Когда я открыл глаза, то, прежде всего, увидел Зину, сидящую на стуле возле моей постели. Лежал я не у себя дома, а в какой-то безликой удлиненной комнате, освещенной тусклым дневным светом.

— Хэнк, дорогой! Слава Богу, очнулся! Как твое самочувствие? У тебя ничего не болит? — склонившись ко мне, произнесла Зина, поцеловала меня в лоб и стерла согнутым пальцем бегущую по ее щеке слезинку. Она была бледной и осунувшейся, под глазами пролегали темные круги.

— Нормально я себя чувствую, — ответил я, едва ворочая языком. — Но попить бы — в горле все пересохло.

Придерживая ладонью мою голову за затылок, она попоила меня из стакана водой. Потом, всхлипывая, заговорила:

— Хэнк, ты заболел, но не очень опасно. Врач сказал, что у тебя от переутомления произошел нервный срыв. Помнишь, в последнее время ты часто жаловался на головные боли? Ну, и вот… Ничего, полежишь немного, отдохнешь, подлечишься и будешь в полном порядке. Я так переживала за тебя все эти дни. Но особенно в субботу, когда ты не вернулся с работы. Вместо этого взял и зачем-то забрался в центральное бомбоубежище. Спрашивается, чего ты там потерял?

— Были дела.

— Угу, дела. Я всю ночь не спала, столько людей перебудила — на ноги их поставила, — пожаловалась Зина.

— Где я?

— В специальной лечебнице. Между прочим, в нее не каждого еще кладут. Тебя помог устроить сюда Артур, твой товарищ, вы раньше вместе с ним работали. Изумительный человек, заботливый, внимательный, занимает высокий пост. Он обещал навестить тебя сегодня. Твой напарник Лаэрт тоже хотел придти, но я попросила, чтобы он пришел попозже. Ну, его, он со странностями.

— Ясно, — пробормотал я и попытался встать с постели. Но мое тело оказалось удивительно вялым и немощным, и мне удалось лишь чуть приподняться на локтях.

— Что ты, Хэнк! Тебе нельзя ходить, надо два-три дня полежать, — обеспокоено проговорила Зина. — Мне объяснили: тебе дали сильнодействующее лекарство, вызывающее общую слабость. Полежишь несколько дней, и она исчезнет.

— Зачем мне дали это лекарство? — буркнул я.

— Врачам виднее.

— Как дети?

— Хорошо. Скучают без тебя, спрашивают, когда ты выздоровеешь? Просили передать тебе привет. Я оставила их у соседей — такие отзывчивые оказались люди. В следующий раз я обязательно приведу с собой детей. Да, принесла тебе кое-что из нашего парника — поешь, натуральные продукты. Вот сок, овощи.

— Зина, как у вас деньгами? — поинтересовался я. — Помнишь, у нас было отложено на ремонт крыши? Ты давай трать эти деньги, потом мы опять накопим.

— Да нет, обойдемся как-нибудь. Кстати, вчера звонил твой генеральный управляющий и сказал, что тебе причитается премия. Я должна подъехать за ней в вашу контору.

— Замечательно. Я полагал, что они не раскошелятся — зажмут, как обычно, премию. Скатайся, конечно, возьми, а то вдруг передумают.

— Обещали дать еще то ли знак, то ли значок. Называется «Почетный крысолов».

— Что ж, его-то мне как раз и не хватало, — выдавив улыбку, заметил я. — Слушай, Зина, как там с тем неандертальцем из фильма? Выбрался он из той передряги?

— С неандертальцем из телевизионного сериала, да? Выбрался, конечно, разделался с пещерным медведем, но немного позже погиб от несчастного случая. Ему на голову упал камень, размозжил беднягу на месте. Жалко, что ты не смотрел — неплохая была серия. Теперь идет продолжение сериала про его сына.

— Вот так! Но ничего, покажут еще двадцать раз.

— Тут у вас, в лечебнице, большие строгости, — виновато произнесла она. — Стало быть, меня просили, чтобы я долго не задерживалась у тебя, а то бы рассказала подробно содержание всех последних серий. Некоторые были интересные. — Зина, а какой сегодня день недели?

— Понедельник.

Опять понедельник! Именно с него и начались все мои злоключения! Впрочем, что с того? Недели без понедельника не бывает.

— Мне пора. Завтра утром я снова приду, поговорю о тебе с твоим врачом. Ни о чем не беспокойся и скорее поправляйся, — сказала Зина, чмокнула меня в щеку и вышла из палаты.

Спустя примерно час мое бездумное изучение трещин на потолке прервало появление молодой неповоротливой медсестры с лукавым лицом и в несвежем коротком халатике. В дверь палаты она протиснулась задом, волоча за собой громыхающую каталку, заваленную разнообразной посудой.

— Меня зовут Электра, — представилась она.

— Хэнк, — назвался я.

— Знаю, что Хэнк, написано в истории твоей болезни. Выглядишь ты гораздо лучше, чем вчера. Ожил. Поэтому сразу предупреждаю, что не надо меня щипать за мягкие места — я не люблю, когда этим занимаются недавние покойники.

— Понимаю, простительная слабость.

— Я о том же. Привезла тебе обед, вкусный. Но он остыл слегка по дороге. Проголодался, небось? Сам поешь или тебя покормить?

— Сам, сам — поторопился я с ответом. Я видел, как небрежно Электра швыряла тарелки и стаканы с каталки на тумбочку возле моей постели, и резонно рассудил: если она возьмется меня кормить, то на мне не останется сухого места.

— Вот и хорошо.

— Кстати, я вовсе не собирался вас щипать.

— Откуда я знала, собирался ты или не собирался. Но лучше всегда заранее предупредить, — заметила она. — Когда поешь, выпей эти розовые таблетки, две штуки. Видишь, лежат рядом с тобой на тумбочке? И измерь температуру. Держи градусник, но, смотри, не кокни его у меня. Градусников на вас не напасешься.

— Я его не кокну.

— А это что жена у тебя была?

— Жена.

— М-да, — задумчиво произнесла она, почесав под носом. — После к тебе придет доктор. Подниматься тебе нельзя. Удобства под кроватью. Понадоблюсь — вызови.

— Где расписаться?

— Чего? — переспросила Электра, замедлив свое продвижение с громыхающей каталкой к двери.

— Ну, за еду, лекарства. За удобства под кроватью.

— Чего?! Чего?! — вскинула белесые брови и выпятила вперед нижнюю челюсть медсестра. — Ты считаешь, что я тебя надуваю? Подсовываю старое дырявое судно? Таблетками твоими налево торгую? Суп твой на ходу отхлебываю? — возмутилась она до глубины души. — За мной такого никогда не водилось!

— Нет, Электра, расписаться — просто для соблюдения отчетности, — объяснил я.

Она помолчала, пожевала губу, вероятно, соображая, о чем я веду речь, и раздраженно фыркнула:

— Потом. Потом за все распишешься и расплатишься.

Я вздохнул, в моем положении с больничным персоналом следовало поддерживать добрые отношения. Не проблема — значит, буду их поддерживать. Электра, очевидно, была тронута на почве неотразимости собственной внешности, и придется всячески ее расхваливать, отпускать комплименты, чтобы она прониклась ко мне расположением.

Едва из палаты вышла медсестра, как в нее бодрым шагом вошел Артур.

— Привет, старина!

— Привет, привет, — отозвался я.

— Целая проблема выкроить свободное время, чтобы навестить друга, — посетовал он, устраиваясь на стуле возле моей постели. — Как сам? Вид у тебя почти цветущий. Рад, что дело идет на поправку. О своих близких не волнуйся. Обещаю, что мы о них позаботимся.

— Спасибо.

— Но, признаться, задал ты нам хлопот. Я даже не ожидал от тебя подобной прыти. Расшвырял наших институтских лаборантов, а они ребята крепкие. Меня, к слову, тоже двинул там, в вестибюле, по физиономии, но я тебя прощаю. А на своей машинке вытворял настоящие чудеса. Просто странно, как ты на ней не перевернулся? А потом куда спрятался? Надо же додуматься, — усмехнулся он. — Впрочем, при твоем заболевании некоторые также совершают безумные поступки.

— Артур, ты хочешь убедить меня в том, что я на самом деле болен? — спросил я.

Он неторопливо разгладил на плечах белый халат и грустно покачал головой.

— Я тебе не верю.

— Напрасно, Хэнк. Тогда, скажи, как прикажешь расценивать твои последние поступки? Они же не поддаются никакому здравому объяснению. Но ты здесь, увы, не исключение. Хотя чему удивляться? От того, что нас окружает, появляется желание выть от тоски. Я тоже часто бываю на грани нервного срыва. Поэтому сам бы с удовольствием полежал в лечебнице и пофлиртовал с медсестрами. Клянусь, с тобой произошла самая обычная история — ничего страшного. Требуется одно — подлечиться, — старательно втолковывал он мне.

— Возможно. Но я же помню, о чем мы говорили в твоем кабинете. Помню, как ты согласился с моими доводами, уточнив только отдельные детали, — возразил я.

— Не спорю — да, я соглашался и уточнял отдельные детали. Но как бы ты сам повел себя на моем месте? Я ведь понимал, что разговариваю с больным человеком и ему нельзя противоречить — с ним можно лишь соглашаться. Ты был в крайне возбужденном состоянии. На тебя сильно подействовала та совершенно дикая история с ветеранской семейкой Ванов. Впрочем, она бы на любого подействовала. Но теперь ты в лечебнице, под надежным врачебным присмотром, и я могу говорить с тобой откровенно.

— Артур, пожалуйста, не превращай меня в круглого идиота. Это не по-товарищески. Неужели весь наш тот разговор был одной твоей лживой игрой? Хорошо, пускай, по твоему мнению, я болен, но хоть доля истины в наших словах тогда прозвучала?

— Упрямый ты, Хэнк. Ладно, доля истины прозвучала, но не более того. Естественно, что после всемирной катастрофы с людьми произошли некоторые изменения. В том числе, в физиологическом плане. Да, изменения есть, но не такие крупные, как нарисовала твоя буйная фантазия, — сказал Артур и сделал многозначительную паузу.

— Между нами, строго под секретом, — продолжал он. — Мы, сотрудники института, даже стараемся преувеличить масштабы идущего процесса, чтобы нагнать страха на нашу власть. Крысиный синдром, комиссия по сбору семейных архивов — это все наши выдумки. Спросишь: зачем? Да для того, чтобы повысить собственную значимость и получить дополнительные ассигнования. Сам понимаешь, мы умные, образованные люди и не желаем прозябать в нищете.

Я поморщился от ломоты в своем теле и подложил удобнее себе под голову тощую подушку. Что ж, сказанное Артуром вроде бы походило на правду. Каждая служба округа действовала точно так же — любыми способами повышала собственную значимость, стараясь получить лишние средства.

— Где Кларисса? — спросил я.

— Она в добром здравии. Но ей, кстати, тоже не мешает, как следует подлечиться.

— А где Егор?

— Кто это?

— Наш практикант, которого покусали Ваны.

— Ах, этот! — вспомнил Артур. — С ним все в порядке, только ему требуется немного побыть под наблюдением врачей. Они оба здесь, в «Подземных садах».

— В «Подземных садах»?

— Ну да. Ты разве не знал? Эта лечебница называется «Подземные сады». Где-то там, под нами, располагается прекрасное парниковое хозяйство. Но сейчас его запустили — не хватает денег на содержание. Знакомая история.

— Вот и сбылась моя мечта — я попал в «Подземные сады», — пробормотал я.

— Можно сказать, и так.

— Ты уколол меня тогда в доме Клариссы одноразовым шприцем?

— Каким же еще? Одноразовым шприцем, одноразовым, из довоенных запасов. Не тревожься, инфекцию ты не подцепишь, — успокоил он меня. — Хэнк, так улеглись твои опасения по поводу превращения людей крысоподобных существ? Надеюсь, что теперь ты больше не будешь распространять вредные слухи среди мирных обывателей?

— Хорошо, не буду, если тебе они не нравятся, — ответил я и зевнул. То ли от его разговоров, то ли от розовых таблеток мне нестерпимо захотелось спать. Действительно, жизнь налаживалась, и не стоило напрасно волноваться.

Артур поднялся, одернул пиджак под халатом и одобрительно заметил:

— Ну и отлично, Хэнк. Эта лечебница как раз по профилю твоего заболевания. Здесь замечательные врачи, обаятельные медсестры, ты целиком полагайся на них и поправишься в самые ближайшие дни. Со своей стороны я замолвлю перед ними за тебя словечко.

Уже на пороге Артур обернулся и широко улыбнулся, обнажив два непомерно длинных блестящих резца.