Дежурный врач осмотрел Лилю, задал пару вопросов и вынес вердикт: госпитализировать. Лиля не возражала, у неё не было сил, она находилась в болевой прострации.

Лилю разместили в небольшой палате, в которой стояло две кровати. Лиля не попадала в стационары с юности, и приятно удивилась, что помещение достаточно приличное, да и вообще всё не так страшно, как виделось дома. Пришла молоденькая медсестра вместе с врачом, дежурившим по отделению. Они стали сооружать капельницу. Девушка пыталась попасть иглой в вену, и, видимо, что-то делала не так, как положено, потому что доктор негромко возмутился:

– Катя! Ну, ты как всегда! Сколько раз тебе говорить! Не спеши вводить иглу! И вообще…

Он приправил речь какими-то медицинскими терминами, смысл которых Лиля не знала. Медсестра снисходительно выслушала его, обольстительно улыбнулась в ответ, сверкнула глазами и закрепила иглу пластырем. Не составило труда догадаться, что их связывают личные отношения, однако Лилю не интересовали такие пикантности. Пациентка Воронцова лишь подумала, что сейчас она умрёт по халатности этой миловидной сестрички. Возможно, среди ночи любовники что-то перепутали, и вводят ей не то и не так.

Однако стало легче, и вскоре Лиля заснула. Остаток ночи прошёл безмятежно.

Утром пациентка Воронцова открыла глаза и обнаружила себя в светлой чистой больничной комнатке. Её ничто не беспокоило, и все ночные события показались бредом. «Это кино не про меня!» – подумала Лиля. – «Всё со мной в порядке, и вообще, какого чёрта я тут развалилась? Надо бы как-то собраться, да и вернуться домой».

Однако медработники имели другое мнение. Вначале зашла медсестра, сунула градусник, взяла кровь на общий анализ.

Девушка деловито и быстро нажала на раненый ею палец, и из пореза возникла густая капелька тревожного алого цвета.

– Скажите, а вас совсем не пугает вид крови? – вдруг спросила Лиля. Её немного мутило.

– Нет, не пугает! – бодро ответила девушка.

– А если сами сдаёте?

– Сама? Своей кровушки жалко! – усмехнулась медсестра. – Но надо, что делать!

– А чужой не жалко?

– Жидкость, обычная жидкость. Работа у меня такая, понимаете? Вы скажите спасибо, что я у вас тут забор крови сделала, в палате. А то бы пришлось вам встать пораньше да идти в лабораторию, да там очередь отстоять, – с упрёком сказала медичка.

– Что вы, спасибо! – Лиля поторопилась отблагодарить её. – Я вам признательна!

Вскоре явился незнакомый доктор.

– Здравствуйте, я ваш палатный врач! – радостно сообщил он. – Меня зовут Владимир Олегович Пудовкин. Будем с вами сотрудничать, возвращать вас к нормальной жизни.

Не спрашивая разрешения, доктор Пудовкин по-хозяйски присел на стул рядом с кроватью, откинул одеяло, сам приподнял пижаму пациентки и стал пальпировать живот. Он неторопливо гулял пальцами по Лилиному телу, осторожно прощупывал, словно внутри, в утробе, хранились сокровища. Его прикосновения были приятны и даже утешительны. При этом он приветливо улыбался, будто ему нравилось это незатейливое занятие больше всех других дел на свете.

– Похоже на камушки в желчном пузыре, – сказал Владимир Олегович. – Сегодня я распишу вам назначения, будем тщательно обследоваться, а потом решим, что нам с вами делать.

– Потребуется операция? – встревожилась Лиля.

– Пока не знаю. Попробуем обойтись без неё, – пообещал Пудовкин, вставая со стула.

– Владимир Олегович! А от чего образуются камни? – удивлённо спросила Лиля.

– Ох, женщины! Всё-то вам надо знать! – весело усмехнулся доктор и объяснил, как школьнице. – Представим чайник. Если им долго пользоваться и не чистить, то в нём образуется накипь. Отложения солей, растворённых в воде. С течением времени в человеческом организме тоже всякие шлаки затвердевают и откладываются в разных местах. Иногда лежат себе годами, а порой начинают беспокоить своего хозяина, мешают проистекать нормальным процессам. Возрастные изменения. Всё изнашивается, нет ничего вечного. От всего лишнего, нездорового, надо избавляться. Вот и весь сказ!

Доктор вышел, и Лиля опять осталась одна. «Растолковал как девчонке, а сам, пожалуй, мой ровесник или даже моложе. Впрочем, больной человек всегда слаб, зависим и даже глуповат рядом с лечащим доктором, – размышляла она. – Значит, камни. Жила страстями, горячечными вспышками. Страсти перекипели и выпали в осадок, отложились камнями. Нет ничего вечного, это точно!»

Что такое болезнь? Это предательство собственного организма. Живёшь, строишь планы, намечаешь сроки, а тело вдруг предаёт тебя, и всё срывается. Коварно, без ультиматума, организм отказывается служить. У тела свои законы, свои ритмы. В них нет ни выходных, ни праздников, ни сезонов. Органы работают день и ночь, круглосуточно, и капризно требуют ухода, как всякий механизм, в котором случилась поломка.

Лиле пришлось подчиниться и терпеливо выполнять все врачебные указания. Она перемещалась по кабинетам, где её обследовали и обнаруживали новые физиологические подробности, касающиеся её организма. Она исполняла печальную необходимость и казалась себе неухоженной, встревоженной тёткой неопределённого возраста, упакованной в бесформенный махровой халат. У каждой леди выпадает такое короткое время, когда она позволяет себе расслабиться и становится простой тёткой. У Лили подобный период затянулся, и это происходило с ней впервые. Больничные коридоры тянулись, как тупая, надоедливая боль. Хождение по ним вызвало типично женский страх – боязнь увядания. Вдруг болезнь уничтожит красоту, а вместе с красотой развеется всё её очарование, и набегающие годы, как волны, захлестнут с головой…

Лиле ставили капельницы, и постепенно ей делалось легче. Под капельницами хорошо думалось, а потом отменно спалось. Доктор убеждал её потерпеть, не спешить выписываться, потому что он очень надеялся, что удастся разделаться с её проблемой без оперативного вмешательства.

Доктор Пудовкин был очень весёлым и приветливым. Он к месту острил, и часто повторял: «Ах, женщины!» или «Вот у вас, у женщин». Лиля уже знала, что он из семьи потомственных врачей, и, возможно, многие шуточки передавались из поколения в поколение. Скорее всего, он машинально копировал отца или уважаемого наставника, но знал ли Владимир Олегович женщин по-настоящему, не по учебникам, не по рентгеновским снимкам и не по историям болезней? Какой была его собственная мужская история? Чем лучше становилось Лиле, тем сильнее ей хотелось узнать про доктора как можно больше.

Её навещала Зинаида. Их отношения потеплели, и Лиля была искренне рада этому, даже если сближение случилось по поводу её недомогания. Увидев Зинку в своей палате, она даже пустила скупую слезу – так она была растрогана. Зина быстро промокнула ей лицо своим носовым платком и чмокнула в щёку.

– Всё обойдётся, Лиль! Будешь опять, как новенькая! Ты только что-то на себя не похожа, надо тебе халат сменить. Спрятала всю фигуру, никакой элегантности, – шутливо проворчала Зина.

– Мне было так плохо, Зиночка, что я совсем не задумалась, как буду выглядеть. Схватила старый тёплый халат – и вперёд. Почему-то мне казалось, что в больнице будет холодно. Погода-то на улице – дрянь. Вот так, Зина! Лежу тут – тётка тёткой и думаю, что любовники приходят и уходят, а камни в организме остаются, – грустно пошутила Лиля. – Если честно – чувствую себя ущербно.

– Ничего, мы тебя облагородим! – заявила Зина.

Через день Зинаида привезла щегольской бархатный халат, тапочки в виде мягких туфель, цветом в тон к халату и красивую заколку для волос.

– Ну-ка, одень! – распорядилась Зинаида. – Я на себя мерила в магазине, думаю, и тебе пойдёт.

Лиля облачилась в обновки.

– О, другое дело! – обрадовалась Зинаида. – Дай-ка, я тебя ещё причешу!

Лиля села на стул, а Зина заботливо расчесала подруге волосы и собрала их заколкой.

– Красавица! – оценила Зина, проделав работу. – Хоть замуж отдавай. Слушай, паренёк твой звонил, искал тебя.

– Кто, Денис?

– Ну, да. Пришлось признаться, что ты в больнице, но пока не сказала – в какой именно. Думаю, опять позвонит.

– Передай ему, чтобы не приходил сюда. Я не хочу с ним в больничной палате встречаться. И вены исколоты, все в синяках, и я сама бледная, как смерть. Брови не оформлены… Скажи, пусть не приходит, – попросила Лиля, разглядывая себя в небольшое зеркало, висевшее на двери.

– Ладно, попробую. Но послушает ли он – вот вопрос…

Дэн не послушался, он пришёл.

– Лиля, ты простишь меня? Я так ужасно поступил, сорвался! Мне так стыдно перед тобой! Раскричался, зеркало разбил, – он сразу повинился. – Через день начал звонить тебе, а ты не отвечаешь. Тогда я позвонил в твой офис…

– Дэнька, ты что! Я и не рассердилась. Сама дура была, разозлила тебя своими рассказами. Ты не мучайся, всё хорошо, я поправляюсь. Ты только не ходи ко мне, ладно? Ну, неприятно мне в такой обстановке тебя принимать, – ласково попросила она.

– Хорошо, как скажешь, – нехотя пообещал Дэн. – Тогда я буду звонить, и ждать тебя. Ты только бери трубку, ладно?

– Хорошо, договорились, – мягко сказала Лиля.

Дэн неловко обнял её и поцеловал в щёку. От него веяло физическим здоровьем и свежестью. Он, пожалуй, вообще не ощущал работу своих внутренних органов. У него всё исправно функционировало. Он как наливное яблочко, а она – уже вяленый изюм. Ягодка, да не та. Не виноградинка.

Денис ушёл, а ей вдруг вспомнилась басня, которую она учила перед поступлением в ГИТИС. Она тогда несколько вещей готовила – на всякий случай. Именно эти куплеты Лиля не читала комиссии, но строки сохранились в памяти, и легко всплыли из подсознания.

Жизнь будто сделала затяжной виток, и басня явилась к ней из юности, взбудоражила, подтолкнула к размышлениям. Значит, всё же не зря учила. Пригодилось.

«Что я делаю? Зачем держу возле себя этого милого мальчика? – отчаянно подумала она. – Я краду его лучшие дни, купаюсь в его любви, но это не спасёт меня. Время не повернётся вспять. Что я делаю? Пытаюсь себе доказать, что умную женщину годы только украшают? Увы, это не так. Песок внутри уже сыплется. И это, к сожалению, не шутка. Его вымывают из меня, и ещё не известно, чем всё закончится. Когда тебе по-настоящему плохо, когда неясная боль скручивает тело, то становится не до любовных игрищ. На первый план выходит простое желание – жить. Нормальное функционирование организма кажется наивысшим счастьем».

Несколько дней в больнице повлияли на её мировоззрение. Лиля ощущала себя другой, не такой, как прежде. Болезнь изменила привычный уклад жизни.

– Привет, соседка! – послышался незнакомый голос.

В дверь просунулась неухоженная женская голова неопределенного возраста – заглядывала пациентка из другой палаты.

– Здравствуйте, – сдержанно ответила Лиля.

– Зайти-то можно? – бодро спросила незнакомка.

– Да, пожалуйста, заходите, – пригласила Лиля.

– Дай, думаю, в гости схожу! Посмотрю, как тут, в платной-то палате живётся, – сказала женщина. – А ничего у тебя, уютно. У нас проще, да и бабы храпливые попались. А ты одна, как барыня. И вид из окна симпатичный.

– А я и не знала, что это платная палата, – удивилась Лиля. – Меня на скорой привезли и сразу сюда положили.

– Видно, мест не было, – предположила женщина. – Посижу с тобой, если не возражаешь. Со своими соседками уже всё переговорили. С тобой поболтаем, а то скучно. Кто врач у тебя?

– Пудовкин.

– Ой, хороший парень! Молодой, а сколько уже людей спас! Я тут вторую неделю, и Олегович уже как родной стал, – заявила словоохотливая пациентка.

Лиля терпеливо выслушала больничные байки, истории-страшилки, которыми пациенты повергают ужас друг друга, словно дети. Нехотя она узнала об обстоятельствах личной жизни самой рассказчицы – непрошенной гостьи в цветастом байковом халате. В больнице все сходились быстро, без церемоний, и общались свободно, на равных. Таков был внутренний уклад. Болезни никого не щадили, и в этом заключалась основа больничного равноправия.

Вечером, перед сном, Лиля спросила у медсестры:

– Скажите, разве моя палата платная?

– Да, мы такие палаты коммерческими называем, – ответила медичка.

– Я заплачу, вы не беспокойтесь, – заверила Лиля.

– С Пудовкиным разбирайтесь, – коротко сказала девушка. – Это не моё дело. Он распорядился, чтобы вас отсюда никуда не переводили. Спокойной ночи!

В отделении стихли все голоса, не слышалось обычного шарканья тапочек. Лиле не спалось, сказывалась духота. В больнице топили очень щедро, боялись простуд. На ночь в коридорах открывали форточки для проветривания, и Лиля решила немного размяться, подышать. Она встала, затянула поясок нового халата и вышла из палаты.

Лиля неторопливо двигалась в полусумраке. Дойдя до ординаторской, она остановилась. Дверь была приоткрыта, а кабинет докторов ярко освещался. Лиля шагнула из темноты коридора, бессознательно потянулась к свету.