Из хроник Носителей Разума.

Согласно показаниям системы прогнозирования, источниками локального возмущения вероятности являются те Разумные Материки, что слились с Носителями Разума еще до Катастрофы. Они составляют ничтожно малую долю общего числа функционирующих на Планете Разумных Материков, но они – часть Носителей Разума и предназначены служить нашим задачам.

Строго следуя своей природе, Слившиеся с Носителями Материки совместно друг с другом создадут жесткие цепочки совокупностей событий. Функционируя или прекращая свое существование в цепи событий, они станут вехами, прокладывающими путь к установлению власти Разума на Планете.

Дианка и Лиза, предупрежденные матерью о приезде Анвара, напекли сладостей, но он с трудом заставил себя съесть кусок пирога.

– Девчонки, умираю – спать.

– Девчонки, только без никаких, – предупредил Тимур, – на моей кровати ему стелите, а я рядом на диване лягу – мы с ним ночью болтать будем.

– У тебя завтра с утра экзамен, – рассудительно заметила Лиза.

– Я могу и позже подойти, это вы, зеленые, к девяти спешите свои «неуды» получить.

– Почему это «неуды»? – вспыхнула Дианка. – У меня, если завтра химию на «отлично» сдам, повышенная стипендия будет.

– Ну и ладно, иди, зубри дальше свою химию.

– А у тебя когда последний экзамен? – спросил Анвар у Лизы.

– Послезавтра, а завтра последняя консультация.

– Ну и идите все, занимайтесь, а я спать лягу.

– А болтать? – встрепенулся Тимур. – Я от тебя ночью все равно не отстану, будешь мне американские анекдоты рассказывать – я про секс жуть, как люблю.

– Про секс тебе не анекдоты надо, иди себе девочку заведи, – фыркнула Лиза, – а то двадцать два года, а ума – как у первоклассника.

– На фиг они мне, бабы все дуры.

– Сам дурак! – это сестры ответили ему дружным хором.

Анвар расхохотался.

– Ладно, ребята, весело живете, но у вас, я смотрю, разговоры уже не те пошли. Стелите мне, я ложусь.

На кровати брата он уснул, как убитый. Призраки прошлого не беспокоили, и даже Тимур, несмотря на все свои попытки, так и не сумел его растолкать и подвигнуть на рассказ американских анекдотов о сексе.

С утра ребята разбрелись по своим делам, а Анвар, проснувшись и доев вчерашних пирожков, попытался заказать билет в Нью-Йорк, но никак не мог дозвониться. Около одиннадцати, когда он вертел телефонный диск, держа у уха трубку, влетела запыхавшаяся Дианка и с порога крикнула:

– Пять! У меня повышенная!

– Поздравляю, – больше Анвар ничего не успел сказать, потому что наконец-таки на другом конце провода ответил приятный женский голос.

Ему предложили на выбор – улететь сегодня или через два дня. Подумав, он решил, что в Москве ему делать в сущности нечего. Окончив разговор и повесив трубку, пошел на кухню к Дианке, собиравшей со стола посуду.

– Так, говоришь, повышенная?

– Представляешь, такой паразит – не хотел ставить «пять», по всему курсу гонял. А ты завтракал? Сейчас я посуду домою, потом сварю тебе что-нибудь вкусненькое, а потом побегу за маслом – в угловом магазине очередь стоит, масло дают.

– Не надо вкусненького, я сейчас уезжаю.

– Да ты что! – от огорчения у нее вытянулось лицо. – Ты же вчера ничего не сказал.

– Только что заказал билет – в четырнадцать тридцать самолет, другого не было. Мне еще нужно будет выкупить билет и прочее, так что минут через сорок нужно выходить. Жалко с ребятами не попрощался, поцелуй их от меня, а с Тимкой я еще созвонюсь.

– Я тебя провожу, – она со вздохом стащила с себя передник.

– Ни в коем случае!

– Ну, до метро хотя бы доведу, а то ты еще заблудишься – столько лет здесь не был. И потом, мне дома все равно неохота сидеть – прогуляюсь, в библиотеку схожу, потом, может быть, в кино. А за маслом пусть Тимка стоит, раз он такой умный, а то я в прошлый вторник три часа стояла. Ой, как жалко, Анварчик, ну почему ты уезжаешь?

– Да мне и самому жалко.

Через полчаса, когда Анвар уже собрался, Дианка сидела у стола и аккуратно дописывала круглым почерком:

«… в библиотеку, потом в кино. Приду часа через три, – она подумала, и исправила, – четыре. Если задержусь – позвоню».

После трагедии, случившейся одиннадцать лет назад, Халида установила в своей семье незыблемый закон: каждый, хотя бы ненадолго отлучаясь из дома, обязан сообщать остальным, где находится и когда вернется, а если что-то изменится, то непременно звонить и предупреждать. Даже живя без матери, Тимур и девочки никогда не нарушали это правило.

– Все, вперед, – положив записку на видном месте, Дианка побежала в прихожую надевать сапоги и шубку.

У метро Анвар в последний раз обнял и расцеловал сестренку.

– Будьте все умниками, не деритесь и держите хвост трубой. Дальше не провожай, в метро я уж как-нибудь дорогу найду.

Дианка постояла, печально глядя ему вслед, потом медленно пошла прочь. Ей было грустно, и уже не хотелось ни в кино, ни в библиотеку. Опечаленная отъездом брата, она брела, глядя себе под ноги и не замечая медленно следовавшего за ней автомобиля.

Самсонов видел, как они прощались у метро, но подойти не решился – двенадцать лет назад, когда они с Анваром виделись в последний раз, тот был уже почти взрослым и вполне мог его узнать. Обогнав Дианку, он остановился и, открыв дверцу, выбрался из машины.

– Диана, какая встреча!

Узнав его, девушка удивилась и обрадовалась.

– Ой, здравствуйте, Леонид! – она протянула ему руку в варежке. – А как вы меня узнали? Когда я в шапке нас с Лизой никто различить не может.

– А я, видите, различил. Что вы здесь делаете?

– Я живу в этом районе, вам разве Женя не говорил?

– Может, и говорил, но я запамятовал, – накрыв маленькую ладошку второй рукой и не выпуская ее, он смотрел на девушку сияющими глазами. – Садитесь, довезу до дома.

– Ой, нет, спасибо, я хотела прогуляться, – ей стало неловко, – я… понимаете, я сегодня сдала последний экзамен. На «отлично», – уточнила она, как будто для него это было столь важно.

Из груди его вырвался тихий и нежный смешок.

– Ну, раз на «отлично», я вас просто обязан прокатить. Садитесь, гулять сейчас холодно.

И Дианка, решившись, забралась в теплый салон.

– Куда едем? – включая зажигание, спросил Самсонов. – Приказывайте, сегодня весь мир принадлежит отличнице.

– Да мне все равно, а вы здесь зачем – по делам?

– Были дела, я их уже закончил и сегодня уезжаю в Париж.

– Ой, в Париж! А у меня брат сегодня тоже уехал – в Америку.

– Родной брат? Тимур?

– Двоюродный. Он физик, его пригласили там работать. И, знаете, он хочет, чтобы Тимка тоже к нему приехал – когда закончит университет.

– Что ж, это правильно, в Америке у Тимура будет больше возможностей, я уже говорил это, когда мы были в ресторане.

Дианка посмотрела в окно – они слились с потоком машин и быстро ехали по Профсоюзной улице к центру.

– Как быстро едем – уже Новые Черемушки проехали. Днем хорошо – нет пробок.

Возле магазина «Березка» Самсонов внезапно притормозил.

– Знаете, я хотел попросить вас об одном одолжении: моя дочь сегодня тоже сдала экзамен, и я хочу сделать ей подарок – какое-нибудь украшение. Поможете выбрать?

Лицо Дианки слегка вытянулось.

– У вас есть дочь? Вы не говорили. А она большая?

– Как вы. Поэтому я и прошу вас помочь.

– Странно, вы такой молодой. А что вы хотите ей купить? Золото сейчас не купишь – если даже бывает, то такие очереди, что с ума сойдешь.

Самсонов негромко засмеялся.

– Естественно, люди хотят хоть во что-то вложить свои деньги. Но купить можно все, что угодно, было бы желание.

Не заходя в торговый зал, он провел девушку прямо в кабинет администратора. Толстый чернявый мужчина, поднявшись им навстречу, угодливо заулыбался.

– Здравствуйте, здравствуйте, меня предупредили.

У Дианки глаза на лоб полезли при виде блеска разложенных перед ней украшений, но Самсонов холодно покачал головой.

– Уберите, моя дочь предпочитает бриллианты.

– Пожалуйте, есть хорошая вещица.

При виде бриллиантового кулона в золотой оправе Дианка даже руками всплеснула от восторга.

– Какая прелесть!

– Вот это и возьмем, – Самсонов небрежно бросил чернявому две толстые пачки банкнот в банковской упаковке, – покажите, как это надевается.

Продолжая улыбаться, тот застегнул замочек на шее девушки и, отступив, зацокал языком:

– Мадемуазель, вам удивительно идет, поцелуйте вашего папу за такой подарок.

Самсонов крепко взял ее за локоть прежде, чем она успела ответить.

– Идем.

В машине Дианка закинула руки назад, чтобы расстегнуть замок, но у нее не получилось.

– Помогите, пожалуйста, – попросила она Самсонова, – у меня никак не выходит.

Он посмотрел на нее странным взглядом.

– А вам действительно идет. Очень. Вы похожи на вашу маму?

Дианке стало неловко.

– Говорят, что да, но мама у меня очень красивая, я не такая. Так помогите же это снять.

– Зачем? Оставьте себе.

– Да вы с ума сошли! Вы просто ненормальный!

Самсонов удержал ее руки – иначе она разорвала бы тонкую цепочку, пытаясь ее сорвать, или, что более вероятно, порезала бы себе шею.

– Почему вы так сердитесь Диана? Считайте, что это вам награда за отлично сданный экзамен.

– Какая награда, вы купили это для вашей дочери!

– У меня нет никакой дочери, у меня вообще никого нет на этом свете, я хотел сделать подарок вам, неужели это такое преступление?

– Это же просто шантаж какой-то, – девушка опустила руки и неожиданно всхлипнула, – как вам не стыдно!

Он улыбнулся и тронул машину.

– Почему мне должно быть стыдно? Разве стыдно делать подарки?

– Все равно, вы должны это забрать!

– И куда я это дену? Вы же умная девушка, Диана, и понимаете, что я не могу везти бриллиант во Францию – у меня первый же таможенник заберет его и прикарманит.

– Отдайте обратно в магазин и возьмите свои деньги.

– Магазин не принимает назад ювелирные украшения. Так что, видите, выхода нет – придется вам оставить это себе. Не обижайте меня, примите подарок.

– И что вы от меня за него потребуете? – Дианка вся напряглась и, положив руки на колени, смотрела прямо перед собой. – Вы что, считаете, что я совсем дура?

– Я так не считаю, – с нежностью проговорил он, – и ничего от вас не потребую. Но если хотите меня поблагодарить, сделайте то, что советовал тот мужчина в магазине – поцелуйте меня.

– Он сказал поцеловать моего папу, а вы не мой папа!

– Да, – голос его прозвучал глухо, – вы правы, я не ваш папа. Что ж, тогда не целуйте.

Сердце девушки внезапно пронзила жалость.

– Да я вас и просто так могу поцеловать, без бриллианта, – повернувшись к нему, она быстро коснулась губами его щеки, – но эту штуку вам все равно придется забрать.

– Давайте так сделаем, вы пока оставите бриллиант у себя, а когда я вернусь, мы решим.

– Ну… ладно. Я отдам вам, когда приедете.

– Вот и договорились. Сейчас я отвезу вас домой, но там вы бриллиант снимите – не выходите с ним на улицу.

Дианка немного успокоилась.

– А вы не опоздаете на ваш поезд? – спросила она.

Самсонов беспечно махнул рукой:

– Опоздаю – ничего страшного, поеду на другом.

– Нет, что вы! Езжайте на вокзал, а я выйду и поеду домой на метро. «Профсоюзная» – как раз наша ветка.

Подумав немного, он сказал:

– Сделаем немного иначе – вы доедете со мной до Белорусского вокзала, там нас встретит Женя Муромцев, я должен оставить ему машину. Вот он и довезет вас до дома. Согласны?

Дианка слегка поежилась, но отказаться было неудобно.

– Ну… хорошо. Только не опоздайте.

– Как скажете, – не доезжая до Баррикадной, Самсонов свернул налево, пояснив: – Лучше ехать здесь, возле Планетария всегда такой застой, что не проедешь.

– Говорили, что не москвич, а так хорошо знаете Москву.

Он буркнул в ответ что-то невнятное, но Дианка не слушала – ей вдруг стало очень жарко. Самсонов, взглянув на ее раскрасневшееся личико, посоветовал:

– Снимите шубку, Диана, и бросьте ее на заднее сидение. Давайте, я помогу вам, вот так.

Переулками он быстро добрался до Грузинского вала и минут через пять припарковал машину у Белорусского вокзала.

– Наконец! – Дианка с облегчением вздохнула и потянулась за шубой, но Самсонов ее остановил.

– Сейчас подойдет Евгений, и вы с ним поедете обратно, не одевайтесь.

– А когда вы вернетесь из Парижа?

– Не знаю, – медленно проговорил он, – может, через месяц, может, через год. Может, вообще не вернусь.

– Как, а… бриллиант?!

Губы его тронула печальная улыбка.

– Пока я не приеду за ним, считайте его своим. И вспоминайте меня… иногда.

От его тона у нее почему-то сдавило горло и защекотало в носу.

– Послушайте, Леонид, а вы сами… вы не хотите меня поцеловать?

В глазах Самсонова мелькнула смешинка, брови взлетели кверху.

– А знаете – хочу, – весело согласился он.

– Ну…тогда поцелуйте.

Зажмурившись, она повернула к нему лицо, подставив полуоткрытые губы. Обняв хрупкие девичьи плечи, Самсонов бережно поцеловал ее в лоб, прижался щекой к щеке и на мгновение застыл, еле слышно прошептав:

– Девочка моя, родная.

– Здравствуйте, шеф!

Самсонов торопливо отстранился от девушки – снаружи в машину заглядывал Женя Муромцев. При виде Дианки глаза его сначала округлились, потом понимающе сузились, взгляд на мгновение впился в бриллиант на ее груди.

– Здравствуй, Женя, – смущенно проговорила она.

– Привет, – он небрежно отвернулся от нее и почтительно сказал Самсонову: – Шеф, вы не опоздаете? Ваш поезд отходит через двадцать минут.

– Ну, и хорошо, – выбравшись из машины, Самсонов набросил пальто и вытащил кейс.

Стараясь не смотреть на Дианку, Женя подал ему папку.

– Здесь все документы, я подготовил, что дальше делать?

– Все, молодец. Отвезешь сейчас Диану, поставишь машину в гараж и можешь возвращаться к себе в Питер. Жди моего звонка.

– Слушаюсь, шеф.

Самсонов пожал ему руку, улыбнулся Дианке и, повернувшись, направился в здание вокзала. Женя сел на водительское место и хмуро поинтересовался:

– Тебя куда везти – домой?

– Ага.

Зажатые бесконечной вереницей машин, они медленно ползли по Садово-Кудринской. Взглянув на висящие на углу круглые часы, Дианка занервничала.

– Как поздно! А нельзя дворами проехать?

– Ничего не поделаешь, я не москвич, знаю дорогу только по кольцу и через центр.

– Можно я выйду и позвоню домой?

– Здесь никак не выйти, так что потерпи.

Им удалось припарковаться только у метро «Смоленская». Накинув шубку, Дианка побежала к автомату.

– Не отвечает, – сказала она, вернувшись в машину, – Лиза в библиотеке, к экзамену готовится, а Тимка, небось, спит. Он, когда спит, его из пушки не разбудишь. Я потом еще позвоню, ладно?

– Мост переедем, позвонишь – рядом с парком есть автоматы, – он тронул машину с места.

– Лучше бы я на метро поехала – уже дома бы была.

– Согласен. Но шеф велел тебя довезти, и я обязан выполнить указание.

– А ты… Леонида давно знаешь? – ей хотелось поговорить о Самсонове, но было неловко задавать откровенные вопросы.

Женя искоса взглянул на нее и усмехнулся краешком губ.

– Достаточно.

– Мне кажется, он хороший человек и очень легкоранимый.

– Гм. Тебе виднее.

– Почему-то таким редко везет в личной жизни.

– Ты, я вижу, всерьез решила пожалеть шефа.

В голосе его прозвучала явная ирония, но Дианка по простоте своей этого не заметила.

– Да, мне его очень жалко и вообще… Знаешь, я хочу познакомить Леонида с мамой и дядей Сережей, когда он приедет, как ты думаешь?

От этих ее слов у Жени внутри все похолодело, и мысли в голове заходили ходуном. То, что Самсонов неплохо провел время с девчонкой, ему было ясно, как день. В принципе, ничего странного тут нет – шеф мужик обаятельный, деньги есть, бабы его любят. Смех один: Халида всегда уверяла, что спокойна за дочек, потому что с детства внушила им строгие правила нравственности. Святая наивность! А девчонка молодец – раз-раз, и безо всяких запрыгнула к мужику в постель. В другое время бы посмеяться, но если эта дурочка разболтает матери, да еще вздумает привести шефа к родным, то для него, Жени, это может выйти боком. Шеф придет, чего ему бояться? Девчонку он не насиловал, сама согласилась, а познакомиться с Муромцевыми ему будет даже интересно – ведь сертификаты на минеральную воду из совхоза «Знамя Октября» выданы институтом, возглавляемым академиком Петром Эрнестовичем Муромцевым и подписаны профессором Сергеем Эрнестовичем Муромцевым. И в момент выяснится, что все эти сертификаты, представленные парижским фирмам, в действительности собственноручно изготовлены Женей. Что бланки с печатями украдены им из отцовского института, а подписи отца и дяди подделаны. Что после этого будет, лучше даже не думать – воображения не хватит. Главное, все с самого начала было так тщательно продумано, никто из домашних даже не подозревает о его бизнесе с минеральной водой – благо, что у Халиды с Рустэмом Гаджиевым и другими родственниками прерваны все отношения. И теперь из-за этой девчонки…

– Ты обалдела? – насмешливо спросил он. – Представишь шефа, как жениха, или хочешь повиниться перед мамой в том, что натворила?

– А…а что я такого натворила?

– Если он тебе пообещал жениться, то не верь – он женат и дети есть.

– Женат?

– А ты думала. Но жена ему жить не мешает, он ее в другом месте держит, а для удовольствия у него есть классные телки, так что ты не единственная. И жалеть его особо не надо – он у себя в городе царь и бог, у него и завод, и магазины, и бордель отличный есть – я сам там пару дней поразвлекся, когда приезжал к нему по делам.

– Бордель? – от ужаса у Дианки даже голос сел.

– А что тут такого? Вполне нормальное дело. Я бы тебе, конечно, раньше не стал об этом рассказывать, но ты теперь созрела, так что поймешь.

– Что… пойму?

Женя не ответил. Когда они, проехав Зубовский бульвар, пересекли мост, он свернул на набережную и, обогнув парк, остановил машину в пустом, занесенном снегом месте.

– Фу, хоть здесь тихо. Ладно, давай, поговорим. Короче, с кем ты там, и что ты там – мне до лампочки, но меня в это дело не вмешивай, ясно? Мне из-за тебя неприятностей с отцом и дядей Сережей не нужно, поняла?

– Нет, – убитым голосом ответила она, – что я такое должна понять? Почему неприятностей?

– Потому что мне теперь твоя мама скандал устроит за то, что я познакомил тебя с боссом.

– Ну и что такого, что познакомил?

– А это, – его палец коснулся бриллианта, – тебе шеф, наверное, просто так, за красивые глаза подарил? Давно ты с ним путаешься?

Девушка ахнула.

– Ты…ты что говоришь! Ты ничего не понимаешь, это совсем не то!

– Это ты будешь своей маме объяснять, а мне не надо. Я шефа знаю, он за просто так бриллианты не дарит, да я и сам видел, как вы в машине обжимались.

– Да возьми ты этот бриллиант, он мне не нужен!

Заплакав, она потянула цепочку, и замочек неожиданно раскрылся, бриллиант скользнул по ее груди и упал на пол. Женя поднял его и, протянув ей, нарочито небрежно сказал:

– Да ладно, чего ты? Ничего страшного, тебе даже повезло, можно считать, – думаешь, всем целкам бриллианты дарят?

– Это… неправда!

Дианка оттолкнула его руку, и бриллиант, отскочив, залетел под сидение. Она зарыдала в голос и никак не могла остановиться – сказывалась усталость бессонных ночей перед экзаменом, обидно было от незаслуженных подозрений и откровенных намеков Жени, но больней всего жгло то, что Самсонов ей солгал.

Наблюдая за ней, Женя незаметно усмехнулся и добродушно проговорил:

– Хорошо, не реви, я уже понял: он тебе навешал лапшу на уши про свою несчастную жизнь, а ты поверила. Ладно, забудем – что случилось, того уже не воротишь. Мой совет тебе: помалкивай, даже Лизе ничего не говори. Твоя мама и без того переживает, что ее отец на нее сердится, а если о тебе пойдут слухи, представляешь, что с ней будет? Да она со стыда сгорит!

Он остановился, чтобы перевести дух и посмотреть, не переборщил ли. Дианка всхлипнула в последний раз, потом схватила свою шубу в охапку и распахнула дверцу машины. Выскочить ей удалось только наполовину – Женя поймал ее за руку и втянул обратно.

– Пусти! – стиснув зубы, она попыталась вырваться.

– Ага, сейчас, – он захлопнул дверцу, запер и тогда только выпустил девушку, – и далеко ты собралась, можно поинтересоваться?

– Я не хочу с тобой ехать! Выпусти меня, я дойду до метро и поеду домой!

– Хорошо, я довезу тебя до метро.

– Не хочу! Не хочу тебя видеть, я сама дойду! – она замолотила кулачками по стеклу.

– Надо же, какой темперамент! – хмыкнув, Женя включил зажигание. – Сиди тихо, ты стекло выбьешь, а мне потом с шефом объясняться.

– Ненавижу тебя и твоего шефа!

– Это как угодно, но одну я тебя здесь в темноте не пущу – изнасилуют, а потом мне за тебя отвечать.

Дианка повернула к нему свое заплаканное личико и зло сверкнула глазами.

– Да мне все равно, лучше пусть сто раз изнасилуют, чем с тобой рядом сидеть. Пусти! – она неожиданно рванула руль, и машина, развернувшись, уперлась в сугроб.

– Ого, это уже становится серьезным, – он выключил зажигание и сердито сказал: – Сума сошла, хочешь машину разбить? Или рвешься, чтобы тебя поскорей изнасиловали? Так я сам могу тебе доставить удовольствие, если желаешь, – и, обхватив хрупкие плечи девушки, грубо впился губами в ее губы.

Дианку, никогда прежде по-настоящему не целовавшуюся с мужчинами, охватил ужас. Задыхаясь, она отчаянно билась, пытаясь высвободиться, и когда Женя, наконец, ее выпустил, размахнулась и изо всех сил ударила его по лицу – раз, другой.

В жизни ему давали пощечину только один раз – мать, никогда не поднимавшая руку на своих детей, ударила сына по лицу, когда он, случайно узнав подробности гибели первой жены дяди, ляпнул про нее нехорошее слово.

«Никогда не повторяй этого даже в мыслях, – гневно сказала Злата Евгеньевна, – особенно при Тане. Даже в мыслях, ты меня понял? Понял или нет?»

Жене в ту пору только-только исполнилось пятнадцать, после того, что ему довелось услышать о Наталье, она стала ему ненавистна, было невыносимо обидно за любимого дядю Сережу. Но со старшими не поспоришь, а когда вместе с матерью за него взялся отец, пришлось сдаться и покорно буркнуть:

«Понял, больше не буду».

В тот миг его охватило чувство глубокого унижения. Оно окончательно так никогда и не ушло, осадок сохранялся даже тогда, когда хоронили мать, и сердце разрывалось от горя. И теперь это чувство внезапно вспыхнуло вновь. Он схватил Дианку за руки и с силой встряхнул.

– Ты что себе позволяешь, шлюха несчастная!

– Подлец! – она брыкнула ногой, больно ударив его по ноге острым каблучком сапога.

– Ах, так! Ладно, хотел с тобой по-хорошему, теперь поговорим иначе, – и Женя нажал незаметно вмонтированную в сидение кнопку.

Спинка откинулась назад, и Дианка упала на спину. Он навалился на девушку всей тяжестью своего тела, и ужас, застывший в ее широко раскрытых глазах, доставил ему огромное удовольствие.

– Пусти! Женя, пусти, пожалуйста, что ты хочешь делать?

– А ты сама как думаешь? – его рука скользнула по ее ногам, забралась по юбку. – Ты женщина опытная, шеф тебя всему обучил. Что я хочу с тобой делать?

Она дрожала под ним – такая юная, красивая и… уже доступная. Желание вспыхнуло в нем с дикой силой. Почувствовав это, Дианка взвизгнула, изогнулась и ухитрилась вцепиться зубами в его руку. Укус был неслабый, Женя в ярости дал ей затрещину, потом задрал юбку и рванул затрещавшие колготки и нижнее белье. Заглушив своим ртом рвущийся с губ девушки крик, он расстегнул брюки и рывком раздвинул ее ноги.

Черные волосы Дианки разметались по спинке сидения, при каждом его движении девушка дергалась и болезненно стонала. Когда Женя наконец ее выпустил, она так и осталась лежать – неподвижно, с бессильно раскинутыми ногами. Он сел, с ужасом глядя на ее испачканные кровью бедра.

– О боже, Дианка, я… Я не думал…

Дианка медленно поднялась и тоже посмотрела на свои бедра.

– Ты… ты меня изнасиловал, – не своим голосом сказала она, – ты…да как ты…

– Прости меня, прости, пожалуйста! Я ведь решил… О, черт! Не сердись, я все исправлю.

– Подлец! – гневно крикнула девушка, и глаза ее сверкнули. – Что ты можешь теперь исправить? Я все расскажу маме и дяде Сереже, все! Я ни в чем не виновата!

Женя пришел в ужас, представив себе гнев отца и дяди. По сравнению с тем, что он сейчас натворил, подделка сертификатов – мелкое хулиганство.

– Да ты что, Дианка, дорогая моя, любимая, зачем? Зачем кому-то говорить, кого-то беспокоить? Мы поженимся, и все будет в порядке.

– С чего ты взял, что я за тебя выйду замуж? – она выпрямилась, одернула юбку и, вскинув голову, говорила со спокойным достоинством в голосе. – Из-за того, что ты меня изнасиловал? Я в этом не виновата, и за такого подонка, как ты, выходить не собираюсь. А ты преступник и сядешь за это в тюрьму.

«Статья за изнасилование. К тому же, ей еще нет восемнадцати, она несовершеннолетняя».

– Погоди, Диана, – осевшим голосом проговорил он, – дай объяснить.

– В милиции будешь объяснять. Открой дверь, я выйду.

Окинув его презрительным взглядом, Дианка отвернулась и попыталась открыть запертую дверцу машины. Леденящий холод ужаса сковал Женю.

– Нет! – руки его молниеносно дернулись к ней, пальцы обхватили тонкую девичью шею, рванули назад.

Что-то хрустнуло, тело Дианки, обмякнув, бессильно привалилось к Жене. Глядя в ее равнодушные ко всему, широко раскрытые глаза, он чувствовал, что внутри него все цепенеет.

«Изнасилование и убийство несовершеннолетней. Что же теперь со мной будет?».

Внезапно возникло безумное желание жить, мысли четко заработали в поисках спасения. Включив зажигание, Женя медленно повел машину, выбирая наиболее занесенное снегом место. Притормозив рядом с небольшим овражком, наполовину заметенным пургой, он вытащил тело Дианки, подумав, кинул рядом с ней ее шубку и тщательно облил все это бензином из стоявшей в багажнике канистры. Затем бросил спичку и, рванув машину с места, поехал прочь, выжимая всю возможную на занесенной дороге скорость и стараясь не оглядываться на полыхавшее позади него пламя.

Всю ночь в квартире Лузгиных горел свет. Стоя у окна, Тимур неподвижно глядел на занесенную снегом улицу. Заплаканная Лиза металась по квартире, Толик ходил за ней по пятам, пытаясь успокоить.

– Вспомни, Лиза, может, у нее есть еще какой-нибудь друг, приятель?

– Я всех обзвонила, всех! – рыдая, она упала на диван. – Ее нет нигде, нигде, понимаешь? Тимур, что же нам делать? Надо звонить маме!

Тимур повернул к ней посеревшее и осунувшееся за несколько часов лицо.

– Подождем до утра, Лиза, – жестко проговорил он, – мама сейчас все равно ничего не сможет сделать.

– Я звонил папе, – сказал Толик, – он говорит, что вообще-то милиция начинает искать через три дня, но он постарается узнать – утром к ним поступает информация обо всех происшествиях по городу. Если что узнает, сразу сообщит.

Отец Толика работал на Петровке, но ждать его звонка у Лизы не было сил.

– Давайте, мы сами туда поедем, прямо сейчас!

– Перестань, Лиза, – голос Тимура звучал хрипло, словно кто-то железной рукой сдавил ему горло, – мы ничего не сможем сделать. Ничего! Точно также было, когда пропал папа. Ты не помнишь, ты еще была маленькая, а я помню.

Московский поезд прибыл в Ленинград в шесть утра, но Женя еще часа три покрутился на Московском вокзале, дожидаясь, пока Сергей и Халида уйдут на работу – боялся, что не в состоянии будет выдержать встречу с матерью Дианки. В начале десятого, когда он, прислушавшись на всякий случай, осторожно повернул ключ в замке входной двери, Петр Эрнестович, еще был дома и вышел в прихожую его встретить.

– Ты здесь уже совсем перестал появляться, Евгений, – недовольно сказал он сыну, – но хоть иногда-то давай о себе знать.

– У меня работа над диссертацией в самом разгаре, папа, поэтому не всегда есть время тебе докладывать о нюансах личной жизни.

– Я понимаю, но вчера звонил Марат Васильевич, тебя искал – ты, оказывается, вообще не появляешься в университете.

Марат Васильевич Доронин был научным руководителем Жени, и они действительно не встречались уже более месяца.

– Я ведь сейчас в основном в библиотеках, папа! Хочу закончить вторую главу диссертации и ему показать. А что он хочет?

– Во-первых, он хочет тебя видеть, что совершенно естественно. А во-вторых, завтра в одиннадцать ты должен представить на ученом совете отчет о проделанной работе. Дай мне хотя бы телефон той дамы, у которой ты постоянно проводишь время, а то меня спрашивают, как тебя найти, а я и не знаю, что ответить, даже неловко.

– Да ну ее, я с ней на время разругался, – Женя нарочито небрежно махнул рукой. – Ладно, пап, не сердись. Дай, я тебя поцелую и пойду готовиться к докладу.

Покачав головой, Петр Эрнестович вздохнул и стал надевать пальто. После смерти жены руки у него начали дрожать, и теперь он никак не мог попасть в рукав. Женя помог отцу одеться, заботливо поправил шарф на его шее, нежно поцеловал в щеку.

«Хорошие у меня дети, – думал академик Муромцев, спускаясь в лифте. – Златушка моя ненаглядная, почему ты так рано ушла от меня? Сколько счастья ты дала мне в этой жизни, но наши дети – самое дорогое, что ты мне оставила».

Тимур и Лиза с Толиком приехали на Петровку к одиннадцати. Отец Толика сам встретил их и провел к себе в кабинет. Говорил сухо, отрывисто – согласно сводке по городу накануне вечером и ночью произошло несколько несчастных случаев, но все жертвы опознаны, Дианы среди них нет. Однако рядом с парком Горького обнаружен обгоревший труп девушки лет семнадцати. Внешне ее опознать невозможно, но эксперты попробуют провести идентификацию по костной ткани – ведь Лиза с Дианой идентичные близнецы, и если Лиза согласна на участие в экспертизе…

– Согласна! – она закрыла лицо руками и заплакала.

Предварительные результаты экспертизы почти не оставили сомнений.

Тимур сам позвонил в Ленинград и изменившимся от горя голосом сказал Сергею:

– Дядя Сережа, Диана погибла, вы сами скажите маме, я не могу…

Халида выслушав мужа, почти не изменилась в лице. Спустя два часа они с Сергеем вылетели в Москву.

Она держалась с достоинством, мужественно утешала своих убитых горем детей, а со следователем разговаривала очень спокойно – так спокойно, что он решился сообщить ей и Сергею подробности.

Выяснилось, что из всех знакомых последним видел Диану живой Анвар, который сам физически совершить преступления не мог – в час, когда девушка погибла, он уже находился в самолете, это было проверено. По телефону Анвар уточнил, когда и где распрощался с Дианой, предложил даже прилететь в Москву, но следователь счел, что в этом нет необходимости. Больше ее никто не видел – ни в библиотеке, ни друзья, ни соседи. По версии следствия ей предложили или, может, заставили сесть в машину – возможно, пригрозили. Затем отвезли в безлюдное место – на снегу возле тела четко отпечатались следы колес. Что там могли сделать с девушкой, следователь уточнять не стал, но Халида и сама могла себе это представить.

– Сейчас мы ищем машину, – сказал он, сочувственно глядя на белое, как мел, прекрасное лицо матери погибшей, – и когда найдем, убийцы получат по заслугам.

Выходя из кабинета, Халида покачнулась. Сергей попытался поддержать ее за локоть – ему показалось, что жена споткнулась, зацепившись ногой за порог. Однако она судорожно вздохнула и медленно осела на пол, потеряв сознание.