Ее губы все еще горели. Гвин недоуменно моргнула, глядя в рассерженное лицо того, кто только что с таким энтузиазмом отвечал на ее поцелуй. Будь она проклята, если согласится взять на себя полную ответственность за то, что только что произошло!

— Извини, но ты как будто не сопротивлялся. Скорее наоборот.

Резко отстранившись, Алек взъерошил рукой волосы. Его губы шевелились, но, видимо, он на какое-то время потерял дар речи. Гвин никогда еще не видела его таким смущенным. Десять очков в мою пользу, подумала она, прикрывая ладонью улыбку. А он не улыбался. Похоже, совсем потерял голову. Если она правильно поняла, с ним не было такого очень, очень давно. И он не знал, что ему делать. Бедный мальчик.

Возможно, в скором времени Гвин будет сожалеть о своей импульсивности. Но сейчас она наслаждалась ситуацией.

Он искоса посмотрел на нее. Жилка на его виске лихорадочно билась. Ветер развевал его волосы, превращая спокойного, уравновешенного Алека в романтического героя с обложки любовного романа.

— Прости, Гвин. Я не знаю… — Он замолчал и вздохнул. — Не понимаю, как это произошло, — пробормотал он. — Я не имел права пользоваться твоей слабостью.

Гвин громко рассмеялась.

— Брось, Алек. Что за чушь ты несешь? И потом, ты кое-что путаешь. Первый шаг действительно сделала я…

— Послушай, — сказал он, не давая ей договорить, — мы не должны делать этого. Мы… не можем!

— Делать — что? — спросила она. Дразня. Желая выудить признание.

— Вот этого.

Он жестом обозначил расстояние между ними. Несколько минут назад она сама бы согласилась с ним. Но то было в другой реальности, в той, где одно имело смысл, а другое не имело. А ей гораздо больше нравилось та реальность, в которую они соскользнули сейчас, где ничто не имело значения, кроме того, что происходит именно сейчас.

— Хватит, Гвин. Ты хочешь, чтобы тебя воспринимали серьезно? Тогда перестань разыгрывать невинность.

Игра закончилась. Его слова больно жалили. Но он прав, она притворялась наивной, а это нечестно. Не то чтобы честность была обязательна в такой момент, но притворяться все-таки не стоило.

— Прости, — сказала Гвин, — но я бы хотела знать, что такого ужасного ты находишь в этом. — Она откинулась назад, опираясь на край кованой чугунной решетки, и обхватила себя руками. Через минуту, когда жар их короткого поцелуя погаснет, ей станет холодно, но не теперь. — Мне кажется, нам обоим это было приятно.

Несколько секунд он пристально смотрел на нее. Его взгляд явно спрашивал: «Ты сошла с ума?»

— Чего ты хочешь, Гвин?

Она смотрела на него, не отрываясь, дожидаясь, когда их взгляды сомкнутся так, чтобы он уже не мог отвести глаза, даже если бы захотел.

Она старалась. Действительно старалась. Но ведь надо быть честной. И как бы она себя ни отговаривала, как бы ни убеждала в глупости, она абсолютно точно знала, чего хочет. Хорошо, пусть ее роман с Алеком не имеет будущего. Да она и не особенно стремилась к романтическим отношениям, понимая, что в этом случае они с Алеком будут медленно сводить друг друга с ума. Но здесь, в этот момент, любопытство и почти пугающее желание взяли верх над всем остальным. Она не знала, было ли правильным то, чего она хочет, и, честно говоря, не хотела знать.

Он не желает, чтобы она разыгрывала невинность? Отлично. Его желание будет удовлетворено.

— Вообще-то, мне казалось, что все и так ясно. Но если ты настаиваешь, чтобы я сказала это вслух… — Несмотря на холод, она распрямила плечи и уперла руки в бока. — Я хочу тебя. Хочу, чтобы мы занимались любовью.

Он отступил на шаг назад.

— Ты серьезно?

— Абсолютно.

— И ты считаешь это возможным?

Его реакция не удивила Гвин. Скорее удивили те искорки сомнения, которые после его слов замелькали в ее сознании. Решительно, пока проблески разума не остудили ее пыл, она шагнула к нему и провела пальцем вдоль его нижней губы.

— Разве ты не понял этого несколько минут назад?

Алек сжал ее руку в своей и мягко отвел в сторону.

— Я не завожу случайных романов, Гвин. Никогда не заводил. Это не мой стиль.

Неужели ее предложение звучало столь пошло? Она не думала, что он воспримет это таким образом. Ей сразу стало холодно.

— Я это знаю, — сказала она.

— И еще… — Он поднял вверх палец, как взрослый дядя, выговаривающий непослушному ребенку. — Я тем более не завожу романов с друзьями. Это самый быстрый путь разрушить отношения. Я много раз такое наблюдал.

— Не будь смешным!..

— Откуда у тебя такие мысли, малыш? — перебил он ее тоном заботливого старшего брата.

Таким же тоном он, бывало, выговаривал ей в детстве: «Нет, малыш, не ешь все конфеты из подарка сразу. Заболеешь…»

— Я не знаю, Алек. — Она слышала в своем голосе раздражение и недоумение, но ничего не могла поделать с этим. — Неужели ты думаешь, что я взяла каталог, выбрала в нем пункт триста сорок пять, «Роман с Алеком», и отправила заказ? Это получилось…

— Само собой?

— Да. Такое бывает.

— Не бывает, если держишь себя в руках.

— Перестань, Алек. Неужели с тобой такого не было? Когда ты делал что-то просто так? Ради удовольствия? Вспомни как следует.

— Это было давно, Сверчок.

— И перестань называть меня Сверчком! Мне уже не десять лет!

— Я это понял, — мягко сказал он, и что-то оборвалось в ее сердце. Но Алек продолжил суровым тоном: — Никаких романов, Гвин. Никаких поцелуев, ничего такого. Может быть… — Он отвернулся, растирая замерзшую шею. — Может быть, мне лучше уехать на праздники?

Гвин не поверила своим ушам.

— Ты сошел с ума! Ты не можешь взять и уехать в последнюю минуту! Мэгги и Поппи расстроятся. И к тому же к нам придут Филипсы…

— Я думаю, они прекрасно переживут мое отсутствие. Я не могу оставаться здесь сейчас, — сказал он с железным спокойствием. — Просто не могу.

Самое время попытаться сохранить лицо, решила Гвин.

— Послушай, Алек, ты воспринимаешь все слишком серьезно. Ты спросил меня, чего я хочу, и я сказала тебе. Это было лишь предложение…

В его зеленых глазах вспыхнул гнев.

— Это что, привычка — делать предложения подобного рода?

Гвин на секунду отвела взгляд, потом снова встретила его взгляд.

— Нет. Нет, разумеется нет. Я хочу сказать… — Резкий порыв ветра заставил Гвин поежиться. Обхватив себя руками за плечи, она продолжила: — Я не девственница, Алек. Но я не сплю со всеми подряд, если тебя это волнует.

— Почему меня должно это волновать? — Его голос был холоднее, чем воздух. — В конце концов, ты взрослый человек и, я полагаю, можешь отвечать за свои поступки. Ты можешь распоряжаться своим телом как тебе вздумается.

— Алек! — Гвин почувствовала, что глаза защипало от подступивших слез. — Ну почему ты искажаешь все, что я говорю?

Он потер ладонью щеку, потом безвольно уронил руку.

— Извини. Просто я…

— Ты не можешь примириться с тем, что я уже не девушка.

Он скосил глаза в сторону пустого огорода.

— Скажем так… Это не легко.

Несколько секунд они молча стояли на холодном ветру, слушая редкое чириканье зимних птиц среди голых ветвей. Гвин замерзла, но она была слишком упряма, чтобы уйти первой. И она не хотела уходить в такой момент.

— Алек… Пожалуйста, не уезжай завтра.

— Вообще-то, я и так подумывал о том, чтобы уехать куда-нибудь на праздники. Целую вечность не выезжал из Нью-Гемпшира. Поэтому никто не должен особенно удивиться. — Ветер бросил волосы ему на лицо. Он откинул их рукой. — Нам обоим нужно расстаться на некоторое время. Нам нужно свободное пространство.

— Что, в предыдущие четыре года этого пространства было недостаточно?

Он помолчал, словно обдумывая ответ. Потом, так ничего и не сказав, повернулся и пошел к дому. —

Все идет не по плану, подумала Гвин. Нет, она, конечно, ничего не планировала заранее. Во всяком случае, осознанно.

Она двинулась следом за ним и остановилась, сделав лишь пару шагов.

— Эй, Алек, ты забыл кое-что.

Он повернулся.

— Что именно?

— Я все-таки выиграла пари.

Пряча руки в карманах куртки, он медленно подошел к ней.

— И почему ты так решила?

— Я проработала три полных дня.

— Но тебя уволили.

— Я сама ушла.

— Тем не менее у тебя нет работы, — резко возразил он. Грустная полуулыбка появилась на его лице. — Поэтому… я тоже выиграл.

Об этом Гвин как-то не подумала.

— Нет, Алек, послушай, нет. Я найду другую работу, сразу после праздников.

Он коснулся пальцем ее лица, и от этого прикосновения у нее задрожали колени.

— Предлагаю сделку, — сказал он мягким, вкрадчивым тоном.

— Какую?

— Давай считать, что ни один из нас не выиграл, хорошо? После всего случившегося, думаю, тебе не стоит работать в школе, рядом со мной. Что касается свидания…

Его взгляд упал на ее губы, Гвин ясно увидела это. Затем снова поднялся к глазам. Точнее, Алек силой оторвал взгляд от ее губ.

— Я не собираюсь делать вид, что этот поцелуй не был замечательным. Но все остальное не подлежит обсуждению. — Алек слегка улыбнулся. — Я не актер. Однако мне придется сыграть отрицательную роль и остановить процесс, прежде чем он выйдет из-под контроля. — Он запечатлел на ее макушке раздражающе осторожный поцелуй и снова пошел к дому. — Я сам скажу остальным о своем отъезде. Они поймут.

— И ты думаешь, они не увидят связи между твоим отъездом и нашими отношениями? — крикнула Гвин вслед.

— Несомненно увидят, — бросил Алек через плечо. — Ничем не могу помочь.

Она видела, как он вошел в дом, но не пошла следом. Просто не могла пойти. Чтобы идти, надо переставлять ноги, а они отказывались повиноваться ей.

Никто еще не целовал ее так, никто не приводил ее в такое состояние. Она предложила поцелуй, а он взял ее душу, оставив вместо этого бушующий океан смятения. Если бы ему было все равно, он принял бы ее предложение без малейших раздумий. Но Алеку Уэйнрайту было не все равно.

Он не равнодушен ко мне, с довольной улыбкой подумала Гвин, поднимая с земли свой жилет. Его влечет ко мне и, судя по всему, очень сильно. Еще не известно, кто кого соблазняет. Да, да, я слышала его слова. Но слова говорили одно, а взгляд зеленых глаз — совсем другое.

Сейчас она еще больше, чем прежде, хотела узнать, что значит быть его любовницей. Что значит быть в постели с мужчиной, который так великодушен, заботлив и терпелив. От одной мысли об этом у нее по коже побежали мурашки. И возникла странная уверенность, что он тоже испытывает подобное любопытство. Но на пути осуществления ее планов имелось препятствие. Алек Уэйнрайт был так же упрям, как она.

Почему он считает их связь невозможной? В конце концов, они оба взрослые люди. Оба понимают, что к чему. Ее вполне устраивает ни к чему не обязывающий роман. Почему бы не разделить тепло и наслаждение с человеком, которому ты доверяешь? Да, она знает, что он никогда не полюбит ее, а она никогда не останется здесь. Ну и что?

Правда, если подумать как следует, то получится, что Алек прав. Но лучше не думать.

Гвин задрожала снова, на этот раз от холода. Растирая руки, она наконец пошла к дому. Медленно поднимаясь по ступенькам крыльца, она вспомнила о том, что должна приготовить клюквенный соус к завтрашнему праздничному обеду.

Филипсы придут в гости. Может быть, их компания сгладит боль из-за отсутствия Алека.

Для Поппи и Мэгги.

А ей самой все равно.

День Благодарения Алек отметил в ресторане отеля в Бостоне, заполненном, главным образом, пожилыми людьми, у которых, наверное, нет семьи и которых некому пригласить на обед. Было также несколько иностранцев, скорее всего бизнесменов, для которых это был обыкновенный четверг, а вовсе не большой праздник. Вероятно, они удивлялись тому, почему все вокруг едят индейку. Если, конечно, заметили это. Приглушенный гул голосов и стук ножей и вилок о фарфор время от времени прерывался звонками мобильных телефонов. Позади Алека кто-то оживленно говорил по-японски.

— Что-нибудь еще, сэр? — спросил официант.

Алек покачал головой и слегка откинулся на спинку стула, пока немолодой лысый мужчина в темно-красном официантском пиджаке и черных брюках убирал со стола, почти не звякая приборами. Лениво глядя вслед официанту, Алек задумался, ждет ли его дома семья, чтобы всем вместе сесть за праздничный стол этим вечером. Может быть, в гости придут взрослые дети и внуки…

Кроме себя самого, Алеку некого было винить. Никто не заставлял его уезжать. Гвин была права: хоть Поппи и Мэгги ничего не сказали, но их глаза почти кричали о постигшем их разочаровании.

Он подписал чек, включая щедрые чаевые для официанта, так и не решившись спросить, есть ли у них что-нибудь от изжоги. Затем со вздохом покинул зал. При всем желании он не мог припомнить более унылого дня Благодарения.

Пять минут спустя Алек уже стоял у окна своего номера, положив одну руку на трубку телефона, а в другой теребя клочок бумаги с номером. Он медлил, глядя, как лучи заходящего солнца прыгают огненными бликами по легким волнам на Чарльз-ривер, и пытаясь понять, почему его желудку не понравилась ресторанная индейка — то ли потому, что была плохо приготовлена, то ли потому, что он обедал один.

Собственно, что и кому он доказал, приехав сюда? Неужели он надеялся сбежать от Гвин? Как бы не так. Ему не нужно было даже закрывать глаза, чтобы представить, что она здесь, в номере отеля. Обнаженная.

Нет, нет… Он правильно сделал, что уехал. Он дал себе шанс обдумать ситуацию без Гвин.

Алек посмотрел на номер телефона, который ему дали сестры-близнецы. Телефон их племянника, которого старушки не видели много лет. С какой стати этот Брайан Ньюман захочет разговаривать с человеком, лишь мельком знакомым с его тетками, с которыми сам племянник практически не поддерживал отношений в течение двадцати лет, было выше понимания Алека. Почему эти пожилые леди сами не могут позвонить в Бостон и пригласить племянника в гости, было еще большей загадкой, хотя он давно уже понял, что у стариков могут быть свои резоны. Логика часто бывает ни при чем, когда речь идет о реальной жизни. Вот он и дал обещание, а теперь стоит и смотрит на телефон, спрашивая себя, как отреагируют люди на неожиданный звонок незнакомого человека в праздничный день. Даже если это, условно говоря, «семейный» звонок.

Он положил листок с номером у телефона, расправил его, затем отошел к окну. Когда-нибудь, пообещал он себе, я научусь говорить «нет». По крайней мере, в ответ на те предложения, которые нельзя назвать приглашением в рай… Алек усмехнулся, представив себе реакцию Гвин. «Что за чушь? — сказала бы она. — Приглашение в рай?»

Ладно, по крайней мере, одно ясно. Она не насмехалась над ним. Однако нет сомнений в том, что они смотрят на ситуацию по-разному. Он испытывал безумное влечение к ней, но ему не пришло бы в голову предложить ей переспать с ним. Конечно нет, потому что он слишком заботится о ней, чтобы рисковать их отношениями и мутить воду всплеском гормонов. Ее предложение прозвучало так обыденно. Да, она сказала, что не спит со всеми подряд. И он знал, что она говорила искренне. Но откуда ему знать, насколько ее понимание этого вопроса совпадает с его пониманием? Для нее это, вероятно, означает «не более одного в определенный период времени». А для него — «только после развода». По всей видимости, она хочет просто сексуального удовлетворения. И он лишь один кандидат из многих.

Но почему это должно волновать его? Гвин провела последние два года сама по себе и скоро снова уедет. Она достаточно умна, чтобы не делать глупостей. И все же, в том, что она предлагает себя таким образом, было что-то… не то.

Отлично, он не только зануда, он, оказывается, еще и ханжа. Впрочем, в глубине души Алек себя таковым не считал. Он просто консервативен. Осмотрителен. Осторожен. И слава Богу. Учитывая, как он реагирует каждый раз, когда Гвин оказывается рядом…

Если бы он согласился принять ее предложение — чего он, конечно, не собирался делать, — наверное, это было бы что-то особенное. Неземное. Он испытывал огромное искушение. Как это замечательно — иметь такую искреннюю, страстную, веселую и эксцентричную возлюбленную, как Гвин Робертс.

Но он сдержит свое слово. Никаких несерьезных связей. Особенно с ней. Что она пытается доказать? Что она эмансипированная женщина, отстаивающая сексуальную свободу?

Смешно! Или нет?

— Нет, нет, приятель, — вслух пробормотал он, меряя комнату шагами. — Она не понимает, что делает, что бы она там ни думала. Ты не можешь воспользоваться этим. Не должен…

Он остановился, глядя на свое отражение в зеркале гардероба. Кого он пытается обмануть? Этот вчерашний поцелуй, эти мысли, которые зашевелились в его голове с того самого момента, как он увидел ее в вестибюле несколько дней назад, — все это означает одно. Он пытается защитить вовсе не Гвин. Он пытается защитить себя.

У нее, в конце концов, свои цели, свои устремления. В ее планы, конечно, никак не входит исполнять роль жены школьного учителя из Лейквуда, штат Нью-Гемпшир… Жены?

— Жены? — вслух повторил он.

Вот это да!

Дюжина свободных вешалок уныло покачивалась в почти пустом гардеробе. Алек схватил пальто и торопливо надел его. Сначала он пойдет на прогулку и будет гулять, пока не замерзнет. Потом вернется в номер отеля и напьется. И если даже тяжелое похмелье не поможет забыть об этой маленькой актрисе, — значит, ему вообще уже ничего не поможет.

Он был у двери, когда клочок бумаги у телефона снова попался ему на глаза. Алек вздохнул и выпустил дверную ручку. Сначала надо сделать этот дурацкий телефонный звонок.

И куда подевалась ее вчерашняя уверенность, что ей будет все равно? Гвин моргнула, в очередной раз пытаясь прогнать бесполезные, глупые, бессмысленные слезы. Почти ничего не видя перед собой, она оторвала от рулона кусок фольги, чтобы завернуть остатки индейки.

— Да этого хватит на дюжину индеек, детка, — заметила Мэгги, перекладывая остатки клюквенного соуса в банку.

— Я не хотела… я не подумала… — Гвин шмыгнула носом. Господи, речь идет всего лишь о куске фольги! Разве это причина для слез?

— Ну что ты, детка. — Мэгги обняла ее за плечи. — Я и не припомню, чтобы ты плакала. Жизнь бывает нелегка.

Бросив фольгу на стол, Гвин оторвала бумажное полотенце от рулона, висящего рядом с раковиной, и, отвернувшись, вытерла глаза и нос.

— Это все вспышка гормонов, — пробормотала она. — Обычно со мной такого не бывает.

— Ааа, гормоны. Когда я была в твоем возрасте, мы ничего не знали про гормоны. Удобная штука — все можно свалить на них.

Прикрывая нос и рот скомканным полотенцем, Гвин скосила глаза на Мэгги. Экономка взяла помявшуюся фольгу, аккуратно расправила ее на столе и завернула то, что осталось после обеда от тушки крупной индейки.

— Твой дед тоже расстроен, что Алека не было сегодня.

Гвин опять шмыгнула носом.

— Кто сказал, что я расстроена из-за Алека?

— Никто и не говорил, — спокойно произнесла Мэгги. — А вот твои глаза говорят об Алеке с тех самых пор, когда тебе исполнилось тринадцать.

— Ну знаете, Мэгги! — Гвин быстро отвернулась, ища глазами, что бы еще убрать. Булочки. Отлично. Она схватила пластиковый пакет и принялась складывать в него булочки. — Ваше ирландское воображение, Мэгги, заводит вас слишком далеко. Алек всегда относился ко мне как к младшей сестре.

— А тебе это не нравилось. — Гвин с нарочитой аккуратностью завязала пакет с булочками и положила его в хлебницу. — Гвин? — Она подняла вопросительный взгляд. — А ты знаешь, чего ты хочешь на самом деле?

— Что за странный вопрос…

— Это тот вопрос, который ты должна задать себе, детка, — последовал спокойный ответ. — Ты не можешь иметь все сразу. А мне кажется, что именно это ты пытаешься сделать. — Мэгги вытерла руки о фартук и подошла ближе. — Думаю, ты могла бы стать незаменимым человеком в жизни Алека, но только вся, целиком. На половину он не согласится. Он не такой, как ты, он не способен разделить себя на тысячу частей. Если ты действительно хочешь делать эту свою карьеру, если ты собираешься вернуться в Нью-Йорк, пожалуйста. Делай то, что считаешь нужным. Но не втягивай в это Алека.

— Я и не пытаюсь…

— Разве?

— Нет. Не пытаюсь. — Это было правдой, несмотря на то, что произошло — или могло произойти вчера. Ну, может быть, не полной правдой. — Я действительно расстроена тем, что Алек уехал, но это все, — продолжила Гвин, заставив себя улыбнуться. — Между мной и Алеком ничего серьезного быть не может. Мы не подходим друг другу…

Экономка громко хмыкнула.

— Всегда есть те, кто хочет просто урвать вкусный кусочек. — Гвин не нашлась, что ответить на это, но оказалось, что Мэгги сказала еще не все. — Видишь ли, детка, если Алек высокий и сильный, это не значит, что его сердце нельзя разбить. У него уже был один неудачный брак. И, насколько я знаю, после развода он ни с кем не встречался. Он не из тех, кто быстро находит утешение с другими.

— Да, — сказала Гвин, криво улыбнувшись, — это я уже поняла.

Мэгги мягко положила руку ей на плечо.

— Это не спектакль, Гвинет, где люди в течение двух часов изображают из себя кого-то другого, а потом возвращаются домой и продолжают жить своей жизнью. Тебе надо принять четкое решение. Если этот человек действительно дорог тебе, то ты должна поступать так, чтобы ему было хорошо и в будущем. — Пожилая женщина посмотрела на девушку таким взглядом, от которого та съежилась. — А не только сейчас. Делать то, что хочешь, не думая о том, что будет дальше, нечестно, разве не так?

Отвернувшись, Гвин занялась перекладыванием в пластиковый контейнер остатков картофельного пюре.

— Мэгги? — окликнула она через минуту.

— Что, детка?

— Почему вы всегда правы?

— Такой меня создал Господь. Надо же, остался кусок тыквенного пирога. Ума не приложу, что с ним делать.

Гвин буквально выхватила тарелку из рук экономки.

— Если я уеду отсюда толстой, как пышка, виноваты будете вы, Мэгги, — сказала она с набитым ртом. — А взбитых сливок не осталось? — Экономка плюхнула большую ложку сливок поверх уже наполовину съеденного куска. — Спасибо, — пробормотала Гвин.

— Пожалуйста, — ответила Мэгги.

К одиннадцати часам следующего дня, после целого утра, понапрасну проведенного у телефона, Гвин поняла, что найти другую работу будет не так легко. Все вакансии, которые она вычитала в газете насколько дней назад, были либо уже заняты, либо не подходили. Правда, было утешение: она наконец получила последний чек из галереи в Нью-Йорке. Но его сопровождало короткое письмо, в котором ее бывшая соседка по квартире сообщала, что Гвин задолжала почти двести долларов за воду, электричество и телефон.

Одолжив у Мэгги фургон, Гвин поехала в город. Зайдя в собачий салон, она получила там чек на ничтожную сумму за отработанные три дня, затем отправилась в банк и получила деньги по обоим чекам. Заполнив распоряжение на перевод части денег обратно в Нью-Йорк для уплаты долга, Гвин пересчитала то, что у нее осталось. Меньше ста долларов…

Прекрасно! И что же дальше? С этими мыслями Гвин вышла из банка. Холодный ветер хлестнул ее по лицу. Она подняла воротник стеганой безрукавки, прикрывая рот и нос, и собиралась уже бежать к фургону, когда объявление в витрине магазина на противоположной стороне улицы привлекло ее внимание.

РАСПРОДАЖА КРАСКИ. ПОКУПАЕТЕ 4 ГАЛЛОНА, ПОЛУЧАЕТЕ ОДИН БЕСПЛАТНО.

У Гвин возникла идея, однако она отпихнула ее прочь. Нет, сказала она себе, направляясь к фургону. Это гостиница Поппи, а не твоя. Не вмешивайся. Но не пройдя и двадцати шагов, развернулась, перешла улицу и вошла в хозяйственный магазин. Пусть это будет ее подарком на Рождество. В конце концов, что еще она может сделать?

В магазине Блэкшира Гвин не была лет десять. Сейчас большинство людей предпочитают ездить в большие торговые центры, где продаются товары для дома, однако сегодня у магазина было припарковано несколько машин. Пятница после дня Благодарения — один из тех дней, когда торговля процветает. Впрочем, магазин Блэкшира вряд ли то место, куда роями слетаются женщины в жадных поисках предпраздничных скидок. Ну разве что им понадобилась краска.

Гвин толкнула тяжелую застекленную дубовую дверь. Над головой звякнул, словно испуганная канарейка, старомодный колокольчик. Едва она вошла внутрь, как ей в нос ударил густой запах резины, свежего дерева и застоявшегося табака, приправленный дымком пузатой печки, стоящей посредине.

— Я займусь вами через минуту, юная леди! — крикнул ей хозяин через головы молодой пары, обсуждающей что-то у прилавка.

Боже, подумала Гвин. Опять попала в прошлое. Конечно, Билл Блэкшир совсем полысел и еще больше раздался в талии, но в остальном по-прежнему напоминал джентльмена со старинной фотографии. Он не изменил галстуку-бабочке, все так же сдвигал очки на лоб и, шаркая ногами, привычно курсировал между полками и прилавком с решительностью черепахи, вознамерившейся обогнать зайца.

Кроссовки Гвин по-мышиному чуть попискивали на деревянных половицах, пока она слонялась среди полок, где, кроме красок, разместились дюжина свернутых шлангов, коробки с гвоздями и два огнетушителя. Над головой, как карнавальные фонарики, были подвешены к потолку вентиляторы, пластмассовые стулья и целый букет сидений для туалета в пастельной гамме. Чуть дальше была представлена сантехника. Вдоль одной выстроились мусорные бачки различных размеров, а противоположную украшали электротехнические устройства, от лампочек до выключателей.

Но это не все, магазин Блэкшира был буквально напичкан товарами. Принадлежности для камина боролись за место с пестицидами и чистящими средствами, лопаты для уборки снега были свалены у стены с осветительными приборами, а стеллаж с чугунной кухонной посудой примостился рядом с автомобильными принадлежностями. Когда Гвин была маленькой, этот магазин, всегда под завязку полный мыслимыми и немыслимыми предметами, неизменно поражал ее воображение. Но сейчас у нее сложилось впечатление, что хаос стал более явным, чем прежде.

— Так чем я могу помочь вам, мисс? — послышался скрипучий голос из-за прилавка. Гвин повернулась к хозяину магазина, и тот опустил очки на нос, чтобы повнимательнее посмотреть на нее. — Да это никак Гвинет Робертс, внучка Ангуса?

Гвин подошла к прилавку, улыбаясь и чувствуя себя снова ребенком.

— Вы меня узнали?

— Как же не узнать такую милую девушку? У вас не такое лицо, которое легко забыть. — Дверной колокольчик на несколько секунд отвлек его внимание. — Пожалуйста, проходите, осматривайтесь, — сказал он вновь вошедшим. Потом снова повернулся к Гвин и широко улыбнулся. — Слышал, что вы пару лет были в Нью-Йорке. — Она кивнула. — Говорили, собираетесь стать актрисой.

— Да, это так. — Гвин решила не уточнять, кто именно ему это говорил.

— С такими большими глазами, как у вас, — запросто. — Он склонил голову набок. — Вы мне немного напоминаете ту молоденькую актрису… как же ее зовут… — Он потер подбородок, глядя в прилавок, потом щелкнул пальцами. — Дженнифер Макдэниел, вот кого!

Гвин удивленно подняла брови.

— Вы знаете, кто такая Дженнифер Макдэниел?

Старик добродушно усмехнулся.

— Конечно. У меня есть видеомагнитофон, а кассеты продают в соседнем магазине. Я смотрю почти все новые фильмы. Кроме тех, где много стреляют. — Он слегка нахмурился. — Слишком громко для меня, — пояснил мистер Блэкшир и снова оживился. — Но я здесь стою не для того, чтобы рассказывать, какое кино мне нравится, а какое нет. Я должен обслуживать покупателей. Итак, юная леди, которая похожа на Дженнифер Макдэниел, вашему дедушке что-то понадобилось?

— Нет… То есть я не знаю. — Она развернула захваченную с полки картонную «гармошку» с образцами красок и, пробежав глазами, указала на один из оттенков. Тоненький голосок в ее мозгу кричал: «Остановись! Что ты делаешь!» Но она проигнорировала его предостережение. — Скажите, реальные оттенки соответствуют этим образцам?

— Колониальный белый? Белый есть белый, мисс, что с ним может быть?

В его словах был смысл. Гвин улыбнулась.

— Хорошо! — Сколько стоит галлон?

Потребовалось еще несколько минут, чтобы решить, хочет она матовую, полуглянцевую или глянцевую краску. Потом мистер Блэкшир неторопливо принес пять галлонов краски. Гвин в это время выбирала кисти, валики, защитную пленку для пола и мебели и прочие необходимые вещи. Сложив все это на прилавок, она принялась подсчитывать в уме, в какую сумму это обойдется.

Допотопный кассовый аппарат с громыханием отстучал итоговую сумму, включая налог: девяносто шесть долларов и семьдесят семь центов.

— Записать на счет дедушки? — спросил Блэкшир.

— Что? Нет-нет, — сказала она, доставая из сумки кошелек, — я расплачусь наличными.

— В таком случае, вам полагается подарок.

Он достал из-под прилавка белую фирменную кепку маляра и положил поверх всей кучи. Гвин даже не стала убирать мелочь в кошелек, просто засунула в карман джинсов, как ребенок, купивший леденцы в кондитерской. Потом широко улыбнулась и водрузила шапочку на голову.

Блэкшир достал откуда-то тележку, погрузил на нее покупки, и Гвин покатила тележку на улицу, а потом вниз по ней, к фургону. Возвращая тележку, она увидела, что хозяин, наклонившись, устанавливает в витрине еще одно объявление. Оставив тележку у прилавка, Гвин направилась к двери и остановилась у окна, чтобы поблагодарить старика за помощь. Тот выпрямился, держась рукой за спину.

— Староват я стал для такой работы, — с улыбкой сказал он. — Вы не знаете никого, кому нужна работа, мисс Гвинет?

— Работа?

— Да. Мальчишка, что работал у меня, уволился на прошлой неделе, а перед праздниками будет большая суета.

— А какая оплата?

— Ну… — Мистер Блэкшир потер подбородок. — Много я платить не могу, но зато предлагаю гибкий график. И скидку на все товары.

Гвин подошла к окну, достала объявление и протянула его удивленному хозяину.

— Когда мне приступать?

Итак, она ухнула кучу денег на краску для ремонта дома, в котором пробудет чуть больше месяца. А точнее — гостиницы, которую следовало бы продать. Впрочем, перед тем как продавать, ее все равно надо ремонтировать. Кто на нее польстится в таком запущенном состоянии?

О своих планах покрасить стены вестибюля Гвин обмолвилась только Мэгги, когда рассказывала о договоренности насчет работы у Блэкшира. А когда она начала двигать мебель в вестибюле, скатывать ковры и расстилать защитную пленку, в доме никого не было. Экономка повезла деда на консультацию к врачу в Лаконию, соседний городок, сестры-близнецы укатили с соседкой в Манчестер за покупками. Гвин почти закончила красить одну стену, когда ее застали за этим занятием.

— Ты просто поразительная женщина, — раздался голос из коридора у задней двери.

Гвин едва не перевернула лоток с краской. И едва не свалилась вместе с этим лотком с лестницы, такой старой, что она вполне могла быть сколочена из досок Ноева ковчега. На мгновение она встретилась взглядом с Алеком. Но только на мгновение: еще чуть-чуть, и у нее закружилась бы голова.

Алек был без очков, волосы растрепаны ветром. Темно-зеленый пуловер придавал его глазам цвет лесной чащи, в которой Гвин была не прочь заблудиться. Но он отверг ее. Пусть у нее нет денег, зато у нее есть гордость.

— Почему ты вернулся? — спросила она, не глядя на него и надеясь, что ее голос звучит равнодушно.

Прикусив нижнюю губу, она опасно вытянулась в сторону, чтобы захватить валиком возможно большую площадь стены, не передвигая лестницу.

— Мне стало скучно, — ответил он и добавил: — Сначала надо прокрасить кистью углы.

— Хочешь заняться этим? — Гвин повернулась, угрожающе направив на него валик.

— Не хочу. Но из эстетических соображений придется.

— Какая самоуверенность, — сказала Гвин, продолжая работать валиком.

Она не привыкла к физической работе, поэтому спина и руки у нее уже заныли. А еще оставались три стены — три больших стены, которые надо покрасить. Еще одна пара рук была бы очень кстати. Но Гвин ни в коем случае не собиралась признаваться в этом. Она бросила на Алека взгляд через плечо.

— Не знаю, следует ли позволять тебе принимать участие в этой работе. Здесь и сейчас. Тебе хватит пространства?

— Пространства? — переспросил он.

Краем глаза Гвин заметила, что он сделал шаг к лестнице.

— Да, пространства. Ты ведь говорил в среду вечером, перед отъездом, о необходимом пространстве.

— Ах, ты об этом, — услышала она его голос где-то в районе своего правого колена. Обеспокоенные глаза встретили ее беглый взгляд. — Все еще сердишься на меня?

Этого Гвин не ожидала. Она поспешно снова перевела взгляд на стену и принялась работать валиком изо всех сил.

— Я и не сердилась, Алек, — сказала она срывающимся голосом. Дрожь в голосе можно отнести на счет физической работы, успокоила себя Гвин. Она чувствовала, что Алек продолжает смотреть на нее. Опуская валик в лоток, она осмелилась снова на него взглянуть. — Послушай, Алек, давай будем считать, что того разговора в среду просто не было, хорошо? Тогда все произошло импульсивно.

Что-то изменилось в туманных зеленых глазах.

— Так ты отказываешься от того, что тогда сказала насчет?..

— Насчет того, что хочу спать с тобой? — закончила фразу Гвин, не желая, чтобы он произнес эти слова. — Нет, не отказываюсь. Но ты был прав. Подумав, я поняла, что это было бы неразумно для нас обоих.

Алек поднял руку, сжал ее запястье и тут же выпустил, как будто это прикосновение ужалило его.

— Хорошая девочка, — сказал он, и теперь Гвин почувствовала себя ужаленной. — Я надеялся, что благоразумие возьмет верх.

Неожиданно хлипкая стремянка пошатнулась. Гвин с испуганным возгласом качнулась вперед и уперлась ладонями в свежевыкрашенную стену.

— Какого черта ты мне мешаешь? — возмутилась она, вытирая руки тряпкой.

— Я вернусь, как только переоденусь. — Алек был уже на пути к двери. — Постарайся ничего больше не испортить за эти десять минут, хорошо?

Несколько лет назад за подобное замечание Гвин осыпала бы его градом язвительных слов. Но сейчас она могла лишь стоять и смотреть ему вслед, как влюбленная дура. С липкими руками.