Мой старый друг внимательно выслушал меня, не выказывая никаких собственных эмоций. Валерий Павлович лишь задал мне пару-тройку кратких профессиональных, уточняющих вопросов. Зная привычки Панина, я не ждал от него скороспелых рассуждений и не намеревался его торопить. Я знал, что он сам вернется к этой теме спустя какое-то время.

Мы уже взяли несколько баночек пива, а вот хорошей свежей закуски не было. Та, что имелась, стоила по-бандитски дорого. Деньги у меня были, но отсутствовало желание потрафлять этим наглым кооператорам. Эти новые русские, черт бы их побрал, бесстыдно драли со своих незадачливых соотечественников неимоверные деньги и богатели прямо на глазах честной публики! Я мысленно посмеивался над собственной прижимистостью, но все же не спешил тратиться.

Тем временем вокруг нас все клубилось. Граждане упивались предоставленной свободой слова, но дальше оголтелой гласности дело не продвигалось. Происходящее напоминало мне большой праздник непослушания. Словно истомленные запретами, вполне взрослые люди, стремились принародно выразить себя всеми средствами, нисколько не смущаясь собственной нелепости и бесталанности. Это было внове, и на Арбат съезжалось немало зевак. С недавних пор каждый гость столицы пытался отметиться на этой популярной пешеходной улочке, даже находясь в Москве проездом.

Наше заинтересованное внимание привлек лишь один парень, расположившийся прямо около Вахтанговского театра. Он рифмованно ерничал, подыгрывая себе на гитаре, и его песни отменно шли под пиво вместо соленой рыбки.

– Послушаем, что декларирует товарищ! – первым предложил мне Валера.

Мы остановились, да и не мы одни. Слушателей живо набралось человек сто, не меньше. Подойдя ближе к барду, я разглядел, что певец этот не так уж и молод, как показалось поначалу. Примерно мой ровесник, но с другим отношением к имиджу. Длинные волосы, щетина на щеках, потертые джинсы. Его умные глаза прошивали толпу саркастическим взором, пока парень кратко излагал новейшую историю нашей державы, добавляя свое видение событий.

– Революция всем дала… и давала, и давала, – небрежно пел гитарист.

Он начинал вроде бы нехотя, шаляй-валяй, но вскоре голос его набирал силу и поднимался над нашими головами, устремляясь вдоль старой, видавшей виды улочки. Сколько длится песня? Минуты три-четыре. На это время что-то нас сближало, стирая наши различия.

– А я парень хоть куда: туда-сюда, потом обратно! – излагал певец. И мы вместе с ним ощущали себя такими же – веселыми, молодыми, озорными. И с удовольствием прихлебывали баночное пиво.

– Времена-то какие наступили, Сашка! Эх, сбросить бы десяточек годков! – воскликнул Панин, когда мы уже направились в арбатские дворики в поисках удобной беседочки или скамейки. – Все колобродят, начиная с верхов, и хочется еще пожить, посмотреть, чем же все это закончится. В душе я гораздо моложе, чем по паспорту, честное слово!

– Молодость – это не возраст, а состояние души! – рассмеялся я. – Ты молодец, Валера, а я вот бываю скучным, нудным, раздражительным. Сам себе порой не нравлюсь.

– Ты скучен, как истина в первой инстанции! Это пройдет, – авторитетно заявил мой друг и тоже рассмеялся. – С возрастом! Слыхал, что старики опять в детство впадают? Ну, ладно, давай о деле, Сашок.

Я уже ждал этих его слов и вздохнул с облегчением. Панин переварил мою информацию, и его серое вещество приготовилось к предстоящему мозговому штурму. Мой друг продолжил разговор:

– Итак, убита милейшая женщина, а на складе обнаружены наркотики. Хоть и легкие, но все равно наркота. Так?

– Так точно, – отозвался я.

– А ты, дружок, терзаешься неоднозначностью сложившейся ситуации, – проницательно рассудил Валерий Васильевич. – Сам помог склад распечатать и чуть не оказался пособником Юрика. Тебя раздирают противоречия: честь, подозрения, обязательства и иные страстишки. Налицо кое-какие твои симпатии. Да-да!

– Валер, ты в корень просто зришь! – я с признательностью сжал его ладонь. – Рыл-рыл землю для клиента и дорылся. Перестарался я. Сам нарвался. Вошел в тесный контакт с объектом наблюдения. Бросить бы все это, да уже не могу.

– Нет, ты не сможешь, я знаю, – подтвердил Валера. – Да и нельзя уже, Саша. И дело тут не в деньгах нашего дорогого и странноватого клиента. Я такого же мнения, так что считай, что я остаюсь твоим помощником. Разберемся, в чем дело-вопрос, как приговаривал наш незабвенный начальник, полковник Тимохин! Или мы не мы!

– Спасибо, Валера! – поблагодарил я. – Понимаешь, по мере наблюдения за Светланой и её окружением я с удивлением обнаружил, что эти люди живут так активно, что я едва поспеваю за ними! Они любят, изменяют, лгут, интригуют, скачут с одного места работы на другое и даже убивают! И именно своему заказчику я пока не могу рассказать обо всем, не разобравшись до конца. Притом, Князь тоже для меня объект недоверия, особенно когда началась эта уголовщина. Такие вот дела.

– Итак, давай начнем плясать от убийства. Кто мог это сделать? В чьих это интересах? Кто у тебя в поле подозрения?

– Помещение не взломано, следов борьбы нет, все ценности на месте. Сумочка жертвы тоже была цела и невредима, а в ней кошелек и документы. Значит, своего убийцу Валентина Михайловна знала и спокойно впустила его. Римма и бухгалтерша отпадают, так как убить таким приемом мог, пожалуй, только мужчина, причем тренированный.

– Остаются Виктор Гордеев, Ярушин и Юрик, – перечислил Панин.

– Валер, я ведь про Юрика этого и не вспомнил, когда Светлана мне про него толковала! – сказал я, досадливо шлепнув себя ладонью по лбу.

– А я отлично помню, – спокойно, с присущим ему достоинством, сообщил мне Валера. – Я же в кафе «Колобок» разговор подружек сам слушал. Светлана тогда о нем вскользь упомянула. У нас и кассета имеется.

– С прискорбием констатирую: что-то с памятью моей стало! – отшутился я.

– То, что было не со мной, помню, – подхватил Валера.

– Ладно, бывает! Юрик уже благодаря тебе на нарах отдыхает. Правда, думаю, выкрутится. Откупится. Так что дальше?

– Ярушин до позднего вечера возил Светлану по городу. Можно, конечно, предположить, что он изыскал момент и вернулся в офис, пока, скажем, Шабанова была у мужа в больнице, но это вряд ли. При наших московских дорожных пробках нереально. Остается Виктор Гордеев.

– Мотив? – задумчиво спросил сам себя Валера. – Ссора? Он потерял контроль над собой и придушил кладовщицу? Из-за чего?

– Если, предположим, Валентина Михайловна догадалась про наркотики, а Виктор пособничал Липатову…

– Тогда бы Виктор забрал эти коробки…

– Тоже верно. Коробки остались на складе.

– А если допустить, что их было больше, этих коробок с наркотой, и Виктор все же что-то увез? – неуверенно предположил Панин. – Перепродать самостоятельно, деньжат срубить?

– Тогда бы Юрик нервничал, а он был совершенно спокоен, когда приезжал к Светлане за ними. И у Светланы ведь есть накладные… – возразил я.

– Да, что же они все знали друг о друге, вот вопрос! – воскликнул Валера.

– Ты еще не забывай, что два убийства клиентов Шабановой совершены таким же образом, но там деньги украдены. И, похоже, немалые, – напомнил я другу.

– Я помню, помню. Слушай, облик этой Светланы я светлым бы не назвал, – скаламбурил Валера. – Хоть и сдала она этого Юрика, но мне она представляется непростой.

– Я и сам то её подозреваю, то жалею! – сознался я верному другу и сразу почувствовал невероятное облегчение.

– А чего её так уж жалеть? – поинтересовался Панин. – Баба верченая, да и играет в мужские игры. Бизнес – не женское дело.

– А что сейчас сугубо женское, Валера? Эта баба заработать старается, не хочет жить в нищете, – выкинул я аргумент. – А жалею, потому что порой думаю, не запугивает ли кто-то именно её, убирая людей таким образом? Может, жалею – не совсем правильное слово… Опасаюсь за неё – так точнее.

– А она что, молчит?

– Говорит, прямых угроз ей не было, – пожал я плечами.

– Такое чувство, что есть нечто такое, чего мы не знаем и упускаем из виду, – сказал Валера.

– Вот именно! – согласился я. – Мне это ощущение просто каждый день покоя не дает! А главное, ведь, сколько я следил за Светланой, а чего-то недоглядел.

– Да, хорошо бы поговорить с этим Виктором! По-мужски.

– Вот-вот, – опять согласился я.

– Я думаю, что про Киев Марьяна больше никому не скажет, – предположил Валера. – Ты просто взял её врасплох. А теперь она будет молчать.

– Да, она, похоже, займет позицию под девизом «моя хата с краю», и следствие пока будет топтаться на месте, – подхватил я.

– С информацией о киевской тете ты оказался на шаг впереди, – опять с намеком сказал мне Валера, и я понял, что он подводит меня к определенному решению.

– Так это же не точно! Там Виктор или нет, еще неизвестно!

– Не зря, ой, не зря Марьяна сразу сказала именно про Киев! Нутром чую, – гнул свою линию упрямый Валера.

– Да она та еще штучка, эта Марьяна! – высказал я, не пытаясь скрывать свое раздражение. – Конечно, мы теперь не имеем права вызывать людей на допросы, но зато у нас есть законная возможность питать неприязнь к некоторым особам!

– Ты слишком строг к ней! Хорошая девушка, с хорошими формами, – мечтательно произнес Панин, очерчивая руками в воздухе изгибы женской фигуры. – Я вот староват, а ты мог бы с одной из подруг закрутить, ух!

– Тебе же Анна больше приглянулась! – подначил я друга.

– Она мне очень нравится, это точно, – простодушно согласился Панин. – Но это же не значит, что я должен других не замечать!

– Что, Валер, считаешь, надо в Киев съездить?

– А почему бы и нет? У нас уже тепло, а там-то погодка, точно замечательная, – глядя в небо и щуря глаза, лукаво ответил мне Валера. – Если это все Виктора рук дело, тормознуть надо парня. Как бы чего еще сгоряча не натворил.

– Тогда надо ехать срочно.

– А я здесь за нашими девушками присмотрю. Покатаюсь, понаблюдаю.

– Что, пойдем?

– Да, пора.

– Со Смоленской поедем?

– Можно и со Смоленской.

И мы с Паниным опять возвратились на Старый Арбат и направились к станции метро Смоленская. Идти доводилось не по прямому пути, а огибая стайки людей и все же постоянно наталкиваясь на кого-то. Так, петляя, мы прошли мимо пестрых лотков с матрешками и шапками-ушанками, мимо мрачноватого здоровяка йога, который заглатывал огонь на забаву ликующей толпе. В самом конце улицы худощавая поэтесса старательно читала свои стихи высоким, срывающимся голосом:

Я совершенно не старался запомнить этот скороспелый опус. Меня трудно заподозрить в излишней сентиментальности, да и в правилах рифмоплетства я не разбираюсь. Позднее я не раз удивлялся, как эти строчки сами впечатались в мое подсознание. Хрупкий облик некрасивой девушки, как символ тревожной предосторожности возникал в моих мыслях еще не раз. Может, она для того и стояла там, на Арбате, возле дома № 46? Как знать, как знать.

* * *

Светлана Шабанова переживала не лучшие дни. Смерть Валентины Михайловны потрясла всех, кто знал эту милую женщину. Она словно рассекла действительность надвое – до и после. Исчезновение Виктора вызывало досадное недоумение. Состояние скорбной подавленности ощущалось в офисе, и с этим ничего нельзя было поделать. В произошедших событиях таилось нечто такое, что задевало всех работников небольшой фирмы, но каждый переживал это по-своему. Такое излечивает только время.

Ежедневная близость к месту ужасного преступления угнетала. Разговаривали мало, вполголоса, почти шепотом, а на склад старались заходить как можно реже. Прекратились оживленные чаепития с домашней выпечкой и прочей снедью, словно у всех разом пропал аппетит. Светлане не в чем было упрекнуть своих подчиненных, но она замечала, что Римма, бухгалтер Галина и даже Слава Ярушин, который выручал её больше всех, с нескрываемым облегчением покидают офис. Ей же самой было невозможно предаваться унынию. Приходилось организовывать работу, уплотнять обязанности каждого и всем своим видом показывать им, что жизнь продолжается и надо действовать, несмотря ни на что.

А между тем у неё тоже случались такие острые минуты, когда щемящая тоска наваливалась, и ей малодушно казалось, что ничего хорошего в её жизни уже не произойдет. Дни тянулись серые и монотонные. Она изводила себя самокопанием, пытаясь вновь обрести ясность и душевное равновесие.

Светлана вдруг отчетливо поняла, что близких людей можно лишиться совершенно неожиданно, в одночасье. Болезни и преждевременные кончины могут приключиться с каждым. Ей удавалось неплохо зарабатывать, но именно здоровье и душевный покой отныне интересовали её больше всех других видов собственности.

Смерть противоречила всем её принципам. Вся её жизнелюбивая натура восставала, инстинктивно выискивая истоки радости для собственной подпитки. Одним из таких источников Светлана всегда полагала свою семью. События последних дней затронули в ней какие-то потаенные струны глубинной психики. Она укоряла себя за то, что уделяла мало внимания своим близким людям. Ей повсюду мерещились опасности, способные разрушить комфортный, привычный мирок. Она досадливо ловила себя на том, что подсознательно воспринимает последние события как прелюдию к какой-то еще большей драме.

Олег по-прежнему оставался в больнице, и его состояние пугало своей непредсказуемостью. Светлана навещала мужа в разное время, как получалось, не взирая на установленные часы визитов, но чаще всего это ей удавалось во второй половине дня. Приходилось всегда возить с собой белый халат и тапочки.

Возвращались из банка. Светлана неожиданно попросила водителя подъехать к больнице. Привычно накинув халат в вестибюле, она направилась по длинным больничным лабиринтам в палату к мужу.

Впереди, в метрах десяти от неё, тем же маршрутом шла незнакомая девушка. Её халатик, небрежно наброшенный на узкие плечи, колыхался на ходу. Незнакомка спешила. Бессознательно, чисто по-женски, Светлана отметила её очевидную молодость и девичью легкость фигурки. Она мысленно усмехнулась, что уже ощущает себя солиднее таких вот юных особ. Время неумолимо и порой безжалостно.

Девушка резво стучала каблучками. Было заметно, что она тут не в первый раз, и знает, куда идет. Вскоре, к удивлению Светланы, незнакомка открыла дверь палаты № 426 и вошла внутрь.

«Ошиблась, пожалуй» – мелькнуло в голове Светланы. Она оплачивала своему мужу отдельную палату, и появление незнакомых людей было маловероятным.

Однако прошла минута, другая, но девушка не выходила. Светлана тоже медлила, её что-то останавливало. Она даже присела на диванчик в коридоре, ожидая дальнейшего развития событий.

Прошло еще минут пятнадцать. Сомнения отпали. Её пронзила дикая догадка: девушка пришла к Олегу. К её мужу. Ей ли не знать, как это бывает.

Светлана обладала хорошим воображением. В ту минуту она ясно представляла, что же происходит там, за широкой белой дверью. На кровати, опираясь спиной на взбитые подушки, полулежит мужчина и с мягкой улыбкой смотрит на девушку, сидящую подле него. У него больные глаза и осунувшееся лицо, но он очень красив и обходителен, невзирая на свое недомогание. Девушке льстит его благосклонность, она очарована его благородством и умом, и поневоле ощущает себя особенной и счастливой. На вершине бытия. Светлане самой было хорошо знакомо это чувство.

С горькой иронией она постигала житейский урок, сидя в больничном коридорчике и вдыхая лекарственные запахи. Ей всегда казалось, что фортуна любит её и неизменно благоволит, а оказалось, что бумерангом ей безжалостно посланы собственные прегрешения. Все случилось одно за другим, почти сразу: три ужасных убийства, коварство Юрика, удручающее следствие, бегство Виктора, отчужденность Марьяны, болезнь Олега и доказательство его неверности. Но присущая ей живучесть уже давала о себе знать, пульсировала в крови и настойчиво требовала искать наилучший выход. А выход всегда есть.

Светлана решила смирить гордыню, не устраивать мужу пошлых сцен и не выставлять себя на унизительное посмешище. В то же время ей хотелось, чтоб Олег понял, что она видела девицу. Вот потому-то Светлана терпеливо выждала момент и вошла в палату мужа, будто случайно разминувшись в дверях с юной барышней.

Она поцеловала Олега, как ни в чем не бывало, но приметила краем глаза, что девушка изумленно оглянулась и затем поспешно ушла.

– Как ты, дорогой? – заботливо поинтересовалась Светлана. – Я приехала сегодня пораньше, очень хотела видеть тебя.

– Мне кажется, что лучше, – заверил её Олег. – Столько капельниц ставят, столько влили в меня всякого добра, что я сам кажусь себе промытым изнутри от всех недугов. Обещают завтра-послезавтра вынести окончательный приговор. Я думаю, отпустят домой долечиваться.

– Будем надеяться, – сказала Светлана, поглаживая его руку.

– Света, ты похудела, – заметил Олег. – Плохо ешь? Плохо спишь?

– Без тебя я всегда плохо сплю, ты же знаешь, – Светлана уклонилась от прямого ответа и нежно посмотрела мужу в глаза.

– Света, я бы хотел тебе сказать, что это не то, о чем ты подумала, – покашливая, неуверенно растягивая слова, выговорил вдруг Олег.

– Ты о чем? – беспечно спросила она. – Про эту девушку что ли?

– Да, про неё. Понимаешь…

– Не будем об этом. Вряд ли это нечто важное, чтобы стоило обсуждения, – ласково прервала она мужа.

– Ты права, это так несущественно…

– Вот и отлично! Мне пора, – прошептала Светлана, склоняясь к мужу для прощального поцелуя.

Выйдя в коридор, Светлана не стала подавлять накатившие слезы. Она устала сдерживаться, ей требовалась разрядка. Именно с мокрым лицом её застиг лечащий врач Олега. Доктор нисколько не удивился её состоянию, он не раз видел таких сострадательных родственников своих пациентов.

– Шабанова, – обратился врач. – Подойдите ко мне пятого числа, часиков в пять вечера. Пятого в пять. Легко запомнить.

– Я постараюсь, – пробормотала Светлана.

– Вот и замечательно. У меня будут уже все результаты. Поговорим. А так отчаиваться не надо, что бы ни было. Берегите нервную систему, голубушка. Пригодится.

– Постараюсь, – повторилась Светлана и поспешила прочь.

Светлана негодовала. Весь день её беспричинно знобило. Дела не клеились. Нервное расстройство было налицо. Ей требовалась поддержка, как никогда в жизни. Вечером она позвонила Анне.

– Привет, моя хорошая! – обрадовалась та. – Как Олег, как сама?

– Ань, давай встретимся, – без лишних слов обратилась к ней Светлана.

По голосу, по особым интонациям Анна поняла, что подруге очень скверно.

– Светка, ты плачешь? – спросила она. – Может, приехать к тебе прямо сейчас? Давай, приеду, останусь ночевать.

– А сможешь? – с надеждой спросила Светлана.

– Конечно! Сейчас такси вызову – и я у тебя через полчаса. Жди!

– Анька, приезжай! Мне очень плохо! – не сдержалась Светлана.

Нервное клокотание немного утихло. Услышав, что Анна приедет, Светлана несколько успокоилась. В тот вечер ей хотелось выговориться, как никогда, и это сделалось возможным благодаря чуткой Анне. Она направилась на кухню, чтобы посмотреть, чем же угостить подругу. Вдруг домашнюю тишину тревожно рассек новый телефонный сигнал, разом выдернув её из хрупкого умиротворения. Светлана даже запоздало пожалела о том, что не отключила телефон.

Звонила Марина. У неё имелись свои новости. После нескольких вежливых вопросов об Олеге она поспешно сообщила:

– Светка, а мы с Артуркой уезжаем!

– Куда? Отдыхать? – немного рассеянно уточнила Светлана.

– Нет! – с печальной торжественностью возразила Марина и многозначительно замолчала. Светлане показалось, что Марина всхлипнула.

– Куда едете-то, Маришка? – переспросила она, начиная опять нервничать.

– В Южную Корею! – выпалила Марина. – Представляешь?

– Нет. А зачем?

– Артурку пригласили играть в одной тамошней команде. Он уже контракт подписал, – выговорила Марина и дала полную волю слезам. – Платят хорошо, он и повелся!

– Ну, погоди, чего ты так убиваешься, глупая? – спросила Светлана. – Страна неплохая… Опять же деньги…

– Так это же надолго! Чего я там буду делать, с этими корейцами? Сама посуди… – бормотала в отчаянии Марина.

– Стричь их будешь на свой лад! – Светлана пыталась приободрить подругу детства, но сама уже опять ощутила давящую на сердце тоску. Ещё один близкий человечек покидал её.

– Да я ни языка не знаю, ни пищи корейской не люблю! Меня и так все запахи раздражают! Морковь эта их мерзкая на каждом рынке маячит!

– Маришка, так ты все же беременная? – спросила Светлана.

– А то! По полной программе!

– Ну, и здорово! Не нервничай, тебе нельзя! То-то я думаю, чего ты такая плаксивая! Выше нос, подруга! А Артур знает?

– Нет, не сказала пока. Придется обрадовать, куда ж деваться! Светка, ты зашла бы как-нибудь, пока мы еще в Москве, а? – попросила Марина.

– Конечно, Маришка, обязательно! Подстрижешь меня на прощание. А сейчас ложись спать, ладно? – Светлана уговаривала Марину, как ребенка, а у самой внутри все холодело и сжималось.

Предчувствие драмы нахлынуло вновь. Ей не терпелось срочно что-то предпринять, чтоб отогнать уныние и обрести относительное равновесие.

Не опуская трубку, Светлана нажала на рычажок и затем решительно набрала номер домашнего телефона Рината. Она это делала крайне редко, всегда соблюдая некоторую дистанцию между ним и собой.

После трех томительно длинных гудков она услышала знакомый голос:

– Алло? Слушаю вас.

– Это я, – вкрадчивым полушепотом произнесла Светлана.

– Светка, вот так неожиданность!

– А я звоню и не надеюсь тебя застать, – немного волнуясь, сказала Светлана.

– Что, родная? Ты хочешь увидеться?

– Нет! Вернее, не совсем так. Я хотела только сказать тебе… Послушай, я согласна на твое предложение, – быстро произнесла она, и сама тут же устрашилась своих слов.

– Ты согласна ехать со мной в Прагу? – нетвердо переспросил Ринат. Казалось, и он тоже опасается верить ей. Порой люди не готовы к своим исполнившимся мечтам.

– И в Прагу, и все остальное! – опять набравшись немалой смелости, подтвердила Светлана.

– Светка, я рад. Ты даже не представляешь, как у нас все будет замечательно! Может, мне заехать за тобой сейчас? Ты одна?

– Нет, не надо, не надо! – испуганно возразила она. – Я пока одна, но ко мне скоро приедет подруга. Она уже в пути. И мне потребуется некоторое время, чтобы самой свыкнуться с этим. Не обижайся, Ринатик, прощай! Спокойной ночи!