...Дибаев, прибыв в аэропорт и пройдя регистрацию в Зале официальных делегаций, стал непрерывно набирать номера телефонов своих парней, оставленных в лесу с Калениным. Но они не отвечали. Это было странным. Ну не могли же они – два профессионала – упустить этого трясущегося от страха Беркаса? Им всего-то и надо было привезти его в его же автомобиле на шоссе. Дальше все должен был сделать Марк. Сначала застрелить из генеральского пистолета Каленина. А потом поставить рядом Range Rover, в котором обнаружат тело застрелившегося из этого же пистолета Удачника. Излишне картинно, но вполне возможно...

Марк? Он нужен, чтобы лишнего ребята Дибаева не следили. Этот никуда не побежит. У него руки – по локоть в крови. А дней через пять с ним поговорят как надо.

Что делали на Можайском шоссе Каленин и Удачник? А Бог их знает! Может, Каленин намеревался шантажировать Удачника после того, как сорвалась его попытка прорваться к Президенту? Чем не версия? Теперь уже пусть ФСБ свои версии выдвигает. Главное – все потенциальные свидетели мертвы... Мертвы?

Дибаев не мог подавить чувство беспокойства, не пропадавшее даже после пятой порции виски.

Он уже в который раз набирал поочередно номер одного, а затем другого своего телохранителя. Гудки шли, но ему никто не отвечал. И вдруг после очередного набора где-то на пятом сигнале в телефоне раздался щелчок и мужской голос ответил: «Слушаю». Дибаев не был уверен, но ему показалось, что он слышит голос Каленина. Он затаился и молчал. Мужчина на другом конце провода тоже вслушивался в дыхание собеседника. В эту секунду по громкой радиосвязи в зале ожидания прозвучало: «Внимание! Пассажиры, вылетающие в Лондон, приглашаются на посадку. Пассажиры...» Дибаев хлопнул по кнопке отбоя и в полной растерянности посмотрел на свой мобильник. Да, номер правильный, но при чем тут Каленин? Мистика какая-то...

Дибаев взял на паспортном контроле свой паспорт и двинулся к двери, означавшей формальное пересечение границы. Когда до выхода оставалось два шага, он услышал, как в кармане задергался мобильник.

Дибаев осторожно поднес трубку к уху.

– Ну что, Николай Алексеевич, в Лондон драпаете? Номер ваш, разумеется, не высветился. Но в телефоне, оказавшемся у меня в руках по чистой случайности, вы обозначены в списке контактов словом «шеф». А тут еще это объявление о вылете в Лондон... Нельзя было не догадаться, что это вы названиваете и беспокоитесь о судьбе своих подручных. Как там их, Женя и Гена?

Дибаев молчал, все более отчетливо понимая, что если он в течение часа не улетит в Лондон, то ему грозит тюремная камера, в которой он проведет не одно десятилетие. Не только «заговор», но и уголовку докажут с помощью Беркаса как дважды два.

Беркас жив! Как это могло случиться, он не понимал. На его глазах, связанного по рукам и ногам, Каленина потащили к автомобилю... Как он мог спастись?

Как бы читая его мысли, Каленин сказал:

– Жив я, как видите! Хотите узнать, как это случилось? Оставайтесь, расскажу. А если улетите, я найду вас в Лондоне и непременно поделюсь опытом, как можно вырваться из лап таких головорезов, как ваши. Кстати, они уже на пути в милицию, упакованные по всей форме... Оказывается, под дулом пистолета они совсем не герои. Побросали свои пушки, а один даже натурально наделал в штаны. Прямо как я... – После короткой паузы Каленин неожиданно спросил: – Судьба вашего друга, Удачника, вам интересна?

Дибаев по-прежнему напряженно молчал.

– При случае расскажу, как все было. Но вот что важно: все получили то, что заслуживали. Кроме вас, Дибаев. Это плохо, но поправимо, и у вас все впереди... Я о вас позабочусь!

Кто-то тронул Дибаева за плечо, отчего он так сильно вздрогнул, что милая девушка в форме офицера-пограничника испуганно отскочила от него.

– Простите, ради Бога! Но вы опоздаете на самолет. Посадка заканчивается.

...Самолет начал снижение. Через полчаса посадка. Дибаев вдруг почувствовал, что по его щекам бегут слезы. Он остро ощутил, что уже никогда не вернется в страну, где родился и вырос. Николай Алексеевич попросил еще виски, выпил залпом полстакана. Украдкой достал заветную фляжку и еще добавил.

Потом вынул из внутреннего кармана роскошную авторучку, цена которой была сравнима со стоимостью неплохой иномарки, и, размазывая пьяные слезы, сорвал с подголовника салфетку и без единой помарки написал на ней расплывавшимися чернилами:

Год от года, ступенями лет — Яркий подвиг с утра и под вечер. И веселую душу калечит Непомерное бремя побед. Мчит по жизни, удачей храним, А за ним – сумасшедшая слава, И великая смотрит держава С восхищеньем за сыном своим! И уже оробел супостат, Он мечом не царапает ножны, И над ним покуражиться можно, И знамена нести на парад. Он для подвига, видно, рожден, Хоть умеет в тени оставаться, Но за славой его не угнаться, Даже этим, кто рядом с вождем... Ах, как славно сложилась судьба: Он поверил, что прав неизменно, Что кругом невозможна измена, Что любая победа люба, Что его обожает народ, Что вожди его верность оценят, Что он лучший из лучших и бремя Победителя он донесет! Только вот незадача: народ Ненавидит героя до рвоты. И хохочут вожди до икоты В миг, когда он на битву идет. Только вот закавыка: враги Разучились героя бояться И хотят до победы сражаться И настроить на битву других. Нет уж сил на литавры и пир... И герой наш, к победам привычный, Возвращается к жизни обычной. И теперь он обычный банкир... По утрам отобьет кофейком Горький привкус полночного виски: Он не ведал, что рухнет так низко, Что в ночи будет плакать тайком. Он напьется портвейна в обед, Перепутает утро и вечер И психушку себе обеспечит И о славе утраченной бред...

Максим Теплый, 2 марта 2008 г.

Калужская область – Москва