Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера

Теннер Джон

Приложение д-ра Эдвина Джемса к американскому изданию 1830 г.

 

 

Об индейских праздниках

[106]

Индеец, часто устраивающий праздники, пользуется большим уважением среди своих соплеменников и почитается ими как великий человек. Ведь он, говоря словами индейских песен, «дает возможность поплясать». Когда дичь водится в изобилии, праздники устраиваются чаще. До того как белые познакомили индейцев с алкогольными напитками, в мирные времена, когда выдавались свободные деньки, самым радостным событием для индейцев был праздничный пир. Перечислим главные индейские праздники:

1. Миде-ви-кун-де-вин – апогей культовых обрядов общества Мидевивин. Церемонией руководят старые индейцы – «предводители миде». В ней разрешается участвовать только посвященным. Гостей на праздник созывает ме-цхин-но-вей, помощник руководителя, вручая каждому приглашенному небольшую палочку. На юге палочку заменяет стебель тростника, а на севере – ярко окрашенный, особо отточенный стержень пера. Передача этих знаков не сопровождается словесным приглашением. Подробности сложных приготовлений к празднику и различные этапы церемонии мы описывать не будем. В жертву всегда приносят собак, так как они считаются первыми помощниками человека, а следовательно, и более желанны божеству, чем другие животные. Индейцы верят, что птица, съеденная во время праздничного пира, невидимкой возносится затем к Великому духу. Праздники сопровождаются не только песнями (некоторые из них здесь приведены), но и многочисленными назидательными речами, которые произносят старики. В этих коротких речах, помимо неясных намеков и нравоучений, излагаются традиционные истории о мифическом герое На-на-буше и других легендарных персонажах. Как только оратор упоминает Великого духа, все собравшиеся, благоговейно внимающие ему (если они трезвы), прерывают речь возгласом «Ква-хо-хо-хо-хо-хо!», причем первый слог произносится быстро и громко, а последний едва слышно. Индейцы верят, что, когда человек произносит имя Великого духа, он прикасается к нему. Этот возглас оказывает на собравшихся такое же действие, как удар по туго натянутой струне, вибрации которой постепенно становятся все слабее и слабее и, наконец, замирают. Такого рода выкрики приняты и у оджибвеев, когда они при помощи своих «священных связок» «дуют» или «стреляют» в определенных лиц.

2. Вайн-дже-тах Ве-кун-де-вин – праздник снов. Его можно отмечать в любое время, причем ни от устроителей, ни от участников не требуется особой квалификации. Слово «Вайн-дже-тах» означает: «правильно», «действительно» и часто произносится в сочетании с названием какого-нибудь животного или растения. Так, например, выражение «вайн-дже-тах о-мук-кук-ке» означает «настоящая жаба» в отличие от обыкновенной квакши или ящерицы.

3. Вин-дах-вас-со-вин – именины. Устраиваются они обычно в тот день, когда ребенку дают имя. Во время этого праздника вся предлагаемая гостям пища должна быть съедена. Такой обычай символизирует привычку ястреба или другой хищной птицы никогда не возвращаться к убитой добыче.

4. Менис-со-но Ве-кун-де-вин. Этот праздник устраивают прежде, чем отправиться в страну врагов, или в походе. Приглашают на него обязательно четное число участников (два, четыре, восемь или 12 человек). Подается обычно цельная туша какого-нибудь животного (оленя, медведя, лося или другого зверя); вся она должна быть непременно съедена. По возможности рядом с участниками пира ставят миски с медвежьим жиром, который пьют вместо воды. Гость, не справившийся со своей порцией, становится посмешищем для окружающих. Откупиться от такого принуждения можно, подарив гостеприимному хозяину немного табаку. Если никто из присутствующих в палатке не в силахпомочь очистить тарелку, зовут кого-нибудь извне. Во время еды нельзя сломать ни одной косточки; все кости тщательно собираются, связываются и подвешиваются на дереве. Этим хотят показать Великому духу, что воины надеются вернуться домой с неповрежденными костями.

5. Гич-ве-пун-де-вин (Великий праздник) могут устраивать только немногие высокочтимые и влиятельные члены родовой группы. Съедаемое во время торжества животное по возможности варят целиком. Другое название этого праздника Мец-циц-а-ква-вин.

6. Вау-бун-но Ве-кун-де-вин – праздник ваубено. Теперь большинство почтенных индейцев его не признает, как и другие торжества, устраиваемые сектой ваубено, которая считается вредной ересью. Этот очень шумный праздник сопровождался множеством обременительных ритуалов; в отличие от всех других празднеств он устраивался только ночью, причем в церемонию включалась демонстрация различных фокусов с огнем.

7. Дже-би Нау-ка-вин – день памяти усопших – знаменуется поминками у могил умерших друзей. Зажигают костер, причем каждый гость, прежде чем приступить к еде, отрезает кусочек мяса и бросает его в огонь. Дым и запах мяса, как считают индейцы, привлекает внимание духа умершего (дже-би), который приходит на пир и принимает участие в трапезе.

8. Ши-бах-кун-ши-га-вин – индивидуальный культовый праздник. Весной и осенью хороший охотник раскладывает содержимое своей «священной связки» в задней части палатки и приглашает соседей на праздник в честь своего тотема. Это такой же торжественный и важный для индейца праздник, как Миде-ви-кун-де-вин.

9. О-скин-не-ге-тах-га-вин – праздник юношей. Его можно назвать и праздником первой добычи, ибо он отмечается в день, когда мальчик или юноша убивает своего первого зверя. Обычай соблюдается очень строго независимо от того, что добыто – маленькая птичка, рыба, болотный лось или бизон. В рассказе Теннера приведено много подобных примеров.

 

О постах и снах

Юноши и девушки с ранних лет и до вступления в брак должны периодически соблюдать строгие и длительные посты. В назначенный день утром родители, держа в одной руке обычный завтрак, а в другой несколько кусочков древесного угля, предлагают их ребенку. Если ребенок предпочтет угли, родители радуются и хвалят его. Люди, способные вынести длительный пост, вызывают зависть и восхищение. Поэтому детей с ранних лет приучают долго обходиться без пищи. Дети постятся в течение трех, пяти семи и даже десяти дней и только изредка пьют воду. Они стараются запомнить все, что им снилось во время поста, чтобы рассказать об этом родителям. Толкуя эти сны, родители пытаются разгадать будущее детей.

Благоприятными считаются сны, в которых фигурируют «верхние» предметы – птицы, облака, небо и т.д. Если ребенок начинает рассказывать о чем-нибудь подобном, родители прерывают его словами: «Хорошо, хорошо. Не говори больше об этом». Впечатление от этих детских снов столь велико, что оно в течение всей жизни оказывает влияние на характер людей.

Некий старый прославленный воин, живший у реки Ред-Ривер, в детстве увидел во сне, что к нему прилетела летучая мышь. Он избрал это маленькое животное своим талисманом, не завидуя более значительным талисманам других охотников. Всю свою жизнь этот индеец носил шкурку летучей мыши, завязанную в своей прическе, и принимал участие в многочисленных военных походах, твердо веря, что сиу, которым запрещено стрелять в летучую мышь, никогда его не ранят. Он отличился в ряде сражений, убил множество врагов и ни разу ни одна пуля его не задела. Индеец приписывал это силе своего талисмана, открывшейся ему во время поста, когда он был еще ребенком.

Теннер сообщил мне о том, как его приемная мать Нет-но-ква в 12-летнем возрасте постилась десять дней подряд. Во сне она увидела спускавшегося к ней человека, который, оказавшись рядом, передал ей две палки со словами: «Я даю их тебе, чтобы в будущем ты могла опираться на них, когда волосы твои станут белыми, как снег». Видение вселило в эту замечательную женщину твердую уверенность в долголетии. Даже во время жесточайшего голода и серьезной опасности это придавало ей силы; Нет-но-ква подбадривала своих близких, рассказывая, что доживет до такого возраста, когда ей придется ходить, опираясь на палки, и волосы ее станут белыми, как снег. Глубокую веру в помощь невидимого высшего существа она сумела внушить и своим родным; это заставляло их напрягать последние силы и находить выход из самого тяжелого положения.

Вера в то, что высшие силы открывают свою волю простым смертным, когда они спят, распространена не только среди индейцев. Люди с примитивным интеллектом всегда склонны считать себя объектом особенного внимания и заботы со стороны своих богов. Многие, если не все, индейцы алгонкины верят, что их молитвы в минуту несчастья будут услышаны и не останутся без ответа. Они считают, что избранным открывается во сне будущее, и они могут узнать даже о загробной жизни. Глубоко убежденные в вещем характере снов, индейцы рассказывают, как некоторые из умерших ступали на тропу усопших, доходили по ней до огромной ягоды – земляники, лежащей на берегу, по эту сторону реки мертвых, затем пересекали реку и попадали в деревню мертвых. О таких снах можно часто услышать от индейцев. Но эти истории о потустороннем мире нередко проникнуты глубоким огорчением, разочарованием и недоумением. Рассказывают, например, что не успевают дже-би-буги (мертвецы) увидеть землянику и взять ложку, чтобы отведать ее, как ягода превращается в скалу (по представлениям индейцев с озера Верхнего, эта скала состоит из мягкого красного песчаника, знакомого им по родным местам). Итак, голодные, они бредут дальше до страшного ме-тиг-уш-э-по-кита, или качающегося бревна, по которому приходится переправляться через реку, охраняемую к тому же огромной собакой. Но в деревне друзья издеваются над вновь прибывшими, высмеивают их, поносят и дразнят «дже-би». Вместо рисового супа им дают воду с золой, вместо мяса – древесную кору, а вместо тыквы – головки камыша. Некоторые мужчины видели в загробном мире только женщин, которые начинали спорить из-за них. Эти сны как-то связаны с образом мыслей и индивидуальными особенностями «ясновидца». Как могли возникнуть подобные представления о стране мертвых, мы теперь уже не узнаем, но коль скоро они существуют, не удивительно, что это находит отражение в снах индейцев.

В связи с этим рассмотрим кратко индейскую концепцию души, или «тени», как они ее называют. (Скулкрефт сообщает индейское название души – «о-джи-хау-го-мау».) Индейцы убеждены, что душа отправляется в странствие с наступлением тяжелой болезни, которая заставляет ее покинуть тело, и поэтому считают опасно больного уже покойником. Нередко человек, которого называли умершим, выздоравливает и живет еще много лет. Когда в этих случаях индейцам говорят, что нельзя живого человека называть покойником, они не понимают, в чем дело, и, более того, поясняют: «Он умер тогда-то, но вскоре вернулся обратно». Мне приходилось слышать, как индейцы говорили выздоравливающему, если он не берег себя: «Ты не осторожен, твоя тень уже едва держится в теле, ее можно легко потерять». По верованиям индейцев, душа покидает тело до физической смерти, но потом еще долго находится около покойника. Это нашло отражение в обрядах, исполняемых во время праздника Ши-бах-кун-ши-га-вин, в некоторых погребальных обрядах, и особенно в поведении жен на похоронах мужей.

Весной 1826 г. умер индеец из племени меномини; его похоронили близ гарнизона Пятого пехотного полка американской армии, в прерии, недалеко от деревни Прейри-ду-Шин на Миссисипи. Покойника провожало много друзей и родственников; когда его положили в неглубокую могилу, вдова взглянула на грубо сколоченный гроб, поставила на него ногу, перепрыгнула через могилу и помчалась в прерию, отбежав почти на целую милю. Таков обычай женщин этого племени. Если вдова намеревается вступить во второй брак, она не должна оглядываться на покинутую ею могилу и путаными, окружными дорогами возвращается в свою палатку. Как объясняют женщины из племени меномини, они поступают так, чтобы ша-пи (дже-би у оджибвеев), то есть мертвец, не мог последовать за вдовой. Если бы она оглянулась, то упала бы мертвой или сошла бы с ума.

В отношении индейцев к покойнику часто проявляются не только самые нежные чувства, твердая убежденность в существовании загробной жизни, но и прежде всего вера в то, что усопший узнает и оценит дружеские хлопоты о нем своих близких.

Во время заседания большого совета в деревне Прейри-ду-Шин (1825 г.) от желтой лихорадки умер вождь племени сиу из отдаленной локальной группы сиссетон. В своем кругу он пользовался большим почетом; поскольку индеец предпринял дальний путь по приглашению властей, начальник военного поста устроил официальные похороны. Мужчины его локальной группы собрались перед палаткой, в которой умер вождь. Когда подошел военный почетный караул, они высоко подняли гроб и около сотни мужских голосов запели реквием. Вот как перевел слова этого заупокойного песнопения один из знатоков их языка:

Не скорби, брат наш! Тропой, на которую ты ступил, Пойдем за тобой и мы, И все люди!

Эти слова повторялись до тех пор, пока траурное шествие не приблизилось к могиле.

Необычайно трогателен обычай индейцев хранить некоторые вещи в память об умершем, собирая их в определенных местах (подобно тому, как мы приносим на могилу венки и креп). Такие вещи можно обнаружить во многих местах, в остальном ничем не напоминающих о трауре. Индейцы никогда не забывают о смерти близкого; для покойного всегда найдется место в сердце любящего его человека, даже если это сердце отдано новым увлечениям. Чтобы умерший ни в чем не нуждался, индейцы во время еды откладывают кусочек и для дже-би. Так может продолжаться годами, пока не представится случай бросить вещь, сохраняющуюся на память об умершем, на поле боя, к чему стремится каждый индеец. Тогда и только тогда долг по отношению к усопшему считается выполненным.

О чайпеваях, сарси, стронг-боу и других племенах, населяющих арктические пустыни, рассказывают, что они часто совсем не погребают своих умерших и нередко бросают больных и стариков, если те уже не в состоянии переносить тяготы своей исполненной лишений жизни. Несомненно, отсутствие естественного сострадания к больным или престарелым родичам заслуживает порицания, однако эти единичные случаи возможны лишь там, где они обусловлены суровыми климатическими или другими природными условиями, воздействию которых не смогли бы сопротивляться и белые люди. Отвратительные поступки, совершаемые людьми всех рас, например, в осажденных городах, при кораблекрушении или другом бедствии, не дают нам права упрекать индейцев как расу в преступлениях, неизбежных при известных обстоятельствах.

 

О тотемах

У индейцев алгонкинов каждый новорожденный получает от отца тотем, или своего рода фамилию. Индейцы утверждают, что их обычаи не допускают изменения тотема по личному желанию. Так как этот отличительный знак переходит ко всем детям, родившимся от одного отца, и принимается даже людьми, усыновленными семьей, и пленниками, то тотемы, как, скажем, родословные древних евреев, позволяют составить полный список всех семей, принадлежащих к одному тотему. Последний не отличается от наших фамилий, только налагаемые им обязанности дружбы и гостеприимства, а также связанные с этим брачные запреты соблюдаются значительно строже. Женитьба мужчины на женщине одного с ним тотема считается преступлением. Известны случаи, когда близкие родичи убивали юношу, нарушившего этот закон. Индейцы говорят, что все люди, принадлежащие к одному тотему (даже если они члены разных, враждебных групп), должны относиться друг к другу не только как друзья, но как кровные братья и сестры.

Индейцы утверждают, что не знают ни происхожде ния этого института, ни причин, заставляющих их строго его соблюдать. По их словам, тотемы были переданы им «вначале» их творцом. Тотемов теперь, так же как и наших фамилий, очень много. Трудно объяснить их разнообразие, поскольку неизвестен момент, когда они были изменены или когда принятие нового тотема представляло менее сложную задачу, чем теперь.

В настоящее время еще не ясно, знакомы ли такие своеобразные генеалогические различия и другим индейцам Северной Америки, помимо алгонкинов. Меня уверяли в том, что члены крупного племени чайпеваев, живущего на севере, тотемов не знают. Тщательный сбор сведений и многочисленные исследования позволили мне установить, что тотемы не известны следующим племенам: дакотам, обитающим на реках Миссисипи и Маус-Ривер (к ним я причисляю племена виннебаго и айова), затем ото, канза омаха, пауни и другим западным племенам. Правда, о всех западных племенах заявить это с полной уверенностью я не могу, так как припоминаю свидетельство некоего Ренвилла (переводчика сиу), который после длительных перекрестных опросов признал, что нечто похожее существует и у его народа.

Алгонкины убеждены в том, что тотемы есть и у всех других индейцев, хотя разузнать тотемы враждебных племен они обычно не могут. Во всяком случае, если оджибвеи в своих пиктографических сообщениях упускают изображение какого-нибудь тотема, то это означает, что речь идет о враге. Так, например, оджибвеи, живущие вблизи территории дакотов или сиу, увидев нарисованное изображение человека без тотема, всегда считают, что он принадлежит к одному из этих племен.

 

Индейская музыка и поэзия

Приходится признать, что здесь мы ступаем на совершенно девственную почву, очень неблагодарную для исследователя и редко вознаграждающую его за стремление к знаниям. У аборигенов Америки нет своей литературы, которая могла бы увековечить их творческий гений и донести до потомков описание примечательных событий. Они не создали своего «храма науки», который мог бы открыться любознательному европейцу. Индейцы в отличие от арабов никогда не задумывались над тем, что развитие их языка может иметь важное значение. Вероятно, какой-нибудь индейский оратор порой чувствовал, какое впечатление произвело на слушателей то или иное его удачное выражение, но это не выходило за рамки очень узкого круга и было доступно только его пониманию. Поэтому индейские ораторы гораздо большее значение придают темпераменту и экспрессии, чем стройности мысли или утонченности стиля.

Военные и культовые песни индейцев обычно состоят из нескольких слов, которые неоднократно повторяются; произнося речи, они много раз повторяют и подчеркивают ту же мысль; у человека, внимающего речи индейского оратора и не знающего его языка, нередко может создаться впечатление, что его выступление блещет остроумием. Но слушатель, понимающий язык, легко обнаружит, что публичные речи индейцев, как и их монотонные длинные песни, бедны содержанием. Только немногие белые способны прослушать их до конца, да и то иногда хотят найти тайный смысл в том, что оратор или певец произносит бессознательно. Но чтобы обнаружить скрытые в песне или речи нравоучения или исторические факты, недостаточно их внимательно прослушать и изучить, нужны еще богатая фантазия, дар воображения.

Когда мы обнаруживаем у индейцев культурные традиции, несомненно родственные тем, что распространены среди большой семьи народов Азии, у которой мы переняли множество религиозных представлений, то всякий раз открываем истину, не требующую доказательств: индейцы (как и мы) происходят от одной первобытной группы, обитавшей в горах Азии и расселившейся по всему миру.

Древнейшие предания, исследования различных философов и личные наблюдения побуждают нас именно там искать колыбель человечества, хотя некоторые стекавшие с азиатских гор реки затерялись в песках или превратились в болота. И все же нельзя рассчитывать, что при помощи таких аналогий нам удастся проследить историю американской ветви человечества до момента ее возникновения.

Поэзия индейцев, если это слово вообще уместно, – язык их чувств, выражение их страстей. Когда что-нибудь приводит индейцев в возбужденное состояние, обычная беседа их не удовлетворяет и их эмоции выливаются в песню или стих; и в этом смысле можно говорить, что у индейцев много поэтов и стихов. Любая эмоция требует своего особого способа выражения, лишенного, правда, размера и ритма стихов, отточенной и искусной формы, гармонично сочетающихся строф; но модуляциями голоса создается то, что мы назвали бы песней. Молитвы и хвалу высшим силам при культовых обрядах и праздниках индейцы не читают, а поют. В минуты отчаяния и крайней нужды, когда индейцам грозит голодная смерть или еще более страшная гибель, они выражают свои эмоции, мольбы, надежду на спасение, жажду жизни и готовность умереть в размерном и монотонном напеве. Чужеземец улавливает в нем преимущественно частое повторение одного и того дае слова. Но передать свои мысли музыкой и стихом, пусть примитивным, индейцы пытаются не только в минуты тяжелых жизненных испытаний. Они прибегают к этому средству выражения эмоций, чтобы воспеть разочарования и радости любви, горе, надежду и даже опьянение. В состоянии опьянения, в котором индейцы бывают, к сожалению, слишком часто, мужчины и особенно женщины могут целую ночь напролет распевать свои монотонные жалобные песни, в которых сетуют на смерть друзей или другие печальные события. Когда эти песни доносятся из темноты и расстояние скрадывает неприглядный вид подвыпивших индейцев, а их высокие от природы голоса звучат мягко и чисто, невольно начинаешь восхищаться их импровизациями, У индейцев нередко бывают красивые голоса, а безыскусственно нанизываемые ими на мотив слова выражают искреннее горе. Частое исполнение индейцами грустных песен и потоки слез, которые они обычно при этом проливают, создает впечатление, что живется им гораздо хуже, чем другим народам, или что алкоголь оказывает на них какое-то особенное воздействие. Мне кажется, что в трезвом состоянии индейцы, точно так же как и мы, носят маску равнодушия. Знатокам их жизни хорошо известно, что они всегда стремятся скрыть свои самые сильные чувства под личиной спокойствия. Тем не менее даже самый ярый поклонник индейцев не назовет подобные взрывы импровизации, и особенно пьяные вопли и бормотание, проявлением поэтического чувства. Если у индейцев и есть поэзия, то ее нужно искать в их традиционных песнях, которые передаются от отца к сыну или от одного человека к другому. К таким проявлениям поэтических чувств относятся ритуальные песнопения, заклинания целебной и охотничьей магии. Некоторые из них, несомненно, очень древнего происхождения, хотя я и не могу признать их поэтическими произведениями. Как ораторское искусство, так и поэтическое творчество индейцев нуждается в особом переводчике, который не побоялся бы передать не только содержание, но и форму произведения. Приведем перевод индейских песен.

 

Песня, исполняемая при отправлении обрядов общества Мидевивин или при применении охотничьей магии

Воспроизведенные безыскусственные рисунки вырезают на плоском куске дерева. Исполнителю песни они помогают вспомнить отдельные мысли и их последовательность. Текст никогда не меняется; певец должен выучить песню наизусть, чтобы, посмотрев на рисунок, тотчас вспомнить слова.

Рис. 1. Я слушаю, друзья мои по Миде, сидящие вокруг меня.

[Эти и три последующие строчки верховный знахарь общества Мидевивии произносит нараспев, сопровождая слова ударами по бвоин-ах-кику (барабану). Волнистые линии, проведенные слева и справа от головы, означают «слушать».]

Рис. 2. По чьему велению течет эта река? Река течет по воле духа Манито.

[На рисунке изображена река с плывущим в ней бобром.]

Рис. 3. Посмотрите на меня, друзья; внимательно посмотрите на меня, и поймем же, что все мы – товарищи.

[Перевод отнюдь не дословный. В словах подчеркивается превосходство одного человека, считающего себя самым хорошим и умным в своей общине.]

Рис. 4. По чьей воле собираются эти люди, люди, склонные к общению? Птица – вот кто собирает этих склонных к общению людей.

[Под птицей знахарь подразумевает самого себя. Он дает понять, что это его голос созвал всех участников сборища. Две линии, соединяющие эту фигуру со следующей, означают, что вслед за этими словами должна начаться пляска.]

Рис. 5. Я летаю повсюду, и если где-нибудь увижу животное, то подстрелю его.

[Изображение птицы – вероятно, орла или ястреба – означает обостренность всех органов чувств и усиление подвижности – необходимое условие успешной охоты. На следующем рисунке (6) изображен болотный лось, что должно напоминать певцу о хитрости и необычайной чуткости этого животного, считающегося самой трудной добычей.]

Рис. 6. Я стреляю в твое сердце; я попадаю в твое сердце, о животное, в твое сердце я попадаю, в твое сердце.

[Эта хвастливая строфа сопровождается соответствующими жестами и мимикой.]

Рис. 7. Я окружаю себя огнем.

[На рисунке знахарь изображен в медвежьей шкуре. Маленький четырехугольник между лапами медведя означает огонь. При помощи пороха и различных снадобий знахарь добивается того, что пасть и глаза медведя светятся. В таком одеянии обычно разгуливают знахари ночью по деревне с недобрыми намерениями, иногда даже проливая кровь. Самые могущественные священнослужители из Миде, одевшись в медвежью шкуру, в таком виде нападают на своих спящих соперников или на других, ничего не подозревающих врагов. Правда, согласно традициям индейцев, каждый, встретивший священнослужителя при такой вылазке, имеет право немедленно убить его. Община в таком случае не считает убийцу виновным.]

Рис. 8. Я могу своими заклинаниями вызвать воду из-под земли, из почвы и из окружающего воздуха.

[Здесь знахарь хвалится своей властью над стихиями и способностью причинять добро или зло по своему усмотрению. Заштрихованный полукруг над головой означает воду, а две черточки, протянувшиеся к голове фигуры, показывают, что он может ее заколдовать.]

Рис. 9. Я могу сделать так, чтобы мужчина был похож на смерть. Я могу сделать так, чтобы женщина была похожа на смерть. Я могу сделать так, чтобы ребенок был похож на смерть.

[Линии, пересекающие лицо фигуры, означают нужду, несчастье и болезни; человек на рисунке страдает из-за враждебного отношения к нему знахаря. Вот она – религия индейцев! Она утверждает, что избранные наделены магической силой, с помощью которой они уничтожают своих врагов – слабых или сильных, членов чужого племени или жителей деревни знахаря. Любимое и уважаемое всеми индейцами общество Мидевивин превращается в руках хитрых знахарей в орудие для подчинения слабых и легковерных людей, составляющих по существу большинство общины.]

Рис. 10. Вот какой я, друзья мои, вот какой. В любое животное, друзья, в любое животное могу я попасть.

[Подобное восхваление своего охотничьего искусства – еще один способ повысить авторитет среди слушателей. Сообщив всем, что в его власти убить любого человека, знахарь рассказывает о своих охотничьих доблестях, дабы все старались быть с ним в дружеских отношениях].

 

Песня, исполняемая исключительно на празднике общества Мидевивин

Рис. 1. Ночью я, крадучись, брожу вокруг.

[На рисунке изображена дикая кошка, которой, зная ее тонкое чутье, вверяют снадобья, излечивающие от разных болезней. Это означает, что чутьем, хитростью и умом дикой кошки обладают только те, кому ведома чудотворная сила снадобий, которые, по верованиям индейцев, не только сохраняют жизнь и здоровье, но и дают человеку неограниченную власть над млекопитающими и птицами.]

Рис. 2. Я слышу твой голос. Ты злой дух.

[Дикая кошка – или чуткий, мудрый знахарь – всегда бодрствует. Даже когда кажется, будто он спит, от знахаря не ускользнет ничего из того, что творится вокруг. Если кто-нибудь клевещет на другого человека или хочет накликать на него болезнь, дикая кошка все расслышит и узнает. Но сама она так полагается на свою сверхъестественную силу, что может себе позволить не обращать внимания даже на предупреждения об опасности. Черта, отделяющая этот рисунок от следующего, означает, что в этот момент начинается пляска. Волнистые линии, исходящие от рта, означают злобные речи недоброжелателя.]

Рис. 3. Теперь я подпрыгиваю с земли. Я – дикая кошка.

[Я – повелитель диких кошек. Я слышал твои речи и подпрыгиваю с земли, чтобы следить за твоими действиями. Певец умнее всех других знахарей и поэтому готов сейчас же перейти к действию. Полоса, пересекающая шею дикой кошки, означает, что знахарь появился из земли.]

Рис. 4. Смотрите! Я – дикая кошка! Я радуюсь, что и вы тоже дикие кошки.

[Дикая кошка с широко открытыми глазами и настороженными ушами – олицетворение внимания и мудрости.]

Рис. 5. Я – дух. Все, чем я обладаю, вдыхаю я в ваши тела.

[На рисунке изображен человек с барабанной палочкой в руке. Он похваляется своими сверхъестественными способностями.]

Рис. 6. Ваши языки вас погубят. Вы слишком много болтаете.

[Это относится к недоброжелателю и другим клеветникам, распускающим плохие слухи. Злобные речи исходят изо рта человека и превращаются в стрелу, оборачивающуюся против него же. На теле – знаки страданий, которые злодей хотел причинить другим людям. Ведь линии, пересекающие торс человека, означают недуги, которые он навлек на себя своей злобой. Во многих песнях и речах самых почитаемых вождей содержится нравоучение или хотя бы восхваление взглядов и поступков, считающихся у индейцев добродетельными. ]

 

Песня, исполняемая перед охотой на бобров и при отправлении обрядов общества Мидевивин

Рис. 1. Я сижу в палатке Миде, в палатке Духа.

[На рисунке изображена ритуальная палатка Миде, называемая палаткой Манито. В ней сидят двое мужчин. Строфа служит своего рода введением.]

Рис. 2. Два дня тебе, друг мой, нужно сидеть неподвижно. Четыре дня тебе нужно сидеть неподвижно, друг мой.

[Две черточки на груди фигуры читаются как «два дня», но означают два года. Штрихи, пересекающие ноги, также означают четыре года. В течение двух лет предстоит полностью предаваться размышлениям. Неестественное положение ног означает сосредоточенность, самоотречение.]

Рис. 3. Сбрось свои одежды, женщина! Сбрось их!

[Магическая сила и песнопение Миде имеют власть не только над промысловым зверем или над жизнью и здоровьем людей. Они покоряют также их души, побеждая стыдливость и нерасположение женщин. Индейцы твердо убеждены в том, что сила магических заклинаний не только может заставить женщину последовать за мужчиной, к которому она прежде испытывала антипатию, но и довести ее до такого исступления, что она сбросит одежды и устремится к мужчине, которого раньше ненавидела. Эти магические средства сильнее, чем те чары, которые приписываются суеверными англичанами различным феям. И, чтобы заколдовать человека, совсем не требуется дотронуться каким-нибудь растением до его тела, как приходится делать нашему лешему. Магические средства индейцев действуют на расстоянии.]

Рис. 4. Кто созывает людей? Я тот, кто вас созывает!

[Здесь воздается хвала гостеприимству, ибо наибольшим почетом пользуются у индейцев люди, чаще всех созывающие к себе соседей на пир.]

Рис. 5. Этим магическим средством я могу все «подстрелить». Даже собаку могу я им убить.

Рис. 6. В твое сердце стреляю я, мужчина, в твое сердце.

[Речь может идти как о мужчине, так и о самце болотного лося.]

Рис. 7. Я могу подстрелить снежного нырка.

[Снежный нырок – самая редкая птица; чтобы ее подстрелить, требуется особая сноровка. Эти слова просто означают, что певец может убить любую дичь. Охотничье искусство считается самой высокой добродетелью, более высокой, чем стойкость в страдании или самопожертвование женщины и даже чем восхвалявшее еся в начале песни гостеприимство.]

Рис. 8. Друзья мои!

[Сидящая фигура с поднятыми руками означает, что этот человек обращается к своим друзьям. Но что именно он говорит, никто из индейцев уже не помнит. Это свидетельствует о том, что такого рода пиктографическое письмо не передает дословного текста. Чтобы понять запись, нужно уметь ее истолковать согласно сложившейся традиции.]

Рис. 9. Я раскрываю свою волчью шкуру, начинается битва насмерть.

[На рисунке изображена волчья шкура, используемая в качестве «священной связки». Когда ее раскрывают, кто-то должен умереть.]

 

Песня, исполняемая при применении охотничьей магии, реже при отправлении обрядов общества Мидевивин

Рис. 1. Я пожелал родиться. Я родился и создал всех духов.

Рис. 2. Я создал духов!

[Два первых рисунка служат как бы введением к этому длинному культовому песнопению, считающемуся особо священным, изображая На-на-буша заступником людей и посредником между ними и Великим духом. Они направляют мысли поющих к началу всех времен, когда На-на-буш, это таинственное и могучее существо, выразил желание принять образ человека. На втором рисунке На-на-буш изображен с гремучей змеей в руке и говорящим о себе как о творце – Мани-тоаге. Индейцы дают своим невидимым духам такие же названия, как и низшим пресмыкающимся. Поэтому не известно, о чем идет речь в данном случае: о сотворении ли На-на-бушем духов, стоящих выше человека, или только о создании змей, насекомых и других мелких животных, которых обычно называют мани-тоаг.]

Рис. 3. На-на-буш уселся. Его огонь горит во веки веков.

[На этом рисунке изображен На-на-буш, видимо, в главной своей роли друга и защитника человечества. Он нарисован сидящим на земле. Огонь у северных индейцев – символ мира, счастья и изобилия. Когда одна локальная группа готовится к нападению на другую, индейцы говорят: «Мы идем гасить огонь врагов». Итак, «вечный огонь» На-на-буша символизирует его могущество, свидетельствует о том, что он независим и всегда счастлив. В примитивном изображении сидящей фигуры На-на-буша можно обнаружить сходство с азиатским божеством Исвара или Сатиаврата, которое в мифологии восточных народов связано с легендой о всемирном потопе. Так же, как Ной, Сатурн и Исвара, На-на-буш, по представлениям индейцев, спас от гигантского наводнения тех животных и те растения, которые позднее оказались полезными для человека. Часто цитируемые индейцами разговоры На-на-буша с животными относятся к тому легендарному времени, когда люди и звери еще говорили на одном языке. Отсюда напрашивается, несомненно имеющая основание, догадка, что многочисленные боги и богини Древнего Рима, современные вараны восточных народов и мани-тоаги индейцев были первоначально лишь олицетворением сил природы, и прежде всего солнца. Сходство между алгонкинским божеством На-на-бушем, с одной стороны, римским Сатурном и санскритским Сатиавратой или Исварой – с другой, проявляется и в том, что все они изображаются со змеей, которую держат либо в руке, либо, как некоторые римские статуи, во рту.]

Рис. 4. Даже когда вы говорите обо мне плохое, вы остаетесь моими друзьями, моими друзьями.

[На этом рисунке первоначально изображалось приапаическое божество. [Приап – бог полей, садов и чувственных наслаждений в древнегреческой мифологии. – Ред.] Теперь на нем изображен человек, вступивший в беседу. Круг над его головой, доходящий только до плеч, означает, что он находится под защитой и покровительством сверхъестественных сил. При их поддержке он успешно борется с людьми, которые распространяют о нем клевету или стремятся лишить его жизни при помощи магии.]

Рис. 5. У меня есть много различных снадобий, чтобы уложить медведя.

[Охота имеет самое важное значение в жизни индейцев и поэтому играет большую роль и в их культовых ритуалах. Единственная цель этих обрядов – обеспечить средства к существованию и преодолеть различные человеческие слабости. Самая большая милость, о которой просят индейцы в своих молитвах, – это спасение от голода. Поэтому юношам разрешается петь такие песни и прибегать к охотничьей магии только в случаях крайней нужды.]

Рис. 6. Я думаю о тебе и о том, что ты пользуешься ве-нис-це-буг-гуном. Вот что я думаю о тебе.

[Обыкновенный душистый барвинок, который изображен на рисунке, высоко ценится индейцами как магическое снадобье. Его называют ве-нис-це-буг-гуном, это название произошло от слов ве-не-сик (душистая береза) и буг-гун (в сложных словах означающее «лист»).]

Рис. 7. То, что я беру, – это кровь. Вот что я беру!

[Изображены лежащий на земле медведь и рука, проникающая в его тело, чтобы взять кровь. Рисунок, видимо, означает, что молитва, произнесенная перед охотой с применением магии, услышана и дичь убита. Поэтому нужно немедленно принести жертву божеству. Делается это так: зачерпывают рукой немного крови и выливают ее на землю, либо разбрызгивают пригоршню крови, поворачиваясь к каждой из четырех стран света.]

Рис. 8. Теперь у меня есть еда!

[Эти слова самостоятельного значения не имеют; иногда их присоединяют к концу предыдущей фразы, чтобы удлинить ее звучание. На рисунке изображен истощенный голодный человек, который молился о еде, получил ее и теперь утоляет свой голод.]

Рис. 9. О духи, я накрываю свою голову и ложусь спать.

[Человек покрывается одеялом. Его молитва услышана. Его потребности удовлетворены, и он сообщает духам, что намеревается отдохнуть.]

Рис. 10. Я наполняю свой котел для духа.

[Изображена палатка охотника. В подвешенном котле лежит сердце животного, убитого на охоте с применением магии. Его может съесть только мужчина-охотник. Если бы съесть сердце или выпить кровь отважилась женщина, то, по верованиям индейцев, это святотатство непременно навлекло бы изнурительную болезнь или внезапную смерть. То же самое произошло бы, если бы к сердцу животного прикоснулась собака. Такова магическая сила животного. Индейцы утверждают, что кожа женщины, нарушившей это правило, якобы чернеет, она утрачивает свою красоту и становится безобразной. Ее потемневшее лицо покрывается нарывами.]

Рис. 11. Задолго до того, как я прилег, в далекие времена вы уже были здесь, о духи!

[Ползущая по земле змея – символ старой женщины, мифологической праматери человечества Ме-сук-кум-ме-го-квы, которой На-на-буш некогда передал на благо людям все коренья, растения и другие магические снадобья, происходящие из земли. Тогда же ей было приказано никогда не покидать своего жилища и вручать все хранящиеся в ее груди сокровища людям, как только они ее как следует попросят об этом. Поэтому знахарь, намеревающийся взять из земли какое-нибудь снадобье, необходимое для магии, должен сначала обратиться к Ме-сук-кум-ме-го-кве с ритуальной просьбой.]

Рис. 12. Я открываю тебя для медведя, я открываю тебя.

[Эти слова произносит уже сама Ме-сук-кум-ме-го-ква, которая вручает охотнику магические снадобья для охоты на медведя, то есть наделяет охотника способностью убить медведя.]

Рис. 13. Этот дух появился с неба и с земли. Две черты означают начало пляски.

Рис. 14. Я приношу вам успех, ибо духи помогают мне.

[Эта фраза поется дважды.]

Рис. 15. Перо приносит успех, перо!

[Эта фраза тоже поется дважды. Если охотник уходит далеко от своей палатки и у него нет под рукой куска коры, чтобы нацарапать на ней магические знаки, «нацеленные» на зверя, то в этом случае он насыпает на землю немного золы из своего костра. Затем он разравнивает золу и рисует на ней контуры животного и «втыкает в сердце» перо, которое поджигает. Сгоревшее дотла перо приносит охотнику успех.]

Рис. 16. Кто же дух? Дух – тот, кто странствует по земле со змеей.

[Это изображение напоминает На-на-буша, показанного на рис. 2, стр. 347. Здесь этот посредник между людьми и Великим духом и изображен, вероятно, в том виде, в каком был изгнан своим отцом, повелевшим ему «жить с самым низменным, что есть на земле». Эта легенда из алгонкинских преданий о ссоре На-на-буша с Великим духом напоминает одну из главных доктрин христианской религии.]

Рис. 17. Ну, теперь давайте есть, дорогие женщины. Теперь Я говорю вам – вы должны есть.

[Фигура с открытым ртом и раздувшимся животом, видимо, благодарит высшие силы за посланную пищу.]

Рис. 18. Эту желтую охру я хочу испробовать.

[О-нум-мун – желтая земля, встречающаяся во многих местах, особенно на одном из притоков реки Иллинойс, который поэтому и назван индейцами О-нум-мун-си-бе, считается сильным магическим снадобьем. Обожженная на огне, эта земля становится красной. Человек на рисунке держит мешочек с такой землей.]

Рис. 19. Теперь я хочу испробовать свою птицу. Я уже часто пользовался ею и иногда добивался успеха.

[На рисунке изображено чучело птицы, в которой хранится магическое снадобье певца. Он хочет испробовать магическую силу не чучела, а своего снадобья.]

Рис. 20. Я могу добыть любую дичь, потому что мне помогает громкоголосый гром. Любую дичь могу я убить!

[Большая птица, открытый клюв которой символизирует силу ее голоса, – сверхъестественное существо. Она живет в облаках и голос ее – гром. Крик этой птицы вызывает ветер, дождь или благоприятную для охоты погоду.]

Рис. 21. Я добуду медведя! Я возьму его сердце!

[Сердце и кровь медведя, убитого на охоте с применением магии, обещают принести в жертву духам.]

Рис. 22. Гремучая змея шумит у кольев моей палатки, гремучая змея шумит.

[Зависть других охотников – постоянная причина споров и распрей между индейцами. Поэтому певец утверждает, что гремучая змея, заранее оповещающая о любой опасности, своевременно предупредит его о затеваемых кознях. Жизнь певца охраняют духи, и он не боится своих врагов.]

Рис. 23. Четыре палочки, которыми пользуются при исполнении этой песни, принадлежали некогда одному человеку из племени шауни. Когда ими ударяли друг о друга, звук раздавался по всей стране.

[Человек, изображенный на рисунке, держит в правой руке четыре нах-о-бох-е-гун-нуна, то есть палочки, на которых записан текст песни. Некий человек из племени шауни обладал когда-то правом зачинателя ритуала, а затем передал его оджибвеям. Первоначально текст песни, видимо, на этом заканчивался; последующие пиктографические записи заимствованы из других песен.]

Рис. 24. Я поднимаюсь из глубин, я спускаюсь с высот, я вижу духа, я вижу бобров.

[Дух, к которому обращены мольбы перед охотой с применением магии, столь могуществен, что не только знает, где находятся звери, обитающие на земле, но и может сам их создать, если нуждающиеся в пище люди хорошенько его об этом попросят. Дух даже заставляет зверей выйти из земли.]

Рис. 25. Я могу вызвать восточный ветер и заставить его гулять по всей земле.

[Эту фразу повторяют четыре раза, заменяя название ветра на северный, западный и южный. Это означает, что дух может вызвать любой ветер, благоприятный для исхода охоты. Он распоряжается погодой и может повлиять на стихии так, как это нужно человеку, обладающему мощным магическим снадобьем, то есть молящемуся. Поэтому отпадает необходимость наблюдать за ветром и небом, когда отправляешься на промысел с применением охотничьей магии, веруя в силу духов. Круг на рисунке изображает видимый горизонт. Индейцы не знают, что земля круглая, и не верят, когда их в этом убеждают.]

Рис. 26. И вот я сел там, и земля надо мной и подо мной внимала мне, пока я там сидел.

[На этом рисунке опять изображен сидящий на земле На-на-буш, каким он показан на рис. 3. Это означает, что все участники культового обряда, который длится почти целую ночь, должны неподвижно сидеть на своем месте и внимательно слушать певца, тоже соблюдающего это правило. По окончании песнопения певец встает и, не обмолвившись с присутствующими ни единым словом, покидает палатку.]

Рис. 27. Я заставляю медведя ползать, я заставляю его ползать.

[Это, видимо, означает, что охотник благодаря силе своей магии и молитвам может заставить ползти медведя или какого-нибудь другого зверя, то есть поразить его. Интересно, что медведя в культовых песнях никогда так не называют, а дают ему описательное название че-ман-дук.]

Охотнику требуется целых два года, чтобы в редкие часы досуга выучить песню. За обучение он должен заплатить своему учителю много бобровых шкурок.

Один оджибвей из деревни Вас-вау-гун-нинк впервые исполнил песню перед локальной группой, к которой принадлежал м-р Теннер. Наш автор и его неродной брат Ва-ме-гон-э-бью заплатили этому человеку (по имени Ке-цха-шуш) за его магические снадобья значительные суммы. Завязавшаяся в связи с этим ссора закончилась, как мы знаем из рассказа, тем, что Ва-ме-гон-э-бью убил Ке-цха-шуша (в повести Теннера он назван Ке-цха-цхунсом). Некоторые оджибвеи, живущие в районе реки Ред-Ривер, верят, что эта песня и связанные с ней магические снадобья могут вызвать чудо. Рассказывают, например, что один охотник, распевавший магическую песнь в течение четырех суток, провел по деревне Вас-вау-гун-нинк живого болотного лося в состоянии такого оцепенения, что совершенно здоровое животное даже не делало попыток к бегству. Такого рода фантастические истории напоминают нам о магической силе, которая приписывалась древними греками музыке Орфея и стихам легендарных рапсодов.

Отметим еще один распространенный у индейцев охотничий обычай, хотя он не имеет никакого отношения к приведенной выше песне. Происхождение его, как и многих других обычаев, неизвестно, но смысл, видимо, состоит в том, чтобы побудить охотников к проявлению самого широкого гостеприимства и сделать добычу всеобщим достоянием локальной группы, к которой они принадлежат. Обычай этот таков: каждый возвращающийся с охоты мужчина, как бы длительна и трудна ни была его охота и в какой бы нужде ни находилась его семья, должен бросить свою добычу к ногам первого встречного (даже если это будет мальчишка, бегающий близ стоянки или деревни). Чтобы обойти этот обычай, охотники часто оставляют свою дичь на том месте, где они ее убили, и позднее посылают за ней женщин или же сами подносят добычу на такое расстояние от стоянки, на каком рассчитывают не встретить людей. Там он прячет добычу и идет домой. Даже если охотник приносит дичь, не употребляющуюся в пищу всей общиной (например, бобра, выдру, куницу и др.), он должен соблюдать этот обычай.

Алгонкинское божество На-на-буш, напоминающее индусского Исвару и римского Сатурна.