошадь, приблизившись к коню, кладет ему на плечо голову, и конь начинает радостно ржать.

ПАТ

Ну и дела! Я пойду, лошадь, а ты оставайся.

Лошадь, не отрываясь, смотрит на пегого коня. Пат неслышно выходит из сарая и идет по дороге обратно к дому Фёдора Клёнова.

УТРО – ДОМ ФЁДОРА КЛЁНОВА

Фёдор заваривает чай в красивом чайнике с отбитым носиком, Пат сидит на раскладушке и играет с белой мышкой. Раздается стук в дверь. В дом заходит почтальон.

ПОЧТАЛЬОН

Телеграмма и газеты.

ТАМ ЖЕ

Фёдор расписывается на бланке. Почтальон забирает бланк, молча выходит из дома. Фёдор читает телеграмму, и у него меняется выражение лица.

ФЁДОР

(читает)

«Дорогой сынок, лежу в больнице с сердечным приступом. Прилетай скорее. Хочу тебя повидать. Отец».

Фёдор опускается на стул и сжимает голову руками. Пат стоит рядом и гладит дрессировщика по плечу.

ПАТ

Не отчаивайся, Клёнов.

ФЁДОР

(сдавленным голосом)

Если бы ты знал, Пат, какой это отец! Необыкновенный отец. Я живу только ради него и ради своего цирка. Я не знаю, что со мной будет, если он умрет. Я не перенесу этого удара судьбы.

(вскакивая)

Пат, я сейчас же еду в аэропорт вместе с цирком. Пусть отец увидит, каких успехов добился сын.

ТАМ ЖЕ

Фёдор упаковывает свой цирк, надевает ватник, нахлобучивает шапку с той деланой неторопливостью движений, которую диктует достоинство человека в чрезвычайных обстоятельствах, и протягивает руку Пату.

ФЁДОР

Не беспокойся, Пат. Я скоро к тебе приеду, а собаку ты обязательно найдешь.

Фёдор Клёнов открывает дверь и выходит во двор. Пат его провожает. Во дворе стоит лошадь и жует сено. Клёнов треплет ее по шее, прислоняется своей головой к ее голове и молча прощается с ней. Сделав два шага, оглядывается и смотрит на Пата.

ФЁДОР

(Пату)

Живи сколько захочешь. Будешь уезжать, положи ключ под половик у двери. И скажи соседям, что лошадь остается без присмотра. Они приглядят.

Пат стоит на крыльце и смотрит, как Фёдор Клёнов с понурой головой, ссутулившийся, направляется по пустой дороге к околице поселка.

В руках у Клёнова клетки и мешок. И вдруг, уже вдалеке, снегирь Ляпус запевает арию Ленского «Куда, куда вы удалились…». Снегирь поет звонко и свободно, и Фёдор выпрямляется, вскидывает голову и, обернувшись, машет Пату рукой.

ПЕРРОН

Пат поднимается по зигзагообразной лестнице на перрон. Яркое солнце освещает все вокруг: блестит снег, блестят рельсы, насквозь просвечивают ряды елей, и поселок внизу как бы повис над долиной в желтых и голубых тенях.

На табуретке возле вокзала опять сидит старик и, подняв лицо к солнцу, греет свои морщины.

ПАТ

(окликая старика)

Здравствуй, старик!

СТАРИК

А, мальчик, ты откуда, мальчик?

ПАТ

Вы меня уже не помните?

СТАРИК

Очень плохо, очень.

ПАТ

Ну как же, я вчера с вами виделся. Я к дрессировщику приехал, Клёнову, и вы мне дорогу показали.

СТАРИК

(потирая ладонью лоб)

Теперь вспоминаю. Значит, уезжаешь от нас?

ПАТ

Уезжаю, старик. Я пока шел, вот что надумал: зачем вам в одиночестве жизнь свою коротать, давайте я вас с собой возьму. Мяса у нас много, будете мне как дед, а?

СТАРИК

Ах, внучек! Куда ж я от брата уеду? Он здесь на кладбище похоронен; с кем же он будет разговаривать, если я уеду? Никак мне нельзя от него уехать. Все-таки единственный он брат у меня. Так сказать, воспитал меня, да.

Пат стоит на перроне и смотрит на убегающие вдаль рельсы.

ПАТ

Атак! Где ты, мой Атак? Не голодный ли ты?

Вдали слышится гудок паровоза.

ПОЕЗД

В поезде на нижней полке сидит Пат. Напротив него – пожилой седовласый мужчина лет шестидесяти с газетой в руках. Это лесничий Бельковский. На столике около окна стоят два стакана с горячим чаем.

ПАТ

Вот теперь везде его ищу.

БЕЛЬКОВСКИЙ

Я встречал такую собаку, точь-в-точь, как ты рассказываешь.

ПАТ

(радостно, подпрыгнув на месте)

Где?

БЕЛЬКОВСКИЙ

В саду у уважаемой Ольги Павловны Синицыной, которая проводит столь редкие опыты, что только диву даешься. За двадцать лет она вырастила необыкновенный сад. В условиях сахалинского климата кто бы на это отважился?

ПАТ

Как мне ее найти?

БЕЛЬКОВСКИЙ

Провожу. Она со мной на одной улице живет. Она женщина крутая, но ты ее не бойся, детей она любит и не обижает.

ПАТ

Понял, а я и не боюсь никого. Чего мне людей бояться!

БЕЛЬКОВСКИЙ

Как знать, иной раз их-то и надо бояться. Но это хорошо, что ты такой смелый. Это правильно. Страх – самое скверное чувство. В человеке необходимо воспитать полное бесстрашие.

САД ОЛЬГИ ПАВЛОВНЫ СИНИЦЫНОЙ

По саду гуляют немолодая, приятной наружности женщина, Ольга Павловна, и Пат. О возрасте Ольги Павловны свидетельствуют только седина и морщинки вокруг глаз, а голос и лицо у нее молодые.

Пат оглядывает действительно необычный густой сад. Кряжистые тисы, стройные, с пышной кроной и мясистыми листьями. Неподалеку – раскидистые березы и бархат сахалинский с пробковой кожей. Кусты шиповника с плодами.

До самых вершин деревьев взбираются лианы актинидий, лимонника с гладкими листьями, лианы винограда, кишмиш и гортензия. Впереди виднеется вишневая роща, а рядом – яблони и черемуха.

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

Вот, мой мальчик, такой у меня сад.

ПАТ

(восхищенно)

Очень хороший сад!

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

Я его тоже люблю.

ПАТ

А вы одна здесь живете?

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

Только с дочкой. Муж мой умер десять лет назад.

ПАТ

А вы опять замуж выходите! Без мужчины трудно вам.

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

(смеется)

Совсем нетрудно. А замуж я больше не собираюсь. Я свое сердце отдала этому саду.

ПАТ

Как же это можно отдать сердце саду?

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

Я не знаю, как это случилось, но это так. И по ночам я здесь гуляю. И если уезжаю в командировку надолго, то прямо места себе не нахожу, – так по саду скучаю. А если мне грустно бывает и нехорошо, то стоит выйти сюда, как все исчезает. Я и мужа в саду похоронила.

ПАТ

(удивленно)

А где же могила? Что-то я ее не видел.

Ольга Павловна обводит взглядом сад.

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

Теперь я и сама не знаю где. Она так заросла, что и места этого не узнать. Ведь сад не любил моего мужа, потому что тот вырос в городе и скучал только по городу.

ПАТ

Значит, вы не нарочно забыли его могилу?

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

Конечно, так уж произошло. Забыла и вспомнить не могу. Но, скажу честно, он не любил мой сад: рубил деревья на дрова и, главное, втихомолку посмеивался, что я столько времени вожусь с растениями. Я боялась его и, когда он умер, успокоилась: мой сад никто не трогает.

ДОМ ОЛЬГИ ПАВЛОВНЫ

В небольшой прихожей с высокими стеклянными дверями напротив Пата стоит Ольга Павловна с девочкой двенадцати лет.

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

(снимая с себя пальто)

Раздевайся, Пат, проходи! (представляя девочку) Познакомься, это моя дочка Ирина.

Ирина подает Пату руку.

ИРИНА

Давай дружить!

ПАТ

(осторожно пожимая ладошку)

Я не знаю, получится ли это у нас.

ИРИНА

(рассудительно)

Если вы не будете трогать наш сад, то получится.

ПАТ

(задумчиво)

Ну да.

ИРИНА

Простите, вы что-то сказали?

Пат, дотянувшись до крючка, вешает на него свой полушубок.

ПАТ

Мне нравится ваш сад. Зачем же я буду его портить? Мне много чего нравится. А люблю я отца и свою собаку.

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

Собака? Это какая собака? Не та, что у нас жила недавно?

ПАТ

(угрюмо)

Наверное, та самая, большущая, с коричневыми пятнами.

ИРИНА

(восклицает)

Ой, так это, оказывается, ваша собака! А мы хотели ее жить оставить, да она убежала!

ПАТ

Она ото всех убегает.

(вздыхая)

Мой бедный Атак, у кого только он не жил! У начальника Каткова и у дрессировщика Клёнова жил, и у вас жил, и отовсюду сбегал. Его тоска гонит.

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

(недоверчиво)

Почему же у собаки тоска?

ПАТ

Как вам сказать? Я сам над этим много думал. Конечно, его и старики напугали, но не в страхе дело. Понимаете, бывает, охотник потерял направление, по-научному, ориентир. Мой Атак тоже ориентир потерял. От волков ушел к людям, а к людям не пристал еще окончательно. Меж двух берегов он плывет, а на какой выбраться – не знает. От этого у него и тоска. И никто, кроме меня, помочь ему не может. Понимаете теперь?

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

(мягко)

Очень хорошо понимаю. У моего мужа часто бывала хандра; это так ужасно, когда человек мучается, горюет и неизвестно по какой причине. А мне скучать некогда – видели, какой у меня сад большой, я, кстати, не весь вам показала. Самые редкие деревья у меня спрятаны в глубине за высоким забором.

ПАТ

(разглядывая лицо Ольги Павловны)

Вы очень похожи на мою умершую мать, и вы такая же красивая, как она.

Ольга Павловна улыбается.

ОЛЬГА ПАВЛОВНА

Мне это приятно слышать, но в молодости я красивее была.

ПАТ

Я не видел вас в молодости. Значит, вы вдвоем с дочкой живете?

ИРИНА

Вдвоем.

ПАТ

И вам не скучно?

ИРИНА

(решительно)

Нам совсем нескучно.

Ирина подходит к матери, Ольге Павловне, и обнимает ее, прижимаясь к ней щекой, и принимается нашептывать что-то ей на ушко. Обе смеются, посматривая на Пата, который ерзает на стуле. В комнату проникает яркий солнечный свет. Пат смотрит на солнце, и в глазах у него начинает темнеть.

ПАТ

(глядя на солнце)

Теплый день. Солнышко светит. Хорошо у вас.

Ольга Павловна и Ирина, не сказав ни слова в ответ, мелкими шажками удаляются по направлению к окну, за которым блестит бесконечный зимний сад, с инеем на ветках, и в потоке дневного света все прозрачнее становятся их фигуры, воздушнее лица. Пат смотрит на уходящих по аллее Ольгу Павловну и Ирину, и вот их уже не видно, скрылись за деревьями, и только на стекле тает вспотевшее пятно от их двойной улыбки.

Пат внимательно смотрит на этот сад. Он напрягает все свои мысли и бежит вслед за Ольгой Павловной и Ириной, но не видит их впереди.

Пат останавливается в недоумении, крутится, потом замирает. Мимо сада идет старушка – и вытирает на ходу бахромой черного платка слезы.

В другой руке у нее газета. Пат подбегает к забору, который разделяет его со старушкой.

ПАТ

Отчего вы плачете, бабушка?

СТАРУШКА

Вот, третий месяц хожу на почту, а от сына ни весточки; как уехал в город, так и пропал. А он у меня единственный сынок. Я и адреса его не знаю. Не жалеет он меня, старую.

ПАТ

(настойчиво)

Вы мне фамилию его скажите, я буду в городе, разыщу в адресном столе.

Влажные грустные глаза старушки оживляются.

СТАРУШКА

Фамилия его Беспалый. Зовут Анатолий Иванович. Увидите если, спросите, не болен ли, а может, на мать обиделся? Скажите ему, что я ему варежки связала и помню его каждый день. Невзначай помру, и похоронить некому будет, – так и передайте. Я и на том свете его прощу, а Бог не простит.

ПАТ

А куда вам сообщить, если узнаю о вашем сыне?

Старушка, подумав, протягивает через забор Пату газету, на которой с краю авторучкой написан адрес доставки почты: ул. Красный Маяк, дом 2.

СТАРУШКА

(успокоившись)

Спасибо, внучек. Тут, на краешке, почтальон завсегда пишет мой адрес.

Пат берет газету в руки, и старушка, улыбнувшись, уходит. Пат стоит и смотрит ей вслед. Дойдя до поворота, старушка оглядывается, и Пат, встретившись с ней взглядом, вздрагивает и прикладывает руку к груди.

По лицу Пата видно, что он пре-одолевает боль в области сердца. Пат стоит с бьющимся сердцем, и тихий стук его раздается над садом.

Когда старушка исчезает из виду, Пат разворачивает газету и видит на первой полосе фотоснимок, на котором изображена группа альпинистов на фоне упряжки собак. Среди собак Пат узнает Атака. Стук сердца начинает усиливаться, фотография расплывается в глазах Пата. Он представляет себе Атака вожаком, который тащит по рыхлому снегу упряжку, и сердце Атака стучит так же громко и сильно, как и у Пата в это же мгновение.

БАЗА АЛЬПИНИСТОВ У ПОДНОЖИЯ ЛОПАТИНОЙ ГОРЫ В небольшом вагончике возле рации в наушниках сидит инструктор Григорий Иванович и внимательно слушает. Рядом на табуретке сидит молодой человек с фотоаппаратом на груди. Это Шумилин, корреспондент из газеты. В помещение входят два альпиниста, Володя и Сергей.

ВОЛОДЯ

Григорий Иванович, мы готовы. Собак нашли, упряжка уже в полном составе.

ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ

Серьезная затея – в горы на упряжке. Лопатина гора 1609 метров, одна из самых высоких точек Сахалина. Собаки там еще не бывали.

СЕРГЕЙ

Я думаю, что собаки не подведут.

ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ

А где нашли собак?с

ВОЛОДЯ

Помогли местные жители. Одна, правда, не лайка, но сразу видно, что выносливый пес. И упряжку знает.

ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ

(закуривая сигарету, поднимая мохнатые брови)

Прогноз погоды не очень. Обещают метель, поэтому будьте осторожны и будьте на связи.

(взглядом указывая на молодого человека)

Шумилин, корреспондент из газеты,

давно вас ждет.

Шумилин встает и быстро открывает объектив.

ШУМИЛИН

Пару снимков и пару вопросов.

СЕРГЕЙ

Пойдемте к упряжке.

УЛИЦА – ДЕНЬ

На фоне сопок под яркими лучами солнца стоит запряженная упряжка, среди собак легко узнается Атак.

Сергей, Володя и еще двое альпинистов, девушка и парень, стоят рядом. Шумилин делает несколько снимков, щелкая фотоаппаратом и ослепляя альпинистов вспышкой.

ФОТОГРАФИЯ (на экране), переходящая на фотоснимок в газете, там изображены альпинисты рядом с упряжкой, где на первом плане, на месте вожака, стоит Атак.

САД ОЛЬГИ ПАВЛОВНЫ

Пат опускает руку, в которой держит газету, оборачивается, смотрит в окно и видит в окне Ольгу Павловну и Ирину. Он стоит снаружи с бьющимся сердцем, глядя сквозь занавеску на маму и ее дочку, сидящих рядом в зеленом свете абажура. Пат смотрит на них с теплой грустью, но уже как на посторонних, к которым нельзя прикоснуться рукой. Поворачивается и шагает прочь, сперва медленно, потом все быстрее и быстрее.

ВОКЗАЛ

Пат вбегает на перрон совсем запыхавшись.

Быстро взглянув на расписание поездов,

на скорую руку пишет письмо, примостившись на подоконнике вокзального помещения.

ГОЛОС ПАТА

(за кадром)

«Ольга Павловна, не сердитесь, что я не попрощался и ушел. Если бы я был постарше, окончательно взрослый, я бы наверняка остался, – так мне было хорошо с вами в саду! Но мне надо жить дальше среди людей, которые делают разную работу, надо жить возле отца и учиться охотиться и ловить рыбу, потому что, разыскивая Атака, я очень много увидел людей и понял: каждому человеку положено жить у себя дома. Когда я подрасту, я обязательно приеду к вам в гости. Желаю здоровья вам, дочке и саду. Пат».

Текст письма накладывается на движущийся по тайге поезд, в окне которого видно лицо Пата. Он смотрит в окно. Вот он выходит из поезда и идет по улице небольшого городка, обращается к прохожим, показывая газету с фотоснимком на первой полосе, но все пожимают плечами.

АВТОБУСНАЯ ОСТАНОВКА

Пат подходит к автобусной остановке, где всего несколько человек ожидают транспорт, и садится на лавочку, опустив безнадежно руки.

Через несколько секунд подкатывает автобус с замерзшими узорчатыми окошками. Из автобуса выходят пассажиры, протискиваясь между теми, кто хочет уехать. Пат сидит и смотрит на фотографию в газете. Мимо него проходит повариха Маруся с полной сумкой.

Маруся бросает беглый взгляд на Пата и тут же, узнав его, окликает.

МАРУСЯ

Пат, это ты?

Пат отвлекается от газеты и смотрит на Марусю, которая стоит перед ним, красивая, розовощекая, в расписном русском платке, повязанном поверх рабочего ватника. Маруся ставит сумку на снег.

ПАТ

(радостно)

Маруся! Это я. А ты что здесь делаешь?

МАРУСЯ

(улыбается)

Еду к брату. У него день рождения сегодня. Он полярный летчик. На Сахалине ведет ледовую разведку. В кои-то веки дали выходной. А ты как? Нашел свою собаку?

ПАТ

(показывая газету с фотоснимком)

Нашел, только осталось узнать, где она. В редакцию еду.

Маруся берет в руки газету, смотрит на фотоснимок и тоже узнает Атака.

МАРУСЯ

Точно, он. Я его хорошо запомнила.

(пробежав глазами заголовок газеты) А в какую ты редакцию едешь? Она же в Южно-Сахалинске находится. Туда лететь надо!

АЭРОДРОМ

Самолет полярной авиации ИЛ-14 выруливает на взлетную дорожку, чуть замирает, словно прыгун перед разбегом, и несется по белому пустынному полю.

КАБИНА САМОЛЕТА ИЛ-14

За штурвалом пилоты: командир корабля Михайловский, штурман Лютиков и второй пилот Миша Нелепов.

Шум от работы двигателей заполняет салон самолета, где сидят гидрологи, женщина и мужчина, с планшетами и развернутой ледовой картой. Пат сидит у иллюминатора и смотрит туда, где мелькают дома, опушенные снегом деревья, телеграфные столбы. Самолет мчится все быстрее и быстрее, и вдруг такая тишина в кабине – неуловимый миг, когда самолет поднимается в воздух

(легко и незаметно) и уплывает все выше и выше, удалясь от земли в этот холодный туманный час.

Высота еще небольшая, и город под крылом корабля виден ясно и подробно: улицы, скверы, редкие пешеходы. Пат с восторгом смотрит на пилотов.я

ШТУРМАН ЛЮТИКОВ

(Пату)

Ну как?

ПАТ

(громко)

Здорово! Я на таком еще не летал! Только на вертолете.

(после небольшой паузы)

А Атаку нравилось с вами летать?

Пат по очереди передает летчикам газету. Каждый смотрит на фотоснимок и одобрительно качает головой в знак того, что узнал Атака.

ВТОРОЙ ПИЛОТ МИША

Да не очень. Это целая история, и до сих пор загодочная. Для нас так обидно, пес пропал, мы очень к нему привязались…

(показывая взглядом на Михайловского)

Особенно наш командир.

Михайловский тяжело вздыхает и улыбается Пату.

ШТУРМАН ЛЮТИКОВ

Он его всюду разыскивал, весь город на такси обшарил, и все впустую. Прямо скажу – неясная история.

МИХАЙЛОВСКИЙ

Хорошая у тебя собака, Пат. Умная! Атак у меня дома жил, один раз мы его на охоту даже брали. На медведя ходили, он его гнал по тайге к озеру, а мы, охотники, отстали. Атак его, сколько мог, вел, а потом медведь как исчез, и следы его тоже исчезли. Когда мы пошли обратно, Атак на меня так посмотрел!

ПАТ

Досадно ему стало.

МИХАЙЛОВСКИЙ

На следующий день Атак исчез. Я утром проснулся, вижу – Атака на месте нет, дверь приоткрыта. Ушел в ночь, в мороз, в неизвестность.

ВТОРОЙ ПИЛОТ МИША

(тихо, глядя на командира Михайловского, Пату)

Переживал ужасно.

ПАТ

(второму пилоту Мише)

Я знал, что Атак сбежит. Только у нас в доме и было ему хорошо. Это его всамделишная жизнь, и больше никакая.

Пат смотрит в иллюминатор. Вдали проявляется голубая полоска моря, будто нарисованная на плоском макете, и самолет, качнувшись, начинает снижение. Прямо на глазах вырастают сосны, отвесные, желтые у воды, скалы, белые валуны и льдины, раскачивающиеся на волне. Гидрологи скорописью заполняют ледовую карту, на которой сверху написано: «Татарский пролив». Пат с любопытством смотрит на гидрологов.

ПАТ

(тихо спрашивает штурмана Лютикова, показывая на гидрологов)

Что они делают?

ШТУРМАН ЛЮТИКОВ

Ледовая разведка. Сегодня эти данные будут известны на Сахалине, в Магадане, во Владивостоке, и суда двинутся в обход ледяных путей.

Берег остается позади. Вокруг льды и льды, пустынно, тихо, изредка чайка мелькнет возле, и снова мертво, голо, ничего не меняется окрест – все те же льды, голубеющие изломами.

ГОЛОС ПАТА

(за кадром)

Где же ты, Атак?

ЛОПАТИНА ГОРА – СУМЕРКИ

На заснеженном склоне разбита палатка.

Идет снег. В нескольких метрах от палатки,

в углубленном месте, окруженном нанесенным свежим сугробом, рядом с нартами, спят собаки, Атак лежит в стороне, ближе к скале, и зализывает кровавые раны на разбитых лапах.

ТАМ ЖЕ – ПАЛАТКА

В спальном мешке лежит Сергей, кашляет. Рядом сидит Владимир с кружкой в руках. Он пьет горячий чай.

Еще два альпиниста, молоденькая девушка и юноша, крепко спят, прижавшись друг к другу.

ВЛАДИМИР

Завтра начнем спускаться.

Сергей приподнимается. Владимир передает ему кружку.

СЕРГЕЙ

Надо было сегодня до темноты начать спуск. Завтра может начаться сильный ветер и пойти снег.

Владимир молчит.

СЕРГЕЙ

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

ВЛАДИМИР

Отдыхом нельзя принебрегать. Тем более что ты заболел, и собаки устали. У многих разбиты лапы.

СЕРГЕЙ

В горах нельзя болеть. Я готов хоть сейчас. Если только из-за собак…

Сергей не договаривает фразу, его начинает душить кашель.

Сергей делает несколько глотков горячего чая, прислушивается. Поднимается ветер, и завывание ветра смешивается с каким-то странным звуком, похожим то ли на волчий вой, то ли на лаяние собаки. Владимир и Сергей напрягаются.

СЕРГЕЙ

Хороший, но странный этот Серый. Это он воет! Может, чует что?

Владимир выползает из палатки.

ВЛАДИМИР

(на ходу)

Или есть просит.

ТАМ ЖЕ – У ПАЛАТКИ

Сумерки окончательно сгущаются, и в одно мгновение все вокруг погружается в ночную тьму.

Снегопад равномерно покрывает поверхность горы, и уже не так отчетливо видна альпинистская палатка, разбитая на склоне. Владимир вылезает из палатки и видит, что обособленно сидит Атак и, глядя в небо, по-своему воет.

АТАК

Аух! Аухр! Аухр!

ВЛАДИМИР

(зовет Атака)

Серый, Серый!

Атак замолкает, но с места не двигается. Собаки, не обращая внимания на Атака, лежат в стороне в снегу.

Владимир подходит к нартам, вытаскивает оттуда мешок с рыбой. Собаки оживляются. Атак наблюдает, как собаки набрасываются на еду.

Он неохотно подходит и последним принимается есть то, что ему досталось. Владимир подбрасывает Атаку несколько рыбин, убирает мешок обратно в нарты и заползает в палатку.

РАННЕЕ УТРО

Сергей лежит в том же положении в спальном мешке, кашляет.

Резкий ветер качает палатку из стороны в сторону. Остальные спят.

Сергей слушает ветер, постепенно усиливающийся и превращающийся то ли в шум, то ли в гул. Сергей дотягивается до рации. Резкий шлепок – и все вокруг погружается в темноту.

БАЗА АЛЬПИНИСТОВ У ПОДНОЖИЯ ЛОПАТИНОЙ ГОРЫ – ДЕНЬ

Григорий Иванович сидит за столом в наушниках с напряженным выражением лица. В вагончик вбегает молодой паренек в альпинистском снаряжении, запорошенный снегом. Он тяжело дышит.

ПАРЕНЕК

(возбужденно)

Григорий Иванович, лавина сошла. Только что вертолетчики сообщили.

Григорий Иванович снимает наушники и кладет их на стол.

ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ

(обреченно)

Знаю.

ПАРЕНЕК

С ребятами связь есть?

ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ

(тихо, уставившись взглядом в одну точку)

С ребятами связи нет.

(закуривает)

ЛОПАТИНА ГОРА

Два вертолета кружат над сошедшей лавиной. Широкая полоса сдвинутого снега вниз от купола горы четко выделяется среди нетронутого снежного пространства. С высоты птичьего полета простирается бесконечное сплетение сопок, на юг, постепенно понижаясь, уходит горный хребет, на востоке далеко в туманной дымке виднеется море.

САЛОН САМОЛЕТА ИЛ-14

Пат сидит и непрерывно смотрит вдаль из иллюминатора на льды, безмолвие и простор. Кое-где темнеют разводья, дует ветер, кружит снежную пыльцу, превращающуюся в серебристую рябь, переходящую в однообразную пустыню.

КАБИНА САМОЛЕТА

Командир Михайловский зорко смотрит по сторонам. Перед ним локатор, который отмечает айсберги. Над морем сгущается желтоватый туман, но видимость не портится. Михайловский успевает заметить внизу транспортное судно, пробивающееся с натугой через массивные льды. Он разворачивает машину, сбрасывает высоту и читает название: «УРАЛ».

ЛЮТИКОВ

(по рации)

Урал, Урал!.. Сообщите ваши позывные, идите по курсу.

Самолет летит над водным пространством в направлении показавшегося берега. Там самолет сбрасывает груз зимовщикам метеостанции, и те благодарно машут руками.

САЛОН САМОЛЕТА

Пат смотрит вниз из иллюминатора. Клубящийся туман уплотняется и все ниже приникает ко льдам. Пат смотрит на туман и сквозь его дымку видит нечеткий силуэт собаки, которая сидит на льдине. Пат моргает, и тут же видение исчезает. Пат всматривается опять, припадает к иллюминатору лицом, но скорость самолета не позволяет ему сосредоточиться на одной точке. Пат подбегает к Михайловскому.

ПАТ

(кричит)

Мы пролетели, мой Атак там! Вернитесь, пожалуйста, он там, на льдине!

ВОЗДУШНОЕ ПРОСТРАНСТВО

Самолет разворачивается, летит обратно и начинает летать кругами.

КАБИНА САМОЛЕТА

За штурвалом – Михайловский. Он смотрит на локатор, который ничего не показывает.

МИХАЙЛОВСКИЙ

Разве здесь что увидишь в тумане?

ВТОРОЙ ПИЛОТ МИША

 Пат, может, тебе показалось? Откуда ему тут быть, если он с альпинистами в горы ушел?

ПАТ

(неуверенно)

Нет. Не показалось. Как будто он.

(просит)

Пожалуйста, вернемся еще раз.

Михайловский переглядывается со штурманом Лютиковым и Мишей Нелеповым.

ЛЮТИКОВ

(Михайловскому)

Давайте еще раз вернемся.

Пат стоит около командира, не отрываясь от локатора.

Михайловский одобрительно кивает головой.

ТАМ ЖЕ

Пат сидит, опустив руки. На его лице – отчаяние.

ВТОРОЙ ПИЛОТ МИША

Пат, тебе явно показалось.

МИХАЙЛОВСКИЙ

(громко штурману)

Меняем курс.

Пат смотрит в иллюминатор, прислонив ладони к стеклу. Его влажные глаза ищут среди тумана хоть что-нибудь, но со всех сторон морось – не видать ни зги. Все значительнее высота – и никакого просвета. И вдруг пелена прорывается и льется сверху солнечный свет сплошным потоком, а внизу, в проеме, возникает земля, с голубым краем, черными пашнями, зелеными квадратами леса, нитями дороги.

Г. ЮЖНО-САХАЛИНСК – ВОКЗАЛ – ДЕНЬ Из поезда на перрон выходит Пат с невозмутимым видом и оглядывается по сторонам. Пат слышит шум, движение и многоголосицу большого города, похожую на перебранку. Пат следует за цепочкой бывших пассажиров. Он входит в здание вокзала, пересекает зал ожидания, открывается дверь, и Пат оказывается на круглой площади. В раздумье он останавливается возле ларька с горячими пирожками и только делает шаг, чтобы встать в очередь, как откуда ни возьмись появляется цыганка. Пат слышит хрипловатый женский голос.

ЦЫГАНКА

(Пату)

Ты не знаешь куда идти, мальчик?

Пат оборачивается и видит моложавую цыганку в нарядных и красочных одеждах; поверх красной шали на ее груди – ожерелье из кораллов, запястья рук обхвачены браслетами. Синяя юбка волочится по земле.

ПАТ

(сухо)

Я думаю.

ЦЫГАНКА

Хочешь, я погадаю тебе, а? Просто так погадаю. Ты мне понравился, мальчик. Скажи-ка, ты живешь врозь с матерью и твое имя начинается на букву «ПЭ»? И тебя ждет дальняя дорога?

ПАТ

(удивленно)

Верно.

ЦЫГАНКА

(снисходительно улыбаясь)

А теперь я погадаю тебе на будущее. Дай-ка ладонь. У тебя замечательная линия жизни. Ты будешь жить долго и славно и к старости станешь очень умным, но в ближайшее время тебя подстерегает сильное горе. Ты слишком доверчив, а люди хитры и лукавы. Так, положи-ка мне на руку денежку! Не бойся, я верну сторицей. Иначе мне не узнать твою судьбу.

Пат достает из кармана деньги и кладет на ладонь цыганки две монеты.

ЦЫГАНКА

(улыбаясь)

Хорошо, и еще положи!

Пат кладет еще несколько монет.

ЦЫГАНКА

(серьезно)

Смотри, у меня в руке твои деньги.

Цыганка ловко выдергивает у Пата из левого виска волос, заворачивает его в деньги и зажимает их в своем кулаке.

ЦЫГАНКА

(глядя в глаза Пату)

Слушай меня внимательно, я произнесу заклинание на арабском языке, но ты не смейся, а если засмеешься, ничего не выйдет и Бог накажет тебя.

Цыганка кружится вокруг своей оси, бормоча заклинания, как заведенная, и Пат, глядя на нее, не выдерживает и принимается хихикать в рукавицу.

ЦЫГАНКА

Гоголь-моголь, еники-беники сиколеса.

Цыганка останавливается, выбрасывает вперед кулак, дует на него что есть силы, затем разжимает кулак, и Пат видит, что ладонь пуста.

ЦЫГАНКА

(будничным тоном)

Шу-шу! Вот. Ты посмеялся над Богом, и он наказал тебя. Денег нет.

ПАТ

(возражая)

Бог не будет смеяться над Патом.

(указывая на рукав)

А деньги у вас, наверное, в рукаве. Я знаю этот фокус.

ЦЫГАНКА

(грустно)

Нет денег, но ты не огорчайся, ведь я нагадала тебе, что жизнь у тебя долгая и славная, окруженная почетом и уважением.

(ухмыльнувшись)

А что деньги?! Пыль. Мусор. Сегодня они есть, завтра их нет. Подул ветер – и улетели. Не в деньгах счастье.

Пат даже не успевает оглянуться, как цыганка исчезает в привокзальной суете.

ПАТ

(ищет ее глазами, вслух)

Как ведьма!

Из окошка ларька с пирожками выглядывает продавщица.

ПРОДАВЩИЦА

(сочувственно)

Что, парнишка, обманула цыганка?

ПАТ

Ай да цыганка! Ловко проучила меня. Вот тебе и большой город.

ПРОДАВЩИЦА

(протягивая Пату пирожок)

Тут не зевай! Я вижу, ты издалека. На, сынок, угощайся!

Пат протягивает продавщице деньги и кладет их на прилавок.

ПРОДАВЩИЦА

(отодвигает деньги)

Я угощаю тебя, не надо.

ПАТ

Спасибо.

Пат откусывает пирожок и растерянно смотрит по сторонам.

ПАТ

(продавщице)

Она сказала, что меня Бог наказал. Да она в Бога не верит.

ПРОДАВЩИЦА

(соглашаясь)

Бродяжка. Зачем ей Бог? А деньги? Пыль. Чего их жалеть? Цыганка на твои деньги сама пообедает и ребенка своего накормит.

ПАТ

Веселая женщина, эта цыганка: гоголь-моголь, еники-беники сиколеса.

Пат доедает пирожок и достает из мешка газету и протягивает продавщице.

ПАТ

Мне в редакцию этой газеты нужно. Как добраться, не знаете?

Продавщица бросает взгляд на название газеты и кивает в сторону площади, на которой стоит милиционер-регулировщик, управляя движением пешеходов и машин.

ПРОДАВЩИЦА

У милиционера спроси, он знает.

ПРИВОКЗАЛЬНАЯ ПЛОЩАДЬ

Пат стоит перед милиционером и держит газету. Милиционер молча указывает рукой в направлении двухэтажного здания, виднеющегося на противоположной стороне улицы.

РЕДАКЦИЯ ГАЗЕТЫ

Пат стоит перед дверью, на которой висит табличка: «ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР».

КАБИНЕТ РЕДАКТОРА

В просторном кабинете за столом возле окна сидит редактор. Перед ним стоит Пат.

РЕДАКТОР

(приветливо, вставая со стула)

О! Это тот самый Петр Вытхун, сын каюра и охотника, из древнего рода Хыбегнунг, который путешествует по острову в поисках своей собаки. Тот самый мальчик, о котором говорит вся область, а он ничегошеньки об этом не знает. Мы два раза писали о тебе. И теперь ты у нас в гостях.

ПАТ

Я приехал спросить и посоветоваться.

РЕДАКТОР

Минуточку.

Редактор набирает номер телефона.

РЕДАКТОР (в телефонную трубку) Пусть ко мне Шумилин зайдет.

ТАМ ЖЕ

В кабинет входит молодой человек с фотоаппаратом.

РЕДАКТОР Шумилин, это Петр Вытхун, маленький охотник и путешественник. Рассказ о нем необходим в воскресный номер.

Сделайте так, чтобы чувствовался аромат нашего острова. Живо и красочно. Выдумывать ничего не надо.

Шумилин довольно потирает ладони.

ШУМИЛИН

Я сделаю потрясающий материал. Как мальчик из захолустного поселка отправляется в большой мир.

РЕДАКТОР

Вот-вот. Рассказ на полосу с фотографиями. Вы знаете, сколько к нам пришло писем от разных людей, заинтересовавшихся судьбой Пата и его собаки?

(многозначительно)

Двадцать девять!

Пат достает из мешка газету и протягивает ее Шумилину. Шумилин смотрит на фотографию.

ШУМИЛИН

(вздыхая)

Это моя работа. Я сделал этот снимок и взял у ребят интервью.

Редактор подходит к Шумилину, который держит в руках газету, внимательно смотрит на фотографию и мгновенно меняется в лице.

РЕДАКТОР

(Пату)

Так ты хочешь сказать, что вот этот пес и есть твой Атак?

ПАТ

(Уверенно)

Да.

Редактор садится за стол и начинает перебирать бумаги.

РЕДАКТОР

Пат, ты присаживайся!

Пат расстегивает свой тулупчик и присаживается на стул.

РЕДАКТОР

(взглянув на Шумилина)

Тут такое дело… В общем, как бы тебе сказать, Пат.

Пат замечает, что редактор и Шумилин переглядываются.

ШУМИЛИН

(выдавливая из себя по слову)

Вчера сошла лавина в районе Лопатиной горы, и как раз эта группа альпинистов с упряжкой попала…

ПАТ

(вскакивая со стула)

Нет, это неправда!

Редактор берет со стола газету из большой стопки и протягивает Пату.

РЕДАКТОР

К сожалению, это правда.

Пат берет в руки газету, читает заметку, обведенную красным карандашом. Редактор сидит, потупив взор, Шумилин сочувственно смотрит на Пата.

Прочитав текст, Пат отдает газету Шумилину, отворачивается к окну и смотрит в серую даль влажными глазами. По щеке Пата катится слеза.

ДОМ РЕДАКТОРА

В небольшой комнате со скромной обстановкой за столом ужинают редактор и Пат. Негромко работает радио. Передают классическую музыку. Пат лениво водит вилкой по тарелке, где лежат жареная картошка и две сосиски. Редактор намазывает хлеб маслом и кладет его перед Патом.

РЕДАКТОР

Ешь, Пат, остынет и будет невкусно.

Пат молчит.

Редактор снимает с печки закопченный чайник и наливает в кружку кипяток. Потом достает из-под стола банку с вареньем и, зачерпнув ложкой немного, кладет в кружку, размешивает и ставит напиток перед Патом, который, благодарно посмотрев на редактора, начинает пить.

ПАТ

А альпинистов ищут?

РЕДАКТОР

Ищут. Вся спасательная служба поднята на ноги.

ПАТ

А собак будут искать?

РЕДАКТОР

Всех будут искать, всех до единого.

ПАТ

Мне кажется, я сегодня с самолета видел на льдине Атака.

РЕДАКТОР

Тебе померещилось, Пат. Лавина сошла в пять утра, он не смог бы так быстро спуститься с горы и добежать до моря.

Пат недоверчиво смотрит на редактора.

РЕДАКТОР

(ласково)

Не потому, что Атак слабый, – это физически невозможно.

(недоуменно)

Бежать двенадцать часов без передышки… Знаешь, какая это должна быть скорость?

ПАТ

(с дрожью в голосе)

Он бы смог, смог!

РЕДАКТОР

(зевает)

Хорошо, успокойся, Пат. Давай спать. Мне завтра рано в редакции нужно быть и еще успеть тебя домой отправить.С

Редактор принимается расстилать на полу спальный мешок.

Пат ставит на стол кружку.

ПАТ

(редактору)

Спасибо.

РЕДАКТОР

На здоровье, Пат! Только ты ничего не съел, а мужчина должен есть, чтобы сила была.

Пат молча выходит из-за стола. Редактор подходит к Пату и смотрит ему в глаза.

РЕДАКТОР

Послушай, Пат, терять тяжело, но нельзя расслабляться и нельзя жить без веры. Каждую минуту все меняется вокруг. Понимаешь?

Пат кивает головой в знак согласия. Он с трудом сдерживает слезы.

РЕДАКТОР

И не плачь! Еще нет для этого причины.

Пат прижимается к редактору и стоит мгновение, потом отходит и бредет к разобранной кровати.

ТАМ ЖЕ – УТРО

Пат просыпается от яркого солнечного света. Он садится на кровать, оглядывается. Редактора в комнате нет. Пат подходит к окну и видит, что город давным-давно проснулся.

Пат одевается. Хлопает входная дверь, и в комнату вбегает редактор и, не успев отдышаться, радостно поднимает Пата на руки.

РЕДАКТОР

Сегодня нам звонили пограничники – видели собаку в заливе, похожую по описанию на твою. Но льды мешают ее снять. Это около мыса Крильон.

ПАТ

(нетерпеливо, с надеждой)

Близко отсюда?

РЕДАКТОР

Километров сто. Мой шофер отвезт тебя.

ПАТ

Когда?

РЕДАКТОР

Да хоть сейчас, он ждет у подъезда.

Пат набрасывает тулупчик и выбегает из квартиры. Он бежит вниз по лестнице, нахлобучивая шапку, спотыкаясь и приговаривая на ходу.

ПАТ

(вслух)

Атак, я бегу! Атак, Атак!

ЗАЛИВ

Сине-зеленая вода плещется вокруг льдины. Обширное голое пространство мертво поблескивает от прохладного солнца, повисшего на краю неба. Атак сидит на льдине, подремывая. Кругом – ледяное безмолвие, и только слышен слабый плеск воды, на поверхности которой движутся безжизненные солнечные блики. Путь к берегу преграждают полыньи. Замирая в воздухе, над Атаком пролетает чайка, что-то сказав ему на своем птичьем языке, и тут же растворяется в синеве.

Атак открывает глаза и, бросив взгляд в сторону берега, отворачивается и начинает смотреть в даль. Льдину незаметно несет в море, и все дальше отступает береговая линия, уменьшаются в размерах деревья, дома и холмы.

Атак дрожит в ознобе. Он сворачивается калачиком и обреченно закрывает глаза. Он видит, как Пат гладит его, как он бежит в упряжке, и встречу с волками, и возвращение в поселок с Урзюком. Атак погружается в сон, в котором он мечется от одного жилья к другому. Вот он в саду у вежливой женщины Ольги Павловны и ее дочки Ирины вместе с Патом, Вовкой и его отцом, вместе с Катковым и Марусей, с летчиками, и там перед всеми дрессировщик Клёнов показывает фокусы. Этот сон перемешивается с солнечными зайчиками. Атак безмятежно спит. Мягко шумит вода, заливая корму льдины, и Атаку слышится голос, голос его матери,

как она зовет его на охоту. И он вспоминает во сне ее дружелюбный взгляд, и свое отрочество, и волчью стаю.

Неожиданно Атак просыпается и встает на лапы. Он водит носом и, сделав несколько шагов вперед к воде на ослабевших лапах, опять ложится на лед, положив между лапами голову, чуть вздрагивая от стужи. По его позе понятно, что он бессилен что-либо изменить, словно понимая, что конец должен быть достойным.

Рядом из волны выныривает нерпа и, опасливо поглядев на собаку, тихонько взбирается на льдину. Атак даже не оборачивается. И нерпа соскальзывает обратно, фыркнув на прощание.

По-прежнему тихо, и льдину мало-помалу несет течением, и Атак опять погружается в сон.

Вдали слышится какой-то слабый звук, и Атаку невдомек, то ли льдины сталкиваются, то ли нерпа выскакивает из воды и плюхается обратно в воду.

Атак просыпается, когда равномерный шум мотора становится очевидным. Он поднимает голову, смотрит в сторону. Что-то размытое мелькает перед его взором… Он кладет голову обратно между лапами и снова начинает дремать.

Маленький катер замедляет ход. На борту катера мужчина в форме пограничника и Пат.

ПОГРАНИЧНИК

(Пату)

Эта собака?

Пат, не отрываясь, смотрит на неподвижное, занесенное снежной пылью тело собаки и, узнав по силуэту Атака, радостно восклицает.

ПАТ

Да!

Нос катера упирается в льдину, и Пат перепрыгивает через борт.

Атак глядит на Пата, не двигаясь. Пат подбегает к Атаку и садится рядом на льдину. Он обнимает Атака за шею, прижимаясь лицом к его заиндевевшей голове.

ПАТ

(шепчет на ухо Атаку)

Атак, милый Атак. Ты живой, я нашел тебя. Где ж ты был?

Атак начинает волноваться, дрожать. От холода у него рябит перед глазами, он принюхивается. Пат отпускает Атака и испуганно смотрит на него.

ПАТ

Атак, это я, Пат.

Атак с опаской распрямляется, делает шаг, другой, и вдруг у него появляется сильное свечение вокруг глаз. Атак напрягает горло и неверным голосом бросает вызов снежной тишине, но все яснее и тверже становится звук. Пат слышит не знакомый полувой «Аухр, Аухр!», а самый настоящий ликующий лай, каким только он может выразить свои чувства. Пат начинает плакать.

ЮЖНО-САХАЛИНСК – ВОЗЛЕ ЗДАНИЯ РЕДАКЦИИ На улице около крыльца здания редакции стоят редактор и Пат. Рядом, плотно прижавшись к ногам Пата, стоит Атак. Старенькая легковая машина с замерзшими стеклами подкатывает к редакции. Редактор подает руку Пату и крепко ее жмет. Из двери редакции выходит Шумилин с фотоаппаратом.

ШУМИЛИН

(Пату)

Пат, подожди! А снимок для статьи?

Шумилин спрыгивает с крыльца вниз, чтобы сделать фотографию.

Пат, улыбнувшись в сторону Шумилина, достает из мешка свернутую газету, на краешке которой написан адрес: «ул. Красный Маяк, дом 2», а рядом приписано детским почерком: «Беспалый Анатолий Иванович».

ПАТ

(редактору, неуверенно)

Хочу вас попросить. Можно?

РЕДАКТОР

(глядя на написанный адрес)

Можно.

ПАТ

Одна старенькая бабушка попросила меня узнать о ее сыне. Он уехал в город и не вернулся. Я обещал это сделать, но не успел.

Редактор берет в руки газету и смотрит на надпись.

ПАТ

Это она дала мне газету, когда я согласился ей в этом помочь, и увидел там заметку про альпинистов.

(грустная тень пробегает по лицу Пата)

А альпинистов нашли?

РЕДАКТОР

Нашли, и собаки объявились. Есть предположение, что собаки за несколько часов до лавины покинули опасное место.

Пат гладит Атака по голове.

Редактор смотрит на Атака, который вздрагивает от неожиданной вспышки фотоаппарата.

РЕДАКТОР

Твой Атак – умный пес. Настоящий вожак. Возможно, он их спас и потом ушел от них.

Разговор прерывает сигнал легкового автомобиля.

РЕДАКТОР

Пат, вам пора. Обратная дорога будет короче. А справки о пропавшем сыне бабушки я наведу и сообщу тебе.

Редактор и Пат обнимаются.

ДОРОГА К ПОСЕЛКУ ЛУНЬВО

Неказистый желтый автобус с узорчатыми стеклами катит по утрамбованной дороге от деревянного здания почты к поселку Луньво.

В АВТОБУСЕ

В автобусе сидят пассажиры, и среди них узнаются Пат и огромный пес Атак. Автобус трясется на повороте. Пат прикладывает теплую ладошку к замерзшему стеклу и держит мгновение. В образовавшемся оттаявшем отпечатке руки Пата мелькают тени домов и деревьев.

ДВОР ОКОЛО ДОМА ПАТА

Во дворе стоит отец Пата и чистит ствол ружья шомполом. Отворяется калитка, и отец отвлекается от своего занятия, бережно положив ружье на скамейку. Отец видит Пата, который молча стоит в проеме калитки, и Атака, топчущегося на месте. Отец Пата жестом руки зовет к себе Пата, и тот подбегает к отцу, который поднимает его на руки.

ПАТ

Ну вот, ну вот я и приехал. А ты беспокоился. И Атак со мной. Теперь мы вместе.

ОТЕЦ ПАТА

(радостно)

Это хорошо, нам нельзя разлучаться. Нас всего двое из рода, всего двое осталось. А ты исчез – ни слуху ни духу. Я так беспокоился, что прямо бессонница одолела.

Отец Пата и Пат идут в направлении дома. Следом за Патом, нога к ноге, идет Атак. Дверь дома распахивается и на пороге появляется улыбающаяся бабушка Пата.

ДОМ ДРЕВНЕГО ГЛАЗА

Древний Глаз сидит у железной печурки и курит чубук. Рядом на полу сидит Урзюк.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

Я не могу идти на попятную. Все уважение к старейшинам как ветром сдует. Слово Древнего Глаза – закон.

Древний Глаз пронзает взглядом Урзюка.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

Иначе что получается: отступил перед мальчишкой.

Охотники одобрительно кивают головами.

КАЮР ЧУНЧУК

(раскачиваясь из стороны в сторону)

Ай-ай, срам какой! А если убить собаку, бог знает, что выкинет этот ненормальный Пат. Не было в поселке еще недоростков, чтоб сами в такое путешествие пускались. Ишь, и газета о нем написала.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

(прищурив еще больше и без того узкие глаза)

Сильные заступники у него.

(возмущенно)

Ну и времена! Никакого почтения к мудрости старших.

(твердо)

Закон есть закон, слово сказано – и собаке не жить. Через несколько дней чхыф-лехерыд, и сразу после гонок Атак сразится с медведем, и старики покажут свою силу.

ДВОР ДОМА ПАТА

Пат около нарт запрягает собак. Атак стоит на месте передовика. Появляется Вовка с портфелем в руке.

ВОВКА

(радостно)

Пат, привет!

Пат подбегает к Вовке, и они крепко обнимаются.

ТАМ ЖЕ

Пат сидит в нартах. Вовка гладит Атака.

ВОВКА

Завтра в школу придешь?

ПАТ

Не знаю еще. Осталось несколько дней до праздника Медведя. Будут гонки. Надо Атака и других собак тренировать.

ВОВКА

А где медведя возьмут?

ПАТ

Урзюк приведет от родных. Это медведь, выкормленный родом Кегнак. Мне отец говорил.

ВОВКА

Пойдем на горку кататься.

ПАТ

(смотрит на солнце)

Не могу. Я договорился возить письма на почту. Уже надо ехать.

Вовка вздыхает.

ВОВКА

Можно с тобой?

ПАТ

(весело)

Давай, садись.Й

Вовка быстро забрасывает портфель в нарты и сам залезает в них. «Гой! Гой!» – кричат

Пат и Вовка.

Упряжка срывается с места и выезжает со двора на улицу.

ДОРОГА

Упряжка мчится по накатанной гладкой дороге. Пат ловко управляет упряжкой. Вовка сидит немного позади Пата.

ВОВКА

Я слышал, что Древний Глаз хочет, чтобы схватка с медведем состоялась.

ПАТ

Знаю. Но как объяснить Древнему Глазу, что пилаган не волк, что он переродился, – за что его наказывать? Разве есть вина в том, что глухой не слышит, а неграмотный не умеет читать? Должна же быть в жизни справедливость. У стариков особенно.

ВОВКА

А никак нельзя отменить решение Древнего Глаза?

ПАТ

Он считает себя правым. Обычаи и правила такие у нас. С одной стороны, я признаю власть древних, с другой…

Пат недоговаривает, так как упряжка подъезжает прямо к почте, и Пат вынужден остановить собак.

ПОЧТА

Около одноэтажного домика с вывеской «ПОЧТА» стоит упряжка Пата. Из домика выходят Пат и Вовка. В руках у них по небольшому мешку. Они подходят к нартам, кладут туда мешки с письмами и газетами. Пат достает из кармана ручные часы и отдает их Вовке.

ПАТ

Давай засечем время, за сколько придет упряжка в поселок. 20 км – это та же дистанция, что будет на гонках.

И снова упряжка мчится по снежной дороге. Пат и Вовка улыбаются, подставляя ветру свои счастливые лица.

ПАТ

(кричит)

Смотри, Вовка, как Атак упряжку ведет. Атак – прирожденный вожак!

ПОСЕЛОК ЛУНЬВО

Упряжка во главе с Атаком останавливается около дома поселкового Совета, возле которого толпятся местные жители. Пат и Вовка вылезают из нарт, берут мешки и идут в дом поселкового Совета. Пат замечает среди людей долговязую фигуру Древнего Глаза. Он стоит к ним спиной и разговаривает с каюрами.

ВОВКА

(подталкивая Пата под локоть)

Смотри, Древний Глаз.

Пат и Вовка ровняются с Древним Глазом, и, когда Пат проходит за его спиной, Древний Глаз резко оборачивается, будто поджидая момента, и впивается своим пронзительным магическим взглядом в глаза Пата. Пат молча проходит, не отводя глаз, и ему слышится какой-то голос, раздающийся непонятно откуда, похожий на шипение змеи: «Атак умрет, Атак должен умереть». Древний Глаз провожает Пата взглядом и потом переводит взгляд на Атака. Пат отдает Вовке свой мешок.

ПАТ

Отнеси. Я подожду тебя в нартах.

Отдав мешок, Пат стремглав бежит к упряжке. Атак стоит с независимым и гордым видом.

Пат подбегает и загораживает собой Атака, смотрит на Древнего Глаза с вызовом. Древний Глаз отворачивается.

ПРАЗДНИК МЕДВЕДЯ «ЧХЫФ-ЛЕХЕРЫД» Небольшая площадь на окраине поселка переполнена. В нескольких метрах от площади расположен дом без окон, квадратной формы (то-раф).

ТО-РАФ

В просторном помещении то-рафа, в центре комнаты, стоит очаг, над которым в потолке находится дымовое отверстие. Пятеро нивхов входят внутрь помещения, подходят к большому чану и ставят его на огонь. Женщины и мужчины принимаются носить с улицы воду и наполняют чан.

ПЛОЩАДЬ

Несколько нарядно одетых девушек располагаются на краю площадки возле высушенного бревна с изображением головы медведя. Полукругом стоят нивхи, охотники, рыбаки, каюры, приезжие в городских одеждах, женщины и дети.

Посреди площади между двумя деревьями привязан огромный бурый медведь. Медведь удивленно озирается, лениво рычит и грызет цепи.

По обе стороны площади возвышаются трибуны, сколоченные из тонких необтесанных сосновых бревен. На левой трибуне посреди стариков сидит Древний Глаз в котиковой шапке, хмурый и величественный.

СТАРТОВАЯ ПЛОЩАДКА

Сразу за толпой и трибунами стоят несколько упряжек, выстроившихся почти в ряд. С трибун хорошо видна стартовая плошадка. Древний Глаз наблюдает за приготовлениями к старту издалека. Царят шум веселья и праздничная суета. Пат ходит вокруг своей упряжки, во главе которой Атак, и проверяет ремни у собак. Ему помогает его отец.

ОТЕЦ ПАТА

(тихо)

Волнуешься перед гонкой?

ПАТ

Нет. Я спокоен. Я о другом думаю, Ытык. Чему они все так радуются? И какой толк в этом обычае? Раньше мне казалось, что я понимаю, а теперь…

ОТЕЦ ПАТА

(недовольно)

Что теперь?

ПАТ

Я повидал разных людей, Ытык, и скажу тебе: жизнь у нас другая, чем была у стариков. И какая доблесть в том, что убьют беззащитного медведя?!

ОТЕЦ ПАТА

(строго)

Это праздник почитания предков, традиции и закона, и не нам с тобой обсуждать его.

ПАТ

Может быть, но зачем он нужен? Вся жизнь должна быть праздником.

Раздается удар гонга, и судья (мужчина лет сорока) начинает строить каюров. Пат, помахав отцу, идет и встает в шеренгу самым последним на левый фланг. По обеим сторонам дороги – любопытные зрители.

СУДЬЯ

(громко)

Сейчас начнутся двадцатикилометровые гонки на собачьих упряжках. Трасса проходит по пересеченной местности и отмечена красными флажками, чтобы кто-нибудь не сбился в сторону. Трасса представляет собой окружность, так что старт и финиш совпадают.

После этих слов каюры расходятся по своим упряжкам. Раздается выстрел, и упряжки устремляются вперед, но Пат специально притормаживает своего передовика, чтобы избежать столкновения.

И в самом деле, как он и ожидал, так и случилось. Нарты каюров Корзуна и Чиркова переворачиваются, постромки путаются, и они практически выбывают из соревнований. Пат взмахивает длинным шестом, и собаки мчатся вперед.

ПАТ

Гой! Гой! Чии! Чии!

Санный путь уходит узкой колеей к дальним сопкам, у подножия которых он сворачивает налево, огибает лесок и вкруговую возвращается обратно. Расположение упряжек на первом отрезке пути хорошо заметно: гонку ведут Чунчук и Хвалабиров, за ними впритык мчится Пат, а остальные – чуть позади.

В таком порядке они сворачивают у подножия голубоватых сопок и скрываются за деревьями.

НА СТАРТЕ

На стартовой плошадке толкаются зрители. Среди них одноклассники Пата и Вовка, учительница, охотники, местные женщины.

УЧИТЕЛЬНИЦА

(восклицая)

Скрылись!

ОТЕЦ ПАТА

Основные соперники – Чунчук и Хвалабиров.

СТАРЫЙ ОХОТНИК

Чунчук – опытный каюр, но чересчур спокоен. А Хвалабиров горяч! А Пат в меру хладнокровен и в меру лихой, но ему недостает опыта. Правда, у него лучший передовик в поселке.

УЧИТЕЛЬНИЦА

(отцу Пата)

А вы почему не участвуете?

ОТЕЦ ПАТА

Я устранился, чтобы сыну не мешать. Ведь я ради него живу, а без него – кому я нужен на свете!

Громкие возгласы и бой бубна заглушают все вокруг.

ТРАССА

Упряжки сворачивают лес, и Хвалабиров что есть мочи гонит собак, но Пат, не мешкая, поддает ходу, и в длинном и мощном рывке обе упряжки оставляют позади себя Чунчука. Упряжки проходят лес, потом поднимаются на холм. Впереди несется Хвалабиров, за ним – Пат. Через несколько метров упряжки сравниваются на ходу и вровень несутся с холма вниз по легкому снегу, и все-таки Хвалабиров (пожилой каюр) первым выскакивает на трассу. Но Пат не теряет выдержки, надеясь на Атака.

ПАТ

Атак, давай, Атак!

НА СТАРТОВОЙ ПЛОЩАДКЕ

Отец Пата, не отрываясь, смотрит на дорогу в ту сторону, где должны появиться каюры. Вдалеке он различает несколько черных точек, причем между первыми двумя и последующими белеет довольно значительный разрыв. Точки скрываются в лощине, вдруг выныривают, и это уже не точки, а крошечные нарты и крошечные фигурки седоков. Отец Пата вздрагивает, заметив, что вторая упряжка обходит первую и все удаляется и удаляется от нее в беспощадном одиночестве победителя, и все ближе и ближе она к финишу.

ОТЕЦ ПАТА

Неужели Пат проиграл? Или это его упряжка впереди?

ВОВКА

Вы сомневаетесь?

(громко)

Конечно, Пат впереди.

ОТЕЦ ПАТА

(радостно)

Прямо не верится, что мой сын всех каюров обошел.

СТАРЫЙ ОХОТНИК

Последний мальчик в роду – оттого он и мудрый с детства. Его беречь надо, чтоб не умер раньше срока, потому что у каждого человека свое назначение на земле.

Под восторженный гул зрителей упряжка Пата выносится на финишную прямую и первой пересекает заветную черту. По инерции собаки пробегают немного, встают, и Пат бросается обнимать своего Атака, тормошить, целовать.

ЦЕРЕМОНИЯ НАГРАЖДЕНИЯ

На самодельном ступенчатом пьедестале с укзанием призовых мест – 1,2,3 – стоят победители гонок: Пат, Хвалабиров и Чунчук. Пат возвышается на первом месте. Судья вручает Пату под гром аплодисментов двуствольное ружье.

Пат берет ружье из рук судьи и поднимает его вверх, показывая болельщикам. Охотники смотрят то на Пата, то на Атака, то бросают взгляды на трибуну, – туда, где сидит Древний Глаз. Охотники тихо переговариваются.

ОХОТНИКИ

– Последнее слово не за Патом, а за стариком.

– Пилаган будет принесен в жертву после гонки.

– Древний Глаз никогда не отменит своего решения.

– Это закон предков.

ЛЕВАЯ ТРИБУНА

Древний Глаз по-прежнему сидит посреди стариков хмурый и величественный.

ОКРАИНА ПОСЕЛКА

Атак никуда не убегает. Он сидит неподалеку, на горке, без движения, как памятник, с достоинством глядя в сторону левой трибуны.

ЛЕВАЯ ТРИБУНА

По-прежнему гулко раздаются удары по бревну. В такт им подергивается деревянная голова медведя.

Все ждут, что же будет дальше, и посреди этого немого ожидания Пат поднимается по лестнице. Медленно и спокойно он подходит к тому человеку, который, как бы там ни было, даже в поражении сохранил величие. Пат останавливается перед Древним Глазом и торжественно протягивает ему ружье.

ПАТ

Это мой подарок вам, глава рода Мыбинг.

Древний Глаз выпрямляется, поправляет на голове шапку, оглядывает лица стариков. Затем, еще раз внимательно посмотрев в глаза Пату и на столпившихся внизу зрителей, начинает говорить.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

Я вижу перед собой мальчика, который воспитал дикую собаку и выиграл гонки. Я вижу перед собой мужчину, и я принимаю его дружбу.

После этих слов Древний Глаз отстегивает от пояса длинный охотничий нож в кожаном чехле и отдает его Пату. Обменявшись подарками, Древний Глаз и Пат садятся рядом. По виду Пата понятно, что ему оказана высшая честь.

Древний Глаз машет рукой в ту сторону, где стоит привязанный медведь.

ПРАЗДНИЧНАЯ ПЛОЩАДЬ

Девушки в национальной праздничной одежде стоят возле высушенного бревна с изображением головы медведя. Рядом на возвышении поет молодая женщина в национальной одежде, выбивая монотонный ритм с бесконечными вариациями, остальные через некоторые интервалы разом бьют по бревну и кричат: «Тятид-рухе!».

Каюр Урзюк выходит на середину. Подойдя к деревьям, отвязывает медведя и выводит его за цепь. Урзюк с медведем проходит по кромке площадки к противоположной стороне.

УРЗЮК

Этот медведь выкормлен родом Кегнак. Столько хлопот стоило выкормить его, а как наш род привязался к нему за четыре года! Сколько рыбы и сырого мяса употреблено на его корм! Все, у кого есть глаза, могут засвидетельствовать, что это достойный медведь, здоровый и сильный, и души предков не будут на нас в обиде.

Девушки бьют по бревну и кричат: «Тятидрухе!».

Медведь тревожно оглядывается. В дальнем конце стрельбища лежит мясо. Урзюк подводит медведя к мясу и начинает кормить его.

Старики, молодые охотники и женщины с детьми молча смотрят на это зрелище. С трибуны важно спускается Древний Глаз, берет лук и стрелы и выходит на середину площадки. Урзюк снимает цепь с медведя и отбегает к зрителям. Девушки ударяют по бревну и кричат: «Тятид-рухе!».

Медведь проявляет беспокойство. Очутившись на воле и не зная, что ему делать, мечется из стороны в сторону. Вдруг он останавливается, обводит взглядом зрителей, дальние сопки и темнеющий на горизонте лес, на пути к которому одно препятствие – долговязый и хмурый старик.

Древний Глаз без сожаления смотрит на медведя.

ДРЕВНИЙ ГЛАЗ

Закон. Он холоден и тверд и не знает жалости. Мы все равны перед ним, наш долг – служить ему и передавать по наследству. Я только исполнитель, только страж. Я несу свою службу, не пытаясь разгадать его, а медведь уже мертв, хотя ему кажется, что он жив. Приговор ему вынесен давно, и с тех пор он мертв.

Старик натягивает тетиву, и медведь с ревом встает на дыбы, стрела пролетает в воздухе, и снег обагряется кровью. В котле кипит вода.

Девушки кричат: «Тятид-рухе!» – и все подхватывают этот древний клич, и только Пат молчит. Он смотрит вдаль и видит свою собаку Атака.

ОКРАИНА СЕЛА

Атак спускается с горки и неторопливо бежит к своему дому по многолюдной улице. Люди, увидев Атака, расступаются, давая ему дорогу, и Пат с задумчивой улыбкой смотрит ему вслед до тех пор, пока он не скрывается из виду.

К О Н Е Ц