В скважине входной двери заскрежетал ключ. Потом раздался звонок. Затем опять заворочался ключ. «Кто бы это? Неужели Машка вернулась?» – подумала я.

Но это была моя мама. Она стремительно вошла в квартиру, а я удивилась её встревоженному выражению лица.

– Мамочка! – воскликнула я.

– Аня! Где ты была? – сурово накинулась мама. – Я звоню тебе уже полдня на мобильный, на домашний телефон, а ты не берёшь трубку! Где ты была? Я чуть с ума не сошла! Летела сюда со скоростью звука, а на улице-то скользко! Можно упасть и сломать себе ноги. И что потом? Больница? Гипс?

– Мамуля, успокойся, раздевайся! – я вертелась вокруг строгой мамы, снимая с неё пальто и чмокая в обе щёки. – Заходи, присаживайся и отдыхай!

– И всё же, где ты была?

– Всё очень просто, – начала я немудрёный рассказ. – Вначале утром ко мне зашла Марина. За луком. Только за луком, мама! Потом я зашла к ней кое-что сообщить. Тут она угостила меня глинтвейном. Слово за слово – проболтали полдня. Заодно и пообедали. А мобильник я не взяла. Я ведь на минуточку выходила из квартиры. Простишь непутёвую дочь? Я и не знала, что ты приедешь сегодня.

– Выходила на минутку, а просидела полдня! Ну, кто бы удивился, что вы с Мариной сумели столько проболтать! – рассмеялась мама и оттаяла. – Прости меня за упрёки! Надо же было мне самой догадаться и Марине позвонить! Но, правда, Аня, я что-то так напугалась! Сейчас такая беспокойная жизнь пошла, чего только не случается с людьми! Ну, как Марина? Как дети?

– Дети здоровы. Филимоновы заканчивают отделку гостиной! – сообщила я. – Мама, так у них стало красиво! Квартира неузнаваемо меняется! У нашей Маринки вкус, а у Коли руки и настойчивость! Зайди потом, посмотри сама. А ты что одна? Чем отец занят?

Встретить поврозь моих родителей почти невозможно. Они работали на одном предприятии, ежедневно обедали вместе в заводской столовой. Они так привыкли к этому, что не могли нормально, с аппетитом, питаться поодиночке. И это их единение, знакомое мне с раннего детства, служило отправной точкой отсчёта в системе моих жизненных координат.

– Да он готовится к садово-огородному сезону, – ответила с усмешкой мама. – Представь, разобрал насос электрический, какую-то деталь там заменил, а собрать обратно не может! Сидит, ворчит, но всё же делает. Я не стала его отвлекать. Поехала за покупками, да и к тебе завернула.

– Вот и хорошо! Я так рада тебя видеть, мама!

– А Юра не приехал? – мама всегда желала быть в курсе наших событий.

– Юра ещё не вернулся из командировки. Возможно, завтра приедет, – прилежно отвечала я.

– К его приезду будь, пожалуйста, в форме! – наставляла мама. – А то ведь муж любит жену здоровую…

– … А брат сестру богатую! – подхватила я с улыбкой. – Я стараюсь, мама, и для брата, и для мужа. И для того парня, как раньше говорили.

– Смотри у меня! Какие ещё парни! – шутливо пригрозила мама. – А Мария где?

– Мария в институте, а потом на дискотеку побежит, – доложила я. – Сегодня же праздник – День всех влюблённых! День святого Валентина.

– То-то вы с Маринкой пригубили винца! Только что же теперь, модно с самого утра пить? – поинтересовалась мама. – Да и какой это праздник? Так, для молодёжи забава!

– Нет, говорят, всем нужно праздновать, – ребячливо упиралась я. – Вам с папой тоже. Вы ведь у меня такие молодцы! До сих пор ходите влюблённой парочкой! А мы с Маринкой так, чакры раскрыли.

– Да, мой-то влюблённый сегодня что-то не в духе!

– засмеялась мама. – Его лучше не трогать. Может, давление поднялось у него? Ведь никогда не скажет сам, пока не допытаешь. Приеду – таблетки заставлю его выпить. А, может, деду тоже чакры надо раскрыть! У него от пива душа обычно разворачивается. Куплю на обратном пути. Но всё же вначале давление померяю.

– И пускай себе отец возится с насосом! Что бы он ни делал, папа всё равно тебя любит, – махнула я рукой.

– Надеюсь, что это так, – скромно сказала мама.

Моя мамочка сидела напротив. С её приходом в дом всегда возвращалась атмосфера моих школьных лет. Рядом с мамой я на короткое время становилась юной девушкой, маминой дочкой. Я могла глупить, ошибаться, капризничать, даже привередничать. Я легко подключалась к ощущениям юности, пока мама находилась рядом.

И в тот февральский день я говорила, а она слушала и поправляла меня, вдыхала в меня житейскую женскую мудрость. И я тут же делалась лучше и чище в своих устремлениях и помыслах. Мне всегда очень хотелось радовать маму. Мне хотелось быть самой талантливой, успешной и счастливой не для себя, а для неё.

– Я тебя долго не отпущу! – решительно заявила я.

– Даже хорошо, что мы вдвоём. Ты мне что-нибудь расскажешь. И мы будем сидеть долго-долго.

– Что я могу тебе рассказать, чего ты ещё не знаешь?

– удивилась мама.

– Про твою свадьбу! – вдруг непроизвольно выдало моё подсознание. – Я ведь совсем ничего не знаю о вашей с папой свадьбе. Никогда не видела фотографий этого события. Снимков всяких разных накопилось много, а ваших свадебных нет! Почему?

– Потому, – невразумительно ответила мама.

– Ну, почему – потому?! – не отступила я. – Требую ответа!

– Да потому, что зарегистрировались мы тайно, – чуть подумав, огорошила мама.

– Как это? – опешила я.

– Так… Мне же восемнадцати лет ещё не было, а отцу уж минул двадцать один год. Взрослый парень был! Моя мать, бабушка твоя, зорко за мной следила. Всё ворчала, покойница: «в подоле не принеси раньше времени!». Мне очень хотелось настоящей самостоятельности! Отцу не терпелось женой меня видеть. На ранние браки разрешение раньше в горсовете брали. Мы туда с ним поехали. Как уж там отец убеждал – не знаю. Справок-то от врача никаких не имелось. Ну, вот, поженились сами, молчком. Я домой идти боялась. Весь день по городу гуляли. Но куда деваться – вернулись к вечеру! Мать поплакала, побрюзжала, да и простила.

Я слушала маму, открыв рот в прямом смысле.

– Почему я этого не знала? Первый раз от тебя слышу!

– Отец не разрешал мне даже упоминать при тебе про нашу историю! Ты вспомни свою шальную любовь с Олежкой Полозовским. Отец боялся, что ты тоже раньше времени замуж за него побежишь. Ходили тогда вокруг да около тебя, дышать боялись. Ты же, как одержимая была! А он, Олежка, и вовсе огонь. Вот так, – улыбнулась мама. – Всему своё время, дочь. В ранних браках хорошего мало. Вот разве плохо, что ты провела свои студенческие годы вольготно и интересно? Удержали тебя от соблазна …. Вышла за Юрочку, а такого мужа поискать!

– Мама! Я вам так благодарна! Правда-правда! – поспешно заверила я.

– Теперь нашу Машеньку надо беречь. Смотришь за ней, приглядываешь? Поучаешь, как я тебя? – заботливо уточнила мама.

– Стараюсь изо всех сил и всегда тебя вспоминаю, – призналась я. – Каждое твоё слово помню, мама.

– То-то же, – с довольством изрекла мама. – Спасибо на добром слове, дочь. И впрямь приятно слышать.

– Ну, поженились вы, и что потом? – не терпелось мне. – Поселились с бабушкой Полиной? Ведь так?

– Так, так, – подтвердила мама. – Дом у нас был большой, отец мой перед войной достроил. Дом ухода требует, а мужика нет. Так мой Георгий стал у нас хозяином. Тёща вскоре его зауважала. Он всё в порядок привёл. Он ведь рукастый!

– Мамочка, ну, про твою мать, бабушку Полину, всё понятно стало, – я приступила к более детальному расспросу. – А что папина мама? Его отец? Они как на ваш брак смотрели?

– Бабка Катерина, мать его, меня любила! – горделиво заявила мама. – Всегда нам говорила – женитесь, ребята! Тебе, говорит, Гера, лучше Вали жены не сыскать! Я ведь и вышивала, и шила, и крючком вязала. Рукоделие раньше очень почиталось.

– А почему же она, в таком случае, на вашей регистрации в ЗАГСе не присутствовала? – любопытствовала я.

– Катерина Семёновна в плавании находилась. Она ведь на пароходах работала. Не знаю, что именно баба Катя там делала, но числилась матросом. Вместе с мужем и плавала с апреля по ноябрь. А мы же в мае поженились. Навигация уже началась.

– А кем её муж был? – я просто упивалась новыми познаниями, жадно ловя каждое мамино слово. – Папин отец, то есть? И как его звали? Боже мой, почему же все так рано умирали! Что же за времена такие были! Твой отец погиб на фронте! Бабка Катерина умерла, когда мне год всего исполнился. А мой дед, её муж? Он-то когда скончался? Я знаю только бабушку Полину – твою мать. Ну, почему ты мне ничего не рассказывала раньше?! Скрытные вы какие! Всё давай выкладывай!

– Ну, чего тебе выкладывать? – немного нервничая, спросила мать.

– Как звали папиного отца, моего второго деда? Когда он умер? Кем был? Капитаном? Матросом? Коком на пароходе? – один за другим сыпала я вопросы.

– Дед твой, отец отца, был главный инженер судоремонтного завода, – вдруг чётко произнесла мама.

– Это бабушки Катерины Семёновны – муж? – уточнила я.

– Не был он ей мужем…. Ой, заболтала ты меня, Аня!

– Мама, говори дальше, прошу тебя! – взмолилась я. – Нельзя жить без корней. Ну, что же мы, как Иваны, не помнящие родства! Разве так можно?!

– Отец меня убьёт, если узнает, – тянула мама.

– Не узнает, не узнает! – горячо пообещала я.

Я крепко ухватилась за заветную ниточку, и она лениво поддалась. Большой клубок событий нехотя качнулся, исподволь начал разматываться. Я никогда не видела своего деда со стороны матери и свою бабушку со стороны отца, но я заочно любила их и мысленно наделяла лучшими качествами. Я немного обижалась на родителей за долгое, недоверчивое молчание, но комочек обиды легко выскользнул изнутри под напором неукротимого желания докопаться до своих корней.

– Папочка твой незаконнорожденный. У него в метрике, в графе «отец», стоит прочерк. Катерина, мать его, бедовая в девках была. В нашем посёлке тогда новый завод строился. Главного инженера из Москвы к нам прислали. Семья у него в столице осталась. Вот и вышла у него с Катей любовь. Георгий, отец твой родился. А потом Катерина Семёновна ещё два раза замуж выходила, троих детей нарожала. И это, заметь, в послевоенные годы, когда мужики наперечёт были! А тот инженер в Москву уехал. Отец твой всю жизнь скрывает секрет своего рождения, потому что стесняется. В детстве очень дразнили его в посёлке. Ты уж не выдавай меня, дочь, – смущённо сказала мама.

– Вот так бабка Катя! – воскликнула я. – Красивая, наверно, была женщина.

– Да, интересная, – подтвердила мама. – Но главное, уж очень весёлая, боевая и певунья. Пела – заслушаешься! Умерла только рано.

– А почему же тот главный инженер, настоящий, биологический, папин отец, не искал своего сына? Почему не помогал Катерине Семёновне? – пыталась я понять.

– Аня, кто же знает, что с ним сталось? Это же при Сталине происходило! Таких руководителей сажали за всякую мелочь, доносы на них строчили, – напомнила мне мама. – Это же перед самой войной случилось – тридцать седьмой, тридцать восьмой годы! Самые страшные годочки!

– Боже мой, столько жутких тайн!

– И не говори! – согласилась мама. – Катерина Семёновна, царство ей небесное, за добрых мужиков замуж выходила. Гера говорит, что особенно второй её муж был ему за настоящего отца. А моя мама так и прожила одна. И я очень завидовала девчонкам, у которых были отцы! Знаешь, в те годы, я помню, приходили к маме подруги в гости, в основном – все вдовы. У них постоянно разговоры были на тему о том, сколько же лет, какая из них со своим мужем успела пожить. Так и говорили, к примеру, – Люсенька счастливая, десять лет с мужем прожила. Вот ведь как было!

– Мама, ну, неужели нет никаких фотоснимков бабушки Катерины и её инженера? – не терпелось мне. – Понимаешь, я стала замечать в лице нашей Марии что-то незнакомое. Не моё и не Юркино. А вот оказывается, откуда ниточка тянется! Эх, посмотреть бы на настоящего деда!

– Нет, доченька, нет ничего, – посетовала мама. – Раньше ведь очень редко фотографировались! Хорошо, что моего отца остались две карточки. Я их храню, как реликвию.

– Да, сразу видно, что ты – вся в него! И как ужасно, что он погиб. Он, выходит, только увидел тебя новорождённую и ушёл вскоре на фронт. Ты ведь в сорок первом родилась. Дедушка Вася построил дом, дал жизнь детям, а сам скончался!

– У него броня была. Он ведь первоклассный токарь был. Его оставляли в тылу на оборонном заводе. Но через год он сам попросился на фронт. Неловко ему было. А ведь он не погиб…

– Как?! – перебила я мать, не сдержав новой волны своего изумления.

– Он пропал без вести, – пояснила мама. – А это совсем не означает, что человек погиб. Мёртвым его никто не видел.

– А живым? – спросила я, и по спине побежали мурашки.

– Видели, говорят… – глухо выговорила мама. – Но это всё перетолки…

– Где видели?! И почему вы его не искали?!

– Эту тайну моя мать с собой в могилу унесла, – горько вздохнула мама. – Ничего точно не знаю, доченька. Помню только, что пришла однажды к нам в дом какая-то незнакомая женщина и что-то такое рассказала маме про отца. Я тогда в школе уже училась, во втором классе. Мама мне ни словечком не обмолвилась, но я помню, что она ездила куда-то. Ой, какие были страшные времена! Люди всего боялись. За неосторожное слово можно было схлопотать большой срок заключения. Может, в плену был отец. После плена ведь сажали в лагеря, потом отправляли на поселения…. Если бы знать…. Кто теперь расскажет…

– Я тебя понимаю, мама! – сказала я. – У тебя отца не было, а у меня деда! У Машки есть мама, папа, две бабушки и один замечательный дед. Ей легче жить на этом свете. Мама, а ты не знаешь, кто мне отрицательный резус-фактор крови передал?

– Папочка твой, – усмехнулась мама. – Раньше никто эти резусы не проверял. В нашей семье только при твоей беременности об этом всерьёз задумались. Ты на сохранении в больнице лежала, а мы тут переживали. Отец всё ворчал, врачей проклинал всех подряд, что выдумывают всякую ерунду. А тут как раз он сам приболел. Пошёл к терапевту. Я и заставила его анализы сдать. Ну, у него самого этот резус отрицательный оказался. Он и примолк сразу, призадумался.

– Какая хитрая эта штука – наследственность! – изумилась я. – Вот так главный инженер судоремонтного завода! Не исчез бесследно в анналах истории. Оставил нам свои замечательные гены, наградил нас исключительной группой крови! Да, дорого бы я дала, чтобы взглянуть на него! И не мешало бы узнать о нём лучше. Только вот как это сделать?

В эту минуту раздался телефонный звонок.

– Прости, мамуля, я сейчас, – извинилась я и сняла трубку. – Алло?

– Аня! Привет! – опять звучал голос Полозовского.

– Привет, – тихо ответила я и осмотрительно покосилась на маму.

– Вот поговорил с тобой утром, а потом так захотелось тебя увидеть! – сказал Олег. – Всё придумываю повод, а ничего в голову не приходит. Я и решил прямо об этом сказать. Без всякого повода. Ну, сможешь выйти на улицу?

– Понимаешь, вряд ли удастся, – осторожно начала я. – Я не одна. Ко мне мама пришла…

– Подожди, послушай! Помнишь, как раньше тебя мама в магазин посылала, а ты мне звонила, и я тебя по дороге перехватывал? – напомнил мне Олег.

– Конечно, помню. И что?

– Тебе в магазин не надо? – заговорщицки прошептал он в трубку, подсказывая выход из положения.

– Да вообще-то надо, – ответила я.

– Выходи. Иди, как обычно, по нашей дороге. Я тебя встречу. Ты не волнуйся, журавлик. Пять минут поболтаем. Только посмотрю на тебя – и всё. Так что не беспокойся! – и Олег повесил трубку первым.

Я решила не говорить маме про Полозовского. Наш разговор о прошлом и так достаточно её взволновал. Я всегда старалась её оберегать от тревожной информации. Поэтому я сказала ей так:

– Мама, мне неловко, но я сама у Марины плотно поела, а тебя баснями кормлю. Я сейчас быстренько сбегаю до магазина и обратно. Ты можешь полежать, телевизор посмотреть. А я вернусь и сготовлю что-нибудь на скорую руку. Сейчас столько отличных полуфабрикатов и салатов готовых продают! К чаю что-нибудь куплю. Хорошо?

– Только оденься теплей, – заботливо сказала мама. – А я действительно полежу, отдохну. Устала я что-то сегодня.