В первые дни после приезда Таня забегала в общежитие научно-экспериментальной базы довольно часто. Поначалу ее туда (кроме желания повидать отца) влекли любопытство и интерес к новому месту, но вскоре она поняла, что жилой комплекс сам по себе был довольно скучным местом. В само здание лаборатории, где до вечера пропадал отец, ни у нее, ни у кого другого, кроме сотрудников группы, доступа не было, а что прикажете целый день делать в общежитии? Сидеть в душной комнате, смотреть телевизор в холле или перепираться с матерью, которая тоже изнывает от скуки? От скуки и – Таня точно это знала! – от ожидания. И она знала, кого ждет мать – Ильдерима.

Он привез в село семью недели через две после приезда Муромцевых. В тот день с утра к Халиде зашла ее невестка Зара со своими детьми Анваром и Гюльнарой – ровесниками Тани. Зара, любившая прихвастнуть своими кулинарными способностями, принесла огромную кастрюлю с долмой – отварным молотым мясом, завернутым в виноградные листья. Анвар и Гюльнара позвали Таню с Тимуром и девочками посмотреть их школьный питомник, а Халида, проводив детей, решила навестить Ильдерима и его жену Айгуль. Наталье она оставила записку на видном месте:

«Наташенька, я у Айгуль, дети гуляют. На кухне горячая долма, обедай, не жди нас».

Наталья, появившись, как обычно, около полудня, прочла записку и отправилась на кухню, где на круглом полированном столе стояла обернутая полотенцем кастрюля с еще не остывшей долмой. Поев, она удобно устроилась с книгой в кресле качалке, но буквы прыгали перед ее глазами, слова не складывались в предложения, мысли в голове метались, заставляя сердце колотиться с бешеной скоростью:

«Наконец-то он приехал, когда же теперь? Как мы встретимся? Нет, пусть уж он сам обо всем позаботится, я не стану показывать ему, как я… Какие же у него руки – горячие, нетерпеливые, нежные. Я не вытерплю, если придется ждать еще целую ночь и знать, что он здесь, совсем близко!».

Ильдерим был рядом с ней, ласкал ее горячими губами, заставляя тело цепенеть от восторга. Голоса вернувшихся домой Халиды и Фирузы вывели Наталью из сладкого оцепенения. Она открыла глаза, медленно приходя в себя и пытаясь понять, о чем ее уже во второй раз озабоченно спрашивает Фируза:

– Ты в долму положила мацони? В холодильнике стоит, достала бы.

– Нет, я не знала.

Мать Халиды всплеснула руками:

– Аллах, без мацони никакого вкуса нет!

– Ничего страшного, мне понравилось, – Наталья уже окончательно пришла в себя и огляделась. – А где ребята? Они не с вами разве?

– Пошли посмотреть питомник, – Халида вздохнула и опустилась на диван. – Раньше, когда мы приезжали, то ходили туда все вместе, Юра… Помню, в детстве мы с ним обожали юннатский уголок, и он… Мама, помнишь, как самку леопарда во время грозы придавило деревом, а детеныш уцелел? Ползал рядом с матерью – маленький, еще слепой – и пищал. Кто-то из мужчин был в лесу – услышал писк, подобрал малыша и принес к нам. Юра сам его выхаживал – с соски кормил, даже спал с ним рядом. Назвал Фрейдом. Смешно!

Халида звонко засмеялась, и тут же из глаз ее хлынули слезы.

– Доченька, радость моя, не надо плакать, – с болью в голосе проговорила Фируза, садясь на диван рядом с дочерью и гладя ее колено.

– Нет-нет, все нормально, я просто вспомнила, – она вытерла глаза и попробовала улыбнуться, – вспомнила, что мы всегда давали нашим животным какие-нибудь книжные имена. Маленькую лань назвали Ассоль. Потом, когда она выросла, стали ее выпускать, а она все не хотела уходить, возвращалась. Юра потом прочитал, что диких зверей нужно выпускать в подростковом возрасте, чтобы они научились себя кормить, поэтому Фрейда мы выпустили, едва он подрос. Юра тогда долго стоял – смотрел ему вслед и чуть не плакал. Или даже плакал, не помню.

– Халида, – строго произнесла Наталья, – я тебя сегодня еще не слушала, дай-ка я послушаю твое сердце. И вообще мне не нравится, что ты не сдаешь анализы, не ходишь к гинекологу – при твоем сроке полагается посещать врача каждую неделю.

– Я хорошо себя чувствую, – виновато ответила Халида, – но ты меня послушай, конечно. И ребенка послушай.

Она покорно расстегнула кофточку и подождала, пока Наталья прослушает ее сердце, потом оголила живот.

– Я не гинеколог, – говорила Наталья, прикладывая металлический кружочек выше и ниже пупка, – но, скорей всего, твой врач была права – прослушиваются два сердцебиения. Тем более, если это близнецы, то тебе нужен строгий медицинский контроль.

– Завтра схожу в лабораторию и сдам анализы, – виновато пообещала Халида и тут же торопливо одернула платье, потому что за окном послышались веселые голоса, а через минуту Лиза с Дианой вихрем ворвались в комнату. Они повисли на шее у тети и бабушки, поскольку знали, что мать тормошить нельзя, а следом вошли раскрасневшиеся от солнца и оживления Таня, Тимур, Анвар и Гюльнара.

– Мамочка, народ проголодался, – звонко объявила Диана, и сердце у Натальи болезненно сжалось – так обычно говорил ее отец. И, подражая деду, так любил говорить Юра.

Потом ели политую мацони долму, Лиза рассказала, что у тети Зары они ели очень вкусный салат из перца, а Тимур сообщил, что Анвар сам собирает мотоцикл.

– Не сам, – смущенно поправил его зардевшийся Анвар, искоса посмотрев на красивую городскую девочку Таню, – мне папа помогает, когда есть время, а дядя Ильдерим, когда приезжал, набросал принципиальную схему. Только у меня еще не совсем получается.

Ильдерим! Наталья напряглась. Таня мгновенно это почувствовала, и от этого сразу же притупился ее интерес к Анвару – единственному, наверное, человеку, который считал ее красивой.

– Ну, твой дядя Ильдерим, кажется, сейчас опять приехал, – безразличным тоном заметила Наталья, – можешь у него проконсультироваться.

– Нет, Ильдерим уже уехал, – поспешно возразила Фируза, – он только Айгуль с детьми привез, а ему самому на работу надо. Мой Ильдерим очень занятой человек, а через неделю его будут принимать в партию – он уже целый год кандидатом ходит, поэтому ему сейчас нельзя надолго уезжать. А потом он или большим начальником у себя на заводе будет, или его заграницу пошлют работать – он ведь хороший специалист.

Показалось ли Наталье, что кроме искреннего сожаления из-за отъезда сына и гордости за него в голосе Фирузы слышались нотки злорадства?

– Ну, заграницу поехать работать не так-то просто, – равнодушно сказала она.

– Пошлют! – уверенно возразила Фируза. – У его жены Айгуль дядя, брат матери, в горкоме большой пост занимает, он сам говорил: «Ты, Ильдерим, только в партию вступай, а потом я тебе с семьей загранпоездку на четыре года устрою по обмену опытом». Он Айгуль как родную дочь любит, он ведь ее воспитывал.

– Как интересно, – стиснув зубы, проговорила Наталья, стараясь, чтобы голос ее звучал весело. – А что, у Айгуль не было отца? Она незаконнорожденная?

– Нет, зачем же – отец Айгуль был гинухцем, но в войну братья его погибли, мать умерла, дом НКВД разрушили. Поэтому после войны он домой не вернулся, а поехал в Телави, устроился на мраморный комбинат работать, а через несколько лет на грузинке женился. Только долго им пожить вместе не пришлось – хулиганы зарезали, когда он домой возвращался, Айгуль тогда только два месяца было. Дядя сестру с ребенком сразу к себе в Тбилиси взял, квартиру им сделал, и потом всегда заботился. Хороший человек, Рустэм с ним когда-то работал вместе. Если сказал, что сделает Ильдериму заграничную поездку, значит сделает.

Как бы то ни было, но Наталье удалось сохранить спокойное выражение лица, хотя Таня точно знала, что в душе у матери поднялась буря.

«Он ни разу мне даже не говорил, что собирается заграницу, он мне вообще ничего не говорил. Забыл даже, наверное, что я существую. Идиотка, зачем я только сюда приехала? Чтобы каждый день выслушивать дурацкую болтовню этой старой дуры Фирузы? Так лучше было бы все лето сидеть у себя в поликлинике и принимать больных!»

Гнев душил Наталью, и, чтобы не потерять контроль над собой, его нужно было выплеснуть, поэтому она обратилась дочери:

– Татьяна, почему ты не предупредила меня, что вы собираетесь с утра идти смотреть питомник и к обеду не вернетесь? Я беспокоилась, прихожу – никого нет, время обедать. Я чуть с ума не сошла – думала, что-то случилось.

– Ничего не случилось, мы вернулись, с ума ты тоже не сошла, – лениво пожала плечами Таня, – чего теперь говорить?

– Тетя Наташа, не ругайте Таню, пожалуйста, – горячо воскликнул Анвар, – это все я виноват, мне нужно было вчера прийти и спросить у вас разрешения. Хотите меня побить – побейте, я вам сам палку принесу.

Он был такой милый и симпатичный, что все засмеялись, а Тимур с обожанием посмотрел на своего двоюродного брата. Наталья заметила уже более миролюбиво:

– Да нет, никто никого бить не будет, но в будущем я все же хочу, чтобы дочь ставила меня в известность о своих планах.

– Ладно, – с обычным своим спокойствием, напоминавшим иронию, кивнула Таня, – тогда я тебя ставлю в известность, что завтра мы с Анваром и Гюлей идем на озеро.

– Какое еще озеро? – вскинулась Наталья. – Ты знаешь, что тебе не разрешают купаться в отсутствие взрослых!

– Там мелко, тетя Наташа, – умоляюще сказала Гюльнара.

– Там искусственные озера, Наташенька, – мягко пояснила Халида, – лет пять назад отец все-таки воплотил в жизнь свою идею – вырыли два котлована и отвели туда по трубам воду от горячих источников. Раньше вся вода стекала прямо в Джурмут, а теперь сначала наполняются оба котлована. Верхний поменьше, но вода в нем теплая даже зимой – там крытое помещение для раздевалок, и можно купаться хоть круглый год. А нижнее озеро это у нас настоящая пляжная зона – совхоз даже закупил где-то чистый морской песок. Но там везде мелко, даже в середине вода взрослому человеку по пояс.

– Еще никто там не утонул, – поддержала дочь Фируза, – из детского сада малышей приводят купаться. Отсюда просто далеко, а кто из детей близко живет, каждый день туда бегают поплавать.

– Да у вас тут настоящий рай, – неуверенно заметила Наталья. – Что ж, Таня, если ты так хочешь позагорать, то я тоже с вами схожу.

– Мы будем рады, если вы пойдете с нами, – вежливо ответил Анвар, и Таня про себя ухмыльнулась – ей было ясно, что предложение ее матери не вызвало у парня восторга.

– Я тогда тоже, – обрадовано заявил Тимур. До сих пор его никто не приглашал, но теперь по примеру тети он решил навязаться без приглашения.

– И я, и я!

Диана с Лизой весело запрыгали на своих местах.

– Тогда рано встанете и поедете на автобусе, а то пешком далеко, устанете, – озабоченно заметила Фируза и пояснила Наталье: – До транспорта еще у моего Рустэма руки не дошли, автобус у нас только три раза в день ходит. В остальное время кто как хочет, сам добирается.

«Как она мне надоела со своим знаменитым ненаглядным мужем, – вновь раздражаясь, подумала Наталья. – И хоть бы он действительно был ее мужем!»

Гюльнара поднялась, очень ловко собрала со стола тарелки и унесла на кухню, а вернувшись, спросила:

– Тетя Халида, что мне еще тебе помочь?

– Спасибо, детка, больше ничего не нужно.

– Тогда мы пойдем, – Анвар поднялся с места и вопросительно посмотрел на Таню, – завтра я с утра зайду за вами, да?

– Ага, – она с достоинством кивнула и поднялась проводить гостей. Тимур и девочки тоже выбежали на крыльцо, а Наталья, глядя вслед, заметила:

– Какие воспитанные дети, и девочка просто прелесть – так изящно и незаметно убрала со стола. А Танька моя, бессовестная, сложила себе руки на животе и сидит.

– Моей дочери не нужна никакая помощь в доме, – возразила Фируза. – У нее пятнадцать братьев, и жена каждого из них будет счастлива прийти сюда и помочь любимой сестре своего мужа, если будет нужно.

– Танюша всегда мне помогает, когда тебя нет, – мягко сказала Халида, – это когда ты начинаешь ее пилить, она демонстративно садится и складывает руки на животе, я уже заметила. Не обращай внимания – возраст.

Наталья обиженно приподняла брови:

– Я не поняла, Халида, ты хочешь сказать, что я порчу свою дочь, и мне не нужно сюда приходить?

– Нет, Наташенька! – Халида взяла руку Натальи и прижала к своей щеке. – Я только не хочу, чтобы ты из-за этого нервничала – мне абсолютно не нужна помощь, я так рада, что Танюша и ты здесь со мной! Почему ты всегда так суетишься? Я хочу, чтобы ты просто отдохнула.

– Ладно, ладно, только, не расстраивайся, пожалуйста. Давай, лучше подумаем, что завтра взять с собой на пляж – мы ведь не успеем вернуться к обеду, дети будут голодные.

– Ничего не надо брать, – возразила Фируза, – зайдете к Заре и пообедаете, их дом рядом с пляжем.

– Они сегодня у нее обедали, завтра еще я появлюсь? Неудобно каждый день обедать у чужих людей.

– У нас здесь нет чужих – половина села родственники, а другие еще ближе родственников. Это у вас в столицах считают, кто у кого сколько съест.

В словах матери Халиды Наталье почудился вызов, она вспыхнула и, обиженно поджав губы, холодно сказала:

– Возможно, вы правы, но мне бы хотелось самой позаботиться о питании для своей дочери. У нас в буфете общежития вечером продают помидоры и пироги – с повидлом или с капустой. Я куплю на всех, мы поедим прямо на пляже.

– Как хочешь, Наташенька, – ласково кивнула Халида.

– Ладно, я пошла, до завтра.

Когда Наталья вышла, Фируза недоуменно пожала плечами:

– Странная женщина – зачем покупать помидоры в буфете, когда у Зары свой огород? И разве дети в такую жару будут есть пироги?

Халида слабо улыбнулась.

– Проголодаются – съедят. Ладно, мама, кто к чему привык и как воспитан – у каждого свои понятия о жизни. Утром я встану пораньше и напеку им лепешек с маком и рисом – голодными не останутся. Не спорь с Наташей, она нервничает и обижается, а я этого не хочу, она очень мне дорога.

– Она нервничает потому, – проворчала мать, – что твой брат Ильдерим уехал, не повидавшись с ней. Я рада – это значит, что он перегорел, и больше ее не хочет.

– Мама! – в голосе Халиды внезапно зазвучала тревога. – Я не должна тебя учить, но хочу предупредить: если они опять сойдутся, то пострадают не только дядя Сережа, Наташа и Танечка. Ты ошибаешься, если думаешь, что твой сын мужчина, а мужчине все простится. Здесь не Москва, сплетни разносятся быстро, и когда до папы дойдет, то Ильдериму будет очень и очень плохо – не забудь, что папа считает дядю Сережу своим близким другом. Поэтому обещай, что ты не станешь поощрять Ильдерима. Поговори с ним, объясни, что здесь, дома, такое невозможно. Если нет, то я сама поговорю с папой.

– Нет-нет! – Фируза в ужасе подняла обе руки. – Ничего у них больше не будет, клянусь, почему ты так говоришь? Ведь твой брат уехал, он был здесь и даже не вспомнил об этой женщине! Только отцу ничего не говори, хорошо?

– Не скажу.

Успокоенная Фируза поднялась:

– Пойду домой, дочка. Лягу пораньше, а завтра с рассветом встану, на огороде поработаю.

Однако лечь пораньше Фирузе так и не удалось – по дороге домой она зашла к Лейле, четвертой жене Рустэма Гаджиева, и они посмотрели по телевизору комедию, а потом еще обсудили местные новости. Поэтому к своему дому Фируза подошла, когда уже совсем стемнело. Войдя, она сразу же щелкнула выключателем и увидела сидящего на диване Ильдерима. Щурясь от яркого света, он рывком поднялся ей навстречу.

– Мама!

– Ты… ты не уехал, – руки ее бессильно повисли вдоль тела.

– Уехал. Я уехал на своей машине и вернулся на совхозном грузовике, мама, ты же знаешь, что шофер Расул мой школьный друг. Я сказал ему, что хочу потихоньку увидеться с женой азербайджанца Фикрета, что заведует новым магазином. Расул обрадовался – он Фикрета ненавидит.

– Да, это правда, ненавидит, – согласилась мать, – Фикрет написал на Расула жалобу – будто тот в дороге отсыпает сахарный песок, а потом ставит в кузов рядом с мешками воду, чтобы сахар впитал ее и набрал прежний вес. Это неправда, твой отец сам разбирался в этой жалобе. Но только ты ведь приехал не из-за жены Фикрета, сынок!

– Вот как! Ты уверена, мама? – с усмешкой спросил он. – А из-за кого же я приехал?

– Из-за нее, – безжизненно проговорила Фируза. – Из-за Натальи.

Ильдерим, вновь опустившись на диван, устало вздохнул:

– Всегда ты все знаешь, мама. Что ж, значит, мне не нужно много тебе объяснять. Сядь, поговорим. Только выключи свет, а то кто-нибудь из твоих приятельниц решит заглянуть на огонек.

Автоматически протянув руку и щелкнув выключателем, мать почти упала на стоявший у стены стул.

– Сынок, – дрожащим голосом сказала она, – уезжай, аллахом заклинаю! Если отец узнает, быть беде – ты знаешь, как он любит и уважает ее мужа.

– Не узнает, – небрежно ответил Ильдерим. – А ее муж сам виноват – ему не следовало жениться на такой горячей женщине. Тем более, что он стар и уже не может погасить жар ее тела.

– Твой отец намного старше, – сердито возразила Фируза, – но многие молодые женщины рады были бы засыпать в его объятиях.

Сын засмеялся – тихо, ласково и снисходительно.

– Откуда ты это знаешь, мама? Отец перестал посещать твое ложе, когда мне было пять лет. Или это рассказала тебе тетя Сабина, которая уже давно забыла, что происходит в постели между мужчиной и женщиной? Перестань рассказывать направо и налево легенды о великом и могучем Рустэме Гаджиеве – люди уже смеются над тобой.

Ошеломленная и оскорбленная, Фируза на миг потеряла дар слова.

– Ты… ты непочтительно говоришь о старших, сын, – с трудом выговорила она, наконец.

– Ладно, мама, ладно, – небрежно отмахнулся он, – я ничего плохого не хотел сказать. Отец не стар, дядя Сережа тоже не стар, просто он намного старше своей жены.

– Многие мужчины старше своих жен, но те хранят им верность. Наталья – развратная женщина, сынок, таких ты на каждом шагу можешь встретить в больших городах, зачем тебе именно эта? Зачем ты ищешь беды на свою голову?

– Потому что она сводит меня с ума своими ласками и своим телом! Я готов ради нее на любое безумство, вся кровь во мне кипит. Ты должна понять меня, мама, ты такая же, как я, хотя всегда скрывала это. Но ты женщина, ты живешь по другим законам. А я мужчина. Я хочу ее, и она должна быть моей!

Мать растерялась:

– Уж не хочешь ли ты… на ней жениться?

– Жениться? – высокомерно рассмеялся Ильдерим. – Нет, я никогда не взял бы в жены такую женщину. Моя Айгуль спокойна в постели, верна и послушна, я знаю, что она никогда не опозорит мое имя. Наталью я хочу иметь, как мужчина. Я знаю, что она никогда не захочет уйти от мужа, поэтому могу спокойно предлагать ей развестись и выйти за меня – это ее возбуждает, она становится еще горячей.

– Ты так только говоришь, – холодно возразила Фируза, – я думала, что ты перегоришь, и все пройдет. Что ты позабавишься и бросишь ее, как бросал других женщин – ведь я знаю, у тебя их много было в Тбилиси. Но эта, видно, подчинила тебя своей воле, ты слишком слаб. Что же теперь будет?

Он снисходительно пожал плечами:

– Не надо из-за ерунды делать трагедии, мама. В больших городах давно уже иначе смотрят на подобные вещи. Все мужчины имеют любовниц, и это особым грехом никто не считает.

– Не считает? А ты забыл, как два года назад рассердился Зураб, дядя Айгуль, из-за той некрасивой истории с женщиной из ресторана? Если он что-нибудь узнает, могут быть большие неприятности! Ведь через неделю тебя должны принимать в партию, а потом хотят назначить на хорошую должность и послать заграницу. Если же все выйдет наружу, Зураб тебе не станет помогать и никогда не поддержит, а он большой человек в горкоме Тбилиси!

Темнота скрыла выступивший на щеках Ильдерима румянец.

– Это совсем другой случай, – раздраженно бросил он, – пусть этот старый осел Зураб не лезет в мои дела, я обойдусь и без его поддержки. И вообще, я не понимаю, почему ты начала про ту грязную историю – ты прекрасно знаешь, что та шлюха меня оболгала.

История, о которой вспомнила Фируза, была действительно очень некрасивой. Пару лет назад, когда Айгуль была беременна, Ильдерим познакомился в ресторане с приезжей блондинкой из Минска – девушка и ее приятельница приятно проводили отпуск, путешествуя по Закавказью.

За десять дней, что дамы провели в Тбилиси, осматривая достопримечательности древней грузинской столицы, Ильдерим раз пять или шесть побывал в объятиях светловолосой красавицы. А через полгода, когда он уже и имя ее забыл, домой к ним явились крайне смущенный участковый милиционер и медсестра с санэпидстанции. У прелестной чаровницы из Белоруссии врачи во время осмотра обнаружили сифилис, и среди прочих своих случайных партнеров она назвала симпатичного гинухца Ильдерима Гаджиева из Тбилиси. С Айгуль, которая в то время кормила новорожденного сына, сделалась истерика, она немедленно позвонила матери, та сообщила брату, и Ильдериму надолго запомнился разнос, который ему после этого устроили родственники жены.

Поначалу он тогда со страху во всем признался, но после того, как многочисленные анализы так и не выявили у него бледной трепонемы, начал все отрицать. И так убедительно, что, в конце концов, жена и теща из-за отсутствия явных улик действительно поверили, будто произошла ошибка, но дядя Зураб продолжал настаивать на разводе и клялся, что смешает мужа племянницы с грязью за то, что тот так опозорил семью.

В совхозе кроме Рустэма и Фирузы никто не знал об этом, даже Халида. Родители, конечно, наедине пожурили Ильдерима, но перед посторонними встали на его сторону, и Гаджиев-старший имел долгую родственную беседу с Зурабом. В конце концов, грозного дядюшку удалось убедить в том, что вышла ошибка, и не следует разрушать семью, но сами отец и мать в невиновность сына не поверили. Поэтому теперь Фируза со вздохом ему ответила:

– Не надо обманывать мать, сынок, ты знаешь, что аллах и святые духи оберегают жителей нашего села – все болезни обходят нас стороной. Поэтому врачи и не нашли у тебя той позорной инфекции, которой все так стыдятся. Но даже святые не смогут излечить тебя от позора, который навлечет на тебя эта женщина.

– Неправда! – резко проговорил он. – Я всего лишь хочу позабавиться, это не позор для мужчины. Женщина – да, она обязана хранить верность мужу. Отец тоже так считает – он отругал меня после истории с той женщиной, но только потому, что я был неосторожен.

Фируза отрицательно качнула головой.

– Нет, разум твой стал рабом тела, ты не понимаешь, что говоришь. На этот раз Рустэм тебя не простит, все мужчины и женщины села отвернутся от тебя и будут считать предателем. А знаешь почему? Нет, не потому, что ты изменил жене, а потому, что украл женщину у друга отца, у человека, которого все уважают и чтят.

– Глупости, мама, откуда они смогут узнать?

– Наталья вся горит, она не сможет долго скрывать это от мужа, а когда он узнает… Нет, за нее я не волнуюсь, муж ее – профессор. Он поразмыслит по ученому и наверняка ее простит – русские вообще легко прощают своим женам измену. Но тебя отец не простит, Зураб тоже рассердится. Что, если он заставит Айгуль с тобой развестись? Ваша новая квартира на ее имя, ты там даже еще не прописался, она выгонит тебя и не разрешит видеть детей. И вдруг тебя не примут в партию за аморальное поведение? Что ты будешь делать?

Ильдерим вспыхнул:

– Я уже не маленький мальчик, я человек с высшим образованием, хороший специалист, я себе на краю света найду и работу, и жену, и квартиру.

– Ты сможешь найти себе другую работу, другую квартиру и другую жену, – тихо сказала Фируза, – но даже на краю света часть души твоей всегда будет тосковать по родному дому и по матери, только отец не разрешит тебе вернуться сюда. А я буду жить, умирая от горя, потому что все вокруг будут называть моего сына предателем. Ты этого хочешь? – она горько заплакала. – Ты самое дорогое, что у меня есть, зачем мне тогда будет жить?

– Мама, только не плачь, я не могу видеть твоих слез! – Ильдерим упал на колени перед Фирузой и обнял ее ноги. – Прости мне мои дерзкие и обидные слова. Все, что ты сказала, правильно, я сам не хочу скандала, только помоги мне увидеть ее – хоть один только раз. Никто ничего не узнает, а потом я уеду, клянусь. Один только раз!

Фируза затрясла головой.

– Нет, не могу, я поклялась твоей сестре, что не стану помогать вам, – она всхлипнула и ладонью отерла слезы.

– Халида знает? – недовольный Ильдерим вскочил и нервно заходил по комнате. – Зачем ты ей сказала?

– Я ей ничего не говорила, она случайно увидела вас вместе – весной, когда вы были у нее дома. Она сказала, что здесь, в нашем селе вы не должны встречаться.

– Глупая девчонка! – он поморщился. – Нет, я, конечно, обожаю свою сестру, но она женщина и не должна лезть в мои дела.

– Она обещала все рассказать отцу, если я стану помогать тебе в этом. Я поклялась.

– Ладно, мама, ладно! Конечно, клятвы нужно выполнять, но ведь один только раз, и я сразу уеду! Один только раз, мама, никто ничего не узнает, а Халиде ты просто ничего не говори. Иначе я не смогу найти себе покоя, и не знаю, что со мной будет, неужели ты хочешь, чтобы я страдал? Ты ведь сама сказала, что я – самое дорогое, что у тебя есть.

И мать не выдержала.

– Хорошо, – опустив голову, печально проговорила она, – сделаю, как ты просишь. Но только не выходи никуда из дома. Я поговорю с Натальей, она придет сюда завтра ночью. А сейчас я приготовлю тебе поесть, ты голоден.

– Сегодня! Я хочу видеть ее сегодня ночью!

– Сегодня ночью она уже легла спать со своим мужем, я не могу прийти и вытащить ее из его постели, чтобы привести к тебе, потерпи.

Фируза ошибалась – Наталья в эту ночь спать со своим мужем так и не легла. Сначала она долго возилась, с озабоченным видом перекладывая купленную в буфете провизию из одной сумки в другую. Сергей, рано улегшийся в постель, следил за ее порхавшими пальцами и, наконец не выдержав, спросил:

– И что ты там столько священнодействуешь?

– Погоди, Сережа, не отвлекай меня, я хочу все уложить сейчас, чтобы утром уже не возиться. Понимаешь, мне нужно как-то распределить помидоры по поверхности, чтобы они не помялись. С другой стороны, я боюсь, что они сомнут друг друга, сок потечет вниз и испортит пироги. Так что я ищу компромисс, не мешай.

Наконец компромисс был найден, и Наталья, выключив свет, отправилась в душ. Сергей с нетерпением ждал, когда жена вернется, – нынче ему, как никогда, хотелось поскорее ощутить прикосновение ее горячего упругого тела. Лежа на спине, он невольно прислушивался к далеким шагам поднимавшихся и спускавшихся по лестнице сотрудников – душевые были на первом этаже.

Наконец Наталья вошла, наполнив комнату тонким ароматом дорогого шампуня, включила настольную лампу и долго укладывала волосы феном, а потом переодела халатик, села за стол и с увлеченным видом уткнулась носом в потрепанный томик Франсуазы Саган. Муж позвал ее – раз, второй, третий. Она лишь отрешенно бормотала «ага, сейчас», кивала и продолжала читать.

Около часу ночи он – раздраженный и раздосадованный – наконец уснул, а когда его разбудил проникший в комнату луч солнца, часы показывали семь. Наталья, так и не сняв халата, спала на краю кровати, свернувшись клубком и подложив под голову книгу вместо подушки. Пышные после укладки феном волосы закрывали ее лицо и все еще слегка пахли шампунем. Вздохнув, Сергей натянул шорты, футболку и дотронулся до ее плеча:

– Ты, кажется, рано утром куда-то собиралась. Не проспишь?

Она посмотрела на него сонными глазами и вновь их закрыла.

– Сейчас, Сереженька, еще пять минуточек.

– Ладно, я тебя не жду, мне некогда, пошел завтракать.

Сергею действительно было некогда – он ждал приезда Черкизова из Киева и едва вошел в свой кабинет, как на письменном столе зазвонил телефон.

– Сергей Эрнестович, Черкизов беспокоит. Не рано?

– Нет, я уже на месте. Скоро вас ждать?

– Как будет машина, через час обещали – у них тут какая-то поломка. После обеда доберусь, не раньше.

Связь прервалась. Сергей закрыл глаза и, словно наяву, увидел свернувшуюся калачиком фигурку жены.

«Наташка всегда была такой горячей, несмотря ни на что – стоило дотронуться или хотя бы взглянуть, как она… Почему же вчера?»

Он попробовал себя успокоить:

«Сейчас у нее наступила реакция на все, что пришлось пережить за последнее время – смерть Юры, проблемы с Танькой. К тому же, ей приходится целые дни проводить с дочкой, а ведь с этими подростками с непривычки с ума сойдешь. Конечно, мы сами виноваты, что всегда мало уделяли внимания ребенку, и дело ведь не только в пеленках – наладить контакт и все прочее. Не стоит обижаться, что у Наташи от всего этого временами пропадает желание, нужно быть терпеливей. Точно – успокоиться и не забивать себе голову идиотскими мыслями».

Сразу после обеда Сергей забежал к себе в комнату, чтобы к приезду Черкизова переодеть пропахшую потом футболку, и, громко хлопнув дверью, в изумлении остановился – сонно протирая глаза, Наталья сидела на кровати, на полулежала выпавшая из-под ее головы книга.

– Сережа? Что случилось?

– Ничего, не рассчитал силы удара, извини. Я думал, ты уже загораешь на озере.

– Проспала, как же я так? – посмотрев на часы, она заметалась по комнате, сбросила халат, просунула руки в бретельки бюстгальтера и торопливо начала его застегивать: – Свинство какое с моей стороны, они ведь меня ждали с утра.

– Ты бы больше читала по ночам, – сбросив пропотевшую футболку, Сергей вытащил из шкафа чистую и уже собрался натянуть ее на себя, но вид обнаженного тела жены внезапно вызвал у него прилив желания. – Думаю, тебе можно уже не торопиться – они давно ушли без тебя и даже, наверное, успели вернуться домой, – голос его внезапно зазвучал глухо, в голове мелькнуло:

«Ничего, задержусь немного. Черт, а Черкизов? Ладно, подождет – пусть пока пообедает в столовой».

Он сделал шаг в ее сторону, но Наталья быстрым движением набросила платье и начала торопливо застегивать пуговицы, разглядывая себя в овальном настенном зеркале.

– Нет, я побегу. Если они, пошли без меня, попробую добраться до озера самостоятельно. Халида говорит, что там мелко, но я должна сама убедиться, – она зачесала волосы назад, скрепила их на затылке пластмассовой заколкой и улыбнулась своему отражению.

– Что ж, убедись.

Отвернувшись от жены, Сергей начал натягивать футболку. Наталья неожиданно ощутила острое чувство вины и жалость к мужу.

«Сережа не виноват в том, что Ильдерим так поступил. Да я его уже и забыла, он мне не нужен, а Сережа – мой муж, нам всегда было хорошо друг с другом, и я не должна…»

– Сережа, подожди!

Он застыл у двери, холодно глядя на нее вполоборота.

– Да, я тебя слушаю.

Подойдя к мужу, Наталья положила руки ему на плечи и, коротко поцеловав в губы, хриплым низким полушепотом сказала:

– Я сегодня рано приду домой, хорошо?

Сергею показалось, что с души его свалился камень.

«Ладно, чего там – у женщин бывают разные причуды, не стоит принимать всерьез»

Он поцеловал ее долгим поцелуем, заглянул в глаза и ласково взъерошил волосы.

– Хорошо, малыш, беги, загорай. Я тоже побежал – ко мне должны подъехать.