Я вернулась от Марины в состоянии философской приподнятости. В голове вертелось высказывание подруги о деревянной матрёшке. «Чем не модель личности?» – вдруг подумалось мне.

Куда уходит детство? Где прячутся былые чувства? Где витают юношеские заблуждения? Куда утекает время? Где обретается душа? Где хранятся тайны? Всё там, внутри нас. Каждая из нас, как русская матрёшка. Я не та, какой была в тридцать лет. А в тридцать лет отличалась от себя двадцатилетней. Мы проживаем отрезок бытия, жизненный цикл со своей проблематикой. Накапливается пласт впечатлений и опыта. Он покрывается лаком времени. Одна кукла для матрёшки готова! Потом создаётся следующая. Значит, все мои ощущения остаются внутри навсегда.

Наедине с собой я призадумалась: любила ли я Вадима? Он сам не раз спрашивал меня об этом, но могла ли я дать точный ответ самой себе?

Я люблю тебя! В юности эти слова ежедневно вертятся на языке. Так и хочется их высказать, выпалить, выкрикнуть! Я легко и часто говорила о своей любви Олегу.

С годами признания звучат реже. Юрию я подарила эти три слова, когда чувство вызрело и наполнило меня всю, как ветер паруса.

Однажды, в раздумьях, я набросала карандашом на листочке в клеточку портрет Вадима. Я не училась в художественной школе, но рисунок получился удачным. Неведомое чувство водило мою руку, и кончик карандаша оставлял штрихи на бумаге. Закончив, я поразилась точности изображения, и убрала листок подальше от посторонних глаз. Слишком он был откровенен.

Зина Шюц была права. У Вадима удивительные глаза. Цвет неопределённый, размытый. Тайное свечение изнутри, поволока снаружи… Сфумато. Выражение его лица бывало разным: счастливое, бесшабашное, горделивое, суровое, временами беспомощное, как у растерянного подростка. Иногда появлялась холодность, отчуждение. Я как-то сумела воспроизвести на бумаге невыразимую прелесть его глаз, и состояние задумчивости, и тень сомнений.

Что же возбуждало меня в нём? И почему ни в ком другом более? Я представила Вадима в обычной позе, за рабочим столом, сидящего, чуть ссутулившись, подавшись вперёд, и рисующего свои тайные, непостижимые знаки. Таким он был всегда, если слушал доклад, мнения или просто размышлял, искал решение. В такие минуты мне часто хотелось подойти сзади, запустить руки ему под рубашку, провести по его спине пальцами. Я мечтала каждым касанием ощутить ответное напряжение его мышц. Но я сдерживалась, копя и концентрируя в себе вожделение, приберегая его на будущее, чтоб однажды слиться вместе в безумном, едином, отчаянном желании…

Невозможность сиюминутной реализации желания не раздражала, а наоборот, придавала остроту отношениям. Наш секс как бы и не прекращался вовсе. Он происходил постоянно на более высоком, эмоциональном уровне. Влечение растворялось в мозгу, в каждой клеточке наших тел, постепенно отравляя нас, словно наркотический дурман.

Я передала пакеты с подарками Лаврову в тот же день, как и пообещала Зине Шюц. Вадим Юрьевич разобрал их при мне, тут же в кабинете. Я скромно сидела, а он копался в иноземных вещах, торопливо вскрывая яркие упаковки. Он был похож на любопытного мальчугана, получившего гостинцы. Он примерял туфли, нюхал одеколон, разворачивал шёлковые рубашки, словно находился в бутике. Вещи были отменного качества, и он не мог устоять. Вадим был франт, денди, модник…

Всякой женщине мнится, что мужчина, которому она отдаётся, обязательно нестандартный и особенный человек. Он выше и сильнее других во всём. Но это не так! Наши избранники подвержены примитивным человеческим слабостям, как и остальные люди на свете. Мужчина бывает любопытен, тщеславен, иногда смешон и нелеп. Мы сами приписываем любовникам необычные, высокие качества. Наше собственное воображение услужливо рисует нам супермена. Вот потому, приметив обычную земную суетность, свойственную многим, мы огорчаемся, будто узрели нечто постыдное…

Я не представляла Вадима в быту. Я никогда не планировала жить вместе с ним. Наши отношения возникли, как чудо, из ничего. Я не определяла статуса Вадима ни как потенциального мужа, ни как длительного любовника. Я могла спокойно спать по ночам, с аппетитом есть, болеть, хандрить, чистить картошку, мыть окна, клеить обои только с Юрой! С ним бытовые заботы не тяготили! Именно с мужем повседневность наполнялась вселенским смыслом и раскрашивалась в радужные тона. Именно тогда, сидя в кабинете Лаврова, я ещё раз утвердилась в этом. А его жена Ирина могла и хотела жить только с ним, с Вадимом, со своим непутёвым мужем, которого, увы, нередко добивались другие женщины.

Я внезапно поняла, что из сладкого зефира взаимного интереса образовались ниточки привязанности, крепнущие день ото дня. Любая зависимость отягощает и требует ответственности. Мы зашли слишком далеко. Я не имела права тянуть Вадима к себе. Необязательной флирт улетучился. Мы искушали судьбу. Мысли были туманны, что-то вроде догадки, озарения, но они уже возникли. Вадиму я ничего не сказала, а просто, извинившись, вышла.

Я не святая, и потому мне скверно удавалось скрывать свои тревожные измышления. В отношениях возникла сумятица. Временами я слабодушно срывалась, иронизировала, дерзила, а Лавров проявлял резкость, сухость и даже грубость. Потянулся странный период с примесью взаимных колкостей и наплывами отчуждённой холодности, но порой именно это, как ни странно, опять разжигало возбуждение. Даже воздух становился вдруг плотным и вязким, и мы не сдерживали себя. Мы отдавались нахлынувшему влечению.

Эротический календарь тайных встреч пестрел красными пометками, графически демонстрируя спонтанность соитий. Сам секс стал изощрённее, сложнее, глубже, чем прежде. Мы достигли, казалось, чего-то немыслимого, но это не могло существовать вечно, потому что истощались все наши жизненные ресурсы.

По иронии судьбы, Лавров жил в одном районе с моими родителями. Тем памятным летом мы с Юрой и Машей переселялись именно туда. Переезд занял не один день. Поначалу мы освежили квартиру, провели там мелкий ремонт, а потом начали перевозку пожитков.

Всегда кажется, что вещей мало. Постоянно нечего надеть, чего-то не хватает из утвари, из книг, но когда начинаешь собирать всё имущество, то выясняется, что его очень много. За годы жизни с Юрой мы часто меняли адреса, и приучились освобождаться от старья при каждом переезде. Мы щедро раздаривали посуду, журналы, какие-то приборы своим приятелям и соседям. Мы делали это легко, увлечённо, порывисто, радуясь освобождению от старых пут. На новом месте свободнее дышалось, и появлялась возможность приобрести другие, современные вещицы.

В августовский выходной я бродила одна по магазинам и случайно натолкнулась на Лаврова. Он нёс в руках длиннющие напольные плинтуса, и ещё что-то хозяйственное торчало из большого пакета.

– Какая встреча! – воскликнул он. – Совершаешь закупки? Одна?

– Да, – ответила я. – А ты занялся ремонтом? Не очень-то похоже на тебя.

В моих словах сквозила лёгкая, глупая ревность: как он мог? Как можно думать о суетном, когда есть я и наши высокие отношения! Умница Вадим уловил подтекст и поспешил дать разъяснения:

– Нет, это не моя затея. Помогаю старому приятелю. Он тут рядом поселился.

Встреча была настолько неожиданной, а сами мы выглядели так непривычно стандартно и заземлено, что беседа не клеилась. Да и о чём было говорить, если мы виделись день назад? Мы стояли возле универмага, вокруг шумела летняя ярмарка, мимо сновали люди, озадаченные выбором покупок. Я уже хотела распрощаться, как вдруг Вадим властно дёрнул меня за руку:

– Пойдём, я тебе что-то покажу!

– Куда?

– Пойдём!

Он увлёк меня за собой без пояснений. Вскоре мы оказались в какой-то пустой квартире.

– Это квартира моего приятеля, – пояснил, наконец, Вадим. – Он купил её недавно. Я помогаю устроиться. Я люблю повозиться, поработать руками. А друг укатил по срочным делам. Завтра вернётся.

– А почему он не нанимает рабочих? – удивилась я. – Специалисты сделают ремонт быстрее и качественнее, а вы долго провозитесь.

– Да так, хочется иногда самим! Надоест – наймём. Я пойду, руки помою.

Всё началось так быстро и ловко, да и стоило ли удивляться! Ведь мы знали друг друга досконально. Новой была сама обстановка, запах клея, штукатурки и ещё чего-то, чем обычно пахнет при ремонте. Всё происходило прямо на полу, на чужом пледе. Вначале я лежала внизу, под ним, а Вадим входил в меня медленно, томительно, зависая надо мной и глядя прямо в глаза. Мы никогда не закрывали глаз – нам так нравилось. Если я отворачивалась, то он шёпотом просил смотреть на него и сам тоже просто впивался взглядом. Это дополнительно возбуждало, вызывало бурю в мозгу.

Постепенно его движения становились сильными, сливались в единый, мощный головокружительный ритм. В какой-то момент Вадим замирал, зажмурившись на мгновение, толчками изливался в меня и затихал. Я ощущала эти выплески мужского внутреннего естества и переживала телесный восторг.

После небольшой передышки Вадим легко перевернул меня, и сам оказался внизу. Теперь активная позиция была у меня. Я упивалась обретённой независимостью движений. Я откидывалась назад, изгибая спину, плавно возвращалась в позу всадницы и затем наклонялась низко, касаясь его груди своим бюстом. Он ловил мою грудь губами, мял и крутил соски руками, доставляя мне новую порцию острого наслаждения.

Из этой позиции я осторожно развернулась вполоборота, и мои губы уже обхватывали его твердеющую плоть между ног. А Вадим отвечал мне не менее сильным ходом. Он жадно приник к моей сочащейся щёлочке, посасывая её складки, полизывая и ласково втягивая в свой горячий рот.

Слова, губы, взгляды, прикосновения, вздохи сливались в единую материю, создавая дурманный, мерцающий мир вокруг. Я смело и жадно ловила каждое его движение, боясь пропустить. Я устремлялась Вадиму навстречу, издавала неконтролируемые стоны, шептала что-то, слыша себя как бы со стороны. В эту сумасшедшую минуту Вадим прохрипел:

– Не отдам тебя никому. Костьми лягу, а не отдам. Мы будем всегда. Мы будем вечно.

Он именно так и сказал. Эти короткие, тугие фразы врезалась в мою память навсегда. Я хранила их в потаённом уголке мозга, как бриллианты чистой воды. Вадим был искренен, бесподобен, могуч, но жизнь опровергла его слова. Сказано было трогательно, но не стало правдой.

Судьба сильнее человека. Больше у нас с Вадимом не случилось подобного волшебства. Это свидание было последним.

Но мы ещё не ведали, что нас ждёт. Мы неистово отдавались друг другу в чужой квартире и были безумно счастливы.

Наше исступленное ритмическое кружение длилось часа три. Меньше никогда не получалось. Разве что только дольше. Когда мы лежали навзничь, уже отдыхая, Вадим сказал:

– Знаешь, где бы я не оказывался, в любой обстановке представляю тебя. Вот начал товарищу помогать, так с первых часов думал только о том, как бы здесь овладеть тобой! Наваждение просто.

– Смотри-ка, ты везунчик! Удалось-таки меня затащить, – усмехнулась я.

– Да, мысль материальна, – высказал он. – А знаешь, что я недавно замышлял?

– Что? – удивлённо спросила я.

– Хотел довести тебя до самой крайней точки, до экстаза, и оборвать на этом! – бесстыдно сознался Вадим.

– Зачем? – не поняла я. – Новое изощрение воспалённого разума?

– А так! Наказать тебя! Чтоб ты извивалась и умоляла меня завершить! Но не смог осуществить, сам не выдержал бы пытки.

– За что же ты хотел меня наказать? – с усмешкой спросила я.

– А то не знаешь! – возмутился он. – Я же вижу, бродишь, обдумываешь, как ловчей избавиться от меня. Я всё подмечаю! Не забывай, я ведь бывший следователь, причём, по особо важным делам. От меня скрыться сложно. Насквозь просвечиваю.

Я промолчала. Встала осторожно, начала одеваться. Неприятно саднило спину вдоль позвоночника, внизу.

– Вадим, посмотри, что там у меня на спине, – попросила я.

– О-о, девочка моя, натёрла-таки ты свою нежную спинку! – воскликнул он, потом безудержно расхохотался. – Сходила наша Анечка в хозяйственный магазин! Вернёшься домой с разодранной спиной! Ха-ха! Ночью пижаму надень, а раздевайся только в темноте. С неделю не заживёт – это точно. Анна, будь бдительна! Ха-ха!

– А ты что так злорадствуешь? – с мягкой улыбкой спросила я его.

– Я не злорадствую. Я люблю тебя, Анька. Но в то же время думаю, какие же вы стервы, бабы, а? Милая хозяюшка спешила с ярмарки домой, а мимоходом натрахалась со своим начальником до кровавых дырок на спине! А какая ты была сегодня! Огонь! Надо бы сняться на видеокамеру. Такую кассету мёртвому показать – сразу воскреснет! Секс во славу жизни! Польза человечеству! В следующий раз будем трахаться на камеру!

– Балансируешь на грани пошлости, дружок, – заметила я своему циничному любовнику, хотя его цинизм меня возбуждал.

– Я с тобой вообще по жизни балансирую! – парировал Вадим. – Как канатоходец на проволоке.

В тот день Вадим был склонен к предельной откровенности и любовному пафосу одновременно. Он ещё лежал на полу, а я уже надела на горячее тело трусики и лифчик, а на ноги высокие босоножки. Я знала, что выгляжу сексапильно. Стоило мне пристально взглянуть ему в глаза, он задышал бы иначе. И я сама могла бы хладнокровно довести его до крайней точки возбуждения и оставить. Но я лишь пластично выгнулась и склонилась над Вадимом. Мои грудки наполнили соблазнительной мягкостью чашечки кружевного лифчика до предела, распирая его. Щёки слегка горели, волосы свободно ниспадали. Я ласково прошептала:

– Злючка! Я всё равно ускользну от тебя. Пока. Доживи до понедельника.

Затем я быстро накинула лёгкое платье и пошла к выходу. Вадим застонал мне вслед:

– Зачем ждать понедельника, если мы уже здесь? Иди обратно ко мне!

Я хлопнула дверью и выскочила в подъезд. Я ускользнула, я разорвала порочный круг нашего взаимодействия.

Мужу пришлось бесстыдно лгать. Я сказала, что встретила подругу, Шабанову Светку. Я жарко извинялась, я болтала, что не заметила, как мы прогуляли вместе по магазинам непозволительно долго. Мой Юра, к счастью, снисходителен ко многим женским слабостям.

А что же так тянуло Вадима ко мне? Я не сногсшибательная красотка модельной внешности. Я не лишена недостатков. Мне всегда приходилось тщательно продумывать каждую деталь облика: укладывать строптивые локоны, подбирать верную высоту каблука, выстраивать цветовую гамму наряда. У меня узковатые плечи, грубоватые руки, непослушные волосы, крупноватый нос. А искривлённые пальцы стоп? А… Ну, пожалуй, достаточно! Портрет получился впечатляющий.

Так что же влекло Вадима? Только годы спустя я поняла эту тайну.

Всё изнашивается и приедается. Даже виртуозный секс теряет остроту. И только человеческий интеллект является неиссякаемым источником позитивной динамики в отношениях!

Так сошлось, что в те годы мои отношения с мужем буксовали на месте, а с Лавровым развивались. Взаимосвязь с мужем замерла на одной точке без подпитки изнутри и снаружи. Юра отклонился в сторону, слишком увлёкся выстраиванием контактов с матерью, а мне некуда было тратить свою женскую энергетику. Муж отступил. Образовалась пустота. Возник Вадим и заполнил её собой. Природа чувств не терпит пустоты.

С Лавровым мы развивались вместе, невольно обогащая друг друга. Ежедневные события, свежие мысли, новости, впечатления, решение трудных задач – вот основа взаимного интереса. Моя искренняя благодарность Лаврову за его терпение, внимание ко мне, пленяла его самого. Всё смешалось – великое и мелкое, смешное и грустное, божественное и низменное, увлекая нас. И если любовь многолика, то, возможно, это она и возникла между нами в одной из своих прекрасных ипостасей.