Покрыта травою, пустыная, дика, Широко тянулась степная поляна, В одежде печальной седого тумана. С журчанием тихим катилась река. По ней умирающий лебедь несется, И жалоба громко его раздается. Ужь полдень; томительно ветер степной Шумит в тростниках, и скользя над волной Склоняет головку лилеи речной. Вдали подымалися синие горы, И снежных вершин их сверкали узоры; И бледен и холоден был небосклон; Плакучая ива росла одиноко, И слышался ветра в ветвях ее стон; Рябилися волны; над ними высоко Играючи ласточка вольно летит; И тиной канава покрытая спит, Болотную зелень прорезав далеко; И радужной краскою тина блестит. И странною радостью скрытой в печали Наполнил окрестности лебедя стон, То с полною ясностью слышался он, То тихим роптанием стоны звучали И к небу взлетал замирающий звук, И дикого лебедя гимн погребальный То трелился слабо мелодией дальней, То снова яснел приближаясь. Но вдруг Послышался песни ликующий звук, В слиянии смелых и странных созвучий. Так шумно народ торжествует могучий, При звоне литавры и арф золотых, И гул неумолчный восторгов живых Из тесной столичной ограды несется В долины, где пастырей песнь раздается, Когда отдохнув от работы дневной, Любуется пастырь вечерней звездой. И влажные мхи, и ползущие травы, И ветви плакучия ивы седой, И зыбь тростниковая тихой канавы, И берег звенящий, размытый волной. И цвет серебристый болотных растений В прудах и заливах пустыни немой, — Все залито было волной песнопений.