Сразу по получении результатов экспертизы Анатолий позвонил Самсонову.

– Мне нужно вас увидеть, – коротко сказал он.

Самсонов не стал задавать ему ни каких вопросов, лишь глухо спросил:

– Мы можем встретиться у «Парка культуры»? Скажем, через час – я буду ждать вас в машине у метро. Хочу еще раз побывать на… этом месте.

– Хорошо, ждите, я постараюсь успеть.

Самсонов распахнул дверцу машины, едва увидел выходящего из метро Толю. Они коротко пожали друг другу руки, и, едва Толя устроился на переднем сидении, машина тронулась с места. Самсонов вел ее, не говоря ни слова и неподвижно глядя на дорогу. Лишь обогнув парк и остановившись, он отрывисто спросил:

– Что показала экспертиза?

– Это ее кровь.

– Значит, она была убита в машине?

Толя отвел глаза.

– Эксперт предположил изнасилование, а кровь…она ведь была девушкой. Скорей всего, во время борьбы кулон закатился между сиденьем и спинкой. Смерть же наступила в результате перелома шейных позвонков, это установили еще зимой.

– Значит, он ее изнасиловал, потом задушил и огнем скрыл следы преступления.

Самсонов говорил ровным, ничего не выражающим голосом, который лишь иногда срывался и переходил в шепот, оттого, что горло его было сдавлено тисками боли. Толя тяжело вздохнул.

– Да, похоже, что именно так.

– И все это случилось тогда, когда они ехали от Белорусского вокзала, я сейчас сам лично проехал этим маршрутом, иначе просто нелогично. Если бы посторонние люди похитили Диану возле ее дома в Теплом Стане, то для чего им было тащить ее через весь город в центр Москвы? Теперь я точно знаю, что это он.

– Придется доказывать, – продолжая смотреть в сторону, проговорил Толя, – и доказать будет нелегко. Прошло много времени, и сейчас почти невозможно выяснить, приезжал ли Евгений в Москву в день гибели Дианы. Получив результаты экспертизы, я поговорил с Сергеем Эрнестовичем – ничего ему не сказал, конечно, просто так, между делом. Он очень хорошо помнит, что его племянник был в Ленинграде в тот день, когда им обо всем сообщили.

– От Москвы до Питера одна ночь, он мог сразу вернуться.

– Все правильно, но если и так, то только вы можете его уличить, без ваших показаний…

– Если надо, то я готов.

– Вам придется раскрыть свое инкогнито, в противном случае вы можете стать одним из подозреваемых – будет трудно объяснить ваш интерес к Диане.

– Если придется это сделать, я сделаю. За одиннадцать лет я не так сильно изменился, у меня много друзей и знакомых, которые меня узнают и подтвердят мои слова.

– Хорошо, предположим, Евгений признается – то, что он работает на вас, то, что вы поручили ему доставить Диану домой. Но и в этом случае доказать его причастность к убийству будет нелегко.

– Но он ее изнасиловал, кто кроме него мог изнасиловать ее в этой машине?

Толя покачал головой и тяжело вздохнул.

– Следов борьбы и насилия на теле, – медленно проговорил он, – экспертиза обнаружить не смогла, поскольку она слишком сильно обгорела, а без этого факт изнасилования доказать невозможно. Он может сказать, что между ними все произошло с обоюдного согласия.

Лицо Самсонова исказилось от бешенства.

– С обоюдного согласия? – сквозь зубы процедил он. – Они почти не знали друг друга, а Диана была не так воспитана, чтобы…

– … с обоюдного согласия, – словно не слыша его, продолжал Толя, – а потом между ними возникла ссора, и девушка попросила высадить ее у метро. Куда она затем пошла и что делала, Евгений Муромцев не знает. Конечно, нехорошо, что он вовремя не сообщил обо всем следствию, но мало ли – испугался, что его обвинят, смалодушничал.

– Мне казалось, вы поклялись вашей жене, моей дочери Лизе, найти убийцу ее сестры, – с горечью проговорил Самсонов, – а вместо этого вы защищаете преступника.

– Я никого не защищаю, – ледяным голосом возразил Анатолий, – я сейчас объясняю, как примерно выстроит версию защиту хороший адвокат. А адвоката ему найдут самого лучшего, можете не сомневаться. Ко всему прочему, Евгений Муромцев – подающий надежды молодой ученый, судимостей не имел, ему дадут кучу положительных характеристик, начиная с детского сада. Даже для себя лично я должен найти дополнительные доказательства, прежде, чем решусь предъявить обвинение. Я видел Евгения всего пару раз – во второй раз, это когда вы водили нас всех в ресторан, – но он производит впечатление очень интеллигентного и мягкого молодого человека.

– Интеллигентного молодого человека! – Самсонов расхохотался таким резким и болезненным смехом, что Толя даже слегка от него отпрянул. – Хорошо, ищите доказательства.

– Буду искать, – сухо ответил молодой следователь. – Думаю, мне пора, довезите меня до метро, если вам не трудно.

Самсонов судорожно вздохнул и постарался взять себя в руки.

– Я хочу увидеться с Халидой, – сказал он.

– Халида Рустэмовна тяжело больна, – хмуро проговорил Толя, – она не в состоянии говорить и двигаться, находится в полусне и вряд ли осознает, что вокруг нее происходит. Вам вряд ли стоит видеть ее в таком состоянии.

– Стоит. Но Сергей и дети не должны меня видеть. Вы можете мне в этом помочь?

Слегка поколебавшись, Толя кивнул.

– Хорошо, я постараюсь.

Он не уверен был, что поступает правильно – до того момента, как они вошли в палату, где лежала Халида. Она казалась опутанной проводами, которые тянулись к мониторам, индикаторы на экранах вычерчивали ломаные зеленые линии. Свет в палате горел круглосуточно, и при ярком свете обтянутое кожей лицо Халиды казалось зеленовато-желтым.

Самсонов остановился, потрясенный ее видом, потом резко шагнул к кровати и опустился перед ней на колени.

– Халида! – позвал он. – Халида, любимая, ты слышишь меня? Это я, Юра.

Толя положил ему на плечо руку.

– Не надо, встаньте, она вас не слышит, она…

Внезапно он умолк, застыв на месте от изумления – длинные черные ресницы Халиды дрогнули и медленно поднялись кверху.

– Юра, – отчетливо произнесла она, – наша Дианка…

– Я знаю, родная, знаю! Но я нашел этого человека, я узнал, кто убил нашу дочь.

Взгляд Халиды застыл, и сразу тревожно и неприятно загудел датчик, а луч индикатора, уже не отклоняясь, побежал по прямой вдоль горизонтальной оси. Вбежавшая в палату медсестра бросилась к Халиде, на бегу коича Толе и Самсонову:

– Родственники, выходим, выходим из палаты, сейчас в реанимацию повезем.

Подкатили носилки, вошедший – худощавый седой мужчина в очках – торопливо наклонился над кроватью, потом выпрямился и угрюмо распорядился:

– Уберите носилки, уже не надо.

Толя растерянно спросил:

– Профессор, она… она умерла?

Тот кивнул.

– Соболезную, – отрывисто произнес он, – Вы зять? Вам пока лучше подождать в коридоре.

– Мне нужно сообщить жене.

– Да-да, конечно, можете позвонить от дежурной, я сейчас постараюсь связаться с Сергеем Эрнестовичем, – он повернулся к Самсонову, – вы тоже родственник?

Тот вздрогнул, словно вопрос этот больно хлестнул его по лицу. Не ответив профессору, он кинул последний взгляд на уже прикрытое простыней тело Халиды, резко повернулся и вышел из палаты.

На улице бушевала непогода. Порыв ветра ударил в глаза струйками дождя и на миг ослепил Самсонова, с непокрытой головы его по шее и лицу потекла холодная осенняя влага. Шагая через двор от корпуса до ворот клиники, он плакал – впервые с тех пор, как после гибели матери в далеком дагестанском селе маленькая Халида в последний раз утерла ему слезы.

Автомобиль остановился возле бревенчатого двухэтажного дома. Спустя пару минут Коля и Зойка в наброшенных на головы башлыках стояли перед Мусой Шалимовым, Васю, уже начавшего понемногу приходить в себя, грубо швырнули на пол. Шалимов вопросительно посмотрел на брата, и тот пояснил:

– Пришлось всех сразу брать, этого Сэм вырубил. Ничего, очухается.

– Заприте его пока в подвале. А это еще что? – черные глазки Мусы сверлили Зойку.

– С ними была. Стерва, царапалась, как кошка, – Рафик сорвал с пленников башлыки. Прищурившись, Муса оглядел девушку и присвистнул.

– Ба! Да это же лучшая девочка Жака! Ты что здесь делаешь, красавица?

Она мгновенно подбоченилась и вызывающе посмотрела на Шалимова.

– Это ты у своих придурков спроси, зачем они меня сюда притащили, а я, между прочим, работаю!

Рафик пристально смотрел на нее, и злость в его взгляде постепенно сменялась восхищением. Заметив это, Муса, подмигнул брату.

– Нравится? Ладно, ты мне здесь пока не нужен, можешь взять ее наверх и развлечься.

Отскочив от протянувшего было руку Рафика, Зойка возмущенно крикнула:

– На халяву не дам, ты что, нищий, Шалимов? Хотите трахаться – платите по таксе!

Муса хохотнул и похлопал себя по карману.

– Иди-иди, не бойся, у Шалимова деньги есть, тебе заплатят.

– А эти? – подбородок Зойки указал в сторону Коли, поскольку Васю уже унесли в подвал. – Я с ними со вчерашнего дня по очереди работала, они мне еще не заплатили. Или сам за них плати!

– Пошла вон, б…! – рявкнул в конец раздраженный ее наглостью Муса. Она тут же приняла испуганный вид и покорно позволила Рафику увести себя наверх по деревянной лестнице.

Закрыв дверь, он сразу же крепко стиснул талию Зойки, закрыв ей рот поцелуем. Одна рука его грубо сжала грудь девушки, другая торопливо стаскивала с ее плеч курточку.

– Да погоди ты! – ей удалось оттолкнуть его, освободив свои губы. – Я же так задохнусь. Ты что, ничего не умеешь?

– Почему это не умею? – дыхание Рафика было тяжелым, взгляд помутнел от страсти, но в голосе слышалась досада – как правильно угадала Зойка, большого опыта в отношениях с женщинами у него не было.

– Потому что не знаешь, что надо делать, – очаровательно изогнув шею, она кокетливо повела глазами. – Я тебя научу, хочешь? Или тебе нужно просто так – быстро, без удовольствия?

Чарующий смех Зойки колокольчиком зазвенел в воздухе, Рафик зачарованно следил за ней глазами.

– Я хочу тебя, – хрипло проговорил он, и вздыбившиеся брюки подтвердили правдивость его слов.

– Сразу на женщину только мальчики бросаются, настоящий мужчина всегда хочет получить настоящее удовольствие. Если ты мужчина, я покажу тебе, что надо делать, – рука ее торопливо и ласково скользнула по его щеке, – смотри.

Мягко отведя его руки, Зойка сбросила курточку и, завлекающее виляя бедрами, начала стаскивать с себя джемпер – медленно-медленно. И пока стаскивала, внимательно осматривала комнату – пыльно, неубрано, диван у стены завален барахлом, стол в углу комнаты заставлен бутылками и тязной посудой.

Стащив, наконец, джемпер, она соблазнительно изогнулась, во всей красе демонстрируя Рафику свою упругую грудь, но когда он протянул к ней руки, проворно ускользнула и отступила назад.

– Куда? – он двигался за ней, как завороженный.

Извиваясь, словно Саломея в танце, Зойка медленно двигалась к столу, пока не уперлась в него задом. Тогда она вскинула руки, положив их на плечи Рафику.

– Теперь я сама буду тебя раздевать, ты увидишь, как это приятно. Так, как со мной, тебе не будет приятно ни с одной женщиной, ты в жизни этого не забудешь! Закрой глаза!

Руки девушки ловко скользили по телу Рафика, освобождая его от одежды. Он покорно смежил веки, отдавшись во власть ее тонких пальчиков, а когда расстегнутые джинсы его упали на пол глухо, застонал:

– Скорее!

– Ага, сейчас, – быстрым умелым движением она сунула руку ему промеж ног и в момент сделала с ним такое, от чего он, коротко вскрикнув, согнулся пополам, почти теряя сознание от боли в паху.

Схватив стоявшую на столе бутылку, Зойка пару раз изо всех сил огрела своего незадачливого любовника по затылку, а когда он грохнулся на пол у самых ее ног, вдобавок еще перевернула стол, придавив сверху его скорчившееся тело. Потом натянула джемпер, надела куртку и, распахнув окно, выглянула наружу – до земли было довольно высоко. Зойку это не обескуражило – опыт в прыжках с высоты у нее уже имелся. Пока оглушенный и еще не отошедший от боли Рафик охал, ворочаясь под столом, девушка живо сгребла в охапку его одежду вместе с валявшимися на диване шмотками, выкинула все это в окно, перебралась через подоконник и комочком приземлилась на мягкое место прямо в середину кучки.

Обогнув дом, она со всех ног понеслась в сторону леса и уже спустя пять минут продиралась сквозь густой кустарник к берегу Дона. Мысли у Зойки, как всегда в минуту опасности, работали очень четко, и рассуждала она так: раньше, чем минут через десять, Рафик не очухается, а когда окончательно придет в себя, то вряд ли сразу станет звать на помощь – застыдится, что его одурачили, да еще оставили голышом. Потом ему, конечно, придется кого-то позвать или спуститься вниз, но какое-то время он будет искать свою одежду, и это даст ей минут пятнадцать-двадцать форы.

Вышло именно так – окончательно придя в себя и выбравшись из-под стола и грязной посуды, Рафик заметался в поисках своей одежды, но, поняв, наконец, что его здорово одурачили, пинком открыл дверь и в ярости выскочил на лестницу, прикрываясь рукой, как фиговым листом.

– Муса! – во весь голос завопил он. – Она сбежала! Эта сучка, эта б… сбежала!

Крик Рафика прервал назидательную речь, с которой его брат в это время обращался к Коле Тихомирову.

– Ты врешь, что не знаешь, – говорил Муса угрожающе спокойным тоном, – но не думай, что сможешь меня обмануть – Шалимова еще никто не мог обмануть. Снова спрашиваю: кто привозит тебе мясо? Почему ты не хочешь сказать? Если ты скажешь, тебя отпустят домой, но если будешь обманывать, будет плохо, очень плохо! Знаешь, как плохо может сделать Шалимов? Не знаешь, тебя ведь еще не били. Тебе еще не жгли живот горячим утюгом, – сказав это, он лизнул палец и дотронулся до включенного в сеть утюга, демонстрируя привязанному к стулу пленнику, как с шипением испаряется его слюна, – знаешь, как это больно? Не знаешь – пока не знаешь.

Действуя в соответствии с указанием Володина, Муса сначала рассчитывал быстро взять Тихомирова-младшего на испуг, но молчание парня уже начало его раздражать. Для чего, спрашивается, этому идиоту строить из себя великомученика и так стойко скрывать имя поставщика мяса? Партизан нашелся!

Смертельно бледный от ужаса, Коля неподвижно смотрел на шипевший утюг, чувствуя, что волосы его становятся дыбом. Сказать правду, разумеется, было невозможно, и он лихорадочно соображал, как бы получше соврать, но от страха в голову ничего толкового не лезло.

Появление Рафика нарушило эту мирную идиллию и помешало завершению вдохновенной тирады Шалимова. Подняв голову и увидев брата, стыдливо прикрывавшего интимное место, главарь бандитов выругался и вскочил на ноги.

– Как убежала?

– Прыгнула в окно. И одежду мою выкинула.

– А ты что в это время делал, хрен несчастный? Зачем ее выпустил? – сплюнув с досады, Муса решил, что отложить на время допрос будет даже полезней – пусть этот недоумок Тихомиров посидит связанный в подвале и подумает о том, что его вскоре ждет.

Рафику принесли его одежду, выброшенную Зойкой в окно, при свете фонарика на рыхлой от недавнего дождя тропинке обнаружили ее уходящие в лес следы.

– Никуда она не денется, сучка, – весело проговорил Сэм, – сейчас лес прочешем, даже до моста добежать не успеет.

Муса наморщил лоб, потом кивнул.

– Правильно. Мы пойдем от дома, а ты, Сэм, с ребятами гоните на тачке к мосту – перекроем ей дорогу. Лес здесь редкий, окружим и пойдем с фонарями – тут ей и спрятаться негде.

– А вдруг к берегу спустится? – спросил один из бандитов.

– Пусть спустится, все равно возьмем. По берегу здесь не пройти, а в Дон она не полезет – не лето.

Но Муса ошибся – продравшись к реке сквозь заросли кустарника, Зойка, не медля ни минуты, скинула сапоги и одежду, завернув все в куртку, крепко стянула узлом и решительно ступила в воду, поначалу показавшуюся ей ледяной. Дважды пыталась она окунуться и каждый раз с тихим визгом выскакивала обратно. Наконец набралась решимости, взяла в рот узел с одеждой, по горло вошла в воду и, резко оттолкнувшись от дна, поплыла, подхваченная быстрым течением.

Чтобы не окоченеть приходилось энергично двигать руками и ногами. Зажатая в зубах куртка мешала дышать и закрывала обзор, но Зойка успокаивала себя, что берег близко, и если схватит судорога, она сумеет до него доплыть.

«Зимой некоторые в проруби плавают, а сейчас только осень. И совсем не холодно!»

От мыслей ли этих или от быстрых движений, но спустя какое-то время ей показалось, что вода действительно не так уж холодна, однако затем тело начало медленно неметь.

«Чем дольше продержусь, тем дальше уйду от них. Но очень долго тоже нельзя, говорят, в холодной воде может сердце остановиться».

Увидев краем глаза насыпь приближающегося моста, Зойка решила, что пора выбираться, пока ее сердце не остановилось. Трясясь и стуча зубами, она натягивала на себя подмокшую от брызг одежду. Онемевшие пальцы двигались с трудом, голова кружилась, спазм сжимал горло, мешая воздуху проходить в легкие.

После моста берег стал более пологим, заросли кустарника поредели, и сквозь них параллельно Дону тянулась довольно широкая тропа, проложенная рыбачившими в этих местах окрестными жителями, а вела она прямиком к домику тети Клавы. Шатаясь, как пьяная, Зойка побрела по дорожке. Будить старушку она не стала – чмокнула в нос подбежавшего Пирата, влезла в дом через окно и забралась на широкую русскую печь.

Тетя Клава мирно посапывала на своей кровати, а Зойка, лежа на печи, мучительно размышляла о том, что делать дальше и как выручить приятелей. Мусу и его компанию она знала достаточно хорошо, поэтому, взвесив все «за» и «против», решила, что бандиты наверняка прикончат ребят, и уж хуже этого быть ничего не может. Поэтому выход оставался один – обратиться за помощью в милицию.

Проснувшись утром, тетя Клава, как обычно, направилась к печи и, наткнувшись на нежданную гостью, испуганно заахала. Узнав же Зойку, она ужаснулась еще больше – та лежала, разметавшись, лицо ее горело, с губ срывались непонятные слова.

– Заболела! Ах ты, господи, беда-то какая! Сейчас, сейчас, отварчику липового. В воду что ли упала – одежда вся мокрая.

Раздев девушку, она развесила ее вещи, чтобы просушить, заставила выпить отвару. К полудню температура у Зойки упала, она села и в недоумении огляделась.

– Я что, заболела что ли?

– Лежи, куда встаешь? Недавно вся горела.

Однако Зойка, полежав еще немного, поднялась и, невзирая на протесты старушки, начала одеваться. Развешенная над печью одежда уже просохла, но куртка и сапоги были еще совсем сырыми.

– Мне надо идти, тетя Клава, можете мне что-нибудь одолжить – на ноги и поверх? Я свои вещи потом заберу.

– Да ты только пропотела!

– А я больше двух часов никогда не болею – с утра температура, а днем уже бегаю.

Поворчав немного, старушка дала ей старый плащ-дождевик и большие резиновые сапоги.

– Занесешь потом, я в этом на огороде работаю. И куда тебя больную-то несет?

Но, возможно, это и вправду не было болезнью – просто молодой организм бурно отреагировал на чрезмерную нагрузку. Выйдя из дома тети Клавы, Зойка еще ощущала легкую слабость, но, доехав до отделения милиции, уже чувствовала себя превосходно.

Когда ее ввели в кабинет Корнилова, майор с трудом удержал улыбку – в свисавшем до пят дождевике и огромных сапогах Зойка с ее очаровательной мордашкой выглядела весьма живописно.

– Садитесь, Парамонова, – он постарался придать голосу должную строгость, – что скажете?

– Людей бандиты захватили, – торопливо застрекотала она, – поедем скорей, пожалуйста!

– Погодите, Парамонова, изложите все спокойно. Кто и кого захватил?

Его спокойствие вывело Зойку из себя, вскочив и топнув ногой, она закричала:

– Да они их убьют, пока тут излагать, я лучше покажу, где это! Спасать надо людей, а не разговаривать! Ваша милиция будет когда-нибудь нормально работать? Поехали!

Взгляд Корнилова стал ледяным.

– Успокойтесь, Парамонова, возьмите себя в руки и уясните для себя: пока вы мне подробно не изложите всех обстоятельств, никто вам помочь не сможет. Итак, с самого начала.

Вздохнув, Зойка опустилась обратно на стул, но едва она открыла рот, чтобы начать рассказ, как в кабинет буквально ворвался Авдиенко. Корнилов моментально поднялся.

– Товарищ подполковник, я…

– Почему не доложили, что здесь Парамонова? – подполковник повернулся к Зойке. – Где моя дочь? Где Доронин?

Девушка уставилась на него в полном недоумении – Коля сообщил ей, что Тине и Артему Доронину пришлось уехать в Москву без нее, но это случилось уже достаточно давно, и с какой стати ей знать, где сейчас находится дочь подполковника? Однако интуиция заставила ее промолчать, а Корнилов, воспользовавшись паузой, тут же встрял:

– Товарищ подполковник, я сейчас как раз в этой связи и допрашиваю Парамонову, она…

– Да, как же, допрашивает он! – плаксиво надув губы, перебила его озаренная вдохновением Зойка. – Я говорю, что Шалимов людей убивает, чтоб вам скорей ехать, а ему протокол надо!

– Кого убивает Шалимов?! – не своим голосом закричал подполковник.

– Да вашу же дочь и еще много других. Его бандиты нас всех вместе схватили и держали, я даже не помню, сколько нас держали, а вчера я сбежала. Если вы сейчас туда не поедете, их, может, уже ночью всех убьют! И вашу дочь тоже! Поедем, я вам покажу, где это!

Авдиенко побледнел, руки у него затряслись, он повернулся к майору.

– Выезжаем немедленно. Сколько человек в нашем распоряжении?

– В данный момент недостаточно, товарищ подполковник. Нужен час, как минимум, чтобы подготовить операцию, к тому же Парамонова еще толком не сообщила никаких подробностей и…

– Подкрепление вызовете по рации, а подробности она расскажет в машине. Собирайте всех, кто есть. Это приказ, майор! Я сам буду руководить операцией.

Корнилов понимал, что похищение дочери настолько выбило подполковника из колеи, что тот сейчас не только не в состоянии руководить операцией, но и вообще неспособен рассуждать здраво. Но что оставалось делать? Пришлось подчиниться приказу.

В машине, пока Корнилов разговаривал по рации, Зойка, используя все свое воображение, рассказывала Авдиенко о том, как люди Шалимова захватили их по дороге в аэропорт.

– Держали в подвале, наверное, месяц, я даже не знаю, какое сейчас число, – фантазировала она, все больше и больше вдохновляясь, – есть совсем чуть-чуть давали и сказали, что вашу дочь скоро убьют. Очень страшно убьют!

– Зачем? Чего они хотят?

Зойка на миг запнулась, но ее мысли тут же бешено завертелись, прокручивая сюжеты всех прочитанных детективов и просмотренных кинофильмов.

– Сказали, что должны вам за что-то отомстить.

– Ее насиловали? – сквозь зубы процедил Авдиенко.

– Ага, каждый день и по многу раз. Там один был – зверь! Вообще жутко как над ней издевался!

– Шалимов?

– Нет, другой… один там. Он по нормальному не может, так заставлял нас минет делать.

Корнилов смутился и стал усиленно смотреть в окно, чтобы окружающие не заметила краску на его лице, а один из милиционеров не удержался и откровенно фыркнул. Выкатив глаза, Авдиенко грозно на него прикрикнул:

– Отставить… твою мать! А ты, – он вновь повернулся к девушке, – покажешь мне эту сволочь!

– Ага, ладно. Нас вчера с ней, с дочерью вашей, вместе к нему привели, а я его стукнула вот сюда, – с видом наивной школьницы она бесстыдно указала пальцем, чуть не ткнув подполковника в пах, – и выпрыгнула в окно. Теперь он вашу дочь точно до смерти затрахает, если еще не затрахал, – внезапно ее глаза напряженно сощурились, взгляд уперся в дорогу. – Ой, вот здесь налево надо, а потом уже совсем чуть-чуть ехать.

Хоть и везли Зойку к Шалимову с завязанными глазами, но врожденное умение ориентироваться и чувство времени точно подсказали ей, где нужно свернуть.

– Даю ориентировку, – по рации сказал Корнилов и обратился к Авдиенко: – Товарищ подполковник, может, подождем здесь подкрепления? Они уже выехали.

Авдиенко лишь отмахнулся и рявкнул начавшему было притормаживать водителю:

– Поезжай… твою мать! Не бойся, майор, они как нас увидят, сами лапки поднимут. Шалимов трус, он с милицией драться не станет.

И это было правдой – Шалимов никогда не вступал в открытый конфликт с органами правопорядка. Еще до перестройки, промышляя мелким рэкетом на городском рынке, он избегал столкновений с патрульными милиционерами, хотя, если честно, те тоже не стремились иметь дело с «шалимовскими». «Ребятки» Мусы всегда носили при себе «финки» с кастетами и, к тому же, многие из них курили анашу – ею Шалимов, знавший, где можно оптом и дешево добыть эту «дурь», расплачивался с ними за работу.

В конце восьмидесятых, когда начали появляться кооперативные палатки, Муса постепенно сменил состав своей банды. Теперь на него работало много бывших «афганцев», и на вооружении у них были уже не кастеты, а настоящие «пушки». Кооператоры пытались доплачивать милиции за охрану, и милиционеры деньги брали с удовольствием, но существенной помощи не оказывали. Если случались столкновения, из которых кто-то из предпринимателей выходил с подбитым глазом или даже с переломанными костями, а товар оказывался безнадежно испорченным, то стражи порядка появлялись, конечно, на месте преступления, но лишь к шапочному разбору, свидетелей же происшествия вообще никогда не находили.

Когда в восемьдесят девятом Самсонов, разворачивая в городе свой бизнес, присматривался к ситуации, он решил, что Шалимову пора укоротить руки и ясно дал понять, что позволит ему работать только под своим контролем – даже станет платить за некоторые конкретные задания. Муса, почувствовав силу, особо рыпаться не стал и предпочел подчиниться. В конце концов, ему это даже пришлось по душе. Окончательно он осмелел и стал считать себя чуть ли не на одной ноге с МВД, когда пронюхал, что начальник городской милиции Авдиенко стал негласным партнером Самсонова и Володина по бизнесу. В случае с Тихомировым-младшим ему вообще незачем было опасаться – работа была поручена ему лично Володиным. Поэтому, когда Сэм доложил о появлении в лесу милицейской машины, Шалимов лишь равнодушно пожал плечами.

– Может, ищут кого-то. Нас не тронут.

– Могла девка навести, – злобно прошипел Рафик, но ему никто даже не ответил.

– Теперь ему везде девки будут мерещиться, – насмешливо заметил Муса, ни к кому не обращаясь и даже не глядя в сторону так опростоволосившегося накануне младшего брата. Тот вспыхнул от унижения и отвернулся.

– Муса, к нашей хате подъезжают, я из окна видел, – сбежав по лестнице, крикнул один из бандитов.

Шалимов обеспокоился – в его компании было три человека, которым встреча с милицией была полностью противопоказана. За разные дела в прошлом им светила «вышка» или «пожизненное», но они сумели вовремя скрыться. Остальные члены банды вполне могли устраивать разборки с драками, однако всерьез на «мокрое» дело» никто из них бы не пошел. Поэтому Муса решился взять под свое крыло отморозков и держать их под рукой на тот случай, если придется убрать кого-то с дороги «по-настоящему». Теперь, увидев появившееся на лицах этих троих напряженное выражение, он кивнул им и негромко приказал:

– Чуть что – из окна в лес.

– Меня менты не возьмут, – выразительно кладя руку на «пушку», проворчал Вован.

Этот широкоплечий низенький мужчина два года назад, пытаясь ограбить банк в Душанбе, расстрелял трех инкассаторов и семерых случайных прохожих. С тех пор он отрастил бороду и основательно обрюзг, но в свое время его объявили во всесоюзный розыск, разослав фотографию по всем отделениям милиции союзных республик.

Шалимов занервничал – Вован мог сорваться и начать стрельбу, а это сейчас было совершенно ни к чему. Однако Сэм, увидев, остановившуюся у самого крыльца «волгу», всех успокоил:

– Все нормально, пацаны, была б облава, «черный ворон» бы пригнали и ментов с полсотни. А так их штук пять и на «волге» – объезд территории делают. Вован, чапай с ребятами на антресоли и замрите там – вдруг менты в дом захотят зайти.

Шалимов тоже расслабился, решив, что напарник прав, – милиция в плановом порядке иногда объезжала дачный поселок. Велев распахнуть дверь, чтобы продемонстрировать этим жестом доброй воли свою лояльность власти, он спустился с крыльца навстречу торопливо выбиравшимся из машины милиционерам, за ним следовали Рафик и еще пятеро из банды.

– Здравия желаю, товарищ начальник, – тон Мусы был почтителен, хотя и слегка игрив, – а мы тут с ребятами решили из города на природу податься, немного свежим воздухом подышать, но у нас все в ажуре – лесной массив не портим, костры не жжем.

– Где они, где моя дочь?! – грудью напирая на главаря бандитов, прорычал Авдиенко, багровый от пережитых за последние часы треволнений. – Веди туда, где ты их прячешь!

Муса немного растерялся и слегка попятился – его испугал дикий взгляд подполковника, а смысл предъявленного обвинения как-то не сразу дошел до сознания.

– О чем вы, товарищ подполковник? – с искренним недоумением в голосе и выражением оскорбленной невинности на лице он развел руками. – Я никого не прячу, поклясться могу. Хотите – зайдите в дом. Прикажу стол накрыть, дорогими гостями будете.

Зойка, которой велели оставаться в машине, ужаснулась – вдруг подполковник раньше времени выяснит, что его одурачили, и никакой дочери здесь нет? Дитя улицы, она прекрасно разбиралась в отношениях, сложившихся между криминалом и органами правопорядка. Узнав правду, милиционеры вполне могли просто-напросто развернуться и уехать – зачем им нарушать нейтралитет с бандитами и соваться в их логово из-за двух никому не известных парней?

– Вот этот вот! – высунувшись из окошка, девушка протянула руку в сторону Рафика, наставив на него указательный палец. – Товарищ милиционер вы сказали, чтоб показать! Этот тот самый педик! У него не стоит, так он минет заставляет делать!

Увидев Зойку и услышав ее слова, Рафик позеленел – мало того, что по ее милости ему пришлось наглотаться позору, так теперь еще… От ярости в голове у него помутилось, перед глазами запестрели, завертелись разноцветные круги.

– Шалава! – выхватив пистолет, он пальнул в сторону высунувшейся из машины хорошенькой мордашки.

Однако гнев не дал ему толком прицелиться – пуля, предназначенная Зойке, прошила сердце Корнилова, застряв в его груди. Медленно и беззвучно майор осел на землю, а девушка, нырнув обратно, буквально вывалилась из машины в противоположную дверь и юркнула под нее с проворством ящерицы – всегдашняя интуиция подсказала ей, что здесь надежней всего можно будет укрыться, если поднимется пальба.

Возможно, именно это спасло ей жизнь – мгновенно среагировав, Авдиенко ответил на выстрел Рафика, и тот рухнул навзничь с пробитой головой.

– Руки вверх! – гаркнул подполковник, поворачиваясь к остальным бандитам. – Всем стоять, не шевелиться!

Они поспешно подняли руки – все, кроме Мусы. Смерть брата привела его в бешенство, оскалившись, он зарычал:

– Собака! – и послал подполковнику пулю в живот, даже не вытащив пистолет – прямо из кармана.

Увидев в окно, что возле дома идет перестрелка, начали прицельно палить засевшие на антресолях Вован с приятелями. Троих милиционеров положили в считанные минуты, лишь один из них успел сделать никого не задевший выстрел. Истекавший кровью Авдиенко, попытался было поднять пистолет, но Муса еще одним выстрелом раздробил ему голову, и только после этого, немного придя в себя, начал осознавать, что произошло.

Когда пальба стихла, все остававшиеся в доме бандиты высыпали во двор и окружили распростертые на земле тела. На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая лишь верещанием лежавшей в милицейской машине рации:

«Товарищ майор, мы сбились с дороги, повторите, как проехать! Товарищ майор, повторите, как проехать к дому».

– Я ухожу, Муса – угрюмо проговорил Сэм, – ты замочил мента, нам с тобой теперь в разные стороны.

Повернувшись, он торопливо скрылся в лесу, и его примеру последовали остальные, лишь Вован остался рядом с главарем.

– Мне бабки нужны, чтобы на дно залечь, – нагло ухмыляясь, сказал он, – ты мне еще не все отдал.

– Отдам, – буркнул Муса, – помоги брата занести в машину.

– Хочешь на тачке ехать? – поразился Вован. – Да тебя на первом же посту накроют!

– Не твое дело, не хочешь со мной – довезу до перекрестка и высажу.

Вдвоем они торопливо втащили тело Рафика в стоявший за домом «жигуленок» и умчались прочь. Когда осела поднятая ими пыль, Зойка выбралась из-под милицейской машины, нерешительно повертела в руках продолжавшую кричать рацию, потом со вздохом положила ее на место и поплелась к дому. У крыльца ее затрясло от ужаса при виде распластанных на земле тел, захотелось все бросить и мчаться, куда глаза глядят, но нужно было найти и освободить друзей.

Подвал она отыскала быстро, дольше провозилась, пытаясь отодвинуть тяжелый дверной засов. Приотворив наконец дверь, просунула голову в щель и робко позвала:

– Коля, Вася!

Замирая от страха, девушка ждала – вполне могло оказаться, что бандиты успели прикончить ребят – и чуть не подпрыгнула от радости, когда откуда-то из темноты слабо простонали:

– Зойка.

– Это же Зойка, – удивленно откликнулся другой голос.

Зубами и ногтями ей удалось распутать веревки. Пока приятели приходили в себя, разгоняя кровь по онемевшим членам, она торопливым шепотом рассказывала им обо всем, что с ней произошло.

– Там рация работает, но я не знала, куда нажать, чтобы ответить – вдруг вообще выключу. Менты в лесу заблудились, не могут сюда доехать.

– С ума сошла? – с трудом поднявшись на ноги, сердито проговорил Коля. – Зачем тебе сюда ментов вызывать? Нам самим от них драпать надо.

– Так, Коленька, мы же не причем, чего нам драпать? Столько народу бандиты положили, сейчас про твою бабку никто и не вспомнит.

– Не болтай!

Прихрамывая на обе ноги, Коля двинулся к выходу. Вася, который дольше приятеля пролежал связанным, ковылял следом с преогромным трудом. Однако движение помогло обоим быстрее восстановить кровообращение, спустившись с крыльца, они уже шагали почти нормально. Возле тела молоденького милиционера Зойка остановилась и всхлипнула – его лицо показалось ей совсем мальчишеским.

– Жалко как! – горько сказала она.

– Хватит! – оборвал ее Коля и оглянулся на приятеля. – Надо оружие у них забрать – пригодится.

– У них же оружие табельное – будут искать.

– Ну и что? Подумают, бандиты забрали.

– Да нас с этими «стволами» на первом же углу загребут! – возмутился Вася.

– С какой радости, кто знает, что у меня в сумке? Прикроем все сверху тряпками, – он наклонился над мертвым милиционером и высвободил из его рук оружие.

– Ой, не надо, Коленька! – в ужасе взвизгнула Зойка.

– Не вопи, «стволы» нам пригодятся – в Москве на рынке их можно за баксы толкнуть.

Вася хмыкнул и покрутил головой.

– Ну, дела, ты уже в Москву собрался? С корабля на бал? Прямо с оружием?

Коля с задумчивым видом вертел в руках пистолет.

– Сейчас отнесем все Лешке на квартиру, – сказал он, – там переоденемся, вымоемся, а утром на поезд и в столицу – сдадим там в камеру хранения. Все деньги, Васек!

Подумав, Вася согласился.

– Ладно. Зоинька, сбегай, найди какую-нибудь сумку.

В большой баул, брошенный в доме кем-то из бандитов, они уложили оружие, мертвых милиционеров. Потом все трое торопливо зашагали прочь от места трагедии, а рация в милицейской машине продолжала твердить им вслед:

«Товарищ майор, мы никак не можем выйти на место! Товарищ майор, ответьте, что случилось?»

Лишь к полуночи две милицейские машины подъехали к брошенному дому. Четверть часа спустя о случившемся сообщили в Воронеж, и вся областная милиция была поднята по тревоге, чтобы перекрыть бандитам дорогу.

Троица друзей к этому времени уже пришла в себя на квартире у Алексея. Бесцеремонно перерыв гардероб брата, Коля нашел чистую одежду для себя и друга. Зойка, приняв душ, постирала свой спортивный костюм и развесила на батарее.

– Я уже никуда не хочу ехать, зачем? – хмуро сказала она. – Я устала, а менты сейчас бандитов будут искать, им не до тебя и бабки Агаши.

– Дура ты дура! – резко оборвал ее Коля. – Тебя в первую очередь и будут искать – кто их главного мента привел к бандитам? Ты!

– Так я же откуда знала! Он сам стал кричать, что я с его дочерью, а я…

– Правильно, а где его дочь? Где твой законный муж? Вот они где, – он выразительно провел рукой по своему горлу.

– Как?! – глаза Зойки расширились от ужаса. – Ты же говорил, что они уехали…

– Уехали, как же! Ты сама просила тебя от них избавить, мы пошли тебе навстречу.

– Вы их… убили?!

– А как еще было от них избавиться? Никак! А кто их к нам привел? Опять же ты.

– Хватит, Коляша! – в тревоге вмешался Вася, обнимая девушку за плечи. – Успокойся Зоинька, ни о чем не думай.

– Вы все врете! – оттолкнув его, закричала Зойка. – Этот охранник… Миша… он же здоровый, как вы с ним справились? И потом, ты же его знал, он же твой знакомый!

– Не вопи, раз говорю, значит, справились. Почему иначе подполковник поверил, что ты с его дочкой? Так что, милая, тебе по всем статьям тюрьма светит, если ты не уберешься отсюда подальше. Поняла или нет?

Зойка опустила голову, в мыслях у нее царил полный сумбур, на душе было тошно.

– Поняла, – с трудом выговорила она.

– Попробуем достать баксы – пойдешь к своему питерскому деятелю и скажешь…

– Она к нему не пойдет и ничего ему не скажет! – Вася сказал это, как отрезал. – Надо иначе у него выманить «зелень».

Коля взглянул на искаженное лицо приятеля и тут же пошел на попятный.

– Ладно, хорошо – давай, ограбим его квартиру, – кротко ответил он. – Ты когда-нибудь грабил квартиры, Васек, есть у тебя опыт?

– Да хоть лучше и ограбим, а к нему она не пойдет! – злобно прошипел тот.

– Хорошо, решили – грабим. Где он живет, Зоя, ты не забыла?

– Я… – девушка испуганно дернулась, – я помню, как идти. И визитка у меня была с адресом – я прочитала и запомнила.

– Тогда с утра на поезд – московский в девять двадцать отходит, я как-то Лешку провожал, знаю.

– Мне домой надо свои шмотки взять, я так не поеду – в резиновых сапогах.

– Сходи прямо сейчас и возьми.

– Сейчас нельзя, с утра до поезда схожу – папашке с мамашкой к семи на завод, Ксюшка в без пятнадцати восемь в школу уходит.

Однако в восемь утра Ксюша оказалась дома – Зойка забыла, что уже наступил ноябрь, и у сестренки начались осенние каникулы. В свободное от школы время девочка любила поваляться в постели подольше, хотя после восьми сон уже не шел. Звук поворачивавшегося в замочной скважине ключа заставил ее выскочить из постели и накинуть халатик.

– Зойка! А я думала, воры лезут, а это ты.

С минуту они смотрели друг на друга, потом Ксюша кинулась сестре на шею. Зойка ласково прижала ее к себе, чмокнула в нос.

– Ксюшка, глупыша ты моя, чего ревешь?

– Я… мы думали… мама сказала, – девочка всхлипнула, – она сказала, что тебя, наверное, убили!

Зойка ухмыльнулась, представив себе, какой злобной радостью светилось лицо матери, произносившей эти слова.

– А я живая – не заметно? – она вдруг спохватилась: – Только не говори им, что я приходила, поняла? Никому не говори!

– Не скажу, – Ксюша послушно кивнула и шмыгнула носом, – а где ты была?

– Я только шмотки свои из шкафа возьму, – не отвечая на вопрос сестры, говорила Зойка, направляясь к себе в комнату, – а эти сапоги и куртку оставлю – ты сегодня или завтра их тете Клаве отнеси, которая в деревянном доме у Дона живет. Я тебя к ней водила, у нее еще собака Пират, помнишь? Только одна не ходи, с девчонками из класса договорись.

– Ладно, отнесу. Ой, мамочки, какая куртка смешная, ты ее с пугала сняла? А ты когда опять приедешь?

– Не знаю, может, и никогда. Дай я тебя еще раз поцелую – на всякий пожарный.