Москва

Научно-фантастический рассказ

Поощрен на конкурсе

Техника — молодежи № 10, 1962

Рис. Ю. Случевского

Когда Евита подошла к академии, в небе появились первые звезды. Евита увидела, как поворачивался купол главного демонстрационного зела, и поспешила к лифту Ровно в 21.00 она заняла свое место у смотрового окна. Там, за толстым стеклом, посреди большого круглого зала с невидимыми стенами, находился «Сын звезд», как называли теперь ее Данта. Его называли еще «Первым человеком»: он весь был в прошлом, таком немыслимо далеком, что это прошлое трудно было представить даже им, людям с неумирающей памятью.

— Бессмертная память! Стоило ли делать это открытие? — Девушка прищурила глаза и тряхнула головой, чтобы прогнать мысль, недостойную людей ее эпохи.

С некоторых пор где-то в глубине ее сознания стало зарождаться сомнение в необходимости величайшего открытия — наследственной памяти. Она понимала: нелегок был путь к этому. Свыше ста лет ученые стучались в двери тайны наследственности, стараясь узнать, почему десятки признаков отца и матери передаются детям, внукам и правнукам. А когда тайна была раскрыта, встал другой вопрос: приему каждый рождающийся человек представляет собой «чистый лист бумаги» и должен снова учиться всему, чему учились родители?

После долгих усилий в аккумуляторных клетках коры головного мозга были обнаружены инертные очаги наследственной памяти: их научились возбуждать электроимпульсами с частотой импульсов родителей. Память человека с тех пор стала бессмертной…

Купол раскрылся, и зал озарился мягким фиолетовым светом, шедшим, казалось, от звезд. Опутанное проводами вращающееся кресло, стоящее посреди зала, было пустым. Обстановка была прежней, но цвета — новыми: невесомая белая ротонда окружена желтолиственными растениями, — на зеленый прибрежный песок набегали оранжевые волны моря. Художники-фантасты изощрялись в выдумке, пытаясь угадать облик никогда не виденного ими другого мира.

Свет стал ярче, а звезды— бледнее. Вошел Дант. Он подошел к креслу и долго смотрел на плескавшиеся у его ног янтарные волны. Потом он сел и сразу же у кресла вырос доктор Владислав Горн. Он быстро опустил на голову Данта шлем с системой датчиков и неслышно удалился. Свет снова померк.

Привычным движением обеих рук Евита укрепила на голове контакты цереброна. Она знала, что то же самое сейчас сделали десятки ученых, сидящих в демонстрационном зале. Они так же, как и Евита, с помощью церебронов могли «слышать» и «видеть» мысли и воспоминания Данта.

В зале стало тихо. Дант остался наедине со звездами и своими мыслями. Он неподвижно полулежал в кресле и смотрел на небо. Его взгляд останавливался обычно на Веге, и он, не Отрываясь, смотрел на нее весь вечер, пока не вспоминал что-то. Тогда Дант закрывал лицо руками и выкрикивал непонятные слова, а иногда, сбросив шлем, метался по воображаемому берегу.

Сегодня его мысли были бессвязны. Цереброны передавали отрывочные образы желтолиственного парка, оранжевого моря и бесконечные картины зеленого прибрежного песка. Ни Онико, ни ее отец не появлялись. Евита проверила исправность прибора. Сейчас доктор Горн прикажет ей подойти к Данту, чтобы «настроить его память». Она уже собралась перевести верньер усилителя биотоков с приема мыслей Данта на передачу ее собственных, чтобы вызвать в его сознании нужные воспоминания. Но Горн молчал.

Евита невольно стала мысленно перебирать те немногие случаи, когда при возбуждении наследственной памяти оживали нежелательные воспоминания родителей и их предков. Сознание этих людей по каким-то непонятным причинам ослабляло контроль над памятью предков. С каким состраданием наблюдала она за высокомерным немецким юношей Карлом, который вдруг начинал требовать, чтобы ему оказывали царские почести. А горец Джават. Он обнаружил неудержимое желание воевать и требовал оружие. Совсем юный американец Сэм, оказывается, не мог жить без вина и объяснял свою страсть к напиткам тем, что жизнь, по его мнению, коротка и нужно прожить ее весело. Но подобные аномалии легко устранялись здесь, в Академии инертной памяти.

А вот с Дантом произошел совершенно исключительный, небывалый случай. В день нравственного совершеннолетия его память, как и память всех других юношей и девушек, окончательно зафиксировали, чтобы оградить от регенерации в будущем нежелательных воспоминаний.

Именно в этот день Евита впервые заметила перемену в своем друге. Это случилось на берегу Московского моря, куда они пришли купаться. Дант стал задумчив, словно пытался что-то вспомнить, долго и пристально всматривался в нее, Евиту. Потом вдруг спросил изменившимся голосом:

— Моя Онико?

— Твоя новая знакомая? — спросила Евита.

Но Дант не слышал вопроса, взгляд его был отсутствующим.

А потом стало ясно: третья фиксация памяти вызвала нежелательную реакцию. Тогда всю подкорковую часть мозга Данта подвергли резонансному воздействию — это всегда приводило к положительным результатам. С Дантом случилось обратное: он совершенно забыл родную речь и стал говорить на незнакомом языке. По ночам он выходил на балкон, подолгу смотрел на звезды, что-то говорил и говорил, протягивая к ним руки. Его речь записали, но она долго не поддавалась расшифровке. Решили записать на ленту его зрительные воспоминания. И только после объединения данных электронно-аналитические машины разгадали язык Данта…

Евита услышала голос Горна:

— Даем обратную настройку памяти.

Сейчас на Данта будут воздействовать его же воспоминания, записанные ранее: Горн все пытается подвести мысли юноши к черному свету, о котором Дант упоминал не раз.

…Евита снова почувствовала себя летящей среди звезд. Потом движение замедлилось. Она приближалась к двойной звезде, фиолетовой и черной. Погасшая черная звезда быстро вращалась вокруг фиолетовой. Но зрительное воображение миновало их и устремилось к ближайшей планете, окутанной оранжевой дымкой. Было заметно, что планета обращена к своему светилу одной и той же стороной, ее ось лежала в плоскости эклиптики Цефеиды. Воспоминания Данта застыли на прибрежной равнине, у границы дня и вечной ночи. Из покрытого окалиной корабля вышли отец и сын. Мальчик с удивлением смотрит на леса, на солнце и море. Наверное, он родился в космосе и ничего еще не видел, кроме корабля. Еще больше удивляют ребенка ветры, приносящие из темноты горячие, как пар, туманы.

— Почему они горячие? — спрашивает мальчик. — Ведь там должен быть космический холод.

— Их нагревает черный свет, — отвечает отец.

Видимо, это было первым и наиболее ярким воспоминанием Данта.

Потом в сознании всех, кто был вооружен церебронами, возникали смутные образы людей планеты, смерть отца, девичье лицо— лицо Онико.

Но чаще всего Дант вспоминал последние дни пребывания на планете двойной звезды. Вот и опять то же самое…

…В сумерках начавшегося затмения фиолетового солнца вдоль берега идет юноша. Волны докатываются до его ног, обутых в легкие сандалии. Он приближается к светлому зданию на опушке леса — высокой ротонде, плоская крыша которой покоится на невесомых ажурных колоннах. Юноша кого-то ждет. Наконец перед ним возникает еле уловимое видение. Это девушка, то ли действительно полупрозрачная, то ли ее облик ослаблен смутными воспоминаниями.

Она молча смотрит на юношу. Когда огромный черный диск заслонил все солнце, тело девушки начало обретать краски.

— Тебе не холодно, Сын звезд? Ты всегда носишь этот непонятный плащ? — спрашивает она.

— Я уже говорил: это обычай людей моей планеты.

— А почему тебе не нравятся наши обычаи?

— Я не могу привыкнуть к ним. Странные вы: бодрствуете ночью, спите днем.

— Это ты странный. Сын звезд, — тихо смеется девушка. — Одинаковый и днем и ночью. И нашего солнца не боишься. Мы разные с тобой, — уже печально говорит Онико. — Отец сказал, что ты из другой материи. Это правда? И почему ты не хочешь остаться у нас? После купания в лучах черного света ты станешь таким же, как мы.

— Я еще не видел себе подобных. Я вижу их только во сне, слышу их голоса. Они зовут меня. Я найду свою планету среди заезд. Отец научил меня понимать звездные карты и управлять кораблем.

Онико некоторое время молчит, лотом произносит с упреком:

— Ты говорил, что мы не расстанемся.

— Да, и я пришел, чтобы взять тебя на корабль. Мы улетим к моему ласковому солнцу.

— Это невозможно. Отец говорит, что я никогда и нигде не смогу стать такой же, как ты. Черный свет у вас слабее, и меня убьет белый.

Снова наступает молчание. Приближается рассвет, и девушка с беспокойством смотрит на небо.

— Скажи, ты твердо решил лететь? — дрогнувшим голосом спрашивает она. — Да? Тогда обними меня, черная звезда уже открывает солнце.

Когда солнце осветило планету, на полу ротонды лежала Онико. Она была мертва.

Потом видение исчезло.

…Сложное чувство переживала Евита всякий раз, когда ей приходилось просматривать и прослушивать далекие воспоминания любимого человека. Она понимала: память Данта живет в далеком прошлом, что это воспоминания его предка — безвестного астронавигатора, занесенного на планету двойной звезды.

Кто был этот человек? На какой планете он встретил Онико и откуда прилетел туда?

По отрывочным воспоминаниям Данта Евита знала конец этой печальной истории. Отец Онико подверг дочь и юношу облучению черным светом. И Онико была спасена, но с тех пор Сын звезд уже не видел любимую.

В церебронах раздался голос Владислава Горна:

— Сын звезд, вспомнил, что ты узнал о черном свете?

Память Данта молчала.

Потом Горн вызвал Байту к себе.

Ученый сидел в кресле. Он выглядел усталым, на гладко выбритой голове краснели отпечатки, оставленные контактами цереброна. Пытливо взглянув в глаза девушки, Горн пригласил ее сесть в кресло напротив. Горн редко удостаивал своих ассистентов такой чести, и Евита решила, что разговор будет необычный.

— Память Данта утомлена, — растягивая слова, сказал Горн. — Я решил расслабить узлы аккумуляторных клеток его памяти и затем… — доктор сделал паузу и отвел от девушки взгляд, — прибегнуть к самому сильному средству. Этот эксперимент я берег до самой последней минуты.

Девушка решила спросить:

— Вам не кажется, доктор, что наши эксперименты противоречат формуле Красоты Человека?

— Я понимаю и разделяю ваши чувства, Евита, — сказал Горн после долгого молчания. — Но нельзя забывать, что этот нравственный кодекс указывает на возможность достижения человеком еще и Высшей Красоты: когда человек совершает подвиг во имя всего общества.

— Добровольно, — заметила Евита.

Горн поднялся с кресла.

— Да, добровольно, — подтвердил Горн. — Дант дал свое согласие на этот эксперимент.

— Дал согласие? — от удивления Евита даже привстала с кресла. — Когда?

— Давно.

— Ничего не понимаю. Не хотите ли вы сказать, что…

— Вот именно. Данта начали тревожить странные воспоминания уже после второй фиксации памяти.

Евита не сразу справилась с волнением и растерянно смотрела на Горна. А доктор продолжал:

— Конечно, он воспринял их как воспоминания совсем другого человека. Но Дант сам заинтересовался проблемой черного света и просил «обязательно вырвать из его памяти эту тайну». Он добровольно сделал шаг к Высшей Красоте.

— И больше он ничего не сказал?

Горн понимающе улыбнулся. Он подошел к пульту и включил настенный экран. Свет в помещении погас.

Евита увидела Данта — здорового, молодого. Он сидел в том кресле, в котором сидела теперь она сама. На его голове был цереброн, и он, видимо, просматривал «показания» своей памяти. Рядом с ним стоял Горн. Потом юноша убрал контакты и задумался.

— Это странно, доктор, как непонятный сон, — сказал Дант, проводя ладонью по лицу. — Откуда же он летел, с планеты двойной звезды Эпсилон Лиры? — продолжал размышлять вслух юноша.

Дант тряхнул головой, словно прогоняя сон.

— Вы обратили внимание, Дант, на слова «черный свет»? — серьезно спросил доктор Горн. — В них заключен большой смысл. Случайное расстройство вашей памяти приблизило нас к великому открытию. Что нам было известно до сих пор о черном свете? Только то, что это лучистая форма отрицательной энергии. Без черного света вся вселенная утопала бы в белом, поскольку звезд и галактик бесконечно много. Это было известно ученым еще в середине XX века. Вот, смотрите. — Горн подошел к пульту и включил огромный проектор.

Перед Дантом развернулась поражающая воображение картина мироздания — действующая модель вселенной. Сначала в непроглядной тьме клокотал раскаленный сгусток материи. Грандиозность происходящего усиливала музыка, вызывающая дрожь неистовством низких регистров. Представление о непостижимых размерах клокочущего клубка вещества возникало позже, когда он, взорвавшись, образовал мириады брызг-галактик, которые стали разлетаться во все стороны, все ускоряя свое стремительное движение. Вот они достигают скорости света, взрываются и становятся невидимыми, слившись с окружавшим их мраком.

— Галактики преодолели световой барьер, и вещество превратилось в черное излучение, — говорит Горн. — Масса вещества изменила свой знак, и черный свет заполнил все межгалактическое пространство вселенной.

Потом на экране стал разворачиваться обратный процесс, процесс интеграции: из «ничего», из квантов черного излучения возникали межзвездная пыль и газ, которые, уплотняясь, образовывали особые звезды и целые галактики.

— Так происходит круговорот двух видов энергий! — заметил Горн.

— Значит, формула черного света мало чем должна отличаться от формулы материи, справедливой для всей вселенной? — опросил юноша.

Дант поднялся из кресла и в волнении заходил по залу.

— Я так понял вас, что черный свет пребывает не где-то в бесконечности, а находится вокруг нас?

— Да, — ответил Горн. — И это столь могущественный и неиссякаемый источник энергии, что по сравнению с ним наша ядерная энергия представляется дорогостоящей детской забавой. Черный свет — без всяких проводов! — будет питать любой город, где бы он ни находился. С помощью черного света можно передвигать планеты. Он поможет решить дав важнейшие проблемы межзвездных полетов: проблему горючего для кораблей и их защиты от метеоров и космической пыли при субсветовых скоростях.

— А вы уверены, что черный свет играет решающую роль в суточных изменениях живых организмов планеты двойной звезды?

— По-моему, люди той планеты научились использовать черный свет прежде всего как источник энергии, сумели побороть космический холод на другой стороне планеты и тем самым спасти ее атмосферу. Возможно, что они сами повернули свою планету одним полюсом к солнцу, поскольку вращение потухшей звезды создает им полную картину чередования дня и ночи, не допуская перегреве одной стороны планеты. — Горн сделал паузу и повторил свой вопрос: — Можете ли вы помочь нам раскрыть эту тайну?

— Снова обрести память Сына звезд? — спросил Дант.

Он подошел к Горну и протянул ему руку.

— Как вы могли сомневаться в этом! Я готов участвовать в любых экспериментах. Я горжусь, что могу принести пользу науке. Охотно вручаю вам себя. Только позвольте мне сначала увидеть Евиту, я…

— Нельзя, вы рассеете свою память.

Горн выключил экран, включил освещение и внимательно посмотрел на Евиту.

— Почему вы не сказали мне об этом раньше?

— Откровенно говоря, я не ожидал, что эксперимент займет столько времени.

— Что я должна сделать? — спросила девушка.

— Нам нужно сосредоточить память Данта на встрече с отцом Онико, когда тот увидел тело дочери в ротонде. Есть основание предполагать, что именно в этот момент между ними происходил разговор о черном свете. Сын звезд упорно избегает этого воспоминания. У него есть основания бояться самого упоминания о черном свете, разлучившем его с Онико… Вы мне как-то говорили об одном хорошем вечере, проведенном вместе с Дантом на лесной поляне. Мы сообщим вашему биоизлучению большую мощность, вы подойдете к Данту и будете настраивать его память этими воспоминаниями Это тоже шаг к Высшей Красоте, Евита.

— Хорошо, — сказала девушке. — Когда будет сеанс?

— Завтра. За сутки мы сумеем успокоить его нервы. И вам, — ласково добавил Горн, — тоже не мешает отдохнуть. Прогулка на яхте — что может быть лучше!

Евита поблагодарила. Лучшим отдыхом она считала прогулку в парке. Она вышла из здания академии, и в лицо ей пахнули теплые запахи смолы. Ее немного раздражала уверенность Горна, что вечер на лесной поляне чем-то напоминает встречу в ротонде.

…Последний раз оглядев себя в зеркале, она надела цереброн и вошла в зал. В полумраке плескались янтарные волны моря. Данта еще не было. Евита подошла к ажурной беседке. И снова — в который раз! — вспомнила она весенний вечер, вспомнила даже запахи лип и перепревших прошлогодних листьев. Они с Дантом шли по аллее парка и говорили обо всем, кроме того, что волновало обоих.

Евита не заметила, как вошел Дант, привычно опустился в кресло и устремил взгляд к звездам… Евита включила излучатели.

Да, они шли в тот памятный вечер по парку, беспричинно и громко смеялись и не заметили, как углубились в лес. На лужайке, освещенной косыми лучами, они остановились. Дант смотрел на нее, смотрел, как она собирала цветы, напевая песню. Евита машинально запела ее и сейчас и в это время заметила рядом с собой движение. Повернув голову, она увидела, что Дант смотрит на нее. Значит, излучатели уже работали. Теперь и Евита, не отрываясь, стала смотреть в его глаза.

— Ты помнишь, Дант, помнишь, как я нарвала букет ромашек, подбежала к тебе? Помнишь?..

Юноша продолжал пристально смотреть на Евиту. Казалось, он сейчас протянет к ней руки и воскликнет: «О моя Онико!» Но Евита услышала напоминание Горна:

— Вспомни, Сын звезд, что сказал тебе отец Онико в эту минуту.

Взгляд юноши с беспокойством переходил от Евиты к ротонде, лежавшие на подлокотниках кресла пальцы рук дрожали.

— Что предложил тебе отец Онико, чтобы спасти ее?

Евита видела, с каким напряжением Дант пытался что-то вспомнить и вместе с тем, казалось, боялся этого воспоминания.

— Облучение черным светом? — спрашивал Горн.

— Черным светом, — услышала Евита голос Данта.

И в ее сознании снова возникла не раз виденная уже трагическая сцена у ротонды. Эта сцена сейчас сменилась другой. Посреди беседки стоял отец Онико.

— Это единственный способ спасти жизнь моей дочери, а для тебя искупить нарушение наших обычаев, — говорил отец девушки голосом Данта.

— Я на все готов, — сказал юноша.

— Мы временно лишим тебя силы тяжести, чтобы ты был способен принять черный свет.

— Я еще в детстве привык к состоянию невесомости на корабле.

— Это невесомость другого рода. Во время полета энергия гравитации не исчезает, — продолжал говорить отец Онико. — Для облучения черным светом необходимо полное освобождение тела от энергии тяготения.

— Я готов на все, лишь бы жива была… она…

Дант снова умолк, а взгляд по-прежнему неотрывно был устремлен на Евиту.

— Что ты почувствовал при облучении. Сын звезд? — спрашивал Горн.

Дант молчал, и Евита заговорила:

— Неужели ты не помнишь? Это же я, Евита…

Дант молчал.

— Дант, милый, вспомни, как ты привлек к себе мою голову и на твоем пальце был вот этот перстень. — Евита захватила перстень и теперь держала на вытянутой руке перед глазами Данта. — Помнишь? Помнишь?..

В это время что-то случилось с освещением. Море погасло, утратив свой оранжевый блеск, и во всем зале вспыхнул свет. Евита поднялась, недоуменно оглядываясь. И в этот момент услышала родной голос, тихо произнесший ее имя.

Дант стоял около кресла, опираясь на него рукой, в другой он держал сорванный с головы шлем. В его глазах росли удивление и радость.

Владислав Горн с улыбкой наблюдал за ними через смотровое стекло пульта. Потом он пододвинул к себе журнал и записал в нем мысль, ради которой Дант отважился на эксперимент. «Приемником черного света может быть любое материальное тело, лишенное гравитационной энергии».