Я прошелся по рядам и подошел к первым, привлекшим внимание людям: это была женщина с двумя детьми. Они сидели втроем, зажавшись, как запуганные звери в уголке. Я подсел к ним и начал нести какую-то чушь вроде утешения (утешать, я, конечно, не умел). Они молчали. Я не знал, как вести себя с ними, но поговорить мне с ними очень хотелось. Наконец-то женщина мне ответила. Общение в напряженной обстановке поначалу не завязывалось. Но она все же рассказала мне о своей тяжелой судьбе; о муже, который беспрерывно пьет; о детях, которым порой нечего есть. Вся ее автобиография была основана на жалобах на жизнь. У меня были очень смешанные чувства по отношению к ней. «У нее пятеро детей, — думал я. — Одному из них недавно исполнился год. И они все нуждаются в деньгах. Эта женщина еле сводит концы с концами; муж несколько лет не работает и пропивает все деньги; детям все время нечего есть. И, несмотря на то, что ей не на что кормить четверых детей, она рожает еще одного ребенка от своего алкоголика-мужа, который алкоголиком стал уж точно не год назад. И что странно, оставив дома голодных детей, она пошла на концерт. М-да. Никак я не пойму логики таких женщин. В самых бедных семьях всегда высокая рождаемость, а если судить глобально, то в самых бедных странах такая же проблема. В итоге мы то и делаем, что всюду и везде жалуемся на нищету. А во всем этом виноваты глупые женщины, как например эта. Мужику об этом все равно не думает. Напротив, он инстинктивно нацелен на оставление потомства, и чем больше — тем лучше. Ответственность за потомство — это исключительно женская задача. Умная женщина никогда такую оплошность себе не позволит — обрекать свое потомство на нищету. Ведь известно: когда нависает угроза голода или холода, даже куры перестают нестись.

К счастью, после переговоров по телефону террористы пошли на уступки и отпустили детей и раненных, назвав последних «бракованным товаром». Обоих детей этой женщины отпустили. Они не хотели уходить без матери, тем не менее, пришлось.

Признаться, я был более чем разочарован. Мы ожидали услышать, что все требования уже выполнены (ну или хотя бы почти выполнены). Неужели для нашего правительства это задача была невыполнимая? Ведь потом террористов могли запросто ликвидировать при первом же удобном случае. Но нам просто передали, что ситуация под контролем. В тот момент я очень разозлился. Мы столько ждали, чтобы просто услышать, что ситуация под контролем, что мы не брошены, что наши местные власти действительно следят за развитием событий и что-то пытаются предпринять. Становилось нечем дышать, и я решил выйти из зала. Люди в масках таскали в зал пластмассовые баллоны с водой. «Спасибо хоть на этом» — с сарказмом я думал про себя, рассердившись на наших местных властей. И решил обдумывать, как мне дальше быть, на случай если что-то пойдет не так. Я планировал попробовать сбежать. Но это было невозможно: они были везде, даже в туалете (хорошо, что хоть в кабинках их не было!) Осуществить побег было невозможно. Даже выход на крышу позже заблокировали. С видом покорного заложника, вышедшего подышать свежим воздухом, я осматривал каждую щель. Тут-то я и наткнулся на единомышленника. Точнее, он на меня наткнулся. Он знал, чего хочу я, и я понял, чего хочет он. Должен признать, что мы тут же попали под пристальное наблюдение. И мы решили сделать вид, что просто знакомимся. Незнакомец отвел меня в сторону и начал рассказывать о плане побега. План был таков: бесшумно оглушить террориста, находящегося в уборной, которого я должен был отвлекать, и выбраться через окно. Идея мне не пришлась по вкусу. Но каждый раз, как у меня в ушах звучал воображаемый таймер обратного отсчета, я готов был согласиться на все. И так, простояв недолго в очереди, мы зашли в уборную, в которой было всего три кабинки. С нами зашел мужчина. Я зашел в кабинку, и размышлял в ней, как мне отвлечь «надзорного» в туалете. И ничего лучше не мог придумать, как начать усердно дергать за ручку, которую якобы заклинило, и начал звать на помощь. С приближением его шагов, мое сердце замирало. Он открыл дверь, и как только он это сделал, мой новый приятель хорошенько его стукнул сзади чем-то огромным по голове. Мы еле оттащили этого быка в кабинку и спрятали там, дабы никто из его товарищей сюда не заглянул. Тем временем во входную дверь уже стучались. Нужно было заблокировать ее чем-нибудь, пока мы не выберемся, иначе, учуяв, в чем дело, все просто рванули бы к окну. Если единичные побеги и были возможны (а они, я знаю, были), то массовый побег точно не состоялся бы. Я прислонил к ручке двери швабру, надеясь, что это задержит их ненадолго и побежал к окну. Но моего «приятеля» уже не было. Я просто замер на месте. Такого я не ожидал. Хотя, это вполне оправданно. Ну а чего я хотел? В любой критической ситуации каждый думает о себе и это нормально. Ах, откуда во мне эта сентиментальность? Вместо того, что обиженно и оскорбленно стоять, нужно было бежать. А может я просто испугался? Ведь здесь я находился в безопасности, а там меня могли бы застрелить. Я не взял на себя такой риск. Нужно было просто немного подождать, пока нас не спасут.

Мужчина, сидевший все это время в кабинке, спокойно прошел мимо открытого окна, и открыл, заблокированную шваброй, дверь и вышел. Еще один искренне убежденный, что нас непременно спасут, ну или трус. Или еще один глупец такой же, как и я. Не колеблясь между выбором и не поддавшись животному инстинкту, я тоже вышел из уборной. Ожидавшие очереди, ворвались в уборную и, увидев, что никого нет, побежали к окну. Что с ними стало? Их расстреляли, и я это слышал. К счастью, не видел, и еще к большему счастью не оказался среди них. Я был прав, на счет того, что массовые побеги невозможны. Их расстреляли прямо из окна. А что сталось с моим «дружком» я не знаю. Одно я теперь знаю точно, чтобы выживать — нужно быть полным подонком. И я его нисколько не осуждаю.

Я вернулся обратно в актовый зал. О массовом побеге тут же узнали все. Проходя мимо одних из тех парней, я услышал одну очень интересный диалог:

— Мы потерпели убытки, — сказал один.

— Мелочи, — ответил второй.

— Если мы перебьем тут всех…

— Мелочи, — вновь оборвал второй.

— Надо доложить Шакалу.

— Надо.

То, что мы были, своего рода, товаром, для меня не было секретом. Нас оценили в миллион долларов, тогда как человеческие жизни, казалось бы, бесценны… А мы, были всего лишь, «мелочь».

После этого неприятного для главаря известия, нас всех загнали в зал, запретив добровольное хождение. Разрешалось выходить только по нужде и только в сопровождении. Итак, о плане побега можно было теперь забыть. И мы сидели в ожидании того счастливого исхода, в который так свято верил каждый из нас. Но шел уже второй час и ничего не происходило. Мы ждали очередного «визита» посредника. На сей раз с существенными новостями.